| Если Вы не видите дореволюционных „ятей“, установите шрифт Palatino Linotype или читайте на современном |
Альберт Дебейер
«Три года на планете Марс»
Приготовленiя.
Сверкающая вечерняя звѣзда, Венера, закатилась на западѣ и прозрачно-ясная, хотя и немного холодная, зимняя ночь постепенно окутала Штутгартъ и всю долину Неккара. Тысячи звѣздъ загорались одна за другою на темномъ сводѣ неба.
Въ это время знаменитый астрономъ, профессоръ Штиллеръ сидѣлъ въ раздумьи въ кресле, нетерпеливо барабаня концами пальцевъ по ручке. Онъ сидѣлъ въ большомъ, покрытомъ стекляннымъ куполомъ помѣщенiи, въ которомъ съ перваго же взгляда можно было узнать обсерваторию астронома. Огромный телескопъ, укрѣпленный на массивной подставкѣ, смотрѣлъ изъ отверстiя вращающагося купола въ ясную зимнюю ночь.
Много лѣтъ ужъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ профессоръ Штиллеръ выстроилъ себе на собственныя средства близъ Штутгарта частную обсерваторiю. Сильнѣе всѣхъ остальныхъ свѣтилъ интересовалъ профессора Марсъ, эта таинственная планета, и въ душе его проснулась и постепенно разраслась такая сильная любовь къ этой отдаленной планетѣ, что вскорѣ его мысли были всецѣло поглощены желанiемъ вступить въ прямыя сношенiя съ Марсомъ или, выражаясь проще, посѣтить его.
Теперь Марсъ стоялъ очень близко къ земле и разстоянiе между обеими планетами въ данную минуту равнялось лишь 59 миллiонамъ километровъ. Въ настоящее время, время великихъ открытiй, и, главнымъ образомъ, усовершенствованiй въ достигшей такого широкаго развитiя области воздухоплаванiя, мысль о посѣщенiи Марса — о путешествiи на него — не имѣла ничего невѣроятнаго.
Профессоръ Штиллеръ взглянулъ на часы — 11 часовъ 42 минуты! Еще пятьдесятъ пять секундъ и Марсъ предсталъ передъ глазами наблюдателя въ видѣ маленькаго огненнаго шара. Восторженнымъ взглядомъ разсматривалъ профоссоръ Штиллеръ обращенную къ нему сторону планеты, на которой резко и отчетливо выдѣлялись узкiя совершенно прямыя, точно проведенныя по шнурочку, линiи.
— Именно эти совершенно правильныя линiи, многократно перекрещивающiеся каналы, по своей правильности, доказываютъ яснѣе и точнѣе всего, что тамъ вдали живутъ разумныя существа, — громко произнесъ профессоръ.
Несмотря на существующую на Марсѣ атмосферу, онъ обладаетъ сравнительно скуднымъ запасомъ воды. Благодаря этому, жители Марса и принуждены восполнять этотъ недостатокъ всеми возможными искусственными мѣрами и утилизировать скудные водяные запасы такъ цѣлесообразно, чтобы когда одна местность достаточно орошена, драгоценная влага была бы переведена въ другую. Да, на Марсѣ долженъ обитать народъ высокой культуры, потому что только подобный народъ способенъ создать такiя генiальныя сооруженiя на общую пользу. Времена года на Марсѣ, главнымъ образомъ, зависятъ отъ таянья ледяныхъ массъ на его южномъ и сѣверномъ полюсѣ. И эту-то воду, происшедшую отъ таянья полярныхъ снѣговъ, существа, живущiя тамъ наверху, отводятъ въ видимые даже нами каналы, съ цѣлью орошенiя своихъ полей. Какая роскошная, пышная растительность должна развиваться тамъ вдоль каналовъ на ихъ берегахъ!
Сильно взволнованный, отошелъ профессоръ Штиллеръ отъ своего телескопа. Но живѣйшiй интересъ къ предмету его наблюденiй быстро снова привлекъ ученаго къ его инструменту. Такъ проходилъ часъ за часомъ въ астрономическихъ наблюденiяхъ и вычисленiяхъ. Сверкающiя звѣзды небосклона мало-по-малу блѣднѣли и зимнее утро начало медленно и лѣниво разгонять ночную тьму, когда профессоръ, наконецъ, покинулъ свой постъ и удалился въ теплое и уютное жилище, которое стояло по сосѣдству съ обсерваторiей.
Большая, свободная отъ зданiй площадь, полупаркъ, полулугъ, на которой издревле праздновались народныя торжества, прiятно прерывала море домовъ и рѣзко ограничивалась съ одной стороны рѣкою. Въ верхнемъ концѣ этого парка, имѣющаго нѣсколько километровъ длины и перерѣзаннаго линiями электрическихъ трамваевъ, возвышался огромный досчатый сарай.
было начертано огромными буквами на ротондоподобномъ сооруженiи. И подъ этимъ виднелось написанное болѣе мелкими буквами: „Постороннимъ входъ строго воспрещается“!
Изнутри зданiя въ настоящее время не слышалось ни малѣйшаго звука, — верный признакъ того, что работы или прерваны на время или совершенно окончены.
Но, въ полдень, когда профессоръ Штиллеръ посѣтилъ мѣсто постройки, чтобы убѣдиться въ окончательной и точной готовности всего, надъ чѣмъ столько мѣсяцевъ такъ энергично трудились профессора строители Блидеръ и Шнабель, то онъ, къ своему справедливому негодованiю, замѣтилъ, что строители корабля пренебрегли нѣкоторыми изъ его самыхъ важныхъ указанiй. Работа, которая казалась уже оконченной, должна была быть опять передѣлана и снова приходилось возиться около „Мiрового Пловца“. Все это естественно вновь заставляло откладывать полетъ и при данныхъ обстоятельствахъ удача предполагаемой экспедицiи могла даже оказаться сомнительной. Можно было попросту сойти съ ума!
Профессоръ Штиллеръ вернулся домой въ страшной ярости. Ему понадобилось нѣсколько часовъ, чтобы овладеть своимъ гнѣвомъ и возстановить душевное спокойствiе.
Укутавшись въ теплый, мягкiй халатъ, онъ сидѣлъ въ своемъ залитомъ солнцемъ, обширномъ кабинетѣ, разрабатывая ночныя наблюденiя. Результатъ оказался благопрiятнымъ. Именно теперь было вполнѣ возможно достигнуть Марса съ Земли. Позднѣе это станетъ невозможнымъ на много лѣтъ. Огромная разница, находится ли звѣзда на разстоянiи 59 или 400 миллiоновъ кiлометровъ. Въ настоящее время Марсъ достигъ максимума своей близости къ Землѣ и находился какъ разъ на разстоянiи 59 миллiоновъ километровъ отъ свой сосѣдки. Длинныя вычисленiя профессора выяснили все это совершенно точно. Благодаря всему этому, экспедицiи нельзя было откладывать дольше; надо было избѣгать самымъ тщательнымъ образомъ всякаго дальнейшаго замедленiя.
— И нужно же было, чтобы въ столь благопрiятный моментъ эти два длинноухихъ осла, тамъ внизу, отчасти испортили мои расчеты! — воскликнулъ Штиллеръ.
Въ этотъ мигъ у дверей кабинета раздался стукъ. На громкое „войдите“ профессора вошли Блидеръ и Шнабель.
— Аккуратность — высшая вѣжливость! — Этими словами привѣтствовалъ профессоръ вошедшихъ. — Садитесь-ка, — продолжалъ онъ, — и скажите мнѣ сейчасъ же, возможно-ли исправить указанныя мною вчера погрѣшности въ постройкѣ „Мiрового Пловца“ въ четырехдневный срокъ; на слѣдующей недѣлѣ намъ необходимо подняться, чего бы это ни стоило.
— Я положительно не знаю никакой погрѣшности съ моей стороны, — промямлилъ Блидеръ какимъ-то глухимъ голосомъ.
— Что? — закричалъ возмущенный профессоръ. — Неужели я долженъ тебѣ, старому строителю, еще разъ повторить, что въ закрытой гондолѣ совершенно непригодны стеклянный окна, которыя совершенно неспособны вынести страшно низкой температуры пространства междумiрового эфира. Итакъ, вонъ эти стекла! Убери ихъ и замѣни эластичной слюдой. Это вещество одинаково хорошо выдерживаетъ всякую температуру, какъ выше такъ и ниже ноля. Я тебѣ даю на это два дня сроку и въ этотъ срокъ это измѣненiе должно быть произведено.
А теперь я поговорю съ тобой, Шнабель! Чѣмъ, по-твоему, должна жить наша экспедицiя во время пути?
— Конечно же взятыми съ собою припасами, консервами и другими вкусными вещами, — отвѣтилъ Шнабель.
— Но чѣмъ еще живетъ человѣкъ, кромѣ ѣды и питья?
— Воздухомъ, конечно! — отвѣтилъ Шнабель, несколько раздраженный подобнымъ вопросомъ.
— Конечно! А теперь скажи мнѣ, пожалуйста, откуда мы должны добывать воздухъ во время нашего путешествiя? Въ межпланетномъ пространствѣ, какъ извѣстно, такового не имѣется.
— Ахъ, чортъ! Вѣдь я забылъ придѣлать хранилище для твердаго воздуха.
— Вотъ именно! Исправь свои ошибки какъ можно скорѣе.
— А сколько времени продолжится ваше путешествiе? — спросилъ Шнабель съ любопытствомъ.
— Это зависитъ отъ каждаго дня, и даже отъ каждаго часа, который протечетъ до нашего отправленiя, — отвѣтилъ Штиллеръ. Марсъ въ настоящую минуту достигъ максимума своего приближенiя къ Землѣ, а затѣмъ будетъ снова отдаляться отъ нея съ каждой минутой. Какъ долго протянется при подобныхъ обстоятельствахъ путешествiе въ межпланетномъ пространствѣ, можно только предположить, а не вычислить въ точности. Какъ только мы выберемся благополучно изъ области притяженiя Земли и Луны и попадемъ въ сферу притяженiя Марса, путешествiе наше пойдетъ необычайно быстро, несмотря на огромное пространство, которое мы должны пролетѣть. Благодаря сильному притяженiю, исходящему изъ Марса, мы полетимъ къ этой планетѣ съ положительно сказочной быстротой, которая составитъ въ день по меньшей мѣрѣ два миллiона километровъ. Но все же я разсчитываю, что путешествiе наше, даже при самыхъ благопрiятныхъ обстоятельствахъ, протянется нѣсколько недѣль. Но изъ предосторожности мы беремъ съ собою жизненныхъ припасовъ на три мѣсяца.
— Наше отсутствiе навѣрно продолжится нѣсколько лѣтъ, такъ какъ подобное необычайное путешествiе требуетъ конечно и необычайнаго времени. А теперь довольно болтать. Спѣшите къ своей работе! На будущей недѣлѣ непремѣнно долженъ состояться отлетъ „Мiрового Пловца“.
Отлетъ воздухоплавателей.
Для профессора Штиллера и его сотоварищем слѣдующiе дни прошли въ лихорадочной дѣятельности, въ окончательныхъ приготовленiяхъ къ долгому путешествiю. Въ паркѣ Каннштата въ мастерской, где стоялъ „Мировой Пловецъ“, снова царила кипучая дѣятельность. Воздушный корабль былъ вынесенъ изъ огромнаго сарая на обширную свободную площадь, разстилавшуюся передъ нимъ, гдѣ и стоялъ, тщательно прикрѣпленный на якорѣ. Только теперь можно было вполнѣ разсмотрѣть гигантскiе размѣры шара. Онъ имѣлъ продолговатую, овальную форму такъ же, какъ и прикрѣпленная къ нему закрытая гондола.
Наконецъ, настало и седьмое декабря — вѣчно памятный день, въ который, аккуратно въ четыре часа по-полудни, долженъ былъ состояться отлетъ „Мiрового Пловца“.
Время приближалось къ половинѣ четвертаго по-полудни. Цѣлое море людей волновалось въ парке. Нетерпѣнiе возрастало съ минуты на минуту, потому что скоро ужъ отважные воздухоплаватели, семь знаменитыхъ ученыхъ, гордость и украшенiе Германiи и Швабiи, должны были появится въ паркѣ, чтобы отправиться въ путь на воздушномъ кораблѣ. Аккуратно въ половинѣ четвертаго колокола на всѣхъ колокольняхъ Штутгарта-Великаго начали звонить.
Изъ сотенъ тысячъ устъ раздался громкiй привѣтственный кличъ, когда вдали показалась группа семи ученыхъ, имена которыхъ переходили изъ устъ въ уста и портреты которыхъ раскупались тысячами.
Сидя въ автобусѣ, ученые медленно прослѣдовали черезъ разступающуюся передъ ними человѣческую стѣну къ месту построенiя „Мiрового Пловца“. Съ серьезнымъ, полнымъ достоинства видомъ кланялись смѣлые путешественники привѣтствующей ихъ толпѣ. Подъѣхавъ къ „Мiровому Пловцу“, они вышли изъ экипажа, и профессоръ Штиллеръ поднялся на построенную поспѣшно въ послѣднiя минуты ораторскую трибуну, чтобы сказать оттуда несколько словъ на прощанье ближе стоящимъ.
— Многоуважаемые дамы и господа, дорогiе друзья и коллеги изъ ближнихъ и дальнихъ мѣстъ этого маленькаго земного шара!
Когда мы снова увидимся, и увидимся ли мы вообще, никто изъ насъ въ настоящее время не можетъ сказать. Если мы черезъ нѣсколько лѣтъ не возвратимся — не поминайте насъ лихомъ! (Всеобщее волненiе). Это будетъ значить, что мы сдѣлались жертвами своего призванiя. Но столь же возможно, что мы вамъ когда нибудь разскажемъ о чудесахъ другого мiра. Будьте же здоровы и примите на прощанiе мою искреннюю благодарность, такъ же, какъ и благодарность всѣхъ моихъ товарищей за вашъ приходъ сюда и за сочувствiе, выказанное вами къ нашему предпрiятiю.
Когда профессоръ Штиллеръ окончилъ свою рѣчь и сталъ мѣрными шагами спускаться съ трибуны, снова раздалось громкое „ура“. Но когда ученые одинъ за другимъ начали подниматься въ гондолу, опять воцарилась мертвая тишина. Профессоръ Штиллеръ послѣднимъ поднялся по веревочной лѣстницѣ гондолы. Онъ еще разъ махнулъ рукой въ знакъ привѣтствiя, затѣмъ маленькая дверь закрылась. Звонъ электрическаго колокольчика былъ сигналомъ для спуска канатовъ. „Мiровой Пловецъ“ поднялся. Тихо и прямо поднялся онъ вверхъ во все болѣе и болѣе темнѣющiй воздухъ ранняго зимняго вечера. Все меньше и меньше становился огромный шаръ, все больше и больше разстоянiе между нимъ и Землей, затѣмъ онъ совершенно исчезъ изъ глазъ оставшихся внизу, которые, подъ влiянiемъ сильнаго впечатлѣнiя отъ только что видѣннаго, молча и постепенно разсѣялись въ разныя стороны.
Между небомъ и землей.
Ни одно значительное воздушное теченiе не нарушило почти вертикальнаго подъема „Мiрового Пловца“. Воздушный корабль все еще находился въ области воздушной атмосферы. Конечно, достигнутая высота давала себя чувствовать и внутри гондолы, благодаря уменьшенiю воздушнаго давленiя и пониженiю температуры. Профессоръ Штиллеръ, какъ голова и руководитель всего предпрiятiя, предложилъ поэтому подкрѣпиться легкой закуской, вѣроятно послѣдней вблизи матушки Земли, отъ которой, судя по положенiю барометра, экспедицiя уже находилась въ семи тысячахъ метровъ. Предложенiе его встретило единодушное одобренiе. Вся компанiя съ большимъ аппетитомъ поужинала великолѣпными мясными и пекарными произведенiями родного Штутгарта, запивая ихъ ароматичнымъ, краснымъ виномъ, приготовленнымъ изъ вырощеннаго на солнечной сторонѣ долины Неккара винограда.
Послѣ ужина всеобщее вниманiе снова сосредоточилось на инструментахъ. Эти послѣднiе указали, что шаръ достигъ границы земной атмосферы, или другими словами, что предстоитъ войти въ неизмѣримое пространство межпланетнаго эѳира.
Тихо и спокойно прошла первая ночь въ гондоле, высоко въ пространстве мирового эѳира. Въ теченiе этой ночи шаръ быстро поднимался. Въ семь часовъ утра 8-го декабря онъ достигъ 90723 метровъ высоты. Термометръ, висѣвшiй у слюдяного окна гондолы, показывалъ ужасный холодъ въ 120° ниже ноля. Глубокiй мракъ окружалъ „Мiрового Пловца“. Ни одинъ солнечный лучъ не прорѣзывалъ чернаго, какъ смоль, мрака этого дня. Все быстрѣй и быстрѣй поднимался воздушный корабль, держа курсъ, согласно съ управлениемъ рулевого, прямо на востокъ. Около полудня мѣритель быстроты указалъ на огромное разстоянiе шара отъ Земли, разстоянiе, доходящее до 220000 метровъ. Если подъемъ будетъ продолжаться въ этомъ быстромъ, прогрессивно возрастающемъ темпѣ, то „Мiровой Пловецъ“ долженъ былъ черезъ нѣсколько дней очутиться вблизи луны.
