...Амет-хан умел каждый вылет совершать с максимальной пользой для дела. И не случайно летчики любили ходить с ним на задание, они знали: он обязательно найдет противника...

Не знаю, чем это объяснить, но Амет-хан почему-то нередко попадал в самые невероятные ситуации и блестяще выходил из них».

1

— Тревога! В короткий летний сон ворвались протяжные звуки сирены. Амет-хан вскочил с койки, мгновенно оделся, выскочил из казармы. В последнее время тревоги в 4-м истребительном авиаполку Одесского военного округа были нередки, и он вначале не придал значения необычному поведению летчиков — вместо того чтобы бежать к самолетам, они строились на плацу, перед казармой. И только заметив командира волка в окружении штабных работников, Амет-хан почувствовал недоброе: во время учебных тревог командир полка и его штаб находились всегда на командном пункте.

Предрассветный сумрак постепенно рассеивался, все четче обозначались встревоженные лица стоящих рядом летчиков.

— Только что стало известно, что войска гитлеровской Германии перешли границу, — голос командира полка звучал твердо, разве только был чуть звонче обычного. — Местами фашисты завязали бои с нашими пограничниками. Возможно, это очередная провокация. Наша задача, как и до сих пор, — не поддаваться на эти их действия. Командование полка до выяснения всех обстоятельств и получения боевого приказа решило произвести воздушную разведку...

В напряженной тишине застыли шеренги летчиков. Все знали о тревожной обстановке на границе, о концентрации на той стороне значительного количества фашистских войск. В полку было много разговоров о неизбежной, рано или поздно, войне с Германией. Однако эта неизбежность казалась Амет-хану и его товарищам чем-то отдаленным. Но в этот предрассветный час они безошибочно почувствовали, что час войны настал.

Со стороны границы донеслись приглушенные расстоянием глухие раскаты, как будто там началась скоротечная летняя гроза.

— Воздушная разведка поручается первой эскадрилье, — продолжал командир полка, прислушиваясь к далекому гулу. — Остальному составу полка объявляю полную боевую готовность!

— Леднев, Мацура, Амет-хан Султан — к командиру полка! — послышался зычный голос командира первой эскадрильи, как только прозвучала команда разойтись.

Через несколько минут три молодых летчика получили боевой приказ. Командир полка указал каждому по карте зону ведения воздушной разведки и напоследок предупредил:

— Границу не пересекать. Наблюдение вести только вдоль нее. В бой с немецкими самолетами не вступать. Это приказ! — строго напомнил командир, заметив, как задергалась щека у Леднева. Он был старший в этой тройке и уже успел повоевать с гитлеровскими летчиками в небе Испании, где сбил несколько фашистских самолетов, был награжден боевым орденом. Однако и сам был подбит и тяжело ранен.

Взглянув на свои часы, командир полка закончил напутствие:

— Через полчаса жду всех с донесением!

Вскоре три истребителя, три «чайки» поднялись в воздух и развернулись каждый в свою зону разведки.

На ясном июньском небе разгорелась утренняя заря. При ее свете внизу матовым серебряным жгутом блеснула пограничная река Прут.

Амет-хан, получив приказ осмотреть переправы через Прут, уже на подлете к реке увидел на земле багровые языки огня, высокие столбы дыма.

У первого же моста Амет-хан вынужден был резко взять на себя ручку. Натужно взревел мотор, самолет устремился вверх. По бокам истребителя выросли белые султаны зенитных снарядов. Впервые по его самолету стреляли боевыми снарядами, старались сбить, уничтожить, — Амет-хан ощущал это всем существом и напряженно думал, как выйти из этого лабиринта огня.

Однако времени на размышления не оставалось, надо было выполнять боевой приказ. Амет-хан резко отвернул от зенитной батареи, на крутом вираже «чайка» пронеслась над рекой. Увиденное потрясло молодого летчика: по мосту сплошным потоком шли гитлеровские танки, грузовое автомашины, тягачи с пушками. Чуть выше по реке была наведена понтонная переправа. По ней также непрерывной колонной двигалась фашистская пехота. Амет-хан ясно разглядел кресты на бортах танков. Рука невольно потянулась к гашетке пулемета. Однако вспомнил категорический приказ командира полка, лег на левое крыло и на бреющем ушел от реки.

Над своим аэродромом Амет-хан появился к указанному сроку. В первый момент ему показалось, что сбился с пути, попал не туда. Внизу, на летном поле, бушевали огненные смерчи — горели ангары, пылали самолеты на стоянках, догорали разрушенные казармы и служебные здания. Взлетные полосы были разворочены глубокими воронками. Сомнений не осталось. Это была война, которую ожидали и которая все-таки началась так неожиданно...

Амет-хан на бреющем пролетел над тем, что осталось от родного аэродрома, и круто развернул истребитель на восток. Оставалось одно — лететь на запасной, которым пользовались при учебных стрельбах. Но и там он не сразу решился сесть. Сделал круг, убедился, что он не первый прилетел сюда, и только тогда пошел на посадку.

Вскоре он стоял в окружении группы летчиков полка. Это были те, кто успел поднять в воздух свои машины, когда большая группа фашистских бомбардировщиков неожиданно совершила налет на аэродром. В скоротечном воздушном бою летчики полка сумели сбить несколько вражеских бомбардировщиков, однако внезапное нападение дало свои результаты — аэродром был разбомблен, многие самолеты сгорели прямо на стоянках. В полку были раненые и погибшие...

Так 22 июня 1941 года началась для младшего лейтенанта Амет-хана Султана война.

Последующие дни прошли в напряженных и ожесточенных воздушных боях над приграничной полосой Молдавии. Амет-хан и его товарищи, в основном такие же молодые летчики, едва успевали заправить самолет горючим, пополнить боекомплекты и тут же взлетали на очередное задание. Обстановка была такая, что пришлось истребителям выполнять несвойственную им роль — штурмовать речные переправы, вражеские колонны с военной техникой и пехотой. В запыленных, измотанных, спавших в сутки всего до 2 — 3 часа возле самолетов летчиках трудно было узнать еще совсем недавно счастливых, щеголеватых лейтенантов...

Первые месяцы войны. Потом, когда придут победы, о них не очень-то часто будут вспоминать. Они уйдут на многие годы в забвение. Но никто из тех, кто прошел тяжкими путями отступления, никогда не сможет их забыть. На всю жизнь остались эти дороги отступления 1941 года и в памяти Амет-хана Султана. Сожженные села, разрушенные города, черные свечки обгоревших пеньков там, где еще недавно цвели сады. Бесконечные вереницы беженцев, уходящих на восток...

Полк перелетал с аэродрома на аэродром, все дальше и дальше от границы. В те сложнейшие, напряженные до предела дни, когда наши войска с боями отступали в глубь страны, когда обстановка на фронте менялась не только по дням, но и по часам, когда вражеские танки неожиданно появлялись там, где их совсем не ждали, достоверные сведения командованию могли оперативно представить только воздушные разведчики.

На воздушную разведку к линии фронта, а то и в глубокий тыл врага посылали далеко не каждого летчика. Это не просто — методично, квадрат за квадратом, облететь заданную территорию, искусно избегая при этом устремленные к самолету огненные трассы зенитных снарядов. Собрать всю волю в кулак, сдержать себя, не бросить самолет в крутое пике на спешащие к линии фронта вражеские колонны танков, мотопехоты, мог только опытный, обладающий высоким мастерством и владеющий собой летчик. Амет-хан Султан твердо вошел в эту группу с первых дней войны.

Но каких усилий, какого подавления горячей, страстной натуры стоило это молодому летчику... Об этом Амет-хан не мог вспоминать спокойно и четверть века спустя. В каждом боевом вылете надо было помнить, что он, воздушный разведчик, не имеет права отвечать вражеским зениткам, должен всячески уклоняться от боя с фашистскими самолетами и целым вернуться с точными данными — они позволяли командованию разгадать замыслы противника, определить главное направление удара, вовремя подготовить необходимые силы и средства для борьбы с врагом. И хотя при вылетах на разведку бортовое вооружение его машины почти всегда молчало, Амет-хан понимал, что точно выполненное задание тоже наносит фашистам ощутимый урон.

Но не только выдержка и воля нужны были для успешного ведения воздушной разведки. В трудных, смертельно опасных полетах приходилось отказываться от многого, чему настойчиво и требовательно учил Амет-хана инструктор Симферопольского аэроклуба Петр Мефодьевич Большаков. Он учил покорять высоту, парить орлом в поднебесье, а теперь приходилось под вражеским огнем осваивать тактику воздушной разведки, учиться летать на малых высотах, пользоваться особенностями рельефа — прикрываться при полетах лесами, складками местности, на бреющем пролетать над самой землей, стараясь не задеть верхушки деревьев, телеграфные столбы. И при этом — быстро и точно ориентироваться. Чуть замешкался, отвлекся — проскочил намеченный квадрат. И тогда, чтобы развернуться, уточнить, где находишься, надо набрать высоту. А там — стаи немецких «мессеров». Ты же на «чайке», которая не могла соперничать с новейшими вражескими истребителями ни в скорости, ни в вооружении...

Война научила Амет-хана летать в немыслимых в мирное время условиях, и это позволяло ему выполнять боевые приказы и оставаться живым. Однако случалось все-таки, что не выдерживал и он, нарушал продиктованную первыми месяцами войны тактику.

Так было в тот августовский день, когда Амет-хан возвращался из очередной разведки в прифронтовой полосе. Сведения о новой танковой колонне врага на этом участке фронта подтвердились, и младший лейтенант спешил на базу. «Чайка» Амет-хана летела вдоль обширного лесного массива, прикрываясь его кромкой.

Амет-хан еще перед вылетом на разведку изучил маршрут и, возвращаясь, старался опознать нужные ориентиры. Скоро должен был закончиться лес, впереди — широкий луг с проселочной дорогой.

Вылетев на открытое место, Амет-хан быстро огляделся. И вовремя: над лугом увидел силуэты двух «мессершмиттов». Фашистские летчики, чувствуя свою безнаказанность, расстреливали с воздуха беззащитных беженцев. Убитые женщины, дети, перевернутые повозки, мечущиеся по лугу кони с оборванными постромками... Амет-хан рванул на себя ручку с такой силой, будто его «чайка» была виновата в разыгравшейся на лугу трагедии. Натужно воя, самолет послушно полез вверх, набирая высоту. Пара «мессеров», не замечая его, продолжала поливать огнем дымящуюся, взвихренную проселочную дорогу, забитую людьми. Амет-хан кинул свою машину наперерез одному из них, который выходил из пике. Когда фашистский истребитель появился в перекрестье прицела, Амет-хан с силой нажал на гашетку пулемета, вкладывая в длинную очередь всю свою ярость, всю боль своей души.

Молодой летчик был уверен, что прошил вражескую машину. Однако фашистский истребитель проскочил мимо него и боковым разворотом ушел в сторону. Одновременно Амет-хан почувствовал, как забилась его «чайка» — будто по ее фюзеляжу одновременно ударили десятки огромных молотов...

Неизвестно, чем бы закончился для Амет-хана этот неожиданный воздушный бой, не появись откуда-то сверху два советских истребителя. Одна вражеская машина сразу задымилась и полетела к земле, второй фашистский летчик скрылся в облаках.

Амет-хан выровнял «чайку». Внизу вновь ожил поток беженцев. Пролетев над ними, он вскоре увидел знакомое поле своего аэродрома. Амет-хан подрулил на стоянку, но не сразу вышел из кабины. Восстанавливая в памяти все детали скоротечного воздушного боя, с досадой вытер шлемом взмокшее лицо.

— Амет! Ранен? — услышал он встревоженный голос своего механика Симакова.

Тут же показался и сам Кузьмич.

— Напугал ты меня, братец, — облегченно вздохнул механик, помогая Амет-хану выбраться из кабины. — Слава богу, даже не ранен...

Симаков не пропускал случая поворчать на молодого летчика, который, по его мнению, не берег ни себя, ни машину. Однако за этой ворчливостью Амет-хан чувствовал тревогу Кузьмича за него, видел, с каким волнением механик всегда ждал его возвращения на аэродром. Медлительный, полноватый, в работе он был совсем иным — проворно лазил по корпусу самолета, непонятным образом умудрялся влезть в, казалось бы, немыслимые для его внушительной фигуры полости «чайки».

Вот и сейчас, как только Амет-хан спрыгнул на землю, Кузьмич забрался в кабину с головой — лишь кирзовые сапоги с подковами на каблуках торчали наружу. Амет-хан с беспокойством ждал, что скажет механик. Наконец, Симаков вылез из кабины, поправил на голове замасленную пилотку. Потом еще раз ощупал руками рваные дыры на фюзеляже.

— Повезло тебе, парень, — покачал головой механик. — Возьми фашист прицел чуть выше — прошил бы кабину...

— Возможно, — хмуро согласился Амет-хан и добавил просительно: — Дырки сегодня успеете залатать?

— Надо бы успеть до темноты, — в раздумье проговорил Симаков, что-то прикидывая в уме.

Амет-хан оставил Кузьмича у самолета и направился в штаб. Солнце клонилось к горизонту, в его косых лучах на землю падали длинные тени. Проходя мимо ветвистой березы у опушки леса, Амет-хан замедлил шаг — закатное солнце ярко вспыхнуло на алой звезде деревянного обелиска у изголовья свежего холмика земли. «Значит, без меня кого-то похоронили», — тяжело вздохнул Амет-хан, пытаясь прочесть фамилию на обелиске. Сколько вот таких могил уже осталось позади, сколько его однополчан остались в них лежать навечно!

Сон в тот вечер долго не шел к Амету. Он беспокойно ворочался на нарах в землянке, снова и снова пытался спокойно разобраться в причинах своей неудачи в бою с «мессером». Конечно, он знал, что его «чайка» — менее совершенный истребитель, чем «мессер». Главная ее беда — в скорости уступает. Однако при всей тихоходности «чайка» все же более маневренна, особенно на виражах. Значит, надо было использовать это ее преимущество, а не бросаться с ходу на фашистский истребитель. Ярость в воздушном бою — плохой помощник. В бою нужна ясная голова, чтобы суметь быстро среагировать на все его перипетии. Тогда и гашетку нажмешь в нужный момент, и не забудешь, что рядом другие вражеские летчики, которые не глупее тебя, а в чем-то, может, и превосходят...

