Данте Алигьери.
Божественная комедия
* ЧИСТИЛИЩЕ *
ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
1 Во мраке Ада и в ночи, лишенной
Своих планет и слоем облаков
Под небом скудным плотно затемненной,
4 Мне взоров не давил такой покров,
Как этот дым, который все сгущался,
Причем и ворс нещадно был суров.
7 Глаз, не стерпев, невольно закрывался;
И спутник мой придвинулся слегка,
Чтоб я рукой его плеча касался.
10 И как слепец, держась за вожака,
Идет, боясь отстать и опасаясь
Ушиба иль смертельного толчка,
13 Так, мглой густой и горькой пробираясь,
Я шел и новых не встречал помех,
А вождь твердил: "Держись, не отрываясь!"
16 И голоса я слышал, и во всех
Была мольба о мире и прощенье
Пред агнцем божьим, снявшим с мира грех.
19 Там "Agnus Dei" пелось во вступленье;
И речи соблюдались, и напев
Одни и те же, в полном единенье.
22 "Учитель, это духи?" - осмелев,
Спросил я. Он в ответ: "Мы рядом с ними.
Здесь, расторгая, сбрасывают гнев".
25 "А кто же ты, идущий в нашем дыме
И вопрошающий про нас, как те,
Кто мерит год календами земными?"
28 Так чей-то голос молвил в темноте.
"Ответь, - сказал учитель, - и при этом
Дознайся, здесь ли выход к высоте".
31 И я: "О ты, что, осиянный светом,
Взойдешь к Творцу, ты будешь удивлен,
Когда пройдешь со мной, моим ответом".
34 "Пройду, насколько я идти волен;
И если дым преградой стал меж нами,
Нам связью будет слух", - ответил он.
37 Я начал так: "Повитый пеленами,
Срываемыми смертью, вверх иду,
Подземными измучен глубинами;
40 И раз угодно божьему суду,
Чтоб я увидел горние палаты,
Чему давно примера не найду,
43 Скажи мне, кем ты был до дня расплаты
И верно ли ведет стезя моя,
И твой язык да будет наш вожатый".
46 "Я был ломбардец, Марко звался я;
Изведал свет и к доблести стремился,
Куда стрела не метит уж ничья.
49 А с правильной дороги ты не сбился".
Так он сказал, добавив: "Я прошу,
Чтоб обо мне, взойдя, ты помолился".
52 И я: "Твое желанье я свершу;
Но у меня сомнение родилось,
И я никак его не разрешу.
55 Возникшее, оно усугубилось
От слов твоих, мне подтвердивших то,
С чем здесь и там оно соединилось.
58 Как ты сказал, теперь уже никто
Добра не носит даже и личину:
Зло и внутри, и сверху разлито.
61 Но укажи мне, где искать причину:
Внизу иль в небесах? Когда пойму,
Я и другим поведать не премину".
64 Он издал вздох, замерший в скорбном "У!",
И начал так, в своей о нас заботе:
"Брат, мир-слепец, и ты сродни ему.
67 Вы для всего причиной признаете
Одно лишь небо, словно все дела
Оно вершит в своем круговороте.
70 Будь это так, то в вас бы не была
Свободной воля, правды бы не стало
В награде за добро, в отмщенье зла.
73 Влеченья от небес берут начало, -
Не все; но скажем даже - все сполна, -
Вам дан же свет, чтоб воля различала
76 Добро и зло, и ежели она
Осилит с небом первый бой опасный,
То, с доброй пищей, победить должна.
79 Вы лучшей власти, вольные, подвластны
И высшей силе, влившей разум в вас;
А небеса к нему и непричастны.
82 И если мир шатается сейчас,
Причиной - вы, для тех, кто разумеет;
Что это так, покажет мой рассказ.
85 Из рук того, кто искони лелеет
Ее в себе, рождаясь, как дитя,
Душа еще и мыслить не умеет,
88 Резвится, то смеясь, а то грустя,
И, радостного мастера созданье,
К тому, что манит, тотчас же летя.
91 Ничтожных благ вкусив очарованье,
Она бежит к ним, если ей препон
Не создают ни вождь, ни обузданье.
94 На то и нужен, как узда, закон;
На то и нужен царь, чей взор открыто
Хоть к башне Града был бы устремлен.
97 Законы есть, но кто же им защита?
Никто; ваш пастырь жвачку хоть жует,
Но не раздвоены его копыта;
100 И паства, видя, что вожатый льнет
К благам, будящим в ней самой влеченье,
Ест, что и он, и лучшего не ждет.
103 Ты видишь, что дурное управленье
Виной тому, что мир такой плохой,
А не природы вашей извращенье.
106 Рим, давший миру наилучший строй,
Имел два солнца, так что видно было,
Где божий путь лежит и где мирской.
109 Потом одно другое погасило;
Меч слился с посохом, и вышло так,
Что это их, конечно, развратило
112 И что взаимный страх у них иссяк.
Взгляни на колос, чтоб не сомневаться;
По семени распознается злак.
115 В стране, где По и Адиче струятся,
Привыкли честь и мужество цвести;
В дни Федерика стал уклад ломаться;
118 И что теперь открыты все пути
Для тех, кто раньше к людям честной жизни
Стыдился бы и близко подойти.
121 Есть, правда, новым летам к укоризне,
Три старика, которые досель
Томятся жаждой по иной отчизне:
124 Герардо славный; Гвидо да Кастель,
"Простой ломбардец", милый и французу;
Куррадо да Палаццо. Неужель
127 Не видишь ты, что церковь, взяв обузу
Мирских забот, под бременем двух дел
Упала в грязь, на срам себе и грузу?"
130 "О Марко мой, я все уразумел, -
Сказал я. - Вижу, почему левиты
Не получили ничего в удел.
133 Но кто такой Герардо знаменитый,
Который в диком веке, ты сказал,
Остался миру как пример забытый?"
136 "Ты странно говоришь, - он отвечал. -
Ужели ты, в Тоскане обитая,
Про доброго Герардо не слыхал?
