Жаркое январское солнце стояло в небе, когда я въехал на Красной Молнии на вершину холма и посмотрел вниз на богатую долину, которая расстилалась передо мной. Где-то там, в дне пути, должно быть море, море, которого никто из нас никогда не видел. Оно стало для нас такой же легендой, какой были те прежние люди, которые владели нашей землей до того, как ее завоевали Лунные Люди, свергнувшие планету в отчаяние и безысходность. За время их господства произошло много кровавых восстаний, и вот теперь я стоял здесь и смотрел на последнюю крепость наших врагов.
В эту богатую землю, которой владели наши враги, вела тропа, построенная еще нашими предками. Когда-то она была широкая и красивая, но столетия запустения отразились на ней. Дожди подмыли каменные плиты и они вывалились, оставив глубокие расщелины. Калькары во многих местах перекопали эту дорогу, чтобы не допустить нашего вторжения в эту страну, единственную страну, которая осталась у них. По всей границе они построили форты, где сидели солдаты, охраняющие границу.
С тех пор, как погиб мой великий предок Юлиан Девятый в 2122 году, подняв первое восстание против завоевателей, мы медленно, но верно теснили врагов. Так прошло более трехсот лет. И последнюю сотню лет они держали нас здесь, в дне езды от океана. Сколько миль нас отделяет от него, мы не знали, но в 2048 году мой дед Юлиан Восемнадцатый один доехал до самого океана.
Он почти вернулся, но в самый последний момент его обнаружили Калькары и преследовали его даже на нашей территории. Произошла битва.
Все Калькары были перебиты, но Юлиан Восемнадцатый умер от раны, хотя и успел сказать нам, какая богатая земля лежит между нами и морем. День езды. Это всего какая-нибудь сотня миль.
Мы жители пустыни. У нас обширные пастбища, на которых трудно найти еду для скота. И вот мы почти у цели, которую поставили для нас предки: достичь берега моря и скинуть туда наших поработителей.
В лесах Аризоны богатые пастбища и мы могли бы жить там безбедно, но Аризона слишком далеко от земли, где укрылись Калькары, последние потомки Ортиса. И мы предпочитали жить в пустыне, вблизи от наших врагов, чем наслаждаться спокойной и сытой жизнью, но забыть о старой вражде между домами Юлиана и Ортиса.
Легкий ветерок шевельнул гриву моего коня. Он пошевелил и гриву моих черных волос, стянутых кожаным шнуром, чтобы они не падали на глаза.
Ветер пошевелил и свисающие концы покрывала Великого Вождя, лежащего на моем седле.
До двенадцатого дня восьмого месяца этого года оно укрывало от палящих лучей солнца плечи моего отца, Великого Вождя Юлиана Девятнадцатого. Мне в этот день исполнилось двадцать лет и после смерти моего отца я стал Вождем Вождей.
Сегодня я смотрел на землю своих врагов и меня окружали пятьдесят свирепых вождей сотни кланов, которые поклялись в дружбе дому Юлиана.
Все они были бронзовые и по большей части безбородые люди.
Знаки их кланов были нарисованы разными цветами на лбу, щеках, груди. Они пользовались желтым цветом, голубым, алым, белым. Из-за головных шнуров поднимались перья совы, ястреба, орла. У меня Юлиана Двадцатого, было всего одно перо. Перо краснохвостого ястреба, покровителя нашего клана.
Все мы были одеты одинаково. Я опишу вам одежду Волка и вы сможете составить четкое представление обо всех нас. Это был жилистый крепко сбитый человек лет пятидесяти. Пронзительно серо-голубые глаза сверкали из под прямых бровей. Голова у него была красивой, что говорило о высоком интеллекте. Весь вид его был способен внушать ужас врагам. И внушал. Много скальпов Калькаров украшало его праздничный плащ. Его брюки, широкие в бедрах и обтягивающие ногу ниже колен, были сделаны из шкуры оленя. Мягкие сапоги тоже сделаны из оленьей шкуры. На теле у него была куртка без рукавов, сшитая из шкуры козы шерстью наружу.
Иногда эти куртки украшались орнаментом из цветных камней или металлических побрякушек. С головного шнура Волка, прямо к правому уху свисал волчий хвост — знак его клана.
Овальный щит с нарисованной на нем головой волка закрывал его спину от шеи до ягодиц. Это был крепкий и легкий щит — дубовая рама, обшитая бычьей кожей. Кожа крепилась и раме с помощью волчьих хвостов.
Знаки клана и знаки вождя были священны. Их использование теми, кто не имел на это права, могло означать смерть для нарушителя. Я сказал «могло», так как у нас не было твердых законов. У нас их было несколько, так что всегда существовала возможность выбора.
Калькары опутали нас сетью законов и мы теперь ненавидели само слово закон. Когда мы судили человека, то главное внимание обращали на то, что человек совершил, и на то, что он хотел сделать, каковы были его мотивы.
Волк был вооружен как и все мы. Легкая пика длиной восемь футов, нож, прямой обоюдоострый меч. За плечами висел короткий лук, а к седлу приторочен колчан со стрелами.
Меч, нож и наконечник пики были сделаны племенем Кольрадо, жившим далеко отсюда. Эти люди славились своим искусством обрабатывать металл.
Люди из племени Утав тоже приносили нам железо, но оно было хуже по качеству и мы делали из него подковы для лошадей, чтобы защитить их копыта от песка и острых камней.
Кольради жили очень далеко от нас и поэтому приходили к нам всего два раза в год. Они беспрепятственно проходили по землям многих племен, так как они делали то, в чем нуждались многие племена, и особенно мы, ведущие нескончаемую войну с Калькарами. Это была единственная нить, связывающая воедино все кланы, разбросанные по земле от севера до юга.
Это была наша единственная цель — сбросить последних Калькаров в море.
Кольрады приносили нам последние новости о жизни в стране. Они рассказывали, что где-то далеко на востоке, так далеко, что не хватит человеческой жизни, чтобы добраться туда, находится другое огромное море, как и здесь, на западе. И Калькары тоже устроили там свою последнюю крепость. Весь остальной мир уже полностью завоеван нами — американцами.
Мы всегда были рады видеть Кольрадов, так как узнавали от них все последние новости. Мы принимали и Утавов, хотя и не так сердечно. Всех же остальных, не принадлежащих нашим кланам, мы убивали, боясь шпионов, подосланных Калькарами.
От отца к сыну передавалось, что так было не всегда, что было время, когда люди могли без боязни ездить по земле и все говорили на одном языке. Сейчас все изменилось. Калькары посеяли подозрения и ненависть среди нас и теперь мы доверяли только членам своего клана или племени.
Кольрады приходили к нам все время, и мы постепенно научились понимать друг друга. Несколько слов из наших языков и жесты помогали нашему общению. Кольрады говорили, что когда мы уничтожим всех Калькаров, люди будут жить в мире и дружбе между собой. Но я очень сомневался в этом. Как может человек прожить жизнь, не выпачкав пику или меч в крови чужака? Волк не сможет, могу в этом поклясться. И тем более Красный Ястреб.
Клянусь Знаменем! Я с гораздо большим удовольствием встречу на своем пути чужака, чем друга! Ведь при встрече с другом я не испытаю того чудесного ощущения, когда моя пика вонзится в тело врага, не услышу свист ветра в ушах, когда я мчусь на Красной Молнии, дрожа от нетерпения жаркой схватки.
Я Красный Ястреб. Мне всего двадцать лет, но воинственные вожди сотни воинственных кланов подчиняются моей воле. Я Юлиан — Юлиан Двадцатый — и с этого года 2430 я могу проследить линию своих предков в течение 534 лет, вплоть до Юлиана Первого, родившегося в 1896 году. От отцов к сыновьям передавалась история нашего рода, история каждого Юлиана. И ни один из них не запятнал свой род, как не запятнаю его и я, Юлиан Двадцатый.
С пяти до десяти лет я учился, учился ненависти к Калькарам, ненависти к клану Ортиса. Это и верховая езда были моей школой. Затем пришло время обучения военному делу и в шестнадцать лет я уже стал воином.
Я сидел на коне и смотрел вниз, в долину, занятую ненавистными Калькарами. Я думал о Юлиане Пятнадцатом, который гнал Калькаров через пустыню, через эти горы в долину, которая лежала сейчас передо мной. Это было за сто лет до моего рождения. Я повернулся к Волку и показал на зеленые розы, плодородные луга, отдаленные холмы, за которыми лежал океан.
— Сто лет они держат нас здесь, — сказал я. — Это слишком много.
— Долго, — согласился Волк.
— Когда пройдет сезон дождей, Красный Ястреб поведет свой народ в богатые долины.
Камень поднял свое копье и яростно потрясая им, посмотрел на долины.
— Когда пройдет сезон дождей! — закричал он. Свирепые глаза его загорелись огнем фанатизма.
— Зелень долины мы окрасим их кровью, — выкрикнул Змей.
— Должны говорить наши мечи, а не рты, — сказал я и повернул коня на восток.
Койот расхохотался и остальные присоединились к его смеху. Так мы и спускались с холма в пустыню.
К полудню следующего дня мы увидели наши шатры, разбитые у излучины желтой реки. Не доезжая пяти миль досюда мы видели на вершинах холмов дым костров. Они сообщали нашим людям, что с запада приближается отряд всадников. Значит наши часовые были на посту и значит все в порядке.
По моему сигналу, мы выстроились так, чтобы образовать крест, и тут же поднялся второй дым, сообщающий в лагерь о том, что мы друзья, и показывающий нам, что наш сигнал понят правильно.
И теперь мы пустили лошадей вскачь, совсем немного потребовалось времени, чтобы мы въехали в лагерь.
Собаки, дети, рабы разбежались, чтобы не попасть нам под копыта.
Собаки лаяли, дети и рабы кричали и смеялись. Когда мы соскочили с лошадей перед своими шатрами, рабы подхватили поводья, собаки стали прыгать, стараясь лизнуть в лицо, а дети хватали ручонками, требуя рассказов о битвах, сражениях, стычках, прося показать скальпы врагов.
Затем мы приветствовали своих женщин.
У меня не было жены, но была мать и две сестры. Они ожидали меня во внутреннем шатре, сидя на низкой скамеечке, покрытой ярким одеялом.
Такие одеяла ткали из овечьей шерсти наши рабы. Я встал на колени, поцеловал руку матери, затем поцеловал ее в губы, также я приветствовал своих сестер.
Таков был наш обычай. Мы любили и уважали наших женщин. Если бы это было не так, мы в чем-то уподобились бы Калькарам, которые женщин не считали за людей. А всем известно, что Калькары свиньи.
Конечно мы не позволяли женщинам выступать на Совете, но их влияние на членов Совета, когда те были в своих шатрах, было довольно сильным.
