Еще не была закончена первая публикация этого романа в журнале, а искусственные спутники уже начали стремительный облет нашей планеты.
Перед лицом этого неопровержимого факта с радостью сознаешь, что идеи, лежащие в основе романа, правильны.
Размах фантазии о техническом прогрессе человечества, вера в непрерывное совершенствование и светлое будущее разумно устроенного общества — все это так весомо и зримо подтверждено сигналами маленьких лун. Чудесное по быстроте исполнение одной мечты из "Туманности Андромеды" ставит передо мной вопрос: насколько верно развернута в романе историческая перспектива будущего? Еще в процессе писания я изменял время действия в сторону его приближения к нашей эпохе. Сначала мне казалось, что гигантские преобразования планеты и жизни, описанные в романе, не могут быть осуществлены ранее чем через три тысячи лет. Я исходил в расчетах из общей истории человечества, но не учел темпов ускорения технического прогресса.
При доработке романа я сократил намеченный срок на тысячелетие. Но запуск искусственных спутников Земли подсказывает мне, что события романа могли бы совершиться еще раньше. Поэтому все определенные даты в "Туманности Андромеды" изменены на такие, в которые сам читатель вложит свое понимание и предчувствие времени.
Особенностью романа, не сразу, может быть, понятной читателю, является насыщенность научными сведениями, понятиями и терминами. Это не недосмотр или нежелание разъяснить сложные формулировки. Только так мне показалось возможным придать колорит будущего разговорам и действиям людей времени, в которое наука должна глубоко внедриться во все понятия, представления и язык. И. Ефремов
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЖЕЛЕЗНАЯ ЗВЕЗДА
В тусклом свете, отражавшемся от потолка, шкалы приборов казались галереей портретов. Круглые были лукавы, поперечно-овальные расплывались в наглом самодовольстве, квадратные застыли в тупой уверенности. Мерцавшие внутри них синие, голубые, оранжевые, зеленые огоньки подчеркивали впечатление.
В центре выгнутого пульта выделялся широкий и багряный циферблат. Перед ним в неудобной позе склонилась девушка. Она забыла про стоявшее рядом кресло и приблизила голову к стеклу. Красный отблеск сделал старше и суровее юное лицо, очертил резкие тени вокруг выступавших полноватых губ, заострил чуть вздернутый нос. Широкие нахмуренные брови стали глубоко-черными, придав глазам мрачное, обреченное выражение.
Тонкое пение счетчиков прервалось негромким металлическим лязгом. Девушка вздрогнула, выпрямилась и заломила тонкие руки, выгибая уставшую спину.
Позади щелкнула дверь, возникла крупная тень, превратилась в человека с отрывистыми и точными движениями. Вспыхнул золотистый свет, и густые темно-рыжие волосы девушки словно заискрились. Ее глаза тоже загорелись, с тревогой и любовью обратившись к вошедшему.
— Неужели вы не уснули? Сто часов без сна!..
— Плохой пример? — не улыбаясь, но весело спросил вошедший. В его голосе проскальзывали высокие металлические ноты, будто склепывавшие речь.
— Все другие спят,— несмело произнесла девушка,— и... ничего не знают,— добавила она вполголоса.
— Не бойтесь говорить. Товарищи спят, и сейчас нас только двое бодрствующих в космосе, и до Земли пятьдесят биллионов(1) километров - всего полтора парсека(2)!
— И анамезона(3) только на один разгон!— Ужас и восторг звучали в возгласе девушки.
Двумя стремительными шагами начальник тридцать седьмой звездной экспедиции Эрг Hoop достиг багряного циферблата.
— Пятый круг!
— Да, вошли в пятый. И... ничего.— Девушка бросила красноречивый взгляд на звуковой рупор автомата-приемника.
— Видите, спать нельзя. Надо продумать все варианты, все возможности. К концу пятого круга должно быть решение.
— Но это еще сто десять часов...
— Хорошо, посплю здесь, в кресле, когда кончится действие спорамина(4). Я принял его сутки назад.
Девушка что-то сосредоточенно соображала и наконец решилась:
— Может быть, уменьшить радиус круга? Вдруг у них авария передатчика?
— Нельзя! Уменьшить радиус, не сбавляя скорости,— мгновенное разрушение корабля. Убавить скорость и... потом без анамезона... полтора парсека со скоростью древнейших лунных ракет? Через сто тысяч лет приблизимся к нашей солнечной системе.
— Понимаю... Но не могли они...
— Не могли. В незапамятные времена люди могли совершать небрежность или обманывать друг друга и себя. Но не теперь!
— Я не о том,— обида прозвучала в резком ответе девушки.— Я хотела сказать, что "Альграб", может быть, тоже ищет нас, уклонившись от курса.
— Так сильно уклониться он не мог. Не мог не отправиться в рассчитанное и назначенное время. Если бы случилось невероятное и вышли из строя оба передатчика, то звездолет, без сомнения, стал бы пересекать круг диаметрально, и мы услышали бы его на планетарном приеме. Ошибиться нельзя — вот она, условная планета!
Эрг Hoop указал на зеркальные экраны в глубоких нишах со всех четырех сторон поста управления. В глубочайшей черноте горели бесчисленные звезды. На левом переднем экране быстро пролетел маленький серый диск, едва освещенный своим светилом, очень удаленным отсюда, от края системы Б-7336-С + 87-А.
— Наши бомбовые маяки(5) работают отчетливо, хотя мы сбросили их четыре независимых года(6) назад.— Эрг Hoop указал на четкую полоску света вдоль длинного стекла в левой стене.— "Альграб" должен быть здесь уже три месяца тому назад. Это значит,— Hoop поколебался, как бы не решаясь произнести приговор — "Альграб" погиб!
— А если не погиб, а поврежден метеоритом и не может развивать скорость?..— возразила рыжеволосая девушка.
— Не может развивать скорость! — повторил Эрг Hoop. — Да разве это не то же самое, если между кораблем и целью встанут тысячелетия пути? Только хуже — смерть придет не сразу, пройдут годы обреченной безнадежности. Может быть, они позовут — тогда узнаем... лет через шесть... на Земле.
Стремительным движением Эрг Hoop вытянул складное кресло из-под стола электронной расчетной машины. Это была малая модель МНУ-11. До сих пор из-за большого веса, размеров и хрупкости нельзя было устанавливать на звездолетах электронную машину-мозг типа ИТУ для всесторонних операций и полностью поручить ему управление звездолетом. В посту управления требовалось присутствие дежурного навигатора, тем более что точная ориентировка курса корабля на столь далекие расстояния была невозможна.
Руки начальника экспедиции замелькали с быстротой пианиста над рукоятками и кнопками расчетной машины. Бледное, с резкими чертами лицо застыло в каменной неподвижности, высокий лоб, упрямо наклоненный над пультом, казалось, бросил вызов силам стихийной судьбы, угрожавшим живому мирку, забравшемуся в запретные глубины пространства.
Низа Крит, юный астронавигатор, впервые попавшая в звездную экспедицию, затихла, не дыша наблюдая за ушедшим в себя Ноором. Какой он спокойный, полный энергии и ума, любимый человек!.. Любимый давно уже, все пять лет. Нет смысла скрывать от него... И он знает, Низа чувствует это... Сейчас, когда случилось это несчастье, ей выпала радость дежурить вместе с ним. Три месяца наедине, пока остальной экипаж звездолета погружен в сладкий гипнотический сон. Еще осталось тринадцать дней, потом заснут они — на полгода, пока не прейдут еще две смены дежурных: навигаторов, астрономов и механиков. Другие - биологи, геологи, чья работа начинается только на месте прибытия,- могут спать и дольше, тогда как астроному — о, у них самый напряженный труд!
Эрг Hoop поднялся, и мысли Низы оборвались.
— Я пойду в кабину звездных карт. Ваш отдых через...— он взглянул на циферблат зависимых часов,— девять часов. Успею выспаться, перед тем как сменить вас.
— Я не устала, я буду здесь сколько понадобится, только бы вы смогли отдохнуть!
Эрг Hoop нахмурился, желая возразить, но уступил нежности слов и золотисто-карих глаз, доверчиво обращенных к нему, улыбнулся и молча вышел.
Низа уселась в кресло, привычным взглядом окинула приборы и глубоко задумалась.
Над ней чернели отражательные экраны, через которые центральный пост управления совершал обзор бездны, окружавшей корабль. Разноцветные огоньки звезд казались иглами света, пронзавшими глаз насквозь.
Звездолет обгонял планету, и ее тяготение заставляло корабль качаться вдоль изменчивого напряжения поля гравитации. И недобрые величественные звезды в отражательных экранах совершали дикие скачки. Рисунки созвездий сменялись с незапоминаемой быстротой.
Планета К2-2Н-88, далекая от своего светила, холодная, безжизненная, была известна как удобное место для рандеву звездолетов... для встречи, которая не состоялась. Пятый круг... И Низа представила себе свой корабль, несущийся с уменьшенной скоростью по чудовищному кругу, радиусом в миллиард километров, беспрерывно обгоняя ползущую как черепаха планету. Через сто десять часов корабль закончит пятый круг... И что тогда? Могучий ум Эрга Ноора сейчас собрал все силы в поисках наилучшего выхода. Начальник экспедиции и командир корабля ошибаться не может — иначе звездолет первого класса "Тантра" с экипажем из лучших ученых никогда не вернется из бездны пространства! Но Эрг Hoop не ошибется...
Низа Крит вдруг почувствовала отвратительное, дурнотное состояние, которое означало, что звездолет отклонился от курса на ничтожную долю градуса, допустимую только на уменьшенной скорости, иначе его хрупкого живого груза не осталось бы в живых. Едва рассеялся серый туман в глазах девушки, как дурнота наступил а снова — корабль вернулся на курс. Это неимоверно чувствительные локаторы нащупали в черной бездне впереди метеорит — главную опасность звездолетов. Электронные машины, управляющие кораблем (ибо только они могут проделывать все манипуляции с необходимой быстротой — человеческие нервы не годятся для космических скоростей), в миллионную долю секунды отклонили "Тантру" и, когда опасность миновала, столь же быстро вернули на прежний курс.
"Что же помешало таким же машинам спасти "Альграб"? — подумала пришедшая в себя Низа.— Он наверняка поврежден встречей с метеоритом. Эрг Hoop говорил, что до сих пор каждый десятый звездолет гибнет от метеоритов, несмотря на изобретение столь чувствительных локаторов, как прибор Волла Хода, и защитные энергетические покрывала, отбрасывающие мелкие частицы". Гибель "Альграба" поставила их самих в рискованное положение, когда казалось, что все хорошо продумано и предусмотрено. Девушка стала вспоминать все случившееся с момента отлета.
Тридцать седьмая звездная экспедиция была направлена на планетную систему близкой звезды в созвездии Змееносца, единственная населенная планета которой — Зирда давно говорила с Землей и другими мирами по Великому Кольцу. Внезапно она замолчала. Более семидесяти лет не поступало ни одного сообщения. Долг Земли, как ближайшей к Зирде планеты Кольца, был выяснить, что случилось. Поэтому корабль экспедиции взял много приборов и нескольких выдающихся ученых, нервная система которых после многочисленных испытаний оказалась способной вынести годы заключения в звездолете. Запас горючего для двигателей - анамезона, то есть вещества с разрушенными мезонными связями ядер, обладавшего световой скоростью истечения, был взят в обрез не из-за веса анамезона, а вследствие огромного объема контейнеров хранения. Запас анамезона рассчитывали пополнить на Зирде. На случай, если с планетой произошло бы что-либо серьезное, звездолет второго класса "Альграб" должен был встретить "Тантру" у орбиты планеты К2-2Н-88.
Низа чутким ухом уловила изменившийся тон настройки поля искусственного тяготения. Диски трех приборов справа замигали неровно, включился электронный щуп правого борта. На засветившемся экране появился угловатый блестящий кусок. Он двигался, как снаряд, прямо на "Тантру" и, следовательно, находился далеко. Это был гигантский обломок вещества, какие встречались необычайно редко в космическом пространстве, и Низа поспешила определить его объем, массу, скорость и направление полета. Только когда щелкнула автоматическая катушка журнала наблюдений, Низа вернулась к Своим воспоминаниям.
Самым острым из них было мрачное кроваво-красное солнце, выраставшее в поле зрения экранов в последние месяцы четвертого года пути. Четвертого для всех обитателей звездолета, несшегося со скоростью 5/6 абсолютной единицы — скорости света. На Земле прошло уже около семи лет, называвшихся независимыми.
Фильтры экранов, щадя человеческие глаза, изменяли цвет и силу лучей любого светила. Оно становилось таким, каким виделось сквозь толстую земную атмосферу с ее озонным и водяным защитными экранами. Неописуемый призрачно-фиолетовый свет высокотемпературных светил казался голубым или белел, угрюмые серо-розовые звезды становились веселыми, золотисто-желтыми, наподобие нашего Солнца. Здесь горящее победным ярко-алым огнем светило принимало глубокий кровавый тон, в котором земной наблюдатель привык видеть звезды спектрального класса(7) М5. Планета находилась гораздо ближе к своему солнцу, чем наша Земля — к своему. По мере приближения к Зирде ее светило стало огромным алым диском, посылавшим массу тепловых лучей.
За два месяца до подхода к Зирде "Тантра" начала попытки связаться с внешней станцией планеты. Здесь была только одна станция на небольшом, лишенном атмосферы природном спутнике, находившемся ближе к Зирде, чем Луна к Земле.
Звездолет продолжал звать и тогда, когда до планеты осталось тридцать миллионов километров и чудовищная скорость "Тантры" замедлилась до трех тысяч километров в секунду. Дежурила Низа, но и весь экипаж бодрствовал, сидя в ожидании перед экранами в центральном посту управления.
Низа звала, увеличивая мощность передачи и бросая вперед веерные лучи.
Наконец они увидели крохотную блестящую точку спутника. Звездолет стал описывать орбиту вокруг планеты, постепенно приближаясь к ней по спирали и уравнивая свою скорость со скоростью спутника. "Тантра" и спутник как бы сцепились невидимым канатом, и звездолет повис над быстро бегущей по своей орбите маленькой планеткой. Электронные стереотелескопы корабля теперь прощупывали поверхность спутника. И внезапно перед экипажем "Тантры" появилось незабываемое зрелище.
Огромное плоское стеклянное здание горело в отблесках кровавого солнца. Прямо под крышей находилось нечто вроде большого зала собраний. Там застыло в неподвижности множество существ, непохожих на землян, но, несомненно, людей. Астроном экспедиции Пур Хисс, новичок в космосе, заменивший перед самым отъездом испытанного работника, волнуясь, продолжал углублять фокус инструмента. Ряды смутно видимых под стеклом людей оставались совершенно неподвижными. Пур Хисс повысил увеличение. Стало видно возвышение, обрамленное пультами приборов, с длинным столом, на котором, скрестив ноги, перед аудиторией сидел человек с безумным, устремленным вдаль взором пугающих глаз.
— Они мертвы, заморожены!— воскликнул Эрг Hoop.
Звездолет продолжал висеть над спутником Зирды, и четырнадцать пар глаз, не отрываясь, следили за стеклянной могилой — это действительно была могила. Сколько лет сидят здесь эти мертвецы? Семьдесят лет назад замолчала планета, если прибавить шесть лет полета лучей — три четверти века...
Все взгляды обратились к начальнику. Эрг Hoop, бледный, всматривался в палевую дымку атмосферы планеты. Сквозь нее тускло просвечивали едва заметные штрихи гор, отблески морей, но ничто не давало ответа, за которым они явились сюда.
— Станция погибла и не восстановлена за семьдесят пять лет! Это означает катастрофу на планете. Надо спускаться, пробивать атмосферу, может быть сесть. Здесь собрались все — я спрашиваю мнения Совета...
Возражать стал только астроном Пур Хисс. Низа с негодованием рассматривала его большой хищный нос и низко посаженные некрасивые уши.
— Если на планете катастрофа, то никаких шансов на получение анамезона у нас нет. Облет планеты на небольшой высоте и тем более приземление уменьшат наш резерв планетарного горючего(8). Кроме того, неизвестно, что случилось. Могут быть мощные излучения, которые погубят нас.
Остальные члены экспедиции поддержали начальника.
— Никакие планетные излучения не опасны кораблю с космической защитой. Выяснить, что случилось,— разве не за этим мы посланы сюда? Что ответит Земля Великому Кольцу? Установить факт — еще очень мало, надо объяснить его. Простите мне эти ученические рассуждения! - говорил Эрг Hoop, и обычные металлические нотки в его голосе зазвенели насмешкой.— Вряд ли мы сможем уклониться от своего прямого долга...
— Температура верхних слоев атмосферы нормальна! — радостно воскликнула Низа.
Эрг Hoop улыбнулся и стал снижаться осторожно, виток за витком, замедляя спиральный бег звездолета, приближавшегося к поверхности планеты. Зирда была немного меньше Земли, и на низком облете не требовалось очень большой скорости. Астрономы и геологи сверяли карты планеты с тем, что наблюдали оптические приборы "Тантры". Материки сохранили в точности прежние очертания, моря спокойно блестели в красном солнце. Не изменили свои формы и горные хребты, известные по прежним снимкам, — только планета молчала.
Тридцать пять часов люди не покидали своих наблюдательных постов.
Состав атмосферы, излучение красного светила — все совпадало с прежними данными о Зирде. Эрг Hoop раскрыл справочник по Зирде и отыскал столбец данных по ее стратосфере. Ионизация оказалась выше обычной. Смутная и тревожная догадка начала созревать в уме Ноора.
На шестом витке спусковой спирали стали видны очертания больших городов. По-прежнему ни одного сигнала не прозвучало в приемниках звездолета.
Низа Крит сменилась, чтобы поесть, и, кажется, задремала. Ей показалось, что она спала всего несколько минут. Звездолет шел над ночной стороной Зирды не быстрее обычного земного спиролета. Здесь, внизу, должны были расстилаться города, заводы, порты. Ни единого огонька не мелькнуло в кромешной тьме внизу, как ни выслеживали их мощные оптические стереотелескопы. Сотрясающий гром рассекаемой звездолетом атмосферы должен был слышаться за десятки километров.
Прошел час. Не вспыхнуло ни одного огня. Томительное ожидание становилось невыносимым. Hoop включил предупредительные сирены. Ужасный вой понесся над черной бездной внизу, и люди Земли надеялись, что он, слившись с грохотом воздуха, будет услышан загадочно молчавшими обитателями Зирды.
Крыло огненного света смахнуло зловещую тьму. "Тантра" вышла на освещенную сторону планеты. Внизу продолжала расстилаться бархатистая чернота. Быстро увеличенные снимки показали, что это сплошной ковер цветов, похожих на бархатно-черные маки Земли. Заросли черных маков протянулись на тысячи километров, заменив собою все — леса, кустарники, тростники, травы. Как ребра громадных скелетов, виднелись среди черного ковра улицы городов, красными ранами ржавели железные конструкции. Нигде ни живого существа, ни деревца — только одни-единственные черные маки!
"Тантра" бросила бомбовую наблюдательную станцию и снова вошла в ночь. Спустя шесть часов станция-робот доложила состав воздуха, температуру, давление в прочие условия на поверхности почвы. Все было нормальным для планеты, за исключением повышенной радиоактивности.
— Чудовищная трагедия! — сдавленно пробормотал биолог экспедиции Эон Тал, записывая последние данные станции.— Они убили сами себя и всю свою планету!
— Неужели? — скрывая навертывающиеся слезы, спросила Низа.— Так ужасно! Ведь ионизация вовсе не так сильна.
— Прошло уже порядочно лет,— сурово ответил биолог. Его горбоносое лицо черкеса, мужественное, несмотря на молодость, сделалось грозным.— Такой радиоактивный распад тем и опасен, что накапливается незаметно. Столетия общее количество излучения могло увеличиваться кор за кором(9) как мы называем биодозы облучения(10), а потом сразу качественный скачок! Разваливающаяся наследственность, прекращение воспроизведения потомства плюс лучевые эпидемии. Это случается не в первый раз — Кольцу известны подобные катастрофы...
— Например, так называемая "Планета лилового солнца",— раздался позади голос Эрга Ноора.
— Трагично, что ее странное солнце обеспечивало обитателям очень высокую энергетику,— заметил угрюмый Пур Хисс,— при светимости в семьдесят восемь наших солнц и спектральном классе А нуль.
— Где эта планета? — осведомился биолог Эон Тал.— Не та ли, которую Совет собирается заселять?
— Та самая. В память ее назван был погибший теперь "Альграб".
— Звезда Альграб, иначе Дельта Ворона! — воскликнул биолог.— Но до нее очень далеко!
— Сорок шесть парсек. Но мы строим все более дальние звездолеты...
Биолог кивнул головой и пробормотал, что вряд ли следовало называть звездолет именем погибшей планеты.
— Но звезда не погибла, да и планета цела. Не пройдет и века, как мы засеем и заселим ее,— уверенно ответил Эрг Hoop.
Он решился на трудный маневр — изменить орбитальный путь звездолета с широтного на меридиональный, вдоль оси вращения Зирды. Как уйти от планеты, не выяснив, все ли погибли? Может быть, оставшиеся в живых не могут призвать на помощь звездолет из-за разрушения энергостанций и порчи приборов?
Не впервые видела Низа Эрга Ноора за пультом управления в момент ответственного маневра. С непроницаемо-твердым лицом, с резкими, всегда точными движениями, он казался ей легендарным героем.
И снова "Тантра" совершала безнадежный путь вокруг Зирды, на этот раз от полюса к полюсу. Кое-где, особенно в средних широтах, появились широкие зоны обнаженной почвы. Там в воздухе висел желтый туман, сквозь который просвечивали рябью гигантские гряды развеваемых ветром красных песков.
А дальше опять простирались траурные бархатные покрывала черных маков — единственных растений, устоявших против радиоактивности или давших под ее влиянием жизнеспособную мутацию.
Все стало ясно. Искать где-то в мертвых развалинах анамезонное горючее, запасенное для гостей из иных миров по рекомендации Великого Кольца (Зирда не имела еще звездолетов, а только планетолеты), было не только безнадежно, но и опасно. "Тантра" принялась медленно раскручивать спираль полета в обратную сторону от планеты. Набрав скорость в семнадцать километров в секунду на ионно-триггерных(11), или планетарных, моторах, употреблявшихся для полетов между планетами, взлетов и посадок, звездолет ушел от умершей планеты. "Тантра" взяла курс на необитаемую, известную только под условным шифром систему, где были сброшены бомбовые маяки и где должен был ожидать "Альграб". Включились анамезонные двигатели. Их сила за пятьдесят два часа разогнала звездолет до его нормальной скорости в девятьсот миллионов километров в час. До места встречи оставалось пятнадцать месяцев пути, или одиннадцать по зависимому времени корабля. Весь экипаж, за исключением дежурных, мог погружаться в сон. Но еще месяц шло общее обсуждение, расчеты и подготовка доклада Совету. Из данных справочников по Зирде извлекли упоминания о рискованных опытах с частично распадавшимися атомными горючими. Нашли выступления видных ученых погибшей планеты, предупреждавших о появлении признаков вредного влияния на жизнь и настаивавших на прекращении опытов. Сто восемнадцать лет назад по Великому Кольцу было послано краткое предупреждение, достаточное для людей высокого разума, но, видимо, не принятое всерьез правительством Зирды.
Не оставалось сомнения, что Зирда погибла от накопления вредной радиации после многочисленных неосторожных опытов и опрометчивого применения опасных видов ядерной энергии вместо мудрого изыскания других, менее вредных.
Давно уже разрешилась загадка, дважды экипаж звездолета сменял трехмесячный сон на столь же длительную нормальную жизнь.
А сейчас уже много суток "Тантра" описывает круги вокруг серой планеты, и с каждым часом уменьшается надежда на встречу с "Альграбом". Подходит что-то грозное...
Эрг Hoop остановился на пороге, глядя на задумавшуюся Низу. Ее склоненная голова с копной густых волос походила на пушистый золотой цветок. Задорный мальчишеский профиль, косовато посаженные глаза, часто щурившиеся от сдерживаемого смеха, а сейчас широко раскрытые, пытающие неизвестное с тревогой и мужеством! Девочка сама не отдает себе отчета, какой большой внутренней поддержкой она со своей беззаветной любовью стала для него. Ему, который, несмотря на долгие годы испытаний, закаливших волю и чувства, все же устает быть начальником, готовым в любую минуту принять на себя любую ответственность за людей, корабль, успех экспедиции. Там, на Земле, давно уже не осталось столь единоличной ответственности — всегда принимает решение та группа людей, которая и призвана выполнять работу. А если случается что-либо особенное, мгновенно можно получить любой совет, самую сложную консультацию. Здесь советов получать негде и командиры звездолетов пользуются особыми правами. Было бы легче, если бы такая ответственность длилась два-три года, а не десять-пятнадцать лет — средний срок звездной экспедиции!
Он шагнул в центральный пост.
Низа вскочила навстречу Эргу Ноору.
— Я подобрал все нужные материалы и карты,— сказал он,— зададим работу машине!
Начальник экспедиции вытянулся в кресле и медленно переворачивал металлические листки, называя цифры координат, напряжение магнитных, электрических и гравитационных полей(12), мощность потоков космических частиц, скорость и плотность метеорных струй. Низа, побледнев от напряжения, нажимала кнопки и поворачивала выключатели расчетной машины. Эрг Hoop получил серию ответов, нахмурился и задумался.
— На нашем пути есть сильное поле тяготения — область скопления темного вещества в Скорпионе, около звезды 6555-ЦР+11-ПКУ, — заговорил Hoop.-Чтобы избежать траты горючего, следует отклониться сюда, к Змее. В старину летали безмоторным полетом, используя гравитационные поля в качестве ускорителей, по их краям...
— Можем ли мы применить этот способ? — спросила Низа.
— Нет, для этого наши звездолеты слишком быстры. Скорость в пять шестых абсолютной единицы, или двести пятьдесят тысяч километров в секунду, увеличила бы в земном поле тяготения наш вес в двенадцать тысяч раз — следовательно, превратила бы всю экспедицию в пыль. Мы можем лететь так только в пространстве космоса вдали от больших скоплений материи. Как только звездолет начинает входить в гравитационное поле, так приходится снижать скорость тем сильнее, чем сильнее поле.
— Следовательно, тут противоречие.— Низа по-детски подперла рукой голову,— чем сильнее поле тяготения, тем медленнее надо лететь!
— Это верно лишь для громадных субсветовых(13) скоростей, когда звездолет сам становится подобным световому лучу и может двигаться только по прямой или по так называемой кривой равных напряжений.
— Если я правильно поняла, вам надо нацелить наш "луч" — "Тантру" — прямо на солнечную систему.
— В этом вся огромная трудность звездоплавания. Точный прицел на ту или другую звезду практически невозможен, хотя мы применяем все мыслимые исправления расчетов. Приходится все время пути исчислять накапливающуюся ошибку, меняя курс корабля, почему и невозможно полностью автоматизированное управление. А теперь у нас опасное положение. Остановка или хотя бы сильное замедление полета для нас после разгона будут равны смерти, так как снова набрать скорость будет уже нечем. Вот опасность, смотрите: область 344+2У совсем не исследована. Здесь нет звезд, известно только гравитационное поле - вот его край. С окончательным решением подождем астрономов — после пятого круга мы разбудим всех, а пока...— Начальник экспедиции потер виски и зевнул.
— Действие спорамина кончается, — воскликнула Низа,— вы можете отдохнуть!
— Хорошо, я устроюсь здесь, в этом кресле. Вдруг случится чудо - хоть бы один звук!
В тоне Эрга Ноора мелькнуло что-то заставившее сердце Низы забиться от нежности. Захотелось прижать к себе эту упрямую голову, гладить темные волосы с преждевременной проседью...
Низа встала, тщательно сложила справочные листы и потушила свет, оставив только слабое зеленое освещение вдоль панелей с приборами и часами. Звездолет шел совершенно спокойно в полнейшей пустоте пространства, огибая свой исполинский круг. Рыжеволосый астронавигатор неслышно заняла свое место у "мозга" громадного корабля. Привычно тихо пели приборы, настроенные на определенную мелодию,— малейший непорядок отозвался бы фальшивой нотой. Но тихая мелодия лилась в заданной тональности. Изредка повторялись негромкие удары, похожие на звуки гонга,— это включался вспомогательный планетарный мотор, направлявший курс "Тантры" по кривой. Грозные анамезонные двигатели молчали. Покой долгой ночи царил в сонном звездолете, как будто не было серьезной опасности, нависшей над кораблем и его обитателями. Вот-вот в рупоре приемника зазвучат долгожданные позывные и два корабля начнут тормозить свой неимоверно быстрый полет, сблизятся на параллельных курсах и, наконец, точно уравняв свои скорости, как бы улягутся рядом. Широкая трубчатая галерея соединит оба корабельных мирка, и "Тантра" вновь обретет свою исполинскую силу.
В глубине души Низа была спокойна: она верила в своего начальника. Пять лет путешествия не были ни долги, ни утомительны. Особенно после того как пришла к Низе любовь... Но и ранее захватывающе интересные наблюдения, электронные записи книг, музыки и фильмов давали возможность непрерывно пополнять свои знания и не так чувствовать утрату своей прекрасной Земли, пропавшей как песчинка, в глубинах бесконечной тьмы. Спутники были людьми огромных познаний, а когда нервы утомлялись впечатлениями или долгой напряженной работой... что ж, в продолжительном сне, поддерживаемом настройкой на гипнотические колебания, большие куски времени проваливались в небытие, пролетая мгновенно. И рядом с любимым Низа была счастлива. Ее тревожило только сознание, что другим было труднее и особенно ему, Эргу Ноору. Если бы только она могла!.. Нет, что может молодой, совсем еще невежественный астронавигатор рядом с такими людьми! Но, может быть, помогала ее нежность, всегдашнее напряжение доброй воли, горячее желание отдать все, чтобы облегчить этот тяжкий труд.
Начальник экспедиции проснулся и поднял отяжелевшую голову. Ровная мелодия звучала по-прежнему, все так же прерываемая редкими ударами планетарного двигателя. Низа Крит находилась у приборов, слегка сгорбившись, с тенями усталости на юном лице. Эрг Hoop бросил взгляд на зависимые часы(14) звездолетного времени и одним упругим рывком поднялся из глубокого кресла.
— Я проспал четырнадцать часов! И вы, Низа, не разбудили меня! Это... — Он осекся, встретившись с ее радостной улыбкой.— Сейчас же на отдых!
— Можно я посплю здесь, как и вы? — попросила девушка. Получив разрешение, она быстро сбегала за едой, умылась и устроилась в кресле.
Эрг Hoop, освеженный волновым душем, занял ее место у приборов. Проверив показания индикаторов ОЭС — охраны электронных связей, он начал расхаживать стремительными шагами. Блестящие, обведенные темными кругами карие глаза украдкой следили за ним.
— Почему не спите? — повелительно спросил он астронавигатора.
Та тряхнула коротко остриженными рыжими кудрями — женщины во внеземных экспедициях не носили длинных волос.
— Я думаю...— нерешительно начала она,— и сейчас, на грани опасности, преклоняюсь перед могуществом и величием человека, проникнувшего далеко в глубины пространств. Вам здесь многое привычно, а я первый раз в космосе. Подумать только — я участник грандиозного пути через звезды к новым мирам!
Эрг Hoop слабо улыбнулся и потер лоб.
— Я должен вас разочаровать — вернее, показать истинный масштаб нашего могущества. Вот,— он остановился у проектора, и на задней стенке рубки появилась светящаяся спираль Галактики.
Эрг Hoop показал на едва заметную среди окружавшего мрака разлохмаченную краевую ветвь спирали из редких звезд, казавшихся тусклой пылью.
— Вот пустынная область Галактики, бедная светом — и жизнью окраина, где находится наша солнечная система и мы сейчас. Но и эта ветвь, видите, простирается от Лебедя до Киля Корабля и, вдобавок к общей удаленности от центральных зон, содержит затемняющее облако, здесь... Чтобы пройти вдоль этой ветви, нашей "Тантре" понадобится около сорока тысяч независимых лет. Черный прогал пустого пространства, отделяющий нашу ветвь от соседней, мы пересекли бы за четыре тысячи лет. Видите, наши полеты в безмерные глубины пространства — это пока еще топтание на крохотном пятнышке диаметром в полсотни световых лет! Как мало знали бы мы о мире, если бы не могущество Кольца! Сообщения, мысли, образы, посланные из непобедимого для человеческой короткой жизни пространства, рано или поздно достигают нас, и мы познаем все более отдаленные миры. Все больше накапливается знаний, и эта работа идет непрерывно!
Низа притихла.
— Первые межзвездные полеты...— задумчиво продолжал Эрг Hoop.- Небольшие корабли, не обладавшие ни скоростью, ни мощными защитными устройствами. Да и жили наши предки вдвое меньше нас — вот когда было истинное величие человека!
Низа упрямо вскинула голову, как обычно, когда высказывала свое несогласие.
— Потом, когда найдут иные способы побеждать пространство, а не ломиться напрямик сквозь него, скажут про вас — вот герои, завоевавшие космос такими первобытными средствами!
Начальник экспедиции весело улыбнулся и протянул руку к девушке.
— И про вас, Низа!
Та вспыхнула.
— Я горжусь тем, что здесь, вместе с вами! И готова отдать все, чтобы снова и снова побывать в космосе.
— Да, я знаю,— задумчиво сказал Эрг Hoop.— Но не все так думают!..
Девушка женским чутьем поняла мысли начальника. В его каюте есть два стереопортрета в чудесном фиолетово-золотистом цвете. На обоих - она, красавица Веда Конг, историк древнего мира, с прозрачным взглядом голубых, как земное небо, глаз под крылатым взмахом длинных бровей. Загорелая, ослепительно улыбающаяся, поднявшая руки к пепельным волосам. И хохочущая на медной корабельной пушке — памятнике незапамятной древности.
Эрг Hoop, утратив стремительность, медленно сел напротив астронавигатора.
— Если бы вы знали, Низа, как грубо судьба погубила мою мечту там, на Зирде! — вдруг глухо сказал он и осторожно положил пальцы на рукоятку пуска анамезонных двигателей, как будто собираясь предельно ускорить стремительный бег звездолета.— Если бы Зирда не погибла и мы могли получить горючее,— продолжал он в ответ на немой вопрос собеседницы,— я повел бы экспедицию дальше. Так было условлено с Советом. Зирда сообщила бы на Землю, что требовалось, а "Тантра" ушла бы с теми, кто захотел... Оставшихся взял бы "Альграб", который после дежурства здесь был бы вызван к Зирде.
— Но кто бы остался на Зирде? — возмущенно воскликнула девушка.- Разве Пур Хисс? Но он большой ученый, неужели и его не повлекло бы знание?
— А вы, Низа?
— Я? Конечно!
— Но... куда? — вдруг твердо спросил Эрг Hoop, пристально глядя на девушку.
— Куда угодно, хоть...— Она показала на черную бездну между двумя рукавами звездной спирали Галактики, возвратив Ноору такой же пристальный взгляд и слегка приоткрыв губы.
— О, не так далеко! Вы знаете, Низа, милый астронавигатор, что около восьмидесяти пяти лет назад была тридцать четвертая звездная экспедиция, прозванная "Ступенчатой". Три звездолета, снабжая друг друга горючим, отдалялись все дальше от Земли в направлении созвездия Лиры. Те два, что не несли экипажа исследователей, отдали анамезон и возвратились обратно. Так восходили на высочайшие горы спортсмены-альпинисты. Наконец третий, "Парус"...
— Тот, не вернувшийся!.. — взволнованно шепнула Низа.
— Да. "Парус" не вернулся. Но он дошел до цели и погиб на обратном пути, успев послать сообщение. Целью была большая планетарная система голубой звезды Веги, или Альфы Лиры. Сколько человеческих глаз в бесчисленных поколениях любовались этой яркой синей звездой северного неба! Вега отстоит на восемь парсек, или на тридцать один год пути по независимому времени, и люди еще не отдалялись от нашего Солнца на такие расстояния. Как бы то ни было, "Парус" достиг цели... Причина его гибели неизвестна — метеорит или крупная неисправность. Возможно, что он сейчас еще несется в пространстве и герои, которых мы считаем мертвыми, еще живут...
— Как ужасно!
— Такова судьба каждого звездолета, который не может идти с субсветовой скоростью. Между ним и родной планетой сразу встают тысячелетия пути.
— Что сообщил "Парус"? — быстро спросила девушка.
— Очень немногое. Сообщение прерывалось и потом совсем замолкло. Я помню его дословно: "Я Парус, я Парус, иду от Веги двадцать шесть лет... достаточно... буду ждать... четыре планеты Веги... ничего нет прекраснее... какое счастье!.."
— Но они звали на помощь, где-то хотели ждать!
— Конечно, на помощь, иначе звездолет не стал бы расходовать чудовищную энергию на посылку сообщения. Что же было делать — больше ни слова от "Паруса" не поступило.
— Двадцать шесть независимых лет обратного пути. До Солнца осталось около пяти лет... Корабль был где-то в нашем районе или еще ближе к Земле.
— Вряд ли... Разве в том случае, если превысил нормальную скорость и шел близко к квантовому пределу(15). Но это очень опасно!
Эрг Hoop коротко пояснил расчетные основания разрушительного скачка в состоянии материи по приближении к скорости света, но заметил, что девушка слушает невнимательно.
— Я поняла вас! — воскликнула она, едва начальник экспедиции закончил свои объяснения. — Я поняла бы сразу, но гибель звездолета мне заслонила смысл... Это всегда так ужасно, и с этим невозможно примириться!
— Теперь до вас дошло основное в сообщении,— хмуро сказал Эрг Hoop.— Они открыли какие-то особенно прекрасные миры. И я давно уже мечтаю повторить путь "Паруса" — с новыми усовершенствованиями это теперь возможно и с одним кораблем. С юности я живу мечтой о Веге - синем солнце с прекрасными планетами!
— Увидеть такие миры...— прерывающимся голосом произнесла Низа.- Но чтобы вернуться, надо шестьдесят земных, или сорок независимых, лет... Тогда это... полжизни.
— Да, большие достижения требуют больших жертв. Но для меня это даже не жертва. Моя жизнь на Земле была лишь короткими перерывами звездных путей. Ведь я родился на звездолете!
— Как это могло случиться? — поразилась девушка.
— Тридцать пятая звездная состояла из четырех кораблей. На одном из них моя мать была астрономом. Я родился на полпути к двойной звезде МН19026+7АЛ и тем самым дважды нарушил законы. Дважды потому, что рос и воспитывался у родителей на звездолете, а не в школе. Что было делать! Когда экспедиция вернулась на Землю, мне было уже восемнадцать лет. В подвиги Геркулеса — совершеннолетия — мне засчитали то, что я обучился искусству вести звездолет и стал астронавигатором.
— Но я все-таки не понимаю...— начала Низа.
— Мою мать? Станете старше — поймете! Тогда сыворотка AT - Анти-Тья — еще не могла долго сохраняться. Врачи не знали этого... Как бы то ни было, меня приносили сюда, в такой же пост управления, и я таращил свои полубессмысленные глазенки на экраны, следя за качающимися в них звездами. Мы летели в направлении Теты Волка, где оказалась близкая к Солнцу двойная звезда. Два карлика — синий и оранжевый, скрытые темным облаком. Первым сознательным впечатлением было небо безжизненной планеты, которое я наблюдал из-под стеклянного купола временной станции. На планетах двойных звезд обычно не бывает жизни из-за неправильности их орбит. Экспедиция совершила высадку и в течение семи месяцев вела горные исследования. — Там, насколько помню, оказалось чудовищное богатство платины, осмия и иридия. Невероятно тяжелые кубики иридия стали моими игрушками. И это небо, первое мое небо, черное, с чистыми огоньками немигающих звезд и двумя солнцами невообразимой красоты — ярко-оранжевым и густо-синим. Помню, что иногда потоки их лучей перекрещивались, и тогда на нашу планету лился такой могучий и веселый зеленый свет, что я кричал и пел от восторга!..— Эрг Hoop закончил: — Довольно, я увлекся воспоминаниями, а вам давно пора отдыхать.
— Продолжайте, я никогда не слышала ничего интереснее,- взмолилась Низа, но начальник оказался непреклонен.
Он принес пульсирующий гипнотизатор, и от повелительных ли глаз или от снотворного прибора девушка уснула так крепко, что очнулась накануне поворота на шестой круг. Уже по холодному лицу начальника Низа поняла, что "Альграб" так и не появился.
— Вы проснулись в нужное время! — объявил он, едва Низа вернулась, приведя себя в порядок после электрического и волнового купания.— Включайте музыку и свет пробуждения. Всем!
Низа быстро нажала ряд кнопок, и во всех каютах звездолета, где спали члены экспедиции, стали перемежаться вспышки света и раздалась особая, постепенно усиливающаяся музыка низких вибрирующих аккордов. Началось постепенное, осторожное пробуждение заторможенной нервной системы и возвращение ее к нормальной деятельности. Спустя пять часов в центральном посту управления звездолета собрались все окончательно пришедшие в себя участники экспедиции, подкрепленные едой и нервными стимуляторами.
Известие о гибели вспомогательного звездолета каждый принял по-разному. Как и ожидал Эрг Hoop, экспедиция оказалась на высоте положения. Ни слова отчаяния, ни взгляда испуга. Пур Хисс, проявивший себя не слишком храбрым на Зирде, не дрогнув встретил сообщение. Молодая Лума Ласви — врач экспедиции — только чуть побледнела и украдкой облизнула пересохшие губы.
— Вспомним о погибших товарищах! — сказал начальник, включая экран проектора, на котором появился "Альграб", снятый перед отлетом "Тантры".
Все встали. Медленно сменялись на экране фотографии то серьезных, то улыбающихся людей — семи человек экипажа "Альграба". Эрг Hoop называл каждого по имени, и путешественники отдавали прощальное приветствие погибшему. Таков был обычай астролетчиков. Звездолеты, отправлявшиеся совместно, всегда имели комплекты фотографий всех людей экспедиции. Исчезнувшие корабли могли долго скитаться в космическом пространстве, и их экипажи еще долго могли оставаться в живых. Это не имело значения — корабль никогда не возвращался. Разыскать его, подать помощь не было никакой реальной возможности. Конструкция машин кораблей достигла уже такого совершенства, что мелкие поломки почти никогда не случались или легко подвергались исправлению. Серьезная авария машин еще ни разу не была ликвидирована в космосе. Иногда корабли успевали, как "Парус", подать последнее сообщение. Но большая часть сообщений не достигала цели: точно ориентировать их было невероятно трудно. Передачи Великого Кольца за тысячелетия разведали точные направления и могли, кроме того, варьировать их, передавая с планеты на планету. Звездолеты обычно находились в неизученных областях, где направления передачи могли быть лишь случайно угаданы.
Среди астролетчиков господствовало убеждение, что в космосе существуют, кроме всего, какие-то нейтральные поля, или нуль-области, в которых все излучения и сообщения тонут, как камни в воде. Но астрофизики до сих пор считали ноль-поля досужей выдумкой склонных к чудовищным фантазиям путешественников космоса.
После печального обряда и совещания, не занявшего много времени, Эрг Hoop включил анамезонные двигатели. Через двое суток они замолчали, и звездолет стал приближаться к родной планете на двадцать один миллиард километров в сутки. До Солнца осталось приблизительно шесть земных (независимых) лет пути. В центральном посту и библиотеке-лаборатории закипела работа: вычислялся и прокладывался новый курс.
Надо было пролететь все шесть лет, расходуя анамезон только на исправление курса корабля. Иными словами, следовало вести звездолет, тщательно сберегая ускорение. Всех тревожила неисследованная область 344 + 2У между Солнцем и "Тантрой", обойти которую никак не удавалось: по сторонам ее до Солнца встречались зоны свободных метеоритов, кроме того, при повороте корабль лишался ускорения.
Спустя два месяца вычисленная линия полета была готова. "Тантра" стала описывать пологую кривую равного напряжения.
Великолепный корабль был в полной исправности, скорость полета держалась в вычисленных пределах. Теперь только время — около четырех зависимых лет полета — лежало между звездолетом и родиной.
Эрг Hoop и Низа, отдежурившие свой срок и усталые, погрузились в долгий сон. Вместе с ними ушли во временное небытие два астронома, геолог, биолог, врач и четыре инженера.
В дежурство вступила следующая очередь — опытный астронавигатор Пел Лин, проделывавший свою вторую экспедицию, астроном Ингрид Дитра и добровольно присоединившийся к ним электронный инженер Кэй Бэр. Ингрид, с разрешения Пела Лина, часто удалялась в библиотеку рядом с постом управления. Вместе с Кэй Бэром, своим давним другом, она писала монументальную симфонию "Гибель планеты", вдохновленная трагической Зирдой. Пел Лин, устав от музыки приборов и созерцания черных провалов космоса, усаживал за пульт Ингрид, а сам с увлечением принимался за расшифровку таинственных надписей, доставленных с загадочно покинутой обитателями планеты в системе ближайших звезд Центавра. Он верил в успех своего невозможного предприятия.
Еще два раза сменялись дежурные, звездолет приблизился к Земле почти на десять тысяч миллиардов километров, а анамезонные моторы включались всего на несколько часов.
Подходило к концу дежурство группы Пела Лина, четвертого с тех пор, как "Тантра" ушла с места несостоявшейся встречи с "Альграбом".
Астроном Ингрид Дитра, закончив вычисления, повернулась к Пелу Лину, меланхолически следившему за непрерывным трепетанием красных стрелок измерителей напряжения гравитации на голубых градуированных дужках. Обычное замедление психических реакций, которого не избегали самые крепкие люди, сказывалось во второй половине дежурства. Звездолет месяцы и годы шел под автоматическим управлением по заданному курсу. Если внезапно случалось какое-нибудь из ряда вон выходящее происшествие, непосильное для суждения управляющего звездолетом автомата, то обычно оно вело к гибели корабля, ибо не спасало и вмешательство людей. Человеческий мозг, как бы хорошо тренирован он ни был, не мог реагировать с потребной скоростью.
— По-моему, мы давно углубились в неизученный район 344 + 2У. Начальник хотел дежурить здесь сам,— обратилась Ингрид к астронавигатору.
Пел Лин взглянул на счетчик дней.
— Два дня еще, и нам все равно сменяться. Пока не предвидится ничего, что стоило бы внимания. Доведем дежурство до конца?
Ингрид согласно кивнула. Из кормовых помещений вышел Кэй Бэр и занял свое обычное кресло около стойки механизмов равновесия. Пел Лин зевнул и поднялся.
— Я посплю несколько часов,— обратился он к Ингрид.
Та послушно перешла от своего стола вперед к пульту управления.
"Тантра" шла, не раскачиваясь, в абсолютной пустоте. Ни одного, даже далекого, метеорита не обнаруживалось сверхчувствительными приборами Волла Хода. Курс звездолета лежал сейчас немного в сторону от Солнца — примерно на полтора года полета. Экраны переднего обзора чернели поразительной пустотой — казалось, звездолет направлялся в самое сердце тьмы. Только из боковых телескопов по-прежнему вонзались в экраны иглы света бесчисленных звезд.
Странное тревожное ощущение пробежало по нервам астронома. Ингрид вернулась к своим машинам и телескопам, снова и снова проверяя их показания и картируя неизвестный район. Все было спокойно, а между тем Ингрид не могла оторвать глаз от зловещей тьмы перед носом корабля. Кэй Бэр заметил ее беспокойство и долго прислушивался и приглядывался к приборам.
— Не нахожу ничего,— наконец заметил он.— Что тебе показалось?
— Сама не знаю, тревожит эта необычная тьма впереди. Мне кажется, что наш корабль идет прямиком в темную туманность.
— Темное облако должно быть здесь, — подтвердил Кэй Бэр,— но мы только "чиркнем" по его краю. Так и вычислено! Напряжение поля тяготения возрастает равномерно и слабо. На пути через этот район мы обязательно должны приблизиться к какому-то гравитационному центру. Не все ли равно — темному или светящему?
— Все это так,— более спокойно сказала Ингрид.
— Тогда о чем ты тревожишься? Мы идем по заданному курсу даже быстрее намеченного. Если ничего не изменится, то мы дойдем до Тритона даже с нашей нехваткой горючего.
Ингрид почувствовала, как радость загорается в ней при одной мысли о Тритоне, спутнике Нептуна, и станции звездолетов, построенной на нем на внешней окраине солнечной системы. Попасть на Тритон значило вернуться домой...
— Я думал, мы с тобой займемся музыкой, но Лин ушел отдыхать. Он будет спать часов шесть-семь, а я пока подумаю один над оркестровкой финала второй части — знаешь, где у нас никак не удается интегральное вступление угрозы. Вот это...— Кэй пропел несколько нот.
— Ди-и, ди-и, да-ра-ра,— внезапно откликнулись, казалось, сами стены поста управления.