139 Так прозвище ему. Вот разве Гайя,
Родная дочь, снабдит его другим.
Храни вас бог! А я дошел до края.
142 Уже заря белеется сквозь дым, -
Там ангел ждет, - и надо, чтоб от света
Я отошел, покуда я незрим".
145 И повернул, не слушая ответа.
ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ
1 Читатель, если ты в горах, бывало,
Бродил в тумане, глядя, словно крот,
Которому плева глаза застлала,
4 Припомни миг, когда опять начнет
Редеть густой и влажный пар, - как хило
Шар солнца сквозь него сиянье льет;
7 И ты поймешь, каким вначале было,
Когда я вновь его увидел там,
К закату нисходившее светило.
9 Так, примеряясь к дружеским шагам
Учителя, я шел редевшей тучей
К уже умершим под горой лучам.
13 Воображенье, чей порыв могучий
Подчас таков, что, кто им увлечен,
Не слышит рядом сотни труб гремучей,
16 В чем твой источник, раз не в чувстве он?
Тебя рождает некий свет небесный,
Сам или высшей волей источен.
19 Жестокость той, которая телесный
Сменила облик, певчей птицей став,
В моем уме вдавила след чудесный;
22 И тут мой дух всего себя собрав
В самом себе, все прочее отринул,
С тем, что вовне, общение прервав.
25 Затем в мое воображенье хлынул
Распятый, гордый обликом, злодей,
Чью душу гнев и в смерти не покинул.
28 Там был с Эсфирью, верною своей
Великий Артаксеркс и благородный
Речами и делами Мардохей.
31 Когда же этот образ, с явью сходный,
Распался наподобье пузыря,
Лишившегося оболочки водной, -
34 В слезах предстала дева, говоря:
"Зачем, царица, горестной кончины
Ты захотела, гневом возгоря?
37 Ты умерла, чтоб не терять Лавины, -
И потеряла! Я подъемлю гнет
Твоей, о мать, не чьей иной судьбины".
40 Как греза сна, когда ее прервет
Волна в глаза ударившего света,
Трепещет миг, потом совсем умрет, -
43 Так было сметено виденье это
В лицо мое ударившим лучом,
Намного ярче, чем сиянье лета.
46 Пока, очнувшись, я глядел кругом,
Я услыхал слова: "Здесь восхожденье",
И я уже не думал о другом,
49 И волю охватило то стремленье
Скорей взглянуть, кто это говорил,
Которому предел - лишь утоленье.
52 Но как на солнце посмотреть нет сил,
И лик его в чрезмерном блеске тает,
Так точно здесь мой взгляд бессилен был.
55 "То божий дух, и нас он наставляет
Без нашей просьбы и от наших глаз
Своим же светом сам себя скрывает.
58 Как мы себя, так он лелеет нас;
Мы, чуя просьбу и нужду другого,
Уже готовим, злобствуя, отказ.
61 Направим шаг на звук такого зова;
Идем наверх, пока не умер день;
Нельзя всходить средь сумрака ночного".
64 Так молвил вождь, и мы вступили в тень
Высокой лестницы, свернув налево;
И я, взойдя на первую ступень,
67 Лицом почуял как бы взмах обвева;
"Beati, - чей-то голос возгласил, -
Pacific!, в ком нет дурного гнева!"
70 Уже к таким высотам уходил
Пред наступавшей ночью луч заката,
Что кое-где зажглись огни светил.
73 "О мощь моя, ты вся ушла куда-то!" -
Сказал я про себя, заметя вдруг,
Что сила ног томлением объята.
76 Мы были там, где, выйдя в новый круг,
Кончалась лестница, и здесь, у края,
Остановились, как доплывший струг.
79 Я начал вслушиваться, ожидая,
Не огласится ль звуком тишина;
Потом, лицо к поэту обращая:
82 "Скажи, какая, - я сказал, - вина
Здесь очищается, отец мой милый?
Твой скован шаг, но речь твоя вольна".
85 "Любви к добру, неполной и унылой,
Здесь придается мощность, - молвил тот. -
Здесь вялое весло бьет с новой силой.
88 Пусть разум твой к словам моим прильнет,
И будет мой урок немногословный
Тебе на отдыхе как добрый плод.
91 Мой сын, вся тварь, как и творец верховный, -
Так начал он, - ты это должен знать,
Полна любви, природной иль духовной.
94 Природная не может погрешать;
Вторая может целью ошибиться,
Не в меру скудной иль чрезмерной стать.
97 Пока она к высокому стремится,
А в низком за предел не перешла,
Дурным усладам нет причин родиться;
100 Но где она идет стезею зла
Иль блага жаждет слишком или мало,
Там тварь завет творца не соблюла.
103 Отсюда ясно, что любовь - начало
Как всякого похвального плода,
Так и всего, за что карать пристало.
106 А так как взор любви склонен всегда
К тому всех прежде, кем она носима,
То неприязнь к себе вещам чужда.
109 И так как сущее неотделимо
От Первой сущности, она никак
Не может оказаться нелюбима.
112 Раз это верно, остается так:
Зло, как предмет любви, есть зло чужое,
И в вашем иле вид ее трояк.
115 Иной надеется подняться вдвое,
Поправ соседа, - этот должен пасть,
И лишь тогда он будет жить в покое;
118 Иной боится славу, милость, власть
Утратить, если ближний вознесется;
И неприязнь томит его, как страсть;
121 Иной же от обиды так зажжется,
Что голоден, пока не отомстит,
И мыслями к чужой невзгоде рвется.
124 И этой вот любви троякий вид
Оплакан там внизу; но есть другая,
Чей путь к добру - иной, чем надлежит.
127 Все смутно жаждут блага, сознавая,
Что мир души лишь в нем осуществим,
И все к нему стремятся, уповая.
130 Но если вас влечет к общенью с ним
Лишь вялая любовь, то покаянных
Казнит вот этот круг, где мы стоим.
133 Еще есть благо, полное обманных,
Пустых отрад, в котором нет того,
В чем плод и корень благ, для счастья данных.
