ГЛАВА 6. ЛЕГЕНДА СИНИХ СОЛНЦ
| И |
з каюты-госпиталя потащились навстречу врач Лума Ласви и биолог Зон Тал. Эрг Ноор рванулся к ним.
— Низа?
— Жива, но...
— Умирает?
— Пока нет. Находится в глубоком параличе. Дыхание чрезвычайно замедленное. Сердце работает — один удар в сто секунд. Это не смерть, но полный коллапс, который может длиться неопределенное время.
— Сознание и мучения исключены?
— Исключены.
Эрг Ноор вопросительно посмотрел на биолога. Тот утвердительно кивнул.
— Что думаете делать?
— Поддерживать в равномерной температуре, абсолютном покое. Если коллапс не будет прогрессировать, то... не все ли равно — сон... пусть до Земли. Тогда в Институт нервных токов. Поражение нанесено каким-то видом тока... скафандр оказался пробитым в трех местах.
— Только... — начала Лума, — если при отлете удары сердца замедлятся хотя бы вдвое — двести секунд, — тогда кровоснабжение мозга станет недостаточным и...
— Конец! — угрюмо подсказал биолог. Эрг Ноор задумался так глубоко, что забыл об окружающих.
— Нет ли выхода в том, чтобы подвергнуть организм повышенному давлению в обогащенной кислородом атмосфере? — осторожно спросил он и уже по довольным улыбкам Лумы Ласви и Эона Тала понял, что мысль правильна.
— Насытить кровь газом при большом парциальном давлении замечательно... Конечно, мы примем меры против тромбоза, и тогда пусть один удар в двести двадцать секунд.
Эон показал крупные белые зубы под черными усами, и сразу его суровое лицо стало молодым и бесшабашно веселым.
— Организм останется бессознательным, но живым, облегченно сказала Лума, — мы пойдем готовить камеру. Я хочу использовать большую силиколловую витрину, взятую для Зирды. Туда поместится плавающее кресло, которое мы превратим в постель на время отлета. После снятия ускорения перестроим все по-другому...
— Как только устроите Низу, сообщите мне в пост. Мы не станем задерживаться лишней минуты... довольно тьмы и тяжести черного мира!..
Люди заспешили в разные отсеки корабля.
Громом победной музыки показались сигналы отлета. С еще никогда не испытанным чувством огромного облегчения люди погружались в мягкие объятия посадочных кресел. Взлет корабля с такой тяжелой планеты был трудным и опасным делом. Большое ускорение, которое требовалось, находилось на пределе человеческой выносливости, и малейшая ошибка пилота могла привести к общей гибели.
Эрг Ноор искусно повел звездолет по касательной к горизонту.
Рычаги гидравлических кресел вдавливались под нарастающей тяжестью, навалившейся на людей. Вот-вот рычаги дойдут до упора, и тогда, как на наковальне, под прессом ускорения изломаются хрупкие человеческие кости. Руки начальника экспедиции, лежавшие на кнопках приборов, стали такими тяжелыми, что нечего было и думать сдвинуть их с места. Но твердые пальцы работали, и «Тантра», описывая гигантскую пологую дугу, поднималась все выше из густой тьмы к прозрачной черноте бесконечности. Эрг Ноор не отрывал глаз от красной полосы горизонтального уравнителя: она качалась в неустойчивом равновесии, показывая, что корабль готов перейти из подъема на спуск по дуге падения. Тяжкая планета все еще не выпустила звездолет из своего плена. Звенящая вибрация анемезонных моторов заставила содрогнуться корабль. Красная полоса поднялась на десяток миллиметров от линии нуля. Еще немного...
Сквозь перископ верхнего обзора корпуса начальник экспедиции увидел, как «Тантра» покрылась тонким слоем голубоватого пламени, начавшего медленно стекать к корме корабля. Атмосфера пробита! В пустоте пространства по закону сверхпроводимости остаточные токи текли прямо по корпусу корабля.
Звезды опять заострились иглами, и «Тантра», освободившись, улетала все дальше от грозной планеты. С каждой секундой уменьшалось бремя тяжелого мира. Легче и легче становилось тело. Люди вскочили с кресел, пришла неизбежная реакция, и большая часть экипажа погрузилась в короткий сон. Бодрствовали только Эрг Пел Лин, Пур Хисс и Лума Ласви, чтобы определиться и вычислить временный курс звездолета, по которому и разогнать его до нормальной субсветовой скорости. Потом после короткого отдыха следовало приступить к длительной работе вычисления истинного курса.
Врач наблюдала за состоянием Низы после взлета и возвращения к нормальной для землянина силе тяжести. Вскоре ей удалось успокоить всех бодрствовавших сообщением, что удары пульса хотя и замедлились, но пришли к постоянной — удару в сто десять секунд. При повышении кислородного режима это не было гибелью. Лума Ласви предполагала обратиться к тиратрону и органическим стимуляторам.
