«А |
— Это зеленая звезда, — снова зазвучала речь председателя, — с обилием циркония в спектральных линиях, размером немного более нашего Солнца... — Гром Орм быстро перечислил координаты циркониевого светила.
— В ее системе, — продолжал он, — есть две планеты, два близнеца, вращающиеся на таком расстоянии от звезды, что они получают столько же энергии, сколько получает Земля от Солнца.
Толщина атмосферы, ее состав, количество воды — совпадают с условиями Земли. Таковы предварительные данные экспедиции планеты ЦЖ 519. Эти же сообщения говорят об отсутствии высшей жизни на близнецах-планетах. Это чрезвычайно редкая удача. Еще в семьдесят втором году эпохи Кольца, более семи веков назад, наша планета предприняла обсуждение вопроса о заселении планет с высшей мыслящей жизнью, хотя бы и не достигшей уровня нашей цивилизации. Тогда же было решено, что всякое вторжение на подобные планеты ведет к неизбежным насилиям.
Мы знаем теперь, как велико разнообразие миров в нашей Галактике. Звезды голубые, зеленые, желтые, белые, красные, оранжевые; водородные, гелиевые, углеродные циановые, титановые, циркониевые, с различным характером излучения, высокими и низкими температурами, с разным составом своих атмосфер и ядер. Планеты самого различного объема, плотности, состава и толщины атмосферы, гидросферы, расстояния до светила, условий вращения... Но мы знаем и другое.
Необходим определенный, наиболее выгодный для обилия и мощности жизни процент соотношения воды и суши, и наша планета близка к этому, наиболее благоприятному коэффициенту. Таких планет мало в Космосе, и каждая представляет неоценимый клад для человечества как новая почва для расселения и дальнейшего совершенствования.
Планеты-близнецы зеленой циркониевой звезды относятся к нашему типу. Они не пригодны или трудно освояемы для хрупких обитателей открывшей их планеты ЦЖ 519, отчего они поспешили передать нам эти сведения, как мы передадим им свои открытия. Наши пути в Космос неизбежны. Вот почему я так подробно занял ваше внимание планетами зеленой звезды. Расстояние в семьдесят световых лет теперь достижимо для звездолетов типа «Лебедь», и, может быть, следует тридцать восьмую звездную экспедицию направить к Ахернару.
Гром Орм замолчал и перешел к своему месту, повернув небольшой рычажок на пульте трибуны.
Вместо председателя Совета перед зрителями поднялся небольшой экран, на котором до уровня груди появилась знакомая многим массивная фигура Дар Ветра. Бывший заведующий внешними станциями улыбнулся, встреченный неслышными приветствиями зеленых огоньков.
— Дар Ветер находится сейчас в Аризонской радиоактивной пустыне, откуда на высоту пятьдесят семь тысяч километров отправляются партии ракет для строительства спутника, — пояснил Гром Орм, — он хотел выступить перед вами со своим мнением члена Совета.
— Я предлагаю осуществить самое простое решение, — раздался веселый, чуть звучавший металлом передатчика голос, — отправить не одну, а три экспедиции!
Члены Совета и зрители замерли от неожиданности, но Дар Ветер не был оратором и не воспользовался эффектной паузой.
— Первоначальный план посылки обоих звездолетов тридцать восьмой экспедиции на тройную звезду ЕЭ 7723...
В то же мгновение Мвен Мас представил себе эту тройную звезду, по-старинному обозначавшуюся как Омикрон 2 Эридана. Расположенная менее чем в пяти парсеках от Солнца, эта система из желтой, голубой и красной звезд обладала совсем безжизненными планетами, но интерес исследования заключался не в них. Голубая звезда в этой системе была белым карликом. Размерами с крупную планету, по массе она равнялась половине Солнца. Средний удельный вес вещества этой звезды в две тысячи пятьсот рез превосходил плотность самого тяжелого земного металла — иридия. Гравитация, электромагнитные поля, термические процессы на этой звезде представляли интерес для непосредственного изучения их с возможно более близкого расстояния.