Съ приближенiемъ къ лунѣ „Мiровой Пловецъ“ снова попадалъ на солнечный свѣтъ, и жители гондолы опять могли наслаждаться яркими лучами первоисточника всякой силы. Хотя ученые не находились еще въ пути и двадцати четырехъ часовъ, полный мрак окружавшаго ихъ мiрового пространства представлялся имъ слишкомъ долгой ночью.
Такъ прошелъ второй и третiй день путешествiя. Воздушный корабль замедлилъ свой полетъ и наконецъ совершенно остановился. Ученые бросились къ окнамъ гондолы, чтобы изслѣдовать, что причинило эту совершенно непонятую остановку. Удивленiе и восторгъ передъ тѣмъ что предстало передъ ихъ глазами, въ первую минуту, такъ поразило путешественниковъ, что они съ минуту простояли, точно окамѣнелые. Затѣмъ ихъ восторгъ шумно прорвался наружу.
— Изумительно! Невѣроятно прекрасно! Ради одного этого стоило предпринять путешествiе! Безподобная картина! Луна! Луна! — безсвязно вырывалось изъ устъ зрителей. Непосредственно подъ ними, ярко освѣщенныя солнцемъ, показались огромныя, часто растрескавшiяся, дико скученныя, дерзко стремящiяся вверхъ горы, отбрасывающiя тѣни удивительной, неизвѣстной ученымъ дотолѣ рѣзкости. Между ними зiяли глубокiя, доходящiя до нѣсколькихъ тысячъ метровъ, пропасти и неисчислимое количество потухшихъ кратеровъ втиснулось между пропастями и отвѣсными стѣнами скалъ. Довольно ровныя мѣстности опять-таки были окружены валоподобными кольцами прежнихъ огромныхъ вулкановъ. Удивительное освѣщенiе съ его необычайными тѣневыми картинами, вообще все впечатлѣнiе было такъ своеобразно и такъ радикально отличалось отъ всего, видѣннаго учеными на Земле, что они совершенно не были въ состоянiи сравнить одно съ другимъ.
Куда бы они ни направили свои взгляды, нигдѣ, положительно нигдѣ, не могли они найти ни малѣйшихъ слѣдовъ какой-нибудь растительности или воды. Ни озера, ни потока, ни волнующегося океана, ни зеленѣющаго дерна, куста или дерева, ничего, ровно ничего не было видно. Нѣмая, поразительная картина смертнаго оцѣпенѣнiя, которая раскрылась здѣсь передъ путешественниками, не преминула оказать своего дѣйствiя на нихъ. За первымъ мгновенiемъ шумнаго восхищенiя быстро послѣдовало глубокое молчанiе и серьезность, которую пробуждаетъ въ каждомъ мыслящемъ и чувствующемъ человѣкѣ смерть. Лишь короткое время можно было предаваться наблюденiямъ за той частью Луны, которая была видна изъ гондолы.
Снова привели въ дѣйствiе электрическую силу; крылья винтовъ завертелись, и „Мiровой Пловецъ“ сталъ удаляться съ все возрастающей скоростью отъ мертвой дочери живой матери Земли.
Уже давно гондолу окутала темная ночь, и страшный холодъ мiрового пространства царилъ вокругъ шара. Несмотря на герметическiе затворы и густые слои мѣховъ, которыми была обита гондола, путешественники только благодаря электрическому освѣщенiю и отоплению могли защититься отъ холода.
Такъ проходилъ день за днемъ. На смѣну первой недѣли пришла вторая, затѣмъ третья и четвертая, а полетъ „Мiрового Пловца“ все еще не приходилъ къ концу.
Однажды, — это произошло на четвертой неделе пути, — тишина, царившая внутри гондолы, начала прерываться какимъ-то своеобразнымъ шумомъ.
— Что случилось? — спрашивали съ удивленiемъ ученые у профессора Штиллера.
— Не могу себѣ объяснить, — отвѣтилъ тотъ. — Ни наши часы, ни измѣритель быстроты не могутъ быть причиной этого страннаго шороха. Извѣстно, что мiровой эѳиръ не передаетъ звуковыхъ волнъ.
Въ гондолѣ шипѣло и трещало точно въ часовомъ магазинѣ. Казалось, будто пустили въ ходъ сотни будильниковъ.
— Да вѣдь это положительно адскiй шумъ, отъ котораго можно потерять слухъ и разсудокъ! — въ ярости заревѣлъ профессоръ Тудiумъ. Но общiй оглушительный шумъ совершенно заглушилъ его голосъ.
Въ эту секунду семь пассажировъ гондолы были испуганы внезапнымъ свѣтомъ, похожимъ на вспышку огня.
Благодаря шуму, было совершенно невозможно понять другъ друга. Путешественники невольно закрыли глаза отъ сверкающего, рѣжущаго, проникающаго въ окна свѣта. Каждая попытка снова открыть ихъ сопровождалась нестерпимой болью. Въ эту критическую минуту профессоръ Дубельмейеръ, къ счастiю, вспомнилъ о своихъ очкахъ для путешествiя по глетчерамъ, которые онъ, въ качествѣ страстнаго любителя горъ, постоянно носилъ при себѣ во время каникулъ и которые онъ долженъ былъ захватить съ собою тщательно упакованными въ футляръ и засунутыми въ одинъ изъ его многочисленныхъ кармановъ. Осторожно принялся онъ снаружи ощупывать свой сюртукъ. Такъ и есть, въ правомъ верхнемъ боковомъ карманѣ своего сюртука, онъ нащупалъ какой-то продолговатый предметъ. Благодаренiе Небу, это были его очки! Наконецъ-то ему удалось укрѣпить ихъ у себя на носу. Защитившись темными стеклами, опъ наконецъ получилъ возможность открыть глаза. Прежде всего онъ окинулъ взглядомъ всю внутреннюю часть гондолы. Его товарищи лежали словно онѣмѣвшiе, съ закрытыми глазами. Выраженiе ихъ лицъ носило печать покорности непреодолимой судьбѣ.
С дрожащими колѣнями и бьющимся сердцемъ, профессоръ Дубельмейеръ прежде всего подползъ къ ближайшему слюдяному окну. Опъ хотѣлъ попытаться опустить придѣланный къ нему подвижной ставень, о которомъ, обезумѣвъ отъ необычайнаго шума, никто и не подумалъ. При этомъ онъ осторожно выглянулъ въ неизмѣримое мiровое пространство. Какое величественное зрѣлище представилось ему! Отъ восторга и волненiя онъ забылъ про ставень. Всѣ его мысли и чувства были всецѣло поглощены дивнымъ явленiемъ природы, развертывающимся тамъ, за окномъ.
Выливаясь изъ миллiоновъ свѣтовыхъ шариковъ, которые подобно Млечному Пути образовали на темномъ небѣ широкiй свѣтящiйся поясъ, сверкали и сiяли издали въ сказочной красѣ разноцвѣтные лучи. Что это могло быть? Объ этомъ сейчасъ же слѣдовало спросить коллегу Штиллера, потому что при его помощи, быть можетъ, удастся избѣгнуть еще какой-нибудь опасности, грозящей „Мiровому Пловцу“. Профессоръ прежде всего опустилъ ставни на всѣхъ окнахъ, затѣмъ подошелъ къ Штиллеру, надѣлъ защищающiе глаза очки ему на носъ и постарался вывести его изъ столбняка, потрясши слегка за плечи. Удивленный своей такъ внезапно вернувшейся способностью видѣть, профессоръ Штиллеръ поднялся вмѣстѣ съ очками своего друга и сталъ слѣдить за нѣмыми пантомимами этого послѣдняго. Онъ отодвинулъ ставень одного окна и выглянулъ наружу. Очарованный развернувшейся предъ нимъ картиной онъ также простоялъ нѣсколько минутъ у окна, погруженный въ волшебное зрѣлище. Теперь ему стала понятна причина безумнаго шума и вообще всего явленiя. „Мiровой Пловецъ“ на своемъ пути къ Марсу попалъ въ сосѣдство съ стремящейся по мiровому пространству кометой, которая какъ разъ перерѣзывала ихъ путь. При все же большомъ еще разстоянiи и неимовѣрной быстротѣ полета кометы непосредственной опасности для „Мiрового Пловца“ не представлялось, по-крайней мѣрѣ въ теченiе нѣсколькихъ слѣдующихъ часовъ. Успокоенный, но все еще наполовину ошеломленный единственнымъ въ своемъ родѣ явленiемъ, Штиллеръ отошелъ отъ окна.
Спустя нѣсколько часовъ шумъ пролетающей кометы началъ мало-по-малу затихать.
Тогда профессоръ Штиллеръ объяснилъ своимъ товарищамъ причину видѣннаго ими явленiя и принялся расточать громкiя хвалы очкамъ Дубельмейера.
Между тѣмъ путешествiе стало всѣмъ надоѣдать и всѣ заскучали, когда же узнали, что они не сдѣлали и половины пути, многими овладѣло отчаянiе. — „Мiровой Пловецъ“ двигался значительно медленнѣе, чѣмъ ожидали.
Профессоръ Штиллеръ разсчитывалъ съ полной увѣренностью на то, что шаръ, едва попавъ въ сферу притяженiя отдаленнаго небеснаго тѣла, полетитъ къ этому послѣднему съ молнiеносной быстротой, теперь же онъ долженъ былъ сознаться самому себѣ, что въ этомъ сильно ошибся. Къ этой крупной ошибкѣ присоединились еще двѣ дальнѣйшiя: запасы твердаго воздуха и электрической энергiи были разсчитаны на менѣе продолжительное путешествiе, то-есть на более быстрый полетъ и должны были изсякнуть черезъ нѣсколько недѣль.
И запасъ пищевыхъ продуктовъ уменьшался съ поразительной быстротой. Правда, на шаръ былъ взятъ обильный запасъ ѣды и питья на три мѣсяца, но профессоръ Штиллеръ не принялъ во вниманiе хорошихъ аппетитовъ своихъ спутниковъ.
Волей-неволей уже теперь съ сегодняшняго дня должно было послѣдовать уменьшенiе ежедневно выдаваемыхъ порцiй, если хотѣли протянуть запасъ провизiи на болѣе долгiй срокъ. Особенно значительно уменьшился запасъ напитковъ и въ запасѣ любимой гёппингенской воды произошли страшныя опустошенiя.
Недѣля пришла къ концу. Вмѣстѣ съ нею путешественники по мiровому пространству вступили въ новый годъ. Никто изъ нихъ и не подумалъ о встрѣчѣ новаго года, что раньше исполнялось ими тамъ, внизу на Землѣ съ такимъ веселiемъ и радостью. Сумрачное равнодушiе овладѣло всей компанiей и отнимало у нея постепенно аппетиты.
Такъ прошло еще нѣсколько дней и вотъ произошло новое явленiе.
— Что же, чортъ возьми, снова случилось? — спросилъ Пиллеръ, внезапно выходя изъ своего летаргическаго состоянiя, когда въ гондолѣ послышались необычайные, похожiе на громъ раскаты.
— Это звучитъ точно грохотъ горнаго потока, увлекающаго за собою массы обломковъ, — замѣтилъ Дубельмейеръ.
Едва успѣлъ онъ произнести эти слова, какъ какой-то тяжелый предметъ ударился о гондолу. Профессоръ Штиллеръ вскочилъ съ мѣста въ сильномъ волненiи.
— Скорѣй, друзья, помогите мнѣ защитить окна! Если я не ошибаюсь, начинается космическiй дождь.
Ученые бросились къ четыремъ окнамъ гондолы и съ быстротой молнiи опустили подвижные ставни. Падающiй съ боку, короткiй, шумный дождь проходилъ по „Мiровому Пловцу“ и сильнѣе еще по его гондолѣ. Профессоръ Штиллеръ уже началъ думать, что всякая опасность устранена, когда снова второй, но еще болѣе сильный ударъ потрясъ гондолу. За нимъ послѣдовалъ трескъ и громкiй крикъ боли. Мѣсто, на которомъ въ гондолѣ находился быстромѣръ, было задѣто маленькимъ метеоритомъ. Инструментъ былъ попорченъ страшнымъ сотрясенiемъ, и его внутренняя стеклянная оправа разбилась. Одинъ изъ осколковъ задѣлъ профессора Фроммгерца, который теперь лежалъ на полу гондолы, залитый кровью, и громко стоналъ.
Ударъ такъ сильно отбросилъ гондолу въ сторону, что внутри ея произошелъ полный безпорядокъ. Только нѣкоторое время спустя колебательное движенiе гондолы прекратилось и все снова пришло въ прежнее спокойное состоянiе. Дальнѣйшихъ ударовъ не послѣдовало, и профессор Штиллеръ имѣлъ основанiе, предположить, что „Мiровой Пловецъ“ избавился отъ этой новой опасности неожиданно счастливымъ образомъ.
Хуже всего было то, что быстромѣръ сталъ совершенно непригоднымъ и пришелъ въ полное бездѣйствiе. Объ исправленiи его во время пути нечего было и думать. Эта несчастная случайность совершенно запутала всѣ расчеты Штиллера и лишила его возможности контролировать быстроту шара. Теперь все было предоставлено слѣпому случаю. Точныя вычисленiя пришлось замѣнить простыми предположенiями. Предположенiя же снова открывали просторъ печальнымъ мыслямъ.
Все дальше бѣжало время и все дальше летѣлъ шаръ по своему пути. Жизненные припасы уже настолько истощились, что, несмотря на слабый аппетитъ жителей гондолы, черезъ самый короткiй срокъ долженъ былъ почувствоваться недостатокъ въ самомъ необходимомъ. Запасъ электрической энергiи также уменьшался съ ужасающей быстротой.
Что принесутъ слѣдующiе дни? Въ ихъ непроницаемой тьмѣ скрывалась участь, счастье, или гибель всей экспедицiи. Электрическiй свѣтъ внутри гондолы становился все слабѣе; сильный холодъ, который, несмотря на мѣховыя одежды ученыхъ леденилъ ихъ члены, дѣлался все болѣе и болѣе ощутительнымъ. Мрачное равнодушiе овладѣло всѣми учеными и переходило постепенно въ родъ безсознательнаго состоянiя. Казалось, что конецъ страдальцевъ медленно приближается. Такъ проходили долгiе томительные часы; внутри гондолы уже не раздавалось ни малѣйшаго звука. Вдругъ произошелъ сильный толчекъ. Шаръ и гондола отлетѣли въ сторону и, казалось, собирались перевернуться. Бѣдные путешественники въ гондолѣ попадали другъ на друга, столкнулись другъ съ другомъ и начали пробуждаться отъ своей, похожей на смерть, дремоты.
Страшно перепуганные сильнымъ сотрясенiемъ, ученые только послѣ долгихъ усилiй нашли въ себѣ силу подняться на ноги. Когда они, наконецъ, съ трудомъ открыли глаза, въ разбитыя окна гондолы вливался ярки, веселый солнечный свѣтъ. Прошло нѣкоторое время, прежде чѣмъ ослабѣвшiе глаза воздухоплавателей снова привыкли къ свѣту солнца, котораго они такъ долго были лишены. Но тогда летаргическое состоянiе сразу соскочило съ нихъ.
Профессоръ Штиллеръ первымъ поднялся на ноги. Не заботясь о возможной опасности, онъ отважно высунулъ голову изъ окна, чтобы изслѣдовать причину столкновенiя „Мiрового Пловца“ съ другимъ чуждымъ тѣломъ, и ученому сразу стало понятно, что должно было случиться что-нибудь подобное.
— Ура! Ура! — закричалъ онъ своимъ товарищамъ, въ страшномъ волненiи отступая отъ окна. — Ура! мы спасены! Мы столкнулись, къ счастью очень легко, съ маленькой луною Марса, Фобосомъ. Внешняя оболочка нашего шара, правда, изорвалась мѣстами и, какъ я вижу, произошли и другiя поврежденiя, но это теперь не имѣетъ значенiя! Смотрите сюда, внизъ, — тамъ подъ нами, какъ разъ подъ нами, лежитъ Марсъ. Спасены! Спа... — профессоръ Штиллеръ упалъ навзничь въ глубокомъ обморокѣ.
Энергичнымъ усилiямъ профессора Пиллера, наконецъ, удалось снова вернуть къ жизни потерявшаго сознанiе.
— Гдѣ мы? — спросилъ профессоръ Штиллеръ слабымъ, едва слышнымъ голосомъ.
— Этого мы и сами хорошенько не знаемъ. Вероятно, все еще въ воздухѣ, а не на твердой почвѣ, — отвѣтилъ профессоръ Пиллеръ.
— Въ такомъ случаѣ мы должны открыть клапаны и заставить „Мiрового Пловца“ медленно и осторожно спуститься, — рѣшилъ профессоръ Штиллеръ.
— Но чувствуете ли вы себя достаточно сильнымъ, чтобы снова принять на себя руководство всѣмъ этимъ дѣломъ?