Ингрид вздрогнула и оглянулась, но через мгновение сообразила. Напряжение поля тяготения возросло, и приборы откликнулись изменением мелодии аппарата искусственной гравитации.
— Забавное совпадение! — слегка виновато рассмеялась она.
— Пришло усиление гравитации, как и нужно для темного облака. Теперь ты можешь быть совершенно спокойна, и пусть себе Лин спит.
С этими словами Кэй Бэр вышел из поста управления. В ярко освещенной библиотеке он уселся за маленький электронный скрипко-рояль и весь ушел в работу. Вероятно, прошло несколько часов, когда герметическая дверь библиотеки распахнулась и появилась Ингрид.
— Кэй, милый, разбуди Лина.
— Что случилось?
— Напряжение поля тяготения нарастает больше, чем должно быть по расчетам.
— А впереди?
— По-прежнему тьма! — Ингрид скрылась.
Кэй Бэр разбудил астронавигатора. Тот вскочил и ринулся в центральный пост к приборам.
— Ничего угрожающего нет. Только откуда здесь такое поле тяготения? Для темного облака оно слишком мощно, а звезды здесь нет...— Лин подумал и нажал кнопку пробуждения каюты начальника экспедиции, еще подумал и включил каюту Низы Крит.
— Если ничего не произойдет, тогда они попросту сменят нас,- пояснил он встревоженной Ингрид.
— А если произойдет? Эрг Hoop сможет прийти к нормали только через пять часов. Что делать?
— Ждать, — спокойно ответил астронавигатор.— Что может случиться за пять часов здесь, так далеко от всех звездных систем?..
Тональность звучания приборов непрерывно понижалась, без отсчетов говоря об изменении обстановки полета. Напряженное ожидание потянулось медленно. Два часа прошли, точно целая смена. Пел Лин внешне оставался спокоен, но волнение Ингрид уже захватило Кэй Бэра. Он часто оглядывался на дверь рубки управления, ожидая, как всегда, стремительного появления Эрга Ноора, хотя и знал, что пробуждение от долговременного сна идет медленно.
Продолжительный звонок заставил всех вздрогнуть.
Ингрид уцепилась за Кэй Бэра.
— "Тантра" в опасности! Напряжение поля стало в два раз выше расчетного!
Астронавигатор побледнел. Подошло неожиданное — оно требовало немедленного решения. Судьба звездолета находилась в его руках. Неуклонно увеличивавшееся тяготение требовало замедления хода корабля не только из-за возрастания тяжести в корабле, но и потому, что, очевидно, прямо по курсу находилось большое скопление плотной материи. Но после замедления набирать новое ускорение было нечем! Пел Лин стиснул зубы и повернул рукоятку включения ионных планетарных двигателей-тормозов. Звонкие удары вплелись в мелодию приборов, заглушая тревожный звон аппарата, вычислявшего соотношение силы тяготения и скорости. Звонок выключился, и стрелки подтвердили успех-скорость снова стала безопасной, придя к норме с возрастающей гравитацией. Но едва Пел Лин выключил торможение, как звон раздался снова — грозная сила тяготения требовала замедления хода. Стало очевидно, что звездолет шел прямо к могучему центру тяготения.
Астронавигатор не решился изменить курс — произведение большого труда и величайшей точности. Пользуясь планетарными двигателями, он тормозил звездолет, хотя уже становилась очевидной ошибка курса, проложенного через неведомую массу материи.
— Поле тяготения велико,— вполголоса заметила Ингрид.— Может быть...
— Надо еще замедлить ход, чтобы повернуть! — воскликнул астронавигатор.— Но чем же потом ускорить полет?.. — Губительная нерешительность прозвучала в его словах.
— Мы уже пронизали внешнюю вихревую зону(16),— отозвалась Ингрид,— идет непрерывное и быстрое нарастание гравитации.
Посыпались частые звенящие удары — планетарные моторы заработали автоматически, когда управлявшая кораблем электронная машина почувствовала впереди огромное скопление материи. "Тантра" принялась раскачиваться. Как ни замедлял свой ход звездолет, но люди в посту управления начали терять сознание. Ингрид упала на колени. Пел Лин в своем кресле старался поднять налившуюся свинцом голову, Кэй Бэр ощутил бессмысленный, животный страх и детскую беспомощность.
Удары двигателей зачастили и перешли в непрерывный гром. Электронный "мозг" корабля вел борьбу вместо своих полубесчувственных хозяев, по-своему могучий, но недалекий, так как не мог предвидеть сложных последствий и придумать выход из исключительных случаев.
Раскачивание "Тантры" ослабело. Стерженьки, показывавшие запасы планетарных ионных зарядов, быстро поползли вниз. Очнувшийся Пел Лин сообразил, что тяготение возрастает слишком стремительно,— надо немедля принимать экстренные меры для остановки корабля, а затем резкого изменения курса.
Пел Лин передвинул рукоятку анамезонных двигателей. Четыре высоких цилиндра из нитрида бора, видимые в специальную прорезь пульта, засветились изнутри. Яркое зеленое пламя забилось в них бешеной молнией, заструилось и закрутилось четырьмя плотными спиралями. Там, в носовой части корабля, сильное магнитное поле облекло стенки моторных сопел, спасая их от немедленного разрушения.
Астронавигатор передвинул рукоять дальше. Сквозь зеленую вихревую стенку стал виден направляющий луч — сероватый поток К-частиц(17). Еще движение, и вдоль серого луча прорезалась ослепительная фиолетовая молния — сигнал, что анамезон начал свое стремительное истечение. Весь корпус звездолета откликнулся почти неслышной, труднопереносимой высокочастотной вибрацией...
Эрг Hoop, приняв необходимую дозу пищи, лежал в полусне под невыразимо приятным электромассажем нервной системы. Медленно отходила пелена забытья, еще окутывавшая мозг и тело. Пробуждающая мелодия звучала мажорнее в нарастающей частоте ритма...
Внезапно что-то недоброе вторглось извне, прервало радость пробуждения от девяностодневного сна. Эрг Hoop осознал себя начальником экспедиции и принялся отчаянно бороться, пытаясь вернуть нормальное сознание. Наконец он сообразил, что звездолет экстренно тормозится анамезонными двигателями,— следовательно что-то случилось. Он попытался встать. Но тело еще не слушалось, ноги подогнулись, и он мешком упал на пол своей каюты. Все же ему удалось проползти до двери, открыть ее. В коридоре Эрг Hoop поднялся на четвереньки и ввалился в центральный пост.
Уставившиеся на экраны и циферблаты, люди испуганно оглянулись и подскочили к начальнику. Тот, не в силах встать, выговорил:
— Экраны, передние... переключите на инфракрасную... остановите... моторы!
Боразоновые цилиндры погасли одновременно с умолкшей вибрацией корпуса. На правом переднем экране появилась огромная звезда, светившая тусклым красно-коричневым светом. На мгновение все оцепенели, не сводя глаз с громадного диска, возникшего из тьмы прямо перед носом корабля.
— О глупец! — горестно воскликнул Пел Лин.— Я был убежден, что мы около темного облака! А это...
— Железная звезда! — с ужасом воскликнула Ингрид Дитра.
Эрг Hoop, придерживаясь за спинку кресла, встал с пола. Его обычно бледное лицо приняло синеватый оттенок, но глаза загорелись всегдашним острым огнем.
— Да, это железная звезда,— медленно сказал он,— ужас астролетчиков!
Никто не подозревал ее в этом районе, и взоры всех дежурных обратились к нему с надеждой.
— Я думал только об облаке, — тихо и виновато сказал Пел Лин.
— Темное облако с такой силой гравитации должно внутри состоять из твердых, сравнительно крупных частиц, и "Тантра" уже погибла бы. Избежать столкновения в таком рое невозможно,— твердо и тихо сказал начальник.
— Но резкие изменения напряжения поля, какие-то завихрения? Разве это не прямое указание на облако?
— Или на то, что у звезды есть планета.
Начальник ободряюще кивнул головой и сам нажал кнопки пробуждения.
— Быстрее сводку наблюдений! Вычислим изогравы!
Звездолет опять покачнулся. В экране с колоссальной быстротой мелькнуло что-то невероятно огромное, пронеслось назад и исчезло.
— Вот и ответ... Обогнали планету. Скорее, скорее за работу! - Взгляд начальника упал на счетчики горючего. Он крепче впился в спинку кресла, хотел что-то сказать и умолк.
ГЛАВА ВТОРАЯ. ЭПСИЛОН ТУКАНА
Тихий стеклянный звон возник на столе в сопровождении оранжевых и голубых огоньков. По прозрачной перегородке заискрились разноцветные блики. Заведующий внешними станциями Великого Кольца Дар Ветер продолжал следить за светом Спиральной Дороги. Ее гигантская дуга горбилась в высоте, прочерчивая по краю моря матово-желтую полосу отражения. Не отрывая от нее взгляда, Дар Ветер вытянул руку и переставил рычажок на Р — размышление не окончилось. Сегодня в жизни этого человека происходила крупная перемена. Утром из жилого пояса южного полушария прибыл его преемник Мвен Мас, выбранный Советом Звездоплавания. Последнюю передачу по Кольцу они проведут вместе, потом... Вот это "потом" и осталось еще не решенным. Шесть лет он выдерживал требовавшую неимоверного напряжения работу, для которой подбирались люди выдающихся способностей, отличавшиеся великолепной памятью и широтой, энциклопедичностью познаний. Когда со зловещим упорством стали повторяться приступы равнодушия к работе и жизни - одного из самых тяжелых заболеваний человека,— Эвда Наль, знаменитый психиатр, исследовала его. Испытанный старый способ — музыка грустных аккордов в пронизанной успокоительными волнами комнате голубых снов - не помог. Осталось лишь переменить род деятельности и лечиться физическим трудом там, где нужна была еще повседневная и ежечасная мускульная работа. Его милый друг — историк Веда Конг вчера предложила работать у нее раскопщиком. На археологических раскопках машины не могли проделывать все работу — конечный этап выполнялся человеческими руками. В добровольцах недостатка не было, но Веда обещала ему долгую поездку в область древних степей, в близости с природой.
Если бы Веда Конг!.. Впрочем, она знает все до конца. Веда любит Эрга Ноора, члена Совета Звездоплавания начальника тридцать седьмой звездной экспедиции. Эрг Hoop должен был дать знать о себе с планеты Зирда. Но если нет никакого сообщения, а все расчеты межзвездных полетов исключительно точны, не годится думать о завоевании любви Веды! Вектор дружбы — вот все самое большое, что связывает ее с ним. И все же он поедет работать у нее!
Дар Ветер передвинул рычаг, нажал кнопку, и комната залилась ярким светом. Хрустальное окно составляло стену развернутого на простор помещения, вознесенного над землей и морем. Поворотом другого рычажка Дар Ветер наклонил эту стену на себя, и помещение открылось звездному небу, отрезав металлической рамой огни дорог, строений и маяки морского побережья внизу.
Циферблат галактических часов с тремя концентрическими кольцами делений приковал внимание Дар Ветра. Передача информации по Великому Кольцу шла по галактическому времени, каждую стотысячную галактической секунды, или раз в восемь дней, сорок пять раз в год по земному счету времени. Один оборот Галактики вокруг оси составлял галактические сутки.
Очередная и последняя для него передача наступила в девять часов утра по времени Тибетской обсерватории — следовательно, в два часа ночи здесь, на Средиземноморской обсерватории Совета. Осталось немногим больше двух часов.
Прибор на столе зазвонил и замигал снова. За перегородкой показался человек в светлой, отливавшей шелковистым блеском одежде.
— Мы приготовились к передаче и приему,— коротко бросил он, не выказывая никаких внешних знаков почтительности, хотя во взгляде скрывалось восхищение начальником.
Дар Ветер молчал, молчал и помощник, стоя в свободной позе, с гордой осанкой.
— В кубическом зале? — наконец спросил Дар Ветер и, получив утвердительный ответ, осведомился, где Мвен Мас.
— У аппарата утренней свежести. Принимает настройку после дороги. К тому же, мне кажется, он взволнован...
— Я бы волновался на его месте тоже, — задумчиво произнес Дар Ветер.— Так было шесть лет назад...
Помощник порозовел от усилий оставаться бесстрастным. Он с юношеским пылом сочувствовал своему начальнику, быть может сознавая, что сам когда-то пройдет через радости и горе большой работы и великой ответственности. Заведующий внешними станциями ничем не выразил своих переживаний — считалось неприличным обнаруживать их в его годы.
— Когда Мвен Мас появится, сразу ведите его ко мне.
Помощник удалился. Дар Ветер подошел к углу, где прозрачная перегородка была зачернена от потолка до пола, и широким жестом раскрыл две створки, заделанные в панели цветного дерева. Вспыхнул свет, исходивший откуда-то из глубины похожего на зеркало экрана.
Заведующий внешними станциями с помощью отдельной клеммы включил вектор дружбы — прямое соединение, проводившееся между связанными глубокой дружбой людьми, чтобы общаться между собою в любой момент. Вектор дружбы соединял несколько мест постоянного пребывания человека — жилище, место работы, излюбленный уголок отдыха.
Экран засветился, в глубине его обозначились знакомые сочетания высоких панелей с бесчисленными столбцами закодированных обозначений электронных фильмов, заменивших архаические фотокопии книг. Когда человечество перешло на единый алфавит, названный линейным по отсутствию сложных знаков, фильмование даже старых книг стало еще более простым и доступным автоматическим машинам. Синие, зеленые, красные полосы — знаки центральных фильмотек, где хранились научные исследования, давно уже издававшиеся всего в десятке экземпляров. Стоило набрать условный ряд знаков, и хранилище-фильмотека автоматически передавало полный текст книги-фильма. Эта машина и была личной библиотекой Веды. Легкий щелчок — изображение угасло и вновь засветилось, показав другую комнату, также пустую. Со вторым щелчком прибор перенес изображение в зал со слабо освещенными столиками-пультами. Сидевшая у ближайшего стола женщина подняла голову, и Дар Ветер узнал милое узкое лицо с большими серыми глазами. Белозубая улыбка крупного, смело очерченного рта приподнимала щеки холмиками по сторонам чуть вздернутого носа с детски закругленным кончиком, и от этого лицо становилось еще мягче и приветливее.
— Веда, осталось два часа. Надо переодеться, а мне хотелось, чтобы вы пришли в обсерваторию пораньше.
Женщина на экране подняла руки к густым светло-пепельным волосам.
— Повинуюсь, мой Ветер,— тихо рассмеялась она,— иду домой.
Ухо Дар Ветра не обманула веселость тона.
— Храбрая Веда, успокойтесь. Каждый, кто выступает по Великому Кольцу, когда-нибудь выступал впервые...
— Не тратьте слов, чтобы развлечь меня,— упрямо подняла голову Веда Конг,— я скоро буду.
Экран погас. Дар Ветер прикрыл створки и повернулся, чтобы встретить своего заместителя. Мвен Мас вошел широкими шагами. Черты лица и темно-коричневый цвет гладкой блестящей кожи указывали на его происхождение от негритянских предков. Белый плащ спадал тяжелыми складками с могучих плеч. Мвен Мас сжал обе ладони Дар Ветра в своих крепких худых руках. Оба начальника внешних станций — бывший и будущий — были очень высокими. Ветер, чья родословная шла от русского народа, казался шире и массивнее более стройного африканца.
— Мне кажется, сегодня должно произойти нечто важное,— начал Мвен Мас с той доверчивой прямотой, которая отличала людей эры Великого Кольца.
Дар Ветер пожал плечами.
— Важное произойдет для всех трех. Я отдам мою работу, вы ее возьмете, а Веда Конг впервые будет говорить со Вселенной.
— Она очень красива? — полувопросом-полуутверждением откликнулся Мвен Мас.
— Увидите. Впрочем, в сегодняшней передаче нет ничего особенного. Веда прочтет лекцию по нашей истории для планеты КРЗ 664456 + БШ 3252.
Мвен Мас проделал в уме поразительно быстрое вычисление.
— Созвездие Единорога, звезда Росс 614, планетная система известна с незапамятных времен, но они ничем себя не проявляли. Я люблю старинные названия и слова,— с чуть заметной ноткой извинения добавил он.
Дар Ветер подумал, что Совет умеет выбирать людей. Вслух он сказал:
— Тогда вам будет хорошо с Юнием Антом — заведующим электронными запоминающими машинами. Он величает себя заведующим лампами памяти. Не от лампы-убогого светильника древности, а от первых электронных приборов, неуклюжих, в стеклянных колпаках, с выкачанным воздухом, напоминавших тогдашние электрические светильники.
Мвен Мас рассмеялся так задушевно и открыто, что Дар Ветер почувствовал, как растет его симпатия к этому человеку.
— Лампы памяти! Наши памятные сети-коридоры в километры длиной, составленные из миллиардов элементов-клеточек! Но,— спохватился он,— я даю волю своим чувствам, а не уяснил необходимого. Когда заговорила Росс 614?
— Пятьдесят два года назад. С тех пор они овладели языком Великого Кольца. До них всего четыре парсека. Лекцию Веды они получат через тринадцать лет.
— А потом?
— После лекции — прием. Через наших старых друзей мы получаем какие-нибудь новости по Кольцу.
— Через шестьдесят один Лебедя?
— Ну конечно. Или иногда через сто семь Змееносца, пользуясь вашей старинной терминологией.
Вошел человек в той же серебристой одежде Совета Звездоплавания, как и помощник Дар Ветра. Невысокий, живой и горбоносый, он располагал к себе острым, внимательным взглядом темных, как вишни, глаз. Вошедший потер свою круглую гладкую голову.
— Я Юний Ант,— назвал он себя высоким резким голосом, очевидно адресуясь к Мвену Масу.
Тот почтительно приветствовал его. Заведующие памятными машинами превосходят всех ученостью. Они решали, что из полученных сообщений следует увековечить в памятных машинах, что направить в линию общей информации или дворцы творчества.
— Еще один из бреваннов,— проворчал Юний Ант, пожимая руку новому знакомцу.
— Что такое? — не понял Мвен Мас.
— Моя выдумка. На латинском языке. Так я прозвал всех недолго живущих — работников внешних станций, летчиков межзвездного флота, техников заводов звездолетных двигателей. Ну, и нас с вами. Мы тоже не живем больше половины нормальной продолжительности жизни. Что делать, зато интересно! Где Веда?
— Хотела быть пораньше... — начал Дар Ветер.
Его слова были заглушены тревожными музыкальными аккордами, раздавшимися вслед за звонким щелчком на циферблате часов Галактики.
— Предупредительный по всей Земле. Всем энергостанциям, всем заводам, сетевому транспорту и радиостанциям. Через полчаса прекратить отпуск энергии и накопить ее в емкостных конденсаторах достаточно, чтобы пробить атмосферу каналом направленного излучения. Передача возьмет сорок три процента земной энергии. Прием — лишь на поддержание канала восемь процентов,— пояснял Дар Ветер.
— Именно так я себе и представлял это,— кивал головой Мвен Мас.
Вдруг его сосредоточенный взгляд загорелся восхищением. Дар Ветер оглянулся. Не замеченная ими, у светящейся прозрачной колонны стояла Веда Конг. Для выступления она надела лучший из нарядов, наиболее красивший женщину и изобретенный тысячи лет назад, в эпоху критской культуры.
Тяжелый узел пепельных волос, высоко подобранных на затылке, не отягощал сильной стройной шеи. Гладкая кожа обнаженных плеч слегка поблескивала под мягким светом ламп. Низко открытая грудь поддерживалась корсажем из голубой ткани. Широкая и короткая юбка, расшитая по серебряному полю голубыми цветами, открывала голые загорелые ноги в туфельках вишневого цвета. Крупные, нарочито грубо заделанные в золотую цепь вишневые камни — фаанты с Венеры — горели на нежной коже в тон пылавшим от волнения щекам и маленьким ушам.
Мвен Мас, впервые видевший ученого-историка, рассматривал ее с нескрываемым восхищением. Веда подняла встревоженные глаза на Дар Ветра.
— Хорошо,— ответил он на немой вопрос своего прекрасного друга.
— Я много раз выступала, но не так, — заговорила Веда Конг.
— Совет следует обычаю. Сообщения для разных планет всегда читали красивые женщины. Это дает представление о чувстве прекрасного обитателей нашего мира, вообще говорит о многом, — продолжал Дар Ветер.
— Совет не ошибся выбором! — воскликнул Мвен Мас.
Веда проницательно посмотрела на африканца.
— Вы одиноки? — тихо спросила она. Мвен Мас утвердительно кивнул головой.
— Вот поэтому вы и восхищаетесь... Вы хотели поговорить со мной,- повернулась она к Дар Ветру.
Друзья вышли на широкую кольцевую террасу, и Веда с наслаждением подставила лицо свежему морскому ветру.
Заведующий внешними станциями рассказал о своих колебаниях в выборе новой работы; тридцать восьмая звездная экспедиция, или антарктические подводные рудники, или археология.
— О нет, только не звездная! — воскликнула Веда, и Дар Ветер ощутил свою бестактность. Увлеченный переживаниями, он нечаянно задел больное место в душе Веды.
Ему на помощь пришла мелодия тревожных аккордов, донесшаяся на балкон.
— Пора, полчаса до включения в Кольцо! — Дар Ветер осторожно взял Веду Конг за руку. В сопровождении остальных они спустились по движущейся лестнице в глубокое подземелье — высеченную в скале кубическую комнату.
Здесь не было ничего, кроме приборов, матовые панели черных стен казались бархатными. Их прорезали четкие линии хрустальных полос. Золотистые, зеленые, голубые и оранжевые огоньки слабо освещали шкалы, знаки, цифры. Изумрудные острия стрелок дрожали у черных полукружий, словно все эти широкие стены находились в напряженном, трепетном ожидании.
Несколько кресел, большой стол черного дерева, частично вдвинутый в огромный, мерцающий жемчужным отблеском полусферический экран, обведенный массивной золотой рамой.
Дар Ветер знаком подозвал к себе Мвена Маса, указав другим на высокие черные кресла. Мвен Мас приблизился, ступая осторожно, на носках, как некогда ходили его предки в спаленных солнцем саваннах, подкрадываясь к огромным и свирепым зверям. Мвен Мас затаил дыхание. Отсюда, из неприступного каменного погреба, сейчас раскроется окно в бесконечные просторы космоса, и люди соединятся мыслями и знаниями со своими братьями на других мирах. Представители земного человечества перед Вселенной — сейчас они, пять человек. Но с завтрашнего дня ему, Мвену Масу, придется руководить этой связью. Ему будут вверены все рычаги величайшей силы. Легкий озноб пробежал по спине африканца. Пожалуй, он только сейчас понял, какое бремя ответственности он взвалил на себя, дав согласие Совету. И когда он взглянул на Дар Ветра, неторопливо действовавшего рукоятками управления, то в его взоре мелькнуло выражение, похожее на восторг, светившийся в глазах молодого помощника Дар Ветра.
Раздался тяжелый, грозный звон, будто зазвучала массивная медь. Дар Ветер быстро повернулся и передвинул длинный рычаг. Звон умолк, и Веда Конг увидела, что узкая панель на правой стене осветилась на всю высоту комнаты. Стена как будто провалилась, исчезла в беспредельной дали. Открылся призрачный контур пирамидальной горной вершины, увенчанной исполинским каменным кругом. Ниже этой колоссальной шапки сплавленного камня кое-где виднелись пятна чистейшего горного снега.
Мвен Мас узнал вторую из высочайших гор Африки — Кению.
Снова тяжкий медный удар потряс подземную комнату, заставляя находившихся там людей настораживаться и напрягать все внимание.
Дар Ветер взял руку Мвена Маса и положил ее на горевшую гранатовым глазом круглую рукоятку. Мвен Мас послушно передвинул ее до упора. Теперь вся сила Земли, вся энергия, получаемая с тысячи семисот шестидесяти могучих электростанций, перебросилась на экватор, к горе пятикилометровой высоты. Над ее вершиной заклубилось разноцветное сияние, сгустилось в шар и вдруг устремилось вверх, точно копье в вертикальном полете, пронизывающее глубины неба. Над сиянием встала тонкая колонна, похожая на вихревой столб-смерч. По столбу струилась вверх, спирально завиваясь по его поверхности, ослепительно светящаяся голубая дымка.
Направленное излучение пронизывало земную атмосферу, образуя постоянный канал для приема и передачи на внешние станции, служивший вместо провода. Там, на высоте тридцати шести тысяч километров над Землей, висел суточный спутник — большая станция, обращавшаяся вокруг планеты за сутки в плоскости экватора и оттого как бы неподвижно стоявшая над горой Кения в Восточной Африке — точкой, выбранной для постоянного сообщения с внешними станциями. Другой большой спутник вращался на высоте пятидесяти семи тысяч километров через полюсы по меридиану и сообщался с Тибетской приемо-передающей обсерваторией. Там условия образования передаточного канала были лучшими, но зато отсутствовало постоянное сообщение. Эти два больших спутника соединялись еще с несколькими автоматическими внешними станциями, располагавшимися вокруг всей Земли.
Узкая панель справа погасла — канал включился в приемную станцию спутника. Теперь засветился жемчужный, оправленный в золото экран. В центре его появилась причудливо увеличенная фигура, стала яснее, улыбнулась громадным ртом. Гур Ган, один из наблюдателей суточного спутника, вырос на экране сказочным исполином. Он весело кивнул и, вытянув трехметровую руку, включил все окружение внешних станций нашей планеты. Оно сомкнулось воедино посланной с Земли силой. Во все стороны Вселенной устремились чувствительные глаза приемников. Тусклая красная звезда в созвездии Единорога, с планет которой недавно раздался призыв, лучше фиксировалась со спутника 57, и Гур Ган соединился с ним. Только три четверти часа мог продолжаться невидимый контакт Земли и другой звезды. Нельзя было терять ни минуты этого драгоценного времени.
По знаку Дар Ветра Веда Конг встала на отливавший синим блеском круг металла перед экраном. Невидимые лучи падали мощным каскадом сверху и заметно углубили оттенок ее загорелой кожи. Беззвучно заработали электронные машины, переводившие речь Веды на язык Великого Кольца. Через тринадцать лет приемники планеты темно-красной звезды запишут посылаемые колебания общеизвестными символами, и, если там говорят, электронные переводные машины обратят символы в звук живой чужой речи.
"Жаль только,— думал Дар Ветер,— что те, далекие, не услышат звучного, мягкого голоса женщины Земли, не поймут его выразительности. Кто знает, как устроены их уши? Могут быть разные типы слуха. Только зрение, повсюду использующее проницающую атмосферу часть электромагнитных колебаний, почти одинаково во всей Вселенной, и они увидят очаровательную, горящую волнением Веду".
Дар Ветер, не сводя глаз с полуприкрытого прядью волос маленького уха Веды, стал прислушиваться к ее лекции.
Веда Конг сжато и ясно рассказывала про основные вехи истории человечества. О древних эпохах существования человечества, о разобщенности больших и малых народов, сталкивавшихся в экономической и идейной вражде, разделявшей их страны, она говорила очень коротко. Эти эпохи получили собирательное название ЭРМ — эры Разобщенного Мира. Но не перечисление истребительных войн, ужасных страданий или якобы великих правителей, наполнявшее древние исторические книги, оставшиеся от Античных веков, Темных веков, или веков Капитализма, интересовало людей эры Великого Кольца. Гораздо важнее была противоречивая история развития производительных сил вместе с формированием идей, искусства, знания, духовной борьбы за настоящего человека и человечество. Развитие потребности созидания новых представлений о мире и общественных отношениях, долге, правах и счастье человека, из которых выросло и расцвело на всей планете могучее дерево коммунистического общества.
В последний век ЭРМ, так называемый век Расщепления, люди наконец поняли, что все их бедствия происходят от стихийно сложившегося еще с диких времен устройства общества, поняли, что вся сила, все будущее человечества — в труде, в соединенных усилиях миллионов свободных от угнетения людей, в науке и переустройстве жизни на научных основах. Были поняты основные законы общественного развития, диалектически противоречивый ход истории, необходимость воспитания строгой общественной дисциплины, тем более важной, чем больше увеличивалось население планеты.
Борьба старых и новых идей обострилась в век Расщепления и привела к тому, что весь мир раскололся на два лагеря — старых - капиталистических и новых — социалистических — государств с различными экономическими устройствами. Открытие к тому времени первых видов атомной энергии и упорство защитников старого мира едва не привело к крупнейшей катастрофе все человечество.
Но новое общественное устройство не могло не победить, хотя эта победа задержалась из-за отсталости воспитания общественного сознания. Переустройство мира немыслимо без коренного изменения экономики, без исчезновения нищеты, голода и тяжелого, изнурительного труда. Но изменение экономики потребовало очень сложного управления производством и распределением и было невозможно без воспитания общественного сознания каждого человека.
Коммунистическое общество не сразу охватило все народы и страны. Искоренение вражды и особенно лжи, накопившейся от враждебной пропаганды во время идейной борьбы века Расщепления, потребовало развития новых человеческих отношений. Кое-где случались восстания, поднимавшиеся отсталыми приверженцами старого, которые по невежеству пытались найти в воскрешении прошлого легкие выходы из трудностей, стоявших перед человечеством.
Но неизбежно и неуклонно новое устройство жизни распространилось на всю Землю, и самые различные народы и расы стали единой, дружной и мудрой семьей.
Так началась ЭМВ — эра Мирового Воссоединения, состоявшая из веков Союза Стран, Разных Языков, Борьбы за Энергию и Общего Языка.
Общественное развитие все ускорялось, и каждая новая эпоха проходила быстрее предыдущей. Власть человека над природой стала расти гигантскими шагами.
В древних утопических фантазиях о прекрасном будущем люди мечтали о постепенном освобождении человека от труда. Писатели обещали, что за короткий труд — два-три часа на общее благо — человечество сможет обеспечить себя всем необходимым, а в остальное время предаваться счастливому ничегонеделанию.
Эти представления возникли из отвращения к тяжелому и вынужденному труду древности.
Скоро люди поняли, что труд — счастье, так же как и непрестанная борьба с природой, преодоление препятствий, решение новых и новых задач развития науки и экономики. Труд в полную меру сил, только творческий, соответствующий врожденным способностям и вкусам, многообразный и время от времени переменяющийся — вот что нужно человеку. Развитие кибернетики — техники автоматического управления, широкое образование и интеллигентность, отличное физическое воспитание каждого человека позволили менять профессии, быстро овладевать другими и без конца разнообразить трудовую деятельность, находя в ней все большее удовлетворение. Все шире развивавшаяся наука охватила всю человеческую жизнь, и творческие радости открывателя новых тайн природы стали доступны огромному числу людей. Искусство взяло на себя очень большую долю в деле общественного воспитания и устройства жизни. Пришла самая великолепная во всей истории человечества ЭОТ — эра Общего Труда с ее веками Упрощения Вещей, Переустройства, Первого Изобилия и Космоса.
Изобретение уплотнения электричества, приведшее к созданию аккумуляторов огромной емкости и компактных, но мощных электромоторов, было крупнейшей технической революцией нового времени. Еще раньше научились с помощью полупроводников вязать сложнейшие сети слабых токов и создавать самоуправляющиеся кибернетические машины. Техника стала тончайшей, ювелирной, высоким искусством и вместе с тем подчинила себе мощности космического масштаба.
Но требование дать каждому все вызвало необходимость существенно упростить обиход человека. Человек перестал быть рабом вещей, а разработка детальных стандартов позволила создавать любые вещи и машины из сравнительно немногих основных конструктивных элементов подобно тому, как все великое разнообразие живых организмов строится из небольшого разнообразия клеток, клетка — из белков, белки — из протеинов и т. д. Одно только прекращение невероятной расточительности питания прежних веков обеспечило пищей миллиарды людей.
Все силы общества, расходовавшиеся в древности на создание военных машин, содержание не занятых полезным трудом огромных армий, политическую пропаганду и показную мишуру, были брошены на устройство жизни и развитие научных знаний.
По знаку Веды Конг Дар Ветер нажал кнопку, и рядом с прекрасным историком вырос большой глобус.
— Мы начали,— продолжала Веда,— с полного перераспределения жилых и промышленных зон планеты... Коричневые полосы на глобусе вдоль тридцатых градусов широты в северном и южном полушариях означали непрерывную цепь городских поселений, сосредоточенных у берегов теплых морей, в зоне мягкого климата, без зимы. Человечество перестало расходовать колоссальную энергию на обогревание жилищ в зимние периоды, на изготовление громоздкой одежды. Наиболее плотное население сосредоточилось у колыбели человеческой культуры — Средиземного моря. Субтропический пояс расширился втрое после растопления полярных шапок.
На севере от северного жилого пояса простирается гигантская зона лугов и степей, где пасутся бесчисленные стада домашних животных.
К югу (в северном полушарии) и к северу (в южном) были пояса сухих и жарких пустынь, ныне превращенные в сады. Здесь прежде находились поля термоэлектрических станций, собиравших солнечную энергию.
В зоне тропиков сосредоточено производство растительного питания и древесины, в тысячи раз более выгодное, чем в холодных климатических зонах. Давно уже, после открытия искусственного получения углеводов - сахаров — из солнечного света и углекислоты, мы перестали возделывать сахароносные растения. Дешевое промышленное произведение полноценных питательных белков нам еще не под силу, поэтому мы разводим богатые белком культурные растения и грибки на суше и колоссальные поля водорослей в океанах. Простой способ искусственного производства пищевых жиров получен нами через информацию Великого Кольца: любые витамины и гормоны мы делаем в любом количество из каменного угля. Сельское хозяйство нового мира освободилось от необходимости добывать все без исключения питательные продукты, как это было в старину. Пределов производства Сахаров, жиров и витаминов для нас практически нет. Для производства одних лишь белков имеются гигантские площади суши и моря. Человечество давно освободилось от страха голода, десятки тысячелетий господствовавшего над людьми.
Одна из главных радостей человека — стремление путешествовать, передвигаться с места на место — унаследована от наших предков - бродячих охотников, собирателей скудной пищи. Теперь всю планету обвивает Спиральная Дорога, исполинскими мостами соединяющая через проливы все материки.— Веда провела пальцем по серебристой нити и повернула глобус.— По Спиральной Дороге беспрерывно движутся электропоезда.
Сотни тысяч людей могут очень быстро перенестись из жилой зоны в степную, полевую, горную, где нет постоянных городов, а лишь временные лагеря мастеров животноводства, посевов, лесной и горной промышленности. Полная автоматизация всех заводов и энергостанций сделала ненужным строительство при них городов или больших селений - там находятся лишь дома для немногих дежурных: наблюдателей, механиков и монтеров.
Планомерная организация жизни наконец прекратила убийственную гонку скорости — строительство все более и более быстрых транспортных машин. По Спиральной Дороге поезда проходят двести километров в час. Только в случае какого-либо несчастья пользуются скоростными кораблями, мчащимися тысячи километров в час.
Несколько сот лет назад мы сильно улучшили лик нашей планеты. Еще в век Расщепления совершилось открытие внутриатомной энергии. Тогда же научились освобождать некую ничтожную долю ее и превращать в тепловую вспышку, убийственные свойства которой были немедленно использованы в качестве военного оружия. Накопились большие запасы ужасных бомб, которые потом пытались использовать для производства энергии. Губительное влияние излучения на жизнь заставило отказаться от старой ядерной энергетики. Астрономы открыли путем изучения физики далеких звезд два новых пути получения внутриатомной энергии — Ку и Ф, гораздо более действенные и не оставляющие опасных продуктов распада.
Оба эти способа используются нами и теперь, хотя для звездолетных двигателей применяется еще один вид ядерной энергии — анамезонный, ставший известным при наблюдении больших звезд Галактики через Великое Кольцо.
Все накопленные издавна запасы старых термоядерных материалов - радиоактивных изотопов урана, тория, водорода, кобальта, лития — было решено уничтожить, как только додумались до способа выбросить продукты их распада за пределы земной атмосферы. Тогда в век Переустройства были сделаны искусственные солнца, "подвешенные" над полярными областями. Мы сильно уменьшили ледяные шапки, образовавшиеся на полюсах Земли в четвертичную эпоху оледенения, и изменили климат всей планеты. Вода в океанах поднялась на семь метров, в атмосферной циркуляции резко сократились полярные фронты и ослабли кольца пассатных ветров, высушивавшие зоны пустынь на границе тропиков. Почти прекратились и ураганные ветры, вообще всякие бурные нарушения погоды.
До шестидесятых параллелей дошли теплые степи, а луга и леса умеренного пояса пересекли семидесятую широту.
Антарктический материк, на три четверти освобожденный ото льда, оказался рудной сокровищницей человечества — там сохранились нетронутыми горные богатства на всех-других материках, сильно выработанные после безрассудного распыления металлов в повсеместных и сокрушительных войнах прошлого. Через Антарктиду же удалось замкнуть Спиральную Дорогу.
Еще до этого капитального изменения климата были прорыты огромные каналы и прорезаны горные хребты для уравновешивания циркуляции водных и воздушных масс планеты. Вечные диэлектрические насосы помогли обводнить даже высокогорные пустыни Азии.
Возможности производства продуктов питания выросли во много раз, новые земли стали удобными для жизни. Теплые внутренние моря стали использоваться для выращивания богатых белком водорослей.
Старые, опасные и хрупкие планетолеты все же дали возможность достигнуть ближайших планет нашей системы. Землю охватил пояс искусственных спутников, с которых люди вплотную ознакомились с космосом. И тут четыреста восемь лет назад случилось событие настолько важное, что ознаменовало новую эру в существовании человечества — ЭВК, эру Великого Кольца.
Давно мысль людей билась над передачей на дальнее расстояние изображений, звуков, энергии. Сотни тысяч талантливейших ученых работали в особой организации, называющейся и до сих пор Академией Направленных Излучений, пока не добились возможности дальних направленных передач энергии без каких-либо проводников. Это стало возможным, когда нашли обходный путь закона — поток энергии пропорционален синусу угла расхождения лучей. Тогда параллельные пучки излучений обеспечили постоянное сообщение с искусственными спутниками, а следовательно, и со всем космосом. Защищающий жизнь экран ионизированной атмосферы служил вечным препятствием к передачам и приемам из пространства. Давно — давно, еще в конце эры Разобщенного Мира. Наши ученые установили, что потоки мощных радиоизлучений изливаются на Землю из космоса. Вместе с общим излучением созвездий и галактик до нас доходили призывы из космоса и передачи по Великому Кольцу, искаженные и полупогасшие в атмосфере. Мы тогда не понимали их, хотя уже научились улавливать эти таинственные сигналы, считая их за излучения мертвой материи.
Ученый Кам Амат, индиец по происхождению, догадался провести на искусственных спутниках опыты с приемниками изображений, с бесконечным терпением десятки лет осваивая все новые комбинации диапазонов.
Кам Амат уловил передачу с планетной системы двойной звезды, называвшейся издавна 61 Лебедя. На экране появился не похожий на нас, но, несомненно, человек и указал на надпись, сделанную символами Великого Кольца. Надпись сумели прочесть только через девяносто лет, и она украшает на нашем земном языке памятник Каму Амату: "Привет вам, братья, вступившие в нашу семью! Разделенные пространством и временем, мы соединились разумом в кольце великой силы".
Язык символов, чертежей и карт Великого Кольца оказался легко постигаемым на достигнутом человечеством уровне развития. Через двести лет мы могли уже переговариваться при помощи переводных машин с планетными системами ближайших звезд, получать и передавать целые картины разнообразной жизни разных миров. Только недавно мы приняли весть с четырнадцати планет большого центра жизни Денеба в Лебеде - колоссальной звезды светимостью в четыре тысячи восемьсот солнц, находящейся от нас на расстоянии в сто двадцать два парсека. Развитие мысли там шло иным путем, но достигло нашего уровня.
А с древних миров — шаровых скоплений нашей Галактики и колоссальной обитаемой области вокруг галактического центра — идут из безмерной дали странные картины и зрелища, еще не понятые, не расшифрованные нами. Записанные памятными машинами, они передаются в Академию Пределов Знания — так называется научная организация, работающая над проблемами, едва-едва намечающимися нашей наукой. Мы пытаемся понять далеко ушедшую от нас за миллионы лет мысль, немногим отличающуюся от нашей благодаря единству путей исторического развития жизни от низших органических форм к высшим, мыслящим существам.
Веда Конг отвернулась от экрана, в который смотрела словно загипнотизированная, и бросила вопросительный взгляд на Дар Ветра. Тот улыбнулся и одобрительно кивнул головой. Веда гордо подняла лицо, протянула вперед руки и обратилась к тем невидимым и неведомым, которые через тринадцать лет получат ее слова и увидят ее облик:
— Такова наша история, трудная, сложная и долгая дорога восхождения к высотам знания. Мы зовем вас — сливайтесь с нами в Великом Кольце, чтобы нести во все концы необъятной Вселенной могучую силу разума, побеждая косную неживую материю!
Голос Веды торжествующе зазвенел, обретя силу всех поколений земных людей, ныне поднявшихся так, что их помыслы обращались уже за пределы собственной Галактики к другим звездным островам Вселенной.
Протяжный медный звон — это Дар Ветер передвинул рукоятку и выключил передающий поток энергии. Экран погас. На прозрачной панели справа остался светящийся столб несущего канала.
Веда, усталая и тихая, утонула в глубине большого кресла и не сводила своих внимательных глаз с Дар Ветра. Дар Ветер усадил за стол управления Мвена Маса, а сам склонился над его плечом. В полной тишине лишь иногда чуть слышно пощелкивали стопоры рукояток. Внезапно экран в золотой оправе исчез, и невероятная глубина раскрылась на его месте. Веда Конг, впервые видевшая это чудо, громко вздохнула. Действительно, даже хорошо знавшему путь сложной интерференции световых волн, каким достигалась такая широта и глубина обзора, зрелище всегда казалось поразительным.
Темная поверхность чужой планеты приближалась издалека, вырастая с каждой секундой. Это была чрезвычайно редкая система двойной звезды, где два солнца уравновешивали себя таким образом, что орбита их планеты оказалась правильной, и на ней могла возникнуть жизнь. Оба солнца — оранжевое и алое, меньшие, чем наше, освещали казавшиеся красными льды застывшего моря. На краю плоских черных гор в загадочных фиолетовых отблесках виднелось гигантское приземистое здание. Луч зрения уперся в площадку на его крыше, как бы пронизал ее, и все увидели серокожего человека с круглыми, как у совы, глазами, обведенными кольцами серебристого пуха. Его рост был велик, но тело очень тонко, с длинными, словно шупальца, конечностями. Человек нелепо боднул головой, будто отдал поспешный поклон, и, устремив на экран свои бесстрастные, точно объективы, глаза, открыл безгубый рот, прикрытый похожим на нос клапаном мягкой кожи. Тотчас зазвучал мелодичный и нежный голос переводящей машины:
— Заф Фтет, заведующий внешней информацией шестьдесят один Лебедя. Сегодня мы передаем для желтой звезды СТЛ 3388+04ЖФ... Передаем для...
Дар Ветер и Юний Ант переглянулись, а Мвен Мас на секунду сжал запястье Дар Ветра. Это были галактические позывные Земли, вернее солнечной планетной системы. Когда-то она считалась наблюдателями иных миров единым большим спутником, обращавшимся вокруг Солнца за пятьдесят девять земных лет. Один раз за этот период случается совместное противостояние Юпитера и Сатурна, сдвигающего Солнце заметно для астрономов ближних звезд. В ту же ошибку впадали и наши астрономы в отношении многих планетных систем, присутствие которых у разных звезд было открыто еще в давние времена.
Юний Ант более поспешно, чем в начале передачи, проверил настройку памятной машины и показания бдительных часовых исправности - приборов ОЭС.
Бесстрастный голос электронного переводчика продолжал:
— Мы приняли вполне хорошую передачу от звезды... — снова посыпался ряд цифр и отрывистых звуков,— случайно, не во время передач Великого Кольца. Они не расшифровали языка Кольца и тратят напрасно энергию, передавая в часы молчания. Мы отвечали им в периоды их собственно передач — результаты станут известны приблизительно через три десятых секунды... — Голос замолк. Сигнальные приборы продолжали гореть, за исключением угасшего зеленого глазка.
— Это еще не выясненные перерывы в передаче, может быть, прохождение легендарного нейтрального поля астролетчиков между нами, - пояснил Веде Юний Ант.
— Три десятых галактической секунды — это ждать около шестисот лет,— хмуро буркнул Дар Ветер.— Интересно, зачем это нам?
— Насколько я понял, звезда, с которой они связались,— Эпсилон Тукана созвездия южного неба,— откликнулся Мвен Мас,— отстоящая на девяносто парсек, что близко к пределу нашей постоянной связи. Дальше Денеба мы ее еще не установили.
— Но мы принимаем и центр Галактики, и шаровые скопления? - спросила Веда Конг.
— Нерегулярно, случайным приемом или через памятные машины других членов Кольца, образующих протянутую в пространство Галактики цепь,- ответил Мвен Мас.
— Сообщения, посланные тысячи и десятки тысяч лет назад, не теряются в пространстве и в конце концов достигают нас, — добавил Юний Ант.
— Но это значит, что мы судим о жизни и познаниях людей иных, очень далеких миров с опозданием, например, для зоны центра Галактики на двадцать тысяч лет?
— Да, безразлично, передается ли это памятными записями близких миров или улавливается нашими станциями, мы видим дальние миры такими, какими они были в очень древние времена. Видим давным-давно умерших и забытых в своем мире людей.
— Неужели мы, достигшие столь большой власти над природой, здесь бессильны? — ребячески возмутилась Веда.— Неужели нельзя достигнуть дальних миров другим путем, иным, чем волновой, или фотонный, луч(18), орудием?
— Как я понимаю вас, Веда! — воскликнул Мвен Мас.
— В Академии Пределов Знания занимаются проектами преодоления пространства, времени, тяготения — глубинами основ космоса,— вмешался Дар Ветер,— только они не дошли до стадии опытов и не смогли...
Внезапно зеленый глаз вспыхнул, и Веда вновь ощутила головокружение от углубившегося в бездну пространства экрана.
Резко ограниченные края изображения показывали, что это запись памятной машины, а не непосредственно уловленная передача.
Сначала показалась поверхность планеты, видимая, конечно, с внешней станции-спутника. Громадное бледно-фиолетовое, призрачное от неимоверного накала солнце заливало пронизывающими лучами синий облачный покров ее атмосферы.
— Так и есть — Эпсилон Тукана, высокотемпературная звезда класса В9-светимость семьдесят восемь наших солнц,— прошептал Мвен Мас.
Дар Ветер и Юний Ант утвердительно кивнули.
Зрелище изменилось, как бы сузившись и спустившись почти на самую почву неведомого мира.
Высоко поднимались округлые купола гор, казавшихся отлитыми из меди. Неизвестная порода, или металл зернистого строения, рдела огнем под удивительно белым сверкающим светом голубого солнца. Даже в несовершенной передаче приборов неведомый мир блистал торжественно, с каким-то победным великолепием.
Отблески лучей окаймляли контуры медных гор серебристо-розовой короной, отражавшейся широкой дорогой на медленных волнах фиолетового моря. Вода цвета густого аметиста казалась тяжелой и вспыхивала изнутри красными огнями, как скоплениями живых маленьких глаз. Волны лизали массивное подножие исполинской статуи, стоявшей недалеко от берега в гордом одиночестве. Женщина, изваянная из темно-красного камня, запрокинула голову и, словно в экстазе, тянулась простертыми руками к пламенной глубине неба. Она вполне могла бы быть дочерью Земли — полное сходство с нашими людьми потрясало не меньше, чем поразительная красота изваяния. В ее теле, точно исполнившаяся мечта скульпторов Земли, сочеталась могучая сила и одухотворенность каждой линии лица и тела. Полированный красный камень статуи источал из себя пламя неведомой и оттого таинственной и влекущей жизни.
Пять людей Земли безмолвно смотрели на изумительный новый мир. Только из широкой груди Мвена Маса вырвался долгий вздох — при первом же взгляде на статую каждый нерв его напрягся в радостном ожидании.
Против статуи, на берегу, резные серебряные башни отмечали начало широкой белой лестницы, взброшенной свободно над чащей стройных деревьев с бирюзовой листвой.
— Они должны звенеть! — шепнул Дар Ветер в ухо Веды, указывая на башни, и та согласно наклонила голову.
Передаточный аппарат новой планеты продолжал последовательно и беззвучно развертывать новые картины.
На секунду мелькнули белые стены с широкими, выступами, прорезанные порталом из голубого камня, и экран раскрылся в высоком помещении, залитом сильным светом. Матово-жемчужная окраска изборожденных желобками стен сообщала необыкновенную четкость всему находившемуся в зале. Внимание приковывала группа людей, стоявших перед полированной изумрудной панелью.