2

Наступила поздняя осень. На юге страны фронт на какое-то время стабилизировался в донских степях. Исполосованные автомашинами и растерзанные гусеницами танков, расползлись, превратились в непролазное месиво прифронтовые дороги. Низкие, набухшие влагой тучи закрыли небо. На время стихли ожесточенные воздушные бои, прекратились непрерывные налеты фашистской авиации.

Остатки 4-го истребительного авиаполка, в котором начинал воевать Амет-хан, были сведены в две неполные эскадрильи и под Ростовом вошли в состав нового воздушного соединения — 147-й истребительной авиадивизии. В октябре Амет-хана Султана, как успешно зарекомендовавшего себя в сложных боях первого периода войны, наначили командиром звена.

Второй месяц сражались летчики дивизии в составе Юго-Западного фронта, в меру своих возможностей помогали наземным войскам. Но вот уже который день самолеты стоят под дождем на степном аэродроме, вблизи разрушенной казацкой станицы. В ожидании просвета в небе летчики часами сидели за самодельными шахматами, отсыпались в сырых землянках.

Маялся на нарах и Амет-хан. Мысленно снова и снова оказывался в небе над границей, над Кишиневом и Тирасполем, Николаевом и Одессой, Херсоном и в небе Приазовья. Бои ожесточили его и, он это чувствовал, закалили. Он рвался в бой, и вынужденное бездействие тяготило.

Мало, совсем мало боевых товарищей осталось из тех, кто вместе с ним встретил войну. Многие погибли, другие после ранений затерялись в тыловых госпиталях. К Амет-хану судьба была пока благосклонна: он совершил 130 боевых вылетов и пока отделывался легкими царапинами, хотя уже не раз возвращался на свой аэродром в машине, основательно изрешеченной пулеметными очередями.

Вспомнилась прославленная Кача — школа военных летчиков, старейшее авиационное училище, в котором овладевали летным мастерством первый покоритель «мертвой петли» Нестеров, укротитель «штопора» Арцеулов. Вспомнилось, как впервые увидел на летном поле училища боевые истребители и осознал, что на этих машинах придется воевать, сбивать матерого врага, который в том, 40-м году уже накапливал боевой опыт в небе Европы, все ближе подступая к границам Советского Союза. Именно потому военлет Амет-хан Султан вместе с товарищами окончил в 1940 году ускоренный годичный курс обучения.

В напряженную жизнь военлетов Амет-хан втянулся легко, безболезненно. Захваченный учебными полетами на новых самолетах, изучением их боевых качеств, освоением сложнейших элементов высшего пилотажа, он не замечал неудобств казарменного быта. Да и задумываться об этом было некогда. Свободного личного времени оставалось очень мало. Полдня — теория, полдня — учебные полеты, занятия длились по двенадцать часов. Работали до седьмого, в буквальном смысле, пота. И в Каче Амет-хан не раз с благодарностью вспоминал аэроклуб, своего первого инструктора Большакова. Навыки по летному делу, полученные в Симферополе, очень помогали ему осваивать ускоренный курс. Вылетая в зону пилотирования к истокам реки Качи в Мамашайской долине, где гора Роман-Кош служила ориентиром, девятнадцатилетний военлет с удовлетворением чувствовал, как с каждым разом все более послушным становится в его руках учебный истребитель, как приходит столь необходимая в воздухе уверенность...

Амет-хан вздохнул, повернулся на скрипучих нарах. Конечно, можно считать, что пока на войне везет. Однако в глубине души он был недоволен собой. Все-таки в Каче учился, стал летчиком-истребителем. А на личном счету — ноль, не сбил еще ни одной вражеской машины, хотя и участвовал в схватках с фашистами. То ли опыта еще опыта не хватает, то ли потому, что в основном летал на воздушную разведку? А может, это и приучило его осторожничать в бою?..

«Улучшится когда-нибудь эта проклятая погода?» — Амет-хан в сердцах повернулся к тусклому дверному просвету напротив. Косой дождь с раннего утра хлестал по двери, мутные струйки воды затекали за порог. Некстати вспомнилась солнечная осень в родной Алупке — даже дожди в эту пору там бывали недолгими, быстро сменялись ясной погодой. И защемило сердце — как там дома? Ведь фашисты уже на пороге Крыма... С начала войны он не имел вестей от родителей, не знал, что с ними.

В землянку, вместе с волной сырого воздуха, вошла медсестра Таня. Ее появление моментально всколыхнуло тишину в землянке: Таня «по совместительству» разносила письма и газеты.

— Писем пока еще нет! — с порога заявила медсестра, зная, с каким нетерпением ждут ее летчики. — Но зато я принесла вам газеты. Многие из вас там найдут для себя приятные понести.

Лукаво оглядев молодых летчиков, Таня вытащила из сумки пачку газет, разложила их на столе. Амет-хан взял ближайшую. На первой полосе главное сообщение Совинформбюро: бои на Западном фронте... Гитлеровские танковые колонны рвутся к Москве...

— А ты, Амет, ниже, ниже посмотри, — улыбнулась медсестра. — Тем для тебя сюрприз!

В конце полосы — Указ Призидиума Верховного Совета СССР о награждении за боевые заслуги группы летчиков Южного фронта орденами и медалями. В колонке награжденных орденом Красного Знамени Амет-хан увидел и свое имя. Это было для него полной неожиданностью, Каждый перелет на другой, более восточный аэродром Амет-хан переживал как личную вину перед Родиной. А свои каждодневные боевые вылеты на разведку вражеских войск, хотя и были они изнурительны и опасны, он не считал достойными высоких поощрений. Однако награждение боевым орденом свидетельствовало, что на войне не бывает второстепенных дел. Значит, то, чем занимался он все эти месяцы, тоже необходимо для победы над врагом.

Потом, за четыре года войны, Амет-хан получит еще четырнадцать боевых наград, в том числе две Золотые Звезды Героя Советского Союза, три ордена Ленина, орден Александра Невского, два ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны I степени, 4 медали. Однако этот скромный, по сравнению с другими высокими наградами, первый орден остался самым дорогим для него. Быть может, потому, что получил его осенью 1941 года, в самые тяжелые для страны дни.

В тот холодный декабрьский день полеты начались сразу, как только рассеялся поздний предрассветный сумрак. В разных концах аэродрома тишину разорвали моторы самолетов. Накануне вражеские войска начали наступление, местами прорвали фронт. Амет-хан и его боевые товарищи непрерывно вылетали на эти опасные участки, штурмовали гитлеровские танковые и мотомеханизированные колонны войск. Для этого к истребителям подвешивали бомбы — сбросить их на цель было не так просто, однако летчики уже хорошо освоили это необычное для истребителей дело.

Передышка наступила к концу дня. Фашистское наступление, судя по всему, выдохлось. Амет-хан возвращался с последнего боевого вылета в составе своей эскадрильи. Куцые, тупоносые И-16 шли легко и ровно, освобожденные от своего смертоносного груза. Отполыхали дымящими факелами подожженные их очередями вражеские машины, и Амет-хан с удовлетворением констатировал, теперь уже после убедительных доказательств, что новый истребитель и скорость имеет хорошую, и вооружен более мощно — можно вполне состязаться с гитлеровцами.

Впереди показалось заснеженное поле аэродрома. Амет-хан встряхнул головой, отсекая отвлекающие мысли. Прошлой ночью вызвездило, ударил мороз, и теперь при посадке следовало быть предельно собранным: взлетная полоса покрыта ледяной коркой и чуть не рассчитаешь скорость — вылетишь за ее пределы, разобьешь машину.

Амет-хан четко посадил машину, подрулил на свою стоянку и удивленно огляделся. Обычно возвращения истребителей с боевого задания здесь всегда с нетерпением ждали механики и оружейники, еще издали, на подлете, начиная считать, сколько возвращается машин. Однако в этот раз стоянка была пустынна.

Амет-хан отстегнул ремни, гадая, что бы это значило. Вылез из кабины, стал на крыло истребителя. И тут только увидел плотную толпу людей у штабной землянки. Ясно, что только что-то чрезвычайное увело их со стоянки самолетов. Сердце Амет-хана тревожно забилось. В последнее время день на аэродроме начинался и заканчивался с прослушивания сообщений Советского Информбюро о битве под Москвой. Там, в заснеженных просторах Подмосковья, шли жестокие бои за столицу, каждую весть оттуда слушали с замиранием сердца.

Спрыгнув, Амет-хан поспешил к штабу, у которого на столбе был прикреплен громкоговоритель. Еще издали Амет-хан заметил, что все собравшиеся у штабной землянки напряженно застыли близ черного рупора.

— Сейчас какое-то важное сообщение передадут, — шепнул Амет-хану один из оружейников. — Уже несколько раз по радию предупреждали об этом...

В громкоговорителе щелкнуло, зашуршало. Раздался знакомый голос Левитана. Амет-хан замер вместе со всеми — в голосе диктора явственно ощущалось волнение.

— Передаем сообщение Советского Информбюро, — звучало между тем в рупоре — С 6 декабря войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери! Освобождены города Наро-Фоминск, Угодский Завод, Алексин, Таруса, Щекино, Одоев, Черепеть, Перемышль, Лихвин, Козельск и сотни поселков и деревень. Наступление наших войск продолжается!

— Ура-а! — мощно, единым вздохом взорвался аэродром, как только Левитан ликующим голосом закончил последнюю фразу. Летчики, механики, оружейники, зенитчики, охранявшие аэродром, все, кто был в этот момент возле КП, кинулись обниматься, что-то восторженно говорили друг другу, кружились на снегу. Некоторые, не стесняясь, вытирали слезы радости — уж очень долго пришлось ждать этой первой вести о победе над врагом!

На следующий день 4-й истребительный авиаполк, в состав которого входило звено лейтенанта Амет-хана Султана, был отведен в тыл — на отдых и переформирование. А в канун нового, 1942 года Амет-хана, в числе других летчиков, направили в Кинешму: им предстояло освоить новый английский истребитель «харрикейн», поступивший на вооружение нашей авиации.

3

— Стой! Приехали!
Полуторка завизжала тормозами, резко остановилась. Амет-хан перемахнул через борт, поблагодарил шофера. Пыльное облачко взметнулось над дорогой. Машина скрылась за лесным поворотом.

Вечерело. Нежная майская листва сочно зеленела в лучах предзакатного солнца. Амет-хан одернул гимнастерку, поправил на боку кобуру с пистолетом. По пути сорвал ветку, стал сбивать серый налет пыли с сапог.

Тропа вела в глубь леса. Под кронами высоких деревьев расположились подразделения батальона аэродромного обслуживания. А вот и летное поле. На другом коннице лесного массива скрывались истребители противовоздушной обороны города Ярославля.

Второй месяц находился Амет-хан под Ярославлем — из Кинешмы получил направление в авиацию ПВО. Этот крупный промышленный центр привлекал внимание гитлеровского командования, оно старалось вывести из строя его заводы и фабрики, выпускавшие так необходимое фронту оружие. Излюбленная тактика фашистской авиации — массированные налеты крупными группами бомбардировщиков. Но здесь, под Ярославлем, вражеские летчики натолкнулись на стойкость защитников воздушных рубежей города. Наши истребители перехватывали «юнкерсы» на дальних подступах к Ярославлю, атаковывали их, не пропуская к городу.

Тогда немцы изменили свою тактику — стали посылать к городу одиночные «юнкерсы» с разных сторон, в надежде, что кто-то из летчиков прорвется сквозь заслон противовоздушной обороны. Одновременно близ Ярославля появилось и значительное количество немецких истребителей. Они стали группами неожиданно нападать на наши истребители, барражировавшие над городом. «Мессеры» старались связать их боем, отвлекая от бомбардировщиков, и тогда вражеские самолеты прорывались к городу и сбрасывали на него смертоносный груз, причем чаще всего — на мирные жилые дома.

Амет-хан, отдежурив утром, возвращался из города, где навестил в госпитале раненого летчика из своей эскадрильи. Веселый, неунывающий одессит Яков был его соседом по землянке. С первого дня службы в ПВО Амет-хан подружился с ним: сближали любовь к морю — оба родились и выросли на берегу Черного моря, оба, оказалось, любили шахматные блицкриги. Редкие свободные часы они проводили за шахматной доской, вспоминая как что-то далекое, сказочное безмятежные довоенные годы.

Самолет Якова поджег немецкий «мессер». В тот день, закончив дежурство в небе на подступах к Ярославлю, Яков подлетел к аэродрому, пошел на посадку. В это время откуда-то сбоку появился вражеский истребитель и спокойно, как на учении, резанул очередью по беспомощному в этот момент «харрикейну» — Яков уже погасил скорость, выпустил шасси, а главное, не ожидал нападения в этой ситуации.

Каким-то чудом Яков смог посадить горящий истребитель. Амет-хан и другие находившиеся на летном поле летчики в последний момент вытащили из кабины обгоревшего товарища. Дежурный врач в госпитале не смог обнадежить Амет-хана: обширный ожог сковал тело молодого летчика...

Амет-хан свернул на знакомую тропку к жилым землянкам. То, что увидел и услышал сегодня в госпитале, так тяжело подействовало на него, что он решил не идти на ужин. В столовой вечером собирались летчики всех эскадрилий, а молодость и на войне брала свое — звучал смех, слышались шутки. А перед глазами Амет-хана еще стояли искаженные болью лица раненых в госпитале, по-детски скорбные лица ребят, которых привезли в госпиталь из разбомбленной фашистскими самолетами городской школы. Дети молча лежали на носилках. И их глаза показались Амет-хану полными немого укора им, взрослым, не сумевшим уберечь от такой беды...

Амет-хан пригнулся перед входом в землянику, открыл дощатую дверь. В землянке никого не было, он снял летную куртку, лет на свои нары. В глаза невольно бросилась пустая постель Яши. У изголовья еще виднелся плакатик, который совсем недавно прикрепили к его нарам: отмечали день рождения Якова и Амет-хан решил скаламбурить, написал на куске картона «Яша сим бизин Яша!», что по-татарски означало «Пусть здравствует наш Яша!».

Плакат резанул своей неуместностью, Амет-хан сдернул его, сунул под подушку соседа. Если Яков вернется из госпиталя, тогда вновь можно будет повесить.

Спал Амет-хан той ночью плохо. Ворочался, просыпался. Под утро приснилось что-то мрачное — проснулся весь мокрый от пота...