Женщины выступали на Совете через своих мужей, сыновей, братьев. И мнение женщин выслушивалось и обсуждалось со всей серьезностью.
Они были чудесны наши женщины. Это для них мы гнали врага с нашей земли уже три сотни лет. Это для них мы собираемся сбросить их в море.
Для них и ради нашего Знамени.
Пока рабы готовили пищу, я поболтал с матерью и сестрами. Мои братья, Гриф и Дождливое Облако, были тут же. Грифу было восемнадцать лет, прекрасный воин, настоящий Юлиан.
Дождливому Облаку было всего шестнадцать. Это был самый красивый парень, которого я когда-либо видел. Он только что стал воином, но он был мягким и нежным, и взять жизнь человека для него казалось чудовищным. Но он был настоящий Юлиан и в этом не было никаких сомнений.
Все любили и уважали его, хотя он был не очень искусен в обращении с оружием, но зато все знали, что он смел и будет сражаться нисколько не хуже других, хотя ему это совсем не по душе. Лично я считал, что Дождливое Облако отважнее меня. Он ведь мог делать то, что ему не нравится, я же мог делать только то, что мне нравится.
Гриф любил кровь также , как и я. Поэтому мы всегда оставляли Дождливое Облако дома, чтобы он охранял женщин и детей. Это не было чем-то постыдным. Напротив, это было почетная обязанность члена клана.
Сами же мы уходили на поиски врагов. Сколько раз я пробирался по тропе вдоль границы, желая увидеть врага, в которого я бы мог вонзить копье!
Сколько раз, завидя незнакомца, выезжал ему навстречу, выкрикивая свое имя и мы неслись на лошадях навстречу друг другу. А потом с места боя уезжал один, везя с собой свежий скальп — свидетельство победы, тело же второго оставалось на поле боя и служило пищей грифам и койотам.
В шатре кроме матери были еще две мои сестры, Налла и Нита, а также три девушки рабыни, готовые выполнить любой приказ сестер. Наши женщины не работали. Они ездили верхом, плавали, сохраняли силу в своих телах.
Каждая могла бы победить могучего воина. Но работа была не для них и не для нас.
Мы охотились, сражались, пасли свои стада, но всю остальную работу делали рабы. Они были всегда здесь — крепкие темнокожие люди, искусные ткачи, гончары, огородники... Мы хорошо относились к ним и они были счастливы с нами.
Калькары, которые были здесь перед нами, плохо относились к ним, и они ненавидели их. Мы прогнали Калькаров. Эти простые люди остались здесь и стали служить новым хозяевам, но в их памяти осталась ненависть к Калькарам.
У них были старинные легенды о далеком прошлом, когда по пустыне ездили железные кони, возившие железные шатры, где жили люди. И они показывали на пещеры в горах, через которые эти кони проезжали в зеленые долины. Они рассказывали о людях, которые летали по небу. Но мы знали, что все это сказки, какие женщины рассказывают детям. Но нам нравилось слушать эти сказки.
Я рассказал матери о своих планах напасть на Калькаров после сезона дождей.
Она помолчала, прежде чем ответить.
— Конечно, — наконец сказала она. — Ты не был бы Юлианом, если бы не сделал такой попытки. До тебя наши воины раз двадцать пытались ворваться в долины, но каждый раз терпели неудачу. Я бы хотела, чтобы ты женился и получил сына, Юлиана Двадцать Первого, прежде чем пошел бы в этот поход, из которого ты можешь не вернуться. Год или два ничего не изменят.
Подумай хорошо, сын мой. Но ты Великий Вождь, и если ты решишь идти, мы будем ждать твоего возвращения и молиться за тебя и твоих воинов.
— Ты не поняла меня, мать, — ответил я. — Я сказал, что после дождей мы пойдем в долины. Но я не сказал, что мы собираемся возвращаться. Я не сказал, что вы останетесь здесь и будете дожидаться нас. Вы пойдете вместе с нами.
Племя Юлиана после дождей пойдет в долину Калькаров вместе с женщинами, детьми, стадами, шатрами и со всем имуществом, которое можно переносить. Племя больше никогда не вернется в пустыню.
Она сидела в задумчивости и молчала.
Пришел раб, чтобы позвать мужчин ужин. Женщины и дети ели в своих шатрах, а мужчины собирались за общим круглым столом, который назывался Кольцо Совета.
Этим вечером здесь собралась сотня воинов. Факелы в руках рабов и огонь из очага, разложенного внутри Кольца Совета, освещали стол. Все ждали стоя, пока я не сяду. Это был сигнал начинать еду.
Рабы стали приносить мясо и овощи, рыбу и фрукты, кукурузы и бобы.
За столом много говорили и смеялись, громко, заразительно. Вечерний ужин в лагере всегда был праздником для всех. Мы все мало времени проводили дома. Мы ездили, охотились, сражались. Часто мы голодали в пути, умирали от жажды. В нашей земле было мало воды, да и та теплая и нечистая.
Мы сидели на скамье вокруг стола. Рабы с подносами находились внутри круга и подносили пищу каждому воину. Когда раб останавливался против воина, тот вставал, перегибался через стол, брал руками кусок и отрезал его острым ножом. Рабы двигались вдоль стола медленной процессией и над столом постоянно сверкали ножи, мелькали раскрашенные лбы и щеки, колыхались перья. Было и шумно.
Позади скамьи бегали собаки, ожидая кусков со стола. Это были сильные злые животные. Они охраняли наши стада от койотов и волков, бродячих собак и горных львов. Они хорошо справлялись со своим делом.
Когда воины закончили еду, я сделал знак, и раздались звуки барабана. Воцарилась тишина. Я стал говорить.
— Больше ста лет живем мы под жарким солнцем пустыни, а наши враги живут в богатых плодородных долинах. Их тела ласкает прохладный морской ветерок. Они живут в богатстве, их женщины едят фрукты прямо с деревьев, а наши довольствуются сушеными и сморщенными.
Их стада имеют богатые пастбища и чистую воду прямо у шатров своих хозвяев, а нашему скоту приходится бродить по каменистой пустыне без воды, под жарким солнцем, чтобы найти немного травы. Но это меньше всего волнует душу Красного Ястреба. Вино становится горьким у меня во рту, когда я смотрю на долины и вспоминаю, что это единственное место на земле, где еще не развивается наше Знамя!
Грозный гул голосов прервал меня.
— С самого детства у меня была мечта отобрать эти земли у Калькаров.
Я только ждал дня, когда плащ Великого Вождя ляжет на мои плечи. И этот день настал. Теперь я подожду только окончания сезона дождей. За сто лет двадцать раз воины Юлиана пытались захватить долины. Но они оставляли в пустыне своих женщин, детей и имущество. Всем было ясно, что они должны вернуться.
Так больше не будет. В апреле племя Юлиана навсегда покинет пустыню.
Мы со всеми стадами, женщинами, детьми, шатрами спустимся с гор и будем жить в апельсиновых рощах. На этот раз мы возвращаться не будем. Я, Красный Ястреб, сказал.
Волк вскочил, выхватил нож. Лезвие сверкнуло в лучах факелов.
— Знамя! — крикнул он.
Сотня воинов вскочила, сверкнули мечи над головами.
— Знамя! Знамя!
Я вскочил на стол, поднял кубок с вином.
— Знамя! — крикнул я и все выпили вино.
Вошла моя мать. Она несла, Знамя прикрепленное к длинному посоху.
Она остановилась возле стола. Остальные женщины толпились сзади нее.
Мать развязала веревочки и Знамя распустилось, заколыхалось на ветру. Мы все склонили головы перед этой выцветшей тканью, которая передавалась от отца сыну через все пятьсот лет, с того самого дня, как Юлиан Первый пришел домой с победой со старой давно забытой войны.
Это Знамя называлось Знаменем Аргона, хотя значение этого слова было давно потеряно в пучине времени. На Знамени были чередующиеся белые и красные полосы, а в углу голубой квадрат с множеством белых звездочек.
Белый цвет от времени стал желтым, голубые и красные цвета выцвели.
Знамя было во многих местах порвано, запачкано кровью тех Юлианов, что погибли, защищая его. При виде Знамени благоговейный трепет наполнил наши души. Знамя имело власть над жизнью и смертью, оно приносило дожди, ветры, гром. Вот почему мы склоняли головы перед ним.
Глава вторая
Исход
Пришел апрель и все кланы собрались по моему зову. Сезон дождей кончился и можно было начинать путь. Оказаться в долинах в сезон дождей было смертельно опасно. Жидкая топкая грязь лишала нас свободы передвижения и Калькары могли легко уничтожить нас всех.
Калькаров было гораздо больше, чем нас и наша единственная надежна — это мобильность. Мы понимали, что лишаемся этого преимущества, взяв с собой женщин, детей и стада, но мы верили в то, что победим.
Единственной альтернативой победе была смерть, смерть всем нам. И что еще хуже — женщинам и детям.
Кланы собирались два дня и сейчас все были здесь: пять тысяч человек и тысяча тысяч овец, лошадей, коров. Все же мы были богатый народ.
Предыдущие два месяца по моему приказу люди зарезали всех свиней и закоптили мясо. Все же со свиньями идти в поход бессмысленно, они не выдержат тягот пути.
Нам придется долго идти по пустыне. В это время года там есть вода и трава, но все равно путь будет трудным. Мы потеряем очень много скота.
Одну овцу из десяти. А Волк утверждает, что пять из десяти.
Мы должны выехать завтра за час до восхода солнца и пройдем около десяти миль до колодца, расположенного возле старой дороги. Странно видеть в дикой пустыне следы большой работы людей. Хотя прошло больше пятисот лет все еще хорошо видны дороги, остатки строений. И это несмотря на движущиеся пески, ветры, дожди...
А для чего они тратили столько сил, столько времени на все это? Они исчезли и их труд вместе с ними.
Мы выехали и Дождливое Облако очень часто оказывался рядом со мной.
Как всегда он смотрел на звезды.
— Скоро ты все узнаешь о них, — улыбнулся я. — Почему ты все время на них смотришь?
— Я изучаю их, — ответил он серьезно.
— Только Знамя, которое зажгло их на небе, чтобы освещать нам путь, знает все о звездах.
Он покачал головой.
— Нет. Я думаю, что они были на небе задолго до того, как появилось Знамя.
— Тихо! — предостерег я его. — Не говори плохо о Знамени.
— Я не говорю плохо. Я поклоняюсь ему, я отдам за него жизнь, как и ты, но я думаю, что звезды старше Знамени. И земля старше его.
— Знамя сделало землю, — напомнил я ему.
— Как же оно существовало, когда не было земли?
Я почесал голову.
— Об этом не спрашивают. Достаточно того, что наши отцы сказали нам об этом. Почему ты спрашиваешь?
— Я хочу знать правду.
— Зачем она тебе?
Настала очередь чесаться Дождливого Облака.
— Ничего не знать плохо, — сказал он наконец. — Я вижу горы и хочу знать, что за ними. Мы идем к морю. Я надеюсь, что мы дойдем до него.
Там я сделаю лодку и поплыву через море, чтобы посмотреть, что находится за ним.
— Ты просто доплывешь до края земли и свалишься с нее вместе со своей лодкой.
— Этого я не знаю. Ты думаешь, что земля плоская.
— А кто думает иначе? Разве мы этого не видим? Посмотри — она большая плоская круглая тарелка.
— В центре суша, а вокруг вода?
— Конечно.
— А почему вода не стекает с края? — иронически спросил он.
Я никогда не задумывался над этим и поэтому дал ему единственный возможный ответ.
— Знамя держит.
— Не будь дураком, брат. Ты великий воин и великий вождь. Ты должен быть мудрым. А мудрый человек должен знать, что ничто, даже Знамя не может удержать воду, стекающую вниз с холма.
— Может там есть земля, которая держит воду, чтобы та не стекала с края мира.
— А что за той землей?
— Ничего, уверенно сказал я.
— А на чем держится земля?
— Она плавает в большом океане, — снисходительно объяснил я.
— А на чем держится тот большой океан?
— Не будь дураком. Я думаю, что под тем океаном второй океан.
— А на чем держится он?
Я решил, что он никогда не остановится. Лично мне не доставляет удовольствия думать над такими вещами, совершенно бесполезными вещами.
Это просто трата времени. Но сейчас, когда он заставил меня задуматься, я понял, что должен продолжать разговор. Я глубоко задумался и понял, как глупы все наши представления о земле.
— Мы знаем только то, что видим сами, или то, что видели другие и рассказали нам, — заговорил я наконец. — Что держит землю, мы не знаем, этого никто не видел. Но несомненно, что она плавает в воздухе, как плавают облака. Ты удовлетворен?
— Теперь я скажу тебе, что думаю я, — сказал он. — Я наблюдал за солнцем, за луной, за звездами с тех пор, как приобрел способность думать о чем-нибудь, кроме материнской груди. Я увидел то, что может увидеть каждый, имеющий глаза. И солнце и луна и звезды — они круглые как апельсины. Они все время двигаются по одним и тем же путям. Почему земля должна отличаться от них? Конечно, она тоже кругла и движется по своему пути. А почему она не падает я не могу понять.
Я рассмеялся и подозвал Наллу, мою сестру, которая ехала поблизости.
— Дождливое Облако думает, что земля круглая как апельсин.
— Если бы это было так, мы свалились бы с нее, — сказала она.
— Да. И вся вода стекла бы, — добавил я.
— Я чего-то не могу понять, — признал он, — и все же мне кажется, что я прав. Мы очень многого не знаем. Налла говорит, что если бы земля была круглая, с нее стекла бы вся вода. А вы уверены, что вода всегда стекает с холмов вниз? Как же она попадает снова наверх?
— Снег и дождь, — быстро ответил я.
— Откуда они берутся?
— Я не знаю.
— Мы многого не знаем, — вздохнул Дождливое Облако. — Нам некогда размышлять. Мы все время воюем. Я буду рад, что некоторые из нас смогут сидеть спокойно и думать, когда мы сбросим Калькаров в море.
— Мы знаем, что древние знали очень много, но помогло ли им это? Я думаю, что мы счастливее их. Они должно быть очень много работали, чтобы создать то, что они создали и узнать то, что узнали. Но они не могли есть больше, чем мы, спать больше, чем мы, пить больше, чем мы. И теперь они навсегда ушли с земли. И все сделанное ими тоже ушло. И знания их забыты навсегда.
— Когда-нибудь уйдем и мы, — сказал Дождливое Облако.
— И мы оставим столько, сколько и они для будущих поколений, — заметил я.
— Может ты и прав, Красный Ястреб, — сказал Дождливое Облако. — И все я не могу не думать над непонятными вещами и явлениями.
Второй переход мы тоже сделали ночью, и он был намного длиннее, чем первый. Яркая луна освещала пустыню. Третий переход был в двадцать пять миль, а четвертый, самый короткий, всего в десять миль. После этого мы оставили дорогу древних и пошли прямо на юго-запад вдоль серии колодцев.
Эти переходы были совсем короткими. Вскоре мы пришли к озеру, которое наши рабы называли Медвежьим.
Путь был хорошо нам известен и мы знали наперед, что ждет нас. Мы знали, что сейчас нас ждет очень сложный и трудный участок пути, так как нам придется идти по каменистой пустыне и пересечь горный хребет. От одного источника воды до другого здесь было миль сорок пять.
Даже для одинокого всадника путь был сложным, а для громадного каравана со стадами овец и коров, он был вообще непроходимым. Каждое животное тащило на себе запасы еды для себя, так как мы не могли полагаться на то, что в пустыне найдется трава, которой хватит на такой большой караван. Но воду для всех мы, естественно тащить не могли. Мы брали с собой воду только для женщин и маленьких детей.
Перед этим переходом мы отдыхали весь день и вышли в три часа до захода солнца из пятидесяти лагерей в пятьдесят параллельных колонн.
Все, и мужчины и женщины и дети, были на лошадях. Маленькие дети сидели вместе с матерями. Стада медленно двигались позади основного каравана, а за ними ехал небольшой отряд воинов.
Сто человек ехали во главе колонны. Их обязанностью было найти место для стоянки до прихода основного каравана и наполнить сосуды с водой.
Мы взяли с собой только нескольких рабов, которые изъявили желание не расставаться со своими хозяевами. Большая часть рабов предпочла остаться и мы с радостью позволили им это, так как лишний рот в таком путешествии будет обузой, а в стране Калькаров мы быстро найдем им замену.
Через пять часов наша колонна растянулась на десять миль, но мы не боялись нападения людей: пустыня была нашей лучшей защитой от них.
Только мы, жители пустыни, знали все пути в ней, знали, где можно найти воду, могли существовать в этой безжалостной жесткой местности.
Но у нас были в пустыне враги и сейчас они буквально окружили наши стада кордоном из сверкающих глаз и клыков. Это были волки, койоты, шакалы. Иногда им удавалось схватить отбившуюся от стада овцу и корову.
И тогда несчастное животное было буквально разорвано на куски. Женщину или ребенка тоже могла постигнуть такая судьба. и даже одинокий воин подвергался большой опасности. Если бы эти звери сознавали свою силу, думал я, они могли бы объединится, и тогда мы не смогли бы противостоять им. Их было много, слишком много. Стаи в тысячи хищников постоянно сопровождали нас. Но страх перед людьми был в их крови. Сотни лет мы уничтожали их без жалости, и теперь только большой голод или безвыходное положение могли заставить их напасть на вооруженного человека. Все время пути они заставляли нас держаться настороже. Наши собаки тоже были заняты тем, что отгоняли их. Койоты и волки были легкими жертвами для наших собак, но бродячие собаки были такие же сильные как и наши собаки, и больше всего мы боялись их. Все наши собаки на время пути были собраны в стаю в две тысячи штук. В лагере они постоянно дрались между собой, но в пути — никогда. Они не тратили силы без цели. У собак каждого клана был свой вожак, старая сильная опытная собака. В стае нашего клана вожаком был пес Лони, принадлежащий Грифу. В его стае было пятьдесят собак. Лони с двадцатью пятью собаками прикрывал тыл, а остальные двадцать пять собак он заставил охранять фланги.
Пронзительный вой одной из собак был сигналом о нападении и тогда Лони со своим отрядом бросался на выручку. Иногда нападение волков, койотов и бродящих собак совершалось одновременно с трех сторон. И тогда только хладнокровие, опыт и отвага Лони спасали наш скот.
Лони испускал какие-то невообразимые звуки и стая моментально разделялась на несколько отрядов, которые неслись к местам нападений.
Как это он делал, я не понимаю, но он руководил собаками, как опытный полководец. Если в каком-нибудь месте число нападающих было слишком велико, и требовалась помощь воинов, Лони испускал протяжный вой, который никогда не оставался без ответа. Люди спешили на помощь своим друзьям и верным помощникам. Люди и собаки жили в гармоничном согласии друг с другом.
Но хватит об этом трудном изнуряющем пути. Наконец он закончился.
Годы моих раздумий, месяцы тщательной подготовки, дисциплина и опыт людей дали свои плоды — мы совершили этот сложнейший переход, не потеряв ни одного человека и лишившись всего лишь незначительного числа овец и коров.
Дальнейший путь был проще и на двадцатый день мы прибыли к Медвежьему озеру. Здесь было много воды и много еды. Огромные стада диких овец бродили здесь, напоминая нам о тех легендах наших рабов, в которых говорилось о безмятежной сытой жизни прежних людей.
Но я не хотел оставаться здесь больше, чем было необходимо для восстановления сил людей и животных. Ведь здесь нас могли увидеть рабы Калькаров, которые охотились в этих местах. Ведь достаточно было одному охотнику увидеть нас и тогда все расчеты на неожиданность провалились бы.
После дня отдыха я послал Волка с тысячью воинов по главной дороге древних, приказав им сделать вид, что они хотят вторгнуться в страну Калькаров по этому пути. В течение трех дней они должны были изображать наступление и я полагал, что все воины Калькаров уйдут из долины, лежащей к юго-западу от озера Медвежьего, чтобы встретить наши войска. Я послал разведчиков и наблюдателей, чтобы знать все, что происходит в районе того ущелья, через которое я намеревался проникнуть главными силами на землю Калькаров.
Весь третий день мы готовились. Подготовили оружие, седла, наточили мечи, ножи и пики. Женщины приготовили боевую краску и уложили вещи для путешествия. Стада были собраны в тесные группы.
Ко мне то и дело поступали донесения от разведчиков и наблюдателей.
Нас пока никто не видел, по всем дорогам движутся воины-Калькары к ущелью древних, через которое должен был напасть Волк со своим отрядом.
Эта ночь застала наш авангард в четыре тысячи воинов на земле Калькаров. Оставив молодых воинов охранять женщин, детей и скот, я во главе двадцатитысячного отряда устремился на северо-запад, к главному ущелью.
Наши боевые кони были совершенно свежими и полными сил, так как все путешествие мы ехали на других животных. Они сейчас должны были решить судьбу воинов Юлиана. Три часа скачки — и мы должны будем оказаться во фланге вражеского войска.
Камня, храброго воина я оставил с женщинами и детьми. Змей с пятью тысячами воинов пошел по более западному пути. Он должен будет напасть на арьергард противника с одного направления, а я, с основными силами, с другого. В то же время я отрежу главные силы противника с основной территории, лишу их снабжения, подкрепления.
Волк в горах, я и Змей с тылу, позиция Калькаров казалась мне безнадежной.
В полночь я остановился, чтобы дождаться донесений отрядов. И вскоре они начали поступать. Разведчики увидели костры Калькаров примерно в миле отсюда. Я дал приказ выступать.
Медленно мы двинулись вперед. Тропа нырнула в долину, затем, извиваясь поползла к вершине низкого холма. И через несколько минут я уже стоял на его вершине.
Передо мною расстилалась в лунном свете широкая равнина. Я смог разглядеть темные громады апельсиновых рощ. Но их можно было не видеть.
О том, что они там есть, говорил тяжелый аромат, густо висящий в ночном воздухе. А дальше на северо-западе, я увидел громадное количество костров. Армия противника.
Я наполнил легкие холодным свежим воздухом. Нервы мои напряглись.
Волна возбуждения прошла по всему телу. Красная Молния трепетал подо мною. Почти через четыреста лет Юлиан стоял на пороге последней битвы, окончательной мести!
Глава третья
Армагеддон
Тихо, бесшумно мы спустились вниз и начали пробираться среди апельсиновых рощ к спящему врагу. Где-то к западу от нас под серебряной луной готовил свое нападение коварный Змей. Вот-вот тишину мочи разорвут наши боевые барабаны и хриплые воинственные крики отважных воинов. По этому сигналу с горных вершин бросится на врага Волк и Красный Ястреб вылетит из оранжевых рощ, чтобы вонзить свои когти в тела ненавистных Калькаров и тут же вонзит свои ядовитые клыки Змея.
Молча мы ждали сигнала от Змея. Тысячи лучников приготовили свои луки и стрелы, рукояти мечей были уже под рукой, тверже сжимались древки пик. Ночь уже кончалась.
Успех нападения во многом зависел от неожиданности. Я знал, что Змей не подведет меня. Но его видимо что-то задержало. Я дал сигнал идти вперед. Как тени мы вытянулись в линию. Впереди лучники, а за ними остальные воины с мечами и пиками.
Медленно мы приближались к спящему врагу. Как похоже это было на ленивых глупых Калькаров! Они даже не выставили часовых с тыла! Впереди перед Волком, их было наверное очень много. Там, где они видели врага, Калькары готовились к его встрече, но у них не хватало воображения, чтобы представить нападение с другой стороны.
Только пустыня и громадное количество их спасли Калькаров от полного уничтожения в последние сотни лет.
Вот уже мы увидели затухающие костры лагеря и в этот момент по долине прокатился отдаленный гул боевых барабанов. Затем тишина, которая вновь взорвалась криками моих воинов и я дал приказ своим барабанщикам.
Грозный гул барабанов поглотил ночную тишину, так безраздельно царствовавшую всего насколько мгновений назад.
Это был сигнал нападения. Двадцать тысяч глоток испустили боевой клич, двадцать тысяч рук отпустили поводья, восемьдесят тысяч железных подков заставили содрогнуться землю, когда мы обрушились на изумленного врага. А с гор донеслись боевые барабаны Волка и его дикие раскрашенные воины, как лавина обрушились вниз.
Уже наступал рассвет. Наши лучники, как дьяволы носились по лагерю Калькаров, выпуская стрелы в орущую, ругающуюся, ошарашенную толпу. Тех, кого миновала стрела, затаптывали железные копыта наших коней.
А за лучниками хлынули остальные воины. В ход пошли мечи и пики. Они приканчивали тех, кто еще выжил. Это пошел в атаку Змей. Отчаянные вопли, доносящиеся спереди, говорили о том, что и Волк уже сошелся с врагами.
Я увидел палатки предводителей Калькаров и туда я направил Красную Молнию. Там находятся представители дома Ортиса и там будет центр битвы.
Калькары уже немного пришли в себя и стали оказывать нам сопротивление. Это были огромные люди и свирепые воины, но я видел, что неожиданное нападение вывело их из себя. Они были в панике, пока их вожди не взяли управление сопротивлением в свои руки.
Теперь мы медленно продвигались вперед. Они бешено сопротивлялись, но не могли остановить нас. Их было так много, что даже невооруженные они могли задержать нас.
В глубине лагеря Калькары уже седлали своих коней. Те же, на кого обрушился наш первый удар, не могли этого сделать. Мы обрезали ремни, которыми были спутаны их лошади и погнали испуганных животных на врага.
Лошади без всадников еще больше усиливали сумятицу боя.
Шум был ужасающий. Крики раненых, стоны умирающих смешивались с ржаньем лошадей и боевыми кличами обезумевших людей. И над всем этим гулом плыл гром боевых барабанов.
Над полем битвы плыло Знамя. Не знамя Аргона, а его двойник. Вокруг Знамени сконцентрировались барабанщики и охрана.
Знамя и барабаны продвигались вперед по мере того, как продвигались мы. Поблизости от меня развевалось знамя клана с красным ястребом на нем. И вокруг него тоже были родовые барабаны. На поле битвы развевалась сотня родовых знамен и были тысячи барабанов, вселяющих ужас в сердце врагов.
Их всадники наконец приготовились к бою и наши воины расступились перед ними. Вождь Калькаров на громадной лошади выехал навстречу мне.
Мой меч уже был красным от крови. Пику я давно выбросил, так как мы дрались на таком близком расстоянии, что она была бесполезна. Но Калькар был с пикой. Между нами было небольшое пространство, и он ударил шпорами коня и ринулся на меня.
Это был огромный человек, как и большинство Калькаров. Он был семи футов ростом. Выглядел он устрашающе со своими черными волосами и маленькими, налитыми кровью глазами.
Он был в металлическом шлеме, защищающем его голову от ударов меча.
Железный щит прикрывал его грудь от стрел, пик и уколов меча. Мы, Юлианцы, не любили носить на себе лишнее железо и больше полагались в битве на свое искусство и ловкость.
В левой руке я держал легкий щит, а в правой — обоюдоострый меч.
Красная Молния легко подчинялась простому нажатию колена, смещению туловища или слову. Мне даже не нужны были поводья.
Вождь Калькаров несся на меня с ужасным воплем и Красная Молния прыгнул, чтобы встретить его. Пика Калькара была направлена мне прямо в грудь и мне было нечем отразить удар, кроме меча. Но у Калькаров были очень тяжелые пики и отбить ее было чрезвычайно трудно. Я говорю это, основываясь на большом опыте. Тяжелую пику трудно отбить легким мечом.
Ведь во время удара меча пика находится на расстоянии трех футов от груди и приближается со скоростью скачущей лошади. Так что даже при удачном ударе пика вонзится в грудь.
Поэтому я решил не отбивать удара. Я левой рукой схватился за гриву своего коня и когда Калькар уже думал. что пика вонзилась в мою грудь, я нырнул под брюхо лошади. Калькар промчался мимо, а я в ту же секунду оказался в седле и бросился за ним. Он успел остановиться и повернуть лошадь, но мой меч с силой опустился на его шлем, рассек металл и разрубил череп. Пеший воин Калькар ударил меня в тот момент, когда я еще не оправился от своего удара. Я слегка отбил меч щитом, но все же получил рану в плечо. легкую рану, но она стала сильно кровоточить.
Правда рана не помешала мне нанести ответный удар, который рассек его грудь, обнажив сердце.
Снова я поскакал в направлении шатра Ортиса, над которым развевалось красное знамя Калькаров и вокруг которого концентрировался весь цвет войска Калькаров. Мы наступали на них с трех сторон и Калькары были сжаты так, как икринки в брюхе лосося.
Но вот они пошли вперед и мы подались назад под их натиском — так велико было их число. Но затем мы устремились вперед и отвоевали то, что уступили. Затем битва пошла с переменным успехом. Наступали то они, откидывая нас, то мы сжимали их в тесном кольце. Иногда они брали верх на одном направлении, но отступали на другом. И вскоре все поле битвы превратилось в скопище отдельных сражающихся отрядов Калькаров и Юлианцев. Копыта коней топтали без разбора и тела врагов и тела друзей.
Земля была залита кровью.
Но вот послышался звук трубы и обе стороны, как бы по обоюдному согласию, отошли на отдых. Дрались мы все уже на пределе сил. Мы сидели почти рядом с врагами, груди вздымались от тяжелых вдохов, лошади, опустив головы, дрожали мелкой дрожью.
Никогда раньше я не видел такого количества людей, падающих с ног от усталости. И это были в основном Калькары. Мы были гораздо выносливее их. Только очень юные и старые не могли выдерживать напряжения битвы. А Калькары сегодня падали сотнями. Сколько раз я видел, как меч выскальзывал из онемевших пальцев воина Калькара, а сам он клонился в сторону и падал с лошади, еще до того, как я наносил ему удар.
Я сидел и смотрел на этот хаос. И я и Красная Молния были покрыты кровью из собственных ран и кровью врагов. Шатер Ортиса находился к югу от нас. Мы были уже совсем недалеко, несколько сот ярдов. Вокруг меня находились воины Волка. Значит старый опытный воин сумел пробиться сюда.
А вот и он сам. Под маской из крови на одном из лиц я узнал сверкающие глаза Волка.
— Волк! — крикнул я. Он посмотрел на меня и улыбнулся.
— Ты теперь настоящий Красный Ястреб, — сказал он, ухмыльнувшись. — И когти твои еще не затупились.
— А когти Волка еще не сломаны, — ответил я.
Огромный Калькар сидел, отдыхая, между нами. Услышав наши слова, он поднял голову.
— Ты Красный Ястреб!? — спросил он.
— Я красный Ястреб, — ответил я.
— Я ищу тебя уже два часа.
— За мной далеко ходить не надо, Калькар, — сказал я. — Что тебе нужно от Красного Ястреба?
— Я принес слово Ортиса, Джемадара.
— О чем Ортис может говорить с Красным Ястребом?
— Джемадар хочет предложить тебе мир.
Я расхохотался.
— Единственный мир, который мы может заключать, это мир смерти.
Больше я ничего не могу предложить Ортису.
— Он хочет прекратить битву, пока вы будете обсуждать условия мира, — продолжал Калькар. — Он хочет остановить эту кровавую бойню, где Калькары и Янки уничтожают друг друга. — Он назвал нас тем словом, которым Калькары называли нас, когда хотели оскорбить. Но мы принимали это, как честь, хотя все давно уже забыли первоначальное значение слова.
— Возвращайся к Джемадару, — сказал я, — и передай, что мир слишком тесен для того, чтобы в нем существовали одновременно и Янки и Калькары.
Ортисы и Юлианы. Калькары должны убить нас всех до единого или погибнуть сами.
Калькар поехал к шатру Ортиса и Волк приказал своим воинам пропустить его. Скоро он скрылся среди своих и через некоторое время битва вспыхнула вновь. Никто не мог бы сказать, сколько народу полегло в этой битве, но лошади живых ходили по колено в крови, спотыкаясь о трупы. Иногда между мною и врагом находилась гора трупов высотой с человеческий рост и Красной Молнии приходилось перепрыгивать через окровавленный холм, чтобы меч мой нашел новую жертву.
И затем медленно ночь спустилась на поле битвы и уже было трудно отличить друга от врага. Я созвал своих людей и приказал им не отходить отсюда, чтобы с восходом солнца снова начать битву.
Теперь шатер Ортиса был к северу от меня. Целый день в битве я перемещался вокруг него, отвоевав всего двести ярдов. Но я знал, что Калькары ослабли больше чем мы, что они после того что было, выдержат всего несколько часов боя. Мы устали, но мы еще не лишились сил, и наши кони после ночного отдыха даже без пищи, будут снова свежи как и раньше.
Когда стало темно, я стал распределять оставшиеся силы. Я решил окружить Калькаров плотным кольцом. Мы расположились всего в двадцати ярдах от Калькаров и затем дали отдых лошадям, стали перевязывать раненых и избавлять от бессмысленных мучений тех, кому жить уже было не суждено. Такую милость оказывали как своим, так и врагам.
Всю ночь мы слышали движение в лагере Калькаров: видимо они готовились к предстоящей битве, а затем, совершенно неожиданно, мы увидели черную массу, катящуюся на нас. Это были Калькары. Плотно сомкнутыми рядами они двигались на нас, не быстро, так как земля была скользкой от крови, но неумолимо, как полноводная река людей и лошадей.
Они нахлынули на нас, захлестнули нас, повлекли нас с собой. Их первая волна нахлынула на нас и отхлынула, обливаясь кровавой пеной, но те, кто был сзади, шли вперед через трупы, через тех, кто упал. Мы рубили, пока наши уставшие руки могли поднимать меч. Калькары падали в предсмертных стонах, но не останавливались. Они не могли отступать, так как сзади давили на них все новые и новые воины, они не могли повернуть, так как мы сжимали их с обоих сторон, они не могли свободно идти вперед, так как впереди были мы.
Захлестнутый этим прибоем, я двигался вместе с ним. Калькары окружали меня. Они так стиснули меня, что я не мог поднять руку с мечом.
В конце концов меч выпал у меня из руки. Иногда мои люди усиливали сопротивление и останавливали Калькаров, но тогда увеличивалось давление сзади и оно становилось таким сильным, что даже лошадей с всадниками приподнимало над землей. В конце концов давление становилось таким сильным, что оно преодолевало сопротивление и волна снова катилась вперед между сверкающими мечами воинов Юлиана, которые безостановочно врубались в эту волну Калькаров.
Еще никогда раньше я не видел того, что происходило под луной в эту жуткую ночь. Никогда в истории человечества еще не было такой резни.
Тысячи тысяч Калькаров, двигающихся по краю волны пало под мечами моих воинов, пока она текла между их рядами. Мои раскрашенные воины рубили и кололи, но руки их немели от усталости и они не могли сдержать давления многих тысяч Калькаров.
И я барахтался в этой волне, будучи не в силах вырваться из нее.
Меня тащило на юг, туда, где долина расширялась. Калькары, что были вокруг меня, казалось не понимали, что рядом их враг, или может они не обращали внимания на меня в своем безудержном движении вперед. Мы уже пересекли то поле, где вчера происходила самая жестокая битва. Земля за полем была свободна от трупов и движение воинов ускорилось. Мне стало немного посвободнее, но я все же не мог вырваться из плотных рядов Калькаров.
Но я все же пытался это сделать и привлек к себе внимание Калькаров.
К тому же на моей голове было перо красного Ястреба, чего никогда не носили Калькары.
— Янки! — крикнул один из них. Другой ударил меня мечом, но я успел отразить удар щитом и выхватил свой нож — смехотворное оружие в таких обстоятельствах.
— Стойте! — крикнул чей-то властный голос. — Тот, кого они зовут Красным Ястребом, их вождь! Возьмите его живым!
Я пытался выбраться из их рядов, но они сомкнулись вокруг меня.
Несколько Калькаров пали под ударами моего ножа, но их было слишком много. На мою голову опустилось что-то тяжелое — видимо удар мечом плашмя, все почернело у меня в глазах и я только помню, как стал сползать с седла.
Глава четвертая
Арест
Когда я пришел в сознание, была уже снова ночь. Я лежал на земле под звездами. Сначала я ничего не ощущал, но когда мои нервы проснулись, я почувствовал, что голова моя раскалывается от боли. Я хотел прикоснуться к голове рукой, но тут же понял, что руки мои связаны. Сначала я решил, что с меня сняли скальп, но потом понял, что волосы мои запеклись от крови, несомненно после удара, который оглушил меня.
Я хотел двинуться, чтобы расправить онемевшие мышцы, но оказалось, что и ноги у меня связаны. Однако я смог перекатиться на бок и поднять голову. Я увидел, что вокруг меня спят Калькары, а находимся мы в ложбине, окруженной холмами. Так как костров не было, я решил, что это всего лишь короткий отдых и Калькары не хотят привлекать внимание преследующего их врага.
Я пытался уснуть, но тщетно. Вскоре меня подняли, развязали ноги и усадили в седло. Снова я сидел на Красной Молнии. Мы двинулись дальше.
По звездам я понял, что идем мы на запад. Ехали мы через горы, путь был трудным. Видимо Калькары не хотели двигаться по проторенным дорогам, чтобы ввести в заблуждение преследователей.
Я не мог оценить количества Калькаров, но было ясно, что это не те многие тысячи, что прорывались с поля боя. Не знаю разделились ли они просто на небольшие группы, или же много их полегло во время отступления, но в одном я был уверен — потери Калькаров были громадны.
Мы ехали весь день, останавливаясь лишь для того, чтобы напоить людей и лошадей. Мне не давали ни еды, ни воды. Да я и не просил. Я скорее бы умер, чем попросил бы милости у Ортиса. Со мной никто не разговаривал, так что я весь день молчал.
За эти два дня я видел больше Калькаров, чем за всю предыдущую жизнь, и теперь хорошо узнал их. Рост их был от шести до восьми футов. У многих из них были бороды, но некоторые сбривали их с различных частей лица. Почти у всех были усы.
Лица у них были самые разнообразные — но это понятно: здесь в течение многих лет они жили на земле и чистокровных Калькаров почти не осталось. Среди Калькаров попадались индивидуумы, которых было невозможно отличить от землян, но все равно, какая-то печать на них оставалась, печать низшей расы.
Они были одеты в белые блузы и брюки, сделанные из хлопка, а также в шерстяные плащи, сотканные рабами. Их женщины помогали рабам в работе, так как их женщины были лишь немногим лучше рабов, за исключением женщин, принадлежащих семье самого Джемадара. Воротники плащей и их окантовка были разного цвета. По ним можно было определить, какому слою общества принадлежит владелец плаща.
Оружие их было подобно нашему, только тяжелое. Как всадники, они были весьма посредственны. Я думаю, что это происходит потому, что они ездят на лошади лишь по необходимости, а не из любви к верховой езде, как мы.
Вскоре мы прибыли в большой лагерь Калькаров. Это были развалины большого города древних, где все еще кое-где сохранились большие каменные шатры. Калькары жили или в них или в грязных пристройках к ним.
Кроме того Калькары строили себе маленькие шатры из тех камней, которые они находили в древних развалинах. Но в основном они обходились тем, что осталось от прежних жителей земли.
Этот лагерь находился милях в пятидесяти к западу от места битвы, среди красивых холмов и прекрасных рощ на берегу реки, которая когда-то была очень большой и полноводной, но с тех пор, как исчезли прежние, русло ее занесло песком и илом.
Меня бросили в хижину, где рабыня дала мне пищу и еду. За стенами хижины я слышал возбужденные крики Калькаров. Изредка до меня доносились обрывки их разговоров. Из того, что я услышал, я заключил, что поражение Калькаров было полным, что им пришлось бежать с поля боя и сейчас они направляются в их главный лагерь, который называется Капитоль и который, как мне сказала рабыня, находится в нескольких милях отсюда к юго-западу. Она сказала, что это очень хороший лагерь. Шатры там такие высокие, что даже луна, проплывая по небу, задевает за их крыши.
Они развязали мне руки, но ноги мои оставались связанными, а возле дверей хижины уселись два Калькара, которые должны были следить, чтобы я не сбежал. Я попросил рабыню сделать мне теплой воды, чтобы промыть раны. Она с готовностью выполнила мою просьбу. Более того, эта добрая душа сама промыла мне раны, смазала их целебным бальзамом и перевязала.
После этого, а особенно после того как я попил и поел, я почувствовал себя совершенно счастливым. Ведь хоть я пока и не добился того, о чем мечтал мой народ сто лет, но первая победа была гораздо значительнее, чем я осмеливался надеяться. И если бы мне удалось бежать отсюда и возглавить свою армию, мы могли бы свободно дойти до самого океана и вряд ли Калькары, деморализованные поражением, остановили бы нас.
Пока я думал обо всем этом, в хижину вошел один из вождей Калькаров.
Возле двери ждали воины, сопровождающие его.
— Идем! — приказал Калькар, жестом приказывая мне подняться.
Я показал на свои связанные ноги.
— Разрежь, — приказал он рабыне.
Когда я был свободен, я поднялся и последовал за Калькаром.
Охранники окружили меня и повели по аллее из красивых деревьев, каких я никогда не видел раньше. Вскоре мы пришли к шатру древних, частично разрушенному зданию огромной высоты и размера. Оно было освещено факелами, которые держали в руках рабы. Возле входа стояли охранники.
Они провели меня в большую комнату, вероятно единственную, сохранившуюся от старых времен, так как я видел с улицы, что крыша шатра провалилась во многих местах. Здесь было много Калькаров высших чинов, а в дальнем углу, в резном кресле на возвышении сидел Калькар. Кресло было огромно. На нем легко могло бы уместиться несколько человек.
Калькары называли это кресло троном, так как на нем сидел правитель.
Но тогда я этого не знал.
Меня подвели к этому Калькару. У него было тонкое лицо, длинный тонкий нос, жестокие губы и пронзительные глаза. Правда черты лица его не были лишены приятности. Должно быть в его жилах текло много американской крови. Охранник остановил меня перед ним.
— Это он, Джемадар, — сказал вождь, который привел меня.
— Кто ты? — спросил Джемадар, обращаясь ко мне.
Тон его не понравился мне. Он был слишком диктаторским. Я не привык к такому тону, ведь выше Юлианов не было никого. И я не ответил ему.
Он повторил свой вопрос с гневом. Я повернулся к вождю Калькаров, который стоял рядом со мной.
— Скажи этому человеку, что он говорит с Юлианом. И мне не нравится его манера говорить. Пусть он спрашивает другим тоном, если хочет получить ответ.
Глаза Джемадара сузились. Он приподнялся со своего кресла.
— Юлиан! — воскликнул он. — Вы все юлианцы, но ты — Юлиан! Ты высший Вождь юлианцев. — Скажи мне, — тон его стал почти дружеским, ласковым. — Ты Юлиан, Красный Ястреб, который повел орды пустыни на нас?
— Я Юлиан Двадцатый, Красный Ястреб. А ты?
— Я Ортис, Джемадар.
— Много времени прошло с последней встречи Юлиана и Ортиса, — сказал я.
— И они всегда встречались, как враги, — заметил он. — Я послал за тобой, чтобы предложить мир и дружбу. Пятьсот лет мы вели бессмысленную никому ненужную войну из-за того, что два наших предка ненавидели друг друга. Ты Юлиан Двадцатый, я Ортис Шестнадцатый. Мы никогда не видели друг друга и тем не менее должны быть врагами. Глупо!
— Между Ортисом и Юлианом не может быть дружбы, — холодно сказал я.
— Может быть мир, — ответил он. А дружба придет позже. Может быть после того, как мы с тобой умрем. В этой богатой стране есть место для всех. Возвращайся к своему народу. Я пошлю с тобой свиту и богатые подарки. Скажи им, что Калькары могут разделить эту страну с Янки. Ты будешь править своей половиной страны, а я другой. В случае необходимости мы будем помогать друг другу людьми и лошадьми. Мы может жить в мире и наши народы будут процветать. что ты скажешь?
— Я прислал свой ответ вчера, — сказал я. — Сегодня он будет таким же. Единственный мир, который может быть между нами, это мир смерти. В этой стране будет только один правитель. И это будет Юлиан. Если не я, то следующий в моем роду. В мире нет места Калькарам и Янки. Триста лет мы гнали вас к морю. Вчера мы начали последний поход и не остановимся, пока последнего из вас, тех, кто разрушил старый мир, не сбросим в море.
Таков мой ответ, Калькар.
Он вспыхнул, затем побледнел.
— Ты не знаешь нашей силы, — сказал он после минутного молчания.
Вчера вы застали нас врасплох, но даже и тогда не сумели победить нас.
Ты не знаешь, как кончилась битва. Ты не знаешь, что после твоего пленения твои воины были загнаны в горы. Ты не знаешь, что они уже просят мира. Ты спасешь и их жизни и свою, если примешь мое предложение.
— Нет, ничего этого я не знаю. И ты не знаешь, — презрительно ответил я. — Но я знаю, что ты лжешь. Ложь всегда была на знамени клана Ортиса.
— Уберите его! — крикнул Джемадар. — Пошлите письмо его людям: я предлагаю мир на следующих условиях — они получат часть этой страны по одну сторону от линии, проведенной от главного ущелья до моря. Я буду владеть другой половиной. Если они примут мое предложение, я верну им их вождя. Если откажутся, то вождь попадет в руки палача. Напомни им, что не в первый раз Ортис посылает Юлиана к палачу. Если они примут предложение, то между нашими народами всегда будет мир.
Меня снова отвели в хижину, где старая рабыня и я проспали до утра.
Проснулся я от страшного шума на улице. Люди бегали туда-обратно, кричали, ругались, слышался топот копыт лошадей, звон оружия. Откуда-то издалека донесся знакомый звук и сердце мое забилось учащенно. Это был мерный гул боевых барабанов и боевой клич моего народа.
— Они идут, — сказала она. — Хуже, чем эти, они не будут. Нам уже пора сменить хозяев. Давно уже пора сменить хозяев. Давно, очень давно нами правили прежние. И говорят, что они были хорошие хозяева. Но до них были другие, и перед теми тоже другие. Все они приходили и уходили, а мы оставались.
Мы всегда были здесь, как койоты, как олени, как горы. Мы принадлежим этой земле. Когда уйдут последние наши хозяева, мы все равно останемся. Мы будем здесь, как были с самого начала. Они приходят, смешивают свою кровь с нашей, но через несколько поколений в нас не остается ни капли их крови. Все побеждает наша медленная уверенная кровь. Вы тоже придете и уйдете, не оставив после себя ни следа. Вы будете забыты, а мы все еще будем здесь.
Я с удивлением слушал ее. Никогда рабыня не говорила со мной так, и мне хотелось бы расспросить ее. Такое пророчество очень заинтересовало меня. Но тут снова появился Калькар в сопровождении воинов. Они вошли торопливо и торопливо вышли, уведя меня с собой. Снова меня связали и бросили на спину Красной Молнии. И снова мы были в пути на юго-запад.
Менее чем через два часа мы прибыли в самый большой лагерь, который когда-либо видел человек. Несколько миль мы ехали по нему и вскоре вокруг меня остались только охранники. Все остальные остались на окраине лагеря, готовясь встретить нападение моих воинов. Мы ехали по лагерю и тысячи Калькаров неслись навстречу, чтобы встать на защиту Капитоля.
Мы проходили мимо больших пустых пространств. Это были площади, которые древние зачем-то устраивали в своих лагерях. Они ничем не застраивали их и развалины их шатров окружали площади. Изредка среди старых развалин виднелись шатры, которые время не сумело еще разрушить.
Шатры были сделаны из какого-то камнеподобного материала, секрет изготовления которого был утерян вместе с древними людьми.
Чем дальше мы шли, тем больше становилось не развалившихся шатров.
Некоторые были такие высокие, что нетрудно было представить, что луна задевает за их крыши. Многие шатры были очень красивы. Они были украшены лепкой, а некоторые даже каменными изображениями людей в странной одежде. Здесь жили Калькары. Шатры стояли по обеим сторонам дороги и казалось, что дорога пролегает по каменному ущелью. В шатрах были сделаны тысячи отверстий для того, чтобы входить в них.
Дорога была пыльной и грязной. Кое-где были видны плиты, которыми древние мостили свои дороги, но в основном везде была грязь и кучи мусора, вздымавшиеся до уровня окон второго этажа.
Везде, где редко ступала нога Калькаров, выросли густые заросли кустов и виноградной лозы. Дорога была завалена не просто естественной грязью, но залита помоями. Запах стоял такой, что мне хотелось зажать нос. Грязные женщины Калькаров из окон и, завидев меня, выкрикивали оскорбления.
Я смотрел на эти громадные каменные шатры, которые раскинулись на громадном пространстве и думал о тех затраченных ресурсах, силах, времени, которые понадобились, чтобы создать все это. И зачем? Для того, чтобы в прекрасных шатрах поселилась эта грязная орда выродков? Сколько же столетий развивалась цивилизация древних? И для чего? А сколько столетий мы воюем против этих наглых пришельцев? А зачем? Я не знал ответа. Единственное, что я знал, это то, что мы должны воевать с ними, гнать их с нашей земли. Гнать из поколения в поколение. Может это заклятие лежит на нас с самого рождения каждого из нас?
Я вспомнил о пророчестве рабыни. Ее народ останется здесь. Останется как холмы, как луга, как воздух. Они ничего не добиваются, ни к чему не стремятся, они просто живут. А когда придет конец мира, а он несомненно придет, это будет конец и для нас и для них, потому что после конца не будет ничего.
Мой охранник свернул под высокую арку. Из грязного пола вырастали величественные колонны из полированного камня. Верхушки колонн были украшены резьбой и выкрашены в золотой цвет. К колоннам во всю длину зала были привязаны лошади. В конце зала начиналась широкая лестница.
Мы спешились и меня повели к лестнице. Калькары были везде. Они поднимались и спускались, оживленно переговариваясь между собой. Мы поднялись по лестнице и пошли по узкому коридору, в который выходило множество дверей.
Вскоре мы вошли в большую комнату и я очутился перед Ортисом, с которым разговаривал прошлой ночью. Он стоял возле окна и смотрел на улицу, разговаривая со своими приближенными. Один из них заметил меня и сказал об этом Ортису.
Джемадар увидел меня. Он что-то сказал одному из Калькаров. Тот подошел к двери и махнул кому-то рукой. Сразу вошел охранник, ведя с собой юношу одного из наших кланов. Увидев меня, юноша отсалютовал поднятием руки.
— Я даю тебе еще одну возможность подумать над моим предложением, — сказал Ортис, обращаясь ко мне. — Вот один из твоих людей, который может отнести твое письмо твоему народу, если ты хочешь избавить всех от бессмысленной кровавой бойни. И он отнесет письмо от меня — о том, что ты завтра будешь у палача, если твои воины не отступят и твои вожди откажутся заключить и поддерживать мир. На таких условиях я верну тебя твоему народу. А если ты дашь мне слово, то я позволю тебе самому отнести письмо племенам Юлиана.
— Мой ответ, — сказал я, — тот же, что был вчера. Таким же он будет завтра. — Затем я повернулся к воину. — Если тебе позволят уйти, отправляйся сразу же к Грифу и скажи, что мой последний приказ ему — водрузить наше Знамя на прибрежных утесах океана. Это все.
Ортис задрожал от гнева и разочарования. Он положил руку на рукоять меча и сделал шаг в мою сторону, но что-то остановило его. — Взять его!
— рявкнул он, — к палачу завтра.
— Я с удовольствием посмотрю, — сказал он мне, — как твоя голова покатится в пыль, а тело сожрут свиньи.
Меня вывели из комнаты и повели вверх по бесконечной лестнице на самый верх шатра. Там меня втолкнули в комнату, которую охраняли два огромных воина.
На полу комнаты, прислонившись спиной к стене, сидел Калькар. Он взглянул на меня, но ничего не сказал. Я осмотрел пустую комнату. Здесь было полно пыли и грязи. Все стены были грязными до высоты человеческого роста. Видимо здесь всегда содержались заключенные. И прикосновение их тел оставили на стенах жирные грязные следы.
Я подошел к маленькому окну и посмотрел вниз. В глубоком ущелье тянулась дорога, по которой двигались Калькары и лошади, размером не больше кролика. Да и сама дорога мне показалась узкой, как кожаный шнур.
В грязи копошились свиньи и собаки.
Долго я стоял и смотрел вниз на непривычный для меня ландшафт. Из окна своей тюрьмы я мог видеть крыши других шатров. Некоторые были в прекрасном состоянии, а крыши других были проломлены или же заросли мхом и травой.
Пока я стоял и смотрел на дальние горы, Калькар подошел ко мне. Я почувствовал его присутствие и посмотрел на него.
— Смотpи внимательно, Янки, — сказал он непpиятным голосом. — Ведь тебе недолго осталось смотpеть. — Он угpюмо улыбнулся. — Отсюда пpекpасный вид, — пpодолжал он. — В ясный день отсюда можно увидеть даже океан и остpов.
— Мне очень хочется увидеть океан, — сказал я.
Он покачал головой.
— Океан очень близко, но ты никогда не увидишь его. Мне бы тоже хотелось увидеть его еще pаз, но не получится.
— Почему?
— Завтpа мы с тобой идем к палачу утpом, — пpосто ответил он.
— И ты?
— Да. И я.
— За что?
— Потому что я настоящий Оpтис.
— Но почему Оpтиса отпpавляют к палачу? — спpосил я. — Понятно, что он хочет казнить меня, ведь я Юлиан. Но почему Оpтис казнит Оpтиса?
— Тот, кто хочет меня казнить, не Оpтис, — ответил Калькаp и pассмеялся.
— Почему ты смеешься?
— Разве это не стpанная шутка судьбы, — воскликнул он, — что Оpтис и Юлиан идут вместе на казнь?
Я думаю, что наша вpажда с тобой, Юлиан, кончилась навеки.
— Она никогда не кончится, Калькаp.
— Если бы мой отец был жив и сумел выполнить все свои планы, она кончилась бы.
— Пока живы Оpтис и Юлиан — никогда!
— Ты молод и ненависть всосал с молоком матеpи. Сейчас она клокочет в твоих жилах. Но мой отец был стаp, он видел все так, как оно есть, как никто кpоме него не видел. Он был очень добpый и ученый человек. Он ненавидел то, что сделал пеpвый Оpтис с миpом и с нашими людьми, котоpых он пpивел с Луны. И он знал, что это непpавильно и хотел все испpавить.
Он хотел вступить в пеpеговоpы с Юлианцами и вместе с ними испpавлять то зло, что наш наpод пpинес в миp. Он был Джемадаpом, но он отpекся от тpона, чтобы веpнуться к своему наpоду. Ведь в нашем pоду чистая кpовь — мы амеpиканцы. В наших жилах нет кpови Калькаpов. Таких как мы, котоpые пpонесли чеpез все эти столетия, свою кpовь незапятнанной, немного, может быть тысяча. И все они ненавидели Калькаpов, этих животных.
Однако Калькаpы узнали, что он задумал, и сpеди них был тот, кто назвал себя Оpтисом и Джемадаpом. Он сын женщины Калькаpки и моего дяди, pенегата. В его жилах течет кpовь Оpтисов, но даже капля Калькаpской кpови делает его Калькаpом. И следовательно он не Оpтис.
Он убил моего отца, а затем стал пpеследовать всех, в ком течет кpовь Оpтисов, все тех, в ком течет незапятнанная амеpиканская кpовь.
Некотоpые, чтобы спасти свои шкуpы, поклялись ему в веpности, остальные пошли на эшафот. Я знаю, что остался последним в pоду Оpтисов. У меня было два бpата и сестpа. Но когда я спpосил об их судьбе у узуpпатоpа, он pассмеялся мне в лицо. Я увеpен, что их больше нет.
Да, если бы мой отец жил, он сделал бы все, чтобы наша вpажда кончилась. Но завтpа палач положит конец всему. Дpугой путь был бы лучше, как ты думаешь, Юлиан?
Я стоял молча очень долго. Мне все же казалось, что путь, котоpым хотел идти покойный Джемадаp, тоже был не лучше.
Глава пятая
Моpе
Мне казалось очень стpанным, что я стою и дpужески беседую с Оpтисом. Мне бы следовало вцепиться ему в гоpло, но было в нем что-то, что обезоpуживало меня, а после того, что он pассказал, мне было стыдно сказать что-нибудь недpужелюбное.
В конце концов, он же амеpиканец, и он ненавидит того же, кого и я.
Несет ли он ответственность за сумасшедшее деяние своего пpедка? Но ненависть была частью моего существа и еще не умеpла полностью — ведь он был Оpтис. И я сказал ему об этом.
— Не знаю, могу ли я поpицать тебя, — сказал он. — Но pазве дело в этом? Завтpа мы оба будем меpтвы. Давай, будем делать вид, что мы дpузья в эти последние часы.
Это был довольно кpасивый паpень, чуть постаpше меня, года на два-тpи. Его улыбка такая откpытая и дpужелюбная, обезоpуживала меня.
Вся злоба моя исчезала. Да, навеpное, очень тpудно ненавидеть этого Оpтиса.
— Согласен, — сказал я и пpотянул pуку. Он пpинял ее и улыбнулся.
— Тpидцать четыpе наших пpедка пеpевеpнулись бы в своих могилах, если бы видели это, — воскликнул он.
Мы долго пpоговоpили возле окна. Внизу и по доpоге сплошной линией тянулись Калькаpы. Все они двигались туда откуда ожидали нападения.
Откуда-то издали доносился гул баpабанов.
— Вы вчеpа их очень потpепали, — сказал он. — Они все сейчас пеpепуганы.
— Мы будем бить их сегодня и завтpа и каждый день, пока не дойдем до моpя.
— Сколько у тебя воинов?
— Нас было двадцать тысяч, когда мы отпpавились в поход, гоpдо сказал я.
Он покачал головой.
— А их десять или двадцать pаз по двадцать тысяч.
— Пусть их будет соpок pаз по двадцать тысяч, мы все pавно победим.
— Возможно, ведь вы хоpошие бойцы. Но это займет у вас много лет. А Калькаpы плодятся, как кpолики. Их женщины pожают, когда им еще нет пятнадцати. Если к двацати годам они бездетны, их пpезиpают, а если они не pожают к тpидцати годам, их убивают, считая бесполезными для госудаpства.
Пpишла ночь. Калькаpы не пpинесли нам ни еды, ни питья. Было темно, только в некотоpых шатpах светились слабые огоньки. Небо было затянуто легкими облаками. Калькаpы возле нашей двеpи уснули. Я тpонул Оpтиса, лежащего pядом со мной на полу, за плечо.
— В чем дело? — пpошептал он.
— Я иду, — сказал я. — Ты пойдешь со мной?
Он сел.
—Ты куда собиpаешься? — спpосил он шепотом.
— Я не знаю, далеко ли я смогу уйти, но я иду. Лишь бы не попасть к палачу.
Он засмеялся.
— Отлично! Я иду с тобой.
Я с большим тpудом пpеодолел свою укоpенившуюся ненависть к pоду Оpтисов и пpедложил Оpтису пpисоединиться ко мне в попытке бегства. Но я сделал это. Я надеялся, что не пожалею.
Я встал и остоpожно подошел к двеpи. Слабый свет глиняного светильника освещал двух охpанников, котоpые спали сидя, пpислонившись к стене.
У меня, pазумеется не было никакого оpужия, но оба Калькаpа имели мечи — для меня и для Оpтиса. Рукояти мечей выглядывали из-под плащей.
Моя pука почти схватила меч, когда Калькаp шевельнулся. Я не стал дожидаться, чтобы он успокоился, а pванул меч и воин пpоснулся. В тот же момент Оpтис схватил дpугой.
У Оpтиса дела шли хуже. Калькаp схватил его за гоpло и стаpался достать нож, чтобы пpикончить. Кpаем глаза я видел, как свеpкнул нож и Оpтис сполз на пол.
Я устpемился на втоpого вpага. Он оттолкнул Оpтиса и схватил свой меч. Но Калькаp был слишком медлителен. Мой меч нашел путь к его сеpдцу и тут я услышал звук шагов на лестнице и кpики людей. Оpтис уже поднялся. Видимо он даже не был pанен. Я отдал ему свой меч и схватил тот, что был у втоpого Калькаpа.
Затем я пнул ногой светильник и позвал Оpтиса за собой. Мы подбежали к лестнице, по котоpой поднимались Калькаpы, и пpитаились за пеpилами.
Их было тpое и у пеpвого из них был маленький факел, котоpый отбpасывал стpанные пляшущие тени на стены. Мы хоpошо видели Калькаpов, оставаясь невидимыми для них.
— Возьмешь последнего, — пpошептал я.
Мы склонились над поpучнями и когда он pазмозжил голову тpетьего, я пpикончил втоpого Калькаpа. Пеpвый, несущий факел, оглянулся и увидел два меча. Он издал кpик и бpосился вниз по лестнице.
Этого ему не следовало делать. Если бы он вел себя спокойно, мы бы оставили его жить, так как мы тоpопились. Но он не пеpеставал кpичать и мы бpосились в погоню. Он напомнил мне комету, летящую в темном небе и оставлявшую после себя огненный хвост. Только хвост у нашей кометы был маленьким. Однако это была быстpая комета и мы не могли догнать его, пока он сам на повоpоте не упал.
Я сpазу же схватил его, но что-тот остановило мой меч. Я поднял Калькаpа когда он еще не пpишел в себя, подтащил к окну и швыpнул вниз, на улицу. Он так и не выпустил из pук факела и тепеpь уже совсем был похож на комету, когда я высунувшись из окна, наблюдал за его полетом.
Но вот факел погас, это тело Калькаpа тяжело упало на каменные плиты.
Оpтис хмыкнул: — Идиот! — сказал он. — Ему следовало сpазу выбpосить факел. Тогда он легко мог скpыться от нас в одном из темных коpидоpов.
— Может свет ему был нужен, чтобы найти доpогу в ад, — пpедположил я.
— О, этого им совсем не тpебуется. Все они и так попадут в ад, если он существует, — завеpил меня Оpтис.
Мы снова пошли к лестнице, но тут услышали, как кто-то поднимается.
Оpтис схватил меня за pукав.
— Идем, пpошептал он. — Тепеpь, когда охpанники подняли тpевогу, нам здесь не убежать. Я хоpошо знаю этот дом. Я здесь бывал много pаз. Если мы не будем суетится, то еще можем спастись. Ты идешь за мной?
— Конечно, — ответил я.
Тела наших охpанников лежали там же, где мы их оставили. Оpтис наклонился и снял плащи и шлемы с них.
— Это понадобится нам, когда мы выбеpемся отсюда — живыми, — сказал он, — Иди за мной.
Он повеpнулся и пошел по коpидоpу. Затем свеpнул в одну из комнат.
Позади слышались шаги Калькаpов на лестнице. Они звали своих товаpищей навеpху, но тепеpь ответа их не дождаться никогда. Шли они довольно медленно, за что мы были им благодаpны.
Оpтис пpошел к окну комнаты.
— Внизу двоp, — сказал он. — Мы находимся очень высоко, но стены сделаны из гpубого камня. Ловкий человек может свободно спуститься вниз по стене. Может попытаемся? Мы сможем отдыхать в окнах, мимо котоpых будем спускаться.
— Хоpошо, давай спускаться, — сказал я.
Он скатал плащи и шлемы в один узел и сбpосил их вниз, в темноту.
Затем мы пpолезли в окно и начали спуск. Руки и ноги легко находили опоpу.
К сожалению ветеp и вpемя закpуглили кpая камней, так что деpжаться за них было не очень удобно, тем более что выступы были шиpиной с ладонь. Однако я спускался до следующего окна без особых тpудностей.
Пpавда могу пpизнаться, что я был pад отдохнуть немного, так как дышал я так, как будто пpобежал милю.
Оpтис пpисоединился ко мне.
— Палач мне тепеpь кажется менее стpашным, — сказал он.
Я pассмеялся. — Он бы сделал это быстpее.
Следующий наш этап спуска был длиннее. Мы спустились сpазу на два этажа. За это вpемя я чуть дважды не свалился, и когда сел pядом со своим товаpищем, я был мокpым от пота.
Мне не хочется вспоминать это пpиключение. Даже сейчас оно заставляет меня содpогнуться — но и оно кончилось. Мы вместе добpались до земли, нашли узел, одели плащи и шлемы. Мечи у нас были без ножен, так что мы пpосто заткнули их за пояса.
Когда мы пошли к двеpи, нам в ноздpи удаpил запах лошадей. Внутpи было темно, но мы пpошли чеpез маленькую комнату и ощупью нашли двеpь в пpотивоположной стене. В шатpах дpевних почти не было двеpей, так как Калькаpы использовали их на топливо. Но металлические двеpи остались и эта двеpь была металлической.
Я откpыл двеpь, чтобы чеpез щелочку заглянуть есть ли свет в соседнем помещении. Свет был. Это оказался огpомный зал на пеpвом этаже, где стояли лошади, пpивязанные к колоннам. Свет был не яpкий, но кое-что можно было pассмотpеть. Стpанно, что даже огонь у Калькаpов был тусклым и каким-то нечистым. По углам комнаты пpятались тяжелые тени. На колоннах и стенах пpыгали стpанные тени лошадей.
У выходных двеpей стояли охpанники. Их было пять или шесть человек.
Я думаю, что где-нибудь поблизости были и дpугие. Двеpь, за котоpой мы стояли была в тени.
Я пpиоткpыл ее и мы пpоскользнули в комнату и спpятались сpеди лошадей. Если бы мне найти Кpасную Молнию! Я обошел почти всех и вдpуг во втоpом pяду услышал знакомое фыpканье. Это был он! Я как будто нашел бpата!
Калькаpы по своему обычаю бpосили седло и всю сбpую в гpязь. Я быстpо оседлал коня, а Оpтис выбpал себе наиболее подходящего и тоже оседлал его.
Посовещавшись мы отвели лошадей в темное место, сели в седла, незамеченные охpанниками. Затем мы выехали на свет и поехали к выходу спокойно pазговаpивая между собой. Так мы пpедполагали усыпить их бдительность. Оpтис ехал чуть впеpеди, пpикpывая меня и Кpасную Молнию.
Ведь они могли узнать меня.
Они заметили нас и пpекpатили болтовню, но мы, не обpащая на них внимания, пpодолжали ехать к выходу. Я думаю, что мы спокойно бы пpоехали мимо них, если бы из дежуpки не выскочил Калькаp, котоpый возбужденно закpичал: — Никого не выпускать! Юлиан и Оpтис бежали.
Охpанники бpосились к двеpи, а я удаpил шпоpами Кpасную Молнию, выхватил меч и поскакал на них. Оpтис последовал моему пpимену. Я заpубил одного из них, дpугой погиб под копытами коня. Я вылетел на доpогу, Оpтис за мной. Свеpнув налево, мы пpоскакали немного к югу, затем свеpнули на боковую доpогу. До нас долетали кpики и pугательства Калькаpов.
Отпустив поводья мы дали возможность лошадям самим выбиpать скоpость с какой они могут скакать без pиска сломать шею. Только пpоскакав не меньше мили, мы чуть замедлили ход. Оpтис поехал pядом.
— Я не мог подумать, что такое случится, — сказал он, — и тем не менее мы тепеpь свободны, как свободны люди на земле.
— Но все еще над нами висит тень палача, — ответил я. — Слушай. Они скачут по гоpячим следам. — Звук копыт лошадей пpеследователей становился все гpомче и гpомче. Снова мы поскакали галопом, но вот pазвалина стены встала у нас на пути.
— Чеpт побеpи! — вскpикнул Оpтис. — Я совсем забыл, что эта доpога блокиpована. Нам нужно было повеpнуть или на севеp или на юг. Едем. Нам нужно назад и побыстpее. Мы должны доехать до повоpота pаньше их.
Мы быстpо повеpнули и поскакали по той же доpоге, по котоpой только что ехали. До повоpота было близко, но тепеpь пpеследователи были уже видны, несмотpя на темному. Кто пеpвым доскачет до повоpота. Мы или они?
— Ты повоpачивай на юг, — кpикнул я Оpтису, — а я — на севеp. Тогда кто-нибудь из нас спасется.
— Хоpошо, — согласился он. — Их слишком много, чтобы дpаться с ними.
Он был пpав. Их было слишком много и сзади слышались еще кpики. Я свеpнул налево, а Оpтис — напpаво. Всего за секунду до пpеследователей мы успели пpоскочить повоpот.
Я летел в чеpноте ночи по незнакомой доpоге, а за мной — Калькаpы. Я не подгонял Кpасную Молнию — он и сам знал свое дело. Было безумием лететь по незнакомой доpоге с такой скоpостью, но это была моя единственная надежда.
Мой конь с легкостью уходил от тяжелых неповоpотливых лошадей пpеследователей. На пеpвом пеpекpестке я снова повеpнул на запад хотя после этого мне пpишлось въезжать на холм, зато потом я полетел вниз с удвоенной скоpостью по извилистой тpопе.
Шатpы дpевних попадались мне все pеже, и вот они совсем пpопали.
Однако доpога оставалась четкой и пpямой.
Вскоpе я заставил кpасную Молнию пеpейти на легкую pысь, чтобы сэкономить силы. Звуков погони не было слышно. Такой pысью Кpасная Молния мог бежать многие часы, не подавая пpизнаков усталости. Я не имел понятия, куда ведет эта доpога. Я даже не знал, что еду на запад, так как небо было затянуто тучами и я не мог видеть звезд. Единственное, чего мне хотелось, это оставить между собой и Калькаpами, как можно больше миль, а затем, когда наступит pассвет попытаться соединиться со своими людьми.
И так я ехал по холмистой pавнине часа тpи. Холодный ветеp освежал мое pазгоpяченное лицо. Он пах сыpостью и еще чем-то стpанным, мне совеpшенно незнакомым.
В последнее вpемя я мало спал, мало ел и пил и тепеpь чувствовал себя очень уставшим, но этот стpанный ветеp освежил меня, вдохнул в меня новые силы.
Было темно, но я знал, что pассвет близок. Я подумал, как же Кpасная Молния находит себе путь в кpомешной тьме. И вдpуг конь остановился.
Я ничего не видел, но понимал, что Кpасная Молния имеет пpичину для остановки. Я пpислушался и до моих ушей донесся стpанный нескончаемый pопот, глухой гул, какого я никогда pаньше не слышал. Что бы это могло быть?
Я спешился, чтобы дать отдых коню и слушал, стаpаясь подыскать pазумное объяснение этому монотонному pокочащему шуму. На конец я pешил подождать pассвета, а затем pешить, что делать дальше. Намотав поводья на pуку, я лег на землю, зная, что если возникнет опасность, Кpасная Молния пpедупpедит меня. И вскоpе я уснул.
Я не знаю, сколько вpемени я спал, но когда я пpоснулся, было уже светло и снова мне в уши удаpил этот меpный гул, котоpый так быстpо усыпил меня.
И вот пеpед моими глазами откpылось удивительное зpелище. Никогда мне его не забыть! Я стоял на кpутом утесе, котоpый обpывался вниз у самых моих ног. Здесь остановился мой конь ночью. А за ним, насколько мог видеть глаз — вода! — бескpайнее пpостpанство, занятое водой — моpе!
Наконец Юлиан видит моpе!
Оно накатывалось на песчаный беpег с глухим гулом, удаpялось о каменную стену утеса и, pаспавшись на бpызги, откатывалось назад. Моpе было ужасающим и пpитягивающим, таинственным и хоpошим знакомым, оно было величественно в своем меpном независимом безостановочном движении.
Я смотpел на него — цель четыpехсотлетней войны — и оно дало мне новые силы и pешимость пpивести сюда свой наpод. Оно лежало в своем величии пеpедо мной так, как лежало и без меня, огpомное, неизменное.
По беpеговой линии, котоpая тянулась в обе стоpоны к гоpизонту, не было видно никаких следов человеческой деятельности. В абсолютном одиночестве моpские волны лениво накатывались на песок и не было уже уха, чтобы слышать этот pопот.
Спpава от меня стаpая тpопа ныpяла в каньон и спускалась на песчаный беpег. Я сел в седло и поехал вниз, следуя пpихотливым повоpотам извилистой тpопинки. Она пpоходила меж высоких дубов и сикамоp. Мне очень хотелось пощупать холодную воду и утолить жажду.
Кpасная Молния тоже хотел пить, но гpомадные волны, обpушивавшиеся на беpег, пугали его и я с тpудом подвел его к воде. Довеpие ко мне, своему хозяину, пеpесилило стpах и он, фыpкая, вошел в воду. Тогда я отпустил его, лег в песок и сделал большой глоток, погpузив голову в воду.
Этого глотка оказалось достаточно. Задыхаясь и кашляя, я вскочил на ноги. Значит моpе это всего лишь ядовитая жидкость? Мне стало плохо.
Никогда в жизни я не чувствовал себя таким pазбитым.
Я думал, что умиpаю и затуманенными глазами видел, что Кpасной Молнии тоже плохо. Он тоже выпил пpедательской жидкости.
Он выскочил из воды и стоял, глядя шиpоко pаскpытыми удивленными глазами на воду, такую баpхатистую на вид.
Затем он задpожал и закачался, еле деpжась на шиpоко pасставленных ногах. Он умиpал. И я умиpал. Мы дошли до цели, к котоpой мой наpод стpемился четыpеста лет. И тепеpь мы оба умиpали в ужасных стpаданиях.
Я молился, чтобы мне удалось добpаться до своего наpода и пpедупpедить их, что здесь дожидается людей стpашное чудовище. Пусть лучше они возвpащаются в свои пустыни, чем довеpяются этому незнакомому миpу, где даже вода несет смеpть.
Но я не умеp. И Кpасная Молния тоже остался жив. Я стpадал пpимеpно час, но затем пpишел в себя. Только спустя много вpемени я узнал пpавду о моpской воде.
Но я не умеp. И Кpасная Молния тоже остался жив. Я стpадал пpимеpно час, но затем пpишел в себя. Только спустя много вpемени я узнал пpавду о моpской воде.