Восемнадцать часов ныли стены корабля от вибрации анамезонных моторов, пока счетчики не показали скорости в девятьсот семьдесят миллионов километров в час — близко к пределу безопасности. Расстояние от железной звезды увеличивалось больше чем на двадцать миллиардов километров за земные сутки. Трудно передать облегчение, испытывавшееся всеми тринадцатью путешественниками, после тяжелых испытаний — убитой планеты, погибшего «Альграба» и, наконец, ужасного черного солнца. Радость освобождения оказалась неполной — четырнадцатый член экипажа, юная Низа Крит, недвижно лежала в полусне-полусмерти за дверью госпитальной каюты...
Все пять женщин — Ингрид, Лума, второй электронный инженер, геолог и учительница ритмической гимнастики Ионе Мар, исполнявшая еще обязанности распределителя питания, воздушного оператора и коллектора научных материалов, фильмов и книг, — собрались словно на древний похоронный обряд. Тело Низы уложили на ковре из мягчайших губок Средиземного моря. Ковер поместили на воздушный матрац, заключили в круглый купол из розоватого силиколла. Точный термобаробоксистат мог годами поддерживать нужную температуру, давление и состав воздуха внутри толстого колпака. Мягкие резиновые выступы удерживали Низу в одном положении, изменять которое врач Лума Ласви собиралась один раз в месяц. Больше всего следовало опасаться омертвевших пролежней, возможных при абсолютной неподвижности. Поэтому Лума решила установить надзор за телом Низы и отказалась на первый год-два предстоящего пути от продолжительного сна. Каталептическое состояние Низы не проходило. Единственное, чего удалось добиться Луме Ласви, это учащения пульса до удара в семьдесят секунд. Как ни мало было такое достижение, оно позволяло устранить вредное для легких перенасыщение кислородом...
Прошло четыре месяца. Звездолет давно шел по истинному, точно вычисленному курсу, описывавшему большую дугу в обход района свободных метеоритов. Экипаж, измученный приключениями и непосильной работой, погрузился в сон. На этот раз бодрствовало не три, а четыре человека: к дежурным Эргу Ноору с Пур Хиссом присоединились врач Лума Ласви и биолог Эон Тал.
Начальник экспедиции, вышедший победителем из труднейшего положения, в какое когда-либо попадали звездолеты Земли, чувствовал себя одиноко. Впервые четыре года пути до Земли казались ему бесконечными. Он не собирался обманывать самого себя, потому что только там, на Земле, он мог надеяться на спасение своего самоотверженного, ставшего таким дорогим рыжекудрого астронавигатора.
Он долго откладывал то, что сделал бы на следующий день отлета, — просмотр электронных стереофильмов с «Паруса». Эргу Ноору так хотелось, чтобы Низа вместе с ним увидела и услышала первые вести неописуемо прекрасных планет, планет синей звезды летних северных ночей Земли. Чтобы вместе с ним Низа прошла через Космос к осуществлению самых смелых романтических грез прошлого и настоящего — открытию новых звездных миров — будущих дальних островов человечества...
Фильмы, снятые в семи парсеках расстояния от «Тантры» восемьдесят лет тому назад, пролежавшие в открытом корабле на черной планете Т-звезды, сохранились превосходно. Гемисферный стереоэкран унес четырех зрителей «Тантры» туда, где сияла высоко над ними голубая Вега.
Быстро сменялись короткие сюжеты, — вырастало ослепительно голубое светило, и шли небрежные секундные кадры жизни корабля. Работал за вычислительной машиной неслыханно молодой двадцативосьмилетний начальник экспедиции, вели наблюдения еще более молодые астрономы. Вот обязательные ежедневные спорт и танцы, доведенные членами экспедиции до акробатического совершенства. Насмешливый голос пояснял, что первенство на всем пути к Веге оставалось за биологом. Действительно, эта девушка с короткими льняными волосами показывала труднейшие упражнения в самых невозможных позициях своего великолепно развитого тела...
Странно было смотреть на яркие, совсем реальные изображения гемисферного экрана, сохранившие нормальные цветовые оттенки. Забывалось, что эти веселые, энергичные, молодые астролетчики давным-давно пожраны гнусными чудовищами железной звезды.
Скупая летопись жизни экспедиции быстро промелькнула. Более ничего не отвлекало от Веги и ее планет. Усилители света в проекционном аппарате начали жужжать, — так яростно горело фиолетовое светило, что даже здесь, в его бледном отражении, оно заставило людей надеть защитные очки. Звезда почти в три раза больше Солнца по диаметру и по массе — колоссальная, сильно сплюснутая, бешено вращающаяся с экваториальной скоростью триста километров в секунду. Шар неописуемо яркого газа с поверхностной температурой в одиннадцать тысяч градусов, распростерший на миллионы километров крылья жемчужно-розового огня. Казалось, что лучи Веги ощутимо били и давили все попадавшееся на их пути, летели в пространство копьями неимоверной длины и силы. В глубине их сияния скрывалась ближайшая к синей звезде планета. Но туда, в этот океан огня, не мог окунуться никакой корабль Земли или ее соседей по Кольцу. Зрительная проекция сменилась голосовым докладом о сделанных наблюдениях, и на экране возникли полупрозрачные линии стереометрических чертежей, показывавших расположение первой и второй планет Веги. «Парус» не смог приблизиться даже ко второй планете, удаленной от звезды на девяносто миллионов километров.