...представляет теперь, после опыта Мвен Маса и Рен Боза, — говорил в это время Дар Ветер, — столь важное значение, что отказаться от него нельзя. Но изучение чужого звездолета, найденного тридцать седьмой экспедицией, может дать нам такие открытия, что трудно определить преимущества одного из обоих исследований. Мне кажется, можно пренебречь прежними правилами безопасности и рискнуть разделить звездолеты. «Аэллу» послать на Омикрон 2 Эридана, а «Тинтажель» — на звезду Т. Оба звездолета первого класса, как «Тантра», которая справилась одна с чудовищными затруднениями...
— Романтика! — громко и бесцеремонно сказал Пур Хисс и тут же съежился, заметив неодобрение зрителей.
— Да, конечно, самая настоящая романтика! — радостно воскликнул Дар Ветер. — Та самая, которую травили в древности, считая вредной для общественной деятельности и государства.
— Я вижу в зале Эвду Наль, — продолжал Дар Ветер, — она подтвердит вам, что романтика — это не только психология, но и физиология! Задача нашей эпохи сделать романтиками всех людей планеты! Но простите меня за это отвлечение. Продолжаю: новый звездолет «Лебедь» послать на Ахернар, к зеленой звезде, потому что только через сто семьдесят лет наша планета узнает результат, и Гром Орм совершенно прав, что исследование сходных планет — наш долг по отношению к потомкам и созданию мостов для человечества в Космос!
Дар Ветер простер руки перед собой, обращаясь ко всей Земле, так как знал, что сотни миллионов глаз следят за ним в экранах телевизоров, кивнул головой и исчез, оставив пустое синеватое мерцание. Там, в Аризонской пустыне, гулкий грохот периодически сотрясал почву, говоря о том, что очередная ракета взвилась с грузом за пределы голубого небосвода. Здесь все присутствовавшие в зале Совета встали, поднимая левые руки, что означало полное согласие с выступавшим.
Председатель закрыл заседание, попросив остаться лишь членов Совета. Надо было срочно отправить запросы в Совет Экономики, а также в Академию Предсказания Будущего для выяснения возможных случайностей в далеком пути на Ахернар.
Низкие кедры с черной хвоей — особая холодоустойчивая форма, выведенная для Субантарктики, — шумели торжественно и равномерно под неослабевающим ветром. Холодный и плотный воздух тек быстрой рекой, неся с собой ту необычайную чистоту и свежесть, которая свойственна лишь воздуху открытого океана или высоких гор. Но в горах соприкоснувшийся с вечными снегами ветер — сухой, слегка обжигающий, подобно игристому вину. Дыхание океана было ощутимо весомым прикосновением, влажно скользившим по коже.
Здание санатория «Белая заря» спускалось к морю уступами стеклянных стен, напоминавших своими обтекаемыми формами гигантские морские корабли прошлого. Бледно-малиновая раскраска простенков, лестниц и вертикальных колонн днем резко контрастировала с куполовидными массами темных шоколадно-лиловых андезитовых скал, прорезанных голубовато-серыми фарфоровыми дорожками из сплавленного сиенита. Но сейчас поздневесенняя полярная ночь высветлила и уравняла все краски в своем особенном, белесоватом свете, как будто исходившим из глубины неба и моря. Солнце скрылось за плоскогорьем на юге на час. Оттуда всплывало величественное сияние, широкой аркой захватившее южную часть неба. Это был отблеск могучих льдов антарктического материка, сохранившихся на высоком горбе его восточной половины, отодвинутых волей человека, оставившего лишь четверть их прежней невообразимой массы. Белая ледяная заря, по имени которой и назывался санаторий, превратила все окружающее в призрачный мир легкого света без теней.
Четыре человека медленно шли к океану по плавным изгибам фарфоровой дорожки, имевшей серебряный блеск. Лица шагавших позади мужчин казались вырубленными из серого гранита, большие глаза обеих женщин стали бездонно глубоки и загадочны.
Низа Крит, прижимаясь лицом к воротнику пушистой жакетки Веды Конг, взволнованно возражала ученому-историку, а Веда, не скрывая легкого удивления, вглядывалась в эту внешне похожую на нее девушку.