На рассвете его поднял дежурный. Минуты на сборы — вот она, знакомая тропка к стоянке истребителя. Возле «харрикейна» уже механик, он готовил самолет к вылету, помог Амет-хану укрепить парашют, проверил, как застегнуты лямки. Вскоре загудели моторы других самолетов.

В ожидании разрешения на вылет Амет-хан еще раз уточнил свой маршрут дежурства над Ярославлем. Но вот по радио раздалась команда. Блеснула сфера задвинутого фонаря кабины. Короткий разбег, и истребитель скрылся за верхушками деревьев дальнего леса.

Было раннее утро 31 мая 1942 года. Амет-хан набрал заданную высоту, стал барражировать в зоне. Ровно гудел мотор «харрикейна», истребитель широкими кругами пролетал над дальними окраинами Ярославля.

Еще в Кинешме Амет-хан изучил новый английский истребитель. Конечно, вооружен самолет был неплохо — чуть ли не дюжина пулеметов создавали плотную стену огня. Однако Амет-хан к этому времени хорошо знал, что в скоротечном воздушном бою первое дело — это скорость и еще раз скорость. Она нужна и для маневрирования, и для быстрейшего набора высоты, сближения с противником. Здесь-то «харрикейн» заметно проигрывал вражеским машинам. Это качество английского истребителя сразу же было отмечено в фольклоре летчиков:

Англия России подарила самолет, Очень много пулеметов и ужасно тихий ход!

...Высота 7300 метров. С аэродромного поста наблюдения передали, что к зоне его патрулирования приближается «юнкерс». Адмет-хан оглядел горизонт — в любую минуту можно ждать и немецких истребителей, вторые попытаются отвлечь его от бомбардировщика. Однако «мессеров» не было. Зато на ясном утреннем небе появился серый, угловатый силуэт Ю-88.

Теперь все решали секунды. Амет-хан развернул истребитель для атаки и ринулся навстречу «юнкерсу». Вот он, наконец, его самолет! Вот она, долгожданная встреча в небе один на один с врагом! Нетерпение Амет-хана было столь велико, что он еще издали застрочил сразу из всех пулеметов.

Амет-хан ждал, что «юнкерс» вот-вот загорится. Однако фашистским самолетом управлял опытный экипаж. На большой скорости, умело маневрируя, машина изворотливо уходила от прицельного огня. В который раз Амет-хан бросался на «юнкерса», а он все оставался невредимым. Наконец, удалось зайти с задней полусферы. Длинной очередью он уничтожил пулеметную точку бомбардировщика. Когда после очередного боевого разворота поймал в прицел ненавистный «юнкерс», снова нажал на гашетку, но выстрелов не услышал. Амет-хан понял, что в горячке боя полностью расстрелял весь боекомплект, и похолодел от сознания своего бессилия. Теперь «юнкерс» сможет выйти на цель, сбросить тонны бомб на просыпающийся большой город. Жители его доверили ему, летчику-истребителю, свою жизнь. Вспомнились глаза искалеченных вчерашней бомбами школьников, обожженный Яша-одессит.

«Не пропустить! Любой ценой!» — решение билось в голове, он почувствовал это физически. И в следующее мгновение Амет-хан уже знал, что надо сделать.

Дальше все его движения были подчинены исполнению задуманного. Амет-хан направил истребитель в немыслимо крутой разворот. Качнулась и куда-то в сторону отошла земля. Теперь нужна скорость, максимальная скорость, на которую способен «харрикейн»!..

Все ближе и ближе громадина «юнкерса». Когда перед глазами четко проступили вражеские опознавательные знаки, молодой летчик со всей накопленной за год войны ненавистью бросил свой истребитель на врага. Крылья самолетов схлестнулись в воздухе как два огромных меча. Раздался оглушительный треск, отлетели и закувыркались рядом обе консоли. А вздыбившиеся на какой-то миг навстречу друг другу «юнкерс» и истребитель на мгновение застыли в небе, а потом завалились вниз.

...Амет-хан очнулся от струй холодного воздуха, врывавшихся со свистом в разбитый фонарь кабины. Увидел, что оба самолета, сцепившись, падают на землю. Корпус «харрикейна» дрожал, готовый развалиться на части. Тонкое крыло истребителя глубоко вонзилось в массивную плоскость «юнкерса». Он понял, что не удастся вырвать машину из объятий фашистского самолета, и вывалился из кабины...

Спускаясь на парашюте, Амет-хан видел, как врезался в землю протараненный «юнкерс». В стороне разглядел несколько белых куполов — это спускались на парашютах члены и экипажа вражеского бомбардировщика.

Приземлился Амет-хан за Волгой, на окраине пригородного села. Не успел погасить парашют как оказался в окружении ватаги босоногих мальчишек. Орден Красного Знамени на гимнастерке сразу привлек их внимание. Перебивая друг друга, зашумели, не зная, чем помочь необычному гостю с неба.

— Дяденька, а «юнкерс» упал на берегу реки.

— Дяденька, у вас лицо в крови!

— За что вы орден получили?!

Дети помогли Амет-хану собрать парашют, повели его в село. Жители с радостью встретили молодого летчика, пригласили в ближайшую избу, обмыли легкие раны на лице. Засуетились женщины, собирая по домам все лучшее для угощения. Крестьяне, наблюдавшие за воздушным боем, уважительно посматривали на боевой орден летчика, расспрашивали, как воюется.

— Кончайте разговоры, — вмешался хозяйка избы, обращаясь к односельчанам. — Дайте товарищу поесть!

И действительно, несмотря на пережитое, Амет-хан почувствовал, как голоден. Вкусная крестьянская еда пришлась весьма кстати.

Вскоре к избе подъехала легковая машина. Из нее проворно выскочил полковой комиссар Н. И. Миронов.

— Как он там? — встревожено спросил хозяина дома. — Сильно ранен?

— Есть маленько. Но руки-ноги целы, — успокоил тот полкового комиссара. — Проголодался парень. Завтракает.

— Неплохо, совсем неплохо устроился! — приветствовал Амет-хана Миронов.

Перед летчиком стояли миски с вареной картошкой, квашеной капустой, солеными грибами.

— Такие блюда в нашей столовой ты бы на завтрак не получил!

— Это уж точно, товарищ полковой комиссар! — улыбнулся Амет-хан, выходя из-за стола. — Садитесь, здесь всего и на двоих хватит!

— С удовольствием помогу тебе, — согласился Миронов, обнимая лейтенанта. — Поздравляю с открытием личного счета! Рад, что остался живым. Мы ведь с аэродрома наблюдали за твоим боем.

— А как немцы с «юнкерса»? — поинтересовался Амет-хан. — Они, по-моему, тоже на парашютах спустились.

— Живы все, только попадали в Волгу, — усмехнулся полковой комиссар. — Пришлось из реки как мокрых кур вытаскивать. Жаловались переводчику, что ты их самолет не по правилам сбил.

— Пусть привыкают, — жестко ответил лейтенант. — В нашем небе мы будем воевать по нашим правилам!

Летчики поблагодарили крестьян за гостеприимство, сели в машину.

— Очень переживали, когда увидели, как закувыркался твой «харрикейн», — продолжал Миронов разговор в машине. — Думали, придется второго летчика хоронить сегодня...

— А кто первый? — спросил Амет-хан дрогнувшим голосом. — Неужели Яша?

— Он. Ночью в госпитале умер, — глухо сказал Миронов. — Каких ребят теряем! Только месяц назад приняли Якова в партию.

— А можно мне... На его место — в партию — запинаясь, проговорил Амет-хан. — Если конечно, сочтете достойным.

— А почему до сих пор молчал?

— Не мог раньше, товарищ полковой комиссар — после минутного колебания сказал Амет-хан. — Не считал для себя возможным, пока лично не срежу хотя бы одного фашиста.

— А я давно присматриваюсь к тебе, — признался полковой комиссар. — Но ждал, пока сам заговоришь. Думаю, коммунисты полка поддержат твое заявление...

Спустя несколько дней Амет-хана пригласили в Ярославль. По пути в городской комитете обороны его привезли на центральную площадь, где для общего обозрения были выставлены останки протараненного «юнкерса». Пробираясь сквозь густую толпу ярославцев Амет-хан увидел рядом с самолетом стенд, на котором висел номер городской газеты. Всю полосу в газете занимала его фотография и статья, рассказывающая противоборстве с «юнкерсом».

В городском комитете обороны Амет-хана встретили торжественно. Молодому летчику были вручены грамота «Почетный гражданин города Ярославля» и именные часы с надписью «Лейтенанту Красной Армии т. Амет-хану Султану, геройски сбившему немецко-фашистский самолет. От Ярославского городского комитета обороны. 31.V. 1942г.».

Ждала Амет-хана еще одна награда. Указом Президиума Верховного Совета СССР за подвиг, совершенный в небе Ярославля, он был награжден орденом Ленина. А в середине июня, на кратком партийном собрании перед очередным боевым вылетом, коммунисты полка единодушно приняли Амет-хана Султана кандидатом в члены ВКП(б).

4

Конец июня 1942 года. Началось крупное наступление вражеских войск под Воронежем. Гитлеровское командование ввело в бой свежие мотомеханизированные части, с воздуха их прикрывали самолеты 4-го воздушного флота. Более 1400 фашистских бомбардировщиков и истребителей весь световой день держали под огнем этот участок фронта, пытаясь подавить нашу оборону.

Армаде вражеских самолетов противостояло созданное в июне 1942 года, еще не вполне укомплектованное новое авиационное объединение — 8-я воздушная армия, командующим которой был назначен генерал-майор Т. Т. Хрюкин. В эту армию вошел и 4-й истребительный авиаполк, срочно переброшенный из-под Ярославля в район города Елец, где дислоцировалась 1-я истребительная авиационная армия резерва Ставки Верховного Главнокомандования, призванная поддержать действия наземных.

Амет-хан Султан охотно и с явным удовольствием рассказывал об этих днях. Наконец-то из «глубокого тыла» — как он считал — его авиачасть оказалась на фронте, наконец ему представлялась возможность не ждать, пока враг появится в поле зрения, а искать его всюду — искать и уничтожать.

Гордился Амет-хан и новым командующим армией — прославленным уже к тому времени авиационным генералом, совсем еще молодым — ему было немногим более 30. Но за плечами Тимофея Хрюкина была Испания, была помощь китайскому народу, что оставило яркий след в биографии отважного летчика: он был удостоен звания Героя Советского Союза. Участвовал Т. Т. Хрюкин и в советско-финляндской войне, также потребовавшей немалого мужества — кроме мастерства. С первых дней Великой Отечественной генерал Хрюкин на ответственных участках фронтов успешно справлялся с непростыми задачами. В среде авиаторов имя Тимофея Тимофеевича Хрюкина было широко известно, с ним связывались смелые надежды.

Конечно, о генерале Хрюкине немало знал и Амет-хан, и в его восхищение командующим было вполне понятно. Встретились летчики с генералом очень скоро после прибытия на новое место дислокации — командующий воздушной армией поставил перед летчикаим полка четкую задачу: с воздуха всячески препятствовать наступлению немецких мотомеханизированных частей.

Амет-хан Султан, как и другие летчики-истребители, штурмовал с воздуха колонны вражеских войск. Эскадрилья капитана Ищука, в которой воевал Амет-хан, ежедневно совершала по 5 — 6 вылетов. Уничтожали живую силу и технику противника, бомбили его переправы через реки Черная Калитва и Свинуха.

И в этой непростой ситуации летчики эскадрильи завязывали воздушные бои. Гитлеровцы, чувствуя свое численное превосходство, вели себя в небе вызывающе. Наши летчики нередко на себе ощущали немалый тактический опыт, накопленный вражескими пилотами еще при завоевании Европы. Случалось и Амет-хану видеть, как самоотверженно дрались и погибали его однополчане, не сумевшие противопоставить фашистским летчикам свою тактику, свое мастерство.

Глубоко переживая потери, гибель товарищей, анализируя боевые вылеты, воздушные бои, Амет-хан яснее понимал, что им, молодым летчикам-истребителям, очень не хватает настоящего профессионального опыта. И снова, в который раз, мысленно возвращался к своему тарану. В газете его хвалили как «соколиный удар». Конечно, «юнкерса» тогда он сбил. Однако какой ценой? Потерял свой истребитель, чудом остался жив...

— Я глубоко осознал тогда, — вспоминал Амет-хан, — что воевать в небе только таким путем — это значит рисковать всем: и машиной, и летчиком. А ведь в те дни, когда на нашем фронте на каждый наш самолет приходилось примерно четыре фашистских, таранами не победить. Значит, таран не лучший вариант, а последнее оружие в воздушном бою. Надо было учиться драться с фашистскими асами, учиться маневрировать в бою, стрелять наверняка, чтобы сбивать противника, а самому возвращаться на аэродром целым и, как говорится, своим ходом.

Чем больше воевал Амет-хан, тем больше убеждался: если хочешь сбить врага — надо постоянно разнообразить тактические приемы в воздушном бою, надо пополнять свой тактический «багаж». Нельзя было недооценивать и силу врага: в воздушном бою приходилось иметь дело не с летящей мишенью, а с более совершенным вражеским самолетом, ведомым, может быть, не менее, чем ты, опытным летчиком. К тому же не забывать, что и у гитлеровца аналогичная цель — сбить тебя. Значит, чтобы не только не допустить этого, но поджечь машину фашиста, надо обязательно в чем-то ее превосходить...

— Понимаешь, летчик-истребитель должен чувствовать свой самолет, как самого себя. — объяснял мне с жаром Амет-хан, так, будто снова был там, в давно минувшей войне, и снова убеждал своих орлов в возможностях, которые скрыты в высоком мастерстве, в умелом ведении воздушного боя. — Летчик должен знать все возможности своего «ястребка», верить, что в нужный момент у машины найдутся необходимые резервы и в мощности мотора, и в маневренности, и в скорости. И эти резервы позволяли в конечном счете превзойти врага в бою.

Нетрудно было представить, как Амет-хан делился этими мыслями о необходимости постоянного совершенствования тактики со своими фронтовыми друзьями. Сам же при каждом вылете старался обогатить личный опыт, используя в бою различные тактические приемы. Командир эскадрильи капитан Ищук видел все это и всячески поддерживал боевой азарт Амет-хана, его стремление к высокому мастерству.