Чудовищные протуберанцы вылетали из глубин океана прозрачного фиолетового пламени — звездной атмосферы, протягивались в пространство всесожигающими руками. Так велика была энергия излучения Веги, что звезда рождала свет наиболее сильных квант — фиолетовой невидимой части спектра. От этого она вызывала странное ощущение призрачности, почти невидимого, но смертельно опасного фантома... Кругом бушевали фотонные вихри, преодолевая тяготение звезды. Их дальние отголоски опасно толкали и раскачивали «Парус». Счетчики космических и других видов жестких излучений отказались работать. Даже внутри надежно защищенного корабля стала нарастать опасная ионизация, предупреждая о неистовстве лучистой энергии, чудовищным потоком устремлявшейся в пустоту пространства.
Начальник «Паруса» осторожно подвел звездолет к третьей планете — большой, но одетой лишь тонкой, незримой атмосферой. Видимо, огненное дыхание синей звезды согнало прочь покров легких газов, длинным, слабо сиявшим хвостом тянувшийся за планетой по ее теневой стороне. Разрушительные испарения фтора, яд окиси углерода, мертвая плотность инертных газов — в этой атмосфере ничто земное не просуществовало бы и секунды...
Яростный нагрев синего солнца возбуждал деятельность инертного минерального вещества. Из недр планеты выпирали острые пики, ребра, отвесные иззубренные стены красных, как свежие раны, черных, как бездны, каменных масс. На обдутых вихрями неимоверной силы, не сохранивших ни единой пылинки плоскогорьях из вулканических лав виднелись трещины и провалы, источавшие раскаленную магму и казавшиеся жилами кровавого огня.
Высоко взвивались густые облака пепла, ослепительно голубые на освещенной стороне, непроницаемо черные на теневой. Исполинские молнии в тысячи километров длины били по всем направлениям, свидетельствуя об электрической насыщенности мертвой атмосферы.
Грозный фиолетовый призрак огромного солнца, черное небо, наполовину скрытое сверкающем короной жемчужного сияния, а внизу на планете — алые контрастные тени на диком хаосе скал, пламенные борозды, извилины и круги, непрерывное сверкание зеленых молний...
Стереотелескопы передали, а памятные электронные фильмы записали это с бесстрастной точностью.
Но за всем стояло живое чувство путешественников — протест разума против бессмысленных сил разрушения и нагромождения косной материи, сознание враждебности этого мира неистовствующего космического огня. И зачарованные зрелищем четверо людей обменялись одобрительными взглядами, когда голос сообщил, что «Парус» идет на четвертую планету.
Человеческий отбор событий сократил время до сказочного ковра-самолета, — через несколько секунд под килевыми телескопами корабля уже росла последняя, краевая планета Веги, размерами близкая к Земле. «Парус» снижался все более. Очевидно, путешественники решили во что бы то ни стало исследовать последнюю планету, последнюю надежду на открытие мира, пусть не прекрасного, но хотя бы годного для жизни.
«Хотя бы»... ведь в этих трех слогах заключалось прощание с мечтой о прекрасных мирах Веги, во имя чего люди Земли пошли на добровольное сорокапятилетнее заключение в звездолете.
Но, увлеченный зрелищем, Эрг Ноор не сразу подумал об этом. В глубине гемисферного экрана он мчался сейчас над поверхностью безмерно далекой планеты. К настоящему горю путешественников, тех — погибших, и этих — живых, планета оказалась похожей на знакомого с детства ближайшего соседа в солнечной системе — Марс. Та же тонкая прозрачная газовая оболочка с черновато-зеленым, всегда безоблачным небом, та же ровная поверхность пустынных материков с грядами развалившихся гор. Только на Марсе царствовал обжигающий холод ночи и резкая смена дневных температур. Там были мелкие, похожие на спокойные озера моря, испарявшиеся до мокрых, заболоченных пятен на лице планеты, был скудный редкостный дождь, иней или снег, ничтожная жизнь омертвелых растений и странных, вялых, зарывавшихся в землю животных.
Здесь победный пламень голубого солнца нагревал планету так, что она дышала жаром самых знойных пустынь Земли. Водяные пары в ничтожном количестве поднимались в верхние слои воздушной оболочки, а огромные равнины затемнялись лишь вихрями тепловых токов, непрерывно возмущавших атмосферу. Планета вращалась быстро, как и все другие. Ночное охлаждение рассыпало горные породы в море песка. Песок оранжевый, фиолетовый, зеленый, голубоватый или слепяще-белый затоплял планету огромными пятнами, издалека казавшимися морями или зарослями выдуманных растений. Цепи разрушенных гор, более высоких, чем на Марсе, но столь же мертвых, были покрыты блестящей черной или коричневатой корой. Могучее синее солнце с его неимоверно сильным ультрафиолетовым излучением разрушало минералы, испаряло легкие элементы.