— Это должно быть очень просто!
Съ этими словами профессоръ Штиллеръ поднялся на ноги и сейчасъ же бросилъ взглядъ въ окно, чтобы изслѣдовать мѣстонахожденiе шара.
Вѣрно: тамъ внизу, на разстоянiи всего нѣсколькихъ километровъ отъ „Мiрового Пловца, ясно и рѣзко выделялся огромный каналъ, берега котораго окаймлялись темнозеленой, тропической растительностью; кое-гдѣ, разсѣянные поблизости и залитые теплыми солнечными лучами, виднелись хорошо воздѣланныя поля и сады. Своеобразныя, издали сверкающiя ослепительной бѣлизной, зданiя доказывали близость живыхъ существъ. Громкiй восторгъ, который проявили воздухоплаватели однажды при проходѣ возлѣ земной Луны, замѣнился нѣмымъ удивленiемъ, когда они теперь съ сердцами, переполненными благодарностью судьбѣ, спасшей ихъ въ послѣднiй мигъ отъ гибели, смотрѣли изъ своей гондолы внизъ на сказочно прекрасный пейзажъ, къ которому они теперь быстро приближались.
На Марсѣ.
Съ Марса — такъ какъ это дѣйствительно былъ онъ — уже давно замѣтили шаръ. Когда онъ приблизился къ поверхности планеты, множество людей, живущихъ поблизости, устремились къ мѣсту, куда опускался воздушный корабль. „Мiровой Пловецъ“ остановился на широкомъ, зеленомъ лугу, на которомъ паслись стада рогатаго скота самыхъ благородныхъ расъ. Профессоръ Штиллеръ отбросилъ якорь съ канатомъ широкой дугою отъ гондолы и указалъ знаками и мимикой стоящимъ внизу людямъ, что приблизительно они должны сдѣлать, чтобы укрѣпить шаръ. Жители Марса сейчасъ же поняли, чего хотѣлъ отъ нихъ незнакомецъ на своемъ нѣмомъ языкѣ. Безъ малѣйшей торопливости, но быстро и поразительно ловко, были выполнены желанiя профессора. Теперь шаръ твердо и прочно стоялъ на якорѣ.
Веревочная лѣстница была спущена изъ гондолы и прикрѣплена къ предназначеннымъ для этого металлическимъ крюкамъ. Семь ученыхъ изъ далекой Швабiи спустились по ней одинъ за другимъ и вступили на Марсъ первыми изъ дѣтей Земли. Мягкiй, бальзамическiй, полный благоуханiй воздухъ охватилъ отважныхъ путешественниковъ, когда они выбралась изъ своей гондолы. Чувство блаженства, возрожденiя къ новой жизни, несказаннаго удовольствiя наполнило грудь бѣдныхъ, полумертвыхъ людей, когда они послѣ столькихъ недѣль снова въ первый разъ почувствовали подъ ногами твердую почву. Да, они чувствовали потребность сначала удостовѣриться лично, что у нихъ подъ ногами дѣйствительно земля. Они дотронулись руками до грунта, чтобы убѣдиться, что онъ по составу подобенъ землѣ. Нѣтъ, это былъ не сонъ, а дѣйствительность, они стояли на твердой почвѣ. Тысячу тысячъ благодаренiй Небу, позволившему имъ, наконецъ, достигнуть цѣли! Слезы счастья, слезы самой чистой радости бѣжали по обросшимъ бородами, давно уже не бритымъ щекамъ, перенесшихъ столько испытанiй, ученыхъ.
— Громы небесные! На кого только мы похожи! — воскликнулъ съ ужасомъ профессоръ Пиллеръ, пристальнѣй всмотрѣвшись въ своихъ товарищей при солнечномъ свѣтѣ.
Черезъ секунду всѣ ученые разразились громкимъ хохотомъ при видѣ комичной наружности всей ихъ компанiи. Профессоръ Штиллеръ затѣмъ принялся разсматривать окружающихъ его и его товарищей людей, — и, дѣйствительно, это были настоящiе люди изъ плоти и крови, всѣ эти существа, собравшiяся вокругъ нихъ и разсматривавшiя съ привѣтливой улыбкой сыновей Земли.
— Они положительно опрятнѣй, больше и красивѣе насъ. Не попали ли ужъ мы къ олимпiйскимъ богамъ вместо того, чтобы прилетѣть на Марсъ? — замѣтилъ профессоръ Гэммерле, протеревъ стекла очковъ и надѣвъ ихъ снова на носъ.
— Почему это? — спросилъ профессоръ Дубельмейеръ.
— Эти существа, собравшiяся здѣсь, кажутся мнѣ толпою боговъ. Посмотрите только на эти роскошныя формы тѣла и слабо прикрывающiя ихъ древнiя одежды.
Съ этими словами онъ вытащилъ свой хронометръ; часы показывали восьмой часъ.
— Теперь еще раннее утро. Посмотримъ, что принесетъ намъ необычнаго этотъ нашъ первый день на Марсѣ. Попробуем-ка какъ-нибудь завязать съ нашими друзьями словесный разговоръ; что они наши друзья, видно изъ ихъ любезнаго и благосклоннаго вида. Съ этими словами профессоръ Штиллеръ подошелъ къ тому изъ жителей Марса, который стоялъ впереди всѣхъ остальныхъ; они позволили ему приблизиться къ нимъ съ благороднымъ спокойствiемъ и безъ малѣйшаго признака удивленiя.
— Вѣдь мы на Марсѣ, неправда ли? — Съ этимъ банальнымъ вопросомъ обратился онъ по-немецки къ невѣдомымъ ему людямъ. Но тѣ покачали головами и отвѣтили ему что-то на благозвучномъ языкѣ, котораго Штиллеръ въ свою очередь также не понялъ. Въ словахъ ихъ, казалось, выражалось сожалѣнiе, что они не могутъ понять незнакомцевъ.
— Они, совершенно естественно, не понимаютъ по-немецки. Вѣдь вы должны были ожидать этого, Штиллеръ! — замѣтилъ съ упрекомъ профессоръ Гэммерле.
— Ну, такъ проэкзаменуйте-ка вы ихъ, Гэммерле. Быть можетъ, при вашихъ разностороннихъ лингвистическихъ познанiяхъ, вамъ и удастся открыть, на какомъ языки возможно объясниться съ живущими здѣсь людьми.
Сильнымъ голосомъ Гэммерле началъ на древнерусскомъ языкѣ: — Друзья, мы, прилетѣвшiе къ вамъ съ далекой земли, сердечно привѣтствуемъ васъ.
Отвѣта не послѣдовало, и только легкая улыбка заиграла на устахъ жителей Марса въ знакъ ихъ непониманiя. Тогда Гэммерле продекламировалъ свое привѣтствiе по-латыни. Снова то же молчанiе и та же улыбка вмѣсто отвѣта.
— Быть можетъ, мы скорѣе достигнемъ цѣли при помощи нашихъ современныхъ языковъ, такъ какъ этимъ существамъ повидимому совершенно чуждо классическое образованiе, — проговорилъ Гэммерле, разсерженный безрезультатностью своихъ первыхъ опытовъ, но и англiйскiй, французскiй, испанскiй, итальянскiй, русскiй и, наконецъ, даже арабскiй и древнееврейскiй не привели къ желаннымъ результатамъ.
— Хорошее начало! — проворчалъ профессоръ Бруммгуберъ. По всѣмъ признакамъ намъ придется изучить языкъ здѣшнихъ жителей, — замѣтилъ Тудiумъ.
— Наверное! — подтвердилъ Фроммгерцъ. Но посмотрите-ка, что это за старецъ шествуетъ къ намъ? — воскликнулъ Дубельмейеръ.
Человѣкъ преклонныхъ лѣтъ и внушительной наружности, съ бѣлыми волосами и бородой, съ обнаженной головой, прорвалъ рядъ своихъ товарищей и гордо приблизился къ семи швабамъ. Старецъ былъ одѣтъ, какъ и всѣ его соплеменники. Похожая на блузу, бѣлоснежная рубашка изъ тончайшей шерсти съ пурпурной каймою окутывала высокую, благородную фигуру. У пояса она стягивалась широкимъ поясомъ пурпурнаго цвѣта. Босыя ноги его были одѣты въ сандалiи изъ тонкой желтой кожи. Соплеменники дали ему дорогу съ большой почтительностью, и ученые изъ этого сразу же узнали, что въ лицѣ старца они видятъ передъ собою человѣка, занимающаго высокое соцiальное положенiе въ этой странѣ.
Въ знакъ уваженiя, они обнажили головы и принялись напряженно ожидать дальнѣйшаго развитiя событiй. Старецъ сначала скользнулъ взглядомъ по „Мiровому Пловцу“, затѣмъ направилъ свои ясные, темно-синiе глаза, въ которыхъ виднелось столько же ума, какъ и сердечной доброты, на чужеземцевъ, съ которыми онъ заговорилъ на благозвучномъ языкѣ, указывая при этомъ отъ времени до времени на воздушный корабль, и наконецъ далъ имъ понять ласковымъ жестомъ, чтобы они слѣдовали за нимъ.
Ученые двинулись впередъ со старцемъ во главѣ. За ними послѣдовали спокойной и полной достоинства походкой тѣ изъ жителей Марса, которые при спускѣ „Мiрового Пловца“ такъ охотно предложили имъ руку помощи. Профессорамъ показалось, будто вокругъ нихъ ожила одна изъ сказокъ „Тысячи и одной ночи“. Они не могли насмотрѣться досыта на все прекрасное и своеобразное, что встрѣчалось ими здѣсь на каждомъ шагу. Пройдя лугъ, они попали на тѣнистую тропинку, посыпанную мелкимъ бѣлымъ пескомъ и окаймленную восхитительными, увѣшанными плодами деревьями. Тропинка эта вела къ большой группѣ зданiй, стоявшихъ каждое отдѣльно и окруженное роскошнымъ садомъ. Судя по ихъ величественнымъ размѣрамъ, эти зданiя, выдѣлявшiяся своей яркой бѣлизной изъ окружающей ихъ зелени, были общественными учрежденiями.
Вездѣ росли высокоствольный пальмы, перемѣшанныя съ пышными свѣтло-зелеными бананами и древовидными папоротниками, среди которыхъ виднѣлись цвѣты такой поразительной красоты и роскошного развитiя, какихъ тюбингенскiе профессора не могли себѣ и представить. Розы, лилiи, мирты и разныя растенiя изъ породы лавровъ, орхидеи и великое множество другихъ цвѣтовъ соперничали другъ с другомъ блескомъ и красотою красокъ и силою благоуханiя. Бабочки всевозможныхъ размѣровъ и оттѣнковъ качались въ тепломъ, упоительномъ воздухѣ, и яркоперыя птицы посылали путникамъ свой громкiй, гармоничный, утреннiй привѣтъ.
Мы попали въ настоящiй рай, — замѣтилъ профессоръ Штиллеръ тихо, идущему рядомъ съ нимъ, профессору Пиллеру. — Я долженъ выразить свои чувства, излить въ словахъ свой восторгъ. Скажите, Пиллеръ, неужели у васъ на душѣ не такъ же торжественно и чудно, какъ у меня?
— Такъ, такъ! — возразилъ Пиллеръ сухо — Вѣдь и мнѣ достаточно нравится это путешествiе по Марсу. Кстати, сегодня у насъ случайно воскресенье. Развѣ вы объ этомъ забыли, Штиллеръ?
— Да; въ послѣднiя недѣли я совершенно потерялъ счетъ времени. А откуда вы объ этомъ знаете?
— Мой хронометръ, кромѣ обычныхъ часовъ, минутъ и секундъ, показываетъ также мѣсяцы и числа.
Сегодня у насъ воскресенье, 7-е марта.
— Воскресенье, 7-е марта! Священная цифра семь во всемъ. Да будетъ она и далѣе насъ охранять и оберегать, — воскликнул профессоръ Штиллеръ.
— Прежде всего я жажду и алчу хорошей ѣды и солидной выпивки — это лучше освѣжаетъ жизненный силы и основательнѣе предохраняетъ ихъ отъ растраты, чѣмъ ваша цифра семь. Послѣднее время мы въ нашей гондолѣ вели очень злосчастную жизнь, полную лишенiй; пора намъ снова попасть на хорошее хозяйство и къ настоящему семейному очагу.
— Ахъ вы, вѣчный прозаикъ! — отвѣтилъ профессоръ Штиллеръ со смѣхомъ. — Здѣсь вы не будете ни голодать, ни томиться жаждой. Посмотрите только на плоды, вонъ тамъ наверху!
Профессоръ Пиллеръ взглянулъ въ указанномъ направленiи. — Чортъ возьми! — вырвалось изъ его устъ. — Неужели эти огромный ягоды, свѣшивающаяся внизъ, продукты виноградной лозы?
— Конечно. То, что вы видите, виноградная кисть с ягодами той величины, которая свойственна только тропическому климату.
Среди такихъ разговоровъ ученые и ихъ проводники достигли первыхъ домовъ. Здѣсь они должны были убѣдиться, къ своему немалому удивленiю, что зданiя, которыя они издали приняли за общественныя учрежденiя, были ничто иное, какъ величественные частные дома, или виллы. Выстроенные изъ бѣлаго, тщательно отдѣланнаго камня, они были снабжены съ передней стороны высокими, построенными на колоннахъ, балконами или залами, которые представляли крайне привлекательный видъ и свидѣтельствовали о любви мѣстныхъ жителей къ свѣжему воздуху и просторнымъ, неограниченнымъ стѣнами помѣщенiямъ. Для теплаго климата подобный видъ открытыхъ залъ или балконовъ былъ самымъ цѣлесообразнымъ и подходящимъ сооруженiемъ. Широкiя мраморныя ступени вели въ эти залы и служили мѣстомъ игръ для множества цвѣтущихъ дѣтей, одѣтыхъ только въ одну легкую, свѣтлую рубашку, стянутую у талiи поясомъ. Въ изгибахъ залъ гармонично и величественно выдѣлялись большiя мраморныя фигуры. Все дышало спокойной красотой и радостью и произвело сильное впечатлѣнiе на путешественнiковъ.
Старецъ повелъ своихъ гостей къ двухъэтажному, похожему на дворецъ, зданiю, окруженному роскошной растительностью и по великолѣпiю походившему на мѣстожительство какого нибудь князя или короля. Оказалось, что это былъ домъ самого старца, который этотъ послѣднiй отдавалъ въ полное распоряженiе ученыхъ. Поднявшись по широкой мраморной лѣстнице, профессора очутились на выстроенномъ на колоннахъ открытомъ, обширномъ дворѣ, въ срединѣ котораго журчалъ огромный фонтанъ. Вокругъ всего двора была расположены комнаты, похожiя на залы, двери которыхъ выходили во дворъ. Справа двора находилась главная лѣстница. Она состояла изъ двадцати широкихъ ступеней, каждая изъ которыхъ была сдѣлана изъ одной цѣлой мраморной глыбы длиною въ четыре фута. Лѣстница вела на площадку, освѣщенную большимъ окномъ. Съ этой плащадки еще двадцать ступеней вели въ верхнiй, закрытый коридоръ, освѣщенный также большими окнами и украшенный лѣпнымъ потолкомъ. Изъ коридора открывался цѣлый рядъ парадныхъ комнатъ, къ которымъ прилегали спальни и ванныя. Все зданiе было полно свѣта и всевозможныхъ удобствъ.
Старикъ ударилъ въ ладоши, и нѣсколько молодыхъ людей, очевидно служителей этого дворца, поспѣшно прибѣжали на зовъ. Старикъ долго и внушительно объяснялъ молодымъ людямъ что-то, послѣ чего показалъ своимъ гостямъ жестами и мимикой, что они могутъ расположиться въ этомъ помѣщенiи. Затѣмъ онъ покинулъ ихъ съ приветливымъ поклономъ. Слуги также исчезли, но вскорѣ вернулись снова и принесли съ собою благоухающiя, чистыя одежды и сандалiи, подобныя тѣмъ, который носили и всѣ видѣнные учеными жители Марса. Безъ словъ, но крайне предупредительно, указала они незнакомцамъ дорогу въ ванную.
Удивительно подкрѣпленные купаньемъ и окутанные свѣжими удобными одѣянiями, ученые полъ часа позднѣе снова собрались всѣ вмѣстѣ въ высокой, полной воздуха столовой роскошнаго дома.
Среди зала стоялъ обѣденный столъ, уставленный сверкающей серебряной посудой. Тарелки и стаканы были искусно вычеканены изъ этого же благороднаго металла. Въ фруктовыхъ вазахъ изъ тончайшаго хрусталя виднѣлись великолѣпные фрукты, а сквозь граненое стекло графиновъ заманчиво сверкало какое-то прозрачное, золотистое питье. Вокругъ стола стояли тяжелыя кресла изъ какого-то необычайнаго чернаго дерева съ золочеными спинками.
По примѣру старца, Штиллеръ забилъ въ ладоши, и въ комнату вошло семеро слугъ, по одному на каждаго изъ гостей. Они держали въ рукахъ блюда, на которыхъ лежали ароматичный рыбы.