Пламенный красный цвет их кожи соответствовал оттенку статуи в море. В нем не было ничего необычайного для Земли — некоторые племена индейцев Центральной Америки, судя по сохранившимся от древности цветным снимкам, обладали почти такой же, менее глубокого тона, кожей.
В зале находились две женщины и двое мужчин. Обе пары носили разные одежды. Стоявшие ближе к зеленой панели отличались золотистыми короткими одеяниями, похожими на изящные комбинезоны, снабженные несколькими застежками. У других двух были окутывавшие их с головы до пят одинаковые плащи такого же жемчужного оттенка, как и стены.
Стоявшие у панели проделывали плавные движения, прикасаясь к косым струнам, натянутым у ее левого края. Стена полированного изумруда или стекла становилась прозрачной. В такт их движениям в кристалле плыли, сменяя друг друга, четкие изображения. Они исчезали и возникали быстро, так что даже тренированным наблюдателям — Юнию Анту и Дар Ветру — было трудно полностью понять их смысл.
В чередовании медных гор, фиолетового океана и бирюзовых лесов улавливалась история планеты. Цепь животных и растительных форм, иногда чудовищно непонятных, иногда прекрасных, проходила призраками прошлого. Многие животные и растения казались похожими на тех, чьи остатки сохранила летопись пластов земной коры. Долго тянулась восходящая лестница форм жизни — совершенствующейся живой материи. Бесконечно долгий путь развития ощущался еще более длинным, трудным и мучительным, чем известная каждому жителю Земли его собственная родословная.
В призрачном сиянии прибора замелькали новые картины: огни больших костров, нагромождения каменных глыб на равнинах, битвы со свирепыми зверями, торжественные обряды похорон и религиозных служб. Во всю панель выросла фигура мужчины, прикрытого плащом из пестрой шкуры. Опираясь одной рукой на копье и подняв другую к звездам широким обнимающим жестом, он наступил ногой на шею поверженного чудовища с жесткой гривой вдоль спины и оскаленными длинными клыками. На заднем плане стояла цепь женщин и мужчин, попарно взявшихся за руки и, казалось, что-то распевавших.
Изображение исчезло, на месте живых видений возникла темная поверхность полированного камня.
Тогда двое в золотистых одеждах отступили направо, а их место заняла вторая пара. Неуловимо быстрым движением плащи были отброшены, и на жемчужном фоне стен живым пламенем возникли темно-красные тела. Мужчина протянул обе руки к женщине, она ответила ему улыбкой такой гордой и ослепительной радости, что жители Земли отозвались невольными улыбками. А там, в жемчужном зале неимоверно далекого мира, двое начали медленный танец. Вероятно, это не был танец ради танца, а скорее ритмическое позирование. Танцующие, очевидно, ставили себе целью показать совершенство, красоту линий и пластическую гибкость своих тел. Но в ритмической смене движений угадывалась величавая и в то же время грустная музыка, как будто воспоминание о великой лестнице безымянных и неисчислимых жертв развития жизни, приведшего к столь прекрасному мыслящему существу — человеку.
Мвену Масу показалось, что он слышит мелодию-веер высоких чистых нот, опирающийся на гулкий и мерный ритм низких звуков. Веда Конг стиснула руку Дар Ветру, и тот не обратил на это внимания. Юний Ант смотрел, не шевелясь и не дыша, а на его огромном лбу проступили капельки пота.
Люди Тукана были так похожи на людей Земли, что постепенно утрачивалось впечатление иного мира. Но красные люди обладали такой отточенной красотой тела, какая не была еще достигнута всеми на Земле, и жила в мечтах и творениях художников, воплощаясь в небольшом числе необычайно красивых людей.
"Чем труднее и дольше был путь слепой животной эволюции до мыслящего существа, тем целесообразнее и разработанное высшие формы жизни и, следовательно, тем прекраснее,— думал Дар Ветер.— Давно уже люди Земли поняли, что красота — это инстинктивно воспринимаемая целесообразность строения, приспособления к определенному назначению. Чем разнообразнее назначение, тем красивее форма — эти красные люди, вероятно, более разносторонни и ловки, чем мы. Может быть, их цивилизация шла больше за счет развития самого человека, его духовного и физического могущества и меньше за счет техники? Наша культура долго оставалась насквозь технической и только с приходом коммунистического общества окончательно встала на путь совершенствования самого человека, а не только его машин, домов, еды и развлечений".
Танец прекратился. Юная краснокожая женщина вышла на середину зала, и луч зрения прибора сосредоточился на ней одной. Ее раскинутые руки и лицо поднялись к потолку зала.
Невольно глаза людей Земли последовали за ее взглядом. Потолка не было совсем, или по очень искусно созданной оптической иллюзии там находилось звездное небо с настолько яркими и крупными звездами, что, вероятно, это было лишь изображение. Сочетание чуждых созвездий не вызывало никаких знакомых ассоциаций. Девушка взмахнула рукой, и на указательном пальце ее левой руки появился синий шарик. Из него ударил серебристый луч, ставший громадной указкой. Круглое светящееся пятнышко на конце луча останавливалось то на одной, то на другой звезде потолка. И тотчас изумрудная панель показывала неподвижное изображение, данное очень широким планом. Медленно перемещался указательный луч, и так же медленно возникали видения пустынных или населенных жизнью планет. С тягостной безотрадностью горели каменистые или песчаные пространства под красными, голубыми, фиолетовыми, желтыми солнцами. Иногда лучи странного свинцово-серого светила вызывали к жизни на своих планетах плоские купола и спирали, насыщенные электричеством и плававшие, подобно медузам, в густой оранжевой атмосфере или океане. В мире красного солнца росли невообразимой высоты деревья со скользкой черной корой, тянувшие к небу, словно в отчаянии, миллиарды кривых ветвей. Другие планеты были сплошь залиты темной водой. Громадные живые острова, то ли животные, то ли растительные, плавали повсюду, колыхая в спокойной глади бесчисленные мохнатые щупальца.
— У них нет поблизости планет с высшими формами жизни,— вдруг сказал Юний Ант, неотрывно следивший за картой незнакомого звездного неба.
— Нет, — возразил Дар Ветер,— с одной стороны у них лежит плоская звездная система, одно из позднейших образований Галактики. Но мы знаем, что плоские и сферические системы, новые и древние, нередко чередуются. И действительно, со стороны Эридана у них есть система с мыслящей жизнью, входящая в Кольцо.
— ВВР 4955+МО 3529... и так далее,— вставил Мвен Мас.— Но почему же они не знают о ней?
— Система вошла в Великое Кольцо двести семьдесят пять лет назад, а это сообщение отправлено раньше,— ответил Дар Ветер.
Краснокожая девушка далекого мира стряхнула с пальца синий шарик и повернулась лицом к зрителям с раскрытыми руками, будто готовясь обнять кого-то, незримо стоявшего перед ней. Она слегка откинула голову и плечи назад — так сделала бы и женщина Земли в страстном призыве. Губы полураскрытого рта шевелились, повторяя неслышные слова. Так она замерла, зовущая, бросая в ледяной мрак межзвездных пространств свою горячую человеческую мольбу о товарищах — людях других миров.
И снова ее блистающая красота заставила оцепенеть наблюдателей Земли. В ней не было чеканной бронзовой суровости земных краснокожих людей. Круглое лицо с небольшим носом и огромными, широко расставленными синими глазами, с маленьким ртом скорее напоминало северные народности Земли. Густые волнистые черные волосы не были жесткими. В каждой линии лица и тела сквозила веселая и легкая уверенность, бессознательно воспринимавшаяся как ощущение большой силы.
— Неужели они ничего не знают о Великом Кольце? — почти простонала Веда Конг, склоняясь перед прекрасной сестрой из космоса.
— Теперь, наверное, знают,— отозвался Дар Ветер,— ведь то, что мы видим, произошло триста лет назад.
— Восемьдесят восемь парсек,— пророкотал низкий голос Мвена Маса,— восемьдесят восемь. Все, кого мы видели, давно уже мертвы.
И, словно подтверждая его слова, видение чудесного мира погасло, потух и зеленый указатель связи. Передача по Великому Кольцу окончилась.
С минуту все находились в оцепенении. Первым опомнился Дар Ветер. Досадливо закусив губу, он поспешно передвинул гранатовую рукоятку. Выключение столба направленной энергии отозвалось густым медным гулом, предупреждающим инженеров энергостанций о том, что необходимо снова разлить могучий поток по его обычным каналам. Только проделав все операции с приборами, заведующий внешними станциями обернулся к своим товарищам.
Юний Ант, высоко подняв брови, перебирал исчерканные листочки.
— Часть мемонограммы (памятной записи) со звездной картой на потолке надо сейчас же отправить в Институт Южного Неба! — обратился он к молодому помощнику Дар Ветра.
Тот посмотрел на Юния Анта удивленно, как будто проснувшись от необычайного сна.
Суровый ученый затаил усмешку — разве видение не было в самом деле грезой о прекрасном мире, посланной в пространство три века назад? Грезой, которую так осязаемо увидят сейчас миллиарды людей на Земле и на станциях Луны, Марса и Венеры.
— Вы были правы, Мвен Мас,— улыбнулся Дар Ветер,— объявив еще до передачи, что сегодня случится необыкновенное. Впервые за четыреста лет существования для нас Великого Кольца из глубин Вселенной явилась планета с братьями не только по разуму, но и по телу. Я весь наполнен радостью открытия! Хорошо началась ваша деятельность! Древние люди сочли бы это счастливым предзнаменованием, или, как скажут наши психологи, случилось совпадение обстоятельств, благоприятствующее уверенности и подъему в дальнейшей работе.
Дар Ветер спохватился, нервная реакция сделала его многословным. Излишества речи в эру Великого Кольца считались одним из самых позорных недостатков человека, и заведующий внешними станциями умолк, не закончив фразы.
— Да, да! — рассеянно отозвался Мвен Мас.
Юний Ант уловил нотку отрешенности в его голосе, замедленных движениях и насторожился. Веда Конг тихо провела пальцем по кисти Дар Ветра и кивнула на африканца.
"Может быть, он чересчур впечатлителен?" — мелькнуло в уме Дар Ветра, и он пристально посмотрел на своего преемника.
Но Мвен Мас, почувствовав скрытое недоумение собеседников, выпрямился и стал прежним внимательным знатоком своего дела. Движущаяся лестница перенесла их наверх, к широким окнам и звездному небу, снова ставшему столь же далеким, как и во все тридцать тысячелетий существования человека,— вернее, его вида, называвшегося Гомо сапиенс — Человеком разумным.
Мвен Мас и Дар Ветер должны были остаться.
Веда Конг шепнула Дар Ветру, что никогда не забудет этой ночи.
— Я сама показалась себе такой жалкой! — заключила она, улыбаясь наперекор своим грустным словам.
Дар Ветер понял, что она имеет в виду, и отрицательно покачал головой.
— А я уверен, что если бы красная женщина увидела вас, Веда, то она гордилась бы своей сестрой. Право, наша Земля не хуже их мира! - Лицо Дар Ветра засветилось любовью.
— Ну, это вашими глазами, милый друг, — улыбнулась Веда. — Вы спросите Мвена Маса!.. — Она шутя прикрыла глаза ладонью и скрылась за выступом стены.
Когда Мвен Мас наконец остался один, наступило утро. В прохладном неподвижном воздухе разлился сероватый свет, море и небо приняли одинаковую хрустальную прозрачность: серебристую у моря, с розовым оттенком у неба.
Мвен Мас долго стоял на балконе обсерватории, вглядываясь в полузнакомые очертания зданий.
На невысоком плато поодаль высилась гигантская алюминиевая арка, перечеркнутая девятью параллельными рядами алюминиевых полос, разделенных промежутками опалово-кремовых и серебристо-белых пластических стекол — здание Совета Звездоплавания. Перед ним стоял памятник первым людям, вышедшим на просторы космоса. Склон крутейшей горы в облаках и вихрях заканчивался звездолетом старинного типа - рыбообразной ракетой, нацелившей заостренный нос в еще недоступную высоту. Цепочка людей, поддерживая друг друга, с неимоверными усилиями карабкалась вверх, спирально обвивая подножие памятника,— летчики ракетных кораблей, физики, астрономы, биологи, смелые писатели-фантасты... Рассвет уже рдел на корпусе древнего звездолета и на легких ажурных контурах зданий, а Мвен Мас все еще мерил балкон широкими шагами. Еще ни разу он не испытывал такого потрясения. Воспитанный в общих правилах эры Великого Кольца, он прошел суровую физическую закалку и с успехом выполнил свои подвиги Геркулеса. Так в память прекрасных мифов Древней Эллады назывались трудные дела, выполнявшиеся каждым молодым человеком в конце школьного периода. Если юноша справлялся с подвигами, то считался достойным приступить к высшей ступени образования.
Мвен Мас устроил водоснабжение рудника в Западном Тибете, восстановил араукариевый лес на плоскогорье Нахэбта в Южной Америке и истреблял акул, вновь появившихся у берегов Австралии. Его жизненная закалка и выдающиеся способности позволили ему выдержать многие годы настойчивого учения и подготовить себя к тяжелой и ответственной деятельности. Сегодня, в первый же час его новой работы, случилась встреча с родным Земле миром, и в его душе появилось что-то новое. С тревогой Мвен Мас чувствовал, что в нем открылась какая-то бездна, над которой он ходил все годы своей жизни, не подозревая о ее существовании. Так непереносимо сильна жажда новой встречи с планетой звезды Эпсилон Тукана — этим миром, будто возникшим по образам лучших сказок земного человечества. Не забыть ему краснокожей девушки, ее простертых зовущих рук, нежных полураскрывшихся губ!..
И то, что чудовищное расстояние в двести девяносто световых лет, недоступное никаким возможностям земной техники, отделяло его от чудесного мира, не ослабляло, а только усиливало жгучую мечту.
В душе Мвена Маса выросло нечто живущее теперь само по себе и непокорное контролю воли и спокойного разума. Африканец жил, почти отшельнически погрузившись в занятия, еще никогда не любил и не испытывал ничего похожего на тревогу и небывалую радость, зароненную в его душу сегодняшней встречей через громадные поля пространства и времени.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. В ПЛЕНУ ТЬМЫ
На оранжевых столбиках указателей анамезонного горючего черные толстые стрелки стояли на нулях. Курс звездолета пока не отклонялся от железной звезды, так как скорость была еще велика и корабль неуклонно приближался к жуткому, невидимому для человеческих глаз, светилу.
Эрг Hoop с помощью астронавигатора, дрожа от напряжения и слабости, уселся за счетную машину. Планетарные двигатели, отключенные от робота-рулевого, утихли.
— Ингрид, что такое железная звезда? — тихо спросил Кэй Бэр, все это время недвижно простоявший за спиной астронома.
— Невидимая звезда спектрального класса Т, погасшая, но еще не остывшая окончательно или не разогревшаяся снова. Она светит длинноволновыми колебаниями тепловой части спектра — черным, для нас инфракрасным светом и становится видимой лишь через электронный инвертор(19). Сова, видящая тепловые инфракрасные лучи, могла бы ее обнаружить.
— Почему же она железная?
— На всех, какие сейчас изучены, в спектре и составе много железа. Поэтому если звезда велика, то ее масса и поле тяготения огромны. Боюсь, что мы встретились именно с такой...
— Что же теперь?
— Не знаю. Видишь сам — у нас нет горючего. Но мы продолжаем лететь прямо на звезду. Надо затормозить "Тантру" до скорости в одну тысячную абсолютной, при которой возможно достаточное угловое отклонение. Если не хватит и планетарного горючего, то звездолет будет постепенно приближаться к звезде, пока не упадет. Ингрид нервно дернула головой, и Бэр ласково погладил ее по голой, покрывшейся гусиной кожей руке.
Начальник экспедиции перешел к пульту управления и сосредоточился на приборах. Молчали все, не смея дышать, молчала и только что проснувшаяся Низа Крит, инстинктивно поняв всю опасность положения. Горючего могло хватить лишь на замедление корабля, но с потерей скорости звездолету становилось все труднее вырваться без моторов из цепкого притяжения железной звезды. Если бы "Тантра" не подошла так близко и Лин сообразил бы вовремя... Впрочем, какое утешение в этих пустых "если"?
Прошло около трех часов, и Эрг Hoop наконец решился. "Тантра" содрогнулась от мощных толчков триггерных моторов. Ход корабля замедлялся час, другой, третий, четвертый. Неуловимое движение начальника — ужасная дурнота у всех людей. Страшное коричневое светило исчезло из переднего экрана, переместилось на второй. Незримые цепи тяготения продолжали тянуться к кораблю, отражаясь в приборах. Он рванул рукоятки к себе — двигатели остановились.
— Вырвались! — с облегчением шепнул Пел Лин. Начальник медленно перевел взгляд на него:
— Нет! Остался лишь запретный запас горючего для орбитального обращения и посадки.
— Что же делать?
— Ждать! Я отклонил немного звездолет. Но мы проходим слишком близко. Идет борьба между тяготением звезды и уменьшающейся скоростью "Тантры". Она летит сейчас как лунная ракета. Если мы сможем оторваться от звезды, тогда пойдем к Солнцу. Правда, время путешествия сильно возрастет. Лет через тридцать мы пошлем сигнал вызова, а еще через восемь лет придет помощь...
— Тридцать восемь лет! — едва слышно шепнул Бэр на ухо Ингрид.
Та резко дернула его за рукав и отвернулась.
Эрг Hoop откинулся в кресле и опустил руки на колени. Молчали люди, тихо пели приборы. Другая, нестройная и оттого казавшаяся угрожающей мелодия вплеталась в песнь настройки навигационных приборов. Почти физически ощутимый зов железной звезды, реальная сила ее черной массы, гнавшейся за потерявшим свою мощь кораблем.
Щеки Низы Крит горели, сердце учащенно колотилось. Девушке становилось невыносимо это бездейственное ожидание.
...Медленно проходили часы. Один за другим в центральном посту появлялись проснувшиеся члены экспедиции. Число молчальников увеличивалось, пока все четырнадцать человек не оказались в сборе.
Замедление корабля понизило его скорость, которая стала меньше скорости убегания(20). "Тантра" не могла уйти от железной звезды. Забывшие о сне и пище люди не покидали поста управления много тоскливых часов, в которые курс "Тантры" искривлялся все более, пока корабль не понесся по роковому орбитальному эллипсу. Судьба "Тантры" стала ясна каждому.
Внезапный вопль заставил всех вздрогнуть. Астроном Пур Хисс вскочил и взмахнул руками. Его исказившееся лицо стало неузнаваемым, непохожим на человека эры Кольца. Страх, жалость к самому себе и жажда мести стерли всякие следы мысли с лица ученого.
— Он, это он,— завопил Пур Хисс, показывая на Пела Лина,— тупица, пень, безмозглый червяк!..— Астроном захлебнулся, стараясь припомнить давно вышедшие из употребления бранные слова пращуров.
Стоявшая рядом Низа брезгливо отодвинулась. Эрг Hoop поднялся.
— Осуждение товарища ничему не поможет. Прошли времена, когда ошибки могли быть намеренными. А в этом случае, — Hoop небрежно повертел рукоятками счетной машины,— как видите, вероятность ошибки здесь тридцать процентов. Если добавить к этому неизбежную депрессию конца дежурства и еще потрясение от раскачки звездолета, я не сомневаюсь, что вы, Пур Хисс, сделали бы ту же ошибку.
— А вы?— с меньшей яростью выкрикнул астроном.
— Я — нет. Мне пришлось видеть такое же чудовище в тридцать шестой звездной... Я виноват — надеясь сам вести звездолет в неизученном районе, я не предусмотрел всего, ограничившись простой инструкцией.
— Как вы могли знать, что они без вас заберутся в этот район?! - воскликнула Низа.
— Я должен был это знать,— твердо ответил Эрг Hoop, отклоняя дружескую помощь Низы,— об этом есть смысл говорить лишь на Земле...
— На Земле! — возопил Пур Хисс, и даже Пел Лин озадаченно нахмурился.— Говорить это, когда все потеряно и впереди только гибель.
— Впереди не гибель, а большая борьба, — твердо ответил Эрг Hoop, опускаясь в кресло перед столом.— Садитесь! Спешить некуда, пока "Тантра" не сделает полтора оборота...
Присутствующие безмолвно повиновались, а Низа обменялась улыбкой с биологом — торжествующей, несмотря на всю безнадежность момента.
— У звезды, несомненно, есть планета, я предполагаю — даже две, судя по кривизне изограв(21). Планеты, как видите,— начальник экспедиции быстро набросал аккуратную схему,— должны быть большими и, следовательно, обладать атмосферой. Нам нет пока необходимости садиться — у нас еще много атомарного(22) твердого кислорода.
Эрг Hoop умолк, собираясь с мыслями.
— Мы станем спутником планеты, описывая вокруг нее орбиту. Если атмосфера планеты окажется годной и мы израсходуем свой воздух, планетарного горючего хватит, чтобы сесть и чтобы позвать,— продолжал он.— За полгода мы вычислим направление, передадим результаты Зирды, вызовем спасательный звездолет и выручим наш корабль.
— Если выручим...— покривился Пур Хисс, сдерживая загоревшуюся радость.
— Да, если! — согласился Эрг Hoop.— Но это ясная цель. Надо собрать все силы на ее достижение. Вы, Пур Хисс и Ингрид, ведите наблюдения и расчеты размеров планет, Бэр и Низа, по массе планет вычислите скорость убегания, а по ней — орбитальную скорость и оптимальный радиант(23) обращения звездолета.
Исследователи стали готовиться на всякий случай и к посадке. Биолог, геолог и врач готовили к сбрасыванию разведочную станцию - робот, механики настраивали посадочные локаторы и прожекторы, собирая ракету-спутник для передачи сообщения на Землю.
После испытанного ужаса и безнадежности работа шла особенно споро и прерывалась лишь во время качания звездолета в завихрениях гравитации. Но "Тантра" уже так сильно убавила скорость, что ее колебания больше не были убийственны для людей.
Пур Хисс и Ингрид определили наличие двух планет. От приближения к внешней пришлось отказаться — огромная, холодная, окутанная мощной, вероятно, ядовитой атмосферой, она грозила гибелью. Если выбирать род смерти, то, пожалуй, лучше было бы сгореть у поверхности железной звезды, чем утонуть во тьме аммиачной атмосферы, вонзив корабль в тысячекилометровую толщу льда. Такие же страшные исполинские планеты были и в солнечной системе: Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун.
"Тантра" неуклонно приближалась к звезде. Через девятнадцать суток выяснились размеры внутренней планеты — она была больше Земли. Находясь на близком расстоянии от своего железного солнца, планета с бешеной скоростью неслась по своей орбите — ее год был вряд ли больше двух-трех земных месяцев. Невидимая звезда Т, вероятно, достаточно обогревала ее своими черными лучами — при наличии атмосферы там могла быть жизнь. В этом случае посадка становилась особенно опасной...
Чужая, развивавшаяся в условиях иных планет, другими путями чрезвычайно вредна для обитателей Земли. Защитные приспособления организмов от вредных отбросов, от болезнетворных бактерий, выработанные за миллионы веков на нашей планете, были беспомощны против чужих форм жизни. В равной степени жизнь с других планет подвергалась опасности на нашей Земле.
Основная деятельность животной жизни: убивая — пожирать и пожирая — убивать, при соприкосновении животных разных миров, проявлялась с удручающе обнаженной жестокостью. Невероятные болезни, молниеносные эпидемии, чудовищно размножавшиеся вредители, ужасные повреждения сопутствовали первым исследованиям обитаемых, но безлюдных планет. Да и населенные мыслящими людьми миры предпринимали множество опытов и предварительной подготовки, прежде чем вступить в прямую звездолетную связь. На нашей Земле, удаленной от центральных, обильных жизнью, сгущенных зон Галактики, еще не бывало гостей с планет других звезд, представителей иных цивилизаций. Совет Звездоплавания только недавно закончил подготовку к приему друзей с недалеких звезд из Змееносца, Лебедя, Большой Медведицы и Райской Птицы.
Эрг Hoop, озабоченный возможной встречей с неизвестной жизнью, распорядился извлечь из дальних кладовых средства биологической защиты.
Наконец "Тантра" уравняла свою орбитальную скорость со скоростью внутренней планеты железной звезды и начала вращаться вокруг нее. Расплывчатая, бурая, с отсветом огромной кроваво-коричневой звезды, поверхность планеты — вернее, ее атмосфера — становилась видимой только в электронном инверторе. Все без исключения члены экспедиции были заняты у приборов.
— Температура поверхности слоев на освещенной стороне триста двадцать градусов Кельвина!
— Вращение вокруг оси — приближенно двадцать суток!
— Локаторы дают наличие воды и суши.
— Толщина атмосферы — тысяча семьсот километров.
— Уточненная масса — сорок три целых две десятых земной.
Сообщения поступали непрерывно, и характер планеты становился все яснее.
Эрг Hoop сводил получаемые цифры, собирая материал для вычисления орбитального режима. Сорок три и две десятых земной массы — планета была велика. Сила ее тяготения придавит корабль к почве. В беспомощных насекомых на клею превратятся люди...
Начальник экспедиции вспомнил страшные рассказы - полулегенды-полубыли — о старых звездолетах, по разным причинам попадавших на громадные планеты. Тогда корабли с малыми скоростями, со слабым горючим часто гибли. Рев моторов и судорожное содрогание корабля, который, будучи не в силах вырваться, как бы прилипал к поверхности планеты. Звездолет оставался целым, но хрустели ломавшиеся кости людей — неописуемый ужас, переданный в отрывочных воплях последних прощальных сообщений...
Экипажу "Тантры" не грозила такая участь, пока они будут вращаться вокруг планеты. Но если придется сесть на ее поверхность, то только очень сильные люди смогут таскать тяжесть своего живого веса в этом будущем их пристанище. Пристанище, назначенное им на десятки лет жизни... Смогут ли они выжить в таких условиях? Под гнетом давящей тяжести, в вечном мраке инфракрасного черного солнца, в плотной атмосфере? Но как бы то ни было — это не гибель, это надежда на спасение, и выбора нет!
"Тантра" описывала свою орбиту близко к границе атмосферы. Сотрудники экспедиции не могли упустить случая исследовать доселе неведомую планету, находившуюся сравнительно недалеко от Земли. Освещенная — вернее, нагретая — сторона планеты отличалась от теневой не только гораздо более высокой температурой, но и громадными скоплениями электричества, мешавшими даже мощным локаторам, показания которых искажались до неузнаваемости. Эрг Hoop решил вести изучение планеты с помощью бомбовых станций. Сбросили физическую станцию(25), и автомат доложил о поразительном наличии свободного кислорода в неоново-азотной атмосфере, присутствии водяных паров и температуре в двенадцать градусов тепла. Эти условия были, в общем, сходны с земными. Только давление толстой атмосферы превышало нормальное давление Земли в один и четыре десятых раза да сила тяжести больше чем в два с половиной раза превосходила земную.
— Здесь можно жить! — слабо улыбнулся биолог, передавая начальнику сообщение станции.
— Если мы можем жить на такой мрачной и тяжелой планете, то, наверное, здесь уже кто-нибудь живет — мелкий и вредный!
К пятнадцатому обороту звездолета подготовили станцию-бомбу с мощным телепередатчиком. Однако вторая физическая станция, сброшенная в тень, когда планета повернулась на сто двадцать градусов, исчезла, не подав сигналов.
— Угодила в океан,— закусив губу от досады, констатировала геолог Бина Лед.
— Придется прощупать главным локатором, прежде чем сбрасывать робот-телевизор! У нас их только два!
"Тантра", испуская пучок направленного радиоизлучения, вращалась над планетой, прощупывая смутные из-за искажений контуры материков и морей. Обрисовались очертания огромной равнины, вдавшейся в океан или разделявшей два океана почти на экваторе планеты. Звездолет описывал лучом зигзаги, захватывая полосу в двести километров шириной. Внезапно экран локатора вспыхнул яркой точкой. Свисток, хлестнувший по напряженным нервам, подтвердил, что это не галлюцинация.
— Металл! — воскликнул геолог.— Открытое месторождение.
Эрг Hoop покачал головой.
— Как ни мгновенна была вспышка, я успел заметить определенность ее контуров. Это или большой кусок металла — метеорит, или...
— Корабль! — одновременно вмешались Низа и биолог.
— Фантастика! — отрезал Пур Хисс.
— Может быть, действительность,— возразил Эрг Hoop.
— Все равно спор бесполезен,— не сдавался Пур Хисс.— Ничем нельзя проверить. Не будем же мы садиться.
— Проверим через три часа, когда придем снова к этой равнине. Обратите внимание — металлическая вещь находится на равнине, которую выбрал бы и я для посадки... Мы сбросим телевизорную станцию именно туда. Поставьте луч локатора на шестисекундное упреждение!
План, намеченный начальником экспедиции, удался, и "Тантра" вторично ушла в трехчасовой облет темной планеты. Теперь при подходе к материковой равнине корабль встретило донесение телеробота. Люди впились в загоревшийся экран. Щелкнул, включившись, и незаметно заметался зрительный луч, подобно человеческому глазу очертивший контуры предметов там, далеко внизу, в тысячекилометровой темной бездне. Кэй Бэр отчетливо представил, как поворачивается похожая на маяк головка станции, высунувшаяся из твердого панциря. В зоне, освещенной лучом автомата, бежали по экрану, тут же фотографируемые, невысокие обрывы, холмы, черные извивы промоин. Внезапно через экран пронеслось видение сверкающего рыбообразного контура, и снова расстелилась отброшенная лучом тьма с вырванными из нее уступами плоскогорья.
— Звездолет! — выдохнули сразу несколько ртов. С нескрываемым торжеством Низа посмотрела на Пур Хисса. Экран погас, "Тантра" снова отдалилась от телепередатчика, но биолог Эон Тал уже фиксировал ленту электронного снимка. Дрожавшими от нетерпения пальцами он сунул ленту в проектор полусферического экрана(26). Внутренние стенки полого полушария отразили увеличенное изображение.
Знакомые сигарообразные очертания носового отсека, вздутая кормовая часть, высокий гребень приемника равновесия... Как ни невероятно было это зрелище, как ни немыслима, ни невозможна встреча на планете тьмы — это действительно был земной звездолет! Он стоял горизонтально, в положении нормальной посадки, подпертый мощными стойками, неповрежденный, как будто только что опустился на планету железной звезды.
"Тантра", описывая свои очень быстрые из-за близости к планете круги, посылала сигналы, остававшиеся безответными. Прошло несколько часов. В центральном посту снова собрались все четырнадцать человек экспедиции. Тогда Эрг Hoop, сидевший в глубоком раздумье, встал.
— Я предполагаю посадить "Тантру". Может быть, наши братья нуждаются в помощи; может быть, их корабль поврежден и не может идти к Земле. Тогда мы возьмем их, погрузим анамезон и спасемся сами. Сажать спасательную ракету нет смысла. Она ничего не сможет сделать для снабжения нас горючим, а энергии израсходует столько, что нечем будет послать сигнал на Землю.
— А если они сами очутились здесь из-за нехватки анамезона? - осторожно спросил Пел Лин.
— Тогда у них должны остаться ионные планетарные заряды — они не могли израсходовать все полностью. Видите, звездолет сидит правильно - значит, они садились на планетарных моторах. Мы возьмем ионное горючее, взлетим снова и, перейдя на орбитальное положение, будем звать и ждать помощи с Земли. В случае удачи пройдет всего восемь лет. А если удастся достать анамезон — тогда мы победили.
— Может быть, планетарное горючее у них не ионные заряды, а фотонные? — усомнился один из инженеров.
— Мы можем использовать его в главных двигателях, если переставить из вспомогательных чашечные отражатели.
— Остается риск посадки на тяжелую планету и риск пребывания на ней,— проворчал Пур Хисс. — Страшно подумать об этом мире мрака!
— Риск, конечно, остается, но он существует в самой основе нашего положения, и мы его вряд ли увеличиваем. А планета, на которую сядет наш звездолет, не так уж плоха. Только бы сохранить корабль!
Эрг Hoop кинул взгляд на циферблат уравнителя скоростей и быстро подошел к пульту. С минуту начальник экспедиции стоял перед рычагами и верньерами управления. Пальцы его больших рук шевелились, как бы беря аккорды на музыкальном инструменте, спина горбилась и лицо каменело.
Низа Крит подошла к начальнику, смело взяла его правую руку и приложила ладонью к своей гладкой щеке, горячей от волнения. Эрг Hoop благодарно кивнул, погладил пышные волосы девушки и выпрямился.
— Идем в нижние слои атмосферы и на посадку! — громко сказал он, включая сигнал.
Вой пронесся по кораблю, и люди поспешно разбежались по местам, замкнув себя в гидравлические плавающие сиденья.
Эрг Hoop опустился в мягкие объятия посадочного кресла, поднявшегося из люка перед пультом. Загремели удары планетарных двигателей, и звездолет с воем кинулся вниз, навстречу скалам и океанам неведомой планеты. Локаторы и инфракрасные отражатели прощупывали первозданный мрак внизу, красные огни горели на шкале высоты у заданной цифры — пятнадцати тысяч метров. Гор выше десяти километров не приходилось ожидать на планете, где вода и нагрев черного солнца работали над выравниванием поверхности, как и на Земле.
Первый же облет обнаружил на большей части планеты вместо гор лишь незначительные возвышенности, немного большие, чем на Марсе. Видимо, деятельность внутренних сил, созидающих горные поднятия, почти совсем прекратилась или приостановилась.
Эрг Hoop передвинул ограничитель высоты полета на две тысячи метров и включил мощные прожекторы. Под звездолетом простирался огромный океан — подлинное море ужаса. Беспросветно черные волны вздымались и опадали над неведомыми глубинами.
Биолог, вытирая выступивший от усилий пот, старался поймать отраженный от волн световой зайчик в прибор, определяющий ничтожнейшее колебание отражательной способности — альбедо, чтобы определить соленость или минерализацию этого моря мрака.
Блестящая чернота воды сменилась чернотой матовой — началась суша. Скрещенные лучи прожекторов распахивали узкую дорогу между стенами тьмы. На ней проступали неожиданные краски — то желтоватые пятна песка, то серовато-зеленая поверхность скалистых пологих гряд.
"Тантра", послушная искусной руке, понеслась над материком.
Наконец Эрг Hoop обнаружил ту самую равнину. Из-за незначительной высоты ее нельзя было назвать плоскогорьем. Но было очевидно, что возможные приливы и бури темного моря не могут достичь этой равнины, поднимавшейся над низменными участками суши на высоту примерно ста метров.
Передний локатор левого борта дал свисток. "Тантра" нацелилась прожекторами. Теперь совершенно отчетливо стал виден звездолет первого класса. Покрытие его носовой части из кристаллически перестроенного анизотропного иридия сверкало в лучах прожектора как новое. Около корабля не было видно временных построек, не горело никаких огней - темный и безжизненный стоял звездолет, никак не реагируя на приближение собрата. Лучи прожекторов пробежали дальше, сверкнули, отразившись, как от синего зеркала, от колоссального диска со спиральными выступами. Диск стоял наклонно, на ребре, частично погруженный в черную почву. На мгновение наблюдателям показалось, что за диском торчат какие-то скалы, а дальше сгущается черная тьма. Там, вероятно, был обрыв или спуск куда-то на низменность...
Оглушительный вой "Тантры" сотряс ее корпус. Эрг Hoop хотел сесть поближе к обнаруженному звездолету и предупреждал людей, которые могли оказаться в смертоносной зоне, радиусом около тысячи метров от места посадки. Слышимый даже внутри корабля, прокатился чудовищный гром планетарных моторов, в экранах появилось облако раскаленных частиц почвы. Пол стал круто подниматься вверх и заваливаться назад. Бесшумно и плавно гидравлические шарниры повернули сиденья кресел перпендикулярно к ставшим отвесно стенам.
Гигантские коленчатые упоры отскочили от корпуса и, растопырившись, приняли на себя первое прикосновение к почве чужого мира. Толчок, удар, толчок — "Тантра" раскачивалась носовой частью и замерла одновременно с полной остановкой двигателей. Эрг Hoop поднял руку к пульту, оказавшемуся над головой, повернул рычаг выключения упоров. Медленно, короткими толчками звездолет стал оседать носом, пока не принял прежнего горизонтального положения. Посадка окончилась. Как всегда, она давала настолько сильную встряску человеческому организму, что астролетчики должны были некоторое время приходить в себя, полулежа в своих креслах.
Страшная тяжесть придавила каждого. Как после тяжелой болезни, люди едва могли приподняться. Однако неугомонный биолог успел взять пробу воздуха.
— Годен для дыхания,— сообщил он.— Сейчас произведу микроскопическое исследование!
— Не нужно,— отозвался Эрг Hoop, расстегивая упаковку посадочного кресла.— Без скафандров нельзя покидать корабль. Здесь могут быть очень опасные споры и вирусы.
В шлюзовой каюте у выхода были заранее приготовлены биологические скафандры и "прыгающие скелеты" — стальные, обшитые кожей каркасы с электродвигателем, пружинами и амортизаторами для индивидуального передвижения при увеличенной силе тяжести, которые надевались поверх скафандров.
Всем не терпелось почувствовать под ногами почву, пусть чужую, после шести лет скитания в межзвездных безднах. Кэй Бэр, Пур Хисс, Ингрид, врач Лума и два механика-инженера должны были оставаться в звездолете, чтобы вести дежурство у радио, прожекторов и приборов. Низа стояла в стороне со шлемом в руках.
— Откуда нерешительность, Низа? — окликнул девушку начальник, проверявший свою радиостанцию в верхушке шлема.— Идемте к звездолету!
— Я...— Девушка замялась.— Мне кажется, он мертвый, стоит здесь уже давно. Еще одна катастрофа, еще жертва беспощадного космоса — я понимаю, это неизбежно, но всегда тяжело... особенно после Зирды, после "Альграба"...
— Может быть, смерть этого звездолета даст нам жизнь,- откликнулся Пур Хисс, поворачивая обзорную короткофокусную трубу по направлению корабля, по-прежнему остававшегося неосвещенным.
Восемь путешественников выкарабкались в переходную камеру и остановились в ожидании.
— Включите воздух! — скомандовал Эрг Hoop оставшимся в корабле, которых уже отделила непроницаемая стена.
Только после того как давление в камере достигло пяти атмосфер, гидравлические домкраты выдавили плотно припаявшуюся дверь. Давление воздуха почти выбросило людей из камеры, не давая ничему вредному из чужого мира проникнуть внутрь кусочка Земли. Дверь стремительно захлопнулась. Луч прожектора проложил яркую дорогу, по которой исследователи заковыляли на своих пружинных ногах, едва волоча свои тяжелые тела. В конце светового пути возвышался огромный корабль. Полтора километра показались необычайно длинными и от нетерпения и от жестокой тряски неуклюжих скачков по неровной, усеянной мелкими камнями почве, сильно нагретой черным солнцем.
Сквозь толстую атмосферу, изобилующую влагой, звезды просвечивали бледными, расплывчатыми пятнами. Вместо сияющего великолепием космоса небо планеты передавало лишь намеки на созвездия. Их красноватые тусклые фонарики не могли бороться с тьмой на почве планеты.
В окружающем глубочайшем мраке корабль выделялся особенно рельефно. Толстый слой боразоно-циркониевого лака местами истерся на обшивке. Вероятно, звездолет долго странствовал в космосе.
Эон Тал издал восклицание, отдавшееся во всех телефонах. Он показал рукой на открытую дверь, зияющую черным пятном, и спущенный вниз малый подъемник. На почве около подъемника и под кораблем торчали, несомненно, растения. Толстые стебли поднимали на высоту почти метра черные, параболически углубленные чаши, зазубренные по краю, точно шестерни,— не то листья, не то цветы. Скопище черных неподвижных шестерней выглядело зловеще. Еще больше настораживало немое зияние двери. Нетронутые растения и открытая дверь — значит, давно уже люди не пользовались этим путем, не охраняют свой маленький земной мирок от чужого.
Эрг Hoop, Эон и Низа вошли в подъемник. Начальник повернул пусковой рычаг. С легким скрежетом механизм заработал и послушно вознес троих исследователей в раскрытую настежь переходную камеру. Следом поднялись и остальные. Эрг Hoop передал на "Тантру" просьбу погасить прожектор. Мгновенно маленькая кучка людей затерялась в бездне тьмы. Мир железного солнца надвинулся вплотную, как будто желая растворить в себе слабый очаг земной жизни, приникший к почве громадной темной планеты.
Зажгли вращающиеся наверху шлемов фонарики. Дверь из переходной камеры внутрь корабля оказалась закрытой, но незапертой и легко поддалась. Исследователи вошли в средний коридор, свободно ориентируясь во тьме проходов. Конструкция звездолета отличалась от "Тантры" лишь в незначительных деталях.
— Корабль построен несколько десятков лет назад,— сказал Эрг Hoop, приближаясь к Низе.
Девушка оглянулась. Сквозь силиколл(27) шлема полуосвещенное лицо начальника казалось загадочным.
— Невозможная мысль,— продолжал Эрг Hoop,— вдруг это...
— "Парус"! — воскликнула Низа, забыв о микрофоне, и увидела, что все обернулись к ней.
Группа разведчиков проникла в главное помещение корабля - библиотеку-лабораторию и затем ближе к носу, в центральный пост управления. Ковыляя в своем скелетообразном каркасе, шатаясь и ударяясь о стены, начальник экспедиции добрался до главного распределительного щита. Освещение звездолета оказалось включенным, но тока не было. В темноте помещений продолжали светиться лишь фосфоресцирующие указатели и значки. Эрг Hoop нашел аварийную клемму, и тут, на удивление всем, загорелся тусклый, показавшийся ослепительным свет. Должно быть, он вспыхнул и у подъемника, потому что в телефонах шлемов зазвучал голос
Пур Хисса, осведомившегося о ходе осмотра. Ему ответила Бина, геолог. Начальник застыл на пороге центрального поста. Проследив глазами за его взглядом, Низа увидела наверху, между передними экранами, двойную надпись — на земном языке и кодом Великого Кольца - "Парус". Ниже под чертой шли галактические позывные Земли и координаты солнечной системы.
Исчезнувший восемьдесят лет назад звездолет нашелся в неведомой ранее системе черного солнца, так долго считавшейся лишь темным облаком.
Осмотр помещений звездолета не помог понять, куда делись люди. Кислородные резервуары не были исчерпаны, запасов воды и пищи могло хватить еще на несколько лет, но нигде не было ни следов, ни останков экипажа "Паруса".
Странные темные натеки виднелись кое-где в коридорах, в центральном посту и библиотеке. На полу в библиотеке тоже было пятно - оно коробилось многослойной пленкой, как если бы здесь высохло что-то пролитое. В кормовом машинном посту перед распахнутой дверью задней переборки свисали оборванные провода, а массивные стойки охладителей из фосфористой бронзы сильно погнулись. Так как в остальном корабль был совершенно цел, то эти повреждения, требовавшие могучего удара, остались непонятными. Исследователи выбились из сил, но не нашли ничего, что могло бы объяснить исчезновение и несомненную гибель экипажа "Паруса".
Попутно пришло другое, чрезвычайно важное открытие — запасы анамезона и планетарных ионных зарядов, сохранившиеся на корабле, обеспечивали взлет "Тантры" с тяжелой планеты и путь до Земли.
Переданное немедленно на "Тантру" сообщение сняло сознание обреченности, овладевшее людьми после пленения их корабля железной звездой. Отпала необходимость длительной работы по передаче сообщения на Землю. Зато предстоял огромнейший труд по перегрузке контейнеров с анамезоном. Нелегкая сама по себе задача здесь, на планете почти с тройной земной тяжестью, превращалась в дело, требовавшее высокой инженерной изобретательности. Но люди эпохи Кольца не боялись трудных умственных задач, а радовались им.
Биолог вынул из магнитофона в центральном посту незаконченную катушку полетного дневника. Эрг Hoop с геологом открыли герметически запертый главный сейф, хранивший результаты экспедиции "Паруса". Люди поволокли на себе значительный груз — множество рулонов фотонно-магнитных фильмов, дневники, астрономические наблюдения и вычисления. Сами будучи исследователями, члены экспедиции не могли даже на короткий срок оставить столь драгоценную находку.
Едва живые от усталости разведчики встретились в библиотеке "Тантры" с горящими нетерпением товарищами. Здесь, в привычной обстановке, за удобным столом под ярким светом, могильная тьма окружавшего мрака и мертвый, покинутый звездолет стали видением ночного кошмара. Только каждого давило не снимаемое ни на секунду тяготение страшной планеты, да и при каждом движении то один, то другой из исследователей морщился от боли. Без большой практики было очень трудно координировать собственное тело с движением рычагов стального "скелета". От этого ходьба сопровождалась толчками и жестоким встряхиванием. Даже из короткого похода люди вернулись основательно избитыми. У геолога Бины Лед, по-видимому, получилось легкое сотрясение мозга, но и она, тяжело привалившись к столу и сдавливая виски, отказалась уйти, не прослушав последней катушки корабельного дневника. Низа ожидала от этой восемьдесят лет хранившейся в мертвом корабле на жуткой планете записи чего-то невероятного. Ей представлялись хриплые призывы о помощи, вопли страдания, трагические прощальные слова. Девушка вздрогнула, когда из аппарата раздался звучный и холодный голос. Даже Эрг Hoop, великий знаток всего, что касалось межзвездных полетов, не знал никого из экипажа "Паруса". Укомплектованный исключительно молодежью, этот звездолет отправился в свой бесконечно отважный рейс на Вегу, не передав в Совет Звездоплавания обычного фильма о людях экипажа.
Неизвестный голос излагал события, случившиеся семь месяцев спустя после передачи последнего сообщения на Землю. За четверть века до этого, при пересечении пояса космического льда на краю системы Вега, "Парус" был поврежден. Пробоину в кормовой части удалось заделать и продолжать путь, но она нарушила точнейшую регулировку защитного поля моторов. После длившейся двадцать лет борьбы двигатели пришлось остановить. Еще пять лет "Парус" летел по инерции, пока не уклонился в сторону по естественной неточности курса. Тогда было послано первое сообщение. Звездолет собирался послать второе сообщение, когда попал в систему железной звезды. Дальше получилось, как и с "Тантрой", с той лишь разницей, что корабль без ходовых моторов, раз затормозившись, улететь совсем не мог. Он не смог сделаться спутником планеты, так как ускорительные планетарные моторы, находившиеся в корме, пришли в такую же негодность, как и анамезонные. "Парус" благополучно сел на низкое плато вблизи моря. Экипаж принялся выполнять три стоявшие перед ним задачи: попытку отремонтировать двигатели, посылку призыва на Землю и изучение неведомой планеты. Не успели еще собрать ракетную башенку, как люди начали непонятным образом исчезать. Посланные на розыски тоже не возвращались. Исследование планеты прекратили, покидать корабль для строительства башенки стали только все вместе и подолгу отсиживались в наглухо запертом корабле в перерывах между невероятно изнурительной от силы тяжести работой. Торопясь отправить ракету, они даже не предприняли изучение чужого звездолета поблизости от "Паруса", по-видимому находившегося здесь уже давно.
"Тот диск!" — мелькнуло в уме у Низы. Она встретилась глазами с начальником, и тот, поняв ее мысли, кивнул утвердительно головой. Из четырнадцати человек экипажа "Паруса" осталось в живых восемь. Дальше в дневнике следовал примерно трехдневный перерыв, после которого сообщение передавал высокий молодой женский голос:
"Сегодня, двенадцатого числа седьмого месяца триста двадцать третьего года Кольца, мы, все оставшиеся, закончили подготовку ракеты-передатчика. Завтра в это время..."
Кэй Бэр инстинктивно взглянул на часовую градуировку вдоль перематывавшейся ленты — пять часов утра по времени "Паруса" и кто знает сколько по этой планете...
"Мы отправим надежно рассчитанное...— Голос прервался, затем снова возник, более глухой и слабый, как если бы говорившая отвернулась от приемника.— Включаю! Еще!.."
Прибор смолк, но лента продолжала перематываться. Слушавшие обменялись тревожными взглядами.
— Что-то случилось! — начала Ингрид Дитра.
Из магнитофона полетели торопливые, сдавленные слова: "Спаслись двое... Лаик не допрыгнула... подъемник... дверь не смогли закрыть, только вторую! Механик Сах Ктон пополз к двигателям... ударим планетарными... они, кроме ярости и ужаса,— ничто! Да, ничто..."
Лента некоторое время вращалась беззвучно, затем тот же голос заговорил снова:
"Кажется, Ктон не успел. Я одна, но я придумала. Прежде чем начну,— голос окреп и зазвучал с убедительной силой: — Братья, если вы найдете "Парус", предупреждаю, не покидайте корабль никогда".
Говорившая громко вздохнула и сказала негромко, как бы самой себе:
"Надо узнать про Ктона. Вернусь, объясню подробнее..."