Мне кажется, лучшим подарком, какой женщина может сделать любимому, — это создать заново его самого и тем продлить существование своего героя... А там другая возлюбленная создаст нового — ведь это почти бессмертие!
— Мужчины судят по-другому... в отношении нас, — ответила Веда. — Мне говорил однажды Дар Ветер, что он не хотел бы дочери, слишком похожей на любимую, — ему трудна мысль уйти из мира и оставить ее без себя, без одеяния своей любви и нежности для неведомой ему судьбы... Это пережитки древней ревности и защиты!
— Но мне невыносима мысль о разлуке с этим маленьким, моим до последней капли крови, существом, — продолжала Низа, поглощенная своими мыслями. — Отдать его на воспитание, едва выкормив...
— Понимаю, но не согласна, — нахмурилась Веда, как будто девушка задела болезненную струнку ее души. — Одна из самых величайших побед человечества — это победа над слепым материнским инстинктом и понимание, что только коллективное воспитание детей специально обученными и отобранными людьми может создать человека нашего общества. Теперь нет и прежней, почти безумной материнской любви — давно уже каждая мать знает, что весь мир ласков к ее ребенку, а не опасен для него, как прежде. Вот и исчезла инстинктивная любовь волчицы, возникшая из животного страха за свое детище.
— Я это понимаю, — сказала Низа, — но как-то умом...
— А я вся, до конца, чувствую, что величайшее счастье — доставлять радость другому существу — теперь доступно любому человеку любого возраста. То, что в прежних обществах было возможно лишь для родителей, бабушек или дедушек, а более всего для матерей... Зачем обязательно быть с маленьким? Ведь это тоже пережиток тех времен, когда женщины вынужденно не могли быть вместе со своими возлюбленными. Вы будете всегда вместе, пока любите...
— Не знаю, но подчас есть такое неистовое желание, чтобы рядом шло крохотное, похожее на него существо, что стискиваешь руки и... нет, я ничего не знаю...
— Есть Остров Матерей. Там живут те, кто хочет сам воспитывать своего ребенка: например, потерявшие своих любимых...
— О нет, не это! Я чувствую в себе так много силы, и я уже раз была в Космосе...
Веда смягчилась.
— Низа, я полюбила вас. Теперь я больше чувствую ваше решение... оно мне казалось совершенно безумным! При столь дальнем полете, чтобы корабль мог вернуться, необходимо, чтобы ваши дети заменили вас на обратном пути, — два Эрга, а может быть, и больше! Но выдержите ли вы, Низа? Все-таки это безумие!
— О каком безумии вы говорите, Веда? — обернулся услышавший ее последнее восклицание Эрг Ноор. — Вы сговорились с Дар Ветром? Он уже полчаса убеждает меня отдать молодежи мой опыт астролетчика, а не уходить в полет, из которого не возвращаются,
— И что же, удалось убеждение?
— Нет. Я возражаю, что опыт звездоплавания еще более нужен, чтобы довести «Лебедя» до цели, туда, — Эрг Ноор указал на светлое небо. — Довести по пути, не пройденному еще ни одним кораблем Земли или Кольца!
С последним словом Эрга Ноора за его спиной вспыхнул край выдвинувшегося солнца, лучи которого смели всю таинственность зари.
Четверо друзей подошли к океану. Он накатывал на отлогий берег ряды беспенных волн — тяжелую зыбь бурных антарктических просторов. Веда Конг с любопытством смотрела на эту стальную воду, быстро темневшую с глубиной и принявшую под лучами низкого солнца лиловатый оттенок льда.
Низа Крит стояла рядом в шубке из голубого меха и такой же круглой шапочке, из-под которой выбивалась масса темно-рыжих волос. Дар Ветер невольно залюбовался ею. Переведя взгляд на Веду, он почувствовал всегдашний радостный толчок в сердце — восхищение красотой подруги.
— Ветер, вам нравится Низа? — радостно всплеснула ладонями Веда.
— Как же может она не нравиться?
— Чем больше узнаю вас, — шепнула Веда Низе, — тем больше убеждаюсь, что Эрг Ноор не ошибся выбором. Вы, как никто другой, подбодрите его в трудный час, обрадуете, сбережете...