Ученые основательно принялись за ѣду. Все единогласно рѣшили, что рыбное блюдо превосходно приготовлено и чрезвычайно вкусно.
За рыбой послѣдовало нѣсколько своеобразныхъ, но удивительно вкусно приготовленныхъ мучныхъ блюдъ, затѣмъ овощи, фрукты и печенье.
Когда завтракъ пришелъ къ концу, сопровождаемый нѣсколькими почтеннаго вида людьми, старецъ показался снова въ большихъ дверяхъ залы. Легкая улыбка заиграла на серьезномъ выразительномъ лицѣ его, когда онъ снова увидѣлъ ученыхъ, которые, одѣтые въ такое же платье, какъ и онъ, стояли передъ нимъ въ почтительной позѣ. Старецъ слегка наклонилъ голову въ знакъ привѣта и жестомъ руки пригласилъ своихъ земныхъ гостей слѣдовать за нимъ. Они опять направились по дорогѣ, пройденной ими утромъ.
— Вдругъ насъ снова отправятъ туда, откуда мы прибыли! — сказалъ съ озабоченнымъ видомъ профессоръ Фроммгерцъ.
— Объ этомъ вамъ нечего безпокоиться, — возразилъ Штиллеръ. — Въ такомъ случаѣ насъ не приняли бы такъ любезно.
Теперь все общество уже достигло луга, на которомъ „Мiровой Пловецъ“ едва замѣтно колебался на своихъ якоряхъ. Старикъ далъ понять ученымъ, чтобы они вынули свое имущество изъ гондолы. Съ этой цѣлью и чтобы быть лучше понятымъ, старецъ со своей свитой поднялся по веревочной лѣстницѣ въ гондолу и вытащилъ изъ нея разные предметы, принадлежавшiе земнымъ людямъ. Эти послѣднiе поняли старца.
Вскорѣ послѣ этого весь скромный багажъ мiровыхъ путешественниковъ очутился внизу. Съ особеннымъ вниманiемъ разсматривалъ старецъ всѣ инструменты, которые появлялись изъ гондолы. Самый сильный интересъ пробудилъ въ немъ видъ телескопа. Штиллеръ попытался разъяснить ему употребленiе этого инструмента. Но на его нѣмыя разъясненiя старецъ только качалъ головой и указалъ, наконецъ, правой рукой на отдаленное зданiе, куполообразную крышу котораго ученый только теперь замѣтилъ.
— Клянусь Зевесомъ, у нихъ здѣсь также есть обсерваторiя и даже совсѣмъ поблизости! — радостно воскликнулъ Штиллеръ. — Друзья, мы должны отправиться туда въ нынѣшнiй же вечеръ, чтобы имѣть возможность увидѣть нашу мать Землю въ видѣ свѣтлой звѣзды первой величины и полюбоваться ею!
Штиллеръ сейчасъ же объяснилъ старцу свое желанiе. Онъ указалъ сперва на небо, затѣмъ на свой телескопъ и, наконецъ, на куполъ зданiя. Затѣмъ онъ вынулъ изъ своего багажа большую небесную карту и развернулъ ее. Указательнымъ пальцемъ правой руки онъ указалъ на тѣ планеты, путь которыхъ вокругъ солнца былъ обозначенъ на отдѣльномъ углу карты. Теперь старецъ его сейчасъ же понялъ и закивалъ одобрительно головой. Тогда профессоръ посторался разъяснить ему также, откуда онъ прибыль со своими товарищами. Онъ указалъ на нарисованную Землю, затѣмъ на окружающую ее орбиту Марса, на самаго Марса и, наконецъ, на шаръ. Громкiй звукъ удивленiя вырвался изъ устъ старика. Онъ отлично понялъ профессора Штиллера и впервые со словами, звучащими, какъ сердечный привѣтъ, протянулъ ему руку, которую этотъ горячо пожалъ.
Старецъ перевелъ спутникамъ, что разсказалъ ему чужестранецъ на своемъ нѣмомъ языки знаковъ, и на честныхъ лицахъ ихъ выразилось чувство уваженiя къ отважнымъ незнакомцамъ, которые не устрашились такого дальняго пути. Воздухоплавателей снова отвели въ ихъ домъ, въ которомъ они начали устраиваться поуютнѣй при помощи вещей, прiвезенныхъ ими изъ дому. Время уже зашло за полдень. Ничье праздное любопытство не нарушило спокойствiя ученыхъ, пока они устраивались въ своемъ роскошномъ помѣщенiи. Съ безграничнымъ удовольствiемъ они растянулись, по окончанiи этой работы, на мягкихъ постеляхъ въ своихъ комнатахъ, чтобы насладиться часокъ-другой давно неиспытанными ими удобствами мягкаго комфортабельнаго ложа.
Между тѣмъ приблизился и обѣденный часъ. Обѣдъ походилъ во многомъ на завтракъ, отличаясь только большимъ обилiемъ всевозможныхъ яствъ. Насытившись предложенными имъ произведенiями кулинарнаго искусства, ученые уже хотѣли встать изъ-за стола, когда новый сюрпризъ приковалъ ихъ къ мѣсту. Снаружи, съ открытаго балкона дома, раздалось хоровое пѣнiе человѣческихъ голосовъ. Пѣсня звучала задушевно и трогательно. Сердца ученыхъ такъ переполнились умиленiемъ, что они едва были въ силахъ побороть свои чувства. Когда чудная пѣсня смолкла, нѣкоторые изъ нихъ украдкой стерли слезу съ глазъ.
Ученые вышли изъ дому, чтобы воспользоваться прекраснымъ вечеромъ для прогулки и точнѣй изучить мѣстность, которой, вѣроятно суждено служить имъ мѣстоприбыванiемъ на болѣе или менѣе долгiй срокъ. Во время этой прогулки имъ становилось все яснѣе, что ихъ воздушный шаръ опустился по соседству съ гораздо болѣе обширнымъ поселенiемъ, чѣмъ они подумали сначала. Это, навѣрно, былъ родъ города, такъ какъ, несмотря на общiй характеръ парка или сада, многочисленные дома, вездѣ стоявшiе отдѣльно, доказывали, что въ этомъ мѣстѣ проживаетъ сравнительно густое населенiе.
Въ этомъ убѣжденiи ученыхъ подкрѣпило и большое количество людей, еще занятыхъ всевозможными работами. Здѣсь никто не оставался празднымъ, хотя вмѣстѣ съ тѣмъ торопливость казалась совершенно незнакомымъ этимъ людямъ понятiемъ; при всѣхъ работахъ бросалась въ глаза извѣстная доля благороднаго спокойствiя. Какъ благотворно дѣйствовало все это по сравненiю съ шумной суетой людей на Земле! Вездѣ, куда бы ученые не направляли взгляда, виднѣлось равномѣрно распредѣленное благосостоянiе; даже относительная бѣдность здѣсь, повидимому, была совершенно незнакома. Не только въ домахъ, открытые балконы которыхъ давали свободный доступъ любопытному взгляду, но даже и вокругъ жилищъ на всѣх тропинкахъ и дорожкахъ замѣчалась самая изысканная опрятность.
Тропинка, по которой шли ученые, довела ихъ также до широкаго потока, который они сегодня на разсвѣтѣ видели изъ своего шара. Это навѣрно былъ одинъ изъ знаменитыхъ каналовъ Марса; насколько хваталъ взглядъ, этотъ потокъ былъ заключенъ въ искусственно укрѣпленные, прямые, какъ стрѣла, берега. Мостъ со смѣлой аркой, опирающiйся на многочисленныя колонны — чудо архитектурнаго искусства, велъ на противоположный берегъ. На Марсѣ, казалось, все было проникнуто размѣреннымъ спокойствiемъ; самыя прозрачныя, свѣтлозеленыя воды огромнаго канала текли тихо и спокойно и несли на своихъ гребняхъ множество элегантно построенныхъ судовъ.
У моста стоялъ корабль, изъ котораго нѣсколько человѣкъ выгружало на берегъ плиты разноцвѣтнаго мрамора, глыбы гранита и сiенита. Работа эта совершалась съ ловкостью, заставившей остолбенеть нашихъ ученыхъ. Не обладаютъ ли эти жители Марса необычайной тѣлесной силой, не представляютъ ли они собою родъ атлетовъ?
— Какiя удивительно развитыя грудныя клѣтки у этихъ людей! Разсмотрите-ка ихъ получше! — Съ этими словами Пиллеръ указалъ своимъ спутникамъ на работниковъ. — Уже сегодня утромъ меня поразило, какъ прекрасно сложены эти люди и какiя у нихъ широкiя плечи. Даже и дѣти въ этомъ отношенiи крайне выгодно отличаются отъ своихъ земныхъ собратiй. Это совершеннѣйшiе экземпляры расы съ крѣпкими легкими, которымъ врядъ ли знакома чахотка, — продолжалъ Пиллеръ.
Въ это время Бруммгуберъ подошелъ къ работающимъ марситамъ и попытался поднять одну изъ мраморныхъ плитъ.
Этотъ мраморъ кажется мнѣ удивительно легкимъ. Неужели это, дѣйствительно, другая порода камня, чѣмъ наша? — крикнулъ онъ вопросительнымъ тономъ своимъ товарищамъ.
Замѣчанiе это возбудило любопытство остальныхъ, и они подошли ближе, чтобы исслѣдовать камни.
— Нѣтъ, это безукоризненно прекрасный мраморъ. Замѣтьте только тонкое строенiе и нѣжно окрашенныя жилки, которыя пронизываютъ его! — отвѣтилъ Пиллеръ послѣ тщательнаго изслѣдованiя.
— А этотъ великолепный красный камень — лучшiй сiенитъ, или я совершенно утратилъ всякую способность различать минералы, добавилъ Гэммерле, тщательно осмотрѣвъ камень.
— Попробуемте-ка поднять эти плиты! рѣшилъ Пиллеръ.
— Вѣрно; здѣсь мраморъ, какъ кажется, имѣетъ меньшiй удѣльный вѣсъ, чѣмъ у насъ на Землѣ. Теперь я понимаю, почему эти люди въ состоянiи такъ легко поднимать подобную ношу. Отчего это можетъ произойти? Быть можетъ, вамъ извѣстна причина этого явленiя, Штиллеръ?
— По моему мнѣнiю, это явленiе зависитъ отъ малой плотности Марса, которая составляетъ всего 0,7 плотности земли, — отвѣтилъ Штиллеръ.
— Теперь мнѣ становится понятнымъ, почему сегодня, во время обѣда бокалы и вообще вся серебряная посуда показались мнѣ такими необычайно легкими, — добавилъ Тудiумъ. — Тогда у меня не было времени долго раздумывать объ этомъ — музыка слишкомъ овладѣла всѣмъ моимъ вниманiемъ.
— То же самое произошло и со мною, — объявилъ Штиллеръ.
— А какова здѣсь плотность атмосферы? — поинтересовался Фроммгерцъ. — Въ этомъ отношенiи я не нахожу никакой разницы съ нашей земной атмосферой лѣтомъ. Наоборотъ, мнѣ даже легче и прiятнѣе дышится здѣсь, наверху, чѣмъ на родинѣ.
Слой воздуха, окружающiй эту планету, значительно ниже того, который окружаетъ нашу Землю. Представьте себѣ, что вы стоите на горѣ умѣренной высоты — тогда слегка порѣдѣвшiй воздухъ вокругъ будетъ приблизительно соответствовать здешнему; къ сожалѣнiю, наши земные барометры на Марсѣ не могутъ быть примѣнены съ увѣренностью въ абсолютной точности ихъ, — объяснилъ Штиллеръ.
Такъ какъ солнце зашло, профессора рѣшили закончить прогулку на нынѣшнiй день и вернуться въ свое жилище. Они хотѣли дождаться тамъ посѣщенiя старца, чтобы подъ его предводительствомъ отправиться на обсерваторiю.
Не успѣли они дойти, какъ ночь начала развертывать свои темныя крылья надъ всей страной. Только на востокѣ становилось все свѣтлѣй и свѣтлѣй. Луна вынырнула изъ-за горизонта и облила яснымъ свѣтомъ тихiй, миролюбивый пейзажъ.
— Это большая луна Марса, называемая Деймосомъ, такъ ярко освѣщаетъ намъ путь, — объяснилъ профессоръ Штиллеръ своимъ спутникамъ. — Пройдетъ всего нѣсколько минутъ, и вы увидите второго спутника Марса, съ которымъ мы уже пришли сегодня ночью въ непосредственное соприкосновение, хотя, по счастью для насъ, и довольно легкое.
И дѣйствительно: не успѣлъ онъ окончить фразы, какъ маленькiй Фобосъ также поднялся надъ горизонтомъ.
— Какое восхитительное зрелище! — воскликнулъ Штиллеръ, останавливаясь на минуту, чтобы полюбоваться обѣими лунами, свѣтъ которыхъ, по силѣ почти равняющiйся дневному, производилъ очаровательныя тѣневыя картины.
— Ожившая волшебная сказка! — сказалъ Дубельмейеръ.
— Луны здѣсь, наверху кажутся мнѣ гораздо большихъ размѣровъ, чѣмъ, напримѣръ, нашъ спутникъ, — замѣтилъ Фроммгерцъ, прерывая наступившую тишину.
— Это простой обманъ зрѣнiя, дорогой мой! — объяснилъ Штиллеръ. — Луны Марса значительно меньше нашей земной луны, но онѣ находятся гораздо ближе отъ главной планеты: Фобосъ, напримѣръ, отстоитъ всего приблизительно на 9000 километровъ отъ Марса, а большой Деймосъ не дальше, какъ на 23520 километровъ. Потому-то эти спутники и кажутся такими большими.
Среди подобныхъ разговоровъ ученые достигли своего роскошнаго жилища. Здѣсь ихъ ждалъ внимательный хозяинъ, который сегодня уже оказалъ имъ столько любезностей. При лунномъ свѣтѣ высокая фигура старца показалась ученымъ еще величественнѣе, чѣмъ днемъ, а его длинные волнистые волосы еще серебристѣй и пышнѣе.
— Не похожъ ли онъ на патрiарха древне Iудейскаго перiода? — тихо спросилъ Штиллеръ у своего коллеги Фроммгерца.
— Вы совершенно правы! — ответилъ тотъ. — Назовемъ этого старца, имя котораго намъ еще неизвестно, попросту Патрiархомъ. Это имя отлично подходитъ къ нему.
После молчаливаго поклона старецъ повелъ сыновей Земли къ украшенному куполомъ зданiю.
Построенное въ форме ротонды, зданiе было украшено въ нижнемъ этажѣ рядомъ бюстовъ на цоколахъ изъ краснаго мрамора. Эти бюсты, повидимому, изображали людей, работавшие раньше здѣсь въ обсерваторiи. Широкiя ступени вели вверхъ въ помѣщенiе, служившее для наблюденiй, въ которомъ уже сидѣло нѣсколько человѣкъ за своей молчаливой работой. Патрiархъ навѣрно уже успѣлъ поговорить съ ними, потому что, при входѣ чужеземцевъ, они сейчасъ же встали и предложили жестомъ руки занять ихъ мѣста.
Штиллеръ былъ пораженъ удивительной роскошью и величiемъ устройства всего зданiя. Какой ничтожной показалась ему по сравненiю со всѣмъ этимъ его собственная обсерваторiя тамъ внизу на холмѣ, возлѣ Штутгарта! Онъ приблизился къ одному изъ гигантскихъ телескоповъ.
И принялся внимательно разсматривать Небо. Кое-гдѣ сверкали созвѣздiя или отдѣльныя звѣзды, хорошо знакомые ему. На самомъ западѣ стояла поразительно крупная, сверкающая краснымъ огнемъ, звѣзда, которая особенно заинтересовала профессора. Судя по ея сравнительно большой близости къ Марсу, это была несомнѣнно сама Земля! Ученый старательно навелъ телескопъ на заинтересовавшее его небесное тѣло. Предположенiе Штиллера оказалось вѣрнымъ. Благодаря отличавшiмся поразительной силой стекламъ и чистоте атмосферы Марса, онъ могъ отчетливо разсмотрѣть матушку-Землю. Различные материки и моря выступали на ней совершенно ясно. Отъ сѣвернаго полюса книзу можно было даже прослѣдить контуры отдѣльныхъ странъ, выделявшихся на Ледовитомъ такъ же, какъ и на Атлантическомъ океанѣ, а вонъ то — да, теперь онъ это ясно разсмотрелъ — то, что теперь рѣзко обрисовалось въ телескопѣ, по всѣмъ примѣтамъ должно было быть Германiей.
Съ радостнымъ волненiемъ Штиллеръ сообщилъ товарищамъ о сдѣланныхъ имъ наблюденiяхъ и пригласилъ ихъ въ свою очередь бросить взглядъ на далекую дорогую родину. Одинъ за другимъ всѣ ученые послѣдовали его приглашенiю.
— Невѣроятно и все же вѣрно! Это положительно зрѣлище, единственное въ своемъ родѣ! Впервые видимъ мы изъ огромной дали Землю и нашу родину! — воскликнулъ съ восторгомъ Гэммерле.