Щелчок — и лента продолжала сматываться еще около двадцати минут до конца катушки. Но напрасно ожидали внимательные уши — неизвестной не пришлось ничего объяснить, как, вероятно, не пришлось и вернуться.
Эрг Hoop выключил аппарат и обратился к своим товарищам:
— Наши погибшие сестры и братья спасают нас! Разве не чувствуете вы рук сильного человека Земли! На корабле оказался анамезон. Теперь мы получили предупреждение о смертельной опасности, подстерегающей здесь нас! Я не знаю, что это такое, но, наверное, это чужая жизнь. Будь это космические, стихийные силы, они не только убили бы людей, но повредили и корабль. Получив такую помощь, нам было бы стыдно теперь не спастись и не донести до Земли открытия "Паруса" и свои. Пусть великие труды погибших, их полувековая борьба с космосом не пропадут даром.
— Как же вы думаете запастись горючим, не выходя из корабля? - спросил Кэй Бэр.
— Почему не выходя из корабля? Вы знаете, что это невозможно и нам придется выходить и работать снаружи. Но мы предупреждены и примем меры...
— Я догадываюсь,— сказал биолог Зон Тал,— барраж вокруг места работы.
— Не только, но и всего пути между кораблями! — добавил Пур Хисс.
— Конечно! Так как мы не знаем, что нас подстерегает, то барраж сделаем двойной — излучением и током. Протянем провода, по всему пути создадим световой коридор. За "Парусом" стоит неиспользованная ракета — в ней хватит энергии на все время работы.
Голова Бины Лед со стуком ударилась о стол. Врач и второй астроном придвинулись, преодолевая тяжесть, к бесчувственному товарищу.
— Ничего! — объявила Лума Ласви.— Сотрясение и перенапряжение. Помогите мне дотащить Бину до постели.
И это простое дело могло бы отнять слишком много времени, если бы механик Тарон не догадался приспособить автоматическую тележку - робота. С помощью ее всех восьмерых разведчиков развезли по постелям - пора было отдохнуть, иначе перенапряжение не приспособленного к новым условиям организма обернется болезнью. В трудный момент экспедиции каждый человек стал незаменим.
Вскоре две автоматические тележки для универсальных перевозок и дорожных работ, сцепленные вместе, принялись выравнивать дорогу между звездолетами. Мощные кабели протянулись по обеим сторонам намеченного пути. У обоих звездолетов установили наблюдательные башенки с толстыми колпаками из силикобора(28). В них сидели наблюдатели, посылавшие время от времени вдоль пути веера смертоносных жестких излучений из пульсационных камер. Во все время работы не угасал ни на секунду свет сильных прожекторов. В киле "Паруса" открыли главный люк, разобрали переборки и приготовили к спуску на тележки четыре контейнера с анамезоном и тридцать цилиндров с ионными зарядами. Погрузка их на "Тантру" являлась гораздо более сложной задачей. Звездолет нельзя было открыть, как мертвый "Парус", и тем самым впустить в него все наверняка убийственные порождения чужой жизни. Поэтому люк только подготовили и, раскрыв внутренние переборки, перевезли с "Паруса" запасные баллоны с жидким воздухом. По задуманному плану с момента открытия люка и до окончания погрузки контейнеров приемную шахту следовало непрерывно продувать сильным напором сжатого воздуха. Кроме того, борт корабля прикрывался каскадным излучением.
Люди постепенно осваивались с работой в стальных "скелетах", немного привыкли к почти тройной силе тяжести. Ослабели нестерпимые боли во всех костях, начавшиеся вскоре после посадки.
Прошло несколько земных дней. Таинственное "ничто" не появлялось. Температура окружающего воздуха стала резко падать. Поднялся ураганный ветер, крепчавший с каждым часом. Это заходило черное солнце-планета поворачивалась, и материк, на котором стояли звездолеты, уходил на "ночную" сторону. Охлаждение благодаря конвекционным токам, теплоотдаче океана и толстой атмосферной шубе было нерезким, но все же к середине планетной "ночи" наступил сильный мороз. Работы продолжались с включенными обогревателями скафандров. Первый контейнер удалось спустить из "Паруса" и довезти до "Тантры", когда на "восходе" разбушевался новый ураган, гораздо сильнее закатного. Температура быстро поднялась выше нуля, струи плотного воздуха несли огромное количество влаги, молнии сотрясали небо. Ураган настолько усилился, что звездолет стал вздрагивать от напора чудовищного ветра. Все усилия людей сосредоточились на укреплении контейнера под килем "Тантры". Устрашающий рев урагана нарастал, на плоскогорье крутились опасные столбчатые вихри, очень похожие на земные торнадо. В полосе света вырос огромный смерч из снега и пыли, упиравшийся воронкой вершины в пятнистый и темный низкий небосвод. Под его напором провода высоковольтного тока оборвались, голубоватые вспышки замыканий засверкали среди сворачивавшихся кольцами проволок. Желтоватый огонь прожектора, поставленного около "Паруса", погас, как задутый ветром.
Эрг Hoop отдал распоряжение укрыться в корабле, прекратив работу.
— Но там остался наблюдатель! — воскликнула геолог Вина Лед, указывая на едва заметный огонек силикоборовой башенки.
— Я знаю, там Низа, и сейчас отправлюсь туда, — ответил начальник экспедиции.
— Ток выключился, и "ничто" вступило в свои права,— серьезно возразила Бина.
— Если ураган действует на нас, то, несомненно, он действует и на это "ничто", Я уверен, что, пока буря не ослабеет, опасности нет. А я здесь так тяжел, что меня не сдует, если я, прижавшись к почве, проползу. Давно уже хотелось подстеречь "ничто" в башенке!
— Разрешите мне с вами? — подпрыгнул в своем "скелете" к начальнику биолог.
— Пойдемте, но только вы — более никто.
Два человека долго ползли, цепляясь за неровности и трещины камней, стараясь не попасться на дороге вихревых столбов. Ураган упорно силился оторвать их от почвы, перевернуть и покатить. Один раз это ему удалось, но Эрг Hoop ухватил катящегося Эона, навалился животом и уцепился руками в когтистых перчатках за край большого камня.
Низа открыла люк своей башенки, и ползуны по очереди протиснулись в него. Здесь было тепло и тихо, башенка стояла прочно, надежно укрепленная в мудром предвидении бурь.
Рыжекудрая девушка-астронавигатор и хмурилась и радовалась приходу товарищей. Низа честно призналась, что провести сутки наедине с бурей на чужой планете было бы неприятно.
Эрг Hoop сообщил на "Тантру" о благополучном переходе, и прожектор корабля погас. Теперь в первобытном мраке светился только слабенький огонек внутри башенки. Почва дрожала от порывов бури, ударов молний и шествия грозных смерчей. Низа сидела на вращающемся стуле, опершись спиной на реостат. Начальник и биолог уселись у ее ног на кольцевидный выступ основания башенки. Толстые в своих скафандрах, они занимали почти все место.
— Предлагаю поспать,— негромко зазвучал в телефонах голос Эрга Ноора.— До черного рассвета еще верных двенадцать часов, только тогда ураган стихнет и станет тепло.
Его товарищи охотно согласились. Придавленные тройной тяжестью, скорчившиеся в скафандрах, стиснутых жесткими каркасами, в тесной башенке, сотрясаемой бурей, люди спали — так велики приспособляемость человеческого организма и скрытые в нем силы сопротивления.
Время от времени Низа просыпалась, передавала дежурному на "Тантре" успокоительные сведения и дремала снова. Ураган заметно ослабел, содрогания почвы прекратились. Теперь могло появиться "ничто", или, вернее, "нечто". Наблюдатели башенки приняли ПВ — пилюли внимания, чтобы взбодрить угнетенную нервную систему.
— Мне не дает покоя чужой звездолет,— призналась Низа.— Мне так хочется узнать, кто "они", откуда, как попали сюда...
— И мне тоже, — ответил Эрг Hoop. — Давно уже по Великому Кольцу передавались рассказы о железных звездах и их планетах-ловушках. Там, в более населенных частях Галактики, где корабли летали уже давно и часто, есть планеты погибших звездолетов. Много старинных кораблей прилипало к этим планетам, много потрясающих историй рассказывается о них — теперь почти преданий, легенд о тяжком завоевании космоса. Может быть, на этой планете есть звездолеты еще более древних времен, хотя в нашей редко населенной области встреча трех кораблей — явление совершенно исключительное. В окрестностях нашего Солнца до сих пор не было известно ни одной железной звезды — мы открыли первую.
— Вы думаете предпринять исследование звездолета-диска? — спросил биолог.
— Обязательно! Как может простить себе ученый упущение такой возможности! Дисковые звездолеты в смежных с нами населенных областях неизвестны. Это какой-то дальний, может быть, странствовавший в Галактике несколько тысячелетий после гибели экипажа или непоправимой порчи. Может быть, многие передачи по Кольцу станут нам понятнее после получения тех материалов, которые мы доставим с этого корабля. Странная форма у него — дисковидная спираль, ребра на его поверхности очень выпуклы. Как только кончим перегрузку "Паруса", займемся чужаком — сейчас пока нельзя оторвать ни одного человека.
— Но мы обследовали "Парус" за несколько часов...
— Я рассматривал диск в стереотелескоп. Он заперт, нигде не видно никакого отверстия. Проникнуть внутрь любого космического корабля, надежно защищенного от сил, много более могучих, чем все земные стихии, очень трудно. Попробуйте пробиться в запертую "Тантру", сквозь ее броню из металла с перестроенной внутренней кристаллической структурой, сквозь верхнее боразонное покрытие — это задача похуже осады крепости. Еще труднее, когда корабль совершенно чужой, с незнакомыми принципами устройства. Но мы попытаемся его разгадать.
— А когда мы посмотрим найденное в "Парусе"? — спросила Низа. - Там должны быть потрясающе интересные наблюдения тех прекрасных миров, о которых шла речь в сообщении.
Телефон донес добродушный смешок начальника:
— Я, мечтавший с детства о Веге, больше всего сгораю от нетерпения. Но для этого у нас будет много времени на пути домой. Прежде всего — вырваться из этого мрака, со дна преисподней, как говорили в старину. Исследователи "Паруса" не делали посадки, иначе мы нашли бы множество вещей с тех планет в коллекционных кладовых корабля. Вспомните, мы обнаружили, несмотря на тщательный осмотр, только фильмы, измерения и записи съемок, пробы воздуха и баллоны с взрывной пылью...
Эрг Hoop умолк и прислушался. Даже чуткие микрофоны не доносили ветрового шума — буря стихла. Снаружи сквозь почву слышался скрежещущий шорох, передававшийся стенкам башенки.
Начальник двинул рукой, и понявшая его без слов Низа выключила освещение. Мрак в нагретой инфракрасным излучением башенке казался плотным, как черная жидкость, будто сооружение стояло на дне океана. Сквозь прозрачную твердь силикоборового колпака замелькали вспышки коричневых огоньков, отчетливо видимых людьми. Огоньки загорались, на секунду образуя маленькую звездочку с темно-красными или темно-зелеными лучами, гасли и опять появлялись. Звездочки вытягивались цепочками, которые изгибались, свивались в кольца и восьмерки, беззвучно скользили по гладкой, твердой, как алмаз, поверхности колпака. Люди в башенке ощутили странную резь в глазах, острую мгновенную боль вдоль крупных нервов тела, точно короткие лучи коричневых звездочек иглами втыкались в нервные стволы.
— Низа,— прошептал Эрг Hoop,— передвиньте регулятор на полный накал и сразу включите свет.
Башенка осветилась ярким голубым земным светом. Ослепленные им люди не увидели ничего — вернее, почти ничего. Низа и Эон успели заметить, или это только показалось, что мрак с правой стороны башенки не сразу исчез, а на мгновение остался каким-то растопыренным, усаженным щупальцами сгустком. Это "нечто" молниеносно вобрало в себя щупальца и отпрыгнуло назад вместе со стеной тьмы, отброшенной светом. Эрг Hoop ничего не увидел, но не имел оснований не доверять быстрой реакции своих молодых товарищей.
— Может быть, это призраки? — предположила Низа.— Призрачные сгустки тьмы вокруг зарядов какой-то энергии вроде, например, наших шаровых молний, а вовсе не формы жизни? Если здесь все черное, то и здешние молнии тоже черные.
— Ваша догадка поэтична, — возразил Эрг Hoop,— только она вряд ли верна. Прежде всего "нечто" явно нападало, домогаясь нашей живой плоти. Оно или его собратья уничтожили людей с "Паруса". Если оно организованно и устойчиво, если может двигаться в нужном направлении, накапливать и выделять какую-то энергию, тогда, конечно, ни о каком воздушном призраке речи быть не может. Это создание живой материи, и оно пытается нас пожрать!
Биолог присоединился к доводам начальника:
— Мне кажется, что здесь, на планете мрака, мрака только для нас, чьи глаза не чувствительны к инфракрасным лучам тепловой части спектра, другие лучи — желтые и голубые — должны очень сильно действовать на это создание. Реакция его так мгновенна, что погибшие товарищи с "Паруса" не могли ничего заметить, освещая место нападения... А когда замечали, то было поздно и умиравшие уже не могли ничего рассказать...
— Сейчас мы повторим опыт, как ни неприятно приближение "этого".
Низа выключила свет, и снова трое наблюдателей сидели в непроглядной темноте, поджидая создания мира тьмы.
— Чем вооружено оно? Почему его приближение чувствуется сквозь колпак и скафандр? — задавал вслух вопросы биолог.— Какой-то особый вид энергии?
— Видов энергии совсем мало, и эта, несомненно, электромагнитная. Но самых различных модификаций ее, бесспорно, существует множество. У этого существа есть оружие, действующее на нашу нервную систему. Можно представить себе, каково прикосновение такого щупальца к незащищенному телу!
Эрг Hoop поежился, а Низа Крит внутренне содрогнулась, заметив цепочки коричневых огоньков, быстро приближавшиеся с трех сторон.
— Существо это не одно! — тихо воскликнул Зон.— Пожалуй, не следует допускать их прикасаться к колпаку.
— Вы правы. Пусть каждый из нас повернется затылком к свету и смотрит только в свою сторону. Низа, включайте!
На этот раз каждый из исследователей успел заметить отдельную подробность, из которых составилось общее представление о существах, похожих на гигантских плоских медуз, плывших на небольшой высоте над почвой и колыхающих внизу густой бахромой. Несколько щупалец были короткими по сравнению с размерами существа и достигали в длину не более метра. В острых углах ромбического тела извивались по два щупальца значительно большей длины. У основания щупалец биолог заметил огромные пузыри, чуть светившиеся изнутри и как бы рассылавшие по толще щупальца звездчатые вспышки.
— Наблюдатели, почему вы включаете и выключаете свет? — вдруг возник в шлемах чистый голос Ингрид.— Нужна помощь? Буря кончилась, и мы приступаем к работе. Сейчас придем к вам.
— Ни в коем случае! — строго приказал начальник.— Налицо большая опасность. Вызовите всех!
Эрг Hoop рассказал о страшных медузах. Посоветовавшись, путешественники решили выдвинуть на тележке часть планетарного двигателя. Огненные струи длиною в триста метров понеслись над каменистой равниной, сметая все видимое и невидимое на своем пути. Не прошло и получаса, как люди тянули оборванные кабели. Защита была восстановлена. Стало очевидно, что анамезон должен быть погружен до наступления планетной ночи. Ценой неимоверных усилий это удалось сделать, и изможденные путешественники, плотно закрыв люки, укрылись за несокрушимой броней звездолета, спокойно прислушиваясь к его содроганиям. Микрофоны доносили снаружи рев и грохотание урагана, и от этого маленький ярко освещенный мирок, недоступный силам тьмы, делался еще уютнее.
Ингрид и Лума раздвинули стереоэкран. Фильм был выбран удачно. Голубая вода Индийского океана заплескалась у ног сидящих в библиотеке. Шли игры Посейдона — мировые соревнования по всем видам водного спорта. В эпоху Кольца все люди дружили с морем так близко, как это могли только народы приморских стран в прошлом. Прыжки, плавание, ныряние на моторных досках, на ветровых плотиках. Тысячи прекрасных юных тел, покрытых загаром. Звонкие песни, смех, торжественная музыка финалов...
Низа склонилась к сидевшему рядом биологу, глубоко задумавшемуся и унесшемуся душой в бесконечную даль, к ласковой родной планете с ее покоренной природой.
— Вы участвовали в таких соревнованиях. Эон?
Биолог взглянул на нее непонимающими глазами.
— А, в этих? Нет, ни разу. Я задумался и сразу не понял.
— Разве вы думали не об этом? — Девушка показала на экран.- Правда, необыкновенно свежеет восприятие красоты нашего мира после мрака, бури, после электрических черных медуз?
— Да, конечно. И от этого еще больше хочется добыть такую медузу. Я как раз ломал голову над этой задачей.
Низа Крит отвернулась от смеющегося биолога и встретилась с улыбкой Эрга Ноора.
— Вы тоже размышляли, как изловить этот черный ужас? — насмешливо спросила она.
— Нет, но думал об исследовании диска-звездолета.
Лукавые огоньки в глазах начальника почти рассердили Низу.
— Теперь мне понятно, почему в древности мужчины занимались войной. Я думала, что это только хвастовство вашего пола... считавшегося сильным в неустроенном обществе.
— Вы не совсем правы, хотя отчасти поняли нашу древнюю психологию. Но у меня так — чем прекраснее и любимее моя планета, тем больше хочется послужить ей. Сажать сады, добывать металлы, энергию, пищу, создавать музыку — так, чтобы я прошел и оставил после себя реальный кусочек сделанного моими руками, головой. Я знаю только космос, искусство звездоплавания и этим могу служить моему человечеству. Но ведь цель — не самый полет, а добыча нового знания, открывание новых миров, из которых когда-нибудь мы сделаем такие же прекрасные планеты, как наша Земля. А вы, Низа, чему вы служите? Почему и вас так влечет тайна звездолета-диска? Только ли одно любопытство?
Девушка порывистым усилием преодолела тяжесть усталых рук и протянула их начальнику. Тот взял их в свои большие ладони и нежно погладил. Щеки Низы заалели, усталое тело наполнилось новой силой. Как тогда, перед опаснейшей посадкой, она прижалась щекой к руке Эрга Ноора, простив заодно и биологу его кажущуюся измену Земле. Чтобы окончательно доказать свое согласие с обоими, Низа предложила только что пришедшую ей в голову идею. Снабдить один из водяных баков самозахлопывающейся крышкой. Положить туда в виде приманки сосуд со свежей кровью, а не консервированной из врачебного запаса. Кровь даст любой из астролетчиков. Если черное "нечто" проникнет туда и крышка захлопнется, то через заранее подготовленные краны надо продуть баллон инертным земным газом и заварить наглухо края крышки.
Эон пришел в восторг от изобретательности "рыжеволосой девчонки".
Эрг Hoop возился с настройкой человекоподобного робота и подготовлял мощный электрогидравлический резак, с помощью которого он надеялся проникнуть внутрь спиралодиска с далекой звезды.
В уже знакомом мраке стихли бури, мороз сменился теплом - наступил девятисуточный "день". Работы оставалось на четыре земных дня — погрузка ионных зарядов, некоторых запасов и ценных инструментов. Кроме того, Эрг Hoop счел необходимым взять некоторые личные вещи погибшего экипажа, чтобы после тщательной дезинфекции доставить их на Землю как память родственникам. В эпоху Кольца люди не обременяли себя вещами — переноска их на "Тантру" не составила затруднения.
На пятый день выключили ток, и биолог вместе с двумя добровольцами — Кэй Бэром и Ингрид — заперся в наблюдательной башенке у "Паруса". Черные существа появились почти немедленно. Биолог приспособил инфракрасный экран и мог следить за убийственными медузами. Вот к баку-ловушке подобралась одна из них; сложив щупальца и свернувшись в округлый ком, она стала пробираться внутрь. Внезапно еще один черный ромб появился у раскрытого устья бака. Первое чудовище растопырило щупальца — вспышки звездчатых огоньков замелькали с неуловимой быстротой, превращаясь в полосы вибрирующего темно-красного света, которые на экране невидимых лучей засверкали зелеными молниями. Первое отодвинулось, тогда второе мгновенно свернулось в ком и упало на дно бака. Биолог протянул руку к кнопке, но Кэй Бэр задержал ее. Первое чудовище тоже свернулось и последовало за вторым. Теперь в баке находились две страшные медузы. Оставалось лишь удивляться, как они могли до такой степени уменьшить свой видимый объем. Нажим кнопки - крышка захлопнулась, и тотчас пять или шесть черных чудовищ облепили со всех сторон огромную, облицованную цирконием посуду. Биолог дал свет, сообщил на "Тантру" просьбу включить защиту. Черные призраки растаяли по своему обыкновению мгновенно, но двое остались в плену под герметической крышкой бака.
Биолог подобрался к баку, притронулся к крышке — и получил такой пронзительный нервный укол, что не сдержался и закричал от неистовой боли. Левая рука его повисла парализованная.
Механик Тарон надел защитный высокотемпературный скафандр. Лишь тогда удалось продуть бак чистым земным азотом и заварить крышку. Краны также запаяли, окружили бак куском запасной корабельной изоляции и водворили в коллекционную камеру. Победа была одержана дорогой ценой — паралич руки биолога не проходил, несмотря на усилия врача. Эон Тал сильно страдал, но и не подумал отказаться от похода к спиралодиску. Эрг Hoop, отдавая дань его ненасытному стремлению к исследованиям, не смог оставить его на "Тантре".
Спиралодиск — гость из дальних миров — оказался дальше от "Паруса", чем это показалось путешественникам вначале. В расплывшемся вдали свете прожекторов они неверно оценили размеры корабля. Это было поистине колоссальное сооружение, не меньше четырехсот метров в поперечнике. Пришлось снять кабели с "Паруса", чтобы дотянуть защитную систему до диска. Таинственный звездолет навис над людьми отвесной стеной, уходившей далеко вверх и терявшейся в пятнистой тьме неба. Угольно-черные тучи клубились, скрывая верхнюю треть исполинского диска. Малахитово-зеленая масса покрывала корпус. Ее сильно растрескавшийся слой был около метра толщины. В зиянии трещин из-под него выглядывал ярко-голубой металл, просвечивавший синим в местах, где стерся малахитовый слой. Обращенная к "Парусу" сторона диска была снабжена спирально свернутым валообразным возвышением, двадцати метров в поперечнике и около десяти метров в вышину. Другая сторона звездолета, тонувшая в кромешной тьме, казалась более выпуклой, представляя собой как бы срез шара, присоединенный к диску тридцатиметровой толщины. По этой стороне тоже изгибался спиралью высокий вал, словно на поверхность выступала наружная сторона погруженной в корпус корабля спиральной трубы.
Колоссальный диск глубоко утонул своим краем в почве. У подошвы отвесной металлической стены люди увидели сплавленный камень, растекшийся в стороны, как густая смола.
Много часов затратили исследователи в поисках какого-нибудь люка. Но он был либо скрыт под малахитовой окалиной, либо вообще запирался так искусно, что не оставлял следов на поверхности корабля. Не нашли они ни отверстий оптических приборов, ни кранов продувочной системы. Металлическая скала казалась сплошной. Предвидевший это Эрг Hoop решил вскрыть корпус корабля с помощью электрогидравлического резака, одолевавшего самые твердые и вязкие покрытия земных звездолетов. После короткого совещания все согласились взрезать верхушку спирального вала. Именно там должна была проходить какая-то пустота, труба или кольцевой ход по кораблю, сквозь который можно было рассчитывать добраться до внутренних помещений звездолета без риска упереться в ряд последовательных переборок.
Серьезное изучение спиралодиска могло быть выполнено только специальной экспедицией. Для посылки ее на эту опасную планету следовало доказать, что внутри гостя далеких миров сохранились в неприкосновенности приборы и материалы, что уцелел весь обиход тех, кто вел корабль через такие бездны пространства, перед которыми пути земных звездолетов были лишь первой робкой вылазкой в просторы космоса.
Спиральный вал на другой стороне диска подходил вплотную к почве. Туда подтащили прожектор и высоковольтные провода. Синеватый свет, отраженный от диска, тусклым туманом рассеялся по равнине и достиг темных высоких предметов неопределенных очертаний, вероятно скал, прорезанных воротами бездонной темноты. Ни отсвет туманных звездных пятнышек, ни лучи прожектора не давали ощущения почвы в этих воротах мрака. Вероятно, там и был спуск на низменную равнину, замеченную при посадке "Тантры".
Низко и глухо урча, подползла автоматическая тележка, выгрузившая единственного на корабле универсального робота. Нечувствительный к тройной тяжести, он быстро передвинулся к диску и стал у металлической стены, похожий на толстого человека с короткими ногами, длинным туловищем и громадной, угрожающе наклоненной вперед головой.
Повинуясь управлению Эрга Ноора, робот поднял своими четырьмя верхними конечностями тяжелый резак и стал, широко расставив ноги, готовый к исполнению опасного предприятия.
— Управлять роботом будем только Кэй Бэр и я в скафандрах высшей защиты,— распорядился в телефон начальник экспедиции.— Остальные, в легких биологических скафандрах, отойдите подальше...
Начальник запнулся. Что-то прошло сквозь его сознание, вызвало сокрушающую тоску в сердце, заставило подогнуть колени. Гордая воля человека сникла, заменившись тупой покорностью. Весь в липком поту, Эрг Hoop безвольно шагнул к черным воротам. Крик Низы, отдавшийся в его телефоне, вернул сознание. Он остановился, но темная сила, возникшая в его психике, снова погнала его вперед.
Вместе с начальником так же медленно, останавливаясь и, видимо, борясь с собой, пошли Кэй Бэр и Эон Тал — те, что стояли у границы светового круга. Там, в воротах мрака, в клубах тумана возникло движение формы, неизъяснимой для человеческого представления и тем более устрашавшей. Это не была уже знакомая медузообразная тварь; в серой полутени двигался черный крест с широкими лопастями и выпуклым эллипсом посередине. На трех концах креста виднелись линзы, отблескивавшие в свете прожектора, с трудом пробивавшего туман влажных испарений. Основание креста утопало во мраке неосвещенного углубления почвы.
Эрг Hoop шел быстрее других, приблизился к непонятному предмету на сотню шагов и упал. Прежде чем оцепеневшие люди смогли сообразить, что дело идет о жизни и смерти начальника, черный крест стал выше круга протянутых проводов. Он склонился вперед, словно стебель растения, явно намереваясь перегнуться через защитное поле и достичь Эрга Ноора.
Низа с исступлением, придавшим ей силу атлета, подскочила к роботу и завертела рукоятками управления на его затылке. Медленно и как бы неуверенно робот стал поднимать резак. Тогда девушка, отчаявшись в своем умении управлять сложной машиной, прыгнула вперед, прикрывая собой начальника. Из трех оконечностей креста вылетели какие-то змеящиеся светлые струи или молнии. Девушка упала на Эрга Ноора, широко раскинув руки. Но, на счастье, робот уже повернул раструб резака со скрытым внутри острием к центру черного креста. Тот конвульсивно изогнулся, как бы падая навзничь, и скрылся в непроглядной темени у скал. Эрг Hoop и оба его товарища сразу пришли в себя, подняли девушку и отступили за край спиралодиска. Опомнившиеся спутники уже катили импровизированную пушку из планетарного двигателя. С неиспытанным ранее чувством жестокой ярости Эрг Hoop направил разрушительную струю излучения к скалам-воротам, с особой тщательностью подметая равнину и стараясь не пропустить ни одного квадратного метра почвы. Эон Тал стал на колени перед неподвижной Низой, негромко спрашивая в телефон и стараясь разглядеть подробности ее лица под силиколлом шлема. Девушка лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Признаков дыхания ни услышать в телефон, ни уловить через скафандр биолог не смог.
— Чудовище убило Низу! — горько вскричал Эон Тал, едва завидев подошедшего Эрга Ноора.
Сквозь узкую смотровую полоску шлема нельзя было рассмотреть глаза начальника.
— Немедленно доставьте ее на "Тантру", к Луме!— В голосе Эрга Ноора более чем когда-либо звучали металлические ноты.— Помогите и вы разобраться в характере поражения... Мы останемся вшестером и доведем до конца исследование. Пусть геолог отправится с вами и собирает всевозможные горные породы по пути от диска до "Тантры" — мы не можем задерживаться более на этой планете. Здесь надо вести исследование в танках высшей защиты, а мы только погубим экспедицию. Возьмите третью тележку и поспешите!
Эрг Hoop повернулся и, не оглядываясь, направился к звездолету-диску. "Пушку" выставили вперед. Ставший за нее инженер-механик включал реку огня каждые десять минут, обводя весь полукруг вплоть до края диска. Робот поднес резак к гребню второй внешней петли спирального вала, который здесь, у погруженного в почву края диска, приходился на уровне груди автомата.
Громкое гудение проникло даже сквозь толщу скафандров высшей защиты. По выбранному участку малахитового слоя зазмеились мелкие трещины. Куски этой твердой массы отлетали, гулко ударяясь о металлическое тело робота. Боковые движения резака отделили целую плиту слоя, обнажив зернистую поверхность яркоголубого цвета, приятного даже в свете прожектора. Наметив квадрат, достаточный, чтобы пропустить человека в скафандре, Кэй Бэр заставил робота энергичным нажимом провести в голубом металле глубокий разрез, который не пробил всей его толщи. Робот прочертил вторую линию под углом к первой и стал двигать острием резака взад и вперед, увеличивая напряжение. Разрез в металле углубился более чем на метр. Когда механический помощник прочертил третью сторону квадрата, то разрезы стали расходиться, выворачиваясь наружу.
— Осторожно! Все назад! Падайте! — завопил в микрофон Эрг Hoop, выключая робота и отшатнувшись.
Толстенный кусок металла вдруг отвернулся, как крышка консервной банки. Струя невообразимо яркого радужного пламени ударила из отверстия по касательной вдоль спирального вздутия. Только это спасло незадачливых исследователей, да еще то, что голубой металл моментально заплавился и вновь закрыл прорезанное отверстие. От могучего робота остался ком сплавленного металла, из которого жалобно торчали короткие металлические ноги. Эрг Hoop и Кэй Бэр уцелели лишь благодаря предусмотрительно надетым скафандрам. Взрыв отбросил их далеко от странного звездолета, разбросал остальных, опрокинул "пушку" и оборвал высоковольтные кабели.
Очнувшись от потрясения, люди поняли, что остались беззащитными. По счастью, они лежали в свете уцелевшего прожектора. Никто не пострадал, но Эрг Hoop решил, что с них довольно. Бросив ненужные инструменты, кабели и прожектор, исследователи погрузились на неповрежденную тележку и поспешно отступили к своему звездолету.
Удачное стечение обстоятельств при неосторожном вскрытии чужого звездолета вовсе не зависело от предусмотрительности начальника. Вторая попытка сделать это должна была окончиться много плачевнее... А Низа, милый астронавигатор, что она?.. Эрг Hoop надеялся, что скафандр должен был ослабить смертоносную силу черного креста. Не убило же биолога прикосновение к черной медузе. Но здесь, вдали от могущественных земных врачебных институтов, смогут ли они справиться с воздействием неведомого оружия?..
В переходной камере Кэй Бэр приблизился к начальнику и показал на заднюю сторону левого наплечника. Эрг Hoop повернулся к зеркалам, которые всегда находились в переходных камерах для обязательного осмотра самих себя при возвращении с чужой планеты. Тонкий лист цирконо-титанового наплечника распоролся. Из рваной борозды торчал кусок небесно-голубого металла, вонзившийся в изоляционную прокладку, но не проткнувший внутреннего слоя скафандра. С трудом удалось вырвать осколок металла. Ценой большой опасности и в конце концов случайно образец загадочного металла спиралодискового звездолета теперь будет доставлен на Землю.
Наконец Эрг Hoop, освобожденный от скафандра, смог войти - вернее, проковылять под давящим тяготением страшной планеты — внутрь своего корабля.
Вся экспедиция ожидала его с огромным нетерпением. Катастрофа у диска наблюдалась в стереовизофоны, и нечего было спрашивать о результатах попытки.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. РЕКА ВРЕМЕНИ
Веда Конг и Дар Ветер стояли на круглой маленькой площадке винтолета, медленно плывшего над бесконечными степями. Легкий ветерок разводил широкие волны по цветущим густым травам. Вдали налево виднелось стадо черно-белого скота — потомков животных, выведенных путем скрещивания яков, коров и буйволов.
Невысокие холмы, тихие реки с широкими долинами — простором и покоем веяло от этого устойчивого и плоского участка земной коры, некогда называвшегося Западно-Сибирской низменностью.
Дар Ветер задумчиво смотрел на землю, когда-то покрытую бесконечными унылыми болотами и редкими чахлыми лесами сибирского севера. Он мысленно видел картину древнего мастера, еще в детстве произведшую на него неизгладимое впечатление.
Над излучиной огромной реки, образовавшей высокий мыс, стояла серая от старости деревянная церковь, сиротливо обращенная к простору заречных полей и лугов. Тонкий крест на куполе чернел под рядами низких тяжелых туч. На маленьком кладбище позади церкви несколько ив и берез склоняли под ветром свои растрепанные вершины. Низко опущенные ветви почти касались полуистлевших крестов, поваленных временем и бурями, среди свежей мокрой травы. За рекой громоздились серо-фиолетовыми глыбами ощутимо плотные облака. Широкая река отсвечивала безжалостным железным блеском. Тот же холодный блеск лежал повсюду. Дали и ближний план были мокры от назойливого осеннего дождя холодных и неуютных северных широт. И вся гамма синевато-серо-зеленых красок картины говорила о просторах неурожайной земли, где человеку жить трудно, холодно и голодно, где так чувствуется его одиночество, характерное в давние времена людского неразумия.
Окном в очень далекое прошлое казалось Дар Ветру эта картина в музее в глубине прозрачной защитной брони, обновленная и подсвеченная невидимыми лучами.
Дар Ветер безмолвно оглянулся на Веду. Молодая женщина положила руку на поручень борта платформы. Склонив голову, она сосредоточенно думала, следя за клонящимися по ветру стеблями высоких трав. Ковыль серебрился широкими медленными разливами, неторопливо плыла над степью круглая площадка винтолета. Маленькие знойные вихри внезапно налетали на путешественников, развевали волосы и платье Веды, с озорством дули жаром в глаза Дар Ветру. Но автоматический выравниватель работал быстрее мысли, и летящая площадка только вздрагивала или едва заметно покачивалась.
Дар Ветер нагнулся над рамкой курсографа. Полоска карты двигалась быстро, отражая их собственное передвижение, — пожалуй, они забрались слишком далеко на север. Они давно пересекли шестидесятую параллель, прошли над слиянием Иртыша с Обью и приблизились к возвышенностям, называвшимся Сибирскими увалами.
Степное пространство стало привычным обоим путешественникам, четыре месяца работавшим на раскопках древних курганов в знойных степях алтайских предгорий. Исследователи прошлого как будто погрузились в те времена, когда лишь редкие отряды вооруженных всадников пересекали южные степи.
Веда повернулась и молча показала вперед. Там, в струях нагретого воздуха, плавал темный островок, казалось, оторванный от почвы. Спустя несколько минут винтолет приблизился к небольшому холму — вероятно, отвалу когда-то бывшего здесь рудника. Ничего не осталось от строений шахт — только бугор, густо поросший вишенником.
Круглая летящая площадка вдруг резко накренилась.
Дар Ветер, как автомат, перехватил Веду за талию и кинулся к поднявшемуся краю платформы. Винтолет выровнялся на долю секунды только для того, чтобы плашмя рухнуть к подножию холма. Сработали амортизаторы, и обратный толчок швырнул Веду и Дар Ветра на склон холма, прямо в чащу жестких кустарников. После минутного молчания по степному безмолвию разнесся низкий грудной смех Веды. Дар Ветер представил себе собственную изумленную и поцарапанную физиономию и принялся вторить Веде в безотчетной радости, что она невредима и что авария обошлась благополучно.
— Недаром винтолетам запрещается лететь выше восьми метров,- слегка задыхаясь, произнесла Веда Конг.— Теперь я понимаю...
— При порче машина сразу валится, и одна надежда на амортизаторы. Ничего не поделать, закономерная расплата за легкость и малые размеры. Пожалуй, что нас ожидает еще одна расплата за все благополучные полеты, — с чуть наигранным равнодушием сказал Дар Ветер.
— А именно? — посерьезнела Веда.
— Безупречная работа приборов устойчивости подразумевает большую сложность механизмов. Боюсь, для того чтобы в них разобраться, мне потребуется много времени. Придется выбираться по способу наибеднейших предков...
Веда с лукавым огоньком в глазах протянула руку, и Дар Ветер легко поднял молодую женщину. Они спустились к упавшему винтолету, смазали царапины заживляющим раствором, заклеили разорванное платье. Дар Ветер уложил Веду в тень куста, а сам принялся изучать причины аварии. Как он и догадывался, что-то произошло с автоматическим выравнивателем, блокирующее приспособление которого выключило двигатель. Едва Дар Ветер открыл коробку прибора, как ему стало ясно, что с ремонтом ничего не получится — слишком долго придется вникать в суть сложнейшей электроники. С легким вздохом досады он выпрямил уставшую спину и покосился на куст, под которым доверчиво прикорнула Веда Конг. Жаркая степь, насколько хватает глаз, была совершенно безлюдна. Две большие хищные птицы медленно кружили над колеблющимся голубоватым маревом...
Послушная машина стала мертвым диском, беспомощно улегшимся на сухой земле. Странное чувство одиночества и оторванности от всего мира подступило к Дар Ветру.
И в то же время он ничего не боялся. Пусть наступит ночь, тогда видимость невооруженного глаза станет более дальней; они обязательно увидят какие-нибудь огни и пойдут к ним. Они полетели налегке, не захватив ни радиотелефона, ни фонарей, ни еды.
"Когда-то в степи можно было погибнуть от голода, если не возить с собой большие запасы пищи... И воды!" — думал бывший заведующий внешними станциями, прикрывая глаза от яркого света. Он наметил кусочек тени от куста вишни рядом с Ведой и беспечно растянулся на земле, покалывавшей тело сквозь легкую одежду сухими стебельками трав. Тихий шелест ветра и зной погружали душу в забытье: медленно текли мысли; неспешно сменяя одна другую, проходили в памяти картины давно прошедших времен — длинной чередой шли древние народы, племена, отдельные люди... Будто текла оттуда, из прошлого, огромная река меняющихся с каждой секундой событий, лиц и одежд.
— Ветер! — услышал он сквозь дрему зов любимого голоса, очнулся и сел.
Солнце красным шаром уже касалось потемневшей линии горизонта, ни малейшего дуновения не чувствовалось в замершем воздухе.
— Господин мой, Ветер,— шаловливо склонилась перед ним Веда, подражая древним женщинам Азии,— не угодно ли проснуться и вспомнить обо мне?
Проделав несколько гимнастических упражнений, Дар Ветер окончательно стряхнул с себя сон. Веда согласилась с его планами дожидаться ночи. Темнота застала их в оживленном обсуждении прошедшей работы. Внезапно Дар Ветер заметил, что Веда вздрагивает. Ее руки стали холодными, и он сообразил, что легкое платье Веды вовсе не защищает ее от ночной прохлады этих северных мест.
Летняя ночь шестидесятой параллели была светлой — им удалось собрать большую кучу хвороста.
Громко щелкнул электрический разряд, извлеченный Дар Ветром из могучего аккумулятора винтолета, и скоро яркое пламя костра сгустило темноту вокруг, насыщая людей своим животворным теплом.
Съежившаяся Веда распустилась вновь, как цветок под солнцем, и оба поддались почти гипнотической задумчивости. Где-то глубоко в душе человека за те сотни тысяч лет, в которые огонь был его главным прибежищем и спасением, осталось неистребимое чувство уюта и покоя, порождаемое огнем в часы, когда холод и темнота окружали человека...
— Что гнетет вас, Веда? — нарушил молчание Дар Ветер.
— Я вспомнила ту, с платком... — тихо ответила Веда, не сводя глаз с рассыпающихся золотом углей.
Дар Ветер сразу понял. Накануне своего полета они закончили в приалтайских степях вскрытие большого кургана скифов. Внутри сохранившегося деревянного сруба находился скелет старика вождя, окруженный костяками лошадей и рабов, прикрытых краем курганной насыпи. Старый вождь лежал с мечом, щитом и панцирем, а в его ногах оказался скрюченный скелет совсем юной женщины. К костяным чертам ее черепа прилегал шелковый платок, когда-то туго обмотанный вокруг лица. Сохранить платок не удалось, несмотря на все ухищрения, но за несколько минут, пока он не рассыпался в тонкую пыль, удалось точно воспроизвести очертания прекрасного лица, отпечатавшегося на ткани тысячи лет тому назад. Платок передавал еще одну страшную подробность — отпечаток вылезших из орбит глаз женщины, несомненно задушенной этим платком и брошенной в могилу своего мужа, чтобы сопровождать его в неведомых путях загробного мира. Ей было не больше девятнадцати, ему — не меньше семидесяти лет, преклонный для тех времен возраст.
Дар Ветер вспомнил дискуссию, разгоревшуюся по поводу находки среди молодых сотрудников экспедиции Веды. По доброй воле или насильно пошла женщина за своим мужем? Зачем? Во имя чего? Если из-за большой, преданной любви, то как же можно было убивать ее, а не сберечь как лучшую память о себе в покинутом мире живых?
В спор вступила Веда Конг. Она долго вглядывалась в темный бугор кургана загоревшимися глазами, стараясь проникнуть умственным взором в толщу прошедших времен.
— Старайтесь понять тех людей. Просторы древних степей были действительно беспредельными для единственных средств сообщения того времени — лошадей, верблюдов, быков. И на гигантском просторе обитали отдельные группы кочевников-скотоводов, не только ничем не связанных между собой, но состоявших в неугасимой вражде. Множество обид и злобы копилось из поколения в поколение; каждый пришелец был врагом, каждое племя — добычей, обещавшей скот и рабов, то есть людей, работавших по принуждению, как скот, под кнутом. Такое устройство общества порождало, с одной стороны, большую, совсем неизвестную нам свободу отдельного человека в мелких его страстях и желаниях и, с другой стороны, невероятную замкнутость в общении людей между собой и узость помыслов. Если народность или племя состояло из небольшого числа людей, способных прокормиться охотой и сбором плодов, то эти свободные кочевники жили в постоянном страхе нападения и порабощения или истребления со стороны воинственных соседей. Но при изоляции страны и многочисленности населения, могущего создать большую военную силу, люди также платили за безопасность от военных набегов своей свободой, так как в таких сильных государствах всегда развивались деспотия и тирания. Так было в Древнем Египте, Ассирии и Вавилонии.
Женщины, особенно красивые, в древности являлись добычей и игрушками сильного. Им нельзя было существовать без власти и защиты мужчины.
Собственные стремления и воля женщины значили так мало, нестерпимо мало, что перед лицом той жизни... кто знает... Может быть, смерть казалась более легкой участью...
Громко треснула горящая ветка, вернув Дар Ветра к действительности. Отзываясь на его думы, Веда придвинулась ближе, медленно ворошила костер, следя за перебегавшими по углам язычками синеватого пламени.
— Сколько терпеливого мужества надо было в те времена, чтобы остаться самой собой, не опускаться, а возвышаться в жизни!.. — тихо промолвила Веда Конг.
— Мне кажется,— возразил Дар Ветер,— что мы преувеличиваем тяжесть древней жизни. Мало того что она была привычной, ее неустроенность влекла за собой разнообразие случайностей. Воля и сила человека высекали и из этой жизни вспышки романтических радостей, как искры из серого камня.
— Я тоже становлюсь в тупик,— сказала Веда,— как долга не могли наши предки понять простого закона, что судьба общества зависит только от них самих, что общество таково, каково морально-идейное развитие его членов, зависящее от экономики.
— Что совершенная форма научного построения общества — это не просто количественное накопление производительных сил, а качественная ступень — это ведь так просто,— ответил Дар Ветер.— И еще понимание диалектической взаимозависимости, что новые общественные отношения без новых людей совершенно так же немыслимы, как новые люди без этой новой экономики. Тогда — понимание привело к тому, что главной задачей общества стало воспитание, физическое и духовное развитие человека. Когда это наконец пришло?
— В ЭРМ, в конце века Расщепления, вскоре после ВВР — Второй Великой Революции.
— Хорошо, что не позже! Истребительная техника войны...
Дар Ветер умолк и повернулся к темной прогалине слева, между костром и склоном холма. Тяжелый топот и мощное отрывистое дыхание послышались совсем близко и заставили вскочить обоих путешественников.
Громадный черный бык вырос перед костром. Пламя мерцало кровавыми отблесками в его злобно выкаченных глазах. Сопя и разбрасывая копытами сухую землю, чудовище готовилось к нападению. В слабом свете бык казался невероятно огромным, опущенная голова походила на гранитный валун, горой громоздилась высокая холка, облепленная буграми мускулов. Никогда еще ни Веде, ни Дар Ветру не приходилось стоять близко к смертоносной и злобной силе животного, чей нерассуждающий мозг был недоступен разумному убеждению.
Веда крепко стиснула руки на груди и стояла, не шелохнувшись, будто загипнотизированная видением, внезапно выросшим из тьмы. Дар Ветер, повинуясь могучему инстинкту, стал перед быком, заслонив собой Веду, как тысячи тысяч раз делали его предки. Но руки человека новой эры были безоружны.
— Веда, прыжок направо... — едва успел произнести он, как животное ринулось на них.
Хорошо натренированные тела обоих путешественников могли поспорить в быстроте с первобытным проворством быка. Великан пронесся мимо и с треском врезался в гущу кустарника, а Веда и Дар Ветер отступили в темноту в нескольких шагах от винтолета. В стороне от костра ночь была вовсе не такой темной, и платье Веды, несомненно, было видно издалека. Бык выбрался из кустарника. Дар Ветер ловко подбросил свою спутницу, и она, сделав сальто, оказалась на площадке винтолета. Пока животное поворачивалось, взрыв копытами землю, Дар Ветер очутился на машине рядом с Ведой. Они обменялись мимолетными взглядами, и в глазах своей спутницы он не прочитал ничего, кроме откровенного восторга. Крышка двигателя была снята еще днем, когда Дар Ветер пытался проникнуть в премудрое устройство. Теперь, собрав всю свою огромную силу, он оторвал от бортового ограждения площадки кабель уравнительного поля, сунул его оголенный конец под пружину главной клеммы трансформатора и предостерегающе отодвинул Веду. В это время бык зацепил рогом за перила, и винтолет покачнулся от могучего рывка. Дар Ветер ткнул концом кабеля в нос животному. Желтая молния, глухой удар — и свирепый бык рухнул тяжелой грудой.
— Вы убили его! — с негодованием воскликнула Веда.
— Не думаю, земля сухая! — довольно улыбнулся хитроумный герой.
И в подтверждение его слов бык слабо замычал, поднялся и, не оглядываясь, побежал прочь неуверенной рысью, словно чувствуя свой позор. Путешественники вернулись к костру. Новая порция хвороста оживила потухшее пламя.
— Мне больше не холодно,— сказала Веда.— Поднимемся на холм.
Вершина бугра скрыла костер, бледные звезды северного лета расплывались у горизонта туманными шариками.
С запада не было ничего видно, на севере, на склонах холмов, едва заметные, мерцали ряды каких-то огней, с юга, тоже очень далеко, горела яркая звезда наблюдательной башни скотоводов.
— Неудачно, придется идти всю ночь... — пробормотал Дар Ветер.
— Нет, нет, смотрите! — И Веда показала на восток, где внезапно вспыхнули четыре огня, расположенные квадратом. До них было не больше нескольких километров. Заметив направление по звездам, они спустились к костру. Веда Конг задержалась перед тусклым пламенем углей, как будто стараясь вспомнить что-то.
— Прощай, наш дом...— задумчиво сказала она.— Наверное, у кочевников всегда были такие жилища — непрочные и недолгие. И я сегодня стала женщиной той эпохи.
Она повернулась к Дар Ветру и доверчиво положила руку ему на шею.
— Я так остро почувствовала необходимость защиты!.. Я не боялась, нет! Но какая-то заманчивая покорность силе судьбы, так кажется...
Веда заложила руки за голову и гибко потянулась перед огнем. Секунду спустя ее затуманившиеся глаза вновь обрели свой задорный блеск.
— Что ж, ведите... герой! — Тон низкого голоса стал неопределенно загадочен и нежен.
Светлая ночь, напоенная запахами трав, жила шорохами зверьков, выкриками ночных птиц. Веда и Дар Ветер осторожно ступали, опасаясь провалиться в невидимую нору или трещину сухой земли. Метельчатые стебли ковыля скользили по щиколоткам. Дар Ветер сосредоточенно осматривался, едва только в степи показывались темные груды кустов.