136 Любовь, чресчур алкавшая его,
В трех верхних кругах предается плачу;
Но в чем ее тройное естество,
139 Я умолчу, чтоб ты решил задачу".
ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ
1 Закончил речь наставник мой высокий
И мне глядел в глаза, чтобы узнать,
Вполне ли я постиг его уроки.
4 Я, новой жаждой мучимый опять,
Вовне молчал, внутри твердил: "Не дело
Ему, быть может, слишком докучать".
7 Он, как отец, поняв, какое тлело
Во мне желанье, начал разговор,
Чтоб я решился высказаться смело.
10 И я: "Твой свет так оживил мне взор,
Учитель, что ему наглядным стало
Все то, что перед ним ты распростер;
13 Но, мой отец, еще я знаю мало,
Что есть любовь, в которой всех благих
И грешных дел ты полагал начало".
16 "Направь ко мне, - сказал он, - взгляд своих
Духовных глаз, и вскроешь заблужденье
Слепцов, которые ведут других.
19 В душе к любви заложено стремленье,
И все, что нравится, ее влечет,
Едва ее поманит наслажденье.
22 У вас внутри воспринятым живет
Наружный образ, к вам запав - таится
И душу на себя взглянуть зовет;
25 И если им, взглянув, она пленится,
То этот плен - любовь; природный он,
И наслажденьем может лишь скрепиться.
28 И вот, как пламень кверху устремлен,
И первое из свойств его - взлетанье
К среде, где он прочнее сохранен, -
31 Так душу пленную стремит желанье,
Духовный взлет, стихая лишь тогда,
Когда она вступает в обладанье.
34 Ты видишь сам, как истина чужда
Приверженцам той мысли сумасбродной,
Что, мол, любовь оправдана всегда.
37 Пусть даже чист состав ее природный;
Но если я и чистый воск возьму,
То отпечаток может быть негодный".
40 "Твои слова послушному уму
Раскрыли суть любви; но остается
Недоуменье, - молвил я ему. -
43 Ведь если нам любовь извне дается
И для души другой дороги нет,
Ей отвечать за выбор не придется".
46 "Скажу, что видит разум, - он в ответ. -
А дальше - дело веры; уповая,
Жди Беатриче, и обрящешь свет.
44 Творящее начало, пребывая
Врозь с веществом в пределах вещества,
Полно особой силы, каковая
52 В бездействии незрима, хоть жива,
А зрима лишь посредством проявленья;
Так жизнь растенья выдает листва.
55 Откуда в вас зачатки постиженья,
Сокрыто от людей завесой мглы,
Как и откуда первые влеченья,
58 Подобные потребности пчелы
Брать мед; и нет хвалы, коль взвесить строго,
Для этой первой воли, ни хулы.
61 Но вслед за ней других теснится много,
И вам дана способность править суд
И делать выбор, стоя у порога.
64 Вот почему у вас ответ несут,
Когда любви благой или презренной
Дадут или отпор, или приют.
67 И те, чья мысль была проникновенной,
Познав, что вам свобода врождена.
Нравоученье вынесли вселенной.
70 Итак, пусть даже вам извне дана
Любовь, которая внутри пылает, -
Душа всегда изгнать ее вольна.
73 Вот то, что Беатриче называет
Свободной волей; если б речь зашла
О том у вас, пойми, как подобает".
76 Луна в полночный поздний час плыла
И, понуждая звезды разредиться,
Скользила, в виде яркого котла,
79 Навстречу небу, там, где солнце мчится,
Когда оно за Римом для очей
Меж сардами и корсами садится.
82 И тень, чьей славой Пьетола славней
Всей мантуанской области пространной,
Сложила бремя тяготы моей.
85 А я, приняв столь ясный и желанный
Ответ на каждый заданный вопрос,
Стоял, как бы дремотой обуянный.
88 Но эту дрему тотчас же унес
Внезапный крик, и показались тени,
За нами обегавшие утес.
91 Как некогда Асоп или Исмений
Видали по ночам толпу и гон
Фивян во время Вакховых радений,
94 Так здесь несутся, огибая склон, -
Я смутно видел, - в вечном непокое
Те, кто благой любовью уязвлен.
97 Мгновенно это скопище большое,
Спеша бегом, настигло нас, и так,
Всех впереди, в слезах кричали двое:
100 "Мария в горы устремила шаг,
И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью,
В Испанию, где ждал в Илерде враг".
103 "Скорей, скорей, нельзя любвеобилью
Быть вялым! - сзади общий крик летел. -
Нисходит милость к доброму усилью".
106 "О вы, в которых острый пыл вскипел
Взамен того, как хладно и лениво
Вы медлили в свершенье добрых дел!
109 Вот он, живой, - я говорю нелживо, -
Идет наверх и только солнца ждет;
Скажите нам, где щель в стене обрыва".
112 Так встретил вождь стремившийся народ;
Одна душа сказала, пробегая:
"Иди за нами и увидишь вход.
115 Потребность двигаться у нас такая,
Что ноги нас неудержимо мчат;
Прости, наш долг за грубость не считая.
118 Я жил в стенах Сан-Дзено как аббат,
И нами добрый Барбаросса правил,
О ком в Милане скорбно говорят.
121 Одну стопу уже во гроб поставил
Тот, кто оплачет этот божий дом,
Который он, имея власть, ославил,
124 Назначив сына, зачатого злом,
С душой еще уродливей, чем тело,
Не по уставу пастырствовать в нем".
127 Толпа настолько пробежать успела,
Что я не знаю, смолк он или нет;
Но эту речь душа запечатлела.
130 И тот, кто был мне помощь и совет,
Сказал: "Смотри, как двое там, зубами
Вцепясь в унынье, мчатся им вослед".
133 "Не раньше, - крик их слышался за нами, -
Чем истребились те, что по дну шли,
Открылся Иордан пред их сынами.
136 И те, кто утомленья не снесли,
Когда Эней на подвиг ополчился,
Себя бесславной жизни обрекли".