Астрономы съ Марса и Патрiархъ также по очереди посмотрѣли въ телескопъ. Они уже знали, откуда прiехали сегодня утромъ эти странные чужеземцы, и легко могли заключить, при видѣ волненiя, съ которымъ они наблюдали за одной опредѣленной точкой далекой планеты, что часть, находящаяся въ настоящую минуту въ полѣ зрѣнiя телескопа, должна быть родиной ихъ гостей.
— Какъ жаль, что мы не можемъ вести разговора съ нашими здѣшними коллегами! Какой интересный и поучительный обмѣнъ мнѣнiй могъ бы произойти между нами! — замѣтилъ Штиллеръ своимъ товарищамъ, когда они послѣ нѣмого прощанiя покинули обсерваторiю.
— Мы прежде всего должны какъ можно скорѣе изучить языкъ жителей Марса. Знанiе этого языка — необходимое условiе для нашихъ дальнѣйшихъ разслѣдованiй, — отвѣтилъ Гэммерле.
— Вѣрно сказано! — согласился Пиллеръ; остальные воздухоплаватели кивнули головой въ знакъ согласiя.
Оба спутника Марса стояли на небѣ въ видѣ полныхъ лунъ, когда ученые шли домой. Луны висѣли въ воздухѣ подобно двумъ большимъ, поставленнымъ другъ на друга, шарамъ, и обливали своимъ серебристымъ свѣтомъ тихiй ландшафтъ. Въ то время, какъ Фобосъ, ближняя, меньшая по размѣрамъ луна, быстро двигался съ запада на востокъ, большой, болѣе отдаленный Деймосъ, двигающiйся медленнѣй своего сотоварища, тихо плылъ въ обратномъ направленiи. Это было такое чарующее и единственное въ своемъ родѣ зрелище, что сыновья Земли разразились шумнымъ восторгомъ, при видѣ этой волшебной лунной ночи. Медленными шагами брели они домой, наслаждаясь въ полной мѣрѣ чудесами марсовой ночи.
Лумата и Ангола.
Слѣдующiя недѣли прошли для гостей Патрiарха въ прiятномъ сообществѣ съ нимъ самимъ и остальными жителями марсовой колонiи. Чужеземцы прилагали все свое усердiе и вниманiе къ скорѣйшему изученiю мѣстнаго языка. Прежде всего они съ этой цѣлью записали всѣ наименованiя самыхъ разнообразныхъ предметовъ.
Послѣ этого они установили связь между этими предметами и ихъ дѣятельностью или качествами и получили такимъ простымъ образомъ ключъ къ самому языку.
Въ человѣческомъ мiрѣ все подвигается крайне медленно; нигдѣ настоящий успѣхъ не идетъ въ семиверстныхъ сапогахъ. И семеро ученыхъ легко могли убѣдиться въ томъ, что жители Марса достигли поразительно высокой степени культуры въ теченiе многихъ тысячелѣтiй.
По мѣрѣ того, какъ ученые дѣлали успѣхи въ пониманiи всего окружающего ихъ, въ нихъ все сильнѣе укоренялось убѣжденiе, что жители Марса вполнѣ соответствовали тому идеалу, котораго на Землѣ достигали только самые лучшiе и благородные изъ людей.
Все прекрасное, истинное и доброе, о чемъ они на родинѣ лишь мечтали, встрѣчалось имъ здѣсь наяву; все дышало красотой, благородствомъ и правдивостью, и вся жизнь носила на себѣ печать благотворной спокойной дѣятельности. Этой обширной страной, несомнѣнно, управляло мудрое правительство, хотя ученые и не замѣчали нигдѣ должностныхъ лицъ, подобныхъ тѣмъ, которыя на далекой ихъ родинѣ повсюду бросались въ глаза.
Семеро ученыхъ чувствовали себя необычайно хорошо въ своемъ новомъ мѣстѣ жительства, и вовсе не думали о возможности вернуться обратно на Землю. Марситы, какъ они назвали жителей Марса, обходились съ ними, какъ съ дорогими, старыми друзьями, совершенно равными себѣ, и гостепрiимство оказывалось имъ въ такой деликатной формѣ, что оно ничуть не стѣсняло ихъ, пробуждая лишь желанiе и дальше пользоваться имъ.
Для самаго „Мiрового Пловца“ также нашлось вполнѣ подходящее помѣщенiе. На лугу, на который спустился шаръ, былъ тихо и незамѣтно выстроенъ обширный желѣзный, крытый стекломъ, сарай. Въ этотъ-то сарай и помѣстили „Мiрового Пловца“. Различныя поврежденiя, какъ большiя, такъ и маленькiя, которыя потерпѣлъ шаръ во время долгаго пути, были исправлены марситами такъ искусно, что Штиллеръ попросту онѣмѣлъ отъ изумленiя, при видѣ такой ловкости. Люди, живущiе здѣсь наверху, по своему искусству и опытности въ самыхъ трудныхъ вопросахъ воздухоплаванiя, показались ему настоящими волшебниками.
Часто занималъ ученыхъ вопросъ, чѣмъ они могутъ заплатить марситамъ за оказанное имъ радушное гостепрiимство; они отлично понимали, что долго пользоваться подобной любезностью безвозмездно невозможно. Тогда они рѣшили сообща, что впослѣдствiи каждый изъ нихъ постарается чѣмъ-либо, сообразно со своими призванiями, быть полезнымъ марситамъ, чтобы выразить имъ свою признательность въ подходящей формѣ.
Время проходило. Оно принесло ученымъ лучшее познанiе и пониманiе своеобразнаго мiра, окружавшаго ихъ. Прежде всего имъ удалось установить, что ихъ мѣстожительство находится на сѣверномъ полушарiи Марса внѣ жаркаго пояса. Умѣренный поясъ Марса достигалъ какъ на сѣверѣ, такъ и на югѣ лишь тридцать пятаго градуса широты. Дальше начиналась прохладная область. Тогда какъ эта область была населена лишь опредѣленнымъ классомъ марситовъ, какъ сообщили ученымъ, главная масса, населенiя жила внутри тридцать пятаго градуса къ сѣверу и къ югу отъ экватора.
Что существованiе этого населенiя должно быть тесно связано съ огромными каналами, давно ужъ предполагалось профессоромъ Штиллеромъ и другими астрономами, наблюдавшими за Марсомъ. Теперь это предположенiе обратилось въ уверенность.
Атмосфера планеты походила во многомъ на земную. Но такъ какъ на Марсѣ существовали лишь сравнительно гораздо меньшiе по размѣрамъ океаны и внутреннiя моря, то воздухъ, окружавшiй планету, въ среднемъ, заключалъ въ себѣ меньше влаги и водяныхъ паровъ, чѣмъ земной, и благодаря этому ощущался недостатокъ сильныхъ дождей. Правда, во время чудныхъ прохладныхъ ночей выпадала такая обильная роса, что растительность сохраняла постоянно полную свѣжесть, но все же этихъ водяныхъ осадковъ не было достаточно для потребностей растительнаго мiра. Благодаря всему этому, марситы были принуждены искусственно восполнить этотъ недостатокъ. Такимъ образомъ возникли каналы, тянущiеся до полярныхъ странъ, откуда они лѣтомъ разносили во всѣ стороны воды, накопившiяся отъ таянiя огромныхъ массъ льда, скопившегося на полюсахъ. Одно грандiозное выполненiе этихъ, достигающихъ тысячъ километровъ длины, водяныхъ путей, которые мѣстами стекались въ гигантскiе, искусственные, центральные бассейны, тщательность и заботливость, съ которой они поддерживались, указывали на высокую степень культурности мѣстныхъ жителей Марса.
Регулированiе водоснабженiя было точно приспособлено къ мѣстнымъ потребностямъ и ко временамъ года. Благодаря такому устройству и бесконечному количеству меньшихъ каналовъ и канавъ, развѣтвляющихся во всѣ стороны, на Марсѣ никогда не бывало засухи. Прямымъ послѣдствiемъ обильнаго орошенiя являлась роскошная, пышная растительность, которой наши ученые не могли налюбоваться. Къ этому еще присоединялось отсутствiе дикихъ звѣрей, ядовитыхъ гадовъ и опасныхъ насѣкомыхъ. Сыновья Земли попали въ настоящiй рай!
Эти многочисленные водяные пути служили въ то же время и лучшими и простейшими путями сообщенiя для жителей Марса. Не удивительно, что каналы пестрѣли цѣлыми массами всевозможныхъ судовъ. Но, несущiяся по прозрачнымъ волнамъ глубокихъ каналовъ, суда не отравляли благоухающаго воздуха дымомъ своихъ трубъ. Всѣ они, какъ предназначенныя для пассажировъ, такъ и служащiя для перевозки тяжестей, приводились въ движенiе электричествомъ, и совершали свои рейсы безшумно и быстро.
Наши ученые уже совершили не одну поѣздку на этихъ удобно и элегантно устроенныхъ судахъ. Но во время этихъ поѣздокъ они лишь весьма поверхностно ознакомились съ остальной страной и ея обитателями. Все, видѣнное ими, только усиливало первое благопрiятное впечатлѣнiе и укрѣпило ихъ въ убѣжденiи, что они находятся въ странѣ пользующейся безупречнымъ управленiемъ. Всѣ жители Марса несмотря на разлiчiе мѣстоположения, не только были вездѣ одинаковы, т.-е. говорили на одномъ и томъ языкѣ и жили въ одинаковыхъ жизненныхъ условiяхъ, какъ ихъ собратiя изъ Луматы, какъ называлась колонiя, куда попали воздухоплаватели, но во всѣхъ разнообразныхъ мѣстностяхъ, которыя посѣтили чужеземцы, имъ бросалась въ глаза извѣстная равномѣрность въ распредѣленiи имущества и полное отсутствiе не только нищеты, но и бѣдности.
Большихъ городовъ на Марсѣ совершенно не существовало. Тутъ встрѣчались лишь большiя или меньшiя группы домовъ, повсюду сплошь окруженныя зеленью. Только около одного большего озера, въ двухъ дняхъ пути отъ Луматы, по направленiю къ югу, ученые нашли единственный намекъ на большой городъ. Тутъ расположилась довольно значительная колонiя съ многочисленными, выдѣляющимися по своей архитектурѣ, зданiями, которыя раскинулись правильно проведенными улицами. Этотъ истый городъ дворцовъ особенно поражалъ величавымъ спокойствiемъ, царящимъ въ немъ, своей необычайной опрятностью и блескомъ и великолѣпiемъ своихъ общественныхъ садовъ.
Сыновья Земли, еще не вполнѣ владѣвшiе мѣстнымъ языкомъ, лишь сумѣли понять, что это место, называвшееся Анголой, было центральнымъ мѣстопребыванiемъ Мудрыхъ, Веселыхъ и Серьезныхъ. Что это были за классы? Вернувшись домой, они стали разспрашивать объ этомъ Эрана, патрiарха. Патрiархъ какъ-то странно улыбнулся при этомъ вопросѣ и отвѣтилъ своимъ любопытнымъ гостямъ, что позднѣе онъ какъ-нибудь самъ проводитъ ихъ въ Анголу, чтобы познакомить со своими тамошними братьями, которые, впрочемъ, уже давно увѣдомлены о ихъ пребыванiи въ Луматѣ такъ же, какъ о происхожденiи и путешествiи.
Вначале тюбингенскiе уроженцы были совершенно поглощены своими экскурсiями, записыванiемъ ежедневныхъ наблюденiй, добытыхъ ими, новыхъ впечатленiй и изученiемъ языка, но, привыкнувъ къ серьезной, энергичной дѣятельности, они смотрѣли на прiятную и идеально прекрасную жизнь на Марсѣ, какъ на родъ вѣчной праздности.
Цѣлый годъ уже прошелъ съ того дня, когда они начали свое путешествiе на Марсъ. Но въ то время, какъ внизу, на родной Землѣ, стояла у дверей зима со снегомъ и морозами, здѣсь наверху, въ Луматѣ, царила вѣчная весна, хотя марситы и называли время года, въ котором они находились въ настоящее время, довольно позднимъ.
Годъ на Марсѣ, дѣлился на семь частей, которыя выражали какъ перiоды дѣятельности въ природѣ, такъ и ея перiоды отдыха. Считая по-земному, каждый подобный промежутокъ времени заключалъ въ себѣ приблизительно пятьдесятъ два дня. Отдѣльные перiоды назывались:
1) Пора пробужденiя.
2) Пора посѣвовъ.
3) Пора почекъ и цвѣтовъ.
4) Пора плодовъ.
5) Пора сноповъ.
6) Пора сбора плодовъ или радости.
7) Пора отдыха.
Постепенно сыновья Земли сдѣлали такiе значительные успѣхи въ изученiи языка Марса, что получили возможность основательно познакомиться съ государственнымъ строемъ марситовъ. Передъ ихъ глазами все больше развертывалась обширно задуманная, огромная община, основанная не на правѣ сильнаго, но исключительно на свободной волѣ народа, связанная общностью интересовъ. Каждый отдѣльный человѣкъ служилъ здѣсь общему благу и оказывалъ ему услуги сообразно со своими способностями. Такимъ образомъ все государство казалось, правда, большой, но все же тѣсно связанной семьей, полной единодушiя. Во главѣ правительства стоялъ классъ Мудрыхъ или охранителей закона. Народонаселенiе Марса раздѣлялось на слѣдующiя семь колѣнъ или классовъ:
1) Классъ Мудрыхъ или охранителей закона.
2) Классъ Веселыхъ (творческiя искусства: живописцы, ваятели, композиторы).
3) Классъ Серьезныхъ (ученые всевозможныхъ родовъ).
4) Классъ Жизнерадостныхъ, (искусства подражательныя: музыканты, актеры).
5) Классъ Трудящихся (земледѣльцы, садовники и домашнiе слуги).
6) Классъ Смышленыхъ (торговцы и маклеры).
7) Классъ Изобрѣтательныхъ (ремесленники).
Последнiе шесть классовъ по наружности совершенно походили другъ на друга. Первый же классъ набирался изъ самыхъ опытныхъ, старѣйшихъ и, прежде всего, изъ самыхъ почтенныхъ и выдающихся по своему образу жизни лицъ, какъ мужского, такъ и женскаго пола остальныхъ шести классовъ.
Самымъ многочисленнымъ классомъ, превосходящимъ по численности все остальные, вместе взятые, былъ классъ Трудящихся.
Допущенiе въ число классовъ известнаго рода, исключая лишь классъ Мудрыхъ, определялось склонностями и способностями. Переходъ изъ одного класса въ другой могъ происходить на основанiи испытанiй въ опредѣленные заранѣе сроки. Никто не былъ ничѣмъ связанъ, и именно это полное отсутствiе принужденiя казалось здѣсь одной изъ главныхъ причинъ высокаго развитiя разныхъ отраслей искусствъ, наукъ и ремеслъ.
Вполнѣ естественное, разумное честолюбiе, побуждающее всехъ исполнять избранное дѣло какъ можно лучше, одушевляло всѣхъ жителей Марса.
Такъ какъ на Марсѣ денегъ въ обращенiи не было, не существовало тамъ и отвратительной, одинаково калѣчащей какъ тѣло, такъ и душу, жадности и жажды наживы, царящей на Землѣ. Денежныя заботы были совершенно незнакомы здѣсь. Различныя работы отдѣльныхъ лицъ ценились сообразно съ ихъ общими жизненными потребностями. Но къ этимъ потребностямъ причислялась также извѣстная сумма жизненныхъ радостей того рода, какiя могутъ намъ дать искусства творческое и подражательное.
Высшая слава и высшая честь заключались во всеобщемъ уваженiи. Этого же могъ достигнуть всякiй добросовѣстнымъ исполненiемъ своихъ обязанностей. За тѣ же работы, которыя выходили за предѣлы обязательнаго, то есть за то, съ чего начинаются дѣйствительныя заслуги, марситы получали отъ класса Мудрыхъ отличiя, въ формѣ публичной хвалы, которыя давали право получившимъ ихъ быть избранными въ болѣе зрѣлыхъ лѣтахъ въ этотъ высокочтимый классъ.
Народъ, обитающiй здѣсь, наверху, казался союзомъ братьевъ и сестеръ, знающихъ, правдивыхъ, свободныхъ и добрыхъ, осуществившихъ лучшiй идеалъ человѣчности. И эти твердыя основы вышли, воздвиглись изъ великолепно организованнаго всеобщаго и свободнаго обученiя юношества на Марсѣ.
Прошло нѣсколько дней. Однажды Эранъ, патрiархъ изъ класса мудрыхъ, снова появился въ домѣ своихъ гостей и пригласилъ ученыхъ поѣхать съ нимъ на короткое время въ Анголу. Всѣ съ радостью согласились. На этотъ разъ достойные сыны Швабiи были офицiально приняты классомъ мудрыхъ. Всѣ члены этого класса собрались здѣсь вмѣстѣ, чтобы кстати еще рѣшить цѣлый рядъ важныхъ вопросовъ. Одновременно здѣсь проводилъ день и классъ Серьезныхъ, чтобы обмѣняться мыслями и наблюденiями научнаго характера на одномъ изъ собранiй, происходившихъ здѣсь отъ времени до времени.