Веда тихонько рассмеялась.
— Может быть, следовало взять аккумулятор и кабель?
— Вы легкомысленны, Веда, — добродушно возражал Дар Ветер,- более, чем я ожидал!
Молодая женщина вдруг стала серьезной.
— Я слишком сильно почувствовала вашу защиту...
И Веда начала говорить — вернее, думать вслух — о дальнейшей деятельности своей экспедиции. Первый этап работ на степных курганах окончился, ее сотрудники возвращались к прежним или устремлялись к новым занятиям. Но Дар Ветер не выбрал себе еще другого дела. Он был свободен и мог следовать за любимой. Судя по доходившим до них сообщениям, работа Мвена Маса шла хорошо. Даже если бы она шла плохо, Совет не назначил бы Дар Ветра так скоро вновь на то же место. В эпоху Великого Кольца считалось неполезным держать людей подолгу на одной и той же работе. Притуплялось самое драгоценное — творческое вдохновение, и только после большого перерыва можно было вернуться к старому занятию.
— После шести лет общения с космосом не показалась ли мелкой и монотонной наша работа? — Ясный и внимательный взгляд Веды искал его взгляда.
— Работа вовсе не мелка и не однообразна,— возразил Дар Ветер,- но она не дает мне того напряжения, к которому я привык. Я становлюсь благодушным и слишком спокойным, будто меня лечат голубыми снами!
— Голубыми?.. — переспросила Веда, и заминка ее дыхания сказала Дар Ветру больше, чем невидимая в темноте краска на щеках.— Я начну исследование с древней пещеры,— перебила она сама себя,— но не раньше, чем соберется новая группа добровольцев раскопщиков. До того поеду на морские раскопки, товарищи звали помочь.
Дар Ветер понял, и сердце радостно стукнуло. Но в следующую секунду он запрятал чувства в дальний уголок души и поспешил на помощь Веде, спокойно спросив:
— Вы имеете в виду раскопки подводного города к югу от Сицилии? Я видел замечательные вещи оттуда во Дворце Атлантиды.
— Нет, теперь мы ведем работы на побережьях восточного Средиземноморья, Красного моря и у берегов Индии. Поиски сохранившихся под водой сокровищ культуры, начиная с Крито-Индии и кончая наступлением Темных веков.
— То, что пряталось, а чаще и просто бросалось в море при крушении островков цивилизации, под напором новых сил, варварски свежих, невежественных и беспечных,— это я понимаю,— задумчиво говорил Дар Ветер, продолжая следить за белесоватой равниной.— Понимаю и великое разрушение древней культуры, когда античные государства, сильные своей связью с природой, не смогли ничего изменить в мире, справиться со все более отвратительным рабством и паразитирующей верхушкой общества.
— И люди сменили античное рабство на феодализм и религиозную ночь средневековья,— подхватила Веда.— Но что же осталось вам непонятным?
— Просто я плохо представляю крито-индийскую культуру.
— Вы не знаете новых исследований. Ее следы теперь находятся на огромном пространстве от Америки через Крит, юг Средней Азии и Северную Индию до Западного Китая.
— Я не подозревал, что в столь древние времена уже могли быть тайники для сокровищ искусства, как у Карфагена, Греции или Рима.
— Поедете со мной, увидите,— тихо сказала Веда.
Дар Ветер молча шел рядом. Начался пологий подъем. Они дошли до гребня увала, когда Дар Ветер внезапно остановился.
— Благодарю за приглашение, я поеду...
Веда чуть недоверчиво повернула голову, но в сумерках северной ночи глаза ее спутника были темны и непроницаемы.
За перевалом огни оказались совсем близкими. Светильники в поляризующих колпаках не рассеивали лучей и от этого казались дальше, чем на самом деле. Сосредоточенное освещение служило признаком ночной работы. Гул напряженного тока становился сильнее. Контуры ажурных балок серебристо блестели под высокими голубыми лампами. Предостерегающий вой заставил их остановиться — сработал заградительный робот.
— Опасно, идите налево, не приближаясь к линии столбов!— проревел невидимый усилитель.
Они послушно повернули к группе передвижных белых домиков.
— Не смотрите в сторону поля! — продолжал заботливый автомат.
Двери в двух домиках открылись одновременно, два снопа света, скрестившись, легли на темную дорогу. Группа мужчин и женщин радушно приветствовала путников, удивляясь столь несовершенному способу передвижения, к тому же ночью.
Тесная кабинка с перекрещивающимися струями насыщенной газом и электричеством ароматной воды с веселой игрой точечных электроразрядов на коже была местом тихой радости.
Освеженные путешественники встретились за столом.
— Ветер, милый, мы попали к собратьям по работе!
Веда налила золотистого питья в узкие бокалы, сразу запотевшие от холода.
— "Десять тонусов" тут! — весело потянулся он к своему бокалу.
— Победитель быка, вы дичаете в степи,— запротестовала Веда.— Я сообщаю интересные новости, а вы думаете только о пище!
— Здесь раскопки? — усомнился Дар Ветер.
— Только не археологические, а палеонтологические. Изучают ископаемых животных пермской эпохи — двести миллионов лет тому назад. Трепещу с нашими жалкими тысячами...
— Сразу изучают, не выкопав? Как же так?
— Да, сразу. Но как это делается, еще не узнала.
Один из сидевших за столом, тощий желтолицый человек, вмешался в разговор:
— Сейчас наша группа сменяет другую. Только что закончили подготовку и приступаем к просвечиванию.
— Жесткими излучениями? — догадался Дар Ветер.
— Если вы не очень устали, советую посмотреть.
Завтра мы будем перемещать площадку дальше, а это не представляет интереса.
Веда и Дар Ветер обрадовано согласились. Гостеприимные хозяева поднялись из-за стола, повели их к соседнему дому. Там, в нишах с циферблатом индикатора над каждой, висели защитные костюмы.
— Ионизация от наших мощных трубок очень велика,— с оттенком извинения сказала высокая, чуть сутулая женщина, помогая Веде облачиться в плотную ткань, прозрачный шлем и закрепляя на ее спине сумки с батареями.
В поляризованном свете каждый холмик на бугристой степной почве выделялся неестественно четко. За контуром обнесенного тонкими рейками квадратного поля послышался глухой стон. Земля вспучилась, растрескалась и осыпалась воронкой, в центре которой возник остроносый сверкающий цилиндр. Спиральный гребень обвивал его полированные стенки, на переднем конце вращалась сложная электрофреза из синеватого металла. Цилиндр перевалился через край воронки, повернулся, показав быстро мелькавшие позади лопатки, и начал вновь зарываться в нескольких метрах в стороне от воронки, уткнув свой полированный нос почти отвесно в землю.
Дар Ветер заметил, что за цилиндром тянется двойной кабель — один изолированный, другой блестевший голым металлом. Веда тронула его за рукав и показала вперед, за ограду магниевых реек. Там выбрался из-под земли второй такой же цилиндр, одинаковым движением перевалился налево и снова исчез, нырнув в землю, как в воду.
Желтолицый человек сделал знак поторопиться.
— Я узнала его,— прошептала Веда, догоняя ушедшую вперед группу.- Это Ляо Лан, палеонтолог, раскрывший загадку заселения Азиатского материка в палеозойской эре.
— Он китаец по происхождению? — спросил Дар Ветер, вспомнив темный взгляд слегка раскосых узких глаз ученого.— Стыдно сознаться, но я не знаю его работ.
— Я вижу, вы мало знакомы с палеонтологией,— заметила Веда.- Пожалуй, палеонтология иных звездных миров вам лучше известна.
Перед мысленным взором Дар Ветра промелькнули бесчисленные формы жизни: миллионы странных скелетов в толщах горных пород на разных планетах — память прошедших времен, скрытая в наслоениях каждого обитаемого мира. Память, созданная самой природой и ею же записываемая до тех пор, пока не появится мыслящее существо, обладающее способностью не только запоминать, но и восстанавливать забытое.
Они оказались на небольшой площадке, прикрепленной к концу крутой ажурной полуарки. В центре пола находился большой тусклый экран. Все восемь человек уселись на низкие скамьи вокруг экрана в молчаливом ожидании.
— Сейчас "кроты" закончат, — заговорил Ляо Лан.— Как вы уже догадались, они прошивают слои горных пород голым кабелем и ткут металлическую сетку. Скелеты вымерших животных залегают в рыхлом песчанике на глубине четырнадцати метров от поверхности. Ниже, на семнадцатом метре, вся площадь подслоена металлической сеткой, подключенной к сильным индукторам. Создается отражающее поле, отбрасывающее рентгеновские лучи на экран, где получается изображение окаменелых костей.
Два больших металлических шара повернулись на массивных цоколях. Загорелись прожекторы, вой сирены возвестил об опасности. Постоянный ток в миллион вольт повеял свежестью озона, заставил все клеммы, изоляторы и подвески источать голубое сияние.
Ляо Лан, казалось, небрежно поворачивал и нажимал кнопки щита управления. Большой экран светился все сильнее, а в его глубине медленно проплывали какие-то нечеткие контуры, разбросанные там и сям в поле зрения. Движение остановилось, размытые очертания большого пятна заняли почти весь экран, сделались резче.
Еще несколько манипуляций на щите управления, и перед наблюдателями в туманном сиянии показался скелет неведомого существа. Широкие когтистые лапы скрючились под туловищем, длинный хвост изогнулся кольцом. Бросилась в глаза необычайная толщина и массивность костей с широкими перекрученными концами, с выростами для прикрепления могучих мускулов. Череп с замкнутой пастью оскаливал крупные передние зубы. Он был виден сверху и казался тяжелой костяной глыбой с неровной, изрытой поверхностью. Ляо Лан изменил глубину фокуса и увеличение — весь экран заняла голова древнего пресмыкающегося, влачившего жизнь двести миллионов лет назад на берегах когда-то бывшей здесь реки.
Крыша — черепа состояла из удивительно толстых, не менее двадцати сантиметров толщины, костей. Над глазницами торчали костяные выросты, такие же выступы прикрывали сверху височные впадины и выпуклости черепных дуг. На затылочном крае поднимался большой конус с отверстием огромного теменного глаза. Ляо Лан издал громкий вздох восхищения.
Дар Ветер, не отрываясь, смотрел на неуклюжий, тяжелый остов древней твари. Увеличение мускульной силы вызвало утолщение костей скелета, подвергавшихся большой нагрузке, а увеличивавшаяся тяжесть скелета требовала нового усиления мышц. Так прямая зависимость в архаических организмах заводила пути развития множества животных в безысходные тупики, пока какое-нибудь важное усовершенствование физиологии не позволяло снять старые противоречия и подняться на новую ступень эволюции. Казалось невероятным, что такие существа могли находиться в ряду предков человека с его прекрасным, позволяющим изумительную подвижность и точность движений телом.
Дар Ветер смотрел на толстые надбровные выступы, выражавшие тупую свирепость пермского гада, и видел рядом гибкую Веду с ее ясными глазами на умном живом лице... Какая чудовищная разница в организации живой материи! Он невольно скосил глаза, стараясь разглядеть черты Веды под шлемом, и, когда снова вернулся к экрану, на нем было уже другое изображение. Широкий, параболический, плоский, как тарелки, череп земноводного — древней саламандры, обреченной лежать в теплой и темной воде пермского болота в ожидании, пока что-либо съедобное не приблизится на доступное расстояние. Тогда — быстрый рывок, широкая пасть захлопывалась, и... снова бесконечно терпеливое бессмысленное лежание. Что-то раздражало Дар Ветра, угнетая его доказательствами бесконечно длительной и жестокой эволюции жизни. Он выпрямился, и Ляо Лан, угадав его состояние, Предложил им вернуться для отдыха в дом. Неуемно любопытная Веда с трудом оторвалась от наблюдения, увидев, что ученые поспешили включить машины для электронного фотографирования и одновременной звукозаписи, чтобы не расходовать напрасно мощный ток.
Скоро Веда улеглась на широком диване в гостиной женского домика. Дар Ветер еще побродил некоторое время по укатанной площадке перед домом, перебирая в памяти впечатления.
Северное утро умыло росой запылившиеся за день травы. Невозмутимый Ляо Лан вернулся с ночной работы и предложил отправить своих гостей до ближайшей авиабазы на "эльфе" — маленьком аккумуляторном автомобиле. База прыгающих реактивных самолетов находилась всего в ста километрах на юго-востоке, в низовье реки Тром-Юган. Веда попросила связаться с ее экспедицией, но на раскопках не оказалось радиопередатчика достаточной мощности. С тех пор как наши предки поняли вред радиоизлучений и ввели строгий режим, направленные лучевые передачи стали требовать значительно более сложных устройств, особенно для дальних переговоров. Кроме того, сильно сократилось число станций. Ляо Лан решил связаться с ближайшей наблюдательной башней скотоводов. Такие башни переговаривались между собою направленными передачами и могли сообщить все что угодно на центральную станцию своего района. Юная практикантка, собиравшаяся вести "эльф", чтобы доставить его обратно, посоветовала заехать по дороге на башню: тогда гости смогут переговорить сами по ТВФ(29) — телевизофону. Дар Ветер и Веда обрадовались. Сильный ветер завивал вбок редкую пыль, трепал густые, коротко остриженные волосы девушки-водителя. Они едва уселись на узком трехместном сиденье — громоздкое тело бывшего заведующего внешними станциями стеснило его спутниц. В чистом синем небе едва виднелся тонкий силуэт наблюдательной башни. Скоро "эльф" остановился у ее подножия. Широко раскинутые металлические ноги поддерживали пластмассовый навес, под которым стоял такой же "эльф". В центре сквозь навес проходили направляющие штанги лифта. Крошечная кабинка втащила всех по очереди мимо жилого этажа на самый верх, где их приветствовал загорелый, почти обнаженный юноша. По внезапному смущению их независимого водителя Веда поняла, что догадливость, коротко стриженного палеонтолога имеет более глубокие корни...
Круглая комнатка с хрустальными стенами заметно раскачивалась, и легкая башня однотонно гудела, как сильно натянутая струна. Потолок и пол комнаты были окрашены в темный цвет. Вдоль окон стояли узкие столы: с биноклями, счетными машинами, тетрадями записей. С высоты девяноста метров просматривался огромный участок степи, до границ видимости соседних башен. Велось постоянное наблюдение за стадами и производился учет кормовых запасов. Зелеными концентрическими кольцами лежали в степи дойные лабиринты, через которые два раза в сутки прогоняли молочные стада. Молоко, не скисавшее, как у африканских антилоп, сливалось и замораживалось тут же, в подземных холодильниках, и могло храниться очень долго. Перегон стад осуществлялся с помощью "эльфов", имевшихся в каждой башне. Наблюдатели могли во время дежурств заниматься, поэтому большинство из них были еще не закончившими образования учащимися. Юноша провел Веду и Дар Ветра по винтовой лестнице в жилой этаж, висевший между скрещенными балками на несколько метров ниже. Помещение здесь обладало глухими звукоизолирующими стенами, и путешественники очутились в полной тишине. Только непрекращающееся покачивание напоминало о том, что комната находится на гибельной, при малейшей неосторожности, высоте.
Другой юноша как раз работал у радио. Сложная прическа и яркое платье его собеседницы на экране показывали, что связь установлена с центральной станцией,— работавшие в степи носили легкие и короткие комбинезоны. Девушка на экране соединилось с поясной станцией, и скоро в ТВФ башни появилось печальное лицо и маленькая фигурка Миико Эйгоро — главной помощницы Веды Конг. В ее темных раскосых, как у Ляо Лана, глазах появилось радостное удивление, и маленький рот приоткрылся от неожиданности. Секунду спустя на Веду и Дар Ветра смотрело бесстрастное лицо, не выражавшее ничего, кроме делового внимания. Поднявшись наверх, Дар Ветер застал девушку-палеонтолога в оживленной беседе с загорелым юношей и вышел на кольцевую площадку, окаймлявшую стеклянную комнату. Влажная свежесть утра давно уступила место знойному полдню, стершему яркость красок и мелкие неровности почвы. Степь расстилалась широко, свободно под жарким и чистым небом. Дар Ветер снова вспомнил свою неясную тоску по северной и сырой земле своих предков. Облокотясь на перила зыбкой площадки, бывший заведующий внешними станциями теперь, как никогда раньше, почувствовал сбывшиеся мечты древних людей. Суровая природа отодвинута рукой человека далеко на север, и живительное тепло юга пролилось на эти равнины, когда-то стынувшие под холодными тучами.
Веда Конг вошла в хрустальную комнату и объявила, что дальше их взялся везти радиооператор. Девушка-палеонтолог поблагодарила историка долгим взглядом. Сквозь прозрачную стену была видна широкая спина застывшего в созерцании Дар Ветра.
— Вы задумались, — услышал он позади, — может быть, обо мне?
— Нет, Веда, я думал об одном положении древнеиндийской философии. Оно говорит, что мир не создан для человека, и сам человек только тогда становится велик, когда понимает всю ценность и красоту другой жизни — жизни природы...
— Вы не договорили, и я не понимаю.
— Пожалуй, не договорил. Я бы добавил к этому, что одному лишь человеку дано понимать не только красоту, но и трудные, темные стороны жизни. И одному лишь ему доступна мечта и сила сделать жизнь лучше!
— Я поняла,— тихо сказала Веда и после долгого молчания добавила: — Вы изменились, Ветер.
— Конечно, изменился. Четыре месяца рыть простой лопатой тяжелые камни и полуистлевшие бревна в ваших курганах. Поневоле станешь проще смотреть на жизнь, и ее простые радости сделаются милее...
— Не шутите, Ветер,— нахмурилась Веда,— я говорю серьезно. Когда я узнала вас, командовавшего всей силой Земли, говорившего с дальними мирами... Там, на ваших обсерваториях, вы могли быть сверхъестественным существом древних, как это они называли,— богом! А здесь, на нашей простой работе, наравне со многими, вы...— Веда умолкла.
— Что же я,— с любопытством допытывался ее собеседник, — потерял величие? Но что же вы сказали бы, увидев меня тем, кем я был до перехода в Институт астрофизики,— машинистом Спиральной Дороги? В этом тоже меньше величия? Или механиком плодосборных машин в тропиках?
Веда звонко засмеялась.
— Открою вам тайну юной души. В школе третьего цикла я была влюблена в машиниста Спиральной Дороги — никого более могущественного я не могла себе представить... Впрочем, вот идет радиооператор. Едемте, Ветер!
Перед тем как впустить Веду и Дар Ветра в кабину, летчик еще раз осведомился, позволяет ли здоровье обоих вынести большое ускорение прыгающего самолета. Он строго соблюдал правила. Получив вторичный утвердительный ответ, летчик усадил обоих на глубокие сиденья в прозрачном носу аппарата, похожего на громадную дождевую каплю. Веда почувствовала себя очень неудобно: сиденья запрокинулись назад в задранном вверх корпусе. Зазвенел сигнальный гонг, могучая пружина швырнула самолет почти отвесно вверх, тело Веды медленно погрузилось в глубь кресла, точно в упругую жидкость. Дар Ветер с усилием повернул голову, чтобы ободряюще улыбнуться Веде. Летчик включил двигатель. Рев, давящая тяжесть во всем теле, и каплеобразный самолет понесся, описывая дугу на высоте двадцати трех тысяч метров. Казалось, прошло всего несколько минут, а путешественники с ослабевшими коленями уже выходили перед своими домиками в приалтайских степях, и летчик махал им рукой, требуя отойти подальше. Дар Ветер сообразил, что двигатель придется включить от самой земли. Здесь не было катапульты, как на базе. Он помчался, увлекая Веду, навстречу легко бежавшей Миико Эйгоро. Женщины обнялись, как после долгой разлуки.
ГЛАВА ПЯТАЯ. КОНЬ НА ДНЕ МОРСКОМ
Море, теплое, прозрачное, едва колыхало свои поразительно яркие зелено-голубые волны. Дар Ветер медленно вошел по самую шею и широко раскинул руки — старался утвердиться на покатом дне. Глядя поверх пологих волн на сверкающую даль, он снова чувствовал себя растворяющимся в море и сам становился частью необъятной стихии. Сюда, в море, он принес давно сдерживаемую печаль. Печаль разлуки с захватывающим величием космоса, с безграничным океаном познания и мысли, с суровой сосредоточенностью каждого дня жизни. Теперь его существование было совсем другим. Возраставшая любовь к Веде скрашивала дни непривычной работы и грустную свободу размышлений отлично натренированного мозга. С энтузиазмом ученика он погрузился в исторические исследования. Река времени, отраженная в его мыслях, помогла совладать с переменой жизни. Он был благодарен Веде Конг за то, что та с достойной ее чуткостью устроила путешествие на винтолете в страну, преображенную трудом человека. Как и в огромности моря, в величии земных работ собственные утраты мельчали. Дар Ветер примирялся с непоправимым, которое всегда наиболее трудно дается смирению человека...
Тихий полудетский голос окликнул его. Он узнал Миико и, взмахнув руками, лег на спину, поджидая маленькую девушку. Она стремительно бросилась в море. С ее жестких смоляных волос скатывались крупные капли, а желтоватое смуглое тело под тонким слоем воды казалось зеленым. Они поплыли рядом навстречу солнцу, к одинокому пустынному островку, поднимавшемуся черным бугром в километре от берега. Все дети эры Кольца вырастали на море отличными пловцами, а Дар Ветер обладал еще врожденными способностями. Сначала он плыл не торопясь из опасения, что Миико устанет, но девушка скользила рядом легко и беспечно. Дар Ветер заспешил, несколько озадаченный искусством Миико. Но даже когда он понесся изо всех сил, Миико не отставала, а ее неподвижное милое личико оставалось по-прежнему спокойным. Послышался глухой плеск волн с мористой стороны острова. Дар Ветер перевернулся на спину, а разогнавшаяся девушка описала круг и вернулась к нему.
— Миико, вы плаваете чудесно!— с восхищением воскликнул Дар Ветер и, набрав полную грудь воздуха, задержал дыхание.
— Я плаваю хуже, чем ныряю,— призналась девушка, и Дар Ветер снова удивился.
— Мои предки были японцы,— продолжала Миико. — Когда-то было целое племя, в котором все женщины были ныряльщицами — ловили жемчуг, собирали питательные водоросли. Это занятие переходило из рода в род, и за тысячу лет они достигли замечательного искусства. Случайно оно проявилось у меня теперь.
— Никогда не подозревал...
— Что отдаленный потомок женщин-водолазок станет историком? У нас в роду существовала легенда. Был больше тысячи лет назад японский художник Янагихара Эйгоро.
— Эйгоро? Так ваше имя?..
— Редкий случай в наше время, когда имена даются по любому понравившемуся созвучию. Впрочем, все стараются подобрать созвучия или слова из языков тех народов, от которых происходят. Ваше имя, если я не ошибаюсь, из корней русского языка?
— Совершенно верно. Даже не корни, а целые слова. Одно — подарок, второе — ветер, вихрь...
— Мне неизвестен смысл моего имени. Но художник действительно был. Мой прадед отыскал одну его картину в каком-то хранилище. Большое полотно — вы можете увидеть его у меня,— историку оно интересно. Очень ярко изображена суровая и мужественная жизнь, бедность и неприхотливость народа... Поплывем дальше?
— Минуту еще, Миико! Как же женщины-водолазки?
— Художник полюбил водолазку и поселился навсегда среди племени. И его дочери тоже были водолазки, тоже промышляли всю жизнь в море. Смотрите, какой странный остров — круглый бак или низкая башня, как для производства сахара.
— Сахара! — невольно фыркнул Дар Ветер. — Для меня в детстве такие пустые острова были приманкой. Одиноко стоят они, окруженные морем, неведомые тайны скрываются в темных скалах или рощах — все что угодно можно встретить здесь, что хочется в мечте.
Звонкий смех Миико был ему наградой. Девушка, молчаливая и всегда немного грустная, сейчас неузнаваемо изменилась. Весело и храбро устремляясь вперед, к тяжело плещущим волнам, она по-прежнему оставалась для Ветра закрытой дверью — совсем не так, как прозрачная Веда, чье бесстрашие было скорее великолепной доверчивостью, чем действительным упорством.
Между большими глыбами у самого берега пролегли глубокие, пронизанные солнцем подводные коридоры. Устланные темными холмиками губок, обрамленные бахромой водорослей, эти подводные галереи вели к восточной стороне островка, куда подходила неведомая темная глубина. Дар Ветер пожалел, что не взял у Веды точной карты побережья. Плоты морской экспедиции блестели на солнце у западной косы в нескольких километрах. Ближе виднелся пологий песчаный берег, и там сейчас вся экспедиция на отдыхе. Сегодня в машинах смена аккумуляторов. А он поддался детской страсти исследования безлюдных островов.
Грозный обрыв андезитовых скал(30) навис над пловцами. Изломы каменных глыб были свежими — недавнее землетрясение обрушило обветшавшую часть берега. Со стороны открытого моря шел сильный накат. Миико и Дар Ветер долго плыли по темной воде у восточного берега, пока не нашли плоский каменный выступ, куда Дар Ветер вытолкнул Миико.
Потревоженные чайки носились взад и вперед, удары волн передавались через скалы, сотрясая массу андезита. Ничего, кроме голого камня и жестких кустов, ни малейших следов зверя или человека.
Пловцы поднялись на верхушку островка, поглядели на мечущиеся внизу волны и вернулись. Терпкий запах шел от кустов, торчавших вверху из расщелин. Дар Ветер вытянулся на теплом камне, лениво заглядывая в воду на южную сторону выступа.
Миико села на корточки у самого края скалы и пыталась разглядеть что-то внизу. Здесь не было береговой отмели или наваленных грудами камней. Крутой обрыв нависал над темной маслянистой водой. Солнце вспыхивало ослепительной каймой вдоль его ребра. Там, где срезанный скалой свет отвесно входил в прозрачную воду, едва-едва мерцало ровное дно из светлого песка.
— Что вы видите там, Миико?
Задумавшаяся девушка не сразу обернулась.
— Ничего. Вас влекут к себе пустынные острова, а меня — дно моря. Мне тоже кажется, что там всегда можно найти интересное, сделать открытие.
— Тогда зачем вы работаете в степи?
— Это непросто. Для меня море такая большая радость, что я не могу быть все время с ним. Нельзя слушать любимую музыку во всякое время — так и я с морем. Зато встречи с ним драгоценны...
Дар Ветер утвердительно кивнул.
— Так нырнем туда? — Он показал на белое мерцание в глубине.
Миико подняла и без того приподнятые у висков брови.
— Разве вы сумеете? Тут не меньше двадцати пяти метров — это только для опытного ныряльщика...
— Попытаюсь... А вы?
Вместо ответа Миико встала, оглядевшись, выбрала большой камень и подтащила его к краю скалы.
— Сначала дайте мне попробовать. С камнем — это против моих правил. Но как бы там не оказалось течения — очень чисто дно...
Девушка подняла руки, согнулась, выпрямилась, откинувшись назад. Дар Ветер следил за ее дыхательными движениями, чтобы перенять их. Миико больше не произнесла ни слова. После нескольких упражнений она схватила камень и ринулась, как в пропасть, в темную пучину.
Дар Ветер ощутил смутное беспокойство, когда прошло больше минуты, а храброй девушки не было и следа. Он стал, в свою очередь, искать камень для груза, соображая, что ему надо взять гораздо больший. Только что он поднял сорокакилограммовый кусок андезита, как появилась Миико. Девушка тяжело дышала и казалась сильно уставшей.
— Там... Там... конь,— едва выговорила она.
— Что такое? Какой конь?
— Статуя огромного коня... там, в естественной нише. Сейчас я посмотрю как следует.
— Миико, это трудно. Мы поплывем обратно, возьмем водолазные аппараты и лодку.
— О нет! Я хочу сама, сейчас! Это будет моя победа, а не прибора. Потом позовем всех.
— Только я с вами! — Дар Ветер ухватился за свой камень.
Миико улыбнулась.
— Возьмите меньший, вот. И как же с дыханием?
Дар Ветер послушно проделал упражнения и кувырнулся в море с камнем в руках. Вода ударила его в лицо, повернула спиной к Миико, сдавила грудь, тупой болью отдалась в ушах. Он пересиливал ее, напрягая мускулы тела, стискивая челюсти. Холодный серый полумрак сгущался внизу, веселый свет дня быстро мерк. Холодная и враждебная сила глубины одолевала, в голове мутилось, резало глаза. Вдруг твердая рука Миико тронула его плечо, и он коснулся ногами плотного, тускло серебрящегося песка. С трудом повернув шею по направлению, указанному Миико, он откачнулся, от неожиданности выпустил из рук камень — и тотчас же его подбросило вверх. Он не помнил, как очутился на поверхности, ничего не видя в красном тумане, судорожно пытаясь отдышаться... Спустя немного времени последствия подводного давления отступили, и виденное воскресло в памяти. Всего лишь мгновение, а как много подробностей успели заметить глаза и запомнить мозг!
Темные скалы сходились вверху гигантской стрельчатой аркой, под которой стояло изваяние исполинского коня. Ни одной водоросли или раковины не лепилось на отполированной поверхности статуи. Неведомый скульптор прежде всего хотел выразить силу. Он увеличил переднюю часть туловища, непомерно расширил чудовищную грудь, высоко поднял круто изогнутую шею. Левая передняя нога была поднята, прямо выдвигая на зрителя округлость коленного сустава, а громадное копыто почти прикасалось к груди. Три других ноги с усилием отталкивались от почвы, отчего колоссальный конь нависал над смотрящим, как бы давя его сказочной мощью. На крутой дуге шеи грива обозначалась зазубренным гребнем, голова почти упиралась в грудь, а глаза из-под опущенного лба смотрели с грозною злобой, отраженной и в маленьких прижатых ушах каменного чудовища.
Миико успокоилась за Дар Ветра и, оставив его простертым на плоской скале, нырнула снова. Наконец девушка измучилась глубокими погружениями и насладилась зрелищем своей находки. Она уселась рядом и долго молчала, пока не восстановилось нормальное дыхание.
— Интересно, каков может быть возраст статуи?— задумчиво спросила самое себя Миико.
Дар Ветер пожал плечами, вспомнив, что удивило его больше всего.
— Почему статуя коня совершенно не обросла водорослями или раковинами?
Миико стремительно повернулась к нему.
— Да, да! Я знаю такие находки. Они оказывались покрытыми особым составом, не допускающим прирастания живых существ. Тогда эпоха статуи — конец последнего века ЭРМ.
В море между берегом и островком показался пловец. Приблизившись, он приподнялся из воды, приветственно взмахнул руками. Дар Ветер узнал широкие плечи и блестящую темную кожу Мвена Маса. Скоро высокая черная фигура взобралась на камень, и полная добродушия улыбка засияла на мокром лице нового заведующего внешними станциями. Он быстро поклонился маленькой Миико, широким, свободным жестом приветствовал Дар Ветра.
— Мы приехали на один день вместе с Рен Бозом просить вашего совета.
— Рен Боз?
— Физик из Академии Пределов Знания...
— Знаю его немного. Он работает над вопросами взаимоотношения пространство-поле. Где же вы его оставили?
— На берегу. Он не плавает, как вы, во всяком случае...
Легкий всплеск прервал речь Мвена Маса.
— Я поплыву на берег, к Веде! — крикнула из воды Миико.
Дар Ветер ласково улыбнулся девушке.
— Плывет с открытием! — пояснил он Мвену Масу и рассказал о находке подводного коня.
Африканец слушал его без интереса. Его длинные пальцы шевелились, ощупывая подбородок. В его взгляде Дар Ветер прочитал беспокойство и надежду.
— Вас тревожит что-то серьезное? Тогда зачем же медлить?
Мвен Мас воспользовался приглашением. Сидя на краю скалы над пучиной, скрывавшей таинственного коня, он рассказал о своих жестоких колебаниях. Его встреча с Рен Бозом не была случайной. Видение прекрасного мира звезды Эпсилон Тукана никогда не оставляло его. И с той ночи появилась мечта — приблизиться к этому миру, любым путем преодолев необъятную бездну пространства. Чтобы между отправлением и получением сообщения, сигнала или картины не было недоступного человеческой жизни срока в шестьсот лет. Ощутить биение той прекрасной и столь близкой нам жизни, протянуть руку братьям-людям через бездны космоса. Мвен Мас сосредоточил усилия на ознакомлении с неразрешенными вопросами и незаконченными опытами, какие уже тысячелетие велись в исследовании пространства как функции материи. Той проблемы, о которой мечтала Веда Конг в ночь ее первого выступления по Великому Кольцу...
В Академии Пределов Знания подобные исследования возглавлялись Рен Бозом — молодым математико-физиком. Встреча его с Мвеном Масом и последующая дружба была предопределена общими стремлениями.
Теперь Рен Боз считает, что проблема разработана до возможности постановки эксперимента. Опыт не может быть, как и все, что связано с космическими масштабами, проведен лабораторным путем. Громадность вопроса требует и громадного эксперимента. Рен Боз пришел к необходимости проделать опыт через внешние станции с силовой затратой всей земной энергии, включая и резервную станцию Ку-энергии на Антарктиде.
Ощущение опасности пришло к Дар Ветру, когда он пристально смотрел в горящие глаза и на вздрагивающие ноздри Мвена Маса.
— Вам нужно узнать, как поступил бы я? — спокойно задал он решающий вопрос.
Мвен Мас кивнул и провел языком по пересохшим губам.
— Я не ставил бы опыта,— отчеканил Дар Ветер, игнорируя гримасу горя на лице африканца, мгновенно промелькнувшую и исчезнувшую незаметно для менее внимательного собеседника.
— Я так и думал,— вырвалось у Мвена Маса.
— Тогда зачем вы придавали значение моему совету?
— Мне казалось, что мы сумеем убедить вас.
— Что же, попробуйте! Поплывем к товарищам. Они, наверное, готовят водолазные приборы — смотреть коня.
Веда пела, и два незнакомых женских голоса вторили ей.
Увидев плывущих, она сделала призывный знак, по-детски сгибая пальцы раскрытых ладоней. Песня умолкла. Дар Ветер узнал в одной из женщин Эвду Наль. Впервые он видел ее без белой врачебной одежды. Ее высокая гибкая фигура выделялась среди остальных белизной кожи, еще не загоревшей. Видимо, знаменитая женщина-психиатр была очень занята последнее время. Иссиня-черные волосы Эвды, разделенные прямым пробором, были высоко подняты у висков. Высокие скулы над чуть впалыми щеками подчеркивали длинный разрез ее черных пристальных глаз. Лицо неуловимо напоминало древнего египетского сфинкса — того, который с очень древних времен стоял на краю пустыни у пирамидальных гробниц царей древнейшего на земле государства. Теперь, спустя десять веков после того, как исчезла пустыня, на песках шумят плодородные рощи, а сам сфинкс накрыт стеклянным колпаком, не скрывающим впадин его изъеденного временем лица.
Дар Ветер помнил, что свою родословную Эвда Наль вела от перуанцев или чилийцев. Он приветствовал ее по обычаю древних южноамериканских солнцепоклонников.
— Работа с историками пошла вам на пользу,— сказала Эвда.- Благодарите Веду...
Дар Ветер поспешил обернуться к милому другу, но Веда взяла его за руку и подвела к совсем незнакомой женщине.
— Это Чара Найди! Мы все здесь в гостях у нее и у художника Карта Сана, потому что они живут на этом берегу уже месяц. Их переносная студия в конце залива.
Дар Ветер протянул руку молодой женщине, взглянувшей на него громадными синими глазами. На миг у него замерло дыхание — в этой женщине было что-то отличавшее ее от всех других. Она стояла между Ведой Конг и Эвдой Наль, красота которых, отточенная сильным интеллектом и дисциплиной долгой исследовательской работы, все же тускнела перед необычной силой прекрасного, исходившей от незнакомки.
— Ваше имя чем-то похоже на мое,— проговорил Дар Ветер.
Углы маленького рта незнакомки дрогнули в сдержанной усмешке.
— Как и вы сами похожи на меня.
Дар Ветер посмотрел поверх черной копны ее густых e блестящих, слабо вьющихся волос и широко улыбнулся Веде.
— Ветер, вы не умеете говорить женщинам любезности,— лукаво произнесла Веда, склонив набок голову.
— Разве это нужно теперь, с той поры как исчезла надобность в обмане?
— Нужно,— вмешалась Эвда Наль.— И надобность эта никогда не минет!
— Буду рад, если мне объяснят, — слегка нахмурился Дар Ветер.
— Через месяц я читаю осеннюю речь в Академии Горя и Радости, в ней будет многое о значений непосредственных эмоций... — Эвда кивнула приближавшемуся Мвену Масу.
Африканец по обыкновению шел размеренно и бесшумно. Дар Ветер заметил, что смуглые щеки Чары загорелись жарким румянцем, как будто солнце, пропитавшее все тело женщины, внезапно выступило сквозь загорелую кожу. Мвен Мас равнодушно поклонился.
— Я приведу Рен Боза. Он сидит там, на камне.
— Пойдемте к нему,— предложила Веда,— и навстречу Миико. Она убежала за аппаратами. Чара Нанди, вы с нами?
Девушка покачала головой:
— Идет мой повелитель. Солнце опустилось, и скоро начнется работа...
— Тяжело позировать, наверное? — спросила Веда.— Это настоящий подвиг! Я не могла бы.
— И я думала, что не смогу. Но если идея художника захватит, тогда сама вступаешь в творчество. Ищешь воплощение образа в собственном теле... Тысячи оттенков есть в каждом движении, каждом изгибе! Ловить их, как улетающие звуки музыки...
— Чара, вы находка для художника!
— Находка! — прервал Веду громкий бас. — И как я нашел ее! Невероятно! — Художник Карт Сан потряс высоко поднятым могучим кулаком. Его светлые волосы разлохматились на ветру, обветренное лицо покраснело.
— Проводите нас, если есть время,— попросила Веда,— и расскажите.
— Плохой я рассказчик. Но это все равно интересно. Я интересуюсь реконструкцией разных расовых типов, бывших в древности до самой ЭРМ. После успеха моей картины "Дочь Гондваны" я загорелся воссоздать другой расовый тип. Красота тела — лучшее выражение расы через поколения здоровой, чистой жизни. В каждой расе в древности была своя отточенность, своя мера прекрасного, выработавшаяся еще в условиях дикого существования. Так понимаем мы, художники, которых считают отстающими от вершин культуры... Всегда считали, наверное, еще с пещер древнекаменного века. Ну вот, я говорю не то... Придумал я картину "Дочь Тетиса", иначе — Средиземного моря. Меня поразило в мифах Древней Греции, Крита, Двуречья, Америки, Полинезии то, что боги выходили из моря. Что может быть чудесней эллинского мифа об Афродите-богине любви и красоты древних греков! Само имя: Афродита Анадиомена — рожденная пеной, восставшая из моря... Богиня, родившаяся из пены, оплодотворенной светом звезд над ночным морем,— какой народ придумал что-либо более поэтичное?..
— Из звездного света и морской пены,— услышала Веда Конг шепот Чары и украдкой взглянула на девушку.
Твердый, будто вырезанный из дерева или из камня профиль Чары говорил о древних народах. Маленький, прямой, чуть закругленный нос, чуть покатый широкий лоб, сильный подбородок, а главное — большое расстояние от носа до уха — все характерные черты народов античного Средиземноморья были отражены в лице Чары.
Веда незаметно осмотрела ее с головы до ног и подумала, что все в ней немного "слишком". Слишком гладкая кожа, слишком тонкая талия, слишком широкие бедра... И держится подчеркнуто прямо — от этого ее крепкая грудь слишком выдается. Может быть, художнику нужно именно такое, сильно выраженное?
Путь пересекла каменная гряда, и Веда изменила свое только что созданное представление. Чара Нанди необыкновенно легко перескакивала с камня на камень, будто танцуя.
"В ней, безусловно, есть индийская кровь,— решила Веда. — Спрошу потом..."
— Чтобы создать "Дочь Тетиса",— продолжал художник, — мне надо было сблизиться с морем, сродниться с ним — ведь моя критянка, как Афродита, должна выйти из моря, но так, чтобы всякий понял это. Когда я собирался писать "Дочь Гондваны", я три года работал на лесной станции в Экваториальной Африке. Создав картину, я поступил механиком на почтовый глиссер и два года развозил почту по Атлантическому океану — всем этим, знаете, рыболовным, белковым и солевым заводам, которые плавают там на гигантских металлических плотах.
Однажды вечером я вел свою машину в Центральной Атлантике, на запад от Азор, где противотечение смыкается с северным течением. Там всегда ходят большие волны — грядами, одна за другой. Мой глиссер то взметывался под низкие тучи, то стремительно летел в провалы между волнами. Винт ревел, я стоял на высоком мостике рядом с рулевым. И вдруг — никогда не забуду!
Представьте себе волну выше всех других, мчащуюся навстречу. На гребне этой колоссальной волны, прямо под низкими и плотными жемчужно-розовыми тучами, стояла девушка, загорелая до цвета красной бронзы... Вал несся беззвучно, и она летела, невыразимо гордая в своем одиночестве посреди необъятного океана. Мой глиссер взметнулся вверх, и мы пронеслись мимо девушки, приветливо помахавшей нам рукой. Тут я разглядел, что она стояла на лате, — знаете, такая доска с аккумулятором и мотором, управляемая ногами.
— Знаю, — отозвался Дар Ветер, — для катания на волнах.
— Больше всего меня потрясло, что вокруг не было ничего — низкие облака, пустой на сотни миль океан, вечерний свет и девушка, несущаяся на громадной волне. Эта девушка...
— Чара Нанди! — сказала Эвда Наль. — Это понятно. Но откуда она взялась?
— Вовсе не из пены и света звезд! — Чара рассмеялась неожиданно высоким звенящим смехом.— Всего лишь с плота белкового завода. Мы стояли тогда у края саргассов(31), где разводили хлореллу(32), а я работала там биологом.
— Пусть так,— примирительно согласился Карт Сан.— Но с того момента вы стали для меня дочерью Средиземного моря, вышедшей из пены, неизбежной моделью моей будущей картины. Я ждал целый год.
— Можно прийти к вам посмотреть? — попросила Веда Конг.
— Пожалуйста, только не в часы работы — лучше вечером. Я работаю очень медленно и не выношу ничьею присутствия в это время.
— Вы пишете красками?
— Наша работа мало изменилась за тысячи лет существования живописи. Оптические законы и глаз человека — те же. Обострилось восприятие некоторых оттенков, придуманы новые хромкатоптрические краски(33) с внутренними рефлексами в слое, некоторые приемы гармонизации цветов. А в общем художник незапамятной древности работал как я. И кое в чем лучше... Вера, терпение — мы стали слишком стремительны и неуверенны в своей правоте. А для искусства подчас лучше строгая наивность... Опять я уклоняюсь в сторону! Мне... нам пора... Пойдемте, Чара.
Все остановились поглядеть вслед художнику и его модели.
— Теперь я знаю, кто он такой,— молвила Веда.— Я видела "Дочь Гондваны".
— И я тоже,— отозвались в одно слово Эвда Наль и Мвен Мас.
— Гондвана — от страны гондов в Индии? — спросил Дар Ветер.
— Нет. От собирательного названия южных материков. В общем, страна древней черной расы.
— И какова "Дочь черных"?
— Картина проста — перед степным плоскогорьем, в огне ослепительного солнца, на опушке грозного тропического леса идет чернокожая девушка. Половина ее лица и ощутимого, твердого, будто литого из металла тела в пылающем свете, половина в глубокой полутени. Белые звериные зубы нанизаны вокруг высокой шеи, короткие волосы связаны на темени и прикрыты венком огненно-красных цветов. Правой, поднятой выше головы рукой она отстраняет с пути последнюю ветку дерева, левой — отталкивает от колена усаженный колючками стебель. В остановленном движении тела, свободном вздохе, сильном взмахе руки - беспечность юной жизни, сливающейся с природой в одно, вечно изменчивое, как поток. Это единение читается как знание — интуитивное ведовство мира... В темных глазах, устремленных вдаль, поверх моря голубоватой травы, к едва заметным контурам гор, так ощутимо видится тревога, ожидание великих испытаний в новом, только что раскрывшемся мире!
Эвда Наль умолкла.
— Но как смог это передать Карт Сан? — спросила Веда Конг.— Может быть, через сдвинутые узкие брови, чуть наклоненную вперед шею, открытый беззащитный затылок. Удивительные глаза, наполненные темной мудростью древней природы... И самое странное — это одновременное ощущение беспечной танцующей силы и тревожного знания.
— Жаль, я не видел! — вздохнул Дар Ветер. — Придется ехать во Дворец истории. Я вижу краски картины, но как-то не могу представить позу девушки.
— Позу? — остановилась Эвда Наль. — Вот вам "Дочь Гондваны"... - Она сбросила с плеч полотенце, высоко подняла согнутую правую руку, немного откинулась назад, встав вполоборота к Дар Ветру. Длинная нога слегка приподнялась, сделав маленький шаг, и, не закончив его, застыла, коснувшись пальцами земли. И тотчас ее гибкое тело словно расцвело.
Все остановились, не скрывая восхищения.
— Эвда, я не представлял себе!.. — воскликнул Дар Ветер.— Вы опасны, точно полуобнаженный клинок кинжала.
— Ветер, опять неудачные комплименты! — рассмеялась Веда.— Почему "полу", а не "совсем"?
— Он совершенно прав,— улыбнулась Эвда Наль, снова становясь прежней.— Именно не совсем. Наша новая знакомая, очаровательная Чара Нанди,— вот совсем обнаженный и сверкающий клинок, говоря эпическим языком Дар Ветра.
— Не могу поверить, чтобы кто-то сравнялся с вами! — раздался за камнем хрипловатый голос.
Эвда Наль первая увидела рыжие подстриженные волосы и бледные голубые глаза, смотревшие на нее с таким восторгом, какого ей еще не удавалось видеть на чьем-либо лице.
— Я Рен Боз! — застенчиво сказал рыжий человек, когда его невысокая узкоплечая фигура появилась из-за большого камня.
— Мы искали вас.— Веда взяла физика за руку.— Вот это Дар Ветер.
Рен Боз покраснел, отчего стали заметны веснушки, обильно покрывавшие лицо и даже шею.
— Я задержался наверху.— Рен Боз показал на каменистый склон.- Там древняя могила.
— В ней похоронен знаменитый поэт очень древних времен,— заметила Веда.
— Там высечена надпись, вот она,— физик раскрыл листок металла, провел по нему короткой линейкой, и на матовой поверхности выступили четыре ряда синих значков.
— О, это европейские буквы — письменные знаки, употреблявшиеся до введения всемирного линейного алфавита! Они нелепой формы, унаследованной от пиктограмм(34) еще большей древности. Но этот язык мне знаком.
— Так читайте, Веда!
— Несколько минут тишины! — потребовала она, и все послушно уселись на камнях.
Веда Конг стала читать:
Гаснут во времени, тонут в пространстве
Мысли, событья, мечты, корабли...
Я ж уношу в свое странствие странствий
Лучшее из наваждений Земли!..
— Это великолепно! — Эвда Наль поднялась на колени.— Современный поэт не сказал бы ярче про мощь времени. Хотелось бы знать, какое из наваждений Земли он считал лучшим и унес с собой в предсмертных мыслях?
Вдали показалась лодка из прозрачной пластмассы с двумя людьми.
— Вот Миико с Шерлисом, одним из здешних механиков. О нет,- поправилась Веда,— это сам Фрит Дон, глава морской экспедиции! До вечера, Ветер, вам нужно остаться втроем, и я беру с собой Эвду.
Обе женщины сбежали к легким волнам и дружно поплыли к острову. Лодка повернула к ним, но Веда замахала рукой, посылая ее вперед. Рен Боз, неподвижный, смотрел вслед плывущим.
— Очнитесь, Рен, приступим к делу! — окликнул его Мвен Мас, и физик улыбнулся смущенно и кротко.
Участок плотного песка между двумя грядами камней превратился в научную аудиторию. Рен Боз, вооружившись обломком раковины, чертил и писал, в возбуждении бросался ничком, стирая написанное собственным телом, и снова чертил. Мвен Мас подтверждал согласие или ободрял физика отрывистыми восклицаниями. Дар Ветер, уперев локти в колени, смахивал со лба пот, выступивший от усилий понять говорившего. Наконец рыжий физик умолк и, тяжело дыша, уселся на песке.
— Да, Рен Боз,— проговорил Дар Ветер после продолжительного молчания,— вы совершили выдающееся открытие!
— Разве я один?.. Уже очень давно древний физик Гейзенберг выдвинул принцип неопределенности — невозможности одновременного определения импульса и места для мелких частиц. На самом деле невозможность стала возможностью при понимании взаимопереходов, то есть репагулярном исчислении(35). Примерно в то же время открыли мезонное кольцевое облако атомного ядра и состояние перехода между нуклеоном(36) и этим кольцом, то есть подошли вплотную к понятию антитяготения.