Песчаные светлые равнины, казалось, излучали само пламя. Эрг Ноор припомнил, что в старину, когда учеными было не большинство населения Земли, а лишь ничтожная по численности группа людей, среди писателей и художников распространились мечты о людях иных планет, приспособившихся к жизни в повышенной температуре. Это было поэтично и красиво, подымало веру в могущество человеческой природы. Люди в огненном дыхании планет голубых солнц, встречающие своих земных собратьев... Большое впечатление на многих, в том числе и на Эрга Ноора, оставила картина в музее восточного центра южного жилого пояса: туманящаяся на горизонте равнина пламенного алого песка, серое горящее небо и под ним — безликие человеческие фигуры в тепловых скафандрах, отбрасывающие невероятно резкие черно-синие тени. Они застыли в очень динамичных, полных изумления позах перед углом какого-то металлического сооружения, раскаленного чуть не добела. Рядом с металлом — женщина с распушившимися красными волосами. Светлая кожа сияет в слепящем свете еще сильнее песков, лиловые и малиновые тени подчеркивают каждую линию высокой и стройной фигуры, стоящей, как знамя победы прекрасной жизни над силами Космоса. Именно прекрасной — это самое важное! Что толку в уродливом низведении жизни до едва теплящегося огонька робкого пожирателя! Смелая, но совершенно нереальная мечта, противоречащая всем законам биологического развития, познанным теперь, в эпоху Кольца, значительно глубже!
Эрг Ноор вздрогнул, когда поверхность планеты на экране ринулась навстречу. Неведомый пилот повел «Парус» на снижение. Совсем близко поплыли песчаные конусы, черные скалы, россыпи каких-то сверкавших на Веге зеленых кристаллов. Звездолет методически вил спираль широтного облета планеты, постепенно спускаясь от одного полюса к другому. Никакого признака воды и хотя бы самой примитивной растительной жизни.
Быстро бежала на экране сожженная, развеваемая буйными вихрями, лишенная всяких следов тени земля чужого мира. Эрг Ноор, понемногу осознававший крушение давней мечты, силился сообразить, как могло родиться неверное представление о сожженных мирах синей звезды.
— Наши земные братья будут разочарованы, когда узнают про это, — тихо сказал биолог, близко придвинувшийся справа к начальнику. — Много тысячелетий миллионы людей Земли смотрели на Вегу. В летние ночи севера, созданные для молодых, все любившие и мечтавшие обращали взоры в небо. Летом Вега, яркая и синяя, самая высокая, стоит почти в зените — разве можно было не любоваться ею? Уже три тысячи лет назад люди знали довольно много о звездах, о Галактике. Но по странному направлению мысли они не подозревали, что планеты есть почти у каждой звезды, как спутники есть почти у каждой планеты в нашей системе. Они не знали об этом законе, но в тоске одиночества мечтали о собратьях на других мирах, и прежде всего на Веге, на синем солнце. Я читал древние переводы стихов о полубожественных людях с синей звезды.
— Я мечтал о Веге после сообщения «Паруса», — открыто повернулся к Эону Талу начальник, — и в желании, чтобы мечта осуществилась, прочитал сообщение совсем не так.
— Как же вы теперь расшифруете сообщение «Паруса»?
— Просто! «Четыре планеты Веги совершенно безжизненны. Ничего нет прекраснее нашей Земли, какое счастье будет вернуться!»
— Вы правы! — воскликнул биолог. — Как это никому не пришло в голову?
— Может быть, и приходило, но не нам, астролетчикам, да, пожалуй, и не Совету. Но мне кажется, что это делает нам честь: смелая мечта, а не скептическое разочарование побеждает в жизни!
На экране облет планеты закончился. Последовали записи станции-робота, сброшенного для анализа условий на поверхности планеты. Затем произошел сильнейший взрыв. Это сбросили геологическую бомбу и до самого звездолета достигло гигантское облако взброшенных вверх минеральных частиц. Завыли насосы, забирая пылевые частицы в фильтры боковых всасывающих каналов. Несколько проб тончайшего минерального порошка из песков и гор сожженной планеты заполнили силиколловые пробирки, а воздух верхних слоев атмосферы — кварцевые баллоны. «Парус» отправился назад в тридцатилетний путь, преодолеть который ему не было суждено. Теперь его земной товарищ несет людям все, что с таким трудом, терпением и отвагой удалось добыть погибшим путешественникам...
Продолжение записей — шесть катушек наблюдений — подлежало изучению лучшими астрономами Земли и передаче наиболее существенного по Великому Кольцу.
Просматривать фильмы о дальнейшей судьбе «Паруса», тяжелой борьбе с аварией и звездой Т, а особенно трагическую последнюю звукокатушку — драгоценное предупреждение никому не захотелось. Слишком сильны еще собственные переживания. Дежурные разошлись отдохнуть, оставив начальника в центральном посту.
Эрг Ноор более не вспоминал о сокрушенной мечте. Он пытался оценить те горькие крохи знания, которые удастся принести человечеству ценой таких усилий и жертв двум экспедициям — его и «Паруса».