Прiемъ сыновей Земли въ Анголѣ по своей сердечности не оставлялъ желать ничего лучшаго. Ихъ столь чудесное и быстрое путешествiе съ Земли черезъ необъятное пространство къ „Отпрыску Свѣта“, какъ называли марситы свою прекрасную планету, понятно, вначалѣ былъ темой всеобщихъ разговоровъ и живѣйшаго интереса.
При первомъ засѣданiи класса Серьезныхъ, происходившемъ въ величественно убранномъ залѣ одного изъ мраморныхъ дворцовъ, профессоръ Штиллеръ пояснилъ различныя обстоятельства, побудившiя его къ постройкѣ „Мiрового Пловца“ и смѣло выполненному съ такимъ блестящимъ успѣхомъ путешествiю. Затѣмъ онъ разсказалъ собравшимся о своей далекой родинѣ, объ европейскихъ народахъ и вообще о Землѣ. Послѣдняя была знакома Серьезнымъ. Понятiе, составленное ими о ней, благодаря существовавшимъ на Марсѣ необыкновенно сильнымъ телескопамъ, а также необычайной сообразительности ученыхъ, поразительно близко сходилось съ истиной.
Не трудно было, благодаря этому, ученымъ чужеземцамъ, такъ сказать, заставить марситовъ совершить прогулку по Землѣ, о которой они уже имѣли такiя основательныя свѣдѣнiя. Они набросали имъ точную картину своей родины и описали то мѣсто на берегахъ Неккара, съ котораго они предприняли свое путешествiе на Марсъ.
Всѣ эти описанiя выслушивались съ живѣйшимъ интересомъ какъ Мудрыми, такъ и Серьезными. Этотъ интересъ еще усилился, когда они узнали, что семеро чужеземцевъ также принадлежали на Землѣ къ классу Серьезныхъ.
Было рѣшено, что каждый изъ профессоровъ по очереди въ опредѣленный день прочтетъ двѣ лекцiи, одну спецiальную, а другую на интересующую всѣхъ тему о жителяхъ Земли и состоянiи ихъ культуры. Профессора въ совершенствѣ выполнили эту задачу.
Когда Штиллеръ объявилъ объ окончанiи лекцiй, Мудрые и Серьезные удалились для совѣщанiй между собою, изъ которыхъ чужестранцы были исключены. Результатъ этого совѣщанiя долженъ былъ быть объявленъ имъ позднѣе.
— И о чемъ это они тамъ будутъ совещаться? — озабоченно спросилъ Фроммгерцъ.
На слѣдующiй день, числомъ десятый, ихъ пребыванiя въ Анголѣ, ученыхъ снова отвели съ большой торжественностью въ большой залъ для засѣданiй, въ которомъ они читали свои лекцiи. Старѣйшiй изъ старыхъ, настоящiй геркулесъ по сложенiю, по имени Ананъ, поднялся съ мѣста и прежде всего снова привѣтствовалъ гостей самыми сердечными словами.
— Дорогiе друзья мои! — сказалъ онъ имъ затѣмъ. — Мы всѣ вчера съ живымъ участiемъ выслушали описанiя общихъ и частныхъ условiй, царящихъ на вашемъ мiровомъ тѣлѣ. Ваши описанiя сначала показались намъ простой сказкой. Мы и признали бы ихъ за таковыя, не будь мы совершенно убѣждены въ серьезности вашихъ взглядовъ на жизнь, вашей добросовѣстности и честности. Не напрасно наблюдали мы за вашей жизнью въ Луматѣ. Результатомъ нашихъ наблюденiй было приглашенiе васъ всѣхъ сюда — высшiй знакъ нашего уваженiя и довѣрiя. Теперь же я обращаюсь къ вашимъ разъясненiямъ. Напрасно перелистывали мы исторiю нашего прошлаго; такого варварскаго, исполненнаго всякой лжи и неправды положенiя, какъ въ жизни отдѣльныхъ лицъ, такъ и въ жизни народовъ, какое существуетъ у васъ еще теперь, мы, къ счастiю, никогда не знавали.
Намъ было очень больно слышать, какъ у васъ всякiй шагъ впередъ, даже самый незначительный, сопровождается цѣлымъ моремъ слезъ, крови и погибшихъ существованiй. И все же, — вѣдь вы сами это сказали, — когда-нибудь должно быть да и будетъ лучше и у васъ на Землѣ. Вы сами живыя доказательства этого, потому что вы уже нынѣ представляете собою то, чѣмъ по вашимъ же словамъ вся масса народностей станетъ впослѣдствiи. Смѣлые, честные люди, съ развитымъ умомъ, подобные вамъ, должны работать тамъ внизу, на Землѣ надъ дальнѣйшимъ развитiемъ своихъ братьевъ.
— Поэтому совѣтъ нашъ слѣдующiй: возвращайтесь назадъ на свою Землю!
— О Небо, такъ я и чувствовалъ! — простоналъ при этихъ словахъ Анана профессоръ Фроммгерцъ про себя.
— Вернитесь назадъ въ вашу Швабiю, къ честному народу, изъ среды котораго вы происходите, и посвятите себя тамъ снова высокому дѣлу усовершенствования человѣчества. Намъ далека мысль изгонять васъ отсюда; какъ теперь, такъ и дальше вы остаетесь нашими дорогими гостями.
— Благодаренiе Небу! — благочестиво пробормоталъ Фроммгерцъ.
— Но я откровенно сознаюсь, что высказываю теперь мнѣнiе всѣхъ моихъ братьевъ и сестеръ: вы первые и послѣднiе чужеземцы, которымъ разрѣшено достичь насъ съ какого-либо изъ далекихъ Дѣтей Свѣта. Это рѣшенiе главный пунктъ результатовъ нашего совѣщанiя. Въ интересахъ собственнаго населенiя мы отказываемся отъ дальнѣйшихъ сношенiй съ жителями другихъ мiровъ и мы уже издали самое строгое постановленiе на будущее время не позволять больше ни одному воздушному кораблю приставать на нашъ „Отпрыскъ Свѣта“.
Въ царствѣ забытыхъ.
Время проходило съ поразительной быстротой въ обществѣ любезныхъ марситовъ и въ совершенiи малыхъ и большихъ прогулокъ и цѣлыхъ путешествiй. Во время одной изъ своихъ экскурсiй они зашли дальше обыкновенная за предѣлы собственно населенной полосы планеты. На ученыхъ повѣяло чѣмъ-то роднымъ при видѣ хорошо выхоленныхъ хвойныхъ и лиственныхъ лѣсовъ, чередующихся съ сочными, зелеными лугами и красивыми темносиними озерами, которыя здѣсь предстали ихъ глазамъ. Кое-гдѣ однообразiе прерывалось высокими горными цѣпями, и ихъ покрытыя снѣгомъ вершины еще болѣе усиливали сходство пейзажа съ альпiйскимъ.
Здѣcь они наткнулись также на разсѣянныя, далеко отстоящiя другъ отъ друга колонiи марситовъ, которыхъ серьезныя и молчаливыя фигуры составляли поразительный контрастъ съ веселымъ и бодрымъ видомъ ихъ остальныхъ единоплеменниковъ. Послѣ нѣкоторыхъ разспросовъ ученые узнали, что подобныя мелкiя колонiи существуютъ также и въ южномъ прохладномъ поясѣ Марса. Колонисты назывались „Забытыми“, потому что ихъ имена были временно, или даже навсегда, исключены изъ списковъ классовъ марситовъ.
В такомъ случае это, вероятно, преступники, изгнанные остальными изъ общества и принужденные здесь, наверху искупать свою вину? — спросилъ Дубельмейеръ.
— Мы знаемъ только нарушителей законовъ, никакiя другiя преступники намъ неизвѣстны, — объяснили ему.
— Ну, въ конце концовъ, вѣдь это одно и тоже, — ответилъ Дубельмейеръ.— Въ чемъ же состоитъ у васъ нарушенiе законовъ, влекущее за собою исключение изъ общества?
— Въ недобросовѣстномъ исполненiи общихъ обязанностей и обязательствъ.
— Ну, въ такомъ случаѣ у насъ на Землѣ слѣдовало бы сослать девять десятыхъ всего народонаселенiя, и намъ было бы весьма трудно найти место для всехъ этихъ ссыльныхъ, — воскликнулъ Пиллеръ, пораженный подобнымъ объясненiемъ.
— Мы вѣдь не на вашей планетѣ, — ответилъ съ лукавой улыбкой Фараиъ, проводникъ ученыхъ.
— Но вѣдь страшно жестоко вырывать своего собрата изъ привычной и дорогой ему среды изъ-за незначительнаго проступка, — замѣтилъ Гэммерле.
— Только мы сами въ состоянiи судить о серьезности проступковъ противъ нашихъ правилъ жизни, — серьезно возразилъ Фаранъ.
— Несомнѣнно! — согласился Штиллеръ.
— Но вѣдь прощенiе — вѣнецъ любви! Неужели вы никогда не прощаете? — освѣдомился Фроммгерцъ.
— Конечно прощаемъ!
Въ большинстве случаевъ забытые снова получаютъ свои имена черезъ извѣстный срокъ испытанiя. Тогда путь къ возвращенiю на старую родину и къ вступленiю въ прежнiй классъ снова открытъ для нихъ. Но только весьма немногiе пользуются своимъ правомъ. Разъ изгнанный изъ извѣстной среды, нашъ братъ безъ имени обыкновенно предпочитаетъ остаться тамъ, куда его выслали, и посвятить свою жизнь работѣ на благо всѣхъ остальныхъ.
— А въ чемъ же заключается эта работа? — поинтересовались ученые.
— Въ безукоризненномъ ремонтѣ и чисткѣ каналовъ, начинающихся въ этой местности; это столь же важная, какъ и трудная задача, отъ добросовѣстнаго исполненiя которой зависитъ наше всеобщее существованiе.
— Но кто же заботится о содержанiи Забытыхъ?
— Они сами. Они, кромѣ своей главной работы, занимаются еще скотоводствомъ, земледѣлiемъ, и тому подобнымъ. Если когда-нибудь настанетъ день, когда у насъ не будетъ больше Забытыхъ, намъ придется самимъ исполнять эти работы. На этотъ случай уже заготовлены самыя точныя распоряженiя, потому что число Забытыхъ у насъ уменьшается съ каждым годомъ, — пояснилъ Фаранъ, ихъ проводникъ.
— Удивительно счастливая планета, этотъ Марсъ! Даже преступники становятся благодетелями человечества, благодаря своимъ трудамъ на общую пользу! — воскликнулъ Штиллеръ и съ восторгомъ прибавилъ: — Но скоро намъ придется покинуть нашъ рай и снова вернуться въ Тюбенгенъ.
— Нельзя ли хотя бы мне остаться здесь? — сказалъ Фроммгерцъ.
— Это невозможно! Это совершенно неудобно! Мы приѣхали всѣ вмѣстѣ и поэтому должны и уѣхать вмѣстѣ. Это ясно. Мы всѣ, исключая, къ сожалѣнiю, васъ, рѣшили, что должны уѣхать, хотя расстаться съ этой восхитительной планетой намъ будетъ крайне тяжело, — сказалъ Штиллеръ.
Немного пристыженный этимъ суровымъ отвѣтомъ, звучащимъ точно выговоръ, Фроммгерцъ не сталъ далѣе обнаруживать своихъ чувствъ; но съ этого момента онъ глубоко затаилъ въ груди одну думу.
Среди пейзажа, открывающагося въ настоящее время передъ глазами путешественниковъ, Дубельмейеру бросилась въ глаза величественная гора, которая поднимала въ гордомъ одиночествѣ свою покрытую снѣгомъ вершину высоко къ небу. Пирамидальное строенiе этой горы выдавало ея вулканическое происхожденiе. Съ ея немного притупленной вершины долженъ былъ открываться удивительный видъ во всѣ стороны. При этой мысли въ груди Дубельмейера проснулась вся его былая страсть къ горнымъ экскурсiямъ.
— А что, если бы мы при концѣ нашего пребыванiя на Марсѣ посѣтили вонъ ту великолѣпную гору?
— Я пойду съ вами, — кратко и решительно заявилъ Штиллеръ.
— И я тоже! объявилъ Пиллеръ. — Какъ называется эта гора, Фаранъ?
— Горой Молчанiя.
— Удивительное названiе! — замѣтилъ Штиллеръ, — А кто еще присоединится къ намъ?
Но остальные четыре сына Швабiи никакъ не могли рѣшиться на подобную экскурсiю. Ихъ удерживала какая-то усталость и вялость. Рѣшили, что они подождать здѣсь возвращенiя своихъ трехъ друзей. Фаранъ позаботился о всѣхъ нуждахъ маленькой экспедицiи, не забывъ при этомъ и подходящей одежды и прочихъ необходимыхъ принадлежностей. Трое ученыхъ отправились въ путь въ сопровожденiи трехъ марситовъ. Моторная лодка быстро подвезла ихъ по одному изъ каналовъ къ самому подножью горы, которая по мѣрѣ ихъ приближенiя казалась все величественней. Дубельмейеръ опредѣлилъ ея высоту надъ поверхностью равнины въ три тысячи метровъ.
Склоны горы отличались значительной крутизной и на нее можно было взобраться только по длинной, зигзагообразной линiи. Это было дѣломъ далеко не легкимъ. При каждомъ шагѣ нога погружалась по самую щиколотку въ черную пыль вывѣтрившейся лавы. Долгiе часы продолжался тяжелый подъемъ, пока ученые не достигли, наконецъ, границы вѣчныхъ снѣговъ. Здѣсь устроили привалъ. Нѣсколько часовъ, отдыха должны были снова оживить упавшiя силы путниковъ.
Настала ночь. Фобосъ и Деймосъ медленно плыли по своему спокойному, свѣтящемуся пути, когда ученые снова отправились въ путь, съ цѣлью медленно взобраться на вершину горы, по крѣпко смерзшемуся снѣгу. Глубокiе рубиновые оттѣнки на восточной сторонѣ неба возвѣщали восходъ солнца, когда сыновья Земли, наконецъ, благополучно достигли вершины ея. Вскорѣ надъ горизонтомъ показалось и солнце въ видѣ огромнаго раскаленнаго шара, и облило своими лучами горы и долины. Видъ поражающей красоты вознаградилъ ученыхъ за всѣ трудности подъема въ гору.
Гора Молчанiя значительно превосходила по своей высотѣ всѣ остальныя возвышенности. Это былъ самый высокiй пунктъ сѣвернаго полушарiя Марса. Взглядъ свободно и безъ малѣйшей преграды проникалъ до самаго горизонта. Благодаря рѣдкому, прозрачному воздуху всѣ, даже самые отдаленные, предметы были ясно видны. Далеко, далеко къ сѣверу трое ученыхъ могли рассмотреть при помощи сильныхъ марсовыхъ телескоповъ, захваченныхъ съ собою, белую дугообразную линiю. Ученые сперва не могли понять, что означаетъ эта линiя, похожая на застывшее ледяное море.
— Да вѣдь это сѣверный полюсъ Марса! — внезапно вырвалось изъ устъ Штиллера. — Какова же будетъ эта картина ночью!
— Что вы хотите сказать? — поинтересовался Дубельмейеръ.
— Я говорю объ огненномъ, электро — магнитномъ полярномъ лучеиспусканiи, — объяснилъ Штиллеръ.
Съ наслажденiемъ провели ученые весь день въ лежащемъ высоко надъ долиной кратерѣ, жалѣя лишь о томъ, что остальные товарищи не съ ними. Когда насталъ вечеръ, они хорошенько закутались въ шубы. Марсовыя луны еще не взошли, но по направленно къ сѣверному полюсу, который друзья разсмотрѣли утромъ, начало поблескивать сначала изрѣдка, затѣмъ все сильнѣй и быстрей. Наконецъ изъ земли, поднялись огненные лучи, образовали надъ полярнымъ горизонтомъ полукругъ и снова исчезли. Удивительные переливы оттѣнковъ и цвѣтовъ отъ ослѣпительнаго золотисто-краснаго до свѣтящагося сапфирно-голубого, связанные съ увеличенiемъ и исчезновенiемъ дрожащихъ лучей, составили картину необычайной красоты.
— Это блестящее явленiе природы — достойный финалъ нашего посѣщенiя горы Молчанiя, — сказалъ Штиллеръ своимъ друзьямъ, когда полярное сiянiе все болѣе и болѣе блекло подъ влiянiемъ взошедшихъ въ это время свѣтлыхъ лунъ Марса.
Прощанiе.
Послѣ возвращена изъ страны Забытыхъ, Фроммгерцъ началъ все больше и больше избѣгать сношенiй со своими былыми товарищами. Онъ, конечно, продолжалъ встрѣчаться съ ними за столомъ, но затѣмъ, каждый разъ, когда это можно было сдѣлать безъ особой неловкости, удалялся изъ ихъ общества. По вечерамъ, которые обыкновенно проходили въ общихъ разговорахъ и обмѣнѣ мыслей въ прекрасномъ домѣ въ Луматѣ, онъ уходилъ на уединенную прогулку и наслаждался въ молчаливомъ восторгѣ волшебствомъ марсовыхъ ночей. И отсюда ему нужно было уѣхать, уѣхать изъ этого рая снова внизъ на холодную Землю? При этой мысли сердце Фроммгерца замирало въ груди. Остальные ученые были слишкомъ заняты каждый самъ собою, чтобы придать большое значенiе поведенiю своего товарища.
