Сосредоточить весь свѣтъ науки на одной великой идеѣ всеобщей освѣтить ее въ ея дѣйствительномъ видѣ; выяснить ея необъятную распространенность и показать, что она составляетъ таинственную цѣль, вокругъ которой вращается все зданiе вселенной — по нашему мнѣнию, это задача, разрѣшенiе которой представляется очень важнымъ для нашей эпохи. Человѣкъ, рѣшiвшiйся затронуть подобный вопросъ, становится въ виду грозной цѣли. Выдвинуть за предѣлы видимаго мiра область органической жизни расторгнуть завѣсу, скрывавшую отъ насъ царство жизни въ другихъ мiрахъ и позволить мысли пронестись въ ея лучезарномъ ореолѣ, надъ разлитою до безконечности жизнью — таковы основныя положенiя, входившiя въ составъ нашего плана. Не наше дѣло разсуждать, въ какой мѣрѣ достигнута цѣль эта — скажемъ только, что она стоитъ не внѣ тѣхъ предѣловъ, предъ которыми останавливаются силы науки.
Главное: не слѣдуетъ смешивать настоящее произведенiе натуральной философiи съ стремленiями воображенiя. Ничего не можетъ быть болѣе несходственнаго между собою и болѣе противоположнаго и крайне неблагоразумно было-бы присваивать себѣ право населять планеты и помещать на нихъ тѣ или другiя существа въ силу того, что обитаемость мiровъ разумными тварями доказывается философiею наукъ.
Разъ навсегда определенно выскажемся на счетъ этого.
Человѣкъ, во время пребывания своего на землѣ почерпаетъ на этой планете зародыши или, по меньшей мѣрѣ форму своихъ дѣйствительныхъ познанiй, сущность своихъ идей, основу своихъ представленiй, элементы могущества своего воображенiя, но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ является вполнѣ несостоятельнымъ создать что-либо новое, стоящее внѣ круга его понятiй. Онъ не въ состоянiи ни отрѣшиться отъ земныхъ представленiй, ни почерпнуть въ неизвѣстномъ основы для своихъ силъ. Все что ни создалъ-бы онъ, увлекаемый задоромъ самаго отважнаго воображенiя, всегда будетъ отзываться чисто-земнымъ происхожденьемъ. Но если-бы, давъ волю своему ретивому скакуну, это необузданное воображенiе ринулось въ область неизмѣримаго, гоняясь за новыми существами, то вскорѣ мы увидѣли-бы его погруженнымъ въ хаосъ и производящимъ одни лишь химерическiе уродства, далеко неоправдываемыя наукою. Эта роковая слабость духа человѣческаго, усиливаясь относительно, делается чрезвычайно безплодною вследствiе всеобщаго стремленiя природы къ разнообразiю. Кажется, что природа поставила себе закономъ — никогда не производить двухъ вполнѣ тождественныхъ существъ, словно рѣшилась она вѣчно держать подъятымъ знамя своихъ неисчерпаемыхъ богатствъ и своего безконечнаго могущества.
Но не обязанъ-ли представитель или защитникъ извѣстнаго дѣла поддерживать последнее въ его чистотѣ и предохранять его отъ нападокъ людей, находящихся въ заблужденiи или увлекающихся? Не на немъ-ли лежитъ обязанность устранять препятствiя, удалять недоуменiя и преграждать доступъ ложному свѣту, который могъ-бы воспрепятствовать полному блеску излюбленной красоты?
„Критическому обзору теорiй научныхъ и вымышленныхъ, древнихъ и новѣйшихъ, относительно обитателей свѣтилъ небесныхъ и предназначено достигнуть цели этой.
Воздавая справедливость плодотворным силам воображения, выставляя на видъ его могущество посредствомъ занимательнаго исзлѣдованiя мiровъ, исшедшихъ изъ духа человѣческаго, обзоръ этотъ вмѣстѣ съ тѣмъ обнаружитъ дѣйствительную слабость воображения сравнительно съ произведенiями природы. Системы, созданныя людьми въ неизвѣданныхъ пространствахъ неба, составляютъ чрезвычайно занимательный предметъ изученiя а зрѣлище творенiй, формулированныхъ словомъ человѣческимъ, обильно назиданiями и ощущенiями всякаго рода. Во всѣхъ возрастахъ человѣчества, окрыленная мысль человѣческая устремлялась въ небо. Когда-же, выступая изъ предѣловъ духовныхъ стремленiй, она заявляла притязанiя создавать физическiя формы, то порождала она одни лишь причудливые признаки, причемъ послѣднiе представлялись или символическими образами и измѣненнымъ, если не искаженнымъ воспроизведенiемъ существующихъ въ природѣ тварей, или, по мѣрѣ приписываемаго себѣ воображенiемъ могущества, являлись они болѣе или менѣе чудовищными.
Прежде историческаго обзора, содержащаго въ большомъ количествѣ мiровъ воображаемыхъ очень мало мiровъ дѣйствительныхъ, мы намѣреваемся представить научное описанiе изслѣдованныхъ уже свѣтилъ, описанiе на столько пространное, на сколько дозволяется это астрономическими открытiями и затѣмъ уже опредѣлимъ: въ какомъ видѣ представляется вселенная наблюдателю, находящемуся на каждой изъ изучаемыхъ сферъ. Описанiе это будетъ пополнено общими соображенiями, непосредственно касающимися условiй обитаемости тѣлъ небесныхъ, напримѣръ: вопросомъ о типѣ человѣческомъ и разнообразiи формъ, о нѣкоторыхъ поразительныхъ дѣйствияхъ силъ природы, о началѣ и концѣ мiровъ и проч. Изследования эти покажутъ, сколько различныхъ условий должно принять въ соображение при серьезной попыткѣ опредѣлить только возможное въ области внѣ — земной природы — о достижении предѣловъ вѣроятнаго мы уже и не говоримъ — войдутъ въ составъ первой части «Астрономическаго путешествiя въ пространствахъ небесныхъ.»
Независимо отъ этого двоякаго характера, намъ кажется, что соображенiя, не менѣе достойныя вниманiя, связаны для человѣчества съ непреложнѣйшею изъ исторiй. Въ самомъ дѣлѣ, передъ нами разовьется полная исторiя идеи множественности мiровъ, начиная съ первобытныхъ временъ, когда младенчествующее человечество подъ солнцемъ Востока взирало на мистическiя формы натурализма — затѣмъ, подвигаясь впередъ среди превратностей временъ, среди могущества и паденiя народовъ, успѣховъ и упадка наукъ, разсказъ нашъ вступитъ въ вѣка, въ страданiяхъ родившiе нашу цивилизацiю и, наконецъ, достигнетъ настоящей эпохи, когда изъ рукъ генiя наука приняла скипетръ всемiрнаго владычества.
Движенiя духа человѣческаго столь же ясно отпечатлѣваются на разслѣдованiяхъ этой частной идеи, какъ и на всеобщей исторiи народовъ и государствъ. Порою случается при этомъ, что нѣкоторый идеи, которыми тщеславится наша эпоха, всплывая на поверхность океана вѣковъ, являются намъ отмѣченными знаменiемъ почтенной древности, такъ что подъ нашимъ критическимъ анализомъ не мало проходитъ старыхъ новостей, не вводя однакожъ насъ въ заблужденiе на счетъ своихъ метрическихъ свидѣтельствъ.
Итакъ, представивъ зданiе во всемъ его составѣ, мы положили изслѣдовать исподоволь его части, подобно зодчему, который вслѣдъ за геометрическимъ планомъ зданiя, составляетъ чертежъ скульптурныхъ работъ и украшенiй фасада, равно какъ и деталей внутренней отдѣлки. Если толчекъ, сообщенный человѣкомъ извѣстной идѣе изъ сферы философiи, возбуждаетъ въ умахъ нѣкоторое движенiе и вызываетъ вокругъ его произведенiя различныя манифестацiи, то необходимо, чтобы человѣкъ этотъ видѣлъ общность всего, относящегося къ его предмету и представлялъ подобнаго рода приложенiя въ ихъ относительномъ значенiи съ основною мыслью.
Не сказать-ли послѣднее слово на счетъ формы настоящаго сочиненiя? Форма его не столь серьезна, какъ форма предшествовавшаго труда: намъ казалось, что одна и та же одежда не всѣмъ подъ стать и что внѣшнiй видъ каждаго долженъ соотвѣтствовать его внутреннему характеру. Дѣло сегодняшняго дня не столь нарядно, какъ вчерашнее; завтрашнее, быть можетъ, покроется траурной фатою... Не обязаны-ли мы представлять дщерей нашего духа въ ихъ дѣйствительномъ видѣ и лучше-ли будетъ, если мы станемъ рядить ихъ по собственному нашему желанiю, не сообразуясь съ ихъ вкусомъ? Такъ какъ нѣкоторые писатели заявили, что мы имеемъ «iерофанта и великаго жреца», то очень мы счастливы возможностью разубѣдить ихъ въ этомъ въ настоящемъ случаѣ. Мы не представляемъ другихъ доказательствъ, въ которыхъ нѣтъ однакожъ недостатка, въ надеждѣ, что самая форма настоящей книги покажетъ, какъ мы далеки отъ притязанiй на первосвященническую власть.