Эрг Ноор подумал о прекрасной родной планете как о неисчерпаемом богатстве человеческих душ, утонченных и любознательных, освобожденных от тяжких забот и опасностей примитивного общества. Поиски и неудачи, ошибки и разочарования остались и теперь, в эпоху Кольца, но они перенесены в высший план творчества и знания... Только благодаря знанию Земля избавлена от ужасов голода, заразных болезней, вредных животных. Спасена от истощения топлива, нехватки важных химических элементов, преждевременной смерти и слабости людей! И эти крохи знания, что принесет с собой «Тантра», вольются в могучий поток мысли, непрерывно стремящийся вперед в устройстве общества и познании природы!
Эрг Ноор открыл маленький сейф для путевого журнала «Тантры» и вынул оттуда коробку с металлом от спирального звездолета с черной планеты. Тяжелый кусок яркой небесной голубизны плотно улегся на ладони. Отложив точное изучение драгоценного образца до громадных лабораторий Земли, Эрг Ноор тем не менее знал, что на родной планете и на ее соседях в солнечной системе и ближайших звездах такого металла нет. Вселенная вся построена из одинаковых простых веществ, тысячи лет назад систематизированных менделеевской таблицей. Это противоречит открытию нового металла, следовательно — элемента. Но в динамике образования элементов могут быть бесчисленные изотопы, сильно разнящиеся по физическим свойствам. Кроме того, очень сильно меняет физические свойства ориентированная перекристаллизация. И этот кусочек корпуса звездолета из невообразимо далеких миров — Эрг Ноор был уверен в этом — может оказаться известным на Земле металлом, видоизмененным глубокой атомной перестройкой... Вот еще одно, пожалуй самое важное, сообщение, которое, помимо вести о гибели Зирды они доставят Земле и Кольцу. Железная звезда довольно близка к Земле, посещение черной планеты специально подготовленной экспедицией теперь, после опыта «Паруса» и «Тантры», будет не столь гибельно, какое бы скопище черных крестов и медуз ни существовало в этой вечной тьме. Спиральный звездолет они вскрыли, вероятно, в опасном месте. Если бы они имели время хорошенько обдумать предприятие, то еще тогда поняли, что гигантская спиральная труба является частью двигательной системы звездолета...
Снова в памяти начальника экспедиции возникли события последнего, рокового дня и Низа, распростершаяся щитом поперек него, бессильно упавшего перед чудовищем. Недолго цвело ее юное чувство, соединившее в себе героическую преданность древних женщин Земли с открытой и умной отвагой современной эпохи...
Пур Хисс неслышно возник позади начальника, чтобы заменить его на дежурстве. Эрг Ноор вышел в библиотеку-лабораторию, но не направился в коридор центрального отсека к спальням, а открыл тяжелую дверь госпитальной каюты.
Неяркое освещение цвета земного дня поблескивало на силиколловых шкафах с лекарствами и инструментами, отражалось от металла рентгеновской аппаратуры, приборов искусственного кровообращения и дыхания. Начальник экспедиции слегка откинул доходивший до потолка плотный занавес и вошел в полумрак. Слабый свет, похожий на лунный, становился теплым в розовом сиянии силиколла. Два тиратронных стимулятора, включенных на случай внезапного коллапса, едва слышно пощелкивая, поддерживали биение сердца парализованной. Внутри колпака, в розовато-серебряном свете, неподвижно вытянувшаяся Низа казалась погруженной в спокойный счастливый сон. Сто поколений здоровой, чистой жизни предков отточили до высокого художественного совершенства гибкие и сильные линии тела женщины — самого прекрасного создания могучей земной жизни.
Все существующее движется и развивается по спиральному пути, — Эрг Ноор зримо представил себе эту величайшую спираль всеобщего восхождения в применении к жизни и обществу людей.
Он не прав в своей погоне за дивными планетами синих Солнц и неверно учил Низу!
С внезапной тяжелой тоской Эрг Ноор опустился на колени перед силиколловым саркофагом астронавигатора. Дыхание девушки не было заметно, ресницы бросали лиловые полоски теней под плотно закрытыми веками, сквозь чуть приоткрытые губы проблескивала белизна зубов. На левом плече, на руке у локтя и у основания шеи виднелись бледные синеватые пятна — места ударов неведомого тока.
— Видишь ли ты, помнишь ли что-нибудь в своем непробудном сне? — мучительно спрашивал ее и себя Эрг Ноор, чувствуя, как его воля в порыве большого горя становится мягче воска, как стесняется дыхание и сжимается горло. Начальник экспедиции стиснул переплетенные пальцы рук, пытаясь передать Низе страстный призыв к жизни и счастью... Но рыжекудрая девушка оставалась неподвижной, точно статуя розового мрамора, в которой с тончайшим совершенством отделки воспроизвели живую модель...
Врач Лума Ласви тихо вошла в госпиталь и, осторожно откинув занавес, увидела коленопреклоненного начальника, неподвижного, словно памятник тем миллионам мужчин, которым приходилось оплакивать своих возлюбленных. Не в первый раз заставала она Эрга Ноора здесь, и острая жалость шевельнулась в ее душе. Эрг Ноор хмуро поднялся. Лума быстро подошла к нему и, волнуясь, прошептала:
— Мне надо поговорить с вами.