Лишенные загара щеки Низы густо порозовели.
За завтраком на высокой, вибрирующей от ветра хрустальной террасе Веда еще несколько раз встречала задумчивый и нежный взгляд девушки. Все четверо молчали.
— Горько встретить сильно понравившихся людей и тут же расставаться с ними! — вдруг произнес Дар Ветер.
— Может быть, вы... — начал Эрг Ноор.
—— Я израсходовал свое свободное время ожидания, пока готовилось защитное покрытие спутника. Пора забираться на высоту, и Гром Орм ждет меня послезавтра.
— Пора и мне, — добавила Веда, — я погружусь в недавно открытую пещеру — хранилище пятого тысячелетия до эры Кольца в Средней Азии.
— «Лебедь» будет готов в конце года, а мы приступим к работе через семь недель, — тихо сказал Эрг Ноор. — Кто сейчас заведует внешними станциями?
— Пока Юний Ант, но он не хочет расставаться с памятными машинами, и Совет еще не утвердил кандидатуры Эмба Онга — смелого инженера-физика Лабрадорской Ф-установки...
— Не знаю его.
— Его мало знают, так как он занимается в Академии Пределов Знания вопросами мегаволновой галактической механики — отрасли еще совсем неразработанной.
— А Мвен Мас?
— Академия назначила его консультантом по полету вашего «Лебедя».
Дар Ветер поднялся, чтобы распрощаться.
— До встречи! Кончайте скорее ваши дела, а то не увидимся! — протянули руки Низа и Эрг.
— Увидимся! — уверенно обещал Дар Ветер, — В крайнем случае сделаем это в пустыне Эль Хомра, перед отлетом...
— Перед отлетом! — согласились остальные.
Д |
Дар Ветер, склонившись с платформы из рифленых листов циркониевой бронзы, послал мысленный привет сомнительно угаданной точке, скрывшейся под наползавшим с запада крылом перистых, нестерпимо сверкавших облаков. Ночная тьма стояла там колоссальной стеной, усеянной сверканием звезд. Слои облаков выдвигались, будто края исполинских плотов, повисших один выше другого над темнеющей пропастью, на дне которой поверхность Земли катилась под стену мрака, словно навсегда уходя в небытие. Покров нежного зодиакального сияния одевал планету с затененной стороны, ярко светясь в черноте космического пространства.
Над освещенной стороной планеты повис голубой облачный покров, отражавший могучий свет сине-серого солнца. Всякий взглянувший на облака без затемняющих фильтров лишился бы зрения, как и тот, кому пришлось бы обернуться в сторону грозного светила, находясь вне защиты восьмисот километров земной атмосферы. Коротковолновые жесткие лучи — ультрафиолетовые и рентгеновские — изливались мощным, убийственным для всего живого потоком, и только надежная защита скафандра спасала работавших от быстрой смерти.
Дар Ветер перебросил предохранительный трос через ролик на другую сторону пояса и двинулся по опорной балке навстречу сверкавшему ковшу Большой Медведицы. Гигантская труба была свинчена во всю длину будущего спутника. По обеим ее концам возвышались острые треугольники, поддерживавшие громадные, слабо вогнутые диски излучателей магнитного поля. Скоро, когда установят батареи, превращающие голубую радиацию Солнца в электрический ток, можно будет отрешиться от вечной привязи и передвигаться вдоль магнитных силовых линий с надетыми на грудь и спину направляющими пластинами,
— Мы хотим работать ночью, — внезапно зазвучал в его шлемофоне голос молодого инженера Кад Лайта.— Свет обещал дать командир «Алтая».
Дар Ветер взглянул налево и вниз, где, как уснувшие рыбы, сцепленные вместе, висели десятки грузовых ракет. Выше, под плоским зонтом — защитой от метеоритов и солнца, парила собранная из листов внутренней обшивки временная платформа, где раскладывались и собирались прибывавшие в ракетах части. Там оживленно роились механики, словно темные пчелы. Они вспыхивали светлячками, когда отражающая поверхность скафандра выглядывала из тени защитного зонтика. Паутина тросов расходилась от зияющих чернотой отверстий в боках ракет, откуда сквозь снятую обшивку выгружались большие детали. Еще выше, уже прямо над собранным каркасом, группа людей в странных, подчас забавных позах хлопотала над громоздкой машиной. Одно кольцо бериллиевой бронзы с боразотовым покрытием весило бы на Земле добрую сотню тонн. Здесь вся громада покорно висела около металлического скелета спутника на тонком тросе из искусственного волокна, назначением которого было уравнять интегральные скорости вращения вокруг Земли всех отдельных, еще не собранных частей.
Движения работавших были ловки и уверенны: люди привыкли к отсутствию, точнее к ничтожности, силы тяжести. Но этих умелых работников скоро придется заменить новыми. Длительная физическая работа без тяжести приводит к нарушению нормального кровообращения, которое может стать устойчивым и при возвращении на Землю превратит человека в полного инвалида. Поэтому каждый работал на спутнике не более ста пятидесяти рабочих часов и возвращался на Землю, пройдя реакклиматизацию на станции «Промежуточная», вращавшейся на высоте девятисот километров над планетой.
Дар Ветер, руководивший сборкой, старался не подвергать себя физической нагрузке, как бы ни хотелось ему подчас ускорить то или другое дело. Ему надо было продержаться здесь, на высоте пятидесяти семи тысяч километров, несколько месяцев.
Дать согласие на ночную работу означало еще более ускорить срок отправления своих молодых друзей на родную планету и раньше времени вызвать смену. Второй планетолет стройки, «Барион», находился в Арихонской равнине, где у экранов телевизоров и пультов регистрирующих машин сидел Гром Орм.
Решение работать на всем протяжении ледяной космической ночи вдвое ускоряло сборку спутника, и Дар Ветер не мог отказаться от этой возможности. Получив согласие начальника, люди рассыпались со сборочной платформы во все стороны и принялись протягивать еще более сложную паутину тросов. Планетолет «Алтай», служивший квартирой работникам стройки и неподвижно висевший у конца опорной балки, вдруг отцепил канаты с роликами, связывающие его входной люк и каркас спутника. Длинные струи слепящего пламени ударили из его двигателей. Огромный корпус корабля повернулся беззвучно и быстро. Ни малейшего шума не донеслось сквозь пустоту межпланетного пространства. Искусному командиру «Алтая» понадобилось лишь несколько коротких ударов двигателей, чтобы всплыть на высоту сорока метров над местом постройки и повернуться своими посадочными прожекторами в сторону разборочной платформы, Между кораблем и каркасом снова провели путеводные тросы, и вся масса разнородных предметов, повисших в пространстве, обрела относительную неподвижность, продолжая в то же время свое вращение вокруг Земли со скоростью около девяти тысяч километров в час.
Распределение облачных масс показало Дар Ветру, что стройка сейчас проходит над антарктической областью планеты и, следовательно, скоро войдет в тень Земли. Усовершенствованные обогреватели скафандров не могут долго возмещать излучение тепла в леденящую пустоту космического пространства, и горе тому путешественнику, который необдуманно израсходует энергию своих батарей! Так погиб месяц назад архитектор-сборщик, укрывшийся от внезапного метеоритного дождя в холодном корпусе раскрытой ракеты. Он не дожил до поворота на солнечную сторону... Еще один инженер был убит метеоритом — этих случаев нельзя ни предвидеть полностью, ни предотвратить! Постройка спутников всегда берет свои жертвы, и неизвестно, кто будет следующий. Законы вероятностей, хотя они и мало приложимы к единичным песчинкам вроде отдельных людей, говорят, что наибольшая возможность быть следующим у него, Дар Ветра, ведь он дольше всех находится здесь, на этой высоте, открытой всем случайностям Космоса... Но озорной внутренний голос подсказывал Дар Ветру, что с его великолепной персоной ничего случиться не может. Как ни нелепа была эта уверенность для математически мыслящего человеке, она не оставляла Дар Ветра и помогала его спокойному балансированию на балках и решетках открытого, незащищенного каркаса в бездне черного неба.
Сборка конструкций на Земле велась особыми машинами, названными эмбриотектами потому, что они работали по принципу кибернетики развития живого организма. Конечно, молекулярная постройка живого существа, осуществлявшаяся наследственным механизмом, была невообразимо более сложной. Эмбриотекты были неизмеримо проще. Они работали обычно в поляризованных токах или в магнитном поле. Метки и шифры, нанесенные на подлежавших сборке частях ничтожным количеством радиоактивного стронция 90, помогали машинам правильно ориентировать соединяемые детали, и сборка шла с поразительной для непосвященного точностью и быстротой. Здесь, на высоте, этих машин не было, да и не могло быть. Сборка спутника представляла собою постройку по старинной технологии, с помощью рук живых людей. Несмотря на все опасности, работа казалась настолько интересной, что привлекала тысячи добровольцев. Испытательные психологические станции едва успевали просматривать всех сообщивших Совету о своей готовности отправиться в межпланетное пространство.
Дар Ветер добрался до фундаментов солнечных машин, которые раскинулись веером вокруг громадной втулки с аппаратом искусственного тяготения, и подключил свою спинную батарею к входной клемме проверочной цепи. В телефоне его шлема зазвучала несложная мелодия. Тогда он присоединил параллельно стеклянную пластинку с нанесенной на ней тонкими золотыми линиями схемой. Раздалась та же мелодия. Вращая два верньера, Дар Ветер привел в совпадение временные точки и убедился в отсутствии расхождений не только в мелодии, но и в тональности настройки. Важную часть будущей машины собрали безупречно. Можно было начать установку радиационных электродвигателей. Дар Ветер выпрямил уставшие от длительного ношения скафандра плечи и повертел головой. Каждое движение отзывалось хрустом в шейных позвонках. От продолжительного пребывания в шлеме голова стала малоподвижной в сочленении черепа. Хорошо еще, что Дар Ветер оказался устойчивым к психозам, распространенным среди работавших вне земной атмосферы, — ультрафиолетовой сонной болезни и инфракрасного бешенства, иначе ему не удалось бы довести до конца почетную миссию.
Скоро первая обшивка защитит работающих от удручающего одиночества в открытом Космосе, над бездной без неба и почвы!
От «Алтая» отделился небольшой спасательный снаряд, стрелой мелькнувший мимо стройки. Это выслали буксир за вновь прибывшими автоматическими ракетами, которые несли только груз и останавливались на заданной высоте. Вовремя! Куча паривших в пространстве ракет, людей, машин и материалов уходила на ночную сторону Земли. Буксирный снаряд вернулся, таща за собой три длинные, отблескивавшие синевой рыбообразные ракеты, весившие на Земле, не считая горючего, по пятьдесят тонн.
Ракеты присоединились к другим, сгрудившимся вокруг разборочной платформы. Дар Ветер толчком перенесся на другую сторону каркаса и очутился среди собравшихся в кружок техников, ведавших разгрузкой. Люди обсуждали план ночной работы. Дар Ветер согласился с ним, но потребовал замены всех индивидуальных батарей на свежие, обеспечивающие тридцать часов непрерывного обогревания скафандров, помимо снабжения током фонарей, воздушных фильтров и радиотелефонов.
Все сразу нырнуло в ночной мрак, как в пучину тьмы, но долго еще мягкий пепельный зодиакальный свет от солнечных лучей, рассеянных газами верхних зон атмосферы, освещал застывший при ста восьмидесяти градусах мороза скелет будущего спутника. Еще сильнее, чем днем, стала мешать сверхпроводимость. Малейший износ изоляции в инструментах, батареях или аккумуляторах сразу окутывал близлежащие предметы голубым сиянием растекавшегося прямо по поверхности тока, который невозможно было передать в нужном направлении.
Глубочайшая тьма Космоса наступила. Звезды светили неистово ярчайшими голубыми иглами. Незримый и неслышный полет метеоритов ночью казался особенно пугающим. На поверхности темного шара внизу, в течениях атмосферы, вспыхивали разноцветные облака электрического сияния, искровые разряды гигантской протяженности или полосы рассеянного свечения длиной в тысячи километров. Ураганные ветры, сильнее любой земной бури, проносились там, далеко внизу, в верхних слоях воздушной оболочки. Насыщенная излучением Солнца и Космоса атмосфера продолжала непрерывное перемешивание энергии, чрезвычайно затрудняя связь стройки с родной планетой.
Внезапно что-то изменилось в мирке, затерянном во мраке. Дар Ветер не сразу сообразил, что зажглись осветители планетолета. Еще чернее стала темнота, потускнели яростные звезды, но платформа и каркас ощутимо выделялись в белом ярком свете. Через несколько минут «Алтай» уменьшил напряжение, и свет стал желтым и менее интенсивным. Планетолет экономил энергию своих аккумуляторов. Снова, как днем, задвигались квадраты и эллипсы листов обшивки, решетки ферм крепления, цилиндры и трубы резервуаров, постепенно находя свое место на собранном скелете спутника.
Дар Ветер нащупал поперечную балку, взялся за роликовые ручки на тросовых поручнях и ударом ноги взвился вверх, к «Алтаю». У самого люка планетолета он сжал находившиеся в ручках тормоза и остановился как раз вовремя, чтобы не удариться о запертую дверь.
В переходной камере не поддерживали нормального земного давления, чтобы уменьшить потерю воздуха при входах и выходах большого числа работавших. Поэтому Дар Ветер, не снимая скафандра, шагнул во вторую, временно сооруженную вспомогательную камеру и тут отключил шлем и батареи.
Разминая уставшее тело, Дар Ветер твердо ступал по внутренней палубе, наслаждаясь возвращением к почти нормальной тяжести. Искусственная гравитация планетолета работала непрерывно. Невыразимо приятно чувствовать себя прочно стоящим на почве человеком, а не легкой мошкой, вьющейся в зыбкой и неверной пустоте! Мягкий свет и теплый воздух, удобные кресла манили растянуться и отдаться бездумному отдыху. Дар Ветер переживал наслаждение своих предков, когда-то удивлявшее его в старинных романах. Именно так после долгой дороги в холодной пустыне, мокром лесу или на обледенелых горах люди входили в теплое жилье — дом, землянку, войлочную юрту. И тогда, как здесь, стены отделяли от огромного и опасного мира, враждебного человеку, сохраняя ему тепло и свет, позволяя отдыхать, набираться сил, обдумывать дальнейшие дела.
Дар Ветер отказался от соблазна кресла и книги. Пришлось связаться с Землею: зажженное в высоте на всю ночь освещение могло вызвать тревогу у наблюдателей Калифорнийской обсерватории, следившей за стройкой. Кроме того, следовало предупредить, что пополнение понадобится раньше срока.
Сегодня связь оказалась удачной: Дар Ветер говорил с Гром Ормом не кодированными сигналами, а по ТВФ — очень мощному, как у всякого межпланетного корабля. Председатель остался доволен и немедленно позаботился о подборе нового экипажа и усиленной доставке деталей.
Выйдя из поста управления «Алтая», Дар Ветер прошел через библиотеку, переоборудованную в спальню установленными по стенам двумя ярусами коек. Каюты, столовые, кухню, боковые коридоры и передний зал двигателей тоже снабдили добавочными койками. Планетолет, превращенный в стационарную базу, был переполнен. Дар Ветер шел по коридору, облицованному коричневыми плитами теплой на ощупь пластмассы, и лениво открывал и захлопывал тугие герметические двери.
Он думал об астролетчиках, проводивших десятки лет внутри подобного корабля без всякой надежды покинуть его и выйти наружу раньше убийственно долгого срока. Он живет здесь всего пятый месяц, каждый день покидая тесные помещения и трудясь в угнетающем просторе межпланетной пустоты. И уже тоскливо без милой Земли — ее степей, моря, кипящих жизнью центров жилых поясов. А Эрг Ноор, Низа и еще двенадцать человек экипажа «Лебедя» должны будут провести в звездолете девяносто два зависимых года или сто сорок земных лет, считая с возвращением корабля к родной планете. Никто из них не сможет прожить столько! Их тела будут сожжены и похоронены там, в безмерной дали, на планетах зеленой циркониевой звезды... Возможно, их жизнь прекратится во время полета, и тогда, заключенные в погребальную ракету, они улетят в Космос. Так уплывали в море погребальные ладьи его далеких предков, унося на себе мертвых бойцов... Но таких героев еще не было в истории человечества! Героев, которые шли бы на пожизненное заключение в корабле и улетали бы без надежды на свое возвращение, Нет, он не прав, Веда укорила бы его! Разве он забыл про безыменных борцов за достоинство и свободу человека, шедших на гораздо более страшное — безнадежное заключение в сырых подвалах, на ужасающие пытки? Да, эти герои сильнее и достойнее, чем его современники, готовящиеся совершить величайший полет в Космос, к далеким мирам.
И он, Дар Ветер, — простой и маленький человек по сравнению с ними, он, который даже ни разу не покидал надолго родную планету!
В Северной Африке, к югу от залива Большой Сирт, раскинулась огромная равнина Эль Хомра. До уничтожения пассатных колец и изменения климата здесь находилась хаммада — пустыня без травинки, сплошь закованная в панцирь полированного щебня и треугольных камней с красноватым оттенком, от которых хаммада и получила свое название «Красная». Море слепящего жаркого света в солнечный день, море холодного ветра в осенние и зимние ночи. Теперь от хаммады остался только ветер. Он гнал по твердой равнине волны густой, голубовато-серебристой травы, переселенной сюда из степей Южной Африки. Свист ветра и склонявшаяся трава будили в памяти неопределенное чувство печали и близости к душе степной природы, как будто бы это уже встречалось в жизни не один раз. Не один раз и при различных обстоятельствах — в горе и в радости, в утрате и находке...
Каждый отлет или приземление звездолета оставляли выгоревший, отравленный вредными веществами круг поперечником около километра. Эти круги огораживались красной металлической сеткой и стояли неприкосновенные в течение десяти лет, что больше чем в два раза превышало длительность распада выхлопов двигателей звездолета. После посадки или отправки каждого корабля космопорт перекочевывал на другое место. Это накладывало особый отпечаток временности, недолговечности на все оборудование и помещение порта.
Планетолет «Барион» в свой тринадцатый рейс между Землей и строящимся спутником доставил Дар Ветра в Аризонскую степь, оставшуюся пустыней и после изменения климата из-за накопившейся в почве радиоактивности. На заре открытия ядерной энергии здесь было произведено множество опытов и проб нового вида техники. До сих пор осталась зараженность продуктами радиоактивного распада, слишком слабая для того, чтобы вредить человеку, но достаточная, чтобы не позволять расти деревьям и кустарникам.
Дар Ветер наслаждался не только одним из самых прекрасных зрелищ Земли — голубым небом в невестином платье из легких белых облаков, но и пыльной почвой, редкой и жесткой травой...
Шагать твердой поступью по Земле под золотым солнцем, подставляя лицо сухому и свежему ветру! Только побывав на грани космических бездн, можно понять всю красоту нашей планеты, когда-то названной неразумными предками «юдолью горя и слез»!
Гром Орм не задержал строителя спутника — старый председатель Совета и сам хотел проводить новый звездолет. Оба прибыли в Эль Хомру в день отправления экспедиции. С воздуха Дар Ветер заметил на матовой стально-серой равнине два гигантских зеркала, расположенных поблизости одно от другого. Правое — почти круг, левое — длинный, заостряющийся назад эллипс. Дар Ветер понял, что зеркала были следами недавних взлетов двух кораблей тридцать восьмой звездной экспедиции,
Круг — взлет «Тинтажеля», направившегося на страшную звезду Т и нагруженного громоздкими аппаратами для исследования спиралодиска, прилетевшего из неведомых глубин Космоса. Эллипс — след более полого поднимавшейся «Аэллы», понесшей большую группу ученых для разгадки изменений материи на белом карлике тройной звезды Омикрон 2 Эридана. Белый пепел, оставшийся от каменистой почвы в месте удара энергии двигателей и проникший вглубь на полтора метра, был залит связующим составом для предупреждения ветрового разноса. Осталось лишь перенести ограду с места старых взлетов. Это сделают сразу после отбытия «Лебедя»...