139 Когда их сонм настолько удалился,
Что видеть я его уже не мог,
Во мне какой-то помысел родился,
142 Который много всяких новых влек,
И я, клонясь от одного к другому,
Закрыв глаза, вливался в их поток,
145 И размышленье претворилось в дрему.
ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
1 Когда разлитый в воздухе безбурном
Зной дня слабей, чем хладная луна,
Осиленный землей или Сатурном,
4 А геомантам, пред зарей, видна
Fortuna major там, где торопливо
Восточная светлеет сторона,
7 В мой сон вступила женщина: гугнива,
С культями вместо рук, лицом желта,
Она хромала и глядела криво.
10 Я на нее смотрел; как теплота
Живит издрогнувшее за ночь тело,
Так и мой взгляд ей развязал уста,
13 Помог ей тотчас выпрямиться смело
И гиблое лицо свое облечь
В такие краски, как любовь велела.
16 Как только у нее явилась речь,
Она запела так, что я от плена
С трудом бы мог вниманье уберечь.
19 "Я, - призрак пел, - я нежная сирена,
Мутящая рассудок моряков,
И голос мой для них всему замена.
22 Улисса совратил мой сладкий зов
С его пути; и тот, кто мной пленится,
Уходит редко из моих оков".
25 Скорей, чем рот ее успел закрыться,
Святая и усердная жена
Возникла возле, чтобы той смутиться.
28 "Вергилий, о Вергилий, кто она?" -
Ее был возглас; он же, стоя рядом,
Взирал, как эта чистая гневна.
31 Она ее схватила с грозным взглядом
И, ткань порвав, открыла ей живот;
Меня он разбудил несносным смрадом.
34 "Я трижды звал, потом оставил счет, -
Сказал мой вождь, чуть я повел очами. -
Вставай, пора идти! Отыщем вход".
37 Я встал; уже наполнились лучами
По всей горе священные круги;
Мы шли с недавним солнцем за плечами.
40 Я следом направлял мои шаги,
Изогнутый под грузом размышлений,
Как половина мостовой дуги.
43 Вдруг раздалось: "Придите, здесь ступени", -
И ласка в этом голосе была,
Какой не слышно в нашей смертной сени.
46 Раскрыв, подобно лебедю, крыла,
Так говоривший нас наверх направил,
Туда, где в камне лестница вела.
49 Он, обмахнув нас перьями, прибавил,
Что те, "qui lugent", счастье обрели,
И утешенье, ждущее их, славил.
52 "Ты что склонился чуть не до земли?" -
Так начал говорить мне мой вожатый,
Когда мы выше ангела взошли.
55 И я: "Иду, сомненьями объятый;
Я видел сон и жаждал бы ясней
Понять язык его замысловатый".
58 И он: "Ты видел ведьму древних дней,
Ту самую, о ком скорбят над нами;
Ты видел, как разделываться с ней.
61 С тебя довольно; землю бей стопами!
Взор обрати к вабилу, что кружит
Предвечный царь огромными кругами!"
64 Как сокол долго под ноги глядит,
Потом, услышав оклик, встрепенется
И тянется туда, где будет сыт,
67 Так сделал я; и так, пока сечется
Ведущей вверх тропой громада скал,
Всходил к уступу, где дорога вьется.
70 Вступая в пятый круг, я увидал
Народ, который, двинуться не смея,
Лицом к земле поверженный, рыдал.
73 "Adhaesit pavimento anima mea!" -
Услышал я повсюду скорбный звук,
Едва слова сквозь вздохи разумея.
76 "Избранники, чье облегченье мук -
И в правде, и в надежде, укажите,
Как нам подняться в следующий круг!"
79 "Когда вы здесь меж нами не лежите,
То, чтобы путь туда найти верней,
Кнаруже правое плечо держите".
82 Так молвил вождь, и так среди теней
Ему ответили; а кто ответил,
Мой слух мне указал всего точней.
85 Я взор наставника глазами встретил;
И он позволил, сделав бодрый знак,
То, что в просящем облике заметил.
88 Тогда, во всем свободный, я мой шаг
Направил ближе к месту, где скорбело
Созданье это, и промолвил так:
91 "Дух, льющий слезы, чтобы в них созрело
То, без чего возврата к богу нет,
Скажи, прервав твое святое дело:
94 Кем был ты; почему у вас хребет
Вверх обращен; и чем могу хоть мало
Тебе помочь, живым покинув свет?"
97 "Зачем нас небо так ничком прижало,
Ты будешь знать; но раньше scias quod
Fui successor Petri, - тень сказала. -
100 Меж Кьявери и Сьестри воды льет
Большой поток, и с ним одноименный
Высокий титул отличил мой род.
103 Я свыше месяца влачил, согбенный,
Блюдя от грязи, мантию Петра;
Пред ней - как пух все тяжести вселенной.
106 Увы, я поздно стал на путь добра!
Но я познал, уже как пастырь Рима,
Что жизнь земная - лживая мара.
109 Душа, я видел, как и встарь томима,
А выше стать в той жизни я не мог, -
И этой восхотел неудержимо.
112 До той поры я жалок и далек
От бога был, неизмеримо жадный,
И казнь, как видишь, на себя навлек.
115 Здесь явлен образ жадности наглядный
Вот в этих душах, что окрест лежат;
На всей горе нет муки столь нещадной.
118 Как там подняться не хотел наш взгляд
К высотам, устремляемый к земному,
Так здесь возмездьем он к земле прижат.
121 Как жадность там порыв любви к благому
Гасила в нас и не влекла к делам,
Так здесь возмездье, хоть и по-иному,
124 Стопы и руки связывает нам,
И мы простерты будем без движенья,
Пока угодно правым небесам".
127 Став на колени из благоговенья,
Я начал речь, но и по слуху он
Заметил этот признак уваженья
130 И молвил: "Почему ты так склонен?"
И я в ответ: "Таков ваш сан великий,
Что совестью я, стоя, уязвлен".
133 "Брат, встань! - ответил этот дух безликий. -
Ошибся ты: со всеми и с тобой
Я сослужитель одного владыки.