Эрг Ноор кивнул и вышел, прищуриваясь, в переднее отделение госпиталя. Он не сел рядом с Лумой на диван, а остался стоять. Лума Лесви порывисто встала, вытянулась перед ним во весь свой небольшой рост.
— Вы знаете, — неуверенно начала она, — что медицина владеет возможностью воздействия на те мозговые центры, которые ведают сильными переживаниями. Я могла бы...
Понимание вспыхнуло в глазах Эрга Ноора и отразилось в беглой улыбке.
— Вы предлагаете воздействовать на мою любовь, — быстро спросил он, — и тем самым избавить меня от страдания? Искусственно заглушить ее?
Врач согласно наклонила голову, боясь спугнуть ласку участия словами с их неизбежной грубостью.
Эрг Ноор благодарно протянул руку и отрицательно покачал головой.
— Я не отдам своего богатства чувств, как бы они ни заставляли меня страдать. Страдание, если оно не выше сил, ведет к пониманию, понимание — к любви, — так замыкается круг. Вы добры, Лума, но не надо!
И с обычной стремительностью начальник скрылся за дверью.
Торопясь, как во время аварии, оба электронных инженера вновь после тринадцати лет устанавливали в центральном посту и библиотеке экраны земных передач. Звездолет вошел в зону, до которой достигали, хоть и с помехами, волны мировой сети Земли. Голоса, звуки, формы и краски родной планеты ободряли путешественников и в то же время возбуждали их нетерпение: длительность космических путей становилась все более невыносимой.
Наконец зов звездолета достиг Земли. Эргу Ноору удалось передать главную суть открытий, попросить институт нервных токов начать подготовительные изыскания к лечению Низы. Земля приветствовала своих героев в отрывочных передачах, случайно улавливаемых «Тантрой». Звездолет звал искусственный спутник 57 на обычной волне дальних космических рейсов, и странным было молчание этой могучей передаточной станции связи Земли и Космоса. Спустя месяц откликнулся спутник 36. Он сообщил, что два месяца назад спутник 57 разрушен во время рискованного опыта, произведенного заведующим внешними станциями. Эрг Ноор находился в недоумении. Он знал Дар Ветра, заведующего внешними станциями. Тот был строго дисциплинированным человеком, иначе не был бы назначен на такой пост после отлета «Тантры».
Весь экипаж звездолета теперь бодрствовал, не отходя от приемников. После тринадцати земных и девяти зависимых лет отсутствия связи с родиной люди с ненасытной жадностью встречали земные сообщения.
Так, случайно уловленное предложение Хеба Ура вызвало шестинедельную дискуссию и сложнейшие расчеты.
— Предложение Хеба Ура обсуждайте! — звучал голос с Земли. Все, кто думал и работал в этом направлении, все обладающие сходными мыслями или отрицательными заключениями высказывайтесь!
Радостно звучала для путешественников эта обычная форма широкого обсуждения. Хеб Ур внес в Совет Звездоплавания предложение систематического изучения доступных планет синих и зеленых звезд. По его мнению, это особые миры мощных энергетических радиаций, которые могут химически стимулировать даже весьма инертные в земных условиях минеральные составы к борьбе с энтропией, то есть к жизни. Особые формы жизни из минералов, более тяжелых, чем газы, составляющие белки земной жизни, будут активны в высоких температурах и неистовом излучении звезд высших спектральных классов. Астрономы во главе с Эргом Ноором составили сообщение, которое было послано, как мнение первых людей, видевших Вегу, в фильме, снятом «Парусом»,
И люди Земли с восхищением услышали металлический голос, говоривший с приближавшегося звездолета:
— «Тантра» высказывается против посылки экспедиции по положениям Хеба Ура. Голубые звезды действительно порождают столь мощную энергетику на своих планетах, что она достаточна для жизни из тяжелых соединений. Посылка верна, вывод — нет. Живой организм — фильтр и плотина энергии, слагающейся в борьбе со вторым законом термодинамики, действует только путем великого усложнения простых минеральных и газовых молекул. Это усложнение требует большой длительности исторического развития, следовательно постоянства условий. Как раз постоянства условий нет на планетах высокотемпературных звезд, быстро разрушающих сложные соединения, в порывах и вихрях мощнейших излучений. Там нет ничего длительно существующего, да и не может быть, несмотря на то, что минералы приобретают наиболее стойкое кристаллическое строение с кубической атомной решеткой.
По мнению «Тантры», Хеб Ур повторяет одностороннее суждение древних астрономов, не понявших динамики развития планет. Каждая планета теряет свои легкие элементы, уносящиеся в пространство и рассеивающиеся. Самые тяжелые элементы, распадаясь на свинец и гелий, тоже рассеивают легкую часть продуктов своего распада. Особенно сильная потеря легких элементов идет при сильном нагреве и лучевом давлении синих солнц.