Упорная учеба в ходе боевых действий вскоре стала приносить свои результаты.

В один из жарких июльских дней эскадрилья капитана Ищука вылетела навстречу большой группе вражеских бомбардировщиков. Истребители с ходу навязали гитлеровцам бой, расстроили их боевой порядок. Шесть «юнкерсов» дымящими факелами упали на землю. Командование полка особо отметило в этом бою политрука Константинова и лейтенанта Амет-хана Султана.

Через день эскадрилья капитана Ищука получила приказ прикрывать наши бомбардировщики. Над вражескими позициями их встретило вдвое большее число фашистских истребителей. Искусно маневрируя своим «харрикейном», Амет-хан близко подобрался к «мессеру» и поджег его с короткой дистанции. Еще один «мессер» сбил командир эскадрильи. Капитан Ищук и лейтенант Амет-хан Султан отличились и на следующий день, когда в бою с вражескими истребителями снова сбили по одному самолету.

В разгар воздушных боев в полк поступили новые истребители Як-1. Это были уже не «чайки» и даже не английские «харрикейны». Вытянутый, словно веретено, Як-1 был вооружен мощной скорострельной пушкой. Он отлично маневрировал как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскости, послушно шел на любой крен. Эти очень нужные в бою качества нового самолета Амет-хан почувствовал во время первого же пробного полета.

— Ну, как машина? — подбежали к Амет-хану летчики эскадрильи, как только он после посадки вылез на крыло истребителя. — Можно сравнить с «харрикейном»?

— Почему нельзя? Можно. Как ишака с горячим скакуном! — под общий смех ответил Амет-хан, радостно улыбаясь. — Наконец-то, братцы, будет на чем драться с немцами на равных.

…Раннее летнее утро. Полевой аэродром на воронежской земле. В строю застыли летчики 4-го истребительного полка. В торжественной тишине Амет-хан слышит шелест шелкового полотна полкового знамени.

Напротив, на летном поле, выстроились в блестящие от заводской краски истребители Як-1. Новые грозные воздушные машины в то утро получал каждый летчик полка.

Короткий митинг по этому случаю открыл командир полка Герой Советского Союза А.А. Морозов. От имени летчиков предоставил слово лейтенанту Амет-хану Султану. Взволнованный, вышел из шеренги невысокий, подтянутый, как струна, молодой летчик. Не мастер он говорить речи. Однако на этот раз сама обстановка подсказывала нужные слова:

— Пусть рабочие и инженеры, создавшие эти замечательные самолеты, знают, что они будут в надежных руках. Фашистские захватчики теперь на своей шкуре испытают нашу ненависть, узнают силу и мощь советского оружия!

Однополчане выполнили обещание своего боевого товарища в тот же день. Летчики полка на новых истребителях сбили более десяти фашистских самолетов. Один из «юнкерсов» был записан на счет Амет-хана Султана.

Успехи морозовцев — так называли летчиков 4-го истребительного авиационного полка в 8-й воздушной армии — были достойно отмечены. Многих из них за бои на Воронежском фронте наградили орденами. На груди Амет-хана Султана, рядом с орденом Ленина и Красного Знамени, появилась новая награда — второй орден Красного Знамени. Боевые ордена украсили гимнастерки и его однополчан — Рязанова, Ищука, Степаненко и других.

«В боях под Касторной и Воронежем в течение месяца Амет-хан Султан уничтожил семь самолетов противника, за что был награжден орденом Красного Знамени и за боевую зрелость назначен заместителем командира эскадрильи», — свидетельствует в своих воспоминаниях дважды Герой Советского Союза генерал-майор авиации А. К. Рязанов.

5

К концу июля наступление гитлеровцев на воронежском направлении выдохлось. Не добившись здесь успеха, враг направил острие своих ударов на Сталинград. В донских степях снова развернулись ожесточенные бои. Не жалея ни техники, ни солдат, фашисты рвались к Волге. Им удалось прорвать здесь фронт и ввести в прорыв большое число танковых и мотомеханизированных частей. С воздуха их поддерживали более тысячи бомбардировщиков и истребителей. Гитлер направил сюда лучшие свои авиационные силы. В составе 4-го воздушного флота генерал-фельдмаршала Рихтгофена находились отборные эскадры фашистских летчиков-истребителей «Удет» и «АС-ПИК». На Сталинградский фронт прибыл 8-й авиакорпус генерала Фибиха, группа Геринга, истребители ПВО Берлина, специальная 52-я истребительная эскадра летчиков-асов, на вооружении которых были новейшие истребители типа МЕ-109Ф и МЕ-109Г. Летный состав этих авиачастей противника имел огромный боевой опыт.

Трудная обстановка, сложившаяся на Сталинградском фронте, вызвала необходимость переброски сюда наших войск с других фронтов. Из-под Воронежа под Сталинград была направлена и 8-я воздушная армия генерала Т. Т. Хрюкина.

Весть о переводе на Сталинградский фронт летчики 4-го истребительного полка встретили с радостью. Под Воронежем к этому времени установилось относительное затишье.

Наслышанные о крупных воздушных сражениях в приволжских степях, морозовцы рвались туда. Наконец личный состав полка получил приказ: на рассвете подняться в воздух и взять направление на Сталинград. Довольные, летчики с вечера начали готовиться к перелету, перебирали свои вещи, складывали то, что хотелось взять с собой.

— Ребята, нашего Амета на радостях на стихи потянуло! — шутливо воскликнул кто-то, заметив, как Амет-хан вытащил из чемоданчика маленький томик. На обложке четко выделялось: «Лермонтов. Лирика».

— М-да, — продолжал сосед. — Что-то не замечал я, Амет, в твоем характере пока ничего лирического. Сказал бы наоборот — колючий ты больно...

— Это, дорогой, ты на остатки моей злости на фашистов натыкаешься, — усмехнулся Амет-хан. — А книжка эта — память об одном отличном летчике. Тоже был моим соседом по землянке. Под Ярославлем сгорел. Слышали бы вы, братцы, как Яша-одессит читал Лермонтова! Ну, прямо как народный артист!

— Отставить, старший лейтенант, артистов! — послышался у входа в землянку знакомый голос.

Амет-хан повернулся и увидел у двери командира эскадрильи капитана Ищука. — И сборы отставить, Амет. Вы не летите с нами — остаетесь здесь!

— Как это «остаетесь здесь»? — недоуменно переспросил Амет-хан. — Наш полк улетает? Улетает. А что я, рыжий?

— Нет, ты, Амет, черный, — улыбнулся капитан. Однако тут же смахнул с лица улыбку и уже серьезно закончил: — Приказ командира полка. Тебя и еще нескольких наших летчиков переводят в истребительную авиачасть местного ПВО.

Амет-хан растерянно оглядел своих боевых товарищей. Они сочувственно молчал: обидно, конечно, но приказ есть приказ. Амет-хан закрыл чемоданчик и решительно вышел из землянки. В штабе прямо направился к полковому комиссару Н. И. Миронову.

— В чем я провинился, товарищ полковой комиссар? — волнуясь, заговорил Амет-хан. — Почему меня оставляют?

— Все как раз наоборот, Амет, — улыбнулся Николай Иванович, глядя на обиженное лицо старшего лейтенанта. — Мы переводим в ПВО наиболее опытных летчиков полка. А ты уже воевал в этих частях, отличился именно как летчик ПВО под Ярославлем.

— Спасибо, конечно, товарищ полковой комиссар, за доверие, — хмуро ответил Амет-хан. — Однако я хотел бы и дальше воевать в составе полка.

— Не забывайте, старший лейтенант, что на войне приказы командира не обсуждаются, — сухо напомнил Миронов.

Лицо Амет-хана окаменело, он молча отдал честь полковому комиссару, повернуло кругом и пошел к выходу. Однако у самой двери его остановил голос Николая Ивановича.

— Ладно, Амет, подожди расстраиваться. Попробую поговорить о тебе в штабе. Но учти, не все от меня зависит...

Долго ворочался в ту ночь Амет-хан на нарах. Рядом посапывали во сне боевые товарищи, с которыми за последний месяц сроднился и на земле, и в воздухе. В народе говорят, что надо съесть пуд соли, чтобы хорошо узнать человека. Может быть, в мирное время это и правильно. Но на фронте Амет-хан не раз убеждался, что достаточно иногда и дня, чтобы понять самую суть человека. А Ищук, Рязанов, Степаненко не раз, как и он каждого из них, выручали его из, казалось бы, безвыходного положения...

Только на рассвете забылся Амет-хан в беспокойном сне. Разбудили его разговоры летчиков, собиравшихся в дорогу. Амет-хан с завистью глядел на них и уныло раздумывал о том, как ему все-таки не везет. Хлопнула дверь в землянку, у входа показался возбужденный командир эскадрильи капитан Ищук.

— Амет! С тебя причитается! — крикнул он с порога. — Командир полка разрешил тебе лететь в Сталинград!

...Эскадрилья за эскадрильей садился 4-й истребительный полк на левом берегу Волги. Напротив горел Сталинград. Еще 23 августа, одновременно с прорывом к городу фашистских танков, на Сталинград налетело более тысячи немецких самолетов, которые подвергли его варварской бомбардировке. Гитлеровское командование хотело не только превратить город в руины, но и подавить, повергнуть в страх его защитников.

Скорбно смотрели молодые летчики на столбы дыма и пламени, полыхавшие днем и ночью над городом. Разгул фашистских стервятников над горящим Сталинградом вызывал ощущение горького бессилия. Скорее бы в бой, поубавить спеси фашистским бомбардировщикам...

Только успели разместиться летчики, как получили приказ прибыть всем в штаб полка. С обстановкой на фронте и, в частности, в небе Сталинграда, летный состав ознакомил штурман полка.

— Могу, так сказать, «обрадовать» вас, — сказал штурман в заключение. — Здесь вы встретитесь с теми же вражескими авиачастями, с которыми дрались под Воронежем.

Командир полка уточнил боевую задачу части: прикрывать штурмовиков, которые вылетают на разгром гитлеровских танковых колонн, стремящихся к Волге. Приказ многих разочаровал. По выражениям лиц боевых друзей Амет-хан понял, что не он один надеялся атаковать обнаглевших здесь фашистских летчиков. Конечно, кому-то нужно сопровождать наши штурмовики. С вражескими танками и машинами они расправляются не хуже наземной артиллерии, однако без прикрытия становятся легкой добычей фашистских истребителей. Отгоняя от наших штурмовиков «мессеров», летчикам приходится вести в воздухе преимущественно оборонительные бои.

Амет-хан, которому на Воронежском фронте не раз приходилось вылетать на боевое задание вместе со штурмовиками, знал, как трудно сдерживать себя, чтобы не попытаться расправиться с наскакивавшим «мессером», как приходится заставлять себя не отрываться от сопровождаемой группы штурмовиков. Святой долг каждого летчика-истребителя — любой ценой оградить их от вражеского огня.

В тот первый вылет над Сталинградом Амет-хан вдруг обнаружил, что после взлета у истребителя не убирается шасси. Что делать? По инструкции он мог бы вернуться на аэродром. Однако большую группу штурмовиков и так сопровождали их некомплектные, малочисленные эскадрильи. Амет-хан не смог оставить товарищей и полетел со всеми выполнять боевое задание. К счастью, все обошлось благополучно. Однако риск, на который решился Амет-хан, красноречиво показал однополчанам, как высоко ценит старший лейтенант боевое содружество.

В ожесточенных воздушных схватках прошли жаркие летние месяцы. Полк терял своих летчиков. В небе Сталинграда свирепствовали многочисленные группы гитлеровских асов, прошедших специальную подготовку. Особенно часто их жертвами становились молодые летчики, не получившие еще достаточного боевого опыта. Фашистская пропаганда хвастливо трубила на весь мир о полном превосходстве их авиации на Сталинградском фронте. Более того, гитлеровское командование пыталось оказывать прямое психическое воздействие на летный состав советских авиачастей...

Прохладным осенним утром Амет-хан торопливо направлялся к стоянке истребителя проверить до начала полетов, удалось ли техникам за ночь залатать его «як»: накануне один юркий «мессер» полоснул-таки по его машине очередью. Обошлось, правда, только дырками на фюзеляже.

Еще издали заметил, что стоянка пуста. Значит, все в порядке. Самолет отремонтирован, а техники, проработавшие всю ночь, ушли отсыпаться. Амет-хан облегченно вздохнул, хотел было свернуть к столовой и в этот момент заметил под ногами белый лист плотной бумаги. Поднял его и удивленно присвистнул: с глянцевитой поверхности листа на него глядели самодовольные лица фашистских асов, увешанных орденами.

«Придется в штаб идти, — решил Амет-хан после некоторого раздумья. — Надо показать Миронову фашистскую листовку».

— Похоже, немецкие асы прислали нам свою визитную карточку! — заметил вскоре Амет-хан в штабе полка, протягивая листовку Миронову.

— Н-да. Ничего не скажешь, знатные стервятники, — покачал головой Николай Иванович. — Сколько же они сожгли нашего брата!..

Под портретом каждого гитлеровского аса указывалось, сколько самолетов он уничтожил. Вот любимец фюрера Курт Фридрих Брендель, сын кочегара и прачки, ставший образцовым наци. С начала войны в небе Европы и России он сбил почти 200 машин. Рядом фотография аристократа — внука германского канцлера, лейтенанта Отто фон Бисмарка. Громкие титулы были и у других фашистских летчиков-асов.

— Надо же! И большинство — графы да бароны, — усмехнулся командир полка Морозов, разглядывая листовку через плечо полкового комиссара. — Если их листовка — это вызов на воздушную дуэль, придется нам только тебя, Амет, на это дело уполномочить.

— Почему только меня? — не понял командира Амет-хан.

— Так ведь больше некому! — продолжал, уже смеясь, Морозов. — В полку у нас все больше Иваны да Степаны. А против фонов да баронов надо выставить тоже летчика знатного происхождения. Вот тут-то ты очень и подходишь! С одной стороны, хан, можем сказать немцам: потомок крымского хана. А что? Если у них потомок канцлера фон Бисмарка, наш Амет-хан чем хуже? А с другой, ты к тому же и Султан. Так что ты, Амет, аристократическим происхождением их даже перекрыл!

— Ну, хана тогда фашистским асам! — под общий смех проговорил Амет-хан. — Согласен с вашим предложением, товарищ командир полка! Принимаю их вызов на воздушную дуэль!..