136 Тому, кто звук Евангелья святой,
Гласящий "Neque nubent", разумеет,
Понятно будет сказанное мной.
139 Теперь иди; мне скорбь моя довлеет;
Ты мне мешаешь слезы лить, стеня,
В которых то, что говорил ты, зреет.
142 Есть добрая Аладжа у меня,
Племянница, - и только бы дурного
В ней не посеяла моя родня!
145 Там у меня нет никого другого".
ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ
1 Пред лучшей волей силы воли хрупки;
Ему в угоду, в неугоду мне,
Я погруженной не насытил губки.
4 Я двинулся; и вождь мои, в тишине,
Свободными местами шел под кручей,
Как вдоль бойниц проходят по стене;
7 Те, у кого из глаз слезой горючей
Сочится зло, заполнившее свет,
Лежат кнаруже слишком плотной кучей.
10 Будь проклята, волчица древних лет,
В чьем ненасытном голоде все тонет
И яростней которой зверя нет!
13 О небеса, чей ход иными понят,
Как полновластный над судьбой земли,
Идет ли тот, кто эту тварь изгонит?
16 Мы скудным шагом медленно брели,
Внимая теням, скорбно и устало
Рыдавшим и томившимся в пыли;
19 Как вдруг вблизи "Мария!" прозвучало,
И так тоска казалась тяжела,
Как если бы то женщина рожала;
22 И далее: "Как ты бедна была,
Являет тот приют, где пеленицей
Ты свой священный отпрыск повила".
25 Потом я слышал: "Праведный Фабриций,
Ты бедностью безгрешной посрамил
Порок, обогащаемый сторицей".
28 Смысл этой речи так был сердцу мил,
Что я пошел вперед, узнать желая,
Кто из лежавших это говорил.
31 Еще он славил щедрость Николая,
Который спас невест от нищеты,
Младые годы к чести направляя.
34 "Дух, вспомянувший столько доброты! -
Сказал я. - Кем ты был? И неужели
Хваленья здесь возносишь только ты?
37 Я буду помнить о твоем уделе,
Когда вернусь короткий путь кончать,
Которым жизнь летит к последней цели".
40 И он: "Скажу про все, хотя мне ждать
Оттуда нечего; но без сравненья
В тебе, живом, сияет благодать.
43 Я корнем был зловредного растенья,
Наведшего на божью землю мрак,
Такой, что в ней неплодье запустенья.
46 Когда бы Гвант, Лиль, Бруджа и Дуак
Могли, то месть была б уже свершенной;
И я молюсь, чтобы случилось так.
49 Я был Гугон, Капетом нареченный,
И не один Филипп и Людовик
Над Францией владычил, мной рожденный.
52 Родитель мой в Париже был мясник;
Когда старинных королей не стало,
Последний же из племени владык
55 Облекся в серое, уже сжимала
Моя рука бразды державных сил,
И мне земель, да и друзей достало,
58 Чтоб диадемой вдовой осенил
Мой сын свою главу и длинной смене
Помазанных начало положил.
61 Пока мой род в прованском пышном вене
Не схоронил стыда, он мог сойти
Ничтожным, но безвредным тем не мене.
64 А тут он начал хитрости плести
И грабить; и забрал, во искупленье,
Нормандию, Гасконью и Понти.
67 Карл сел в Италии; во искупленье,
Зарезал Куррадина; а Фому
Вернул на небеса, во искупленье.
70 Я вижу время, близок срок ему, -
И новый Карл его поход повторит,
Для вящей славы роду своему.
73 Один, без войска, многих он поборет
Копьем Иуды; им он так разит,
Что брюхо у Флоренции распорет.
76 Не землю он, а только грех и стыд
Приобретет, тем горший в час расплаты,
Что этот груз его не тяготит.
79 Другой, я вижу, пленник, в море взятый,
Дочь продает, гонясь за барышом,
Как делают с рабынями пираты.
82 О жадность, до чего же мы дойдем,
Раз кровь мою так привлекло стяжанье,
Что собственная плоть ей нипочем?
85 Но я страшнее вижу злодеянье:
Христос в своем наместнике пленен,
И торжествуют лилии в Аланье.
88 Я вижу - вновь людьми поруган он,
И желчь и уксус пьет, как древле было,
И средь живых разбойников казнен.
91 Я вижу - это все не утолило
Новейшего Пилата; осмелев,
Он в храм вторгает хищные ветрила.
94 Когда ж, господь, возвеселюсь, узрев
Твой суд, которым, в глубине безвестной,
Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?
97 А возглас мой к невесте неневестной
Святого духа, вызвавший в тебе
Твои вопросы, это наш совместный
100 Припев к любой творимой здесь мольбе,
Покамест длится день; поздней заката
Мы об обратной говорим судьбе.
103 Тогда мы повторяем, как когда-то
Братоубийцей стал Пигмалион,
Предателем и вором, в жажде злата;
106 И как Мидас в беду был вовлечен,
В своем желанье жадном утоляем,
Которым сделался для всех смешон.
109 Безумного Ахана вспоминаем,
Добычу скрывшего, и словно зрим,
Как гневом Иисуса он терзаем.
112 Потом Сапфиру с мужем мы виним,
Мы рады синякам Гелиодора,
И вся гора позором круговым
110 Напутствует убийцу Полидора;
Последний клич: "Как ты находишь. Красе,
Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!"
118 Кто громко говорит, а кто, подчас,
Чуть внятно, по тому, насколь сурово
Потребность речи уязвляет нас.
121 Не я один о добрых молвил слово,
Как здесь бывает днем; но невдали
Не слышно было никого другого".
124 Мы от него немало отошли
И, напрягая силы до предела,
Спешили по дороге, как могли.
127 И вдруг гора, как будто пасть хотела,
Затрепетала; стужа обдала
Мне, словно перед казнию, все тело,
130 Не так тряслась Делосская скала,
Пока гнезда там не свила Латона
И небу двух очей не родила.