Штиллеръ увѣдомилъ черезъ Эрана центральное засѣданiе класса Мудрыхъ въ Анголѣ, что онъ и товарищи его окончательно рѣшили вернуться на Землю. Они намѣревались отправиться въ путь въ день своей второй годовщины на Марсѣ.
Въ отвѣтъ на это пришло приглашенiе снова прiѣхать въ Анголу. Прiемъ, оказанный имъ тамъ, не оставлялъ желать ничего лучшаго. Былъ данъ цѣлый рядъ празднествъ въ честь ихъ, въ видѣ торжественнаго прощанiя съ ними.
Послѣднiй торжественный обѣдъ былъ данъ въ огромной зеркальной галлереѣ дворца Мудрыхъ. На этомъ обѣдѣ присутствовали приглашенные со всѣхъ концовъ Марса, равно какъ и представители отъ всѣхъ классовъ. На западѣ уже начало спускаться къ горизонту Вѣчное Свѣтило — Солнце. Большiя зеркала залы отражали его кроткiе золотые лучи въ тысячахъ направленiй. Весь залъ былъ залить волнами и потоками свѣта, положительно ослѣпляющаго глаза. Сквозь открытыя окна во дворецъ проникало благоуханiе цвѣтовъ. Легкiй вечернiй вѣтерокъ тихо шелестѣлъ листьями верхушекъ стройныхъ пальмъ парка. Ясно и спокойно улыбалось темно-синее озеро сквозь зеленыя вѣтви деревьевъ, среди которыхъ еще продолжали летать и чирикать въ торопливой суетѣ тысячи птичекъ, шныряя межъ вьющихся растенiй, переплетшихъ стволы своими цвѣтущими гирляндами. Еще дальше мягкiя линiи возвышенностей, окрашенныхъ лучами заходящего солнца въ блѣдно-розовый цвѣтъ, обрамляли восхитительный пейзажъ, которымъ сыновья Земли должны были любоваться сегодня въ послѣднiй разъ. Ученые появились въ залѣ первыми и стояли теперь у высокихъ оконъ, погруженные въ волшебно прекрасное зрѣлище.
Залъ постепенно наполнялся приглашенными. Всѣ подходили къ сыновьямъ Земли и пожимали имъ руки. Когда появился Ананъ, всѣ усѣлись за столъ. Возлѣ старѣйшихъ изъ старшихъ помѣстились семеро ученыхъ. Люстры зала засверкали электрическимъ огнемъ. Онѣ освѣтили пышно украшенный столъ и большое, торжественно настроенное общество. Внизу передъ зеркальной галлереей, на огромной террасѣ, расположились хоры пѣвцовъ и музыкантовъ, которые во время обѣда попеременно услаждали слухъ пирующихъ чарующей музыкой.
По окончанiи обѣда, Ананъ поднялся съ мѣста.
— Братья и сестры, — началъ онъ свою рѣчь, — часъ разлуки пробилъ въ Анголѣ. Наши гости изъ далекой Швабiи въ самомъ непродолжительномъ времени снова возвращаются къ себѣ. Да достигнутъ они цѣлыми и невредимыми почвы своей родины! Они навѣки будутъ жить въ нашей памяти. Мы рѣшили начертать ихъ имена золотыми буквами на мраморныхъ доскахъ здѣсь, въ этомъ залѣ, рядомъ съ ихъ портретами, въ воспоминанiе нашимъ далекимъ потомкамъ объ ихъ отважномъ путешествiи къ намъ и долгомъ, не нарушеннымъ ни малѣйшимъ недоразумѣнiемъ пребыванiи среди насъ.
— А теперь, мои дорогiе друзья, — съ этими словами Ананъ обернулся къ семи ученымъ,— мы предназначили вамъ на память о насъ рядъ подарковъ, изготовленные сообща искусствами и науками на нашемъ „Отпрыскѣ Свѣта“. Возьмите же съ собою эти произведенiя, которыя лежатъ тамъ на столѣ въ память о вашемъ пребыванiи среди насъ. Передаю вамъ вотъ эту золотую книгу. Въ ней содержатся исторiя развитiя нашего народа, наши законы, которые исходятъ изъ одного основного положенiя: не дѣлай другимъ того, чего ты не желаешь, чтобы другiе дѣлали тебѣ.
Когда почтенный старецъ смолкъ, кругомъ воцарилась мертвая тишина. Затѣмъ поднялся Штиллеръ. Съ глубокимъ сердечнымъ волненiемъ поблагодарилъ онъ прежде всего, отъ имени своихъ товарищей и своего собственнаго, присутствующихъ за все радушiе и вниманiе, оказанное имъ здѣсь наверху. Затѣмъ онъ заговорилъ о томъ, что встрѣтилъ здѣсь высоту и зрѣлость развитiя, о который раньше даже едва осмѣливался мечтать, не считая ихъ осуществленiя возможнымъ. Онъ сказалъ, что онъ и его товарищи научились здѣсь весьма многому и освободились отъ многихъ заблужденiй.
— Никогда, до послѣдняго дня нашей жизни, не забудемъ мы, что вы сдѣлали для насъ, чѣмъ вы были для насъ, и какую честь вы намъ оказали. Когда мы въ грядущiе дни внизу, на нашей родинѣ увидимъ въ безконечной дали вашъ Марсъ, вашъ „Отпрыскъ Свѣта“, посылающiй намъ свои яркiе лучи, мы въ глубинѣ сердца всегда будемъ съ вами и съ тоскою мысленно перенесемся къ лучшей порѣ нашей жизни. Будьте счастливы, дорогiе друзья! Обнимаю Анана за всѣхъ васъ и за всѣхъ васъ касаюсь въ братскомъ поцѣлуѣ его чистаго чела. Вѣдь всѣ мы, называющiеся людьми, — братья, какъ здѣсь, такъ и тамъ внизу, на Землѣ!
Слова Штиллера произвели на всехъ присутствующихъ потрясающее впечатлѣнiе и, когда онъ затѣмъ приблизился къ благородному старцу Анапу, обнялъ его и поцѣловалъ, въ залѣ раздались громкiя одобренiя.
Черезъ нѣсколько дней послѣ трогательнаго прощанiя, семь ученыхъ снова находились въ Луматѣ. Штиллеръ былъ весь поглощенъ послѣдними заботами о воздушномъ шарѣ.
Со времени отлета изъ Каннштатскаго парка въ знаменательный декабрьскiй вечеръ прошло почти два съ половиной года. Въ теченiе этого времени Марсъ снова удалился отъ земли на огромное, во много миллiоновъ километровъ, разстоянiе и находился въ настоящее время на ровно вдвое большемъ разстоянiи отъ земли, чѣмъ вовремя ихъ отбытiя. Штиллеръ высчиталъ, что имъ по земному времени придется провести въ гондолѣ по крайней мѣрѣ пять полныхъ мѣсяцевъ, да и это лишь при условiи, что никакое непредвидѣнное обстоятельство не нарушитъ полета „Мiрового Пловца“; но если онъ и его товарищи достигли однажды при удовлетворительно физическомъ здоровьи и безъ особыхъ помѣхъ Марса, почему бы имъ не совершить такъ же удовлетворительно обратной поѣздки?
„Мирового Пловца“ извлекли изъ сарая и теперь, прочно привязанный на якорѣ, онъ качался на томъ же мѣстѣ, куда нѣкогда спустился. Послѣднiй день пребываиiя на Марсѣ насталъ для всѣхъ слишкомъ скоро. На другой день, на самой зарѣ, долженъ былъ совершиться отлетъ изъ Луматы. Эранъ, гостепрiимный, почтенный старецъ, не отказалъ себѣ въ удовольствiи предложить своимъ гостямъ еще одинъ роскошный прощальный обѣдъ, который снова былъ окрашенъ чуднымъ искусствомъ артистовъ и пѣвцовъ изъ Луматы.
Отщепенецъ.
Во время обѣда при общемъ приподнятомъ настроенiи, никто не обратилъ особеннаго вниманiя на исчезновенiе Фроммгерца. Только при концѣ пиршества, затянувшегося до первыхъ утреннихъ часовъ новаго дня, когда сыновья земли поднялись съ мѣстъ и намѣревались покинуть домъ Эрана, въ которомъ они прожили цѣлыхъ два года, они замѣтили исчезновение товарища. Его искали по всему дому, но не нашли нигдѣ. За то въ его комнатѣ на столѣ всѣмъ бросилось въ глаза письмо. „Моимъ друзьямъ и товарищамъ“ гласилъ адресъ.
Штиллеръ вскрылъ письмо и быстро пробѣжалъ его содержанiе.
— Къ сожалѣнiю, въ нашей средѣ оказался отщепенецъ, — объяснилъ онъ своимъ озабоченнымъ товарищамъ. — Выслушайте, что пишетъ Фроммгерцъ. Но прежде всего сядемъ и обсудимъ спокойно, что намъ предпринять дальше.
Ученые согласились, и Штиллеръ попросилъ Эрана и остальныхъ марситовъ потерпеть несколько минутъ, ссылаясь на отсутствiе своего седьмого и послѣдняго спутника. Эранъ сейчасъ же удалился вмѣстѣ со своими, оставивъ путешественниковъ однихъ.
— Вѣдь я давно ужъ былъ наполовину склоненъ думать, что Фроммгерцъ окажется измѣнникомъ, — началъ Пиллеръ съ гнѣвомъ. — Прочитайте-ка намъ этотъ документикъ, Штиллеръ.
— „Простите мнѣ, дорогiе друзья и товарищи, что я готовлю вамъ тяжелое разочарованiе. Я не въ состоянiи возвратиться вмѣстѣ съ вами на Землю, на нашу старую родину. Я долго и тяжело боролся самъ съ собою по этому поводу, но я не въ силахъ покинуть Марсъ, это было бы для меня равносильно смерти, а вѣдь вы этого навѣрно не желаете? Здесь, наверху я нашелъ осуществленнымъ все, о чемъ такъ страстно мечталъ на Земле. Неужели же теперь я долженъ покинуть этотъ рай и вернуться снова къ узкимъ и неискреннимъ взглядамъ на жизнь и отношенiя, проживъ такъ долго въ чистомъ свѣтѣ истины? Нѣтъ, это невозможно! Развѣ благородный Ананъ въ Анголѣ не разрѣшилъ намъ остаться здѣсь, наверху, если угодно? Хорошо! Въ такомъ случаѣ, хоть я воспользуюсь этимъ разрѣшенiемъ и предоставлю вамъ ѣхать обратно однимъ.
„Я отлично знаю, что глубоко оскорблю васъ подобнымъ рѣшенiемъ, но я положительно не въ состоянiи поступить иначе. Не судите меня слишкомъ строго и, если возможно, простите мнѣ во имя старой дружбы! Я остаюсь здѣсь, наверху совершенно добровольно. На васъ не можетъ пасть ни малѣйшей отвѣтственности за то, что вы вернетесь на родину одни, безъ меня. Дай Богъ вамъ достигнуть ее благополучно! Это мое самое искреннее, самое горячее желанiе. Поклонитесь отъ меня моему Тюбингену, поклонитесь моей дорогой Швабiи и моимъ тамошнимъ родственникамъ! Скажите имъ, что я чувствую себя здѣсь счастливымъ, какъ въ раю, и поэтому не хочу больше возвращаться на Землю съ ея муками и страданiями. Не дѣлайте попытокъ искать меня. Вы все равно меня не найдете въ моемъ вѣрномъ убѣжищѣ, въ которомъ пробуду, пока вы не уѣдете. Будьте счастливы! Мысленно остаюсь, какъ и раньше, вашимъ другомъ. Фридолинъ Фроммгерцъ“.
Когда Штиллеръ окончилъ чтенiе письма, ученые просидѣли нѣкоторое время въ мрачномъ молчанiи.
— Несчастный отщепенецъ! — началъ ворчать Дубельмейеръ. — Теперь у меня словно завѣса спадаетъ съ глазъ, и я понимаю, почему онъ велъ себя такъ странно послѣднiя недѣли.
— Оставимъ это! — сказалъ Штиллеръ. — А теперь я поговорю съ Эраномъ.
Почтенный старикъ выслушалъ разсказъ Штиллера, не выказавъ ни малѣйшаго признака удивленiя.
— Я нахожу, что ты отлично поступаешь, не принуждая своего брата возвращаться съ вами. Каждый человѣкъ имѣетъ, до извѣстныхъ предѣловъ, право располагать собой по-своему. Оставьте его совершенно спокойно здѣсь и возвращайтесь съ остальными братьями на Землю.
Эранъ непремѣнно пожелалъ проводить шестерыхъ сыновей Земли до „Мiрового Пловца“. Все взрослое населенiе Луматы послѣдовало за нимъ. Во всей толпѣ царило серьезное молчанiе — выраженiе искренней печали по поводу предстоящей разлуки. Молча прошли они къ лугу, на которомъ въ прозрачномъ и чистомъ воздухѣ восходящаго дня качался „Мiровой Пловецъ“.
Попрощаемся быстро и коротко, не будемъ усиливать грусти разлуки лишними словами! — замѣтилъ Эранъ, обнимая ученыхъ одного за другимъ. — Пусть счастiе сопутствуетъ вамъ на обратномъ пути! Желаю вамъ благополучно достигнуть вашей отчизны!
Еще одно рукопожатiе, поклоны со всѣхъ сторонъ, и отважные воздухоплаватели поднялись въ гондолу. Канаты обрубили, и шаръ началъ медленно и гордо подниматься, приветствуемый первыми лучами восходящаго солнца,
Въ эту минуту къ мѣсту отправленiя быстро подбѣжалъ Фридолинъ Фроммгерцъ. Толпа дала ему дорогу.
— Будьте счастливы, друзья! — закричалъ онъ громкимъ голосомъ. — Еще разъ простите мне, что я остаюсь здѣсь вмѣсто того, чтобы вернуться съ вами. Счастливаго пути вамъ всѣмъ и поклонитесь отъ меня моей дорогой Швабии!
Но ученые изъ гондолы съ трудомъ только могли разслышать слова Фроммгерца. Отвѣтить ему они уже не имѣли возможности. Все быстрѣе и быстрѣе удалялся „Мiровой Пловецъ“ отъ прекрасной планеты, и вскорѣ уже летѣлъ по темному, холодному мiровому пространству.
Снова на Землѣ.
Внезапно, точно молнiя изъ яснаго неба, въ одинъ прекрасный сентябрьскiй день весь Штутгартъ поразило извѣстiе, что господа профессоры, которые уже почти три года тому назадъ отправились изъ каннштатскаго парка на Марсъ, опустились на одинъ изъ острововъ южныхъ морей и даже вмѣстѣ со своимъ шаромъ „Мiровымъ Пловцомъ“. Въ первыя минуты никто не хотѣлъ вѣрить этому извѣстiю; его сочли за дурную шутку. Когда же оно появилось въ „Правительственныхъ Вѣдомостяхъ“ королевства Вюртембергскаго среди другихъ офицiальныхъ увѣдомленiй и распространилось въ тысячахъ добавочныхъ листковъ, наконецъ и самые упрямые изъ пессимистовъ должны были убѣдиться въ истинѣ этого извѣстiя.
„Мiровой Пловецъ“, возвращаясь съ Марса, опустился здѣсь. Штиллеръ, Пиллеръ, Бруммгуберъ, Гэммерле, Дубельмейеръ и Тудiумъ относительно здоровы“.
Начальникъ округа.
Въ первомъ необычайномъ возбужденiи никто не обратилъ вниманiя на то, что въ телеграммѣ упоминалось лишь о шести членахъ экспедицiи. Только немного спустя вспомнили и о седьмомъ ученомъ. Мнѣнiя быстро согласились по поводу этого пункта: Фроммгерцъ несомнѣнно умеръ во время путешествiя.
Съ величайшимъ нетерпѣнiемъ стали ожидать дальнѣйшихъ свѣдѣнiй не только въ Швабiи и въ Германiи, но и во всемъ культурномъ мiрѣ. Какихъ интересныхъ, необычайных отчетовъ можно было ожидать отъ этихъ исследователей, которыхъ давно уже считали погибшими!
**
Первое время после отъезда съ Марса прошло довольно сносно для жителей гондолы. По заявление Штиллера, „Мiровой Пловецъ“ находился на вѣрномъ пути и въ сферѣ притяженiя Земли. Путь снова потребовалъ отъ ученыхъ всего ихъ здоровья, терпѣнiя и выносливости. Прошли цѣлые месяцы, а цѣль ихъ полета — Земля все еще не хотѣла показываться. Многострадальные ученые чувствовали себя все болѣе и болѣе истощенными и мысленно часто завидовали оставшемуся на Марсѣ Фроммгерцу.