Однако листовка, найденная Амет-ханом, стала в полку поводом не только для шуток. На дерзкий вызов гитлеровских асов следовало ответить конкретными боевыми действиями. Да так, чтобы хорошо отбить у них охоту бахвалиться. А для этого необходимо было выработать против них свою, новую тактику. И полковой комиссар Н. И. Миронов вынес этот вопрос на обсуждение коммунистов полка.

Открыл партийное собрание командир полка, Герой Советского Союза майор А. А. Морозов.

— Товарищи коммунисты! Начну разговор с передовой статьи газеты «Правда» за 17 сентября. Здесь есть слова, которые непосредственно обращены к нам: «...Летчики-истребители, защитники Сталинграда! Страна поручила вам оборону города от немецкой авиации. Ваш долг и обязанность бить ее, не жалея своих сил и крови. Уничтожайте воздушного противника в любых условиях. Летайте и деритесь так, чтобы каждый ваш вылет был грозным ударом по врагу. Помните, что от вашей активности, смелости и умения, от вашей помощи наземным войскам во многом зависит судьба Сталинграда». Должен сказать, что наши летчики достойно выполняют под Сталинградом наказ партии. На нашем счету уже более 150 сбитых вражеских самолетов. Однако тяжелая обстановка на фронте требует от каждого из нас удвоить, утроить усилия в борьбе с фашистской авиацией.

— Что для этого надо сделать в первую очередь? — задал вопрос командир полка. И сам же ответил: — Совершенствовать нашу тактику воздушного боя. В каждом бою мы должны применять неожиданный для врага маневр, новую хитрость. Новая тактика окажется неожиданной для противника, а растерявшийся враг — это уже половина победы...

Разговор, начатый Морозовым, заставил задуматься всех участников партийного собрания. Каждый стал высказывать свои мысли о том, что следовало бы сделать, чтобы больше и без потерь сбивать вражеские самолеты. Но все понимали, что особенно важно усилить борьбу с фашистскими асами, пора бы сбить с них спесь...

Взял слово и Амет-хан.

— Нам нельзя забывать о реальной обстановке, — начал Амет-хан, оглядывая своих однополчан. — Посмотрите, сколько нас осталось? Мало. В каждой эскадрилье нет и половины состава. Да и в настоящее время наша задача — сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков к линии фронта. Пока нам приходится в основном обороняться от вражеских истребителей. Но думаю, что будет лучше, если создать две тактические группы сопровождения: одна может непосредственно прикрывать штурмовики и бомбардировщики, а вторая будет находиться поблизости, набрав соответствующую высоту. И как только появятся «мессеры», летчики второй группы будут иметь лучшую возможность их атаковать — они не «прикованы» к сопровождаемым самолетам, могут маневрировать. А штурмовики и бомбардировщики будут находиться под защитой двух щитов...

Долгий, обстоятельный разговор состоялся на том партийном собрании летчиков 4-го истребительного полка, — впрочем, как и в других авиачастях 8-й воздушной армии. Командующий армией генерал Хрюкин приказал обобщить боевой опыт и предложения летчиков, сделать его достоянием всего летного состава. И сделано это было очень своевременно.

Перед 8-й воздушной армией Ставка поставила новую задачу — закрыть вражеским самолетам дорогу на левый берег Волги. Т. Т. Хрюкин понимал важность этого приказа: левый, пологий берег реки переходил в ровную, бесконечную степь. Сюда подтягивались резервы из глубины страны, здесь находились тылы Сталинградского фронта. Укрыть подходившие войска, технику, различное воинское снаряжение на открытой местности было почти невозможно. Понятно, все это могло стать легкой добычей немецкой авиации, если допустить ее прорыв в Заволжье.

Генерал Т. Т. Хрюкин решает создать группу летчиков специального назначения. В ее состав должны войти наиболее опытные летчики-истребители. Базироваться группа должна была на секретном, хорошо замаскированном аэродроме и из засады вылетать на перехват вражеских самолетов, направлявшихся в Заволжье. Внезапное нападение позволит более успешно уничтожать фашистские машины...

Осенняя ночь была темная, сырая. Северный ветер пронизывал даже сквозь кожаные летные куртки. Накрапывал мелкий дождь.

Амет-хан с летчиками своей эскадрильи возвращался из столовой после ужина. Ноги скользили по раскисшей земле, идти приходилось в темноте осторожно. Светомаскировка на аэродроме соблюдалась жестко, и летчики добирались до своей землянки почти на ощупь.

В землянке было тепло, сухо. Потрескивали поленья в железной печке. Огонь освещал деревянные скамейки, вкопанные рядом с печкой в земляной пол. Не успели Амет-хан и его товарищи устроиться у печки, как хлопнула дверь, и в землянку вошел командир полка. Летчики было вскочили, но Морозов устало махнул рукой, разрешил сидеть.

— Зашел вот, на огонек к вам, — сказал командир полка, присаживаясь с краю на скамейке. — Погода такая, что только у печки греться...

Амет-хан недоверчиво покосился на командира полка. Знал, что немало у майора забот и дел, чтобы вот так, запросто, ходить по землянкам, греться у печки. Знал и манеру Морозова начинать серьезный разговор «с подходом».

— Придется кое-кого из вас в командировку отправить, — продолжил Морозов, пытаясь разглядеть в полусумраке лица летчиков. — Может, есть желающие?

Летчики молчали, ожидая, что еще скажет командир полка. Майор вздохнул, понял, что «маневр» его разгадан, и сообщил о решении создать группу специального назначения.

— Из состава полка, — сказал майор, — в эту группу включены Амет-хан Султан, Лавриненков, Рязанов, Борисов и Степаненко. Командиром группы назначен майор Еремин.

Амет-хан, как и другие летчики полка, слыхал уже о Борисе Еремине. Это был опытный летчик-истребитель, который лично сбил 15 гитлеровских самолетов. Будучи командиром полка, Еремин воевал на «яке», который специально для Бориса Еремина купил на свои средства его земляк — саратовский колхозник Ферапонт Петрович Головатый.

6

В полном составе и полной боевой готовности группа Бориса Еремина собралась через день в местечке Погромное под Сталинградом. Именно на этом секретном аэродроме впервые встретился Амет-хан с будущими прославленными летчиками 8-й воздушной армии — Алелюхиным, Ковачевичем, Королевым, здесь зародилась его дружба с Алексеем Алелюхиным, продолжавшаяся всю жизнь.

С первого же дня началось непрерывное боевое дежурство в небе. Задача одна: любой ценой не допустить самолеты противника за Волгу.

В те дни в группе майора Еремина действительно собрались самые опытные летчики-истребители 8-й воздушной армии. Но и для них бой, который провел Амет-хан сразу с двумя «мессерами», стал памятным надолго. А случилось это так...

Из штаба армии сообщили, что фашисты бомбят важный объект. Было приказано немедленно поднять в воздух всю группу специального назначения. Летчики кинулись к самолетам. Амет-хан взлетел первым, не дожидаясь ведомого. И тут же увидел, что навстречу в боевом развороте летят два Ме-109.

— Рванул ручку на себя, счет — на секунды, пошел в высоту... Фашисты поняли, что я вот-вот окажусь в лучшем положении, начали отворачивать, но было уже поздно. Первая очередь достала ведомого, а я снова пошел ввысь.

То был излюбленный прием Амет-хана: атака сверху и сразу вслед за ней — стремительный набор высоты для новой атаки.

Продолжу рассказ о том памятном многим поединке со слов Алелюхина:

— Второй фашистский летчик, видимо, на какое-то мгновение растерялся от молниеносной атаки Амет-хана. Потом, следуя его примеру, тоже попытался набрать высоту. Однако какие-то секунды он потерял, пока колебался, удирать или вступать в бой, и это решило дело. Именно секунды, даже их доли нередко определяли исход схватки. Так получилось и в тот раз. Амет опередил гитлеровца на мгновение и сумел опять сверху атаковать его. Кое-кто из нашей группы не успел даже подняться в воздух, поэтому мы наглядно убедились, что двойная победа Амет-хана стала возможной только потому, что в бою он действовал мгновенно, сумел стать хозяином высоты.

Как вспоминают боевые друзья Амет-хана, он никогда не сковывал себя одним, даже очень эффектным тактическим приемом. Тактика его менялась в зависимости от складывавшейся боевой обстановки. Он умел мгновенно реагировать на изменение ситуации в стремительном воздушном поединке.

В одном из боевых вылетов группы специального назначения Амет-хан заметил несколько немецких истребителей над собой. Один из «мессеров» немедленно ринулся сверху в атаку на его самолет. Амет-хан понял, что в высоте он проигрывает противнику, и резко сбросил газ. Его истребитель перешел на скольжение, потерял скорость. Пулеметная очередь «мессера» сверкнула перед самым носом «яка». А когда обманутый фашист, проскочив вперед, подставил свое брюхо, Амет-хан ударил из пушки. «Мессер» вспыхнул и устремился к земле...

Глубокая осень 1942 года. Трудное время для Сталинграда. Враг рвался к Волге, прилагал все усилия, чтобы сбросить защитников города в реку. Поняв, что в Заволжье им не прорваться, гитлеровцы сосредоточили свои самолеты на поддержке наземных сил. Фашистская авиация, намного превосходившая нашу количеством самолетов, продолжала господствовать в небе над Волгой.

Части 8-й воздушной армии, поредевшие в непрерывных боях под Сталинградом, получили новое пополнение. Молодых летчиков надо было готовить к воздушным схваткам, в полках явно не хватало опытных летчиков-истребителей, собранных в группе специального назначения майора Бориса Еремина. К тому же обстановка свидетельствовала, что группа практически выполнила свою задачу — отбила охоту у вражеских летчиков появляться в Заволжье. Поэтому командование армии приняло решение расформировать ее. Амет-хан и его боевые товарищи вновь заняли свои места на летном поле 4-го истребительного полка. Той осенью аэродром полка располагался в районе Верхней Ахтубы, восточное Сталинграда.

Вскоре после возвращения в полк Амет-хан был назначен командиром эскадрильи, сформированной из молодых, еще не обстрелянных летчиков. Перед Амет-ханом встала непростая задача: не только самому хорошо воевать, но и научить этому летчиков своей эскадрильи. От этого во многом зависело, сможет ли выполнить боевую задачу его подразделение. Главное — будут ли побеждать в воздушных боях молодые летчики и живыми возвращаться на аэродром.

Поэтому с первых же дней, едва познакомившись с новичками, Амет-хан все внимание, все силы направлял на то, чтобы подготовить молодых ребят к суровым боям, передать им свой опыт. Начинал с убеждения, чтобы не допустить чувства неуверенности и тем более — страха перед врагом, который в ту пору был технически оснащен куда надежнее, чем наши авиаторы.

— Бить фашистов можно на любой высоте и в любом соотношении! — горячо повторял новичкам Амет-хан и приводил убедительные примеры из боевого опыта 4-го истребительного полка. А потом принимался за главное:

— Но для этого вы в первую очередь должны владеть машиной так же, как своими руками, всем своим телом. Чувствовать ее! И она будет преданно вам служить. Но это не все! Надо быть ловким, хитрым, уметь подавить врага неожиданностью, быстротой — это значит, что надо владеть тактикой воздушного боя, уметь использовать все лучшее, что уже придумали и освоили другие летчики. Но не менее важно находить новые тактические приемы в зависимости от того, как складывается бой, где находится ваш самолет и вражеский. Подавить фашиста неожиданностью, не упустить миг его растерянности. Сумеете уловить этот момент — уже половина победы завоевана. В воздушном бою все решают секунды, даже доли секунды — времени на раздумья там, в фронтовом небе, не остается. Поэтому — учиться, не жалея сил!..

Наставления и теоретические объяснения комэск имел возможность подкреплять личным примером не только ежедневно, но нередко по нескольку раз в день. Полеты практически не прекращались все светлое время суток — если только было на чем летать... И самолетов, и летчиков в полку оставалось все меньше, но наземным войскам в пылавшем, окутанном дымом Сталинграде было еще труднее. Уже потом, после войны, было скрупулезно подсчитано, сколько военных самолетов сражалось в воздухе на том участке фронта, где вел жестокие и зачастую неравные бои 4-й истребительный полк 287-й авиадивизии. Оказалось, что к началу октября 1942 года 4-й гитлеровский воздушный флот располагал здесь 850 самолетами, а советские ВВС имели 373 машины... Очевидное в тех яростных боях численное преимущество позволяло гитлеровским «мессершмиттам» почти непрерывно патрулировать над Сталинградом, и летчикам полковника Морозова стоило немалого мужества и мастерства очищать небо от врага, не давать ему ни на день ощущения хозяина в воздухе. Малочисленный, обессиленный 4-й полк сражался с врагом из последних сил.

Один из октябрьских боев над Волгой Амет-хан вспоминал не раз, с благодарностью называя имя своего фронтового друга — Володи Лавриненкова.

...Тот октябрьский день выдался погожим, гитлеровцы посылали группы самолетов одну за другой. При появлении очередной вражеской армады сигнал ракеты поднял в воздух эскадрилью старшего лейтенанта Амет-хана Султана.

— Над передним краем — большая группа «юнкерсов», — сказал командир полка Морозов, ставя задачу перед эскадрильей. — Их прикрывают «мессеры». Приказ — разогнать фашистов.

Первым вырулил на линию старта командир, за ним пошел Владимир Лавриненков. Боевой вылет — парами. Амет-хан убедился, что эта тактика ускоряет взлет всей эскадрильи и позволяет быстрее сосредоточиться в намеченной зоне.

Подлетая к переднему краю, Амет-хан еще издали понял, что и в предстоящей схватке силы будут явно неравные. Над «юнкерсами», деловито пикировавшими на окопы нашей пехоты, бдительно кружились «мессершмитты». В этой ситуации главное — помешать вражеским бомбардировщикам. Поэтому Амет-хан решил отвлечь фашистских истребителей, а остальным летчикам эскадрильи приказал атаковать «юнкерсы».

Начался бой. Несколько «мессеров» кружили вокруг самолета Амет-хана, предчувствуя легкую добычу. Но просчитались гитлеровцы. Меткими очередями Амет-хан один за другим сбил два «мессера», но в последний момент не уберегся и сам. Подбитый «як» задымил, и командир эскадрильи вынужден был покинуть горящий самолет.