133 Раздался крик по всем уступам склона,
Такой, что, обратясь, мой проводник
Сказал: "Тебе твой спутник оборона".
136 "Gloria in excelsis" - был тот крик,
Один у всех, как я его значенье
По возгласам ближайших к нам постиг.
139 Мы замерли, внимая восхваленье,
Как слушали те пастухи в былом;
Но прекратился трус, и смолкло пенье.
142 Мы вновь пошли своим святым путем,
Среди теней, по-прежнему безгласно
Поверженных в рыдании своем.
145 Еще вовек неведенье так страстно
Рассудок мой к познанью не влекло,
Насколько я способен вспомнить ясно,
148 Как здесь я им терзался тяжело;
Я, торопясь, не смел задать вопроса,
Раздумье же помочь мне не могло;
151 Так, в робких мыслях, шел я вдоль утеса.
ЧИСТИЛИЩЕ
ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
Круг третий (продолжение)
1-9. Подобный плотному покрову с колючим ворсом, слепящий дым, в
который вступили поэты, обволакивает души тех, кто в жизни был ослеплен
гневом.
19. "Agnus Dei" (лат.) - "Агнец божий", слова католической молитвы.
46. Я был ломбардец. Марко звался я. - Ломоардец Марко жил в XIII в. и
был "придворным", то есть человеком, служившим при дворе то одного, то
другого феодала.
53-63. Но у меня сомнение родилось: в чем причина всеобщей
испорченности - во влиянии небесных светил или в злой воле людей? Сомнение
это, возникшее после слов Гвидо дель Дука (Ч., XIV, 38-39), усугубилось
после слов Марко (ст. 47-48), подтвердивших то самое (всеобщее падение
нравов), с чем это сомнение соединилось, то есть чем оно было вызвано, и
"здесь" (в беседе с Марко) и "там" (в беседе с Гвидо).
68. Одно лишь небо - то есть одно лишь воздействие звезд.
73-81. Смысл: "Некоторые из наших наклонностей зависят от той звезды
("небес"), под которой мы родились, но если наша воля выдержит первую борьбу
с влиянием звезд ("с небом первый бой"), то при поддержке доброй духовной
пищи она победит это влияние, ибо мы подвластны высшей силе, то есть богу,
звезды же не могут воздействовать на наш разум".
85. Из рук того - божества.
96. Башня Града - справедливость.
97-98. Но кто же им защита? Никто - ибо императорский престол пустует
(ср. Ч., VI, 88-90).
98-99. Ваш пастырь жвачку хоть жует, но не раздвоены его копыта. - По
Моисееву закону, чистыми животными считались те, у которых раздвоены копыта
и которые притом жуют жвачку. Христианские богословы пользовались этим
образом символически: жевание жвачки - размышление над Священным писанием и
правильное его понимание; раздвоенность копыт - различение некоторых
глубоких понятий, в том числе добра и зла. Данте хочет сказать: "Римский
папа и чист и нечист; он авторитетен в вопросах религии, но не различает
духовного от светского, посягает на императорские права, прельщается земными
благами".
107. Два солнца - папа и император.
109. Одно другое погасило - папская власть упразднила императорскую.
110. Меч слился с посохом - светская власть слилась с духовной, папа
присвоил себе права монарха.
115. В стране, где По и Адиче (Адидже) струятся - в Ломбардии,
отечестве говорящего.
117. В дни Федерико стал уклад ломаться. - Борьба императора Фридриха
II (А., X, 119 и прим.) с папами повела к партийным распрям и порче добрых
старых нравов.
123. Томятся жаждой по иной отчизне - жаждут перехода в лучший мир.
124-126. Герардо да Камино, генеральный капитан Тревизо. Гвидо да
Кастель, у себя в Реджо радушно принимавший путешественников. Куррадо да
Палаццо из Брешьи.
131. Левиты - жреческое сословие у древних евреев, которое не получило
земельных уделов (Библия).
ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ
Круг третий (окончание). - Круг четвертый. - Унылые
19-20. Жестокость той... - Прокна, чтобы отомстить своему мужу -
фракийскому царю Терею, который изнасиловал ее сестру Филомелу и вырезал у
нее язык, убила своего сына Итиса и его мясом накормила отца (Метам., VI,
424-674). Прокна (по тому варианту мифа, которому следует Данте) была
превращена в соловья, а Филомела-в ласточку (ср. Ч., IX, 13-15).
26-30. Распятый, гордый обликом, злодей... - Аман, приближенный
персидского царя Артаксеркса, злобствуя на Мардохея, замыслил его повесить и
истребить всех иудеев. Но царица Эсфирь, иудеянка, предотвратила его
замысел, и царь велел повесить Амана на дереве, которое тот готовил для
Мардохея (Библия).
34-39. В слезах предстала дева... - Лавина, или Лавиния (А., IV, 125;
Р., VI, 3), дочь царя Лация, Латина, и Аматы. Отец просватал ее за
троянского вождя Энея, а мать хотела выдать за Турна, царя рутулов. Смотря
на битву троянцев с рутулами и думая, что Турн убит, Амата "в мрачной ярости
повесилась" (Эн" VII, 249-474; XII, 593-613).
68-69. "Beati pacific!" (лат.) - "Блаженны миротворцы".
91-139. Вергилий излагает учение о любви как об источнике
всякого добра и зла и поясняет градацию кругов Чистилища: круги I, II,
III - любовь к "чужому злу", то есть зложелательство (гордость, зависть,
гнев); круг IV - недостаточная любовь к истинному благу (уныние); круги V,
VI, VII - чрезмерная любовь к ложным благам (корыстолюбие, чревоугодие,
сладострастие).
94. Природная любовь - это естественное стремление тварей (будь то
первичное вещество, растение, животное или человек) к тому, что для них
благотворно ("Пир", III, 3). Она никогда не ошибается в выборе цели.
110. Первая, сущность - бог.
114. В вашем иле - то есть на земле.
ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Круг четвертый (продолжение)
18. Слепцов - то есть эпикурейцев, утверждающих, что "любовь оправдана
всегда" (ст. 34-36).