— Пусть так. Я не знаток биполярной математики(37), тем более такого ее раздела, как репагулярное исчисление, исследование преград перехода. Но то, что вы сделали в теневых функциях, — это принципиально ново, хотя еще плохо понятно нам, обычным людям, без математического ясновидения. Но осмыслить величие открытия я могу. Одно только... — Дар Ветер запнулся.
— Что, что именно? — встревожился Мвен Мас.
— Как перевести это в опыт? Мне кажется, в нашем распоряжении нет возможности создать такое напряжение электромагнитного поля.
— Чтобы уравновесить гравитационное поле и получить состояние перехода? — спросил Рен Боз.
— Вот именно. А тогда пространство за пределами системы останется по-прежнему вне нашего воздействия.
— Это так. Но, как всегда в диалектике, выход надо искать в противоположном. Если получить антигравитационную тень не дискретно, а векториально...
— Ого!.. Но как?
Рен Боз быстро начертил три прямые линии, узкий сектор и пересек все это частью дуги большого радиуса.
— Это известно еще до биполярной математики. Несколько веков назад ее называли задачей четырех измерений. Тогда еще были распространены представления о многомерности пространства — они не знали теневых свойств тяготения, пытались проводить аналогии с магнитоэлектрическими полями и думали, что сингулярные точки(38) означают или исчезновение материи, или ее превращение в нечто необъяснимое. Как можно было представить себе пространство с таким знанием природы явлений? Но ведь они, наши предки, догадывались - видите, они поняли, что если расстояние, скажем, от звезды А до центра Земли вот по этой линии ОА будет двадцать квинтильонов километров, то до той же звезды но вектору ОВ расстояние равно нулю... Практически не нулю, но стремящейся к нулю величине. И они говорили, что время обращается в нуль, если скорость движения равна скорости света. Но ведь кохлеарное исчисление(39) тоже открыто совсем не так давно!
— Спиральное движение знали тысячи лет назад,— осторожно вмешался Мвен Мас.
Рен Боз пренебрежительно отмахнулся:
— Движение, но не его законы! Так вот, если поле тяготения и электромагнитное поле — это две стороны одного и того же свойства материи, если пространство есть функция гравитации, то функция электромагнитного поля — антипространство. Переход между ними дает векториальную теневую функцию нуль-пространства, которое известно в просторечии как скорость света. И я считаю возможным получение нуль-пространства в любом направлении. Мвен Мас хочет на Эпсилон Тукана, а мне все равно, лишь бы поставить опыт. Лишь бы поставить опыт! — повторил физик и устало опустил короткие белесые ресницы.
— Для опыта вам нужны не только внешние станции и земная энергия, как говорил Мвен, но ведь и еще какая-то установка. Вряд ли она просто и быстро осуществима.
— Тут нам повезло. Можно использовать установку Кора Юлла в непосредственной близости от Тибетской обсерватории. Сто семьдесят лет назад там производились опыты по исследованию пространства. Потребуется небольшое переоборудование, а добровольцев помощников в любое время у меня пять, десять, двадцать тысяч. Стоит лишь позвать, и они возьмут отпуска.
— У вас действительно все предусмотрено. Остается еще одно, но самое серьезное — опасность опыта. Могут быть самые неожиданные результаты — ведь по законам больших чисел мы не можем ставить опыт в малом масштабе. Сразу брать внеземной масштаб...
— Какой же ученый испугается риска? — пожал плечами Рен Боз.
— Я не о личном! Знаю, что тысячи явятся, едва потребуется неизведанное опасное предприятие. Но в опыт включаются внешние станции, обсерватории — весь круг аппаратов, стоивших человечеству гигантского труда. Аппаратов, открывших окно в космос, приобщивших человечество к жизни, творчеству, знаниям других населенных миров. Это окно — величайшее людское достижение, и рисковать его захлопнуть хотя бы на время вправе ли вы, я, любой отдельный человек, любая группа людей? Мне хотелось бы узнать, есть у вас чувство такого права и на чем оно основано?
— У меня есть, — поднялся Мвен Мас,— а основано оно... Вы были на раскопках... Разве миллиарды безвестных костяков в безвестных могилах не взывали к нам, не требовали и не укоряли? Мне видятся миллиарды прошедших человеческих жизней, у которых как песок между пальцев мгновенно утекла молодость, красота и радости жизни,— они требуют раскрыть великую загадку времени, вступить в борьбу с ним! Победа над пространством и есть победа над временем — вот почему я уверен в своей правоте и в величии задуманного дела!
— Мое чувство другое,— заговорил Рен Боз.— Но это другая сторона того же самого. Пространство по-прежнему неодолимо в космосе, оно разделяет миры, не позволяет нам разыскать близкие нам по населению планеты, слиться с ними в одну бесконечно богатую радостью и силой семью. Это было бы самым великим преобразованием после эры Мирового Воссоединения с той поры, как человечество наконец превратило нелепое раздельное существование своих народов и слилось воедино, совершив гигантский подъем на новую ступень власти над природой. Каждый шаг на этом новом пути важнее всего остального, всех других исследований и познаний. Едва умолк Рен Боз, как опять заговорил Мвен Мас:
— Есть и еще одно, мое личное. В юности мне попался сборник старинных исторических романов. В нем была одна повесть — о ваших предках, Дар Ветер. На них совершилось нашествие какого-то великого завоевателя — свирепого истребителя людей, какими была богата история человечества в эпохи низших обществ. Повесть рассказывала об одном сильном юноше, безмерно любившем. Его девушку взяли в плен и увезли - тогда это называлось "угнать". Представьте, связанных женщин и мужчин гнали, как скот, на родину завоевателей. География Земли была никому не известна, единственные средства передвижения-верховые и вьючные животные. Этот мир тогда был более загадочен и необъятен, опасен и более труднопроходим, чем для нас пространство космоса. Юный герой искал свою мечту, годами скитаясь по неимоверно опасным путям и горным тропам Азии. Трудно выразить юношеское впечатление, но мне и до сих пор кажется, что я тоже мог бы идти к любимой цели сквозь все преграды космоса!
Дар Ветер слабо улыбнулся:
— Понимаю ваши ощущения, но мне не ясна та логическая основа, которая связывает русскую повесть и ваши устремления в космос. Рен Боз мне понятнее. Впрочем, вы предупредили, что это личное...
Дар Ветер умолк. Он молчал так долго, что Мвен Мас беспокойно зашевелился.
— Теперь я понимаю, — снова заговорил Дар Ветер, — зачем раньше люди курили, пили, подбадривая себя наркотиками в часы неуверенности, тревог, одиночества. Сейчас я также одинок и неуверен — что мне сказать вам? Кто я такой, чтобы запретить вам великий опыт, но разве я могу разрешить его? Вы должны обратиться в Совет, тогда...
— Нет, не так! — Мвен Мас встал и его огромное тело напряглось, как в смертельной опасности.— Ответьте нам: вы произвели бы эксперимент? Как заведующий внешними станциями. Не как Рен Боз... Его дело — другое!
— Нет! — ответил твердо Дар Ветер.— Я подождал бы еще.
— Чего?
— Постройки опытной установки на Луне!
— А энергия?
— Лунное поле тяготения меньше, и меньше масштаб опыта, можно обойтись несколькими Ку-станциями.
— Все равно — ведь на это потребуется сотня лет, и я не увижу никогда!
— Вам — да. Человечеству не так уж важно — теперь или поколение спустя.
— Но для меня это конец, конец всей мечте! И для Рен Боза...
— Для меня — невозможность проверить опытом, а следовательно, и невозможность исправить, продолжать дело.
— Один ум — пустяки! Обратитесь к Совету.
— Совет уже решил — вашими мыслями и словами. Нам нечего ждать от него,— тихо произнес Мвен Мас.
— Вы правы. Совет тоже откажет.
— Больше ни о чем не спрашиваю вас. Я чувствую себя виноватым - мы с Реном взвалили на вас бремя решения.
— Это мой долг, как старшего по опыту. Не ваша вина, если задача оказалась и величественной и крайне опасной. От этого мне грустно и тяжело...
Рен Боз первый предложил вернуться во временный поселок экспедиции. Трое унылых людей поплелись по песку, каждый по-своему переживал горечь отказа от попытки небывалого опыта. Дар Ветер искоса поглядывал на спутников и думал, что ему труднее всех. В его натуре было что-то бесшабашно-отважное, с чем ему приходилось бороться всю жизнь. Чем-то похож он был на древних разбойников — почему он чувствовал себя так полно и радостно в озорной борьбе с быком?.. И душа его возмущалась, протестуя против решения мудрого, но не отважного.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЛЕГЕНДА СИНИХ СОЛНЦ
Из каюты-госпиталя вышли врач Лума Ласви и биолог Эон Тал. Эрг Hoop рванулся вперед.
— Низа?
— Жива, но...
— Умирает?
— Пока нет. Находится в жестоком параличе. Захвачены все стволы спинного мозга, парасимпатическая система(40), ассоциативные центры и центры чувств. Дыхание чрезвычайно замедленно, но равномерно. Сердце работает — один удар в сто секунд. Это не смерть, но полный коллапс(41), который может длиться неопределенное время.
— Сознание и мучения исключены?
— Исключены.
— Абсолютно? — Взгляд начальника был требователен и остр, но врач не смутилась.
— Абсолютно!
Эрг Hoop вопросительно посмотрел на биолога. Тот утвердительно кивнул.
— Что думаете делать?
— Поддерживать в равномерной температуре, абсолютном покое, слабом свете. Если коллапс не будет прогрессировать, то... не все ли равно — сон... пусть до Земли... Тогда — в Институт Нервных Токов. Поражение нанесено каким-то видом тока. Скафандр оказался пробитым в трех местах. Хорошо, что она почти не дышала!
— Я заметил отверстия и залепил их своим пластырем,— сказал биолог.
Эрг Hoop с безмолвной благодарностью пожал ему руку выше локтя.
— Только... — начала Лума,— лучше поскорее уйти от повышенной тяжести... И в то же время опасно не столько ускорение отлета, сколько возвращение к нормальной силе тяжести.
— Понимаю: вы боитесь, что пульс еще более замедлится. Но ведь это не маятник, ускоряющий свои качания в усиленном гравитационном поле?
— Ритм импульсов организма подчиняется, в общем, тем же законам. Если удары сердца замедлятся хотя бы вдвое — двести секунд, тогда кровоснабжение мозга станет недостаточным, и...
Эрг Hoop задумался так глубоко, что забыл об окружающих, очнулся и глубоко вздохнул.
Его сотрудники терпеливо ждали.
— Нет ли выхода в том, чтобы подвергнуть организм повышенному давлению в обогащенной кислородом атмосфере? — осторожно спросил начальник и уже по довольным улыбкам Лумы Ласви и Эона Тала понял, что мысль правильна.
— Насытить кровь газом при большем парциальном давлении(42) - замечательно... Конечно, мы примем меры против тромбоза(43), и тогда пусть один удар в двести секунд. Потом выровняется...
Эон показал крупные белые зубы под черными усами, и сразу его суровое лицо стало молодым и бесшабашно-веселым.
— Организм останется бессознательным, но живым, — облегченно сказала "Пума. — Мы пойдем готовить камеру. Я хочу использовать большую силиколловую витрину, взятую для Зирды. Туда поместится плавающее кресло, которое мы превратим в постель на время отлета. После снятия ускорения устроим Низу окончательно.
— Как только приготовитесь, сообщите в пост. Мы не станем задерживаться лишней минуты. Довольно тьмы и тяжести черного мира!..
Люди заспешили в разные отсеки корабля, как кто мог борясь с гнетом черной планеты.
Победной мелодией загремели сигналы отлета.
С еще никогда не испытанным чувством полного и отрешенного облегчения люди погружались в мягкие объятия посадочных кресел. Но взлет с тяжелой планеты — это трудное и опасное дело. Ускорение для отрыва корабля находилось на пределе человеческой выносливости, и ошибка пилота могла привести к общей гибели.
С сокрушительным ревом планетарных двигателей Эрг Hoop повел звездолет по касательной к горизонту. Рычаги гидравлических кресел вдавливались все глубже под нарастающей тяжестью. Вот-вот рычаги дойдут до упора, и тогда под прессом ускорения, как на наковальне, изломятся хрупкие человеческие кости. Руки начальника экспедиции, лежавшие на кнопках приборов, стали неподъемно тяжелыми. Но сильные пальцы работали, и "Тантра", описывая гигантскую пологую дугу, поднималась все выше из густой тьмы к прозрачной черноте бесконечности. Эрг Hoop не отрывал глаз от красной полосы горизонтального уравнителя — она качалась в неустойчивом равновесии, показывая, что корабль готов перейти из подъема на спуск по дуге падения. Тяжкая планета еще не выпустила "Тантру" из своего плена. Эрг Hoop решил включить анамезонные моторы, способные поднять звездолет с любой планеты. Звенящая вибрация заставила содрогнуться корабль. Красная полоса поднялась на десяток миллиметров от линии нуля. Еще немного...
Сквозь перископ верхнего обзора корпуса начальник экспедиции увидел, как "Тантра" покрылась тонким слоем голубоватого пламени, медленно стекавшим к корме корабля. Атмосфера пробита! В пустоте пространства по закону сверхпроводимости остаточные электротоки струились прямо по корпусу корабля.
Звезды опять заострились иглами, и "Тантра", освободившись, улетала все дальше от грозной планеты. С каждой секундой уменьшалось бремя тяготения. Легче и легче становилось тело. Запел аппарат искусственной гравитации, и его обычное земное напряжение после бесконечных дней жизни под прессом черной планеты показалось неописуемо малым. Люди вскочили с кресел. Ингрид, Лума и Эон выделывали труднейшие па фантастического танца. Но скоро пришла неизбежная реакция, и большая часть экипажа погрузилась в короткий сон временного отдыха. Бодрствовали только Эрг Hoop, Пел Лин, Пур Хисс и Лума Ласви. Следовало рассчитать временный куре звездолета и, описав гигантскую дугу, перпендикулярную к плоскости обращения всей системы звезды Т, миновать ее ледяной и метеоритный пояса. После этого можно было разогнать корабль до нормальной субсветовой скорости и приступить к длительной работе определения истинного курса.
Врач наблюдала за состоянием Низы после взлета и возвращения к нормальной для землянина силе тяжести. Вскоре ей удалось успокоить всех сообщением, что паузы между ударами пульса равны ста десяти секундам. При повышении кислородного режима это не было гибелью. Лума Ласви предполагала обратиться к тиратрону(44) — электронному возбудителю деятельности сердца и нейросекреторным стимуляторам(45).
Пятьдесят пять часов ныли стены корабля от вибрации анамезонных моторов, пока счетчики не показали скорости в девятьсот семьдесят миллионов километров в час — близко к пределу безопасности. Расстояние от железной звезды за земные сутки увеличивалось больше чем на двадцать миллиардов километров. Трудно передать облегчение, испытывавшееся всеми тринадцатью путешественниками после тяжелых испытаний: убитой планеты, погибшего "Альграба" и, наконец, ужасного черного солнца. Радость освобождения оказалась неполной: четырнадцатый член экипажа — юная Низа Крит недвижно лежала в полусне-полусмерти в отгороженном отделении госпитальной каюты...
Пять женщин корабля — Ингрид, Лума, второй электронный инженер, геолог и учительница ритмической гимнастики Ионе Map, исполнявшая еще обязанности распределителя питания, воздушного оператора и коллектора научных материалов,— собрались словно на древний похоронный обряд. Тело Низы, полностью освобожденное от одежды, промытое специальными растворами ТМ и АС, уложили на толстом ковре, сшитом вручную из мягчайших губок Средиземного моря. Ковер поместили на воздушный матрац, заключили в круглый купол из розоватого силиколла. Точный прибор-термобарооксистат(46) — мог годами поддерживать нужную температуру, давление и режим воздуха внутри толстого колпака. Мягкие резиновые выступы удерживали Низу в одном положении, изменять которое врач Лума Ласви собиралась один раз в месяц. Больше всего следовало опасаться омертвевших пролежней, возможных при абсолютной неподвижности. Поэтому Лума решила установить надзор за телом Низы и отказалась на первые год-два предстоящего пути от продолжительного сна. Каталептическое состояние Низы не проходило. Единственно, чего удалось добиться Луме Ласви,— это учащения пульса до удара в минуту. Как ни мало было такое достижение, оно позволяло устранить вредное для легких насыщение кислородом.
Прошло четыре месяца. Звездолет шел по истинному, точно вычисленному курсу, в обход района свободных метеоритов. Экипаж, измученный приключениями и непосильной работой, погрузился в семимесячный сон. На этот раз бодрствовало не три, а четыре человека - к дежурным Эргу Ноору с Пур Хиссом присоединились врач Лума Ласви и биолог Эон Тал.
Начальник экспедиции, вышедший из труднейшего положения, в какое когда-либо попадали звездолеты Земли, чувствовал себя одиноко. Впервые четыре года пути до Земли показались ему бесконечными. Он не собирался обманывать самого себя — потому что только на Земле он мог надеяться на спасение своей Низы.
Он долго откладывал то, что сделал бы на следующий день отлета, - просмотр электронных стереофильмов с "Паруса". Эргу Ноору хотелось вместе с Низой увидеть и услышать первые вести прекрасных миров, планет синей звезды, летних ночей Земли. Чтобы Низа вместе с ними пришла к осуществлению самых смелых романтических грез прошлого и настоящего — открытию новых звездных миров — будущих дальних островов человечества...
Фильмы, снятые в восьми парсеках от Солнца восемьдесят лет тому назад, пролежавшие в открытом корабле на черной планете Т-звезды, сохранились превосходно. Полушаровой стереоэкран унес четырех зрителей "Тантры" туда, где сияла высоко над ними голубая Вега.
Быстро сменялись короткие сюжеты — вырастало ослепительное голубое светило, и шли небрежные минутные кадры из жизни корабля. Работал за вычислительной машиной неслыханно молодой двадцативосьмилетний начальник экспедиции, вели наблюдения еще более молодые астрономы. Вот обязательные ежедневные спорт и танцы, доведенные членами экспедиции до акробатического совершенства. Насмешливый голос пояснил, что первенство на всем пути к Веге оставалось за биологом. Действительно, эта девушка с короткими льняными волосами показывала труднейшие упражнения и невероятные изгибы своего великолепно развитого тела.
При взгляде на яркие, совсем реальные изображения гемисферного экрана, сохранившего нормальные световые оттенки, забывалось, что эти веселые, энергичные молодые астролетчики давно пожраны гнусными чудовищами железной звезды.
Скупая летопись жизни экспедиции быстро промелькнула. Усилители света в проекционном аппарате начали жужжать — так яростно горело фиолетовое светило, что даже здесь, в его бледном отражении, оно заставило людей надеть защитные очки. Звезда почти в три раза больше Солнца по диаметру и по массе колоссальная, сильно сплюснутая, бешено вращающаяся с экваториальной скоростью триста километров в секунду. Шар неописуемо яркого газа с поверхностной температурой в одиннадцать тысяч градусов, распростерший на миллионы километров крылья жемчужно-розового огня. Казалось, что лучи Веги ощутимо били и давили все попадавшееся на их пути, летели в пространство могучими копьями в миллионы километров длиной. В глубине их сияния скрывалась ближайшая к синей звезде планета. Но туда, в этот океан огня, не мог окунуться никакой корабль Земли или ее соседей по Кольцу. Зрительная проекция сменилась голосовым докладом о сделанных наблюдениях, и на экране возникли полупризрачные линии стереометрических чертежей, показывавших расположение первой и второй планет Веги. "Парус" не смог приблизиться даже ко второй планете, удаленной от звезды на сто миллионов километров.
Чудовищные протуберанцы(47) вылетали из глубин океана прозрачного фиолетового пламени — звездной атмосферы, протягивались в пространство всесжигающими руками. Так велика была энергия Веги, что звезда излучала свет наиболее сильных квант(48) — фиолетовой и невидимой части спектра. Даже в защищенных тройным фильтром человеческих глазах она вызывала страшное ощущение призрачности, почти невидимого, но смертельно опасного фантома... Пролетали световые бури, преодолевая тяготение звезды. Их дальние отголоски опасно толкали и раскачивали "Парус". Счетчики космических лучей и других видов жестких излучений отказались работать. Внутри надежно защищенного корабля стала нарастать опасная ионизация. Можно было только догадываться о неистовстве лучистой энергии, чудовищным потоком устремлявшейся в пустоту пространства, там, за стенами корабля, о квинтиллионах киловатт бесполезно расточаемой мощности.
Начальник "Паруса" осторожно подвел звездолет к третьей планете - большой, но одетой лишь тонкой прозрачной атмосферой. Видимо, огненное дыхание синей звезды согнало прочь покров легких газов, длинным, слабо сиявшим хвостом тянувшийся за планетой по ее теневой стороне. Разрушительные испарения фтора, яд окиси углерода, мертвая плотность инертных газов — в этой атмосфере ничто земное не просуществовало бы и секунды.
Из недр планеты выпирали острые пики, ребра, отвесные иззубренные стены красных, как свежие раны, черных, как бездны, каменных масс. На обдутых бешеными вихрями плоскогорьях из вулканических лав виднелись трещины и провалы, источавшие раскаленную магму и казавшиеся жилами кровавого огня.
Высоко взвивались густые облака пепла, ослепительно голубые на освещенной стороне, непроницаемо черные на теневой. Исполинские молнии в тысячи километров длиной били по всем направлениям, свидетельствуя об электрической насыщенности мертвой атмосферы.
Грозный фиолетовый призрак огромного солнца, черное небо, наполовину скрытое сверкающей короной жемчужного сияния, а внизу, на планете,— алые контрастные тени на диком хаосе скал, пламенные борозды, извилины и круги, непрерывное сверкание зеленых молний...
Стереотелескопы передали, а электронные фильмы записали это с бесстрастной, нечеловеческой точностью.
Но за приборами стояло живое чувство путешественников — протест разума против бессмысленных сил разрушения и нагромождения косной материи, сознание враждебности этого мира неистовствующего космического огня. И, загипнотизированные зрелищем, четверо людей обменялись одобрительными взглядами, когда голос сообщил, что "Парус" идет на четвертую планету.
Через несколько секунд под килевыми телескопами корабля уже росла последняя, краевая планета Веги, размерами близкая к Земле. "Парус" круто снижался. Очевидно, путешественники решили во что бы то ни стало исследовать последнюю планету, последнюю надежду на открытие мира, пусть не прекрасного, но хотя бы годного для жизни.
Эрг Hoop поймал себя на том, что он мысленно произнес эти уступительные слова: "хотя бы". Вероятно, так же шли и мысли тех, кто управлял "Парусом" и осматривал поверхность планеты в мощные телескопы.
"Хотя бы!.." В этих трех слогах заключалось прощание с мечтой о прекрасных мирах Веги, о находке жемчугов-планет на дне просторов Вселенной, во имя чего люди Земли пошли на добровольное сорокапятилетнее заключение в звездолете и больше чем на шестьдесят лет покинули родную планету.
Но, увлеченный зрелищем, Эрг Hoop не сразу подумал об этом. В глубине полусферического экрана он мчался над поверхностью безмерно далекой планеты. К настоящему горю путешественников, тех — погибших - и этих — живых, планета оказалась похожей на знакомого с детства ближайшего соседа в солнечной системе — Марса. Та же тонкая прозрачная газовая оболочка с черновато-зеленым, всегда безоблачным небом, та же ровная поверхность пустынных материков с грядами развалившихся гор. Только на Марсе царствовал обжигающий холод ночи и резкая смена дневных температур. Там были мелкие, похожие на гигантские лужи болота, испарявшиеся почти до полной сухости, был скудный, редкостный дождь или иней, ничтожная жизнь омертвелых растений и странных, вялых, зарывавшихся в землю животных.
Здесь ликующий пламень голубого солнца нагревал планету так, что она вся дышала жаром самых знойных пустынь Земли. Водяные пары в ничтожном количестве поднимались в верхние слои воздушной оболочки, а огромные равнины затенялись лишь вихрями тепловых токов, непрерывно возмущавших атмосферу. Планета вращалась быстро, как и все остальные. Ночное охлаждение рассыпало горные породы в море песка. Песок, оранжевый, фиолетовый, зеленый, голубоватый или слепяще-белый, затоплял планету огромными пятнами, издалека казавшимися морями или зарослями выдуманных растений. Цепи разрушенных гор, более высоких, чем на Марсе, но столь же мертвых, были покрыты блестящей черной или коричневой корой. Синее солнце с его могучим ультрафиолетовым излучением разрушало минералы, испаряло легкие элементы.
Светлые песчаные равнины, казалось, излучали само пламя. Эрг Hoop припомнил, что в старину, когда учеными было не большинство населения Земли, а лишь ничтожная по численности группа людей, среди писателей и художников распространились мечты о людях иных планет, приспособившихся к жизни в повышенной температуре. Это было поэтично и красиво, подымало веру в могущество человеческой природы. Люди в огненном дыхании планет голубых солнц, встречающие своих земных собратьев!.. Большое впечатление на многих, в том числе и на Эрга Ноора, произвела картина в музее восточного центра южного жилого пояса: туманящаяся на горизонте равнина пламенного алого песка, серое горящее небо, и под ним — безликие человеческие фигуры в тепловых скафандрах, отбрасывающие невероятно резкие черно-синие тени. Они застыли в очень динамичных, полных изумления позах перед углом какого-то металлического сооружения, раскаленного чуть не добела. Рядом — обнаженная женщина с распущенными красными волосами. Светлая кожа сияет в слепящем свете еще сильнее песков, лиловые и малиновые тени подчеркивают каждую линию, высокой и стройной фигуры, стоящей как знамя победы жизни над силами космоса.
Смелая, но совершенно нереальная мечта, противоречащая всем законам биологического развития, теперь, в эпоху Кольца, познанным гораздо глубже, чем во времена, когда была написана картина.
Эрг Hoop вздрогнул, когда поверхность планеты на экране ринулась навстречу. Неведомый пилот повел "Парус" на снижение. Совсем близко поплыли песчаные конусы, черные скалы, россыпи каких-то сверкавших зеленых кристаллов. Звездолет методически вил спираль облета планеты от одного полюса к другому. Никакого признака воды и хотя бы самой примитивной растительной жизни. Опять "хотя бы"!..
Появилась тоска одиночества, затерянности корабля в мертвых далях, во власти пламенной синей звезды... Эрг Hoop чувствовал, как свою, надежду тех, кто снимал фильм, наблюдая планету в поисках хотя бы прошлой жизни. Как знакомы каждому, кто летал на пустые, мертвые планеты без воды и атмосферы, эти напряженные поиски мнимых развалин, остатков городов и построек в случайных формах трещин и отдельностей безжизненных скал, в обрывах мертвых, никогда не знавших жизни гор!
Быстро бежала на экране сожженная, развеиваемая буйными вихрями, лишенная всяких следов тени земля далекого мира. Эрг Hoop, осознавший крушение давней мечты, силился сообразить, как могло родиться неверное представление о сожженных мирах синей звезды.
— Наши земные братья будут разочарованы, когда узнают,— тихо сказал биолог, близко придвинувшийся к начальнику.— Много тысячелетий миллионы людей Земли смотрели на Вегу. В летние ночи Севера все молодые, любившие и мечтавшие, обращали взоры на небо. Летом Вега, яркая и синяя, стоит почти в зените — разве можно было не любоваться ею? Уже тысячи лет назад люди знали довольно много о звездах. По странному направлению мысли они не подозревали, что планеты образовывались почти у каждой медленно вращавшейся звезды с сильным магнитным полем, подобно спутникам, имеющимся почти у каждой планеты. Они не знали об этом законе, но мечтали о собратьях на других мирах и прежде всего на Веге — синем солнце. Я помню переводы красивых стихов о полубожественных людях с синей звезды с какого-то из древних языков.
— Я мечтал о Веге после сообщения "Паруса",— повернулся к Эону Талу начальник.— Теперь ясно, что тысячелетняя тяга к дальним и прекрасным мирам закрыла глаза и мне и множеству мудрых и серьезных людей.
— Как вы теперь расшифруете сообщение "Паруса"?
— Просто. "Четыре планеты Веги совершенно безжизненны. Ничего нет прекраснее нашей Земли. Какое счастье будет вернуться!"
— Вы правы! — воскликнул биолог. — Почему раньше это не пришло в голову?
— Может быть, и приходило, но не нам, астролетчикам, да, пожалуй, и не Совету. Но это делает нам честь — смелая мечта, а не скептическое разочарование побеждает в жизни!
На экране облет планеты закончился. Последовали записи станции-робота, сброшенного для анализа условий на поверхности планеты. Затем раздался сильнейший взрыв — это сбросили геологическую бомбу(49). До звездолета достигло гигантское облако минеральных частиц. Завыли насосы, забирая пыль в фильтрах боковых всасывающих каналов. Несколько проб минерального порошка из песков и гор сожженной планеты заполнили силиколловые пробирки, а воздух верхних слоев атмосферы — кварцевые баллоны. "Парус" отправился назад в тридцатилетний путь, преодолеть который ему не было суждено. Теперь его земной товарищ несет людям все, что с таким трудом, терпением и отвагой удалось добыть погибшим путешественникам...
Продолжение записей — шесть катушек наблюдений — подлежало специальному изучению астрономами Земли и передаче наиболее существенного по Великому Кольцу.
Просматривать фильмы о дальнейшей судьбе "Паруса" — тяжелой борьбе с аварией и звездой Т, а особенно трагическую последнюю звукокатушку,— никому не захотелось. Слишком еще были сильны собственные переживания. Решили отложить просмотр до очередной побудки всего экипажа. Перегруженные впечатлениями, дежурные разошлись отдохнуть, оставив начальника в центральном посту.
Эрг Hoop более не думал о сокрушенной мечте. Он пытался оценить те горькие крохи знания, которые удастся принести человечеству ценой таких усилий и жертв двум экспедициям — его и "Паруса". Или достижения горьки только от большого разочарования?
Эрг Hoop впервые подумал о прекрасной родной планете как о неисчерпаемом богатстве человеческих душ, утонченных и любознательных, освобожденных от тяжких забот и опасностей природы или примитивного общества. Прежние страдания, поиски, неудачи, ошибки и разочарования остались и теперь, в эпоху Кольца, но они перенесены в высший план творчества в знании, искусстве, строительстве. Только благодаря знанию и творческому труду Земля избавлена от ужасов голода, перенаселения, заразных болезней, вредных животных. Спасена от истощения топлива, нехватки полезных химических элементов, преждевременной смерти и слабости людей. И те крохи знания, что принесет с собой "Тантра", тоже вклад в могучую лавину мысли, с каждым десятилетием совершающую новый шаг вперед в устройстве общества и познании природы!
Эрг Hoop открыл сейф путевого журнала "Тантры" и вынул коробку с металлом от спирального звездолета с черной планеты. Тяжелый кусок яркой небесной голубизны плотно улегся на ладони. Эрг Hoop знал, что на родной планете и ее соседях в солнечной системе и ближайших звездах такого металла нет. Это еще одно, пожалуй, самое важное сообщение, помимо вести о гибели Зирды, которое они доставят Земле и Кольцу...
Железная звезда очень близка к Земле, посещение черной планеты специально подготовленной экспедицией теперь, после опыта "Паруса" и "Тантры", будет не столь опасно, какой бы набор черных крестов и медуз ни существовал в этой вечной тьме. Спиральный звездолет они вскрыли неудачно. Если бы они имели время хорошенько обдумать предприятие, то еще тогда поняли бы, что гигантская спиральная труба является частью двигательной системы звездолета.
Снова в памяти начальника экспедиции возникли события последнего рокового дня. Низа, распростершаяся щитом поперек него, беспомощно упавшего вблизи чудовища. Недолго цвело ее юное чувство, соединившее в себе героическую преданность древних женщин Земли с открытой и умной отвагой современной эпохи...
Пур Хисс неслышно возник позади, чтобы заменить начальника на дежурстве. Эрг Hoop вышел в библиотеку-лабораторию, но не направился в коридор центрального отсека к спальням, а открыл тяжелую дверь госпитальной каюты.
Рассеянный свет земного дня поблескивал на силиколловых шкафах с лекарствами и инструментами, отражался от металла рентгеновской аппаратуры, приборов искусственного кровообращения и дыхания. Начальник экспедиции отстранил доходивший до потолка плотный занавес и вошел в полумрак. Слабое освещение, похожее на лунное, становилось теплым в розовом хрустале силиколла. Два тиратронных стимулятора, включенных на случай внезапного коллапса, едва слышно пощелкивали, поддерживая биение сердца парализованной. Внутри колпака, в розовато-серебряном свете, неподвижно вытянувшаяся Низа казалась погруженной в спокойный, счастливый сон. Много поколений здоровой, чистой и сытой жизни предков отточили до высокого художественного совершенства гибкие и сильные линии тела женщины — самого прекрасного создания могучей жизни Земли. Люди давно знали, что их уделом оказалась очень богатая водой планета. Вода стимулировала обилие растительной жизни, а та создала огромные запасы свободного кислорода. Тогда разлилась буйным потоком животная жизнь, многие сотни миллионов лет проходившая постепенное совершенствование, пока не появилось мыслящее существо — человек. Гигантский исторический опыт развития жизни на планетных системах бесчисленных миров показал, что чем труднее и дольше был слепой эволюционный путь отбора, тем прекраснее получались формы высших, мыслящих существ, тем тоньше была разработана целесообразность их приспособления к окружающим условиям и требованиям жизни, та целесообразность, которая и есть красота.
Все существующее движется и развивается по спиральному пути. Эрг Hoop зримо представил себе эту величайшую спираль всеобщего восхождения в применении к жизни и обществу людей. Впервые он понял с поражающей ясностью, что чем труднее условия жизни и работы организмов как биологических машин, чем тяжелее путь развития общества, тем туже скручена спираль восхождения и ближе друг к другу ее "витки" - следовательно, тем медленнее проходит процесс и стандартнее, более похожи друг на друга возникающие формы.
Он не прав в своей погоне за дивными планетами синих солнц и неверно учил Низу! Полет к новым мирам не ради поисков и открытия каких-то ненаселенных, случайно устроившихся само собою планет, а осмысленная шаг за шагом поступь человечества по всему рукаву Галактики, победным шествием знания и красоты жизни... такой, как Низа...
С внезапной тяжелой тоской Эрг Hoop опустился на колени перед силиколловым саркофагом Низы. Дыхание девушки не было заметно, ресницы бросали лиловые полоски теней под плотно закрытыми веками, сквозь чуть приоткрытые губы поблескивала белизна зубов. На левом плече, на руке у локтя и у основания шеи виднелись бледные синеватые пятна — места ударов зловредного тока.
— Видишь ли ты, помнишь ли ты что-нибудь в своем сне? - мучительно спрашивал Эрг Hoop в порыве большого горя, чувствуя, как становится мягче воска его воля, как стесняется дыхание и сжимается горло.
Начальник экспедиции стиснул переплетенные пальцы рук так, что они посинели, пытаясь передать Низе свои мысли, страстный призыв к жизни и счастью. Но рыжекудрая девушка оставалась неподвижной, точно статуя розового мрамора, с тончайшим совершенством воспроизведшая живую модель.
Врач Лума Ласви тихо вошла в госпиталь и почувствовала чье-то присутствие. Осторожно откинув занавес, она увидела коленопреклоненного начальника, неподвижного, словно памятник тем миллионам мужчин, которым приходилось оплакивать своих возлюбленных. Не в первый раз заставала она Эрга Ноора здесь, и острая жалость шевельнулась в ее душе. Эрг Hoop хмуро поднялся. Лума быстро подошла к нему и, волнуясь, прошептала:
— Мне надо поговорить с вами.
Эрг Hoop кивнул и, отстранив рукой занавеску, вошел, прищуриваясь, в переднее отделение госпиталя. Он не сел на предложенный Лумой стул, а остался стоять, прислонившись к стойке грибовидного излучателя. Лума Ласви вытянулась перед ним во весь свой небольшой рост, стараясь казаться выше и значительнее для предстоящего разговора. Взгляд начальника дал ей подготовиться.
— Вы знаете,— неуверенно начала она,— что современная неврология проникла в процесс возникновения эмоций в сознательной и подсознательной областях психики. Подсознание уступает воздействию тормозящих лекарств через древние области мозга, ведающие химической регуляцией организма, в том числе и нервной системы и отчасти высшей нервной деятельности.
Эрг Hoop поднял брови. Лума Ласви почувствовала, что говорит слишком подробно и длинно.
— Я хочу сказать, что медицина владеет возможностью воздействия на те мозговые центры, которые ведают сильными переживаниями. Я могла бы...
Понимание вспыхнуло в глазах Эрга Ноора и отразилось в беглой улыбке.
— Вы предлагаете воздействовать на мою любовь,— быстро спросил он,— и тем самым избавить меня от страдания?
Врач наклонила голову.
Эрг Hoop благодарно протянул руку и отрицательно покачал головой.
— Я не отдам своего богатства чувств, как бы они ни заставляли меня страдать. Страдание, если оно не выше сил, ведет к пониманию, понимание — к любви так замыкается круг. Вы добры, Лума, но не надо!
И с обычной стремительностью начальник скрылся за дверью.
Торопясь, как во время аварии, электронные инженеры и механики вновь, после тринадцати лет, устанавливали в центральном посту и в библиотеке экраны ТВФ земных передач. Звездолет вошел в зону, в которой становился возможен прием рассеянных атмосферой радиоволн мировой сети Земли.
Голоса, звуки, формы и краски родной планеты ободряли путешественников и в то же время возбуждали их нетерпение - длительность космических путей становилась все более невыносимой.
Звездолет звал искусственный спутник 57 на обычной волне дальних космических рейсов, каждый час ожидая отклика этой могучей передаточной станции связи Земли и космоса.
Наконец зов звездолета достиг Земли.
Весь экипаж бодрствовал, не отходя от приемников. Возвращение к жизни после тринадцати земных и девяти зависимых лет отсутствия связи с родиной! Люди с ненасытной жадностью встречали земные сообщения, обсуждали по мировой сети новые важные вопросы, ставившиеся, как обычно, любым желающим.
Так, случайно уловленное предложение почвоведа Хеба Ура вызвало шестинедельную дискуссию и сложнейшие расчеты.
"Предложение Хеба Ура — обсуждайте!"— гремел голос Земли. "Все, кто думал и работал в этом направлении, все, обладающие сходными мыслями или отрицательными заключениями,— высказывайтесь!" Радостно звучала для путешественников эта обычная формула широкого обсуждения. Хеб Ур внес в Совет Звездоплавания предложение систематического изучения доступных планет синих и зеленых звезд. По его мнению, это особые миры мощных силовых излучений, которые могут химически стимулировать инертные в земных условиях минеральные составы к борьбе с энтропией, которая и есть жизнь. Особые формы жизни минералов, более тяжелых, чем газы, будут активны в высоких температурах и неистовой радиации звезд высших спектральных классов. Хеб Ур считал неудачу экспедиции на Сириус, не обнаружившей там никаких следов жизни, закономерной, поскольку эта быстро вращающаяся звезда была двойной и не обладала мощным магнитным полем. Никто не спорил с Хебом Уром, что двойные звезды не могли считаться образователями планетных систем космоса, но суть предложения вызвала активное противодействие со стороны экипажа "Тантры".
Астрономы экспедиции во главе с Эргом Ноором составили сообщение, которое было послано как мнение первых людей, видевших Вегу в фильме, снятом "Парусом".
И люди Земли с восхищением услышали голос, говоривший с приближавшегося звездолета.
"Тантра" высказывается против посылки экспедиции по положениям Хеба Ура. Голубые звезды действительно излучают такую массу энергии на единицу поверхности своих планет, что она достаточна для жизни из тяжелых соединений. Но любой живой организм — это фильтр и плотина энергии, противодействующая второму закону термодинамики или энтропии путем создания структуры, путем великого усложнения простых минеральных и газовых молекул. Такое усложнение может возникнуть только в процессе исторического развития огромной длительности - следовательно, при длительном постоянстве физических условий. Как раз постоянства условий нет на планетах высокотемпературных звезд, быстро разрушающих сложные соединения в порывах и вихрях мощнейших излучений. Там нет ничего длительно существующего, да и не может быть, несмотря на то, что минералы приобретают наиболее стойкое кристаллическое строение с кубической атомной решеткой.
По мнению "Тантры", Хеб Ур повторяет одностороннее суждение древних астрономов, не понявших динамики развития планет. Каждая планета теряет свои легкие вещества, уносящиеся в пространство и рассеивающиеся. Особенно сильная потеря легких элементов идет при сильном нагреве и лучевом давлении синих солнц.
"Тантра" приводила перечень примеров и кончала утверждением, что процесс "утяжеления" планет у голубых звезд не допускает образования жизненных форм.
Спутник 57 передал возражение ученых звездолета прямо в обсерваторию Совета.
В конце концов настала минута, которую с таким нетерпением ждали Ингрид Дитра и Кэй Бэр, как, впрочем, и все без исключения члены экспедиции. "Тантра" начала замедлять субсветовую скорость полета и миновала ледяной пояс солнечной системы, приближаясь к станции звездолетов на Тритоне. Такая скорость больше не была нужна — отсюда, со спутника Нептуна, "Тантра", летящая со скоростью девятьсот миллионов километров в час, достигла бы Земли меньше чем за пять часов. Однако разгон звездолета требовал столько времени, что корабль, начав полет с Тритона, миновал бы Солнце и удалился бы от него на огромное расстояние.
Чтобы не расходовать драгоценный анамезон и не обременять корабли громоздким оборудованием, внутри системы летали на ионных планетолетах. Скорость их не превышала восьмисот тысяч километров в час для внутренних планет и двух с половиной миллионов для самых удаленных внешних. Обычный путь от Нептуна до Земли занимал два с половиной — три месяца.
Тритон — очень крупный спутник, лишь немного уступавший в размерах гигантским третьему и четвертому спутникам Юпитера — Ганимеду и Каллисто и планете Меркурий. Поэтому он обладал тонкой атмосферой, главным образом из азота и углекислоты.
Эрг Hoop посадил звездолет на полюсе Тритона в указанном месте, поодаль от широких куполов здания станции. На уступе плоскогорья, около обрыва, пронизанного подземными помещениями, сверкало стеклами здание карантинного санатория. Здесь, в полной изоляции от всех других людей, путешественникам предстояло провести пятинедельный карантин. За этот срок искусные врачи тщательно проверяют их тела, в которых могла бы гнездиться какая-нибудь новая инфекция. Опасность была слишком велика, чтобы пренебрегать ею. Поэтому все, кто садился на другие, хотя бы ненаселенные, планеты, неизбежно подвергались этой процедуре, как бы долго ни продолжалось их пребывание на звездолете. Сам корабль внутри тоже исследовался учеными санатория, прежде чем станция давала разрешение на вылет к Земле. Для давно освоенных человечеством планет, как Венера, Марс и некоторые астероиды, карантин проводился на их станциях перед вылетом.
Пребывание в санатории переносилось легче, чем в звездолете. Лаборатории для занятий, концертные залы, комбинированные ванны из электричества, музыки, воды и волновых колебаний, ежедневные прогулки в легких скафандрах по горам и окрестностям санатория. И, наконец, связь с родной планетой, правда, не всегда регулярная, но как отрадно, что сообщение может достигнуть Земли всего за пять часов!
Силиколловый саркофаг Низы со всеми предосторожностями перевезли в санаторий. Эрг Hoop и биолог Эон Тал покинули "Тантру" последними. Они ступали легко даже с утяжелителями, надетыми, чтобы не совершать внезапных скачков из-за малой силы тяжести на этой планетке.
Погасли осветители, горевшие вокруг посадочного поля. Тритон выходил на освещенную Солнцем сторону Нептуна. Как ни тускл был сероватый свет, отраженный Нептуном, исполинское зеркало громадной планеты, находившейся всего в трехстах пятидесяти тысячах километров от Тритона, рассеивало тьму, создавая на спутнике светлые сумерки, похожие на весенние сумерки высоких широт Земли. Тритон облетал вокруг Нептуна навстречу вращению своей планеты с востока на запад почти за шесть земных суток, и его "дневные" периоды длились около семидесяти часов. За это время Нептун успевал четыре раза обернуться вокруг оси, и сейчас тень спутника заметно бежала по туманному диску.
Почти одновременно начальник и биолог увидели небольшой корабль, стоявший далеко от края плато. Это не был звездолет со вздутой задней половиной и высокими гребнями равновесия. Судя по очень острому носу и узкому корпусу, корабль должен был быть планетолетом, но отличался от знакомых контуров этих кораблей толстым кольцом на корме и длинной веретенообразной пристройкой наверху.
— Здесь, на карантине, еще корабль? — полувопросительно сказал Эон.— Разве Совет изменил свое обыкновение?..
— Не посылать новых звездных экспедиций до возвращения прежних? - отозвался Эрг Hoop.— Действительно, мы выдержали свои сроки, но сообщение, которое мы должны были отправить с Зирды, запоздало на два года.
— Может быть, это экспедиция на Нептун? — предположил биолог.
— Они прошли двухкилометровый путь до санатория и поднялись на широкую террасу, отделанную красным базальтом. В черном небе ярче всех звезд сверкал крохотный диск Солнца, видимый отсюда, с полюса медленно вращающегося спутника. Жестокий стосемидесятиградусный мороз чувствовался сквозь обогревающий скафандр как обычный холод земной полярной зимы. Крупные хлопья снега из замерзшего аммиака или углекислоты медленно падали сверху в неподвижной атмосфере, придавая всей окрестности тихий покой земного снегопада.
Эрг Hoop и Эон Тал загипнотизированно смотрели на падение снежинок, подобно далеким, жившим в умеренных широтах предкам, для которых появление снега означало конец трудов земледельца. И этот необычный снег тоже предвещал окончание их труда и путешествия.Биолог, отвечая своим подсознательным чувствам, протянул руку начальнику.
— Кончились наши приключения, и мы целы благодаря вам!
Эрг Hoop сделал резкий отстраняющий жест.
— Разве все целы? А я цел благодаря кому?
Эон Тал не смутился.
— Я уверен — Низа будет спасена! Здешние врачи хотят начать лечение безотлагательно. Получена инструкция от самого Грим Шара — руководителя лаборатории общих параличей.
— Известно, что это?
— Пока нет. Но ясно, что Низа поражена родом тока, который изменяет химизм нервных узлов автономных систем. Понять, как уничтожить его необычно длительное действие,— значит вылечить девушку. Раскрыли же мы механизм стойких психических параличей, столько столетий считавшихся неизлечимыми. Тут что-то похожее, но вызв
анное внешним возбудителем. Когда произведут опыты над моими пленник
- все равно, живы они или нет,— тогда и моя рука стан
лужить мне снова!
Чувство стыда заста
нахмуриться начальника экспедиции. В св
горе он забыл, как
о сделал для него биолог. Неприлично для взрослого человека! Он принял руку биолога, и оба ученых выразили обоюдную симпатию в старинном мужском жесте.
— Вы думаете
о убийственные орга
черных медуз и у этой крестообразной мерзости одного рода? — спросил Эрг Hoop.
— Не сомневаюсь. Тому порукой моя рука...— Биолог не заметил случайного каламбура.— В накоплении и видоизменении электрической энергии выразилось общее жизненное приспособление черных существ — обитателей богатой электричеством планеты. Они — явные хищники, а тех, кто служит их жертвами, мы пока не знаем.
— Но помните, что случилось с нами всеми, когда Низа...
— Это другое. Я
о думал об этом. С появлением страшного креста раздался сломивший наше сознание инфразвук огромной силы. В этом черном мире и звуки тоже черные, неслышимые. Угнетая сознание инфразвуком, это существо потом действует родом гипноза, более сильны
ем у наших, ныне вымерших, гигантских змей: например, анаконды. Вот что едва не погубило нас, если бы не Низа...
Нач
ик экспедиции посмотрел на далекое Солнце, светящее сейчас и на Земле. Солнце — вечную надежду человека еще с доисторического его прозябания среди беспощадной природы. Солнце — олицетворение светлой силы разума, разгоняющего мрак и чудовищ ночи. И радостная искра надежды стала его спутником на остаток ст
твования...
Заведующий станцией Тритон явился в сан
ий за Эргом Ноором. Земля вызывала начальника экспедиции, а появление заведующего в запретных помещениях карантина означало конец изоляции, возможность окончить тринадцатилетнее путешествие "Тантры". Начальник экспедиции скоро вернулся, еще более сосредоточенный, чем обычно.
— Вылетаем сегодня же. Меня попросили взять шесть человек с планетолета "Амат", который оставляют зде
ля освоения новых рудных месторождений на Плутоне. Мы возьмем экспедицию и собранные ею на Плутоне материалы.