«Тантра» приводила длинный перечень примеров и кончала утверждением, что процесс «утяжеления», планет у голубых звезд не допускает образования жизненных форм.
Спутник 36 передал возражение ученых звездолета прямо на обсерваторию Совета, где хмурый Юний Ант поджидал возвращения Дар Ветра, который отправился на заводы, изготовлявшие металлические покрытия.
В конце концов настала минута, которую с таким нетерпением ждали Ингрид Дитра и Кэй Бэр, как, впрочем, и все без исключения члены экспедиции. «Тантра» начала замедлять субсветовую скорость полета, приближаясь к станции звездолетов на Трете. Теперь такая скорость больше не была нужна: отсюда, со спутника Нептуна, «Тантра», летящая со скоростью девятьсот миллионов километров в час, достигла бы Земли меньше чем за пять часов. Однако корабль за время разгона пролетел бы Солнце и удалился от него на огромное расстояние. Чтобы не расходовать драгоценный анамезон и не обременять корабли громоздким оборудованием, внутри системы летали на ионных и фотонных планетолетах. Скорость их не превышала восьмисот тысяч километров в час для внутренних планет и трех миллионов для самых удаленных внешних — в этом случае путь от Нептуна до Земли потребовал бы двух месяцев...
Трета — очень крупный спутник, лишь немного уступавший в размерах гигантским третьему и четвертому спутникам Юпитера — Ганимеду и Каллисто и планете Меркурий. Поэтому она обладала тонкой атмосферой, главным образом из азота и углекислоты.
Эрг Ноор посадил звездолет на указанном ему месте, поодаль от широких куполов здания станции на полюсе спутника. На уступе плоскогорья, около обрыва, прорезанного подземными складками, сверкало стеклами здание карантинного санатория. Здесь, в полной изоляции от всех других людей, путешественникам предстояло провести пятинедельный карантин. За этот срок искусные врачи тщательно проверят все уголки их тел, в которых могла бы гнездиться какая-нибудь новая инфекция. Опасность была слишком велика, чтобы пренебрегать ею. Поэтому все, кто садился на другие, хотя бы не населенные планеты, неизбежно подвергались этой процедуре, как бы долго ни продолжалось их пребывание в звездолете. Да и сам корабль внутри тоже исследовался учеными санатория, прежде чем станция давала разрешение на вылет к Земле.
Заключение в санатории переносилось много легче, чем в звездолете. Лаборатории для занятий, концертные залы, ежедневные прогулки в легких скафандрах по горам в окрестностях санатория... И, наконец, связь с родной планетой, не всегда регулярная, — лишь пять часов требовалось, чтобы сюда достигло сообщение Земли!
Силиколловый саркофаг Низы был со всеми предосторожностями перевезен в санаторий. Эрг Ноор и биолог Эон Тал покинули «Тантру» последними. Они легко ступали даже с утяжелителями, надетыми, чтобы не совершать внезапных скачков из-за малой силы тяжести на этой планетке.
Мощные осветители, горевшие вокруг посадочного поля, погасли, Трета выходила на освещенную солнцем сторону Нептуна. Как ни тускл был сероватый свет, отраженный Нептуном, исполинское зеркало громадной планеты, находившейся всего в трехстах пятидесяти тысячах километров от Треты, рассеивало тьму, создавая на спутнике светлые сумерки похожие на весенние сумерки высоких широт Земли.
Почти одновременно начальник и биолог увидели небольшой корабль, стоявший далеко от края плато. Это не был звездолет. Судя по очень острому носу и узкому корпусу, корабль должен был быть планетолетом, но отличался от знакомых контуров этих кораблей толстым кольцом на корме и длинной веретенообразной пристройкой наверху.
— Здесь, на карантине еще корабль? — полувопросительно сказал Эон. — Разве Совет изменил свое обыкновение?
— Не посылать новых звездных экспедиций до возвращение прежних? — отозвался Эрг Ноор.
— Может быть, это экспедиция на Нептун? — предположил биолог. Они скоро прошли двухкилометровый путь до санатория, поднялись на широкую террасу, отделанную красным базальтом и обращенную на юг. Там, в черном небе, ярче всех звезд сверкал крохотный диск Солнца, хорошо видимый отсюда, с полюса невращающегося спутника. Стосемидесятиградусный мороз чувствовался сквозь обогреваемый скафандр как обычный холод земной полярной зимы. Крупные хлопья снега из замерзшего аммиака или углекислоты медленно падали сверху в неподвижной атмосфере.
Биолог протянул руку начальнику.
— Кончились наши приключения, и мы целы благодаря вам!
Эрг Ноор сделал резкий отстраняющий жест.
— Разве все целы? А я цел благодаря кому?
Эон Тал не смутился.
— Я уверен, Низа будет спасена! Здешние врачи хотят начать лечение безотлагательно.
— Известно хоть, что это?