30. К среде, где он прочнее сохранен - то есть к сфере огня (см. прим.
Ч., IX, 30).
49-51. Творящее начало, по учению схоластов, есть то, что, соединяясь с
веществом, придает ему тот или иной вид бытия. Для человека творящим началом
является душа, пребывающая врозь с веществом, в пределах, вещества. Таящаяся
в ней "особая сила" и есть "природная любовь" (Ч., XVII, 19-27; XVIII,
19-27).
73-74. Вот то, что Беатриче называет свободной волей. - См. Р., IV,
13-21; 73-80; Р., V, 19-24.
79. Навстречу небу. - Суточное перемещение Луны по небесной сфере
происходит с запада на восток.
79-81. Там, где солнце мчится... - Луна восходила в знаке Скорпиона и
шла тем же путем, который проходит Солнце, когда оно, вступив в это
созвездие, кажется для обитателей Рима заходящим между Сардинией и Корсикой.
82. Пьетола - родина Вергилия (см. прим. А., I, 69).
91-93. Асон и Исмений - реки в Беотии.
100. Мария в горы устремила шаг. - По евангельской легенде, дева Мария
поспешила в горы, чтобы приветствовать свою родственницу Елисавету, зачавшую
сына.
101-102. Цезарь, вытеснив Помпея из Италии, быстро двинулся в Галлию,
оставил Требония и Децима Брута осаждать Марсилью (Массилию, Марсель) с суши
и с моря, вступил в Испанию и около Илерды (Лерида) принудил помпеянцев к
сдаче (49 г. до н. э.).
118. Сан-Дзено - монастырь в Вероне. Имя говорящего здесь аббата
остается невыясненным.
119-120. Император Фридрих Барбаросса в 1162 г. разрушил
сопротивлявшийся ему Милан; вот почему в этом городе о нем "скорбно
говорят".
121-126. Одну стопу уже во гроб поставил Альберто делла Скала,
властитель Вероны (умер в 1301 г.), который незаконно назначил аббатом в
Сан-Дзено своего побочного сына, хромоногого Джузеппе, человека
безнравственного (умер в 1313 г.).
131-132. Зубами вцепясь в унынье - то есть порицая этот грех.
133-135. По библейской легенде, евреи, вышедшие из Египта по дну
Чермного моря, побоялись вступить в обетованную землю. За это все
совершеннолетние осуждены были умереть в пустыне, и только дети их, сорок
лет спустя, наконец увидели Иордан.
136-138. Малодушные спутники Энея, оставшиеся в Сицилии (Эн. V,
700-778).
ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Круг четвертый (окончание). - Круг пятый. - Скупцы и расточители
1-3. Смысл: "В предрассветный час, когда нагревшийся за день воздух уже
не может бороться с холодными лучами луны, потому что "зной дня" успел
ослабеть под влиянием холода, исходящего от земли или от Сатурна..."
4-6. Геоманты гадали по фигурам на основе случайно набросанных точек.
Фигура "Fortuna major" походила на крайние звезды Водолея вместе с
ближайшими звездами Рыб. Данте хочет сказать, что на востоке уже взошли
Водолей и частично Рыбы, то есть до восхода солнца оставалось около трех
часов.
7-9. Женщина, приснившаяся Данте, олицетворяет те три греха, которые
искупаются в трех верхних кругах: корыстолюбие, чревоугодие и сладострастие
(ср. ст. 58-59).
12-15. Так и мой взгляд... - Смысл: "Только наши глаза придают
очарование низменным благам, которые сами по себе мерзки".
22-23. Улисс (Одиссей) был совращен с пути не сиренами, а волшебницей
Цирцеей.
26. Святая и усердная жена. - Старейшие комментаторы обычно видят в ней
символ разума, разоблачающего лживость низменных благ.
50. "Qui lugent" (лат.) - "плачущие".
58-60. Ты видел ведьму... - См. прим. 7-9.
62. Вабило - см. прим. А., XVII, 128.
73. "Adhaesit pavimento anima meal" (лат.) - "Прилипла к праху душа
моя".
94. Кем был ты. - Это кардинал Оттобуоно Фьески, граф Лаванья,
вступивший в 1276 г. на папский престол под именем Адриана V. Он умер через
тридцать восемь дней после избрания.
98-99. "Scias guod fui successor Petri" (лат.) - "Знай, что я был
преемником Петра", то есть римским папой.
100-102. Меж Кьявери и Сьестри, двумя городками на берегу Генуэзского
залива, впадает в море "большой поток" Лаванья и расположен город того же
имени. Отсюда и титул говорящего.
122. Не влекла к делам - то есть к добрым делам.
137. "Negye nubent" (лат.) - "ни женятся". Адриан хочет сказать, что он
больше не "супруг церкви", не римский папа.
141. В которых то, что говорил ты, зреет. - См. ст. 91-92. 142. Аладжа
деи Фьески была замужем за Мороелло Маласпина (см. прим. А., XXIV, 145-150).
ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ
Круг пятый (продолжение)
1. Пред лучшей волей - то есть перед волей Адриана V, желавшего
отдаться слезам покаяния (Ч., XIX,. 139-141).
3. Я погруженной не насытил губки - то есть прекратил беседу, не успев
спросить о многом.
8. Зло, заполнившее свет - корыстолюбие.
10-12. Волчица древних лет... - См. прим. А., I, 31-60.
25. Фабриций - римский полководец (III в. до н. э.), прославившийся
своим бескорыстием.
31. Щедрость Николая - церковная легенда о святом Николае.
43. Я корнем был зловредного растенья - то есть родоначальником
французской королевской династии, пагубной для христианского мира.
46-48. Гвант (Гент), Лиль (Лилль), Бруджа (Брюгге) и Дуак (Дуэ, лат. -
Duacum) - главные города Фландрии. Говорящий хотел бы, чтобы Фландрия
отомстила его потомку, Филиппу IV за понесенные обиды, что и случилось в
1302 г., когда фламандское народное ополчение разгромило французов.
