Космическая ловушка

Начала полет новая станция - «Салют-6». Ее создание было крупным шагом вперед. Станция была рассчитана на многолетнее пребывание на орбите и на большой объем исследовательских работ. На ней впервые были установлены два стыковочных узла, так что она могла быть состыкована с двумя кораблями одновременно. Двигательная установка позволяла производить дозаправку топливом в ходе полета. Чтобы пополнять запасы станции топливом, расходуемыми материалами и доставлять на нее новую научную аппаратуру, был впервые создан грузовой автоматический корабль «Прогресс». Программа полета обещала быть насыщенной и интересной. Начать пилотируемую часть этой программы было суждено Владимиру Коваленку и Валерию Рюмину.

Все с нетерпением ждут прибытия на станцию первой экспедиции. Точно по времени она стартует с Земли и строго по программе начинает полет. Корабль выходит на расчетную орбиту, космонавты выполняют маневр перехода на траекторию встречи со станцией, включают аппаратуру автоматического сближения, и автоматика, как ей и положено, подводит корабль к станции на расстояние около ста метров. На этой дистанции Коваленок берет управление на себя и продолжает сближение. Корабль подходит к станции вплотную, касается ее, но штырь стыковочного механизма не попадает в приемный конус. Промах! Корабль отходит. Космонавты докладывают, что к моменту касания между кораблем и станцией появилось небольшое рассогласование, устранить которое не удалось. Коваленок делает вторую попытку, и опять промах! Слышим по переговорам между членами экипажа, что оба космонавта контролируют положение станции и считают, что корабль подлетает нормально. Но стыковка не получается. То ли освещение неудачное, то ли какие-то другие причины. Коваленок останавливает корабль около станции, пытаясь оценить ситуацию, потом намеревается сделать еще одну попытку, и в это время мы обнаруживаем, что топливо, отведенное на стыковку, израсходовано полностью. Больше того, основная топливная система пуста, а это совершенно недопустимо. В ней должно было оставаться топлива хотя бы на одну попытку спуска. Еще на одну попытку есть топливо в резервной системе, но, во-первых, мы ее пока не проверяли и не получили подтверждения работоспособности, а во-вторых, это уже последний шанс. Видно, ребята уж очень хотели состыковаться и пошли на риск. И в результате оказались в ситуации, когда стыковки нет и в их распоряжении всего одна попытка вернуться с орбиты. Эта ситуация приводит в полное уныние и нас, и экипаж. Корабль и станция уходят из зоны связи; рухнули все надежды на интересный полет. Я иду в группу планирования, чтобы договориться о спуске.

При составлении программы полета невыполнение стыковки рассматривается как ситуация вероятная и для нее заранее готовится процедура досрочного спуска. Во время полета остается только измерить фактическую орбиту, выбрать удобный район посадки и рассчитать времена выдачи команд, зависящие от орбиты и выбранного района. В нашем случае надо будет еще переключиться на резервную двигательную установку. Запрашиваем метеоролога о погоде в возможных районах посадки - погода ожидается хорошей. Орбиту будем измерять в течение нескольких витков, так что времени для подготовки у нас достаточно. Перерыв в связи заканчивается, и мы, не ожидая никаких новых осложнений, идем на свои места, чтобы рассказать экипажу о наших планах.

Как всегда, смотрим на цифровое табло и ждем расчетного времени начала сеанса. Не успели цифры показать нуль, как в эфире появляются возбужденные голоса космонавтов:

- «Заря», находимся рядом со станцией.

- Что значит «рядом»?

- Метров тридцать-сорок. Точно определить трудно, станция медленно вращается, мы - тоже.

- Расстояние меняется?

- Немного. Отходим, потом опять подходим.

- И тут я вздрагиваю. Уму непостижимо. Нормально станция должна быть далеко и, уж конечно, не в зоне видимости корабля. Почему они не расходятся? Лихорадочно рождаются самые невероятные предположения. Известно, что произошло касание корабля со станцией без взаимного захвата стыковочных устройств. В такой ситуации автоматика обеспечивает принудительное расхождение. Почему этого не случилось? Неужели Коваленок, стремясь состыковаться, остановил расхождение? И что теперь? Корабль оказался в тени станции и там завис? Если станция защищает его от встречного потока, то больше нет сил, способных их развести. Они могут летать вместе очень долго. А кораблю нельзя долго находиться на орбите. Запасы кислорода на нем небольшие. Завтра обязательно надо выполнять спуск. И топлива для активного отведения корабля от станции нет. Дурацкая ситуация! Да, но если станция воспринимает встречный поток, то она тормозится и корабль ее догонит. Будет столкновение. Может быть, происходит сближение? Космонавты этого явно побаиваются - докладывают, что при вращении станция иногда оказывается опасно близко. При этом они оценивают только расстояние от иллюминатора до станции. А каково оно, например, от стыковочного узла до станции? И насколько сближаются корпуса, когда станции нет в поле зрения?

Одни вопросы. Потом, наверное, баллистики объяснят, что произошло, а сейчас надо думать над тем, что делать. Ситуация из разряда невероятных. Такого идеального зависания мы не могли ожидать ни от автоматики, ни от космонавтов. Что если полет рядом со станцией будет продолжаться до завтрашнего дня и, не дай Бог, она стукнет по иллюминатору корабля? Как от этого застраховаться? Можно, конечно, на короткое время включить двигатели, которые отведут корабль от станции, но для этого надо знать, где он находится: сзади, спереди, сверху или снизу станции. Ни космонавты, ни станции слежения не могли дать координаты, а, не имея такой информации, включать двигатели опасно - вместо расхождения можно вызвать столкновение. С другой стороны, и ждать долго нельзя. Я впервые почувствовал себя в ловушке, из которой не было выхода. Получалось, что в любом варианте приходится рисковать жизнью экипажа. Никогда раньше я такого не переживал.

Волновались, конечно, все. Большинство, поняв, что и пассивное ожидание, и активные действия таят в себе приблизительно одинаковый уровень риска, воздерживались от советов и молча ожидали решения. Это были опытные люди, осознающие, что необоснованные рекомендации давать нельзя. Они понимали, что персональная ответственность за управление лежит на руководителе полета, и давали мне возможность собраться с мыслями. Были и такие, которые советовали подождать еще виток и посмотреть, как будут развиваться события, а уж потом решать. Некоторые считали, что нужно как можно скорее найти выход из этой непредсказуемой ситуации. Они предлагали дать экипажу указание немедленно включить систему ручного управления и с помощью двигателей отойти от станции. По их мнению, вероятность столкновения через полвитка была очень мала. Эти люди были убеждены в своей правоте и поэтому действовали наиболее активно - буквально ходили за мной по пятам, требуя принять их вариант. В мой адрес неслись обвинения в медлительности, которая может привести к гибели экипажа и потере станции. В свою очередь баллистики угрожающе предупреждали: не вздумайте включить двигатели - может быть столкновение!

Я старался справиться со своими эмоциями. Никакой уверенности в правильности того или иного варианта у меня не было. Я понимал, что в любом случае могу ошибиться. Но я категорически возражал против активных действий, последствия которых нельзя предсказать заранее. Кроме того, мне ужасно не хотелось начинать расходовать топливо, оставшееся для спуска. И я принял решение продлить еще на виток полет в пассивном режиме. Ведь, в конце концов, на предыдущем витке столкновения не было. Почему оно должно случиться на следующем? Хотя... если оно произойдет, то объяснение этому найдется. Я считал, что абсолютно идеального зависания быть не могло и корабль должен отойти от станции сам.

Как всегда в подобных напряженных ситуациях, когда могут разыграться нервы, выхожу на связь сам. Стараюсь говорить спокойно, так, как будто полностью уверен в благополучном исходе полета. Сообщаю, что по прогнозам скоро должно начаться расхождение. Прошу экипаж периодически производить измерения углового размера диаметра корпуса станции. Поясняю, что если этот размер будет уменьшаться, значит, расхождение началось. На всякий случай, прошу быть в скафандрах. Космонавтам явно не нравится еще полтора часа летать рядом с многотонным вращающимся сооружением. Чувствуется, что волнуются. Но полагаются на нас. Говорят, что решение им понятно.

