30 ЛИЧНОЕ И ОБЩЕСТВЕННОЕ |
«На нашем стенде, - писал он, - помимо машин в натуру и в моделях, будет также выставлена и авиационно-техническая печать.
Я думаю, что было бы очень эффективно выставить там некоторые Ваши ранние работы...»
Труды Циолковского в Милане? Это было что-то неожиданно новое. Я решил разыскать Евгения Всеволодовича Латынина, чтобы узнать, дошли ли до Италии труды Циолковского.
И вот декабрьским вечером 1960 года я сижу в комнате на Тверском бульваре и задаю интересующие меня вопросы:
- Экспонировались ли книги Циолковского на выставке в Милане?
К сожалению, мой собеседник этого не помнит. Ведь с той поры прошло уже четверть века...
- Может, по этому поводу есть что-нибудь в письмах*? Давайте посмотрим вместе*.
*В настоящее время Е. В. Латынин передал сбереженные им письма Циолковского в архив Академии наук.
Мы перебираем письма и находим открытку от 22 июня 1935 года.
«Уважаемый Евгений Всеволодович, - писал Циолковский, - посылаю все, что есть: больше у самого ничего нет. Работы свои посылал за границу, но не на выставку. Ваш К. Циолковский. Очень болен, едва шевелюсь».
Увы, открытка, сохранившаяся в архиве Латынина, не давала ясного ответа на вопрос, отправлялись ли труды Циолковского в Милан. Но, не узнав того, ради чего приехал к Латынину, я выяснил другое, не менее интересное. Знакомство с одним из писем Циолковского Латынину открыло мне, насколько выше личного ставил общественное старый ученый. Это письмо тесно связано с выпуском двухтомника избранных сочинений Циолковского, В собрание решено было включить биографию Циолковского. Однако биография, написанная профессором Моисеевым, выглядела несколько странно и принесла Циолковскому бездну огорчений.
«Так до сих пор, - писал Моисеев, - остался нерешенный вопрос: ученый ли Циолковский? Дал ли он что-либо ценное для областей человеческого знания, выходящих за пределы технических проектов, и не является ли он только изобретателем?».
«Он по своей сущности одиночка, индивидуалист, не хочет ничьих советов, в них не нуждается... он не только самоучка, но и одиночка принципиальный».
Такого рода сентенции переполняли статью Моисеева.
Не приходится удивляться, что Циолковский обиделся: биография, написанная Моисеевым, показалась ему оскорбительной и противной.
«Исправить биографию нельзя, - писал Константин Эдуардович в издательство, - так много в ней ошибок, недоговорок и искажений. Примечание тов. Латынина заглаживает отчасти увлечение профессора.
Поэтому я и прошу оставить все как есть и не задерживать выход нужной книги...»
Циолковский подчеркивает эту фразу. Более того, повторяет ту же мысль. «Я думаю, - пишет он Латынину в другом письме, - можно выпускать книгу в таком виде, в каком она есть».
История издания двухтомника Циолковского, разумеется, не исчерпывает фактов, из которых складывается общественное лицо ученого. В том же 1934 году Калужский райком партии вместе с редакцией газеты «Комсомольская правда» решил создать колхозный лекторий. Для чтения лекций об основах науки пригласили интеллигентов Калуги. Первым откликнулся Циолковский.
- Это чудесно! - говорил он. - Надо, чтобы ученые почаще заглядывали в колхозы и вооружали колхозников знаниями о законах природы. Это лучший путь пропаганды научного мировоззрения.
Узнав о том, что к ним приедет Циолковский, колхозники решили организовать ему теплую встречу. Приезд ученого - стал заметным событием. Тема его лекции - «Как человек научился летать» - захватила слушателей. Ученый рассказал о людях, овладевших воздухом, поведал слушателям злоключения собственных открытий. А когда поздно вечером лекция окончилась, Константину Эдуардовичу пришлось ответить на множество вопросов:
- Есть ли жизнь на Марсе?
- Каково будущее авиации?
- Что станет с Землей через миллионы лет?
На обратном пути Циолковский сказал своему спутнику:
- Сорок лет я преподавал, а таких мудреных вопросов не слышал. Как выросли интересы народа!..
В беседах со своими посетителями (а их приезжало к нему немало) Циолковский не раз высказывался о прогрессе нашего государства. Ему хотелось, чтобы перерождение людей, создание нового человека происходило как можно быстрее. Именно потому так важно было внимание Циолковского к детям, к молодежи.
С авиационной молодежью дружба Циолковского началась в 1923 году, когда в Калуге был создай первый планерный кружок. Будущие планеристы и летчики потянулись за советами к Константину Эдуардовичу. Они встречали неизменно приветливый прием. Циолковский не только помогал советами, литературой, но и проверил расчеты планера ИТ-4 конструкции И. Толстых.