Когда парашют раскрылся, Амет-хан увидел, что около него кругами ходит истребитель Лавриненкова. Поведение боевого товарища стало понятным: хищные силуэты «мессеров» пытались приблизиться к белому куполу, чтобы расстрелять пилота. Владимир Лавриненков умело и бесстрашно оберегал командира эскадрильи от вражеских пулеметных очередей и направился на аэродром только тогда, когда убедился, что Амет-хан благополучно опустился на берег Волги.

В полк Амет-хан в тот день вернулся к ужину. Доложив о результатах воздушного боя, направился к Владимиру Лавриненкову и крепко, по-мужски обнял товарища. Плотный, плечистый Лавриненков смущенно поддерживал перебинтованную руку.

— Все нормально, командир, — сказал Лавриненков в ответ на вопрос Амет-хана. — Не уберегся малость, схлопотал напоследок очередь по кабине. Но я легко отделался...

7

К концу октября 1941 года, когда бои на волжских рубежах достигли особого драматизма, авиация Юго-Западного фронта подвела некоторые итоги своих действий на сталинградском направлении. Свыше 500 вылетов, десятки уничтоженных вражеских самолетов, взорванные на железнодорожных станциях эшелоны, разбитые машины, другая боевая техника на подходах к линии фронта. О том, скольким фашистским пилотам не удалось прорваться сквозь огненный рубеж — речи не вели. Забота у командующего 8-й воздушной армией генерала Хрюкина была о другом: личный состав и материальная часть армии понесли большие потери, необходимы были пополнение, новая техника.

Между тем гитлеровские войска заняли территорию Сталинградского тракторного завода, вышли к Волге. Вражеские бомбардировщики практически без перерыва в течение всего светового дня накатывали на город, на позиции наших войск. Летчики 4-го авиаполка испытывали тяжкую горечь бессилия: полк настолько поредел, что полковник Морозов мог только изредка высылать на разведку один-два самолета. А в конце октября командир 4-го истребительного авиаполка получил распоряжение выделить несколько лучших летчиков для формирования особой авиационной части.

Необходимость поиска каких-то мер для борьбы с вражеской авиацией диктовалась обстановкой, которую лаконично и ясно охарактеризовал в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза А. М. Василевский, в тот период — начальник Генерального штаба Вооруженных Сил Советского Союза:

«Враг нес потери, его резервы ограниченны, что сужало его оборонительные возможности. Напрашивалось решение: организовать контрнаступление, которое привело бы к крушению южного крыла вражеского фронта. Так было в общих чертах решено между мною, Жуковым и Сталиным. Суть стратегического замысла: из района Серафимовича и из дефиле озер Цаца и Барманцак в общем направлении на Калач нанести мощные концентрические удары по флангам вражеской группировки, а затем окружить и уничтожить 6-ю и 4-ю танковую немецкие армии.

Сталин ввел режим строжайшей секретности. Даже для членов ГКО.

Операция получила наименование «Уран».

Шло накопление сил».

Именно этим стратегическим замыслом были предопределены действия многих военачальников, командовавших войсками на подступах к Сталинграду. С ним были связаны и события, в которые вовлекались десятки, сотни тысяч воинов всех родов войск. И естественно, что на том, огневом, трагическом, этапе далеко не всегда можно было сразу осознать, понять действия вышестоящих начальников. Нередко воин, рвавшийся в бой, с недоумением подчинялся приказу, который повелевал ему совершенно другие действия...

Об этом размышлял Амет-хан Султан, когда однажды, во время довольно продолжительного пути из аэропорта Домодедово, рассказал мне о своем перелете на По-2, причем в качестве пассажира, из-под истерзанного, дымившего развалинами Сталинграда в пустынную заволжскую степь...

А все объяснялось довольно просто.

Как явствует из воспоминаний наших военачальников и документов, в тот период, в конце октября 41-го, советское командование в глубокой тайне готовило окружение вражеской группировки на этом фронте. И в этих новых условиях перед нашей авиацией встали новые задачи — очистить небо над городом от гитлеровских самолетов, чтобы не позволить вражеской авиации проникнуть на территорию, где накапливались новые воинские части и техника для предстоящего наступления.

Опыт группы специального назначения, которую не так давно возглавлял Борис Еремин, показал 8-й воздушной армии эффективность концентрированного использования летчиков-истребителей. Поэтому командующий армией Т. Т. Хрюкин для выполнения нового задания решил создать особый авиационный полк из асов-истребителей. Базой нового подразделения был выбран 9-й гвардейский истребительный полк, которым командовал Герой Советского Союза Л. Л. Шестаков. Аэродром этого полка и находился тогда в заволжской степи.

По приказу генерала Хрюкина в полк Шестакова из других истребительных авиачастей 8-й воздушной армии направляли наиболее опытных летчиков, имевших на личном счету несколько сбитых фашистских самолетов. Окончательно каждую кандидатуру в асовский полк, как стали называть 9-й гвардейский, утверждал сам Тимофей Тимофеевич, вызывая всех прибывавших летчиков на беседу.

Из 4-го истребительного полка вызов к генералу получили трое: Амет-хан Султан, В. Д. Лавриненков и И. Г. Борисов.

— Уверен, что вы оправдаете выбор командующего армией, — тепло попрощался с летчиками командир полка. Герой Советского Союза А. А. Морозов. — Желаю новых боевых успехов у Шестакова!

Горькое чувство досады, вызванное разлукой с боевыми товарищами в трудный для немногочисленного полка час, чуть сглаживала предстоящая встреча с генералом Хрюкиным. Амет-хан испытывал к нему чувство глубочайшего уважения не только как к командующему армией, твердую, справедливую и талантливую руку которого чувствовали все — до летчиков и механиков. Он восхищался им как прославленным воздушным бойцом, заслужившим высокое звание Героя Советского Союза высоким мастерством и мужеством. Конечно, никак не мог он тогда предположить, в какие тяжкие мгновения его судьбы этот суровый внешне человек, умевший глубоко и спокойно смотреть в глаза собеседника, проявит истинную человечность, протянет руку настоящего фронтового товарища...

А тогда, в тот октябрьский день 42-го года, старший лейтенант Амет-хан Султан ждал беседы с генералом Хрюкиным с понятным волнением. Он был много наслышан о строгости Тимофея Тимофеевича. До этого разговаривать с Хрюкиным Амет-хану не приходилось.

— Морозов о вас отзывается очень хорошо, — сказал генерал, когда Амет-хан по-уставному доложил командующему о своем прибытии. Хрюкин взял со стола листок бумаги, прочитал вслух. — «Командир эскадрильи. Воздушный бой ведет смело, напористо...»

— Командир эскадрильи... — повторил в раздумье Хрюкин. — А если придется летать командиром звена? Пойдешь?

— Пойду, товарищ генерал! — не задумываясь, ответил Амет-хан. — В воздушном бою не должность главное!

— Ты прав, старший лейтенант, — согласился командующий армией. — Фашисты не смотрят на чин или должность, когда поджигают нашего брата... Но там посмотрим, как получится.

Разговаривая, генерал испытывающе поглядел на стоявшего перед ним молодого летчика. Густые, упрямо сдвинутые черные брови, открытый, прямой взгляд, невысокая, но ладная, крепко сбитая фигура. Быть может, командующий подумал, что предстоит этому молодому летчику, и горькая складка прорезала его высокий лоб. С каким энтузиазмом идут эти замечательные ребята в новую часть! Цвет армии собирает он в шестаковском полку. А ведь там они будут готовиться не к параду, а к еще более опасным боям с фашистской авиацией. И каждый из них для этих бесстрашных, талантливых летчиков может стать последним в жизни...

— Можете идти, — выдохнул Хрюкин, отгоняя непрошеные мысли. — Доложите о своем прибытии командиру полка Шестакову.

Майор Лев Львович Шестаков был известным в 8-й воздушной армии летчиком. Двадцатилетним воевал он в небе Испании с германскими и итальянскими фашистами еще в 1936 году. Отличился позже и на Родине. За это получил два ордена Красного Знамени. Войну встретил в Одессе. В июне 1941 года открыл новый боевой счет, а через год стал Героем Советского Союза. Поэтому служить под командованием такого человека молодые летчики из других авиачастей 8-й воздушной армии считали для себя большой честью.

Не был исключением в этом смысле и Амет-хан Султан. Поэтому он действительно искренне ответил командующему армией о том, что готов служить в шестаковском полку командиром звена. Позже Амет-хан узнал, что такие же чувства испытывали многие, прибывшие в новую часть, хотя лучшим из них доверил командир полка прежние должности, в том числе и Амет-хану.

В полку Шестакова оказались очень разные по опыту, по характеру и тактике боя летчики-истребители. Майор Б. Н. Еремин и капитан М. Д. Баранов были опытнее, уже успели прославиться. Старшие лейтенанты Амет-хан Султан, А. Ф. Ковачевич, Е. П. Дранищев, В. Д. Лавриненков, А. В. Алелюхин, П. Я. Головачев и другие были тоже известны успешными воздушными боями, Амет-хан выделялся среди них высокими наградами — орденами Ленина и Красного Знамени. И характером — живым, чуть смешливым, неунывающим.

С первых же дней Амет-хан понял, что в новом полку служба пойдет по-особому. Когда закончился отбор летчиков, Шестаков выстроил их на летном поле и объявил: полк в новом составе должен подготовиться так, чтобы окончательно вырвать инициативу у фашистских летчиков в небе Сталинграда.

— Не каждый летчик может стать истребителем, — продолжал Шестаков, приглядываясь к новичкам. — Для этого мало быть талантливым летчиком. Только постоянная учеба, труд превращает этот талант в настоящее дарование. Нет летчика без смелости. Но одной смелости в бою истребителю мало. Он должен в совершенстве владеть самолетом, иметь четко отработанную технику пилотирования. Тогда смелость и талант летчика сплавляются в осознанные, расчетливые действия, основанные на прочных знаниях. Из всего этого и складывается зрелость летчика-истребителя, рождается его класс, мастерство...

Слушая Шестакова, Амет-хан чувствовал в его словах многие свои мысли о тактике боя летчика-истребителя.

Новый командир полка сказал о том, что им предстоит в ближайшее время.

— Хотя все вы уже имеете достаточный боевой опыт, предстоит упорно и напряженно учиться, — жестко закончил Шестаков. — Командующий армией дал нам месяц на тактическую подготовку...

И началось. Пилотаж с рассвета до позднего вечера. Рядом, через Волгу гремела битва за Сталинград, а Амет-хан и его боевые товарищи были заняты учебными полетами. Особое внимание командир полка уделял слетанности истребителей в эскадрильях.

— Учтите, товарищи, ведомый — ваш надежный и равноценный партнер в бою, — говорил Шестаков, обращаясь к тем летчикам, которые были ведущими. — Не жалейте на тренировках своих ведомых! Мотайте их до седьмого пота! Иначе в бою ведомый станет просто летающей мишенью.

Эту тактику командира одним из первых испытал Амет-хан на себе: после ознакомительного полета с Шестаковым он едва выбрался из самолета и, хотя и слыл «трехжильным», почти без сознания упал на жесткую, сбитую ветром траву аэродромного поля...

Полеты, полеты. Сквозь снежную поземку и густую облачность.

— Летайте на малых высотах! Гитлеровцы боятся ее, а нам надо сделать ее союзницей в бою.

Командир полка учил выходить из, казалось бы, самого невероятного пике у самой земли, вздымать машину ввысь, переносить перегрузки.

Жесткий темп тренировок доводил не только Амет-хана до полного изнеможения. Лихорадочно горели запавшие глаза, кровоточили сухие, потрескавшиеся на ветре н морозе, губы. Казалось, онемевшие от усталости руки уже не смогут больше держать ручку в кабине самолета. Но Шестаков был неумолим. После отработки тактики полетов он заставлял новичков вести тренировочные стрельбы. Причем учил вести прицельный огонь с коротких дистанций. Учил не вообще стрелять, а бить по самым уязвимым местам фашистских самолетов.

— Трудно? Устаете очень? Знаю, товарищи, — говорил в беседах с летчиками комиссар полка Николай Верховец. — Вы должны научиться сбивать фашистов с первой очереди. Мы хотим, чтобы после каждого воздушного боя вы возвращались на свой аэродром. Хватит нам погибших! Вы должны побеждать врага, оставаясь живыми...

Этот необычный в разгар Сталинградской битвы месяц для молодых летчиков закончился переучиванием на новый истребитель. За это время Амет-хан еще больше сдружился со старыми морозовцами — Борисовым и Лавриненковым, приобрел новых друзей — Алелюхина и Головачева. Павел Головачев начал совместный с Амет-ханом боевой путь именно в полку Шестакова.

Наступил долгожданный день. 9-й истребительный полк в полном составе построился на аэродроме. Амет-хан испытал радостное волнение: в составе полка были созданы три эскадрильи, командиром первой назначили А. В. Алелюхина, второй — В. Д. Лавриненкова, третьей — Амет-хана Султана. Правда, испытал Амет-хан и чувство смущения: ему казалось, что в полку имеются более опытные летчики на должность командира эскадрильи.

— Командование полка лучше знает, кто на что способен, — сурово прервал его сомнения Шестаков. — Раз вас назначили — значит, считаем достойным. А потом учтите: с командира — спрос вдвойне. Вы теперь лично отвечаете за каждого летчика эскадрильи.

Первого боевого вылета летчикам полка пришлось ждать еще целых три дня. Погода стояла нелетная: низкая облачность, густой снегопад.

10 декабря 1942 года небо, наконец, прояснилось. Перед вылетом был уточнен боевой приказ: вести свободную охоту только над расположением наших войск. Этот пункт приказа озадачил летчиков: почему такое ограничение? Ведь большинство из них еще на тихоходных «чайках» не раз дрались над оккупированной фашистами территорией. А теперь, когда они вылетают на мощных, скоростных «яках», запрещают им врываться в воздушное пространство врага...

— Многострадальная наша пехота, избомбленная «юнкерсами» и расстреливаемая «мессерами» и «фоккерами», должна убедиться, что мы умеем их бить, — объяснил командир полка, почувствовав недоумение на лицах своих питомцев. — Пусть солдаты, наконец, своими глазами увидят, как советские летчики могут бить фашистов в небе.

В первом же боевом вылете Шестаков применил новую систему построения полка в воздухе. Вместо привычного для гитлеровцев звена из трех самолетов в небо поднялись четверки истребителей в разомкнутых порядках. Изменил он и систему эшелонирования эскадрилий по высоте. Восьмерка второй эскадрильи Лавриненкова шла нижним эшелоном, а первая и третья эскадрильи Алелюхина и Амет-хана Султана — значительно выше.

С большим волнением вел Амет-хан свою восьмерку истребителей. Рядом, прикрывая его, шел ведомый Иван Борисов. В ровных боевых порядках полк летел с юга на север вдоль линии фронта. Амет-хан чувствовал знакомое нетерпение перед встречей с врагом. Знал, что сегодня они должны преподать фашистам, щеголявшим высшей школой пилотажа, такой урок, который известил бы гитлеровских асов о появлении у них достойных противников.

Мысли о предстоящей схватке не мешали Амет-хану следить за небом. Одним из первых он увидел, как большая группа «мессеров» рванулась навстречу идущей ниже эскадрилье Лавриненкова. Однако разработанная Шестаковым тактика в сочетании с индивидуальными качествами летчиков и их природной отвагой дала свои немедленные результаты. Восьмерки Алелюхина и Амет-хана четко развернулись в атаку и неожиданно для врага навалились сверху. Причем обычной воздушной «карусели» в этот раз не было. Пикируя, каждый выбирал себе цель заранее и бил наверняка. Амет-хан с радостью отметил, как в первые же минуты боя понеслись к земле горящие «мессеры». Из всей группы вражеских истребителей уцелел лишь один, который поспешно развернулся в сторону своего аэродрома. В горячке боя за ним бросился было Борисов, но командир полка, который шел в составе второй эскадрильи, остановил ведомого Амет-хана. Летчики полка услышали по радио довольный голос Шестакова:

— Пусть фашист расскажет своим о сегодняшнем бое!

11 декабря 1942 года летчики 9-го гвардейского полка совместно с истребителями 3-го полка в течение одного воздушного боя сбили 18 гитлеровских самолетов. В этот день фашистское командование пыталось массированными силами обеспечить поддержку с воздуха своих, окруженных под Сталинградом, войск. Поэтому перед полком Шестакова и была поставлена задача — не допустить прорыв вражеской авиации со стороны Котельникова, уничтожить их транспортные самолеты.

Так начался новый этап в боевой жизни Амет-хана под Сталинградом. Теперь он и его боевые друзья могли быть на равных с гитлеровскими воздушными асами, которые рассчитывали стать здесь хозяевами неба. Вражеские летчики сразу же почувствовали почерк шестаковцев. Многие прославленные авиационные именитости нашли бесславный конец в холмистых степях правобережья за Волгой.

А Шестаков продолжал оставаться требовательным учителем. При каждом боевом вылете он внимательно наблюдал за действиями летчиков полка. Естественно, особенно придирчив был к командирам эскадрилий. После возвращения на аэродром командир полка собирал их на КП и подробно разбирал тактику каждого из них, поведение в ходе воздушного боя. Во время этих разборов Шестаков не раз отмечал своеобразные методы, используемые Амет-ханом при встрече с фашистскими самолетами. Комэск-3, по мнению командира полка, обладал двумя ценными для летчика-истребителя чертами: первым замечал в небе врага, что давало старшему лейтенанту те немногие секунды и минуты, которые позволяли занять выгодную боевую позицию. Это умение удачно сочеталось с мгновенной реакцией в стремительно меняющейся в воздушной схватке ситуации. В результате Амет-хан всегда успевал расчетливо, трезво оценить обстановку, использовать наиболее эффективный в каждом случае тактический прием.

В правильности оценки действий Амет-хана товарищи по полку убедились, когда стали свидетелем одного воздушного боя.

Эскадрилья возвращалась с очередного боевого вылета. Над аэродромом из облаков неожиданно вылетел одинокий «мессер». Похоже было, что это был один из тех гитлеровских асов, которые не раз уже, по-разбойничьи внезапно, налетали на советские самолеты, зная, что перед посадкой на летном поле у них на исходе как горючее, так и боекомплект.

Как обычно, Амет-хан первым заметил опасность и устремился навстречу гитлеровцу. Завязался скоротечный воздушный бой. Комэск-3 скоро понял, что встретился с опытным вражеским летчиком — он напористо нападал, вертко уходил от прицельного огня. А когда гитлеровец тоже понял, что перед ним не легкая добыча, он неожиданно ушел в пике — решил на бреющем оторваться от Амет-хана. Но ведь Шестаков не зря учил своих летчиков не бояться малых высот. Комэск-3 почти у самой земли настиг «мессера». Меткая очередь не дала фашисту выйти из пике, и он врезался в землю рядом с аэродромом. Амет-хан вывел свою машину из крутого спуска пикирования, набрал необходимую высоту и пошел на посадку.

8

Заканчивался трудный, казавшийся таким длинным 1942 год. Окруженная под Сталинградом армия фельдмаршала Паулюса продолжала сопротивление. Пытаясь поддержать боеспособность окруженных, гитлеровское командование установило воздушный мост из Котельникова и Зимовников. Внутри сталинградского котла еще сохранялись аэродромы, где могли садиться вражеские транспортные самолеты с продовольствием и оружием.

Сломать воздушный мост, по которому снабжали окруженную армию Паулюса, — такую задачу поставил перед 9-м гвардейским истребительным полком командующий 8-й воздушной армией генерал Хрюкин.

Шестаковцы перебазировались юго-западнее Сталинграда. Летчики полка, надеявшиеся укрыться от лютых декабрьских морозов в теплых домах, увидели занесенные снегом развалины: отступая, гитлеровцы сожгли село дотла. Возле уцелевших печных труб лютые зимние ветры кружили снежные вихри.

— Первая наша цель — Гумракский аэродром в котле, — сказал Шестаков, объявляя командирам эскадрилий боевой приказ. — По данным воздушной разведки, там базируется половина вражеской транспортной авиации. Вылетаем завтра, на рассвете, двумя эшелонами. Задача эскадрилий Алелюхина и Амет-хана — налет на аэродром, расстрел «юнкерсов» прямо на стоянках. Эскадрилья Лавриненкова будет прикрывать вас с воздуха на случай появления «мессеров». Штурмовку начинать по моему сигналу. Я вылетаю с третьей эскадрильей...

Амет-хан удовлетворенно улыбнулся. Раз командир полка вылетает с его эскадрильей, значит, штурмовку аэродрома они начнут первыми. Он уже знал тактику Шестакова — командир полка летал в составе той эскадрильи, которой отводил ведущую роль в выполнении боевой задачи.

— Нелегким будет для тебя, Амет, завтрашний день, — посочувствовал Владимир Лавриненков за ужином. Командиры эскадрилий жили в разных землянках со своими летчиками и чаще всего виделись только в полковой столовой. — Разведка доносит, что вокруг Гумракского аэродрома фашисты понатыкали тьму зениток.

— А я думаю, тебе, Володя, будет труднее, — заметил Амет-хан. Перекинув на колено планшет, раскрыл карту. Вот смотри. Котельниково и Зимовники рядом. Здесь у них тоже крупные аэродромы, за котлом много истребителей. Не успеем сделать повторный заход, как «мессеры» примчатся на помощь своим. А сколько их будет?

— Сколько их будет — после налета посчитаем, — улыбнулся Лавриненков. — Ты с Алелюхиным не беспокойся. Сколько бы «мессеров» ни появилось, мы не позволим им отвлечь вас от основной задачи.

— Быстрей бы добить Паулюса! — мечтательно произнес Амет-хан. — Там настанет очередь Ростова-на-Дону. А оттуда и до Крыма уже рукой подать!..

— Послушайте интересную весточку, ребята, — донеслось от стола рядом, за которым устроился Иван Борисов, читавший газету при скудном свете тусклой лампочки. — «В СССР прибыла группа летчиков сражающейся Франции, изъявивших желание бороться бок о бок с советскими летчиками против общего ненавистного врага — германских фашистов. В составе группы около 20 офицеров и 40 младших командиров и рядовых».

— Здорово! Значит, не дождались французы второго фронта в Европе, подались к нам, — оживленно подхватил Женя Дранищев. — Может, их в нашу армию направят?

Молодость есть молодость. Серые от усталости, замерзая от декабрьской стужи в землянках, шестаковцы живо интересовались новостями, азартно обсуждали их, а особо горячие острословы — к их числу относились Амет-хан и Женя — не упускали возможности «попикироваться», развеселить товарищей — в воспоминаниях Лавриненкова немало тому примеров. Ведь тому же комэску-2, Владимиру Лавриненкову, шел только 23 год, двадцать два недавно исполнилось комэску-3 — Амет-хану Султану. Еще моложе были летчики, которых они водили в бой.

Серым, зимним рассветным утром поднял свой полк в воздух Герой Советского Союза Шестаков. Вскоре в стремительной круговерти над Гумракским аэродромом закружились восьмерки эскадрилий Амет-хана и Алелюхина. Прорываясь сквозь заградительный огонь зениток, меткими очередями поджигали они на стоянках массивные транспортные «юнкерсы». В считанные минуты десятки факелов вспыхнули на летном поле.

А в это время, прикрывая своих боевых друзей, отчаянный бой с «мессерами» над аэродромом вела восьмерка «яков» во главе с Владимиром Лавриненковым. Предсказание Амет-хана подтвердилось — подоспела большая группа фашистских истребителей. Летчики эскадрильи Лавриненкова навязали им такой темп боя, что гитлеровцам пришлось самим защищаться. Несколько «мессеров» врезались рядом с горящими «юнкерсами».

За налет на Гумракский аэродром командующий 8-й воздушной армией объявил благодарность всему личному составу 9-го гвардейского истребительного полка. А вскоре генерал Хрюкин и сам прилетел. Он знал каждого летчика полка и с удовлетворением слушал Шестакова, который кратко докладывал результаты боевых действий полка.

— Настоящий истребитель! — сказал командир полка об Амет-хане, когда речь зашла о комэске-3. — Бьет фашистов, как орел!

— Ничего удивительного, — улыбнулся комиссар полка Николай Верховец, присутствовавший при докладе Шестакова. — Амет-то наш родился в Крыму, у подножия горы Ай-Петри. Так что горных орлов видел с детства.

Выслушав доклад, генерал Хрюкин направился с командиром полка на летное поле. Там, на стоянках самолетов, летчики третьей эскадрильи помогали техникам готовить свои машины к очередному боевому вылету. Амет-хан вышел навстречу командующему армией, доложил, чем они заняты.

— Командир полка говорит, что ты, Амет, на «мессеров» налетаешь, как настоящий орел, — заметил Хрюкин, когда вместе с Шестаковым они остановились у самолета комэска-3. — А почему бы тебе не нарисовать на своем «яке» орла? Видел, каких чудищ малюют фашисты? Вот и пусть они видят, как наши орлы сбивают их драконов!

Амет-хан с радостью принял предложение генерала. Он и сам давно подумывал что-нибудь изобразить на фюзеляже «яка», да побаивался командира полка. Уж больно сурово относился Шестаков к любой вольности.

На другой же день на самолете Амет-хана и на машинах остальных летчиков его эскадрильи появились силуэты гордых орлов в стремительном полете. В сочетании с желтыми коками винтов истребители третьей эскадрильи выделялись в полку своим необычным видом.

— Желтококие орлы летят! — стали говорить после этого в полку, когда «яки» эскадрильи Амет-хана Султана возвращались на аэродром из очередного боевого вылета.

Наступил новый, 1943 год. Для шестаковцев последние сутки уходящего года оказались нелегкими. Эскадрильи, сменяя друг друга, весь день находились в воздухе. Когда засыпавшие на ходу от усталости летчики добрались, наконец, до своих землянок, их ожидал приятный сюрприз. Комиссар полка Николай Верховец выпустил красочный боевой листок, в котором подводил итоги действий полка в завершающем году. И хотя все на себе ощутили напряжение истекших 20 дней, подсчет боевой работы летчиков произвел впечатление: 9-й истребительный полк произвел с 10 по 31 декабря 1942 года 349 боевых вылетов. Значит, в сумеречные, самые короткие в году дни каждый летчик вылетал на задания по три-четыре раза в день...

Были в том боевом листке и слова, посвященные Амет-хану Султану. Он один сбил в небе Сталинграда 6 вражеских машин, довел свой личный боевой счет до 13 уничтоженных фашистских самолетов.

«Почему Амет-хан побеждает врага? — говорилось в боевом листке. — В чем его сила? Она кроется в стремительности его атаки. Шансы на победу в бою у того летчика, который первым заметит врага. Это прекрасно понимает Амет-хан. Его зоркий взгляд всегда первым находит врага. Именно этим отважный летчик создает себе преимущество над противником. Будь первым, как Амет-хан Султан, и тогда ты хозяин неба!»

9

Первые месяцы 1943 года оказались для летчиков полка Л.Л. Шестакова относительно спокойными. Междуречье Волги и Дона то и дело заносили снежные метели, наметая белые сугробы на стоянках самолетов. Непогода мешала активным действиям авиации. Амет-хан и его боевые товарищи после жарких боев в небе Сталинграда получили небольшую паузу, могли оглянуться, осмыслить недавнее жестокое испытание, которое они прошли в 9-м гвардейском истребительном полку.

Пользуясь свободными часами, комиссар полка щедро складывал в каждой землянке пачки газет и журналов, читать которые молодым летчикам прежде, в ходе Сталинградской битвы, было просто некогда. И Амет-хан, и другие истребители, техники, оружейники с удовлетворением читали материалы, в которых говорилось о вкладе советской авиации в победу под Сталинградом. Хотя фамилии летчиков в статье не называли, они понимали, что в газетах, сводках, докладах военных советов отмечаются и их боевые заслуги в этой крупной победе над врагом.

«...Истекший авиационный год, — отмечалось в одной из газет, — ознаменовался рядом крупных побед советских летчиков. И первая среди этих побед — Сталинградская битва, которая явилась переломным этапом в ходе всей воздушной войны на советско-германском фронте. Отразив под Сталинградом натиск колоссальных сил немецкой авиации, наши летчики вместе с наземными войсками Красной Армии перешли затем в наступление.

Изолировав с воздуха окруженную группировку немцев, они помогли пехоте, артиллерии и танкам окончательно разгромить врага».

Прямая благодарность летчикам была высказана военным советом 62-й армии:

«Празднуя победу, мы не забываем, что она завоевана также и вами, товарищи летчики, штурманы, стрелки, младшие авиационные специалисты, бойцы, командиры и политработники объединения т. Хрюкина... С самых первых дней борьбы за Сталинград мы днем и ночью беспрерывно чувствовали вашу помощь с воздуха... В невероятно трудных и неравных условиях борьбы вы крепко бомбили и штурмовали огневые позиции врага, истребляли немецкую авиацию на земле и в воздухе... За это от имени всех бойцов и командиров армии выносим вам глубокую благодарность».

Но в жизни, как известно, радость всегда соседствует с печалью. А на войне это сочетание особенно поражало и трагизмом, и нередко — нелепостью, жестокой случайностью...

Одним из самых уважаемых и любимых в полку летчиков был Герой Советского Союза заместитель командира полка М. Д. Баранов — спокойный, добродушный и талантливый истребитель Миша Баранов, летать с которым каждый считал и честью, и удачей. Летал в паре с Михаилом и Амет-хан, сбивая фашистов в небе над Сталинградом. Один из боев тогда чуть не окончился трагически для Баранова. В том неравном поединке с фашистскими истребителями совершил он подвиг, еще раз прославив свой полк, свое имя. Сбив в бою четыре «мессершмитта», израсходовав боеприпасы, он вынужден был таранить фашистского истребителя, охотившегося за «яком» Баранова.

Политуправление Сталинградского фронта после этого подвига молодого летчика выпустило листовку, в которой говорилось:

«Отвагу и мужество в воздушных боях проявил летчик М. Д. Баранов. Товарищи летчики! Истребляйте немецких оккупантов! Бейте их так, как это делает Герой Советского Союза Михаил Баранов. Он уничтожил 24 вражеских самолета, вывел из строя сотни автомашин, бензоцистерн, паровозов, истребил около тысячи гитлеровских солдат и офицеров. Слава Герою Михаилу Баранову!»

Чудом остался жив после того тарана Михаил, однако был контужен и вскоре заболел. Больше месяца пролежал Баранов в госпитале, но к середине января сумел уговорить врачей и вернулся в полк с медицинским заключением, в котором указывалось, что М. Д. Баранов «подлежит амбулаторному лечению в части, к полетам временно не допускать».

Возвратившись в полк, Баранов сразу же стал просить разрешение у командования на тренировочные вылеты. Михаилу не терпелось проверить себя в воздухе, не хотелось ему хоть в чем-то отстать от своих боевых друзей.

— Не торопись, Миша. Успеешь наверстать, — осторожно пытался отговорить Амет-хан Баранова. — Да и погода, видишь, какая! Мы, здоровые, и то валяемся на нарах.

— Ты не смотри, что я отощал в госпитале, — улыбнулся в ответ Михаил. — Силенка в руках еще есть, удержу ручку самолета!

15 января 1943 года. Эту дату на всю жизнь запомнил Амет-хан. Потом он не раз горько корил себя, что не удержал Баранова от этого рокового тренировочного полета. Судьба как-будто сама подсказывала, чтобы Михаил не пытался подняться в этот день в небо. Самолет, на котором Баранов вначале взлетел, оказался неисправным. Михаил вынужден был вернуться на аэродром.

И вот повторный взлет на другом истребителе. Амет-хан с летчиками полка наблюдали, как Баранов уверенно выполняет боевые развороты, делает виражи. Потом вдруг самолет перевернулся вверх колесами и стал падать в таком положении. Вначале все думали, что Михаил проверяет себя этой сложной фигурой пилотажа. Однако «як» Баранова продолжал падать. И на глазах летчиков, замерших от нелепости происходящего, самолет врезался в землю и взорвался...

На другой день в армейской газете «Сталинский воин» был напечатан некролог «Большевик, воин, герой», посвященный трагической гибели Михаила Баранова. Номер этой газеты Амет-хан до конца войны носил в кармане вместе с партбилетом.

10

Весной 1943 года гитлеровское командование решило взять реванш за поражение под Сталинградом. К Ростову-на-Дону и Батайску — важнейшим железнодорожным узлам на юге страны — была стянута масса войск и техники. Здесь впервые появились новейшие немецкие самолеты, в их числе — пикирующие бомбардировщики-истребители. Фашистская авиация по-прежнему пыталась подавлять наше наступление массированными налетами — десятки «юнкерсов» под прикрытием модифицированных истребителей ожесточенно бомбили колонны и позиции советских войск.

Все это требовало ответных действий от летчиков 8-й воздушной армии. В середине марта над Ростовом-на-Дону развернулись ожесточенные воздушные бои.

Утро 25 марта выдалось теплым, солнечным. Значит, жди фашистских гостинцев с неба. С рассветом первой в 9-м гвардейском полку была поднята в воздух третья эскадрилья.

Шестерка «яков» набрала заданную высоту. Как всегда, еще издали Амет-хан Султан заметил двигавшуюся с запада к Ростову-на-Дону какую-то темную массу. Однако, когда он вгляделся внимательнее, ему стало не по себе. Черные точки выстраивались в ряды, занимали боевой порядок. Фашистских бомбардировщиков было не меньше ста, чуть сзади и сверху их прикрывала большая группа истребителей.

Грозная армада гитлеровских самолетов росла прямо на глазах. С разных сторон к ней подлетали новые группы «юнкерсов», занимали свои места в боевых порядках. «Значит, взлетели одновременно с нескольких аэродромов, наметили точку сбора и теперь выстраиваются в боевые колонны», — понял Амет-хан. Вспомнил, как на днях в штабе полка рассказывали командирам эскадрилий о новой тактике немецкой авиации — устраивать «звездные налеты» большой массой самолетов.

— Вижу до сотни «юнкерсов»! — передал по радио Амет-хан Султан на пункт управления полка. — Их прикрывают «хейнкели». Вступаю в бой!

Между тем вражеские бомбардировщики приближались к городу. Вдали показались знакомые силуэты Me-109.

— Появились истребители сопровождения! — снова спокойно сообщил на аэродром Амет-хан. — Восемь, двенадцать, шестнадцать, восемнадцать... Пока вижу девять пар «мессеров»!

— Желтококие! Держитесь! — раздался в шлемофоне Амет-хана знакомый голос подполковника Шестакова. — Поднимаю все эскадрильи полка на помощь!

— Атакуем бомбардировщиков! Ведущего беру на себя!

По этой команде Амет-хана шестерка «яков» в едином строю ринулась сверху вниз. Командир эскадрильи сразу стал ловить в перекрестье прицела ведущего армады бомбардировщиков — черного «хейнкеля». Вот его корпус уже закрывает просвет своими массивными плоскостями.

«Еще немного! Еще!» — удерживал себя Амет-хан от нажатия на гашетку. Навстречу вытянулись огненные трассы — экипаж «хейнкеля» тоже заметил угрозу. Но было поздно. Амет-хан с короткой дистанции точно ударил из пушки, и черный «хейнкель» взорвался прямо на глазах.

Выходя из атаки, Амет-хан с удовлетворением отметил, как полетели к земле еще несколько дымящихся бомбардировщиков, сбитых летчиками его эскадрильи.

Дерзкое нападение наших истребителей ошеломило немцев. Потеряв ведущего, строй вражеских бомбардировщиков начал рассыпаться. «Юнкерсы» стали беспорядочно сбрасывать бомбы, чтобы поскорее избавиться от опасного груза.

Однако бой шестерки Амет-хана Султана привел в ярость немецкие истребители сопровождения. Всей группой накинулись они на третью эскадрилью. Силы явно были неравны. Разгорелся беспощадный, быстротечный воздушный бой.

Первым задымил самолет Ивана Борисова, самоотверженно прикрывавшего командира эскадрильи. Амет-хан вывернулся в немыслимом развороте, кинулся за «мессером», с боков которого ярились устрашающие пасти драконов. Горящий «як» Борисова беспомощно, по крутой, устремился к земле.

— Прыгай, Ваня! Прыгай! — хриплым от напряжения голосом крикнул Амет-хан по радио, до отказа отжимая газ.

Минута, еще немного. И вот она, пасть дракона — полезла в прицел... Амет-хан поймал чудище в перекрестье, нажал на гашетку.

— Есть, командир! — послышался в шлемофоне голос Николая Коровкина, занявшего место ведомого. И тут же встревоженно добавил: — Справа две пары «мессеров»!

— Вижу, Коля! Прикрой! — ответил Амет-хан, устремляясь навстречу «мессерам».

А в шлемофоне раздался голос Павла Головачева, который кружился рядом в немыслимой огненной карусели с несколькими «мессерами».

— Командир! Наши на подходе!

Для новой атаки Амет-хан с Коровкиным ринулись вверх, чтобы с набором высоты схватиться с четверкой «мессеров». И уже сверху командир третьей эскадрильи увидел, как разворачиваются в боевые порядки «яки» эскадрилий Владимира Лавриненкова и Алексея Алелюхина. Амет-хан услышал приказ командира полка Шестакова:

— Продолжайте связывать «мессеров»! Мы атакуем «юнкерсы»!

Истребители эскадрилий Лавриненкова и Алелюхина сходу врезались в строй бомбардировщиков.

Между тем эскадрилья Амет-хана продолжала свой неравный бой с истребителями. Вот у нового ведомого Амет-хана кончился боекомплект. Командир эскадрильи видит, как Коровкин решается на таран «мессера». Оба самолета сразу же разваливаются. Коровкин успевает выбраться из кабины, повисает на парашюте. Однако другой «мессер» достает его огненной трассой... Александр Карасев, еще один летчик третьей эскадрильи, с опозданием увидевший подлый поступок фашиста, догнал вражеского истребителя и вогнал его в землю горящим факелом.

— Горючее на исходе! Выходим из боя! — передал по радио Амет-хан своим летчикам.

К месту грандиозного воздушного сражения уже подоспели эскадрильи из других полков армии. И уцелевшая четверка третьей эскадрильи повернула к своему аэродрому.

Безрадостным было возвращение амет-хановцев. Обычно, когда летчики полка возвращались после боевого вылета, они проносились над летным полем в строгом строю, стараясь блеснуть четко выдержанными интервалом и дистанцией, энергичным маневром — как никак, гвардейцы, асы 8-й воздушной армии! На этот раз Амет-хан и его летчики едва дотянули машины до створа взлетно-посадочной полосы. Щитки навыпуск, сброс оборотов мотора — и вот уже шасси «яков» коснулись аэродрома, покатили дальше по инерции.

С тяжелым сердцем покидали самолеты летчики третьей эскадрильи. Конечно, дрались они сегодня с врагами, как говорится, до последней капли горючего, никто не жалел себя в бою. Амет-хан лично сбил два фашистских самолета, по одному «свалили» и остальные летчики эскадрильи. Однако эти победы их не радовали. Потеряли два истребителя, погиб Николай Коровкин. Не первый год воевали Амет-хан и его боевые друзья. Знали, что война идет с жестоким и сильным врагом. Но каждый раз, когда погибал кто-то из товарищей, молодые летчики тяжело переживали утрату...

Амет-хан не мог найти себе места. Он видел, как самоотверженно бросился Коля Коровкин прикрывать его в бою, когда сбили Ивана Борисова...

Можно понять, как тяжело было комэску, но его эскадрилья в тот день совершила невозможное. Шестерка «яков» сумела сорвать замысел вражеской авиации, сумела на какое-то время связать армаду бомбардировщиков и держаться в бою, пока не подоспели на помощь истребители других полков.

Вечером, разбирая в штабе армии все перипетии этого небывалого по масштабам воздушного боя, генерал Хрюкин отметил, что в ходе его было сбито 40 фашистских самолетов. Особенно отличились летчики 9-го гвардейского полка — уничтожили 16 вражеских машин. Газета «Красная Звезда» в те дни писала:

«Летчики-гвардейцы авиасоединения с каждым днем увеличивают свой боевой счет в упорных схватках с гитлеровской авиацией. За последние три с половиной месяца сбили в воздушных боях 84 немецких самолета, в том числе 38 бомбардировщиков. Энское авиасоединение принимало самое активное участие в отражении недавних налетов вражеской авиации на город Ростов. В это время особенно отличились в воздушных боях летчики гвардии капитаны Амет-хан, Жверлюдов, Дзюба, гвардии старшие лейтенанты Головачев и Дранищев, гвардии лейтенанты Сержантов, Глазов и другие. Все они сбили по нескольку самолетов на подступах к Ростову»...

Весна полыхала над Ростовом-на-Дону сочной зеленью деревьев, ароматом белой акации и цветущей сирени. Освобожденные от гитлеровцев жители радовались свободе. Налаживалось разрушенное за время оккупации городское хозяйство.

Война продолжалась, но молодость и жизнь брали свое. В эти дни в 9-м гвардейском полку состоялась первая свадьба. Оправившийся от ран в последнем воздушном сражении Александр Карасев женился на воентехнике Наде из батальона аэродромного обеспечения. Амет-хан сердечно поздравил своего боевого товарища, нашедшего личное счастье в пекле войны...

А потом наступила новая боевая страда. В конце апреля 1943 года начались воздушные бои над Кубанью. Гитлеровское командование попыталось вернуть здесь свое былое господство в воздухе, утерянное зимой под Сталинградом. В небе Кубани появилась большая группа фашистских опытных летчиков-асов, стянутых сюда со всего фронта.

В числе других советских истребительных авиачастей на Кубань был переведен и 9-й гвардейский полк из 8-й воздушной армии. В разгар боев к шестаковцам пришла радостная весть: за боевые успехи под Ростовом-на-Дону большинство летчиков полка награждены орденами. Третий орден Красного Знамени получил и командир эскадрильи Амет-хан Султан.

Позже, вспоминая о воздушных сражениях над Кубанью весной 1943 года, дважды Герой Советского Союза маршал авиации Е. А. Савицкий писал: «В Кубанском небе с фашистами сражались и там прославились Покрышкин, Речкалов, Рязанов, братья Глинки, Амет-хан Султан... На Кубани решался вопрос, кому принадлежит небо. Господство в воздухе, завоеванное там советскими летчиками, фашистской Германии уже не удалось вернуть до конца войны. Там потерпели поражение знаменитые фашистские эскадры Удета, Мельдерса, Рихтгофена и других особых авиачастей, которые считались непобедимыми».