12 октября 1987года в нерасчетном районе (г. Мирный, Якутская АССР) совершил посадку спускаемый аппарат биоспутника "Космос-1887". Из сообщения ТАСС |
Маркин Андрей Аркадьевич - руководитель группы биохимических исследований, ведущий научный сотрудник, кандидат медицинских наук. В Институте медико-биологических проблем работает почти 20 лет. Долгое время был членом редколлегии институтской газеты "Космические дали", а в своих многочисленных командировках помимо служебных обязанностей выполнял роль специального корреспондента газеты. В основу этого материала лег репортаж, увидевший свет в октябре 1987 года.
"Не намечай серьезных дел на понедельник!" - гласит русская народная мудрость. Однако все не впрок. Для истории так и останется тайной, кому взбрело в голову запланировать посадку девятого биоспутника на день, следующий сразу за воскресеньем, но о тех, кто расхлебывал последствия столь необдуманного решения, рассказать просто необходимо.
Итак, по порядку. В начале 70-х американцы уже вовсю разгуливали по Луне, а наши космонавты накручивали витки по околоземным орбитам. Продолжительность полетов перевалила за две недели, и экипажи после возвращения на родную землю еще довольно долго выглядели, мягко говоря, не самым лучшим образом. Чтобы успешно бороться с неприятностями, которые несет человеку длительное пребывание в космосе, требовалось понять механизмы действия всего "букета" факторов полета на организм. Вот тут-то взгляды ученых, военных и высшего руководства страны обратились к "братьям нашим меньшим".
Первый биоспутник в рамках долговременной программы "Бион" взлетел в 1973 году, второй в 1974, затем в 1975, а в дальнейшем каждые два года на орбиту уходил мини-зоопарк с самой разнообразной живностью. Здесь мы были впереди планеты всей! Давно уж почила в бозе американская лунная программа "Аполлон", НАСА переключило свои усилия на "Шаттлы" и не спеша разрабатывало проект своей бортовой медико-биологической лаборатории "SLS", а биоспутники взлетали с завидной регулярностью.
Каждый полет становился еще и большим фестивалем. В Кустанай задолго до посадки со всей страны слетались специалисты огромной выездной группы: биологи, медики, химики, инженеры, ракетчики, спасатели. В течение одного-двух дней каждая команда разворачивала свою аппаратуру в отведенном ей месте - кто на аэродроме, кто в лаборатории, кто в чистом поле. После этого начиналось ожидание посадки. Чем дольше крутился шарик биоспутника на орбите, тем длиннее оно было.
Стены обкомовской гостиницы, где традиционно размещалась группа, повидали многое. Рекой лилось всевозможное спиртное, несмотря на строгие запреты. Завязывались знакомства и вспыхивали ссоры, пылала любовь и клокотала ненависть. Кустанайские страсти становились причиной свадеб и разводов. Но что бы не происходило во время вынужденного безделья, за сутки до посадки все прекращалось. После завершающего инструктажа группа замирала, готовясь к самому главному - финальной работе.
По пути на аэродром |
И вот, наконец, день посадки. Погода в тот понедельник, 12 октября 1987 г., испортилась окончательно. Несмотря на радужные предсказания синоптиков, низкие тучи заволокли небо над Кустанаем, дул холодный ветер, время от времени начинал моросить дождь.
Три десятка сотрудников группы морфолого-биохимических исследований, размещенной на кустанайской ветстанции, который уже час ждали возвращения своего начальника с места посадки биоспутника. Александр Самуилович Капланский должен был в кратчайший срок после приземления получить и доставить на станцию десять крыс, слетавших в космос.
Сразу после этого обычно включался хорошо отлаженный рабочий механизм группы и спустя семь-восемь часов останавливался, завершив этап первичной обработки материала.
В одиннадцатом часу к ветстанции подкатил темно-вишневый "Икарус" с табличкой "Спецгруппа" на лобовом стекле. Я подбежал к нему с двумя фотоаппаратами, готовясь запечатлеть для потомков краткий миг истории. Однако А.С.Капланский, выйдя из автобуса, молча прошествовал мимо и удалился в лабораторное помещение. Несколько обиженный, я влез в салон и спросил шофера, где находится ящик с животными - их ведь тоже надо сфотографировать. Водитель мрачно посоветовал поискать где-нибудь в Якутии. Нехорошая догадка зашевелилась в моей голове.
Как оказалось впоследствии, команда на включение тормозных двигателей биоспутника прошла чуть-чуть позднее. Ничего особенного, и в Центре управления люди сидят, и у них, как и у многих миллионов наших граждан, понедельник день не самый легкий. Только это "чуть-чуть" в космосе обернулось почти четырьмя тысячами километров на Земле. Не рассчитали ребята последствий своей заминки, и спутник посадили куда бог послал - в "нерасчетный район".
В лаборатории вокруг А.С.Капланского сгрудились все сотрудники группы. Их вытянутые физиономии свидетельствовали о полной растерянности. Никто не предполагал всерьез, что биоспутник мог очутиться так далеко на севере. Не имея никакой информации, необходимо было решить, что делать. В конце концов общими усилиями разработали варианты на случай, если животные живы, и в случае их гибели. В аварийную группу, помимо А.С.Капланского, вошли сотрудники ИМБП И.Б.Краснов, А.В.Бакулин, В.Е.Новиков, врачи из Воронежского мединститута В.В.Макаров и В.Н.Фролов. Нашлось местечко и для меня. На бегу мы упаковали необходимые инструменты и оборудование, подготовили термоконтейнеры. Каждый старался хоть чем-нибудь нам помочь: люди приносили пакеты с провизией, термосы с горячим кофе, кто-то даже снимал с себя теплые вещи - температура в Мирном, говорили, минус шестнадцать градусов. Термометр за окном ветстанции показывал плюс двенадцать.
В половине первого наш Ан-12 с красными звездами на крыльях вылетел из Кустаная и взял курс на север. Чудо отечественного самолетостроения второй половины 50-х годов представляло собой изнутри большой сарай с лебедкой, кучей цепей, тросов, сеток и веревок. Нормальное давление могло поддерживаться только в пилотской кабине и примыкающем к ней отсеке для пассажиров размером с два железнодорожных купе. Каких-либо "удобств" конструкторы не предусмотрели, поэтому, прежде чем что-нибудь съесть или выпить, следовало хорошенько подумать и подсчитать время, оставшееся до посадки.
Сидя на металлических лавочках вдоль бортов, мы летели в неизвестность. Было непонятно, где конкретно лежит спускаемый аппарат биоспутника, живы ли животные, догадались ли работники аварийно-спасательной службы Якутии утеплить спутник. Впереди нас летели еще два самолета, в которых находилась команда поисковиков во главе с В.И.Милявским, а также приматологическая группа под командованием В.И.Королькова и И.Б.Козловской. Мы надеялись, что к нашему прилету все более-менее прояснится.
Спустя семь с половиной часов, перемахнув через четыре часовых пояса, самолет приземлился в аэропорту города Мирного. Здесь был первый час ночи. Температура минус семнадцать. Под ногами скрипел снег. На черном небе сияли крупные звезды. Нас встречала делегация, составленная из местного партийного, советского и аэрофлотского начальства, а также офицеры аварийно-спасательной службы. Оказалось, что "Космос-1887" приземлился километрах в пятидесяти от Мирного, в тайге, примерно в двух-трех километрах от шоссе Мирный-Ленск. Спутник нашли часа через три после посадки, а это означало, что система вентиляции целый час гнала морозный воздух внутрь аппарата. Его укутали войлоком и поставили рядом охрану. Выяснилось также, что самолет с группой поиска, палатками и автомашиной на борту, вылетевший на час раньше нас, из-за непомерной загрузки был вынужден приземлиться в Братске для дозаправки и сейчас находится в получасе лета от Мирного.
Мороз крепчал. На мне были свадебные ботиночки из "Березки" на тонкой подошве, которые я надел в командировку с единственной целью доносить в теплом Казахстане и потом выкинуть, моднющая по тем временам чехословацкая осенняя куртка, купленная по большому везению на Байконуре, предназначалась для чешской, но никак не для якутской осени. Макушку прикрывала кепка, имевшая чисто декоративное назначение. Члены нашей аварийной команды были одеты тоже не по местному сезону и приплясывали под крылом самолета, чтобы сразу не замерзнуть.
Наконец приземлился и зарулил на стоянку самолет из Братска. За считанные минуты все оборудование, находившееся в нем, было перегружено на машины, и автоколонна сразу двинулась к месту посадки. Нас и приматологов повели кормить в летную столовую, где многие впервые узнали вкус оленины.
Спустя час мы заняли места в автобусе. Щофер, поднятый среди ночи с постели, никак не мог понять, в чем дело. Диспетчер объяснил ему, что надо ехать до 277-го километра, а там машина ГАИ укажет дальнейший путь. Автобус рванулся с места и, освещая фарами редкие сосны, выехал на шоссе.
Компания подобралась разношерстная. Здесь были офицеры поисковой службы чином не ниже майора, биохимик в моем лице, медики, морфологи, приматологи, несколько солдат. Работник горисполкома исполнял обязанности проводника и экскурсовода. Мы миновали карьер, где добывается алмазная порода, обогнали пару грузовиков, за считанные минуты миновали город Мирный и выехали на таежную дорогу. На 277-м километре, как и на пяти последующих, не было ни души, не говоря уже о машине ГАИ. Мороз усилился до 25 градусов. Кофточки и душегрейки, прихваченные из Кустаная, явно не были рассчитаны на местный климат.
Из-за дальней сопки до нас донеслось тарахтение дизельного движка. Мы стали кричать, свистеть, махать руками. Шофер автобуса громко забибикал. Накричавшись и насвистевшись вдоволь, мы полезли отогреваться. Через некоторое время вдали показался свет фар и к автобусу подъехала машина. В ней оказались офицеры поисково-спасательной службы из Москвы. По рации они пытались уточнить, где же все-таки нужно съезжать с шоссе в тайгу, однако их невидимая собеседница этого не знала. Единственно что удалось прояснить, так это то, что спутник находится слева от шоссе, поэтому звуки движка не имеют к нему никакого отношения. Машина умчалась в ночь, а мы снова полезли греться в автобус. Вдруг в нескольких километрах от нас взвилась в небо красная ракета. Шофер автобуса рванул с места и быстро покатил вперед.
На дороге стояли машины группы поиска ИМБП. Слева в тайге мелькал свет фар. Это шофер институтского УАЗика Боря Гринев пытался в одиночку обнаружить объект. Десятичасовой перелет, похоже, совсем не сказался на его работоспособности. Покружившись среди сосен и елей еще с десяток минут, Боря вернулся на шоссе.
Количество машин, прибывающих на поиск, все росло и росло. Появилась аэрофлотская машина с табличкой "FOLLOW ME" на крыше, вернулся из мрака автомобиль с офицерами поисково-спасательной службы, за ним приблудились милицейские "Жигули", из рупора которых далеко разносились жизнерадостные звуки "Модерн токинг". По рации передали, что выслали последний "писк" спасательной техники - поисково-эвакуационную установку (ПЗУ) с пеленгатором и бульдозер для прокладки дороги.
Вскоре стало ясно, что во всем скоплении народа на шоссе нет ни одного человека, бывшего на месте посадки. Видимо, те, кто оставил охрану возле спутника, посчитали свою миссию успешно завершенной и отправились на покой. Дать солдатам рацию или хотя бы ракетницу им не пришло в голову.
Появился вездеход ПЗУ. Пеленгатор, естественно, был выключен. На его разогрев и настройку ушло еще полчаса. Оператор взял пеленг, и установка устремилась далеко вперед по шоссе. За ним пристроилась было вся колонна, но потом решили, что зря кататься не стоит. Взяв пеленг со второй точки, вездеход вернулся к месту общей стоянки. Офицер уверенно показал рукой в густую чащу и твердо сказал: "Там!". Когда туда добрались, оказалось, что в тайге лежит груда металлолома, на которую и среагировал радар.
Остаток ночи колонна то монолитно, то отдельными машинами разъезжала вперед-назад по шоссе, чтобы найти хоть какой-нибудь въезд в лес. ПЗУ бесследно исчез где-то в тайге. Неразбериха усиливалась. Стало понятно, что без помощи с воздуха найти спутник невозможно. Наш автобус встал на обочине, было решено дожидаться рассвета.
В салоне гремела баталия. Инеса Бенедиктовна Козловская чехвостила славных военных.
- Тоже мне, армия! Заблудились в трех соснах, офицеры. Бордель! Ничего сделать не могут, а у нас животные замерзают! Бордель! Искать надо, а они сидят, спят. Бордель, а не армия!
Из темноты кто-то вяло отбрехивался. Перебранка медленно затухала, Инеса Бенедиктовна вытянулась вдоль заднего сиденья и, недовольная, заснула.
Я же спать не мог. Выскакивая каждые пять минут из автобуса, я курил, чувствовал собственное бессилие и всем нутром ощущал, как где-то совсем рядом, рукой подать, замерзают животные уникального космического эксперимента.
Когда стало светать, над тайгой появился самолет. Он кружил в стороне от нашей стоянки, включая проблесковый маячок и пуская вниз цветные ракеты. Как оказалось, всю ночь бригада лесорубов валила деревья на пути от шоссе до места посадки биоспутника и расчищала площадку возле него. Бульдозер выравнивал дорогу.
Странно, но факт - мы об этом ничего не знали и колесили по шоссе километрах в пяти-восьми севернее. Достаточно было одной фразы по рации, двух ракет в воздух - и не было бы потеряно драгоценных пяти часов.
Наконец аэрофлотский УАЗик повез нас по заснеженным ухабам и ямам к биоспутнику. На полпути он погрузился в здоровую яму и прочно сел на оба моста. Остаток дороги мы прошли пешком. В распадке уже стояла палатка, накрывающая спутник. Вокруг нее суетились люди из группы поиска, разворачивая вторую. Трещали бензагрегаты, давая электричество, компрессоры гнали воздух в пневмоарматуру.
Внутри палатки было жарко, как в бане, - обогрев работал на полную мощность. Со спутника только что сняли крышки, и из его глубин еще веяло холодом.