Но въ концѣ концовъ даже самая длинная, темная ночь должна уступить разсвѣту. Приближался конецъ августа. „Мiровой Пловецъ“ уже болѣе пяти мѣсяцевъ летѣлъ по мiровому пространству. Штиллеръ со дня на день ожидалъ вступленiя воздушнаго шара въ атмосферу Земли. И дѣйствительно! Начинающiйся слабый свѣтъ указывалъ на ея близость.
Какъ нѣкогда, при приближенiи къ Марсу, вылетѣли изъ памяти всѣ трудности пути, такъ произошло и теперь. Когда Штиллеръ соѣобщилъ своимъ товарищамъ, что они только что вошли въ земную атмосферу и, вѣроятно, сегодня же опустятся гдѣ нибудь на Землю, если только товарищи не пожелаютъ прямо пролетѣть на „Мiровомъ пловцѣ“ въ Германiю, въ гондолѣ раздались громкiе крики ликованiя. Всѣ лишенiя и опасности, все неудобство долгаго пути были сразу позабыты. Куда бы то ни было, но только скорѣе на Землю и вонъ изъ этого проклятаго ящика! — объявилъ Пиллеръ.
— Право, мы ужъ довольно долго были заперты въ немъ.
Пиллеръ правъ, — поддержалъ его Тудiумъ.
— Я не останусь въ этой ужасной клѣткѣ ни одного часа долѣе, чѣмъ это необходимо, —рѣшалъ Гэммерле; Дубельмейеръ и Бруммгуберъ вполнѣ согласились съ его мнѣнiемъ.
— Ну, если таково ваше желанiе, мы опустимся на Землѣ, гдѣ только окажется возможнымъ, — отвѣтилъ съ обычнымъ спокойствiемъ Штиллеръ. — Мы только должны позаботиться о томъ, чтобы высадиться въ какой-нибудь хоть сколько нибудь цивилизованной странѣ, и не попасть нечаянно въ открытый океанъ.
— Если меня не обманываютъ глаза, мы несемся теперь надъ восточнымъ берегомъ Австралiи, — мы опустимся на Землю близъ Брисбанэ въ Квинслендѣ.
Вдругъ страшный порывъ вѣтра схватилъ гондолу и вмѣстѣ съ шаромъ закружилъ ее съ поразительной быстротой. Ученые должны были ухватиться за ближайшiе предметы, чтобы не быть отброшенными въ разныя стороны, подобно мячикамъ.
— Въ послѣднюю минуту мы попали въ одинъ изъ циклоновъ, которые такъ часто свирѣпствуютъ въ этой мѣстности, — закричалъ Штиллеръ своимъ перепуганнымъ товарищамъ.
— Теперь намъ понадобится все наше мужество. Мы стали игрушкой слѣпого случая.
Ураганъ свирѣпствовалъ нѣсколько страшныхъ часовъ съ неуменьшающейся силой и порывистостью. Вѣтеръ съ воемъ врывался въ открытое, расщепленное окно гондолы и крутилъ въ ней все, что не было крепко привинчено къ мѣсту. Благодаря ужасному шуму урагана, всякiй разговоръ сталъ невозможнымъ. Въ концѣ концовъ обитателямъ гондолы пришлось лечь на полъ, ради большей безопасности. Совершенно безпомощный шаръ несся, куда гнала его буря. Это было поистинѣ трагическое происшествiе, смутившее покой путешественниковъ въ послѣднiя минуты пути, когда они уже собирались высадиться на Землю. Къ этому прибавлялась грозная опасность, что „Мiровой Пловецъ“ будетъ заброшенъ далеко въ открытое море и экспедицiя, до сихъ поръ такъ благополучно свершившая необычайное путешествiе на Марсъ, погибнетъ въ морскихъ волнахъ родной планеты Земли.
Печальныя, смутныя мысли терзали ученыхъ. Такъ прошелъ цѣлый рядъ часовъ. Такъ много обѣщавшiй съ утра день клонился къ концу. Сила бури, казалось, — начала ослабѣвать.
Въ эту минуту шаръ упалъ на высокiя верхушки пальмъ, которыя съ трескомъ обломились подъ его тяжестью. Одѣтые въ бѣлое, люди торопливо подбѣжали къ мѣсту спуска. Къ нимъ присоединились и почти голыя, темныя фигуры туземцевъ, которые вскорѣ, крича и жестикулируя, окружили мѣсто, прочищенное „Мiровымъ Пловцомъ“ въ ихъ лѣсу. Изъ гондолы раздались голоса путешественниковъ.
— А-а! да это, кажется, нѣмцы! — воскликнулъ одинъ изъ подошедшихъ людей, стройный человѣкъ съ бѣлокурой бородой и голубыми глазами.
— Да, мы нѣмцы! — отвѣтилъ Штиллеръ изъ гондолы. — Пожалуйста, помогите намъ прикрѣпить шаръ. Вотъ канатъ съ якоремъ.
— Съ удовольствiемъ! — отвѣтилъ незнакомый господинъ. — Помогите ка вы тамъ! укрѣпите хорошенько якорь! — Эти слова были обращены къ стоящимъ вокругъ темнокожимъ. Эти повиновались приказанiю и вскорѣ исковерканный циклономъ „Мiровой Пловецъ“ стоялъ прочно укрѣпленный на якорѣ среди пальмоваго лѣса.
— Гдѣ же мы находимся? — спросилъ Пиллеръ черезъ окно гондолы.
— На нѣмецкой территорiи.
— Съ какихъ же поръ кокосовыя пальмы растутъ въ германской имперiи.
— Съ техъ поръ, какъ у насъ есть колонiи, — послышалось въ ответъ со взрывомъ смеха.
Вы на архипелагѣ Бисмарка, на островѣ Матупи.
— Ахъ, вотъ какъ! Значитъ, дѣйствительно въ германскихъ владенiяхъ! Вотъ это такъ счастье при всей неудачности нашего спуска, — засмѣялся Бруммгуберъ.
— Вонъ изъ гондолы, друзья, вонъ изъ гондолы и, наконецъ, на твердую почву! — торопилъ остальныхъ Штиллеръ.
Когда ученые вылѣзли, услужливый бѣлокожiй представился имъ подъ именемъ Севастьяна Шеуфелэ изъ Каннштата въ Штутгартѣ, уже три года назначеннаго правительственнымъ начальникомъ округа на Матупи.
— Да и мы вѣдь тоже швабы, — со смѣхомъ отвѣтилъ Штиллеръ. — Мы профессора Тюбингенскаго университета и въ свое время поднялись изъ каннштатскаго парка на воздушномъ шарѣ. Повидимому, всюду на свѣтѣ можно встрѣтить швабовъ, Если вы когда-нибудь попадете на далекiй Марсъ, вы и тамъ даже встрѣтите своего земляка.
Начальникъ округа посмотрѣлъ на говорившего съ нѣкоторымъ недоумѣнiемъ, такъ какъ совершенно не могъ понять его словъ.
— Вы прилетѣли на своемъ шарѣ изъ Каннштата?
— Не прямымъ путемъ; косвенно же — да; мы прибыли сюда прямымъ путемъ съ Марса! Не приходилось ли вамъ когда-либо слышать объ экспедицiи на Марсъ? Конечно, прошло уже два и три четверти года съ того дня, какъ мы поднялись изъ каннштатскаго парка.
— Ахъ, да! теперь я припоминаю, что когда-то читалъ объ этомъ совершенно невѣроятномъ путешествiи въ Швабскомъ Меркурiи. И вы дѣйствительно эти семь швабовъ? Но я здѣсь вижу только шестерыхъ, которые...
— Сынъ Земли и землякъ нашъ, — прервалъ его Пиллеръ торжественнымъ тономъ, — вы неужели думаете, что шестеро почтенныхъ швабскихъ профессоровъ станутъ сообщать вамъ небылицы? Мы именно тѣ семь швабовъ, которые отправились на Марсъ. Мы прожили тамъ два года и вернулись въ шестеромъ только потому, что седьмой предпочелъ остаться тамъ, наверху. О, человѣкъ, повѣрьте же, наконецъ; неужели я долженъ сейчасъ же представить вамъ вещественныя доказательства того, что мы дѣйствительно тѣ, за кого себя выдаемъ? Кстати, мое имя — профессоръ Параклеусъ Пиллеръ.
— Нѣтъ, нѣтъ! — протестовалъ Шеуфелэ. — Извините меня, я вѣрю вамъ на слово; я только совершенно растерялся, и мысли мои перепутались подъ впечатлѣнiемъ всего, что я отъ васъ услышалъ.
— Ну, мы охотно окажемъ вамъ снисхожденiе подъ тѣмъ условiемъ, что вы подкрѣпите насъ, уже полъ года не видѣвшихъ горячаго супа, обѣдомъ и хорошимъ виномъ.
— Конечно! Непремѣнно! Съ величайшимъ удовольствiемъ. Пожалуйста, зайдите ко мнѣ, господа!
— Хожденiе для насъ нѣсколько затруднительно. Наши ноги порядочно-таки отекли, — объяснилъ Штиллеръ начальнику округа, слѣдуя съ нѣкоторымъ трудомъ за нимъ, въ его расположенное по близости жилище. — Мы отправились съ Марса 7-го марта. Сегодня, если я не ошибаюсь, 31-ое августа. Согласно съ этимъ, мы пробыли въ гондоле почти шесть мѣсяцевъ. Долгое, томительное время!
— Какъ я радъ тому, что вы опустились на землю именно тутъ, у насъ!
— Ну, недоставало весьма немногаго, чтобы экспедицiя наша погибла въ послѣднюю минуту, и никто не узналъ бы результатовъ нашего путешествiя. Но пока довольно объ этомъ! Мы, повидимому, уже дошли до мѣста.
— Войдите въ мой домъ, который съ настоящей минуты становится вашимъ, и позвольте мнѣ первымъ привѣтствовать на немецкой почве васъ, самыхъ отважныхъ путешественниковъ, когда-либо жившихъ на свѣтѣ. Простите, что я только теперь произнесъ это привѣтствiе. Ваше внезапное появленiе здѣсь заставило меня совершенно растеряться! — Шеуфелэ горячо пожалъ руку каждаго изъ профессоровъ и представилъ имъ остальныхъ господъ, смотрѣвшихъ съ нескрываемымъ уваженiемъ и удивленiемъ на гостей, буквально свалившихся къ нимъ съ неба.
Мiровые путешественники прежде всего освободились отъ своихъ мѣховыхъ одеждъ и охотно приняли предложенiе любезнаго начальника округа замѣнить тяжелое дорожное платье легкими, бѣлыми тропическими костюмами, которые онъ приготовилъ для нихъ въ сосѣдней комнатѣ. Переодѣванiе окончилось очень быстро, и вскорѣ ученые удобно расположились въ большихъ плетеныхъ креслахъ на прохладной верандѣ. На дворѣ лилъ дождь, и его плескъ по крышѣ еще увеличивалъ чувство уютности и комфорта.
— Я сейчасъ же сообщу въ Штутгартъ по телеграфу о вашемъ прибытiи,—объявилъ Шеуфелэ.—Какую огромную сенсацiю вызоветъ это извѣстiе на нашей родинѣ!
Путешественниковъ устроили въ домахъ разныхъ служащихъ на Матупи, и вскорѣ они погрузились въ глубокiй спокойный сонъ.
Въ эту же ночь Шеуфелэ отправилъ уже упомянутую телеграмму въ Штутгартъ.
Послѣ того, какъ путешественники на слѣдующее утро освѣжились купаньемъ въ прозрачныхъ водахъ бухты, изъ Штутгарта-Великаго пришла отвѣтная телеграмма. Правительство и городской совѣтъ прислали первыя горячiя привѣтствiя изъ отечества и просили въ то же время сообщить объ участи Фромгерца, имя котораго не упоминалось въ спискѣ вернувшихся.
„Фромгерцъ по собственному желанiю остался на Марсѣ. Экспедицiя добралась туда благополучно. Прожили два года на планетѣ. Надѣемся приблизительно черезъ четыре недѣли быть въ Штутгартѣ. Штиллеръ“.
Черезъ нѣсколько дней ученые на пароходѣ покинули гостепрiимный островъ.
ГЛАВА X
На родинѣ
Профессора наконецъ прибыли на станцiю Газенбергъ, у подножья которой живописно раскинулась столица Швабiи. Хотя уже настала осень все здѣсь сiяло яркимъ уборомъ изъ цвѣтовъ. Представители Двора, Тюбенгенскаго университета, отцы города, одѣтыя въ бѣлое дѣвушки, хоры музыкантовъ и многотысячная толпа ожидали здѣсь отважныхъ путешественниковъ.
Сѣли въ электрическiе автомобили. Въ первомъ ѣхали вмѣстѣ шесть ученыхъ съ гигантскими букетами въ рукахъ. Медленно пробирались автомобили черезъ волнующуюся, кричащую толпу внизъ, въ разукрашенный флагами городъ.
Во главѣ торжественнаго поѣзда, среди оглушительныхъ привѣтственныхъ криковъ запрудившей всѣ улицы толпы, ученые были отвезены въ новый, величественный концертный залъ города. Въ этомъ залѣ должна была произойти официальная встрѣча. Въ огромномъ зданiи ученыхъ ждало избранное общество высшихъ представителей города. При входѣ въ залъ они были встрѣчены ликующими криками собравшихся.
Когда окончились привѣтствiя, начался банкетъ. Весьма разумно было рѣшено заранее, что во время ѣды не будетъ произнесено ни одной рѣчи. Когда обѣдъ окончился, Штиллеръ взошелъ на устроенную въ залѣ эстраду и заговорилъ, обращаясь къ блестящему собранiю.
Мiлостивые государи и милостивыя государыни! Отъ имени своего и своихъ товарищей благодарю васъ, прежде всего, за сердечный прiемъ, оказанный намъ вами. Онъ очень тронулъ насъ. Не сердитесь, однако, если мы попросимъ васъ отказаться отъ всякихъ дальнѣйшихъ чествованiй нашихъ скромныхъ особъ. Все, что мы сдѣлали, все, что мы выполнили, вѣдь оказалось возможнымъ лишь потому, что намъ удивительно благопрiятствовало счастiе. Тамъ же, где человѣкъ достигаетъ своей цѣли только благодаря благопрiятнымъ внѣшнимъ обстоятельствамъ, заслуга его гораздо ничтожней того, чѣмъ она вамъ кажется.
— И именно на Марсѣ, у народа, обладающаго идеальнымъ взглядомъ на жизнь, безграничной любовью къ истинѣ и глубокимъ познанiемъ собственнаго я, мы впервые научились цѣнить себя лишь по заслугамъ, быть искренними и строгими по отношенiю къ самимъ себѣ. Мы отправились отсюда съ извѣстнымъ самомнѣнiемъ, нынѣ же мы вернулись съ спокойной, трезвой оцѣнкой нашей собственной личности. Изъ этого-то и истекаетъ наша просьба.
— А теперь позвольте мнѣ набросать вамъ въ краткихъ чертахъ картину того удивительнаго мiра, въ которомъ намъ было дано прожить цѣлыхъ два года. И Штиллеръ разсказалъ о ихъ полетѣ черезъ мiровой эѳиръ, о томъ, что они видѣли на Марсѣ.
— Одинъ только профессоръ Фридоликъ Фроммгерцъ, — закончилъ Штиллеръ, — не могъ решиться на обратное путешествiе. Онъ остался тамъ въ качествѣ единственнаго живого свидѣтеля нашего пребыванiя на Марсѣ. Наше прибытiе на островъ Матупи вамъ извѣстно. Въ заключенiе всего, мы хотимъ передать нацiональному музею Швабiи тѣ предметы, которые мы получили въ знакъ памяти на Марсѣ въ очаровательной Анголѣ въ часъ разставанiя. Намъ самимъ эти предметы не нужны. Наше пребыванiе на этой планетѣ сохранится у насъ въ памяти, какъ сказка, полная красоты, очарованiя и яркаго свѣта, до конца нашей жизни и, если души умершихъ, какъ думаютъ нѣкоторые, переселяются на отдаленныя звѣзды, я ничего не желалъ бы такъ страстно, какъ имѣть возможность проснуться тамъ, когда здѣсь, внизу меня уже не будетъ существовать!
Штиллеръ спустился съ эстрады. Молча выслушало многочисленное собранiе его слова. Ни одно лицо среди присутствующихъ носило слѣды глубокой грусти, когда профессоръ окончилъ свою рѣчь. Этого никто не предполагалъ! Куда исчезло внезапно все радостное, праздничное настроенiе? Дирижеръ оркестра выступилъ, какъ ангелъ избавитель среди удрученнаго молчанiя. Онъ поднялъ свою палочку, и легкiя звуки ласкающей ухо музыки снова вернули собранiю прежнюю веселость. И тутъ подчасъ, на Землѣ, недурно живется! Къ чему же, въ такомъ случаѣ, стремиться на Марсъ? Путешествiе, подобное путешествiю семи ученыхъ, не должно имѣть подражателей. Прежде столь жизнерадостные люди вернулись откровенными человѣконенавистниками. Ужъ лучше было бы имъ оставаться все время на родинѣ. Таково было мнѣнiе многихъ изъ возвращавшихся въ позднiй часъ ночи домой послѣ пышнаго пира.