В октябре 1930 года планер был построен; Его назвали «Октябрь» и установили для старта на склоне Загородного парка. Спускавшемся к реке Ячеике.
«Садясь в кабину, - вспоминает Аркадий Семин, - я услышал, как кто-то из ребят взволнованно произнес: «Циолковский пришел!» Я оглянулся: в отдалении на крайней аллее Загородного парка стоял Константин -Эдуардович в своем черном пальто и теплой шапке. Он поднял руку, неторопливо и уверенно приветствовал наш первый полет...»
Как и в других городах страны, в Калуге существовал аэроклуб. Он носил имя Циолковского, и Константин Эдуардович считал своим долгом время от времени выступать перед будущими летчиками. Но по мере того как ухудшалось здоровье, его лекции происходили все реже и реже. Свою последнюю лекцию в аэроклубе ученый прочитал всего за два месяца до смерти.
- Удрал от докторов! - сказал он, входя в аудиторию.
Его стали уговаривать:
- Давайте перенесем лекцию.
- Нет, нет! - решительно запротестовал Циолковский. Он достал из кармана рукопись, передал ее сидевшему рядом курсанту и сказал:
- Читать будет он, а я посижу, и, если что непонятно будет, объясню.
Немного помолчав, он добавил:
- Мне ведь с вами легче, чем в постели!..
Когда лекция закончилась, между ученым и будущими летчиками завязалась беседа. Кто-то по-мальчишески восхищенно сказал:
- Как много вы знаете! Даже завидно!..
Циолковский насупился.
- Я должен вам завидовать, а не вы мне. Ведь то, что вам в школах да в вузах за несколько часов объясняли, отнимало у меня годы раздумий. Если бы мы с Мичуриным в ваших условиях учились, вы бы теперь каждый выходной на Марс ездили да кушали малину величиной с тыкву.
Циолковский очень любил молодежь, глубоко верил в ее творческие силы. Встреченный аплодисментами на одном из районных слетов, ученый говорил:
- Что вы мне аплодируете? Я вам должен аплодировать! Вы уже создали огромное богатство и построили роскошную страну. Мне всегда стыдно, как мало я еще сделал для своей Родины...
Он работал до самого последнего часа. 29 августа 1935 года датировано письмо из многотиражной газеты «ЦАГИ». От имени всего коллектива редакция просила Циолковского принять участие в специальном номере. Цаговцам хотелось услышать от Циолковского мысли о будущем, о новых дерзновенных мечтах. Константину Эдуардовичу уже осталось жить не более трех недель, но на конверте сохранилась аккуратно сделанная надпись: «Отвечено согласием».
Здоровье Циолковского все хуже и хуже... Врачи настаивают: необходима операция. Наконец больной соглашается, и 8 сентября к его дому подъезжает больничный автомобиль.
Как всегда, такого рода событие собирает любопытных. Это не по вкусу Циолковскому.
- Чего собрались? - сердито спрашивает он. - Неужто в последний раз видимся?
Но видели калужане своего земляка действительно в последний раз. Неделю спустя центральные газеты стали печатать сводки о состоянии здоровья ученого. И хотя эти сводки перемежались сообщениями о встречах Константина Эдуардовича с инженерами, работавшими над реализацией проекта его дирижабля, сомнений не оставалось: смертный час приближался...
Циолковский мужественно перенес операцию. Она шла под местным наркозом. Ученый деловито расспрашивал врачей о положении в тот или иной момент. А когда операция окончилась, сказал:
- Мне казалось, все будет гораздо сложнее...
Еще несколько дней, и умирающий пишет письмо в ЦК ВКП (б). Все свои труды, а они его единственное богатство, Циолковский завещал народу.
19 сентября 1935 года, в 22 часа 34 минуты, перестало биться сердце того, кто умер победителем, не успев дожить до победы.
Десятки венков. Десятки тысяч провожающих. Самолеты над городским парком, где нашел себе последнее пристанище прах ученого. Трепещущие листовки, рассыпающиеся из-под облаков над свежим могильным холмом, ружейный салют... Его хоронили, как полководца, как командира еще не сформировавшейся армии - армии грядущих победителей космоса...
Радио и газеты разнесли по стране грустную весть. «Трудовая страна наша, - писала «Правда», - дорожит каждым из граждан своих, каждым честным тружеником. Как же нам не любить и не ценить тех, кто всю жизнь свою посвящает служению общему делу, кто дерзает искать новых путей к могуществу и силе нашей Родины?! Знаменитый деятель науки тов. Циолковский был именно одним из таких людей, вот почему в Советской стране он был окружен любовью при жизни, вот почему его смерть вызывает скорбь народа.
...Работы Циолковского перекликаются с грядущими поколениями. Когда-нибудь наши потомки овладеют космическими пространствами, они будут высоко чтить Циолковского, потому что он первый дал научно обоснованную гипотезу межпланетных сообщений».