Пока монтажники отсоединяли капсулы с обезьянами - Дремой и Ерошей, И.Б.Козловская, В.И.Корольков, В.С.Магедов и Ю.А.Матвеев пытались хотя бы через стекло отогреть животных, а заодно и определить их состояние. Если Дрема еще шевелился, то Ероша сидел ко всему безучастный. Похоже, он находился в состоянии холодового шока.
Мощными лампами, прижатыми вплотную к стеклам капсул, Магедов и Матвеев осветили обезьян, однако тепла было недостаточно. Если Дрема отреагировал на яркий свет, завозился в своем кресле, закрутил головой, стал верещать и гримасничать, то Ероша оставался без движения. Его состояние внушало серьезные опасения.
Поняв, что промедление смерти подобно, И.Б.Козловская подхватила с пола трубу, из которой хлестал раскаленный воздух (спасибо "Аэрофлоту", вовремя приславшему машину для отогрева самолетов), и стала "поливать" из нее внутренности биоспутника. Дрема воспрянул еще сильнее, Ероша никак на это не отреагировал.
И.Б.Козловская подхватила с пола трубу, из которой хлестал раскаленный воздух, и стала поливать из него внутренности биоспутника... |
Демонтаж капсулы закончился. Блок с Дремой вынули из спутника, подняли на руки и перенесли в смежную палатку. Магедов отвинтил крышку, и "космонавт" оказался в пределах досягаемости для окружающих.
Дрема был голоден. Вот уже почти сутки он ничего не ел и не пил. Надеясь заработать на пропитание тем же способом, что и в полете, он яростно дергал контрольные рычаги. К его глубокому огорчению, ничего съестного из пищевого штуцера не вылезало. Герой космоса завопил и стал дергать рычаги еще сильнее.
В этот момент сильные руки Королькова крепко ухватили его за голову, а хорошо знакомый ему Юрий Гордеев вместо еды засунул в рот шпатель. Дрема в исступлении задергался и заверещал, но тут заметил, что к его рту приближается ложка с разведенным сиропом шиповника. Напившись вдоволь, Дрема собрался было заснуть, но тут в палатку ввалилась толпа людей с отвертками, тащивших какой-то ящик. Это внесли "Биос"-блок, в котором на борту спутника находились десять белых крыс. А.С.Капланский и И.Б.Краснов стали помогать монтажникам отвинчивать крышку. С их лиц не сходило выражение тревоги - вид Ероши заставлял беспокоиться о состоянии своих питомцев. Однако опасения были напрасны - крысы хорошо перенесли полет и все испытания, за ним последовавшие.
Ерошей занялись реаниматоры.
Герой космоса Дрема |
После инфузионной терапии и интенсивного обогрева у него наконец появились рефлексы, он заморгал глазами, задвигал головой. Люди вздохнули с облегчением - самое страшное для Ероши позади. В это время монтажники отсоединили капсулу со всевозможной мелкой живностью по совместному эксперименту ИМБП с Европейским космическим агентством. Она сразу очутилась в руках ответственного исполнителя Алексея Алпатова.
Возле палатки нас ждали насквозь промерзшие Новиков и Бакулин. Они помогли погрузить "Биос", контейнеры, оборудование, а самое главное - ящик с крысами в УАЗ. Нужно было немедленно возвращаться в аэропорт и скорее лететь обратно.
Уазик, подпрыгивая на кочках и ухая в ямы, двинулся в сторону шоссе. То, по чему мы ехали, напоминало не дорогу, а скорее поле сражения. Земля, а точнее подмерзшее болото, была перепахана колесами и гусеницами. Попадались здоровые колдобины, миновать которые можно было только на танке. Несколько машин, застрявшие напрочь, сильно смахивали на подбитую технику. Наш УАЗ отлично вписался в этот батальный пейзаж, провалившись в какую-то яму. Алексей Бакулин побежал за ПЗУ, исполнявшим теперь роль скорой технической помощи. Как только Алексей скрылся из виду, невесть откуда взявшийся "Урал" легко выдернул нашу машину из ямы. Нам ничего не оставалось, как сидеть и ждать возвращения Бакулина. Он появился минут через двадцать, лихо выскочил из люка ПЗУ, перепрыгнул в УАЗик, и мы наконец двинулись к шоссе. Там ожидал теплый автобус, который и отвез нас на аэродром.
Через час жарко натопленный самолет был в воздухе и взял курс на Кустанай. Ящик с крысами занимал почетное место бортинженера. Наше возбужденное состояние стало проходить, и мы сразу же заснули, застыв в самых, казалось бы, неудобных позах.
Последствия нештатной ситуации были ликвидированы, все самое тяжелое оказалось позади. Натужно гудя двигателями, самолет нес нас в Кустанай, где ждал новый этап работы.