Сеанс связи закончился. Потянулись тяжелые минуты ожидания. Не знаю зачем посмотрел по карте, куда могут сесть ребята, если вдруг решат выполнять аварийный спуск. Хороших районов нет. Не нахожу себе места.

Еще полчаса до очередного сеанса, а я уже сажусь за пульт. Ну вот и время начала сеанса. Наш оператор вызывает «Фотонов». Коваленок и Рюмин тут же откликаются. Видно, тоже с нетерпением ждут связи. Докладывают: «Ситуация не изменилась. Если и есть какое-то расхождение, то настолько незначительное, что на глаз определить невозможно». Меня их доклад немного успокаивает. Во-первых, они на орбите - это уже хорошо, значит, большой опасности не возникало. Во-вторых, допускают мысль о небольшом расхождении и ничего не говорят о возможном сближении. Тут есть проблеск надежды. Твердо решаю ждать еще виток. Сторонники активных действий, не видя никакого прогресса, начинают меня атаковывать еще более энергично. Говорят, что я зря теряю время и держу всех в напряжении. Я не сдаюсь. Прошу космонавтов провести следующий виток в таком же режиме. Они, похоже, немного привыкли к угрожающему соседству и опять соглашаются. Для нас начинаются новые мучительные полтора часа ожидания.

После сеанса связи ко мне подходит дежурный по Центру управления и говорит, что министр просит позвонить, когда у меня будет время.

Иду к аппарату правительственной связи, набираю номер Афанасьева. Трубку этого телефона министр всегда берет сам.

- Сергей Александрович, это Елисеев.

- Ты что собираешься делать?

- Буду ждать столько, сколько возможно. Они должны разойтись.

- Несколько секунд паузы, потом слышу:

- Ну, ладно, решай, как знаешь. Имей в виду, я буду на твоей стороне.

- Спасибо.

Сергей Александрович кладет трубку. Сильный он человек! Много раз в жизни ему доводилось принимать сложные решения, и он понимал, что это значит. При всей внешней суровости в нем было много товарищеской доброты. По-моему, в тот момент он лучше, чем кто-либо другой, понимал мое положение, и мне его доверие было очень дорого. Конечно, я не собирался им злоупотреблять.

- Закончив этот короткий разговор, иду в группу планирования узнать, сколько сеансов связи в моем распоряжении. Оказалось - только два. Если ко второму расхождение не начнется, то придется идти на активный отход. Иначе не будет времени для измерения орбиты, которое нам нужно, чтобы рассчитать спуск. Прошу специалистов подготовить вариант активного отхода. Снова возвращаюсь в зал. Несмотря на перерыв, там почти все сидят около пультов. Внешне спокойны, но раз не пошли ни в буфет, ни в фойе, значит, тоже волнуются. Идет пассивный полет. И на корабле, и на станции ничего не включено, кроме систем связи и телеметрии. Представляю себе, что сейчас происходит на корабле. Володя с Валерой наверняка непрерывно смотрят в иллюминаторы и думают: «Только бы не столкнуться». И у нас все думают о том же. Не знаю, кто волнуется больше.

Подходит время следующего сеанса. Все сидят, затаив дыхание. Включаем радиосредства и... Ура! В эфире Володин радостный голос:

- Расходимся, расходимся, «Заря», как слышите? Мы расходимся!

- Слышим отлично, какое сейчас расстояние?

- Мы думаем, метров семьдесят, а может быть, и сто.

- Отлично. Примите радиограмму о программе полета.

И оператор начал зачитывать план заключительных операций и спуска. Закончились наши неожиданные волнения. Все быстро пришли в себя и приступили к нормальной работе. Но забыть этого случая я не могу. И до, и после него я бывал в ситуациях, когда возникали реальные угрозы для жизни космонавтов. Но там я точно знал, что надо делать. А здесь действовал на основе лишь умозрительных размышлений и от этого чувствовал себя крайне скверно. Хорошо, что больше такого никогда не повторялось.

вперёд
в начало
назад