— Пока нет. Но ясно, что Низа поражена родом тока, который изменяет химизм нервных узлов автономных систем. Постигнуть, как уничтожить его непонятно длительное действие, значит вылечить девушку. Раскрыли же мы сложный механизм стойких психических параличей, столько столетий считавшихся неизлечимыми. Тут что-то похожее, но вызванное внешним возбудителем. Когда произведут опыты над пойманными чудовищами, все равно, живы они или нет, тогда... и моя рука станет служить мне снова!
Чувство стыда заставило нахмуриться начальника экспедиции. В своем горе он забыл, как много сделал для него биолог.
— Вы думаете, что убийственные органы у черных медуз и у этой... крестообразной мерзости одного рода? — спросил Эрг Ноор.
— Не сомневаюсь. Тому примером моя рука... Уровень жизненной организации зависит от энергии, излучаемой светилом. Эта энергия от звезды спектрального класса Т в основном тепловая и электрическая: ведь светило очень близко к планете. В накоплении и видоизменении электрической энергии выразилось жизненное приспособление черных существ. Они явные хищники, а тех, кто служит им жертвами, мы пока не знаем.
— Но помните, что случилось с нами всеми, когда Низа...
— Это другое. Я долго думал об этом. С появлением страшного креста раздался сломивший наше сознание инфразвук невероятной силы... В этом черном мире и звуки черные. Звук явился в сочетании с родом гипноза более сильным, чем у ныне вымершей анаконды. Вот что едва не погубило нас, — если бы не Низа...
— У меня есть друг психиатр Эвда Наль, — задумчиво проговорил Эрг Ноор, — а она работала когда-то у Аф Нута...
— Если Аф Нут сейчас не занят сложным опытом, то он поможет. Мне он кажется последней надеждой.
Начальник экспедиции посмотрел на далекое Солнце, светящее сейчас и на Земле. Солнце — вечную надежду человека еще с доисторического его прозябания среди беспощадной природы. Солнце — олицетворение светлой силы разума, разгоняющего мрак и чудовищ ночи. И радостная искра надежды стала его спутником на остаток странствования.
Заведующий станции Треты явился в санаторий за Эргом Ноором. Земля вызывала начальника экспедиции, а появление заведующего в запретных помещениях карантина означало конец изоляции, возможность окончить тринадцатилетнее путешествие «Тантры». Начальник экспедиции скоро вернулся еще более сосредоточенный, чем обычно.
— Вылетаем сегодня же. Меня попросили взять шесть человек с планетолета, который оставляют здесь для освоения рудных месторождений на Плутоне. Эта шестерка, переоборудовав обычный планетолет, совершила безмерно отважный подвиг. Они нырнули на дно преисподней, под все семь тысяч километров густой метановой атмосферы Урана, не побоявшись усиленной гравитации планеты, по массе в пятнадцать раз большей, чем Земля. Они облетели планету в бурях аммиачного снега, ежесекундно опасаясь разбиться во тьме о колоссальные иглы твердой углекислоты и прочного как сталь водяного льда, одевшего всю планету панцирем в три тысячи километров толщины. Они сумели найти область, где этот ледяной панцирь был не так толст и где выступили на его поверхность высочайшие горы. На одной из гор обнаружены следы почти нацело разрушенных построек, свидетельствующих о какой-то невообразимо древней цивилизации. Добытые исследователями данные, конечно, должны быть проверены. Разумная обработка строительных материалов еще требует доказательств... но налицо изумительный подвиг. Я горжусь тем, что наш звездолет доставит героев на Землю.
— Но как же, — начал Пур Хисс, — тогда торжествует старая теория?
— Какая?
— Что Солнце было прежде голубой звездой класса А или даже В. В этот период внутренние планеты были сожженными пустынями, а внешние служили ареной развития жизни и даже возникновения мыслящих существ и цивилизаций.
— Что ж, возможно...
— Но ведь этому противоречит наличие атмосфер и водяных оболочек на Венере и на Земле! — вскричал Пур Хисс.
— Противоречие — мать истины! — спокойно ответил астроному Эрг Ноор старой пословицей. — Пора готовить «Тантру»!
Вскоре звездолет легко оторвался от Треты и понесся по гигантской дуге. Прямой путь к Земле был невозможен: любой корабль погиб бы в широком поясе метеоритов и астероидов, осколков разбитой планеты, когда-то существовавшей между Марсом и Юпитером.
Эрг Ноор набирал ускорение: он не собирался везти героев на Землю положенные шестьдесят два дня, а решил, пользуясь колоссальной силой звездолета, дойти за пятьдесят часов при минимальном расходе анамезона.
Передача с Земли прорывалась в пространство к звездолету, планета приветствовала победу над железной звездой и мраком ледяного Урана. Композиторы исполняли сочиненные в честь «Тантры» и «Амата» (так назывался планетолет) симфонии и песни.
Космос гремел торжествующей музыкой. Станции на Марсе, Венере и астероидах вызывали корабль, вливая свои аккорды в общий хор.
— «Тантра», «Тантра», — наконец зазвучал голос с поста Совета, — дается посадка на Эль Хомру!
Это был центральный космопорт на месте бывшей пустыни в Северной Африке. И звездолет опустился туда сквозь пронизанную солнцем теплую атмосферу.