49. Я был Гугон - Капетом, нареченный. - Данте сливает воедино два
исторических лица: Гуго Великого, Графа Парижского, "герцога Франции",
умершего в 956 г., и его сына - Гуго Капета, который после смерти в 987 г.
последнего короля Каролингской династии, Людовика V, был избран на престол и
умер в 996 г., положив начало династии Капетингов.
52. Родитель мой в Париже был мясник - легенда о Гуго Капете.
54-55. Последний же из племени владык облекся в серое. - По-видимому,
Данте смешал последнего Каролинга с последним Меровингом, Хильдериком III,
который в 751 г. был низложен и пострижен в монахи.
58. Диадемой вдовой - то есть вакантной после смерти последнего
Каролинга - Людовика V.
61. Прованское пышное вено (приданое). - В 1246 г. Карл Анжуйский (см.
прим. Ч., VII, 112-114) путем брака получил в обладание богатый Прованс.
66. Понти - графство Понтье (Ponthieu).
67. Карл сел в Италии. - См. прим. Ч., VII, 112-114.
68. Зарезал Куррадина. - В 1268 г. шестнадцатилетний Конрадин,
последний Гогенштауфен, заявил свои права на сицилийский престол, был
побежден Карлом при Тальякоццо (А., XXVIII, 18 и прим.) и обезглавлен в
Неаполе на глазах у короля.
68-69. Фому вернул на небеса - Фому Аквинского (см. прим. Р., X,
82). Считали, что его велел отравить Карл Анжуйский.
70-78. Новый Карл - Карл Валуа, прозванный Безземельным (ср. ст.
76-78), брат Филиппа IV. Бонифаций VIII (см. прим. А., XIX, 52), замышляя
подчинить себе Флоренцию, где партия Белых была ему враждебна, и отвоевать
Сицилию у Федериго II (см. прим. Ч., VII, 119-120), пригласил Карла в
Италию, чтобы тот помог ему в этих предприятиях. В награду он сулил ему
императорскую корону. 1 ноября 1301 г. Карл, облеченный званием
"умиротворителя Тосканы", вступил во Флоренцию и здесь вероломно стал на
сторону Черных, что повело к разгрому и изгнанию Белых, в том числе и самого
Данте (см. прим. Р., XVII, 48). Затем он предпринял неудачный поход на
Сицилию, после чего вернулся во Францию (1302 г.). Умер в 1325 г.
79-80. Пленник, в море взятый, дочь продает. - Карл II Анжуйский,
король неаполитанский (с 1285 по 1309 г.), сын Карла I (см. прим. Ч., VII,
112-114), еще при жизни отца был взят в плен в морском бою с арагонским
флотом (1284 г.). В 1305 г. он выдал свою дочь за старого Адзо VIII д'Эсте,
маркиза Феррарского, получив за нее щедрый денежный дар.
83. Кровь мою - то есть мое потомство.
86-90. Христос в своем наместнике пленен... - Когда конфликт между
папой Бонифацием VIII и Филиппом IV, отражавший борьбу церковной и светской
власти, достиг наибольшего, напряжения, посланец короля Гильом Ногаре и
враждебный папе Шарра Колонна вступили (7 сентября 1303 г.) с королевским
знаменем ("лилии") в Аланью (ныне Ананьи), где находился Бонифаций, и
подвергли его жестоким оскорблениям. От пережитого потрясения он вскоре
умер.
92. Новейшего Пилата - Филиппа IV.
93. Он в храм вторгает хищные ветрила. - Филипп IV разгромил орден
рьщарей-храмовников (тамплиеров), чтобы завладеть его богатствами. Суд над
ними сопровождался пытками и казнями на костре и плахе (1307-1314гг.).
97. Возглас мой - "Мария!" (ст. 19).
101-102. Покамест длится день - мы вспоминаем Марию и других бедных и
щедрых. Поздней заката мы об обратной говорим судьбе - то есть провозглашаем
примеры наказанного корыстолюбия.
104-105. Пигмалион - тирский царь, брат Дидоны (А., V, 61-62),
предательски убивший ее мужа Сихея, чтобы овладеть его сокровищами (Эн., I,
340-368).
106-108. Мидас - фригийский царь, испросивший себе у Вакха дар
превращать в золото все, к чему он ни прикоснется. Так как в золото
обращались также и пища и питье царя, Вакх сжалился над ним и велел ему
омыться в струях Пактола. Река после этого стала золотоносной, а Мидас впал
в скудоумие, и когда, во время музыкального состязания Пана с Аполлоном, он
отдал предпочтение Пану, Аполлон наделил его ослиными ушами (Метам., XI,
85-193).
109-111. Ахан - по библейской легенде, воин Иисуса Навина, похитивший
часть военной добычи и за это побитый камнями и сожженный вместе с сыновьями
и дочерьми.
112. Сапфира с мужем - по церковной легенде, одни из первых христиан,
были поражены смертью за свое корыстолюбие.
113. Когда Гелиодор, посланец сирийского царя Селевка, вошел в
сокровищницу Иерусалимского храма, чтобы взять для царской казны хранившиеся
там богатства, таинственный всадник потоптал его конем, а двое чудесных
юношей избили его бичами (Библия).
115. Убийца Полидора - см. прим. А., XXX, 13-21. 116-117. Кросс -
римский полководец, скопивший огромные богатства и павший в войне против
парфян (53 г. до н. э.). Когда его голову принесли парфянскому царю Ороду,
тот велел налить ей в рот расплавленного золота и сказал: "Ты жаждал золота,
так пей же".
130-132. Остров Делос носился по волнам, пока не дал приюта Аатоне,
родившей на нем Аполлона и Диану (очи неба - Солнце и Луну).
136. "Gloria in excelsis" (лат.) - "Слава в вышних [богу]" - по
евангельскому рассказу, песнь ангелов, которую слышали пастухи (ст. 140) в
ночь рождения Христа.
145. Неведение. - Данте не понимает, что означает это землетрясение и
эта песнь, огласившая все уступы горы.
в начало
назад