Эта шестерка переоборудовала обычный планетолет и совершила безмерно отважный подвиг. Они нырнули на дно преисподней, под густую неоново-метановую атмосферу Плутона. Летели в бурях аммиачного снега, ежесекундно опас
разбиться во тьме о колоссальные иглы прочного, как сталь, водяного льда. Они сумели найти область, где выступали обнаженные горы. Загадка Плутона наконец решена — эта планета не принадлежит к нашей солнечной системе. Она захвачена ею во время пути Солнца через Галактику. Вот почему плотность Плутона гораздо больше
других далеких планет. Странные минералы из совсем чужого мира открыты исследователями. Но еще важнее, что на одном хребте обнаружены следы почти нацело разрушенных построек, свидетельствующих о какой-то невообраз
древней цивилизации. Добытые исследователями данные, конечно, должны быть проверены. Разумная обработка строительных материалов еще требует доказательств... Но налицо изумительный подвиг. Я горжусь тем, что наш звездолет доставит героев на Землю, и горю нетерпением услышать их рассказы. Карантин у них кончился три дня тому назад...— Эрг Hoop смолк, утомившись длинной речью.
— Но ведь тут есть серьезное противоречие! — вскричал Пур Хисс.
— Противоречие — мать истины! — спокойно ответил астроному Эрг Hoop старой пословицей.— Пора готовить "Тантру"!
Испытанный звездолет легко оторвался от Тритона и понесся по гигантской дуге, перпендикулярной к плоскости эклиптики. Прямой путь к Земле был невозможен: любой корабль погиб бы в широком поясе метеоритов и астероидов — осколков разбитой планеты Фаэтона, когда-то существовавшей между Марсом и Юпитером и разорванной тяготением гиганта солнечной системы.
Эрг Hoop набирал ускорение. Он не собирался везти героев на Землю положенные семьдесят два дня, а решил, пользуясь колоссальной силой звездолета, при минимальном расходе анамезона, дойти за пятьдесят часов.
Передача
емли прорывалась в пространство к звездолету - планета приветс
ала победу над мраком железной звезды и мраком ледяного Плутона. Композиторы исполняли сочиненные в честь "Тан
и "Амата" романсы и симфонии.
Космос гремел торжествующими мелодиями. Станции на Марсе, Венере и астероидах вызывали корабль, вливая свои аккорды в общий хор уважения к героям.
— "Тантра", "Тантра",— наконец зазвучал голос с поста Совета, - дается посадка на Эль Хомру!
Центральный космопорт находился на месте бывшей пустыни в Северной Африк
звездолет ринулся туда сквозь насыщенную солнечным светом атмосферу Земли.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. СИМФОНИЯ ФА МИНОР ЦВЕТОВОЙ ТОНАЛЬНОСТИ 4,750 МЮ
Пластины прозрачной пластмассы служили стенами широкой вер
, обращенной на юг, к морю. Бледный матовый свет с потолка не спорил с яркой луной, а дополнял ее, смягчая грубую черноту теней. На веранде собрался почти весь состав морской экспедиции. Только самые юные ее работники затеял
ру в залитом луной море. Пришел со своей прекрасной моделью художник Карт Сан. Начальник экспедиции Фрит Дон, встряхивая длинными золотистыми вол
и, рассказал об исследовании найденного Миико коня. Определение материала статуи для выясне
подъемного веса привело к неожиданным результатам. Под поверхностным слоем какого-то сплава оказалось чистое золото. Если конь был литым, то вес изваяни
аже с вычетом вытесненной им воды, достигал четырехсот тонн. Д
одъема такого чудовища вызывались большие суда с особыми приспособлениями.
На вопросы, как объяснить нелепейшее употребление ценного металла, один из старших сотрудников экспедиции вспомнил встреченную в исторических архивах легенду об исчезновении золотого запаса целой страны: тогда золото служило эквивалентом стоимости труда. Преступные правители, виновные в тирании и разорении народа, перед тем как исчезнуть, убежав в другую страну тогда были препятствия к сообщению разных народов между собою, называвшиеся границами,— собрали весь запас золота и отлили из него статую, которую поставили на самой людной площади главного города государства. Никто не смог найти золото. Историк высказал догадку, что никто тогда не догадался, какой металл скрывается под слоем недорогого сплава.
Рассказ вызвал оживление. Находка колоссаль
количества золота была великолепным подарком человечеству. Хотя тяжелый желтый металл давно уже не служил символом ценностей, он оставался очень нужным для электрических приборов, медицинских препаратов и особенно для изготовления анамезона.
В углу с наружной стороны веранды собрались в тесный кружок Веда Конг, Дар Ветер, художник, Чара Нанди и Эвда Наль. Рядом застенчиво уселся Рен Боз. Не было только Мвена Маса.
— Вы были правы, утверждая, что художник — вернее, искусство вообще — всегда и неизбежно отстает от стремительного роста знаний и техники,— говорил Дар Ветер.
— Вы меня не поняли,— возражал Карт Сан.— Искусство уже исправило свои ошибки и поняло свой долг перед человечеством. Оно
стало создавать угнетающие монументальные формы, изображать блеск и величие, реально не существующие, ибо это внешнее. Развивать эмоциональную сторону человека стало важнейшим долгом искусства. Только оно владеет силой настройки человеческой психики, ее подготовки к восприятию самых сложн
печатлений. Кто не знает волшебной легкости понимания, дающейся предварительной настройкой — музыкой, красками, формой?.. И как замыкается человеческая душа, если ломиться в
грубо и принудительно. Вам, историкам, лучше, чем кому другому, известно, сколько бед вытерпело человечество в борьбе за развитие и воспитание эмоциональной
оны психики.
— В далеком прошлом было время, когда искусство стремилось к отвлеченным формам, — заметила Веда Конг.
— Искусство стремилось к абстракции в подражание разуму, получившему явный примат над всем остальным. Но быть выраженным отвлеченно искусство не может, кроме музыки, занимающей особое место и также по-своему вполне конкретной. Это был ложный путь.
— Какой же путь вы считаете настоящим?
— Искусство, по-моему,— отражение борьбы и тревог мира в чувствах людей, иногда иллюстрация жизни, но под контролем общей целесообразности. Эта целесообразность и есть красота, без которой я не вижу счастья и смысла жизни. Иначе искусство легко вырождается в прихотливые выдумки, особенно при недостаточном знании жизни и истории...
— Мне всегда хотелось,
бы путь искусства был в преодолении и изменении мира, а не только его ощущением,— вставил Дар Ветер.
Согласен! — воскликнул Карт Сан.— Но с той оговоркой, что не только внешнего мира, но и, главное, внутреннего мира эмоций человека. Его воспитания... с пониманием всех противоречий.
Эвда Наль положила на руку Дар Ветра свою, крепкую и теплую.
— От какой мечты вы отказались сегодн
p>— От очень большой...
— Каждый из нас, кто смотрел,— продолжал свою речь художник,- произведения массового искусства древности — кинофильмы, записи театральных постановок, выставок живописи,— тот знает, какими чудесно отточенными, изящными, очищенными от всего лишнего кажутся наши современные зрелища, танцы, картины... Я уже
говорю об эпохах упадка.
— Он умен, но многословен,— шепнула Веда Конг.
— Художнику трудно выражать словами или формулами те сложнейшие явления, которые он видит и отбирает из окружающего,— вступилась Чара Нанди, и Эвда Наль одобрительно кивнула.
— А мне хочется,— продолжал Карт Сан,— идти так: собрать и
динить чистые зерла прекрасной подлинности чувств, форм, красок, разбросанных в отдельных людях, в одном образе. Восстановить дре
образы в высшем выражении красоты каждой из рас давнего прошлого, смешение которых образовало современное человечество. Так, "Дочь Гондваны" — единение с природой, подсознательное знание связи вещей и явлений, насквозь еще пронизанный инстинктами комплекс чувств, ощущений.
"Дочь Тетиса" — Средиземного моря — сильно развитые чу
а, бесстрашно широкие и бесконечно разнообраз
— тут уже другая ступень слияния с природой — через эмоции, а не через инстинкты. Сила Эроса, открыто и чисто подчиненная возвышению человека. Древние культуры Средиземномо
— критяне, этруски, эллины, протоиндийцы, в их среде возник образ человека, который мог создать эту эмоциональную культуру. Как повезло мне найти Чару: случайно в ней соединились черты античных греко-критян и более поздних народов Центральной Индии.
Веда улыбнулась правоте своей догадки, а Дар Ветер прошептал ей, что трудно было бы найти лучшую модель.
— Если мне удастся "Дочь Средиземного моря", то неизбежно выполнение третьей части замысла — золото-волосая и
ветло-русая северная женщина со спокойными и прозрачными глазами, высокая, чуть медлительная, пристально вглядывающаяся в мир, похожая на древних женщин русского, скандинавского или английского народов. Только после этого я смогу приступить к синтезу — созданию образа современной женщины, в котором соединю лучшее от всех трех этих пращуров.
— Почему только "дочери", а не "сыновья"? — улыбнулась Веда.
— Надо ли пояснять, что прекрасное всегда более законченно в женщине и отточено сильнее по законам физиологии...— нахмурился
жник.
— Когда будете писать свою третью картину, приглядитесь к Веде Конг,— начала Эвда Наль.— Вряд
.
Художник быстро встал.
— Вы думаете, я не вижу! Но борюсь с собой, чтобы в меня не вошел этот образ сейчас, когда я полон другим. Но Веда...
— Мечтает о музыке,— слегка покраснела та. — Жаль, что здесь солнечный рояль, немой ночью!
— Системы, работающей на полупроводниках от солнечного света? - спросил Рен Боз, перегибаясь через ручку кресла.— Тогда я мог бы переключить его на токи от приемника.
— Долго это? — обрадовалась Веда.
—
придется поработать.
— Не надо. Через час начнется перед
новостей по мировой сети. Мы увлеклись работой, и два вечера никто не включал приемника.
— Тогда спойте, Веда,— попросил Дар Ветер.
Карта Сана есть вечный инструмент со струнами времен Темных веков феодального общества.
— Гитара
одсказала Чара Нанди.
— Кто будет играть?.. Попробую — может быть, справлюсь сама.
— Я играю! — Чара вызвалась сбегать за гитарой в сту
— Побежим вместе,— предложил Фрит Дон.
Чара задорно взметнула черную массу своих в
. Шерлис повернул рычаг и сдвинул боковую стену веранды, открыв вид вдоль берега на восточный угол залива. Фрит Дон понесся огромными прыжками. Чара бежала, откинув
д голову. Девушка сперва отстала
к студии оба подбежали од
еменно, нырнули в черный, неосвещенный вход и через секунду снова неслись вдоль моря под луной, упрямые и быстроногие. Фрит Дон
вым достиг веранды, но Чара прыгнула через открытую боковую створку и оказалась внутри комнаты.
Веда восхищенно всплеснула руками.
— Ведь Фрит Дон — победитель весенних десятиборий!
— А Чара Нанди окончила высшую школу танцев:
ступени - древних и современных,— в тон Веде отозвался
Сан.
— Мы с Ведой учились тоже, н
лько в низшей,— вздохнула Эвда Наль.
— Низшую теперь проходят все, — поддразнил художник.
Чара медленно перебирала струны гитары, подняв свой маленький твердый подбородок. Высокий голос молодой женщины зазвенел тоской и призывом. Она пела новую, только что пришедшую из южной зоны песню о несбывшейся мечте. В мелодию вступил низкий голос Веды и стал тем лучом стремления, вокруг которого вилось и замирало пение Чары. Дуэт получился великолепным — так противоположны были обе певицы и так они дополняли др
руга. Дар Ветер переводил взгляд с одной на другую и не мог решить, кому больше идет пен
Веде, стоявшей, облокотясь на пульт приемника, опустив голову под тяжестью светлых кос, серебрившихся в свете лун
ли Чаре, склонившейся вперед, с гитарой на круглых голых коленях, с
м, таким темным от загара, что на нем резко белели
и чистые синеватые белки глаз.
Песня умолкла. Чара нерешительно перебирала струны. И Дар Ветер стиснул зубы. Это была та самая песня, когда-то отдалившая его от Веды, — теперь мучительная и для нее.
Раскаты струн следовали порывами, аккорд догонял другой и бессильно замирал, не достигнув слияния. Мелодия шла отрывисто, точно всплески волн падали на берег, разливались на миг по отмелям и скатывались один за другим в черное бездонное море. Чара ничего не знала — ее звонкий голос оживил слова о любви, летящей в ледяных безднах пространства, от звезды к звезде, пытаясь найти, понять, ощутить, где он... Тот, ушедший в космос на подвиг искания, он уже не вернется — пусть! Но хоть на единственный миг узнать, что с ним, помочь мольбой, ласковой мыслью, приветом! Веда молчала. Чара,
вствовав неладное, оборвала песнь, вскочила, бросила гитару художнику и подошла к неподвижно стоявшей светловолосой женщине, виновато склонив голову.
Веда улыбнула
— Станцуйте мне, Чара!
Та покорно кивнула, соглашаясь, но тут вмешался Фрит Дон:
— С танцами подождем — сейчас передача!
На крыше дома выдвинулась телескопическая труба, высоко поднявшая две перекрещенные металлические плоскости с восемью полушариями на венчавшем сооружение металлическом круге. Комнату наполнили могучие звуки.
Передача началась с показа одного из новых спиральных городов северного жилого пояса. Среди градостроителей господствовали два направления архитектуры: город пирамидальный и спирально-винтовой. Они строились в особо удобных для жизни местах, где сосредоточивалось обслуживание автоматических заводов, пояса которых, чередуясь с кольцами рощ и лугов, окружали город, обязательно выходивший на мор
и большое озеро.
Города строились на во
енностях, потому что здания шли уступами, так, что не бы
и одного, фасад которого не был бы отк
полностью солнцу, ветрам, небу и звездам. С внутренней стороны зданий находились помещения машин, складов, распределителей, мастерских и кухонь, иногда уходившие глубоко в землю. Сторонники пирамидальных го
в считали преимуществом их сравнительно небольшую высоту при значительной вместимости, в то время как строители спиральных поднимали свои творения на высоту более километра. Перед участниками морской экспедиции предстала крутая спираль, светившаяся на солнце миллионами опалесцировавших стен из пластмассы, фарфоровыми ребрами каркасов из плавленого камня, креплениями из полированного металла. Каждый ее виток пост
но поднимался от периферии к центру. Массивы зданий разделялись глубокими вертикальными нишами. На головокружительной высоте висели легкие мосты, балконы и выступы садов. Искрящиеся вертикальные полосы контрфорсами уширялись к основанию, обнимая между тысячами аркад громадные лестницы. Они вели к ступенчатым паркам, лучами расходящимися к первому поясу густых рощ. Улицы тоже изгибались по спирали — висячие по периметру города или внутренние, под хрустальными перекрытиями. На них не было никаких экипажей — непрерывные цепи транспортеров скрывались в продольных нишах.
Люди, оживленные, смеющиеся, серьезные, быстро шли по улицам или прогуливались под аркадами, уединялись в тысячах укромных мест: среди колоннад, на переходах лестниц, в висячих садах на крышах уступов...
Зрелище могучего города продолжалось недолго: началась речевая передача.
— Продолжается обсуждение проекта, внесенного Академией Направленных Излучений,— заговорил появившийся на экране человек,— о замене линейного алфавита электронной записью. Проект не встречает всеобщей поддержки. Главное противоречие — сложность аппаратов чтения. Книга перестанет быть другом, повсюду сопутствующим человеку. Несмотря на всю внешнюю выгодность, проект будет отклонен.
— Долго обсуждали! — заметил Рен Боз.
— Крупное противоречие,— откликнулся Дар Ветер
С одной стороны — заманчивая простота записи, с другой — трудность чтения.
Человек на экране продолжал:
— Подтверждается вчерашнее сообщение — тридцать седьмая звездная заговорила. Они возвращаютс
Дар Ветер замер, ошеломленный силой противоречивых чувств. Боковым
ием он увидел медленно встававшую Веду Конг со все шире раскрывающимися глазами. Обострившийся слух Дар Ветра уловил ее прерывистое дыхание.
— ...со стороны квадрата четыреста один, и корабль только что вышел из минус-поля(50) в одной сотой парсека от орбиты Нептуна. Задержка экспедиции произошла вследствие встречи с черным солнцем. Потерь людей нет! Скорость корабля, — законч
иктор, — около пяти шестых абсолютно
иницы. Экспедиция ожидается на станции Тритон через одиннадцать дней. Ждите сообщения о замечательных открытиях!
Передача
должалась. Следовали другие
ости, но их уже никто не слушал. Все окружили Веду, поздравляли.
Она улыбалась с горящими щек
и тревогой, спрятанной в глубине глаз. Приблизился и Дар Ветер. Веда почувствовала твердое пожатие его руки, ставшей нужной и близкой, встретила прямой взгляд. Давно он не смотрел так. Она знала грустную удаль,
зившую в его прежнем отношении к ней. И знала, что сейчас он читает в ее лице не только радость...
Дар Ветер тихо опустил ее руку, улыбнулся по-своему, неповторимо ясно,— и отошел. Товарищи из экспедиции оживленно обсуждали сообщение, Веда осталась в кольце людей, искоса наблюдая за Дар Ветром. Она видела, как к нему подошла Эвда Наль, спустя минуту присоединился Рен Боз.
— Надо найти М
Маса, он еще ничего не знает! — как бы спохватившись, воскликнул Дар Ветер.— Пойдем со мной, Эвда. И вы, Ре
p>— И я,— подошла Чара Нанди.— Можно?
Они вышли к тихому плеску волн. Дар Ветер остановился, подставляя лицо прохладному дуновению, и глубоко вздохнул. Повернувшись, он встретил взгляд Эвды Наль.
— Я уеду, не возвращаясь в дом,— ответил он на безмолвный вопрос.
Эвда взяла его под руку. Некоторое время все шли в молчании.
— Я думала,
о ли так? — прошептала Эвда.— Наверное, надо, и вы правы. Если бы Веда...
Эвда умолкла, но Дар Ветер понимающе сжал ее ладонь и приложил к своей щеке. Рен Боз шел за ними по пятам, осторожно отодвигаясь от Чары, а та, скрывая насмешку, искоса поглядывая огромными глазами
роко шагала рядом. Эвда едва слышно рассмеялась и вдруг подала физику свободную руку. Рен Боз схватил ее хищным движением, показавшимся комичным у этого застенчивого че
ка.
— Где же искать вашего друга? — Чара остановилась у самой воды.
Дар Ветер всмотрелся и в ярком свете луны увидел отчетливые отпечатки ног на полос
крого песка. Следы шли через совершенно одинаковые промежутки, с
метрично развернутыми носками с такой геометрической правил
тью, что казались отпечатанными машиной.
— Он шел туда.— Дар Ветер показал в сторону
ших камней.
— Да, это его следы,— подтвердила Эвда.
— Почему вы так уверены? — усомнилась Чара.
— Посмотрите на правильность шагов — так ходили первобытные охотники или те, кто унаследовал их черты. А мне кажется, что Мвен, несмотря на свою ученость, ближе любого из нас к природе... Не знаю, как вы, Чара? — Эвда обернулась к задумавшейся девушке.
— Я? О нет! — И,
азывая вперед, она воскликнула: — Вот он!
На ближайшем камн
явилась громадная фигура африканца, блестевшая под луной, как полированный черный мрамор. Мвен Мас энергично потрясал руками, точно угрожая кому-то. Грозные мышцы могучего тела вздувались и перекатывались буграми под блестящей кожей.
— Он как дух ночи из д
их сказок! — взволнованно шепнула Чара.
Мвен Мас заметил
ближающихся, спрыгнул со скалы и появи
одетый. В немногих словах Дар Ветер расска
о случившемся, и Мвен Мас выразил желание немедленно повидать Веду Конг.
— Идите туда с Чарой,— сказала Эвда,— а мы тут побудем немного...
Дар Ветер сделал прощальный жест, и на лице африканца отразилось понимание. Какой-то полудетский порыв зас
л его прошептать давно забытые слова прощания. Дар Ветер был
ут и в задумчивости пошел прочь, сопровождаемый молчаливой Эвдой. Рен Боз в замешательстве потоптался на месте и повернул следом за Мвеном Масом и Чарой Нанди.
Дар Ветер и Эвда дошли до мыса, отгораживающего залив от открытого моря. Огоньки, окаймлявш
громные диски плотов морской экспедиции, стали отчетливо видны. <
р Ветер столкнул прозрачную лодку с песка и стал у воды перед Эвдой, еще более массивный и могучий, чем Мвен Мас. Эвда поднялась на носки и поцеловала уходящего друга.
— Ветер, я
с Ведой,— ответила она на его мысли.— Мы вернемся вместе в нашу
у и там дождемся прибытия. Дайте знать, когда устроитесь,— я всегда буду счастлива помочь вам...
Эвда долго провожала глазами лодку на серебряной воде...
Дар Ветер подплыл ко второму плоту, где еще работали механики, спеша закончить установку аккумуляторов. По просьбе Дар Ветра они зажгли три зеленых огня треугольником.
Чере
лтора часа первый же пролетавший спиролет повис над плотом. Дар Ветер сел в опущенный подъемник, на секунду показался под освещенным днищем корабля и скрылся в люке. К утру он входил в свое постоянное жилище, неподалеку от обсерватории Совета, которое не успел еще переменить. Дар Ветер открыл продувочные краны в обеих своих комнат
Спустя несколько минут вся накопившаяся пыль исчезла. Дар Ветер выдвинул из стены постель и, настроив комнату на запах и плеск моря, к которому он привык за последнее время, крепко
нул.
Он проснулся с ощущением утраченной прелести ми
Веда далеко и будет далеко теперь, пока... Но ведь он должен ей помочь, а не запутывать положение! Крутящийся столб наэлектризованной прохладной воды обрушился па нег
ванной. Дар Ветер стоял под ним так долго, что озяб. Освеженный, он подошел к аппарату ТВФ, раскрыл его зеркальные дверцы и вызвал ближайшую станцию распределения работ. На экране возникло молодое лицо. Юноша узнал Дар Ветра и приветствовал его с едва уловимым оттенком почтения, что считалось признаком тонкой вежливости.
— Мне хотелось бы получить трудную и продолжительную работу,- начал Дар Ветер,— связанную с физическим трудом: например, антарктические рудники.
— Там все занято,— в тоне говорившего сквозило огорчение,— з
о и на месторождениях Венеры, Марса, даже Меркурия. Вы знаете, что туда, где труднее, охотнее стремится молодежь.
— Да, но я уже не могу себя причислить к этой хорошей категории... Но что есть сейчас? Мне нужно немедленно.
— Есть на разработку алмазов в Средней Сибири,— медленно начал тот, глядя на невидимую Дар Ветру таблицу,— если вы стремитесь на горные работы. Кроме этого, есть места на океанских плотах — заводах пищи, на солнечную насосную станцию в Тибет,— но это уже легкое. Другие места — тоже ничего особенно трудного.
Дар
ер поблагодарил информатора и попросил дать время додумать, а пока не отдавать алмазных разработок.
Он выключил станцию распределения и соед
ся с Домом Сибири - обширным центром географической информации по этой стране. Его ТВФ включили в памятную машину новейших записей, и перед Дар Ветром медленно поплыли обширные
. Заболоченная и разреженная лиственничная тайга на вечномерзлой почве, когда-то распространенная здесь, ис
а, уступив место величественным лесным великанам - сибирским кедрам и американским секвойям, некогда почти вымершим. Исполинские красные стволы поднимались великолепной оградой вокруг холмов, накрытых бетонными шапками. Стальные трубы десятиметрового диаметра выползали из-под них и перегибались через водор
лы ближайшим рекам, вбирая их целиком в разверстые пасти воронок. Глухо гудели чудовищные насосы. Сотни ты
кубометров воды устремлялись в ими же промытые глубины алмазоносных вулканических труб, с ревом крутились, размывая породу, и вновь изливались наружу, оставляя в решетках промывочных камер десятки тонн алмазов. В длинных, залитых светом помещениях люди сидели за движущимися циферблатами разборочных машин. Блестящие камни потоком мелких зерен сыпались в калиброванные отверстия приемных ящиков. Операторы насосных станций беспрерывно следили за указателями расчетных машин, вычислявших непрерывно меняющееся сопротивление породы, давление и расход воды, углубление забоя и выброс твердых частиц. Дар Ветер подумал, что радостная картина залитых Солнцем лесов сейчас не для его настроения, и выключил Дом Сибири. Мгновенно раздался вызывной сигнал, и на экране возник информатор станции распределения.
— Я хотел уточнить ваши размышления. Только что получено требование — освободилось место в подводных титановых рудниках на западном побережье Южной Америки. Это самое трудное из имеющегося сегодня... Но туда надо прибыть срочно!
Дар Ветер встревожился:
— Я не успею пройти психофизического испытания на ближайшей станции АПТ — Академии Психофизиологии Труда.
— По сумме ежегодных испытаний, обязательных в вашей прежней работе, вам эта проба не требуется.
— Пошлите сообщение и дайте координаты! — немедля отозвался Дар Ветер.
— Западная ветвь Спиральной Дороги, семнадцатое южное ответвление, станция 6Л, точка КМ-40. Посылаю предупреждение.
Серьезное лицо на экране исчезло. Дар Ветер собрал все мелкие вещи, принадлежавшие ему лично, ул
в шкатулку пленки с изображениями и голосами близких и важнейшими записями собственных мыслей. Со стены он снял хроморефлексную репродукцию(51) древней русской картины, со стола — бронзовую статуэтку артистки Белло Галь, похож
а Веду Конг. Все это,
большим количеством одежды, поместилось в алюминиевый ящик с кругами выпуклых цифр и линейных знаков на
ке. Дар Ветер набрал сообщенные ему координаты, открыл люк в стене и толкнул туда ящик. Он исче
одхваченный бесконечной лентой. Потом Дар Ветер проверил свои комнаты
е много веков на планете отсутствовали какие-либо специальные уборщики помещений. Их функции выполнялись каждым об
елем, что было возможно только при абсолютной аккуратности и дисциплинированности каждого человека, а также при тщательно продуманной системе устройства жилья и общественных зданий с их автоматами очистки и продува.
Окончив осмотр, он повернул рычаг перед дверью вниз, давая сигнал на станцию распределения помещений, что занимавшиеся им комнаты освободились, и вышел. Наружная галерея, застекленная пластинами молочного цвета, нагрелась от Солнца, но на плоской крыше морской ветерок, как всегда, был прохладен. Легкие пешеходные мостики, переброшенные на высоте между решетчатыми зданиями, казалось, парили в воздухе и манили к неторопливой прогулке, но Дар Ветер снова не принадлежал себе. По трубе автоматического спуска он попал в подземную магнитоэлектрическую почту, и маленький вагончик понес его к станции Спиральной Дороги. Дар Ветер не поехал на Север, к Берингову проливу, где пролегала соединительная дуга Западной ветви. Этот путь до Южной Америки, особенно т
алеко на юг, как до семнадцатого ответвления, занимал около четырех суток. По широтам жилых зон Севера и Юга шли линии тяжелых грузовых спиролетов, опоясывавшие планету поперек океанов и соединявшие кратчайшим путем ветви Спиральной Дороги. Дар Ветер поехал по Центральной ветви до южной жилой зоны и рассчитывал убедить заведующего авиаперевозками счесть его срочным грузом. Помимо того что путь сокращался до тридцати часов, Дар Ветер мог повидаться с сыном Грома Орма — председателя Совета Звездоплавания; Гром Орм избрал его наставником-ментором своего сына.
Мальчик вырос и с будущего года приступал к свершению двенадцати подвигов Геркулеса, а пока работал в Дозорной службе в болотах Западной Африки.
Кто из юношей не рвется в Дозорную службу — следить за появлением акул в океане, вредоносных насекомых, вампиров и гадов в тропических болотах, болезнетворных микробов в жилых зонах, эпизоотий или лесных пожаров в степной и лесной зонах, выявляя и уничтожая вредную нечисть прошлого Земли, таинственным образом вновь и вновь появлявшуюся из глухих уголков планеты? Борьба с вредоносными формами жизни никогда не прекращалась. На новые средства истребления микроорганизмы, насекомые и грибки отвечали появлением новых, стойких к самым сильным химикалиям форм и штаммов. Только в ЭВМ — эру Мирового Воссоединени
обучались правильно пользоваться сильными антибиотиками, не порождая опасных последствий.
"Если Дис Кен назначен в болотные дозоры,— думал Д
етер,— он уже в юные годы становится серьезным работником".
Сын Грома Орма, как и все дети эры Кольца, был воспитан в школе на берегу моря в северной зоне. Там же он прошел первые испытания на психологической станции АПТ.
Молодежи всегда поручалась работа с учетом психологических особенностей юности с ее порывами вдаль, повышенным чувством ответственности и эгоцентризмом.
Громадный вагон несся бесшумно и плавно. Дар Ветер поднялся в верхний этаж с прозрачной крышей. Далеко внизу и по сторонам Дороги проносились строения, каналы, леса и горные вершины. Узкий пояс автоматических заводов на границе между земледельческой и лесной зонами ослепительно засверкал на солнце куполами из "лунног
текла. Суровые формы колоссальных машин смутно виднелись сквозь стены хрустальных зданий.
Мелькнул памятник Жи
Каду, разработавшему способ дешевого изготовления искусственного сахара, и аркада Дороги начала рассекать леса тропической земледельческой зоны. В необозримую д
тянулись полосы и чащи с разными оттенками листвы, коры, разной формой и высотой деревьев. По узким гладким дорогам, разделявшим отдельные массивы, мед
о ползли уборочные, опылительные и учетные машины, паутиной блестели бесчисленные провода. Когда-то символом изобилия было золотящееся от спелости хлебное поле. Но уже в ЭМВ — эру Мирового Воссоединения — поняли экономическую невыгодность однолетних культур, а с перенесением земледелия исключительно в тропическую зону отпало трудоемкое ежегодное выращивание травянистых и кустарниковых растений. Деревья, долг
ние, слабее истощающие почву, устойчивые к климатическим невзгодам, стали основными сельскохозяйственными растениями еще за сотни лет до эры Кольца.
Деревья хлебные, ягодные, ореховые, с тысячами сортов богатых белками плодов, дающие по центнеру питательной массы на корень. Колоссальные массивы плодоносных рощ двумя поясами в сотни миллионов гектаров охватывали планету, настоящий пояс Цереры — мифической богини плодородия. Между ними находилась лесная экваториальная зона — океан тропических влажных лесов, снабжавший планету древесиной — белой, черной, фиолетовой, розовой, золотистой, серой с шелковыми переливами, твердой, как кость, и мягкой, как яблоко, тонущей в воде камнем и легкой, будто пробка. Десятки сортов смол, более дешевых, чем синтетические, и в то же время с драгоценными техническими или лечебными свойствами, добывались здесь.
Вершины лесных гигантов поднимались на уровень поло
Дороги, - теперь по обе стороны шелестело зеленое море. В его темных глубинах, посреди уютных полян, скрывались дома на высоких металлических сваях и чудовищные паукообразные машины, которым под силу было превращать эти заросли из восьмидесятиметровых стволов в покорные штабеля бревен и досок.
Слева показались купола знаменитых гор экватора. На одной из них — Кении — находилась установка связи Великого Кольца. Море лесов отошло влево, уступая место каменистому плоскогорью. По сторонам поднялись кубические голубые постройки.
Поезд остановился, и Дар Ветер вышел на широкую площадь, вымощенную зеленым стеклом,— станцию Экватор. Около пешеходного моста, перекинутого над сизыми плоскими крон
атласских кедров, возвышалась пирамида из белого фарфоровидного аплита(52) с реки Луалабы. На ее усеченной верхушке стояло изваяние человека в рабочем комбинезоне эры Разобщенного Мира. В правой руке он держал молоток, левой высоко поднимал вверх, в бледное экваториальное небо, сверкающий шар с четырьмя отростками передающих антенн. Это был памятн
оздателям первых искусственных спутников Земли, совершившим этот подвиг труда, изобретательности, отваги. Все тело человека, откинувшегося назад и как бы выталкивающего шар в небо, выражало вдохновенное усилие. Это усилие передавалос
у от фигур людей в странных костюмах, окружавших пьедестал у ног изваяния.
Дар Ветер всегда с волнением всматривался в лица скульптур этого памятника. Он знал, что люди, построившие самые первые искусственные спутники и вышедшие на порог космоса, были русскими, то есть тем самым удивительным народом, от которого вел свою родословную Дар Ветер. Народом, сделавшим первые шаги и в строительстве нового общества, и в завоевании космоса...
И сейчас, как всегда, Дар Ветер направился к памятнику, чтобы еще раз, глядя на образы древних героев, искать в них сходство с современными людьми и отличие от них. Из-под серебряных пушистых ветвей южноафриканских лейкодендронов(53), окаймлявших слепящую отраженным солнцем пирамиду памятника, показались две стройные фигуры, остановились. Один из юношей стремительно бросился к Дар Ветру.
атив рукой массивное плечо, он украдкой осмотрел знакомые ему черты твердого лица: крупный нос, широкий подбородок, неожиданно веселый изгиб губ, не вяжущийся с хмуроватым выражением стальных глаз под сросшимися бровями.
Дар Ветер с одобрением взглянул на сына знаменитого человека, строителя базы на планетной системе Центавра и главы Совета Звездоплавания
е трехлетие подряд. Грому Орму не могло быть меньше ста тридцати лет, он был втрое старше Дар Ветра.
Дис Кен подозвал товарища — темноволосого юношу.
— Мой лучший друг Тор Ан, сын Зига Зора, композитора. Мы вместе работаем в болотах,— продолжал Дис,— вместе хотим совершить наши подвиги и дальше тоже работать вместе.
— Ты по-прежнему увлекаешься кибернетикой наследственности? - спросил Дар Ветер.
— О, да! Тор меня увлек еще больше — он музыкант, как его отец. Он и его подруга... они мечтают работать в области, где музыка облегчает понимание развития живого организма, то есть над изучением симфонии
построения.
— Ты говоришь как-то неопределенно,— нахмурился Дар Ветер.
— Я еще не могу,— смутился Дис.— Может быть, Тор скажет лучше.
Другой юноша покраснел, но выдержал испытующий взгляд.
— Дис хотел сказать о ритмах механизма
едственности, живой организм при развитии из ма
нской клетки надстраивается аккордами из молекул. Первичная парная спираль развертывается в плане, аналогичном развитию музыкальной симфонии. Иными словами, программа
которой идет постройка организма из живых клеток,— музыкальна!
— Так?..— пр
личенно удивился Дар Ветер.— Но тогда и всю эволюцию живой и неживой материи вы сведете к какой-то гигантской симфонии?
— План и ритмика этой симфонии определены основными физическими законами. Надо лишь понять, как п
оена программа и откуда берется информация этого музыкаль
ибернетического(54) механизма,— с непобедимой уверенностью юн
подтвердил Тор Ан.
— Это чье же?
— Моего отца,
а Зора. Он недавно обнародовал космическую тринадцатую симфонию фа минор в цветовой тональности 4,750 мю.
— Обязательно послушаю ее! Я люблю синий цвет... Но ближайшие ваши планы-подвиги Геркулеса. Вы знаете, что вам назначено?
— Только первые шесть.
— Ну конечно, другие шесть назначаются после выполнения первой полови
— вспомнил Дар Ветер.
— Расчистить и сделать удобным для посещения нижний ярус пещеры Кон-и-Гут в Средней Азии,— начал Тор Ан.
—
ести дорогу к озеру Ментал сквозь острый гребень хребта,- подхватил Дис Кен,— возобновить рощу старых хлебных деревьев в Аргентине, выяснить причины появления больших осьминогов в области недавнего поднятия у Тринидада...
— И истребить их!
—
пять, что же
тое?
Оба юноши слегка замялись.
— У нас обоих определены способности к музыке,— краснея, сказал Дис Кен.— И нам пор
о собрать материалы по древним танцам острова Бали, восстановить их — музыкально и хореографически.
— То есть подобра
сполнительниц и созда
нсамбль? - рассмеялся Дар Ветер.
— Да,— потупился Тор Ан.
— Интересное поручение! Но это
пповое дело, так же как и озерная дорога.
— О, у нас хорошая группа! Только они тоже хотят просить в
ыть ментором. Это было бы так хорошо!
Дар Ветер выразил сомнение в своих возможностях относительно шестого дела. Но мальчики, просиявшие и подпрыгивающие от радости, заверили, что "сам" Зиг Зор обещал руководить шестым.
—
ез год и четыре
ца я найду себе дело в Сред
Азии,- проговорил Дар Вете
удовольствием вглядываясь в радостные юные лица.
— Как хорошо, что вы перестали заведовать станциями! — воскликнул Дис Кен. — Я и не думал, что буду работать с таким ментором! - Внез
юноша покраснел так, что лоб его покрылся мелкими бисеринками пота, а Тор даже
двинулся от него, преис
ившись укоризны.
Дар Ветер поспешил прийти на помощь сыну Грома Орма в е
ромахе.
— Много ли у вас времени?
— О нет! Нас отпустили на три часа — мы привезли сюда больн
лихорадкой с нашей болотной станции.
— Вот как, лихорадка еще появляется! Я думал...
— Очень редко и только в болотах,— торопливо вставил Дис. — Для того и мы!
— Еще два ч
в нашем распоряжении. Пойдемте в город, вам, наверное, хочется посмотреть Дом нового?
— О нет! Мы хотели бы... чтобы вы ответили на наш
просы — мы подготовились, и это так важно для выбора пути...
Дар Ветер согласился, и все трое направились в одну из прохладных комнат Зала Гостей, овеваемых искусственным морским ветром.
Два часа спустя другой вагон уносил Дар Ветра, утомленно дремавшего на д
е. Он проснулся на остановке в городке химиков. Гигантская построй
виде звезды с десятью с
янными лучами возвышалась над большим угольным месторождением. Добывавшийся здесь уголь перерабатыв
в лекарства, витамины, гормоны, искусственные
ка и меха. Отходы шли на изготовление сахара. В одном из лучей здания из
добывались редкие металлы — германий и ванадий. Чего только не было в драгоценном черном минерале!
тарый товарищ Дар Ветра, работавший здесь химиком, пришел на станцию. Когда-то были три веселых молодых механика
ндонезийской станции плодоуборочных машин в тропическом поясе... Теперь один из них химик, ведающий большой лабораторией кру
о завода, второй так и остался садоводом, создавшим новый способ опыления, а третий — третий он, Дар Ветер, теперь снова возвращающийся к лону Земли, даже еще глубже — в ее недра. Друзья успели повидаться не больше десяти минут, но и такое свидание было гораздо приятнее встреч на экранах ТВФ.
Дальнейший путь оказался недолгим. Заведующий широтной воздушной линией внял убеждениям, проявив общую благожелательность людей эпохи Кольца. Дар Ветер перелетел океан и оказался на Западной ветви Дороги, южнее семнадцатого ответвления, в тупике которого на берегу океана он пересел на глиссер.
Высокие горы подходили к берегу вплотную. На отлогой подошве склонов шли террасы белого камня, задерживавшие насыпанную почву с рядами южных сосен и виддрингтоний(55), чередовавшие в параллельных аллеях свою бронзовую и голубовато-зеленую хвою. Выше голые скалы зияли темными ущельями, в глубине которых дробились в водяную пыль водопады. На террасах редкой цепью протянулись домики с синевато-серыми крышами, выкрашенные в оранжевый и ослепительно желтый цве
p>Далеко в море выдавалась искусственная мель, заканчивавшаяся обмытой ударами волн башней. Она стояла у кромки материкового склона, круто спадавшего в океан на глубину километра. Под башней вниз шла отвесно огромная шахта в виде толстейшей цементной трубы, противостоявшей давлению глубоковод
На дне труба погружалась в вершину подводной горы, состоявшей из почти чистого рутила — окиси титана. Все процессы переработки руды производились внизу, под водой и горами. На поверхность поднимались лишь крупные слитки чистого титана и муть минеральных отходов, расходившаяся далеко вокруг. Эти желтые мутные волны закачали глиссер перед пристанью с южной стороны башни. Дар Ветер улучил момент и выскочил на мокрую от брызг площадку. Он поднялся на огороженную галерею, где собрались, чтобы встретить нового товарища, несколько человек, свободных от дежурства. Работники этого представлявшегося Дар Ветру таким уединенным рудника не казались хмурыми анахоретами, каких он под влиянием собственного настроения чаял здесь встретить. Его приветствовали веселые лица, немного усталые от суровой работы. Пять мужчин, три женщины — здесь работали и женщины...
Прошло десять дней, и Дар Ветер освоился с новой деятельностью.
Здесь было собственное силовое хозяйство — в глубине старых выработок на материке запрятались установки ядерной энергии типа Э, или, как он назывался в старину, второго типа, не дававшего жестких остаточных излучений, а потому удобного для местных установок.
Сложнейший комплекс машин перемещался в каменном чреве подводной горы, погружаясь в хрупкий красно-бурый минерал. Самой трудной была работа в нижнем этаже агрегата, где происходила автоматизированная выемка и дробление породы. В машину поступали сигналы из находившегося наверху центрального поста, где обобщались наблюдения за ходом режущих и дробящих устройств, меняющейся твердостью и вязкостью ископаемого и сведения стволов
рого обогащения. В зависимости от меняющегося содержания метал
величивалась или уменьшалась скорость выемочно-дробильного агрегата. Всю проверочно-наблюдательную деятельность механиков нельзя было передать кибернетическим машинам-роботам из-за ограниченности защищенного от моря места.
Дар Ветер стал механиком по про
е и настройке нижнего агрегата. Потянулись ежедневные дежурства в полутемных, набитых циферблатами камерах, где насос кондиционера едва справлялся с удручающей жарой, усугубленной повышенным давлением из-за неизбежного просачивания сжатого воздуха.
Дар Ветер и его молодой помощник выбирались наверх, долго стояли на балюстраде, вдыхая свежий воздух, потом шли купаться, ели и расходились по своим комнатам в одном из верхних домиков. Дар Ветер пытался возобновить свои занятия новым, кохлеарным разделом математики. Ему казалось, что он забыл свое прежнее общение с космосом. Как все работники титанового рудника, он с удовлетворением провожал очередной плот с аккуратно выложенными брусками титана. После сокращения
рных фронтов бури на планете сильно ослабели, и многие морские грузоперевозки производились на буксируемых или самоходных плотах. Когда людской состав рудника менялся, Дар Ветер продлил свое пребывание вместе с двумя другими энтузиастами горных работ.
Ничто не продолжается вечно
ом изменчивом мире, и рудник остановился для очередного ремонта выемочно-дробильного агрегата. Впервые Дар Ветер проник в забой перед щитом, где только специальный скафандр спасал от жары и повышенного давления, а также от внезапных струй ядовитого газа, вырывавшихся из трещин. Под ослепительным освещением бурые рутиловые стены сверкали своим собственным алмазным блеском и отливали красными огнями, будто взглядами яростных глаз, спрятавшихся в минерале. В забое стояла необыкновенная тишина. Искровое электрогидравлическое долото и огромные диски — излучатели ультракоротких волн — впервые за многие месяцы неподвижно застыли. Под ними копошились только что прибывшие геофизики, расставляя приборы, чтобы, воспользовавши
лучаем, проверить контуры залежи.
Наверху стояли тихие и жаркие дни южной осени. Дар Ветер ушел в горы и необыкновенно остро почувствовал величие каменных масс, тысячелетиями недвижно вздымавшихся здесь перед морем и небом. Шелестели сухие травы, снизу едва доносился плеск прибой. Усталое тело просило покоя, но мозг жадно схватывал впечатления мира, обновленные после долгой и Трудной работы в подземелье.
И бывший заведующий внешними станциями, вдыхая запах нагретых скал и пустынных трав, поверил, что впереди предстоит еще много хорошего — тем больше, чем лучше и сильнее он будет сам.
"Посеешь поступок — пожнешь привычку.
Посеешь привычку — пожнешь характер.
Посеешь характер — пожнешь судьбу" - пришло на ум древнее изречение. Да, самая великая борьба человека - это борь
эгоизмом! Не сентиментальными правилами и красивой, но беспомощной моралью, а диалектическим пониманием, что эгоизм — это не порождение каких-то сил зла, а естественный инстинкт первобытного человека, игравший очень большую роль в дикой жизни и направленный к самосохранению. Вот почему у ярких, сильных индивидуальностей нередко силен и эгоизм и его труднее победить. Но
ая победа - необходимость, пожалуй, важнейшая в современном обществе. Поэтому так много сил и времени уделяется воспитанию, так тщательно изучается структура наследственности каждог
великом смешении рас и народов, соз
ем единую семью планеты, внезапно о
а-то из глубин наследственности проявляются самые неожиданные черты характера далеких предков. Случаются поразительные уклонения психики, полученные еще во времена великих бедствий эры Разобщенного Мира, когда люди не соблюдали осторожности в опытах и использовании ядерной энергии и нанесли повреждения наследственности множества людей...
У Дар Ветра тоже прежде была длинная родословная, теперь уже ненужная. Изучение предков заменено прямым анализом строения наследственного механизма, анализом, еще более важным теперь, при долгой жизни.
С эры Общего Труда мы стали жить до ста семидесяти лет, а теперь выясняется, что и триста не предел...
Шорох камней заставил Дар Ветра очнуться от сложных и неясных размышлений. Сверху по долине спускались двое: оператор секции электроплавки — застенчивая и молчаливая женщина и маленький, живой инженер наружной службы. Оба, раскрасневшиеся от быстрой ходьбы, приветствовали Дар Ветра и хотели пройти мимо, но тот остановил их.
— Я давно собираюсь просить вас,— обратился он к оператору,- исполнить для меня тринадцатую космическую фа минор сини
ы много играли нам, но ее ни разу.
— Вы подразумеваете космическую Зига Зора?— переспросила женщина и на утвердительный жест Дар Ветра рассмеялась.
— Мало людей на планете, которые могли бы испо
ь эту вещь... Солнечный рояль с тройной клавиатурой беден, а переложения пока нет... и вряд ли будет.
почему бы вам не вызвать ее из Дома Высшей Музыки — проиграть запись? Наш приемник универсален и достаточно мощен.
— Я не знаю, как это делается,— пробормотал Дар Ветер.— Я раньше не...
— Я вызову ее вечером! — обещала музыкантша Дар Ветру и, протянув руку спутнику, продолжила спуск.
Остаток дня Дар Ветер не мог о
аться от чувства, что произойдет нечто важное. Со странным нетерпением он ждал одиннадцати часов — времени, назначенного Домом Высшей Музыки для передачи с
нии.
Оператор электроплавки взяла на себя роль распорядителя, усадив Дар Ветра и других любителей в фокусе п
ферического экрана музыкального зала, напротив серебряной решетки звучателя. Она погасила свет, объяснив, что иначе будет трудно следить за цветовой частью симфонии, могущей исполняться лишь в специально оборудованном зале и здесь поневоле ограниченной внутренним простр
вом экрана.
Во мраке лишь слабо мерцал экран и чуть слышался снару
остоянный шум моря. Где-то в невероятной дали возник низкий, такой густой, что казался ощутимой с
, звук. Он усиливался, сотрясая комнату и сердца слушателей, и вдруг упал, повышаясь в тоне, раздробился и рассыпался на миллионы хрустальных осколков. В темном воздухе замелькали крохотные оранжевы
корки. Это было как удар той первобытной молнии, разряд которой миллионы веков назад на Земле впервые связал простые углеродные соединения в более сложные молекулы, ставшие основой органической материи и жизни.
Нахлынул вал тревожных и нестройных звуков, тысячеголосый хор боли, тоски и отчаяния, дополняя которые метались и гасли вспышки мутных оттенков пурпура и багрянца.
В движениях
тких и резких вибрирующих нот наметился круговой порядок, и в высоте завертелась расплывчатая спираль серого огня. Внезапно крутящийся хор прорезали длинные ноты — гордые и звонкие. Они были полны стремительной силы.
Нерезкие огненные контуры пространства пронизали четкие линии синих огненных стрел, летевших в бездонный мрак за краем спирали и тонувших во тьме ужаса и безмолвия.
Темнота и молчание — так закончилась первая часть симфонии.
Слушатели, слегка ошеломленные, не успели произнести ни слова, как музыка возобновилась. Широкие каскады могучих звуков в
овождении разноцветных ослепительных переливов света падали вниз, понижаясь и ослабевая, и меркли в меланхолическом ритме сияющие огни. Вновь что-то узкое и порыв
е забилось в падающих каскадах, и опять синие огни начали ритмическое танцующее восхождение.
Потрясенный Дар Ветер уловил в синих звуках стремление к усложняющимся ритмам и формам и подумал, что нельзя лучше было отразить первобы
борьбу жизни с энтропией... Ступени, плотики, фильтры, задерживающие каскады спадающей на низкие уровни энергии. "Так, так, так! Вот они, эти первые всплески слож
ей организации материи!"
Синие стрелы сомкнулись хорово
геометрических фигур, кристаллических форм и решеток, усложнявшихся соответственно сочетаниям минорных созвучий, рассыпавшихся и вновь соединявшихся, и внезапно растворились в сером сумраке.
Третья часть симфонии началась мерной поступью басовых нот, в такт которым загорались и гасли уходившие в бездну бесконечности и времени синие фонари. Прилив грозно ступающих басов усиливался
ритм их учащался, переходя в отрывистую и зловещую мелодию. Синие огни казались цветами, гнувшимися на тонких огненных стебельках. Печально никли они под наплывом низких, гремящих и трубящих нот, угасая вдали. Но ряды огоньков или фонарей становились все чаще, их стебельки - толще. Вот две огненные полосы очертили идущую в безмерн
ерноту дорогу, и поплыли в необъятность Вселенной золотистые звонкие голоса жизни, согревая прекрасным теплом угрюмое равнодушие двигавшейся материи. Темная дорога становилась рекой, гигантским потоком синего пламени, в кото
все усложнявшимся узором мелькали просверки разноцветных огней.
Высшие сочетания округлых плавных линий, сферических поверхностей отзывались такой же красотой, как и напряженные многоступенчатые аккорды, в смене которых стремительно нарастала сложность звонкой мелодии, разворачивавшейся все сильнее и сильнее...
У Дар Ветра закружилась голова, и он уже не смог следить за всеми оттенками музыки и света, улавливая лишь общие контуры исполинского замысла. Океан высоких кристально чистых нот плескался сияющим, необычайно могучим, радостным синим цветом. Тон звуков все повышался, и сама мелодия стала неистово крутящейся, восходящей спиралью, пока не оборвалась на взлете, в ослепительной вспышке огня.
Симфония кончилась, и Дар Ветер понял, чего недоставало ему все эти долгие месяцы. Необходима работа, более бли
к космосу, к неутомимо разворачивающейся спирали человеческого устремления в будущее. Прямо из музыкального зала он направился в переговорную комнату и вызвал центральную станцию распределения работы северной жилой зоны. Молодой информатор, напра
ший Дар Ветра сюда, на рудник, узнал его и обрадовался.
— Сегодня утром вас вызывали из Совета Звездоплавания, но я не мог связаться. Сейчас соединю вас.
Экран померк и снова вспыхнул, на нем возник Мир Ом — старший из четырех секретарей Совета. Он выглядел очень серьезным и, как показалось Дар Ветру, грустным.
— Большое несчастье! Погиб спутник пятьдесят семь. Совет зовет вас
выполнения труднейшей работы. Я посылаю за вами ионный планетолет. Будьте готовы!
Дар Ветер застыл в изумлении перед погасшим экраном.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. КРАСНЫЕ ВОЛНЫ
На широком балконе обсерватории свободно гулял ветер. Он переносил через море из Африки запахи цветущих растений жаркой страны, будившие в душе тревожные стремления. Мвен Мас никак не мог привести себя в то ясное, твердое, лишенное сомнений состоя
какое требовалось накануне ответственного опыта. Рен Боз сообщил из Тибета, что перестройка уст
ки Кора Юлла закончена. Четыре наблюдателя спутника 57 охотно согласились рискнуть жизнью, лишь бы помочь в опыте, подобного которому на планете давно уже не
изводилось.
Но эксперимент ставился без разрешения Совета, без широкого предварительного обсуждения всех возможностей, и это придавало всему делу при
трусливой скрытности, столь несвойственной современ
людям.
Великая цель, пост
нная ими, как будто оправдывает все эти меры, но... надо бы, чтобы душа была совершенно чиста! Возникал древний человеческий конфликт — цели и средства к ее достижению. Опыт тысячи поколений учит, что надо уметь точно определить переходную грань, как делает это в абстрактных вопросах математики репагулярное исчисление. Как бы добиться такого исчисления в интуиции и морали?..
Африканцу не давала покоя история Бета Лона. Тридцать два года тому назад один из знаменитых математиков Земли — Бет Лон нашел, что некоторые пр
ки смещения во взаимодействии мощных силовых полей могут быть объяснены существованием параллельных измерений. Он поставил серию интересных опытов с исчезновением предметов. Академия Пределов Знания нашла
бку в его построениях и дала принципиально иное объяснение наблюдавшимся явлениям. Бет Лон был могучим умом, гипертрофированным за счет слабого развития моральных устоев и торможения желаний. Сильный и эгоистичный человек, он решил продолжать опыты в том же направлении. Чтобы получить решающие доказательства, он привлек мужественных молодых добровольцев, готовых на любой подвиг, лишь бы послужить
нию. Люди в опытах Бета Лона исчезали бесследно, как и предметы, и ни один не подал вести о себе "с той стороны" другого измерения, как на то рассчитывал жестокий математик. Когда Бет Лон отправил в "небытие" — вернее, попросту уничтожил — группу в двенадцать человек, он был предан суду. Сумев доказать, что он был убежден в том, что люди странствуют живыми в другом измерении и что он действовал только с согласия своих жертв, Бет Лон был приговорен к изгнанию, пробел десять лет на Меркурии и затем уединился на острове Забвения. История Бета Лона, по мнению Мвена Маса, походила на его собственную. Там тоже был запрещен тайный опыт, поставленный по отвергнутым наукой мотивам, и это сходство очень не нравилось Мвену Масу.
Послезавтра очередная передача по Кольцу, и тогда он свободен на восемь дней — для опыта.
Мвен Мас запрокинул голову. Звезды показались ему особенно яркими и близкими. Многих он знал по их древним именам как старых друзей. Да разве они и не были исконными друзьями человека, заправлявшими его пути, возвышавшими его мысли, ободрявшими мечтания!
Неяркая звездочка, склонившаяся к северному горизонту,— это Полярная, или Гамма Цефея. В эру Разобщенного Мира Полярная была в Малой Медведице, но поворот краевой части Галактики вместе с солнечной системой идет по направлению к Цефею. Распростертый вверху, в Млечном Пути, Лебедь, одно из интереснейших созвездий северного неба, уже потянулся к югу своей длинной шеей. В ней горит красавица двойная звезда
званная древними рабами Альбирео. На самом деле там три звезды: Альбирео I, двойная и Ал
ео II — огромная голубая далекая звезда с большой планетной системой. Она почти на таком же расстоянии от нас, как и гигантское светило в хвосте Лебедя, Денеб,— белая звезда светимостью в четыре тысячи восемьсот наших солнц. В прошлой передаче наш верны
уг 61 Лебедя уловил сообщение Альбирео II - предупреждение, полученное на четыреста лет позднее времени посылки, но чрезвычайно интересное. Знаменитый космический исследователь Альбирео II, чье имя передавалось земными звуками, как Влихх оз Ддиз, погиб в районе созвездия Лиры, встретившись с самой грозной опасностью космоса — звездой Оокр. Земные ученые относили эти звезды к классу Э, названному так в честь величайшего физика древности Эйнштейна, предугадавшего существование таких звезд, хотя впоследствии это долго оспаривалось и был даже установлен предел массы звезды, известный под названием предела Чандрасекара. Но этот древний астрофизик исходил в своих расчетах лишь из элементарной механики тяготения и общей термодинамики, совершенно не приняв во внимание сложной электромагнитной структуры гигантских и сверхгигантских звезд. Но именно электромагнитные силы и обусловливали существование звезд Э, которые соперничали размерами с красными гигантами класса М — такими, как Антарес или Бетельгейзе, но отличались большей плотностью, примерно равной плотности Солнца. Исполинская сила тяготения такой звезды останавливала лучеиспускание, не позволяя свету покидать звезду и уноситься в пространство. Бесконечно долго существовали в пространстве эти невообразимо громадные тайные массы, скрыто поглощая в своем инертном океане их тяготения. В древнеиндийской религиозной мифологии "ночами Брамы" назывались периоды бездеятельного покоя верховного божества, по верованиям древних, сменявшиеся "днями", или периодами, созидания. Это в самом деле походило на длительное накопление материи, позднее заканчивавшееся разогревом поверхности звезды до класса О-нулевое — до ста тысяч градусов, хотя процесс и не имел никакого отношения к божеству. В конце концов получалась колоссальная вспышка, разбрасывавшая в пространстве новые звезды с новыми планетами. Так некогда взорвалась Крабовидная туманность, достигшая теперь диаметра в пятьдесят биллионов километров. Этот взрыв был равен силе одновременного взрыва квадрильона убийственных водородных бомб ЭРМ.
Совершенно темные звезды Э угадывались в пространстве лишь по своему тяготению, и гибель звездолета, проложившего курс поблизости чудовища, была неизбежна. — Невидимые инфракрасные звезды спектрального класса Т тоже являлись опасностью на пути кораблей, как и темные облака крупных частиц или совсем остывшие тела класса ТТ.
Мвен Мас подумал, что создание Великого Кольца, связавшего населенные разумными существами миры, было крупнейшей революцией для Земли и соответственно для каждой обитаемой планеты. Прежде всего - это победа над временем, над краткостью срока жизни, не позволяющей ни нам, ни другим братьям по мысли проникать в отдаленные глубины пространства. Посылка сообщения по Кольцу — это посылка в любое грядущее, потому что мысль человека
равленная в такую форму, будет продолжать пронизывать пространство, пока не достигнет самых отдаленных его областей. Возможность исследовать очень далекие звезды стала реальной, это только вопрос времени. Недавно нас достигло сообщение от громадной, но очень далекой звезды, называвшейся Гаммой Лебедя. До нее две тысячи во
сот парсек, и сообщение идет больше девяти тысяч лет, но оно понятно нам и могло быть расшифровано близкими по характеру мышления членами Кольца. Совсем другое, если сообщение идет с шаровых звездных систем и скоплений, которые древнее наших плоских систем.
То же самое с центром Галактики — в ее осевом звездном облаке есть колоссальная зона жизни на миллионах планетных систем, не знающих ночной тьмы, освещаемых излучением центра Галактики. Оттуда получены непонятные сообщения — картины сложных, невыразимых нашими понятиями структур. Академия Пределов Знания уже четыреста лет ничего не может расшифровать. А может быть... У африканца захватило дух от внезапной мысли. С близких планетных систем — членов Кольца приходят сообщения внутренней жизни каждой из населенных планет — ее науки, техники, ее произведений искусства, в то время как дальние древние миры Галактики показывают внешнее, космическое движение своей науки и жизни? Как переустраивают планетные системы по своему усмотрению? "Подметают" простра
о от мешающих звездолетам метеоритов, сваливают их, а заодно и неудобные для жизни холодные внешние планеты в центральное светило, продлевая его излучение или намеренно повышая температуру обогрева своих солнц. Может быть, и этого мало — переустраиваются соседние планетные системы, где создаются наилучшие условия для жизни гигантских цивилизаций.
Мвен Мас соединился с хранилищем памятных записей Великого Кольца и набрал шифр одного из дальних сообщений. На экране медленно поплыли странные картины, пришедшие на Землю с шарового звездного скопления Омега Центавра. Оно было вторым из самых близких к солнечной системе и отстояло всего на шесть тысяч восемьсот парсек. Двадцать две тысячи лет пронизывал мировое пространство свет его ярких звезд, чтобы достичь глаз земного человека.
Плотный синий туман стелился ровными слоями, которые были проткнуты вертикальными черными цилиндрами, довольно быстро вращающимися. Едва уловимо контуры цилиндров время от времени сжимались, становились похожими на низкие конусы, соединенные основаниями. Тогда слои синего тумана разрывались на резкие огненные серпы
шено вращающиеся вокруг оси конусов, чернота исчезала куда-то ввысь, вырастали колоссальные ослепительно белее колонны, из-за которых косыми кулисами высовывались граненые острия зеленого цвета.
Мвен Мас тер лоб в усилиях уловить хоть что-то, поддающееся осмыслению.
На экране граненые острия обвились спиралями вокруг белых колонн и вдруг осыпались потоком металлически сверкавших шаров, сложившихся в широкий кольцевой пояс. Поя
чал расти в ширину и в высоту.
Мвен Mac усмехнулся и выключил запись, вернувшись к прежним размышлениям.
"Из-за отсутствия населенных миров или, вернее, связи с ними в высоких широтах Галактики мы, люди Земли, еще не можем выбиться из нашей затемненной экваториальной полосы Галактики. Не можем подняться над космической пылью, в которую погружена наша звезда — Солнце и его соседи. Поэтому узнавать Вселенную нам труднее, чем другим..."
Мвен Мас перевел взгляд к горизонту, туда, где ниже Большой Медведи
под Гончими Псами, лежало созвездие Волосы Вероники. Это был "северный
люс Галактики. Именно в этом направлении открывалась вся широта внегалактического пространства, так же как и на противоположной точке неба — в созвездии Скульптора, недалеко от известной звезды Фом
аут, у "южного" полюса галактической системы. В краевой области, где нах
ся Солнце, толщина ветвей спирального диска Галактики всего около шестисот парсек. Перпендикулярно к плоскости экватора Галактики можно было бы пройти триста-четыреста парсек, чтобы подняться над уровнем ее гигантского звездного колеса. Этот путь, неодолимый для звездолета, не представлял невозможного для передач Кольца. Но пока
дна планета звезд, расположенных в этих областях, еще не включилась в Кольцо...
Вечные загадки и безответные вопросы превратились бы в ничто, если бы ему удалось совершить еще одну величайшую из научных революций — победить время, научиться преодолевать любое пространство в любой промежуток времени, наступить ногой властелина на бесконечные просторы космоса. Тогда не только наша Галактика, но и другие звездные острова станут от нас не дальше мелких островков Средиземного моря, что плещется сейчас внизу в ночном мраке. В этом оправдание отчаянной попытки задуманной Рен Бозом и осуществляемой им, Мвеном Масом, заведующим внешними станциями Земли. Если бы они могли лучше обосновать постановку опыта, чтобы получить разрешение Совета...
Огни Спиральной Дороги изменили цвет с оранжевого на белый: два часа ночи — время усиления
возок. Мвен Мас вспомнил, что завтра праздник Пламенных Чаш, на который его звала Чара Нанди. Заведующий внешними станциями не мог забыть знакомства на морском берегу и эту красно-бронзовую девушку с отточенной гибкостью движений. Она была как цветок искренности и сильных порывов, редкий в эпоху хорошо дисциплинированных чувств.
Мвен Мас вернулся в рабочую комнату, вызвал Институт Метагалактики, работавший ночью, и попросил прислать ему на завтрашнюю ночь стереотелефильмы нескольких галактик. Получив согласие, он поднялся на крышу внутреннего фасада. Здесь находился его аппарат для дальних прыжков. Мвен Мас любил этот непопулярный спорт и достиг нема
мастерства. Закрепив лямки от баллона с гелием вокруг себя, африканец упругим скачком взвился в воздух, на секунду включив тяговый пропеллер, работавший от легкого аккумулятора. Мвен Мас описал в воздухе дугу около шестисот метров длиной, приземлился на выступе Дома Пищи и повторил прыжок. Пятью скачками он добрался до небольшого сада под обрывом известняковой горы, снял аппарат на алюминиевой вышке и соскользнул по шест
землю, к своей жесткой постели, стоявшей под огромным платаном. Под шелест листьев могучего дерева он уснул.
Праздник Пламенных Чаш получил свое название от известного стихотворения поэта-историка Зан Сена, описавшего древнеиндийский обычай выбирать красивейших женщин, которые подносили отправлявшимся на подвиг героям боевые мечи и чаши с пылавшей в них ароматной смолой. Мечи и чаши давно исчезли из употребления, но остались символом подвига. Подвиги же безмерно умножились в отважном, полном энергии населении планеты. Огромная работоспособность, в прошлом известная лишь у особо выносливых людей, называвшихся гениями, полностью зависела от физической крепости тела и обилия гормонов-стимуляторов. Забота о физической мощи за тысячелетия сделала то, что рядовой человек планеты стал подобен древним героям, ненасытным в подвиге, любви и познании.
Праздник П
нных Чаш стал весенним праздником женщин. Каждый год, в четвертом месяце от зимнего солнцеворота, или, по-старинному, в апреле, самые прелестные женщины Земли показывались в танцах, песнях, гимнастических упражнениях. Тонкие оттенки красоты различных рас, проявлявшиеся в смешанном населении планеты, блистали здесь в неисчерпаемом разнообразии, точно грани драгоценных камней, доставляя бесконечную радость зрителям — от утомленных терпеливым трудом ученых и инженеров до вдохновенных художников или совсем еще юных школьников третьего цикла.
Не менее красив был осенний мужской праздник Геркулеса, совершавшийся в девятом месяце. Вступившие в зрелость юноши отчитывались в совершенных ими подвигах Геркулеса. Впоследствии вошло в обычай
и дни проводить всенародные смотры совершенных за год замечательных поступков и достижений. Праздник стал общим — мужским и женским — и разделился на дни Прекрасной Полезности, Высшего Искусства, Научной Смелости и Фантазии. Когда-то и Мвен Мас был признан героем первого и третьего дней...
Мвен Мас появился в гигантском Солнечном зале Тирренского стадиона как раз во время выступления Веды. Он нашел девятый сектор четвертого радиуса, где сидели Эвда Наль и Чара Найди, и стал под тенью аркады, вслушиваясь в низкий голос Веды. В белом платье, высоко п
в светловолосую голову и обратив лицо к верхним галереям зала, она пела что-то радостное и показалась африканцу воплощением весны.
Каждый из зрителей нажимал одну из четырех располагавшихся перед ним кнопок. Загоравшиеся в потолке зала золотые, синие, изумрудные или красные огни показывали оценку артисту и заменяли шумные аплодисменты прежних времен.
Веда кончила петь, была награждена пестрым сиянием золотых и синих огней, среди которых затерялись немногочисленные зеленые, и ала
ак обычно, от волнения, присоединилась к подругам. Тогда подошел и Мвен Мас, встреченный приветливо.
Африканец оглядывался, ища взглядом своего учителя и предшественника, но Дар Ветра нигде не было видно.
— Где вы спрятали Дар Ветра? — шутливо обратился Мвен Мас ко всем трем женщинам.
— А куда вы девали Рен Боза? — ответила Эвда Наль, и африканец поспешил уклониться от ее проницательны
аз.
— Ветер роется под Южной Америкой, добывая титан,— сказала более милосердная Веда Конг, и что-то дрогнуло в ее лице.
Чара Найди жестом защиты притянула к себе прекрасного историка и прижалась щекой к ее щеке. Л
обеих женщин, таких разных, были сходны объединявшей их кроткой нежностью.
Брови Чары, прямые и низкие под широким лбом, казались контуром парящей птицы и гармонировали с длинным разрезом глаз. У Веды брови поднимались вверх.
"П
взмахнула крыльями..." — подумал африканец.
Густые и блестящие черные волосы Чары падали на затыло
плечи, оттеняя строгий цвет приглаженных и высоко зачесанных волос Веды.
Чар
глянула на часы в куполе зала и поднялась.
Одеяние Чары поразило африканца. На смуглых плечах девушки лежа
латиновая цепочка, оставлявшая открытой шею. Ниже ключиц цепочка застегивалась светящимся красным турмалином.
Кр
е груди, похожие на широкие опрокинутые чаши, выточенные изумительно точным резцом, были почти открыты. Между ними от застежки к поясу проходила полоска темно-фиолетовой т
. Такие же полоски шли через середину каждой груди, оттягиваясь назад цепочкой, сомкнутой на обнаженной спине. Очень тонкую талию девушки обхватывал
й, усеянный черными звездами пояс с платиновой пря
в виде лунного серпа. Сзади к поясу прикреплялась как бы половина длинной юбки из тяжелого белого шелка, тоже украшенного черными
здами. Никаких драгоценностей на танцовщице не бы
кроме сверкающих пряжек на маленьких черных туфлях.
— Скоро мой черед,— безмятежно сказала Чара, направляясь к аркаде прохода, оглянулась на Мвена Маса и исчезла, провожаема
потом вопросов и тысячами взглядов.
На сцене появилась гимнастка — великолепно сложенная девушка не старше восемнадцати лет. Под речитатив музыки, озаренная золотистым светом, гимнастка проделала стремительный каскад взлетов, прыжков и поворотов, застывая в немыслимом равновесии в моменты напевных и протяжных переходов мелодии. Зрители одобрили выступление множеством золотых огней, и Мвен Мас подумал, что Чаре Нанди будет нелегко выступать после такого успеха. В легкой тревоге он осмотрел безликое множество людей напротив и вдруг заметил в третьем секторе художника Карта Сана. Тот приветствовал его с веселостью, показавш
африканцу неуместной,— кто, как не художник, написавший с Чары картину "Дочь Средиземного моря", должен был обеспокоиться судьбой ее выступления.
Только афр
ец успел подумать, что после опыта он поедет смотреть картину, как огни вверху погасли. Прозрачный пол из органического стекла загорелся малиновым светом раскаленного чугуна. Из-под нижних козырьков сцены заструились потоки красных огней. Они метались и набегали, сочетаясь с ритмом мелодии в пронизывающем пении скрипок и низком звоне медных струн. Несколько ошеломленный стремительностью и силой музыки, Мвен Мас не сразу заметил, что в центре пламеневшего пола появилась Чара, начавшая танец в таком темпе, что зрители затаили дыхание.
Мвен Мас ужаснулся, что же будет, если музыка потребует еще большего убыстрения. Танцевали не только ноги, не только руки — все тело девушки отвечало на пламенную музыку не менее жарким дыханием жизни
риканец подумал, что если древние женщины Индии были такие, как Чара, то прав поэт, сравнивший их с пламенными чашами и давший наименование женскому празднику.
Красноватый загар Чары в отсветах сцены и пола принял яркий медный оттенок. Сердце Мвена Маса неистово забилось. Этот цвет кожи он видел у людей сказочной планеты Эпсилон Тукана. Тогда же он узнал, что может существовать такая одухотворенность тела, способного своими движениями, тончайшим изменением прекрасных форм выразить самые глубокие оттенки чувств, фантазии, страсти, мольбы о радо
Прежде весь устремленный в недоступную даль девяноста парсек, Мвен Мас понял, что в необъятном богатстве красоты земного человечества могут оказаться цветы, столь же прекрасные, как и бережно лелеемое им видение далекой планеты. Но длительное стремление к невозможной мечте не могло исчезнуть так быстро. Чара, приняв облик краснокожей дочери Эпсилон Тукана,
пила упрямое решение заведующего внешними станциями.
Эвда Наль и Веда Конг — сами отличные танцовщицы, впервые видевшие танцы Чары, были потрясены. Веда, в которой говорил ученый-антрополог и историк древних рас, решила, что в далеком прошлом женщин Гондваны, южных стран, всегда было больше, чем мужчин, которые гибли в боях со множеством опасных зверей. Позднее, когда в многолюдных стран
га образовались деспотические государства древнего Востока, мужчины гибли в постоянных войнах, зачастую вызванных религиозным фанатизмом или случайными прихотями деспотов. Дочери Юга вели трудную жизнь, в которой оттачивалось их совершенство. На Севере, при редком населении и небогатой природе, не было государственного деспотизма Темных веков. Там мужчин сохранялось больше, женщины ценились выше и жили с большим
тоинством.
Веда следила за каждым жестом Чары и думала, что в ее движениях есть удивительная двойственность: они одновременно нежные и хищные. Нежность — от плавности движений и невероятной гибкости тела, а хищное впечатление исходит от резких переходов, поворотов и остановок, происходящих с почти неуловимой быстротой хищного зверя. Эта вкрадчивая гибкость получена темнокожими дочерьми Гондваны в тысячелетия тяжелой борьбы за существование. Но как гармонично она сочеталась в Чаре с твердыми и мелкими критско-эллинскими чертами лица!
В короткое замедление адажио вплелись учащавшиеся диссонансные звучания каких-то ударных инструментов. Стремительный ритм взлетов и падений человеческих чувств в танце выражался чередованием насыщенных движений и почти полной
новкой их, когда танцовщица застывала недвижным изваянием. Пробуждение дремлющих чувств, бурная вспышка их, изнеможенное сникание, гибель и новое возрождение, опять бурное и неизведанное, жизнь скованная и борющаяся с неотвратимой поступью времени, с четкой и неумолимой определенностью долга и судьбы. Эвда Наль почувствовала, как близка ей психологическая основа танца, как щеки ее покрываются краской и учащается дыхание... Мвен Мас не знал, что балетная сюита написана композитором специально для Чары Нанди, но перестал с
иться ураганного темпа, видя, как легко справляется с ним девушка. Красные волны света обнимали ее медное тело, обдавали алыми всплесками сильные ноги, тонули в темных извивах ткани, зарей розовели на белом шелке. Ее закинутые назад руки медленно замирали над головой. И вдруг, без всякого финала, оборвалось буйное звучание повышавшихся нот, остановились и погасли красные огни. Высокий купол зала вспыхнул обычным светом. Усталая девушка склонила голову, и ее густые волосы скрыли лицо. Вслед за тысячами золотых вспышек послышался глухой шум. Зрители оказывали Чаре высшую почесть артиста - благодарили ее, встав и поднимая над головами сложенные руки. И Чара, бестрепетная перед выступлением, смутилась, откинула с лица волосы и убежала, обратив взгляд к верхним галереям.
Распорядители праздника объявили перерыв. Мвен Мас устремился на поиски Чары, а Веда Конг и Эвда Наль вышли на гигантскую, в километр шириной, лестницу из голубого непрозрачного стекла — смальты, спускавшуюся от стадиона прямо в море. Вечерние сумерки, прозрачные и прохладные, потянули обеих женщин искупаться по примеру тысяч зрителей праздника.
— Не напрасно я сразу заметила Чару Нанди,— заговорила Эвда Наль. — Она замечательная артистка. Сегодня мы видели танец силы жизни! Это, вероятно, и есть Эрос древних...
— Я теперь поняла Карта Сана, что красота в самом деле важнее, чем нам кажется. Она — счастье и смысл жизни, он хорошо сказал тогда! И ваше определение верное, — согласилась Веда, сбрасывая туфли и погружая ноги в теплую воду, плеска
ся на ступенях. эволюции, жизнь в общей для космоса форме белковых тел была энергии телом, — поправила Эвда Наль, снимая платье и бросаясь в прозрачные волны.
Веда догнала ее, и обе поплыли к огромному резиновому острову, серебрившемуся в полутора километрах от набережной стадиона. Плоская, вровень с уровнем воды, поверхность острова окаймля
рядами навесов в форме раковин из перламутровой пластмассы достаточного размера, чтобы укрыть от солнца и ветра трех-четырех людей и полностью изолировать их от соседе
p>Обе женщины улеглись на мягком, колышущемся полу "раковины", вдыхая вечно свежий запах моря.
— С тех пор как мы виделись на берегу, вы сильно загорели! - сказала Веда, оглядывая подругу. — Были у моря, или это пилюли загарного пигмента?
— Пилюли ЗП,— призналась Эвда.— Я была на солнце только вчера и сегодня.
— Вы в самом деле не знаете, где Рен Боз? — продолжала Веда.
— Приблизи
но знаю, и этого мне достаточно, чтобы беспокоиться! — тихо ответила Эвда Наль.
— Разве вы хотите?..— Веда умолкла, не закончив мысли, и Эвда подняла лениво приспущенные веки и прямо посмотрела ей в глаза.
— Мне Рен Боз кажется каким-то беспомощным, еще незрелым мальчишкой,— нерешительно возразила Веда,— а вы такая цельная, с могучим разумом, не уступающая никакому мужчине. У вас внутри всегда чувствуется стальной стержень воли.
— Это мне гов
и Рен Боз. Но вы не правы в его оценке, такой же односторонней, как и сам Рен. Это человек смелого и могучего ума, громадной работоспособност
аже в наше время немного найдется равных ему людей на планете. В сочета
с его способностями остальные его качества кажутся недоразв
и, потому что они как у средних людей или даже более инфантильны. Вы правильно назвали Рена —
мальчишка, но в то же время он — герой в точном смысле этого понятия. Вот Дар Ветер - в нем тоже есть мальчишество, но оно п
о от избытка физической силы, а не от недостатка ее, как у Рена.
— А как вы расцениваете Мвена? — заинтересовалась Веда.— Теперь вы лучше познакомились с ним?
— Мвен Мас — красивая комбинация холодного ума и архаическог
истовства желаний.
Веда Конг расхохоталась:
— Как бы мне научиться такой точности характеристик!
— Психология — моя специальность,— пожала плечами Эвда.— Но позвольте мне теперь задать вам вопрос. Вы знаете, что Дар Ветер очень привлекает меня?..
— Вы опасаетесь половинчатых решений? — зарделась Веда.— Нет, здесь не будет гибельных половинок и неискренности. Все до звонкости ясно...— И под испытующим взглядом ученого-психиатра Веда спокойно продолжала: — Эрг Hoop... наши пути разошлись давно. Только я не могла подчиниться новому чувству, пока он в космосе, не могла отдалиться
м ослабить силу надежды, веры в его возвращение. Теперь это снова точный расчет и уверенност
рг Hoop все знает, но идет своим путем.
Эвда Наль обняла тонкой рукой прямые пл
Веды.
— Это значит —
Ветер?
— Да! — твердо ответила Веда.
— А он
т?
— Нет. Потом, когда "Тантра" будет здесь... Не пора ли вернуться? — воскликнула Веда.
— Мне пора покинуть праздник,— сказала Эвда Наль,— от
кончается. Предстоит большая новая работа в Академии Горя и Радости, а мне надо еще повидать дочь.
— У вас большая дочь?
— Семнадцать. Сын много старше. Я выполнила долг каждой женщины с нормальным развитием и наследственностью — два ребенка, не меньше. А теперь хочу третьего — только взрослого!
Эвда Наль улыбнулась, и ее сосредоточенное лицо засветилось лаской любви, изогнутая крутым луком верхняя губа приоткрылась.
— А я представила себе славного большеглаз
мальчишку... с таким же ласковым и удивленным рт
. но с веснушками и курно
, - лукаво сказала Веда, гля
рямо перед со
Ее подруга, помолчав, спросила:
— У вас еще нет новой работы?
— Нет, я жду
нтру". Потом будет долгая экспедиция.
— Поедем со мной к дочери,— предложила Эвда, и Веда охотно согласилась.
Во всю стену обсерватории высился семим
вый гемисферный экра
я просмотра снимков и фильмов, снятых мощными телескопами. Мвен Мас включил обзорный снимок участка неба близ северного полюса Галактики - меридиональную полосу созвездий от
шой Медведицы до Ворона и Центавра. Здесь, в Гончих Псах, Волосах Вероники и Деве, находилось множество галактик — звездны
тровов Вселенной в форме плоских колес или дисков. Особенно много их было открыто в Волосах Вероники - отдельные, правильные и неправильные, в различных поворотах и проекциях, подч
евообразимо далекие, отстающие
миллиарды парсек, подчас обр
щие целые "облака" из десятков тысяч галактик. Самые
ные галактики достигают от двадцати до пятидесяти тысяч парсек в диамет
как наш звездный остров или галактика НН 89105+СБ23, в старину называвшаяся М-31, или туманность Андромеды. Маленькое, слабо светящееся туманное облачко было видно с Земли простым глазом. Уже давно люди раскрыли тайны этого облачка. Туманность оказалась исполинской колесообразной звездной системой, в полтора раза большей, чем даже наша гигантская Галактика. Изучение туманности Андромеды, несмотря на расстояние в четыреста пятьдесят тысяч парсек, отделявшее ее от земных наблюдателей, очень помогло познанию нашей собственной Галактики.
С детства Мвен Мас помнил великолепные фотографии различных галактик, полученные с помощью электронного инверстирования оптических изображений или радиотелескопами, проникающими еще дальше в глубины космоса, как, например, два исполинских телескопа — Памирский и Патагонский, каждый в четыреста километров диаметром. Галактики - чудовищные скопления сотен миллиардов звезд, разделенные миллионами парсек расстояния,— всегда будили в нем неистовое желание узнать законы их устройства, историю их возникновения и дальнейшую судьбу. И главное, что теперь тревожило каждого обитателя Земли,— вопрос о жизни на бесчисленных планетных системах этих островов Вселенной, о горящих там огнях мысли и знания, о человеческих цивилизациях в столь безмерно удаленных про
нствах космоса.
На экране появились три звезды, называвшиеся у древних арабов Сиррах, Мирах и Альмах-альфа, бета и гамма Андромеды, расположенные по восходящей прямой. По обе стороны от этой линии располагались две близкие галактики — гигантская туманность Андромеды и красивая спираль М-33 в созвездии Треугольника. Мвен Мас не захотел еще раз увидеть их знакомые светящиеся очертания и переменил металлическую пленку.
Вот галактика, известная с древности, названная тогда НГК 5194, или М-51 в созвездии Гончих Псов, отстоящая на миллионы парсек. Это одна из немногих галактик, видимых от нас плашмя, перпендикулярно плоскости "колеса". Ярко светящееся плотное ядро из миллионов звезд, с двумя спиральными рукавами. Их длинные концы кажутся все слабее и туманнее, пока
счезают в темноте пространства, протягиваясь в противоположные друг другу стороны на десятки тысяч парсек. Между рукавами, или главными ветвями, чередуясь с черными провалами - сгустками темной материи, протягиваются короткие струи звездных сгущений и облаков светящегося газа, изогнутые в точности как лопатки турбины.
Очень красива колоссальная галактика НГК 4565 в созвездии Волосы Вероники. С ра
яния в семь миллионов парсек она видна ребром. Наклоненная на одну сторону, как парящая птица, галактика широко простирает в стороны свой, очевидно состоящий из спиральных ветвей, тонкий диск, а в центре сильно сплющенным шаром горит ядро, кажущееся плотной светящейся массой. Отчетливо видно, насколько плоски звездные острова — галактику можно сравнить с тонким колесом часового механизма. Края колеса нечетки, как бы растворяются в бездонной тьме пространства. На таком же краю нашей Галактики находятся Солнце и крошечная пылинка — Земля, сцепленная силой знания со множеством обитаемых миров и распростершая крылья человеческой мысли над вечностью космоса!
Мвен Мас
еключил датчик на наиболее интересовавшую его всегда галактику НГК 4594 из созвездия Девы, также видимую в плоскости ее экватора. Эта галактика, удаленная на расстояние в десять миллионов парсек, походила на толстую линзу горящей звездной массы, окутанную слоем светящегося газа. По экватору чечевицу пересекала толстая черная полоса — сгущение темной материи. Галактика казалась таинственным фонарем, светящим из бездны.
Какие миры скрывались там, в ее суммарном излучении, более ярком, чем у других галактик, в среднем достигавшем спектрального класса Ф? Есть ли там обитатели могучих планет, бьется ли так же, как у нас, мысль над тайнами природы?
Полная безответность громадных звездных островов заставляла Мвена Маса стискивать кулак
н понимал всю чудовищность расстояния — до этой галактики свет идет тридцать два миллиона лет! На обмен сообщениями понадобится шестьдесят четыре миллиона лет!
Мвен Мас порылся в катушках, и на экране загорелось большое, яркое и округлое пятно света среди редких и тусклых звезд. Неправильная черная полоса рассекала пятно пополам, оттеняя сильно светящиеся огненные массы по обеим сторонам черноты, которая расширялась на концах
темняла обширное поле горящего газа, кольцом охватывавшего яркое пятно. Так выглядел полученный невероятными ухищрениями техники снимок сталкивающихся галактик в созвездии Лебедя. Это столкновение гигантских галактик, равных по
мерам нашей или туманности Андромеды, было давно известно как источник радиоизлучения, пожалуй, самый мощный в доступной нам части Вселенной. Быстро двигавшиеся колоссальные газовые струи порождали электромагнитные поля такой невообразимой мощности,
они посылали во все концы Вселенной весть о титанической катастрофе. Сама материя отправляла этот сигнал бедствия радиостанцией мощностью в квинтиллиард, или тысячу квинтиллионов киловатт. Но расстояние до галактик было так велико, что сиявший на экране снимок показывал их состояние сотни миллионов лет назад. Как выглядят сейчас проходящие одна сквозь другую галактики, мы увидим так много времени спустя, что неизвестно, просуществует ли человечество так невообразимо долго.
Мвен Мас вскочил и уперся руками в массивный стол так, что захрустели суставы.
Срок — и пересылки в миллионы лет, недоступные для десятков тысяч поколений, означающих убийственное для сознания "никогда" даже для отдаленнейших потомков, могли бы исчезнуть от взмаха волшебной палочки. Эта палочка — открытие Рен Боза и их совместный опыт.
Невообразимо далекие точки Вселенной окажутся на расстоянии протянутой руки!
Древние астрономы считали галактики разбегающимися в разные стороны. Свет, проходивший в земные телескопы от далеких звездных островов, был изменен — световые колебания удлинялись, преобразуясь в красные волны. Это покраснение света свидетельствовало об удалении галактик от наблюдателя. Люди прошлого привыкли воспринимать явления о
торонне и прямолинейно — они создали теорию разбегающейся или взрывающейся Вс
ной, еще не понимая, что видят одну сторону великого процесса разрушения и созидания. Именно одна лишь сторона - рассеяния и разрушения, то есть переход энергии на низшие уровни по второму закону термодинамики, воспринималась нашими чувствами и построенными
усиления этих чувств приборами. Другая же сторона - накопления, собирания
зидания — не ощущалась людьми, так как сама жизнь черпала свою силу из энергии, рассеиваемой звездами-солнцами, и соответственно этому образовалось наше восприятие окружающего мира. Однако могучий мозг человека проник и в эти скрытые от нас процессы созидания миров в нашей Вселенной. Но в те давние времена казалось, что чем дальше от Земли находилась какая нибудь галактика, тем большую скорость удаления она показывала. С углублением в пространство дело дошло до близких к свету скоростей галактик. Пределом видимой Вселенной стало то расстояние, с которого галактики казались бы достигшими скорости света — действительно никакого света мы бы от них не получили и никогда не смогли бы их увидеть. Теперь мы знаем причины покраснения света далеких галактик. Их не одна. От далеких звездных островов до нас доходит только свет, испускаемый их яркими центрами. Эти колоссальные массы материи окружены кольцевыми электромагнитными полями, очень сильно воздействующими на лучи света не только своей мощностью, но и протяженностью, накапливающей замедление световых колебаний, которые становятся более длинными красными волнами. Астрономы давно знали, что свет от очень плотных звезд краснеет, линии спектра смещаются к красному концу и звезда кажется удаляющейся, как, например, вторая составляющая Сириуса — белый карлик Сириус Б. Чем дальше галактика, тем больше централизуется достигающее до нас излучение и тем сильнее смещение к красному концу спектра.
С другой стороны, световые волны в очень далеком пути по пространству "раскачиваются", и кванты света теряют часть энергии. Теперь это явление изучено — красные волны могут быть и усталыми, "старыми" волнами обычного света. Даже всепроникающие световые волны "стареют", пробегая немыслимые расстояния. Какая же надежда преодолеть его человеку, если не наступить на само тяготение его противоположностью, как то следует из математики Рен Боза?
Нет, уменьшилась тревога. Он прав, производя небывалый опыт!
Мвен Мас, как всегда, вышел на балкон обсерватории и принялся быстро расхаживать. В утомленных глазах еще светились далекие галактики, славшие к Земле волны красного света как сигналы о помощи, призывы к всепобеждающей мысли человека. Мвен Мас зас
ся тихо и уверенно. Эти красные лучи станут так же близки человеку, как те, что обдавали красным светом жизни тело Чары Нанди на празднике Пламенных Чаш, Чары, неожиданно явившейся к нему медной дочерью звезды Эпсилон Тукана, девушкой его грез.
И он ориентирует вектор Рен Боза именно на Эпсилон Тукана уже не только в надежде увидеть прекрасный мир, но и в честь ее — его земной представительницы!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ШКОЛА ТРЕТЬЕГО ЦИКЛА
>Четыреста десятая школа третьего цикла находилась на юге И
дии. Широкие поля, виноградники и купы дубов спускались от зеленых холмов к морю. Веда Конг и Эвда Наль приехали в час занятий и медленно шли по кольцевому коридору, обегавшему учебные комнаты, развернутые по периметру круглого здания. Был пасмурный день с мелким дождем, и занятия шли в помещениях, а не на лужайках под деревьями, как обычно.
Веда Конг, почувствовавшая себя девчонкой-школьницей, кралась и подслушивала у входов, устроенных, как в большинстве школ, без дверей, с выступами с
кулисообразно заходившими друг за друга. Эвда Наль вошла в игру. Женщины осторожно заглядывали в классы, стараясь найти дочь Эвды и остаться незамеченны
В первой комнате они обнаружили начерченный во всю стену синим мелом вектор, окруженный спиралью, разворачивавшейся вдоль него. Два участка спирали были окружены поперечными эллипсами с вписанной в них системой прямоугольных координат.
— Биполярная математика! — с шутливым ужасом воскликнула Веда.
— Здесь что-то большее! Подождем минуту,— возразила Эвда.
— Теперь, когда мы познакомились с теневыми функциями кохлеарного, то есть сп
ьного поступательного движения, возникающими по вектору,— объяснял пожилой преподаватель с глубоко посаженными горящими глазами,— мы подходим к понятию "репагулярное исчисление". Название исчисления — от древнего латинского слова, означавшего "преграда, запор", точнее, переход одного качества в другое, взятый в двустороннем аспекте.— Преподаватель показал на широкий эллипс поперек спирали.— Иными словами, математическое исследование взаимопереходящих явлений.
Веда Конг скрылась за выступом, утащив подругу за руку.
— Это новое! Из той об
и, о которой толковал ваш Рен Боз на морском берегу.
— Шко
сегда дает ученикам самое новое, постоянно отбрасывая ст
. Если новое поколение будет повторять устарелые понятия, то как мы обеспечим быстрое движение вперед? И без того на передачу эстафеты знания детям уходит так бесконечно много времени. Десятки лет пройдут, пока ребенок станет полноценно образованным, годным к исполнению гигантских дел. Эта пульсация поколений, где шаг вперед и девять десятых назад — назад, пока растет и обучается смена, — самый тяжелый для человека биологический закон смерти и возрождения. Многое из того, что мы учили в области математики, физики и биологии, устарело. Дру
дело — ваша история: эта стареет медленнее, так как са
чень стара.
Они заглянули в другую комнату. Стоявшая спиной преподавательни
увлеченные лекцией школьники ничего не заметили. Здесь были рослые юноши и девушки по семнадцати лет. Их порозовевшие щеки говорили, насколько захвачены они уроком.
— Мы, человечество, прошли через величайшие испытания.— Голос учительницы звенел волнением.— И до сих пор главное в школьной истории — изучение исторических ошибок человечества и их последствий. Мы прошли через непосильное усложнение жизни и предметов быта, чтобы прийти к наибольшей упрощенности. Усложнение быта приводило к упрощению духовной культуры. Не должно быть никаких лишних вещей, связывающих человека, переживания и восприятия которого гораздо тоньше и сложнее в простой жизни. Все, что относится к обслужива
повседневной жизни, так же обдумывается лучшими умами, как и важнейшие проблемы науки. Мы последовали общему пути эволюции животного мира, которое было направлено на освобождение внимания путем автоматизации движений, развития рефле
в работе нервной системы организма. Автоматизация производительных сил общества создала аналогичную рефлекторную систему управления в экономическом производстве и позволила множеству людей заниматься тем, что является основным делом человека,— научными исследованиями. Мы получили от природы большой исследовательский мозг, хотя вначале он был предназначен только для поисков пищи и исследования ее съедобности.
— Хорошо! — шепнула Эвда Наль и тут увидела дочь.
Девушка, ничего не подозревая, задумчиво смотрела на волнистую поверхность оконного стекла, не дававшую возможности видеть что-либо вне класса.
Веда Конг с любопытством сравнивала ее с матерью. Те же прямые длинные черные волосы, переплетенные у дочери голубой нитью и подвязанные двумя большими петлями. Тот же сужавшийся книзу овал лица, в котором было что-то детское от слишком широкого лба и выступавших под висками скул. Снежно-белая кофточка из искусственной шерсти подчеркивала темноватую бледность ее кожи и резкую черноту глаз, бровей и ресниц. Ожерелье красного коралла гармонировало с безусловно оригинальной внешностью этой девушки.
Дочь Эвды была одета в такие же широкие и короткие, в
колен, штаны, как и все в классе, только отличав
я красной бахромой, вшитой в боковые швы.
— Индейское украшение,— шепнула Эвда Наль на вопросительную улыбку подруги.
Эвда и Веда поспеш
отступить в коридор: из класса, закончив лекцию, выходила учительница. Следом устремились несколько учеников, среди них и дочь Эвды. Внезапно девушка замерла, увидев мать — свою гордость и всегдашний пример для подражания. Эвда не знала, что в школе существовал кружок ее почитателей, решивших идти в жизни той же дорогой, что и знаменитая Эвда Наль.
— Мама! — прошептала девушка и, бросив застенчивый взгляд на спутницу матери, прильнула к Эвде.
Учительница остановилась и подошла ближе.
—
олжна уведомить школьный совет, — сказала она, не подчиняясь протестующему жесту Эвды Наль.— Мы извлечем некую пользу из вашего приезда.
— Лучше изв
йте пользу вот из кого. — Эвда представила Веду Конг.
Учительница истор
алилась румянцем и стала совсем юной.
— Очень хорошо! — Она пыталась сохранить деловой тон.— Школа накануне выпуска старших групп. Жизненное напутствие Эвды Наль в сочетании с обзором древних культур и рас, данным Ведой Конг, — удача для нашей молодежи! Правда, Pea?
Дочь Эвды захлопала в ладоши. Учительница устремилась легкой побежкой гимнастки в служебные помещен
находившиеся в длинной прямой пристройке.
— Pea, ты пропустишь труд, и мы погуляем в саду?
едложила Эвда дочери.— Я не успею навест
тебя еще раз до выбора тобой подвигов. В прошлый раз мы окончательно не решили...
Pea безмолвно взяла мать за руку. Занятия в каждом цикле
лы чередовались с уроками труда. Сейчас был один из любимых уроков Р
шлифовка оптических стекол, но что могло быть интереснее
жнее приезда матери?
Веда пошла к видневшейся вдали маленькой астрономической обсерватории, оставив мать и дочь наедине. Pea, по-детски прильнув к сильной руке матери, шла рядом, сосредоточенно думая.
— Где твой маленький
? — спросила Эвда, и девушка заметно опечалилась.
Кай был ее учеником. Старшие школьники навещали расположенные поблизости школы первого или
ого циклов и наблюдали за учением и воспитанием выбранных подопечных. При тщательности воспитания интегральная помощь учителям была необходима.
— Кай перешел во второй цикл и у
далеко отсюда. Мне так жалко... Зачем нас переводят с одного места в другое каждые четыре года, от цикла к циклу?
— Ты же знаешь, что психика утомляется и тупеет в однообразии впечатлений.
— Я только не понима
очему первый из четырех трехлетних циклов носит название нулевого — ведь в нем происходит тоже очень важный процесс воспитания и обучения малышей от года до четырех.
— Старое
удачное название. Но мы избегаем менять установившиеся термины без крайне
жды. Это всегда влечет за собою ненужную трату человеческой энергии. Оберегать человечество от этого призван каждый без исключения.
— Но ведь разделение циклов — они учатся и живут отдельно, их постоянные переезды с места на место — то
ольшая трата сил?
— С лихвой окупающаяся обстановка восприятия, полезного эффекта обучения, которые иначе с каждым годом неизбежно падают. Вы, мале
е люди, по мере роста и воспитания превращаетесь в качественно различные
ства. Совместная жизнь разных возрастных групп мешает воспитанию и раздражает самих учащихся. Мы свели разницу к минимуму, разделив детей на четыре возрастных цикла, и все же это несовершен
Но посоветуемся сначала о твоих мечтах и делах. Мне придется прочитать всем вам лекцию, и, может быть, твои вопросы разъяснятся сами собой.
Pea стала поверять матери свои сокровенные думы с открытой доверчивостью ребенк
ы Кольца, никогда не испытавшего обидной насмешки или непонимания. Девушка была воплощением юности, ничего еще не знающей о
и, но уже полной задумчивого ожидания. С исполнением семнадцатилетия девушка кончала школу и вступала в трехлетний период подвигов Геркулеса, выполняя работу уже среди взрослых. После подвигов окончательно определялись влечения и способности. Тогда следовало двухлетнее высшее образование, дававшее право на самостоятельную работу в избранной специальности. За долголетнюю жизнь человек успевал пройти высшее образование по пяти-шести специальностям, меняя род работы, но от выбора первой и трудной деятельности — Геркулесовых подвигов — зависе
ногое. Поэтому они выбирались после тщательного обдумывания e обязательно со старшим советчиком.
— Вы уже прошли выпускные психологические испытания? — сдвигая брови, спросила Эвда.
— Прошли. У меня от двадцати до двадцати четырех в первых восьми группах, восемнадцать и девятнадцать в десятой группе и тринадцатой и даже семнадцать в семнадцