Слава Отечества
Солдат на КПП внимательно проверяет мой пропуск, паспорт... "Вас ждут? Как пройти, знаете?" Наконец вертушка открывается, и я - в Звездном городке. Иду по сосновой аллее, сворачиваю налево. Вот и знаменитый дом наших первых космонавтов. Построен в начале 60-х. По тем временам, когда страна застраивалась хрущобами, это был полет архитектурной мысли. Сегодня - обычная девятиэтажка с одним подъездом, каких в Москве тысячи. Здесь в одной из квартир живет знаменитая летчица Марина Попович.
До этого с Мариной Лаврентьевной мне встречаться не приходилось. Но когда она открыла дверь, я поняла: это красивое, приветливое лицо я узнала бы даже в огромной толпе. Мы поговорили всего лишь час, а мне показалось, что знаю ее уже много-много лет...
- Марина Лаврентьевна, вы въехали в этот дом все вместе - семьи космонавтов первого набора. Все были молоды, но уже так знамениты. Как вы тогда здесь жили?
- Этот дом построили сразу после полета Гагарина. На первом этаже есть зал, там мы раньше собирались, чтобы встретить праздники. Все были очень дружны, часто бывали в доме у кого-то из космонавтов, находившихся в полете.
Помню, когда должны были приземлиться Жора Добровольский, Влад Волков, Виктор Пацаев, мы пришли к Нине Добровольской. По традиции купили шампанское... Ждем. Вдруг звонок: "Все в порядке, они приземлились". А Нина заходит к нам в комнату и говорит: "Девочки, я чувствую, они погибли, и даже вижу, как их несут на носилках. Я не буду пить шампанское, пока Жора мне сам не позвонит". Тот экипаж действительно погиб...
Знаете, это со стороны все красиво, а быть женой космонавта - нелегкая доля. Но тогда об этом никто не думал - жили, радовались жизни. Мы и на субботники выходили также дружно. Вы видели березки перед домом? Их посадили Гагарин, Титов, Николаев - все, кто здесь жил. Посмотрите, все деревца ровные, здоровые, а березка, которую посадил Титов, какая-то раздвоенная. У Германа и жизнь была, как эта березка. Когда погиб Гагарин, ему запретили летать - берегли. А что такое для летчика не летать? Как он говорил: "Оборвали нить жизни".
- Вы жили в "космическом" обществе, муж - космонавт. Почему не полетели в космос?
- Да, я мечтала об этом. Даже голодовку объявляла. Скандал был! Как это - член партии и вдруг голодовка! Но долгие годы в нашей стране женщин просто не брали в космос. Муж шутил: "Не переживай, тебя все равно не взяли бы, потому что быстро и много говоришь, даже во время еды не можешь остановиться, и в невесомости была бы обречена на голодную смерть".
- На вашем счету 101 мировой рекорд. Десять из них - на самом тяжелом в мире транспортном Ан-24, вы первая в нашей стране преодолели на МиГ-21 звуковой барьер. Свои первые рекорды помните?
- А как же! Первый рекорд установила на чешском самолете Л-29, так называемом "дельфине". Рекорд был на скорость 100 километров, это считается короной рекордов. Очень сложный маршрут - треугольный. Самое трудное - суметь вписаться в эти 100 километров, прихватишь больше - это не в счет. А два других рекорда - на так называемом "пауэлсовском". Когда Пауэлса сбили, через два года наши уже сделали точную копию того самолета, это был Як-25-РВ. Не машина - песня. Размах крыльев - на всю Вселенную. Поднимаешься до 18 тысяч метров и летишь... У нас на такой высоте тогда никто не летал. До 17- 18 тысяч метров поднимались, но тут же стремились вниз.
- Что вообще заставляет человека идти на рекорд, порой связанный со смертельным риском?
- Рекорд - это обычная работа летчика-испытателя, когда из машины надо выжать все - чтобы летать еще выше, быстрее. С недавних пор, когда самолет испытывают на прочность, его сопровождают еще две машины, которые контролируют ситуацию. И если наблюдающие увидят реальную угрозу жизни летчика, они дают команду покинуть самолет. Но каждый летчик в первую очередь все-таки думает о том, чтобы спасти машину. А на самом деле даже обычный, рядовой полет может стать смертельно опасным.
- Как и у каждого летчика, у вас, наверное, было немало таких случаев?
- Конечно. Вот только один из многих. Однажды перевозили топливный бак для самолета-истребителя с завода на аэродром. На заводе перед взлетом спрашиваем: "Пустой?" - "Пустой". Как и положено, простучали бачок, взлетели. Была ночь, да еще началась гроза, еле пробивались сквозь тучи. И - редчайший случай - в таких плотных облаках началась болтанка. Вдруг из бака забил фонтан - пробка вылетела. Вот тебе и пустой. Подумали, что вода. Проверили - керосин! И он заливает все коммуникации самолета. Потом смотрим, на крыльях заполыхало голубое пламя - оказалось, статическое электричество, так называемые "огни святого Эльма". А вокруг самолета - зигзаги молний! Так мы летели несколько часов. И каждую секунду ждали самого страшного.
У летчиков очень хорошо развито чувство времени, но тогда казалось, что оно остановилось. А впереди - посадка, и тоже достаточно искры под колесами шасси... На земле, конечно, была полная боевая готовность. Нам сверху было видно: вдоль полосы с двух сторон выстроились пожарные машины - к счастью, они не пригодились.
Когда все было уже позади, я долго сидела в кабине, смотрела на степь, а радости жизни не ощущала - сильнее была горечь от чувства собственной вины. Чего стоило тщательно, без спешки проверить бак, а там керосина осталось 100 литров при вместимости 3 тысячи, поэтому он и не "прослушивался". Этот полет добавил немало седых волос, но зато потом обязательно выполняла золотое правило: доверяй, но проверяй.
- Все-таки летчик-испытатель - профессия людей мужественных. Кажется, им неведомо чувство страха. Вы, например, хоть чего-нибудь боитесь?
- Да многого! Темноты, мышей. Боялась прыгать с парашютом - у меня 25 прыжков, и всегда при этом "помогали". Я считаю, только полные идиоты не испытывают чувства страха. Но это состояние неприемлемо в полете, когда идешь на задание. Потом, на земле, трясись сколько хочешь.
- Когда родились дочери, не появился ли страх за них, работа все-таки сопряжена с риском?
- Для меня на первом месте всегда была работа, потом - дети, муж. Я недоласкала, недоцеловала своих девочек в детстве. Виделись редко, прихожу с работы - няня их уже уложила, только пяточки поцелую тихонько, чтоб не разбудить. Утром ухожу - они еще спят.
- Тем не менее, выросли прекрасные дочери. Кто-то из семьи пошел по вашим стопам?
- Нет. Мои дочери Наташа и Оксана окончили МГИМО, внучка Танечка учится там же. Танечка - моя гордость. Она окончила школу с золотой медалью.
Внуку Майклу только 10 лет. Он смелый мальчик, с парашютом уже прыгнул.
- Почему его так назвали?
- Он родился в Англии.
- Хотели бы, чтобы Майкл стал летчиком-испытателем?
- Очень. Но, я думаю, у него будет другая стезя.
- А как вы сами стали летчиком - это воля случая или мечта детства? Девочки обычно хотят стать врачами, учителями или артистками...
- Вот как раз все и думали, что стану музыкантом, потому что хорошо играла на цимбалах - это очень сложный инструмент, 78 струн. И семья моя музыкальная - папа играл на скрипке, сестра стала дирижером. Но мой выбор не случаен. Когда началась война, мы жили на Смоленщине. Мне было пять лет, но помню, как немцы прямо на наших глазах расстреляли парашютиста. Это было страшно. Мы, дети, поклялись тогда, что, когда вырастем, станем летчиками и отомстим фашистам... Конечно, это было по-детски наивно, но мечта стать летчиком у меня осталась. Правда, все оказалось не так просто. Я даже Ворошилову писала, добилась приема. Он написал резолюцию: если нет противопоказаний - принять. Кроме того, я невысокого роста: пришлось заниматься специальной гимнастикой, и вниз головой висела - еле-еле наскребла 1 м 60 см.
- Сегодня вас узнают на улице?
- Раньше невозможно было выйти. Впрочем, сейчас тоже узнают. Летела как-то в самолете, один из пассажиров спросил: "Вы Марина Попович?"... снимает с руки часы и говорит: "Я вам дарю". Наверное, увидел, что у меня старенькие. Это было так искренне, что неудобно было отказаться. Мне потом дочка сказала, что это очень дорогие японские часы.
- В небе светит звезда по имени Марина Попович. Ее можно увидеть невооруженным глазом?
- Это одна из главных звезд в созвездии Рака. Она была открыта давно и называлась Альфа Рака. Инициатива назвать ее моим именем принадлежала Герману Титову, и на серебряном сертификате, который мне вручили, стоит его личная подпись.
Татьяна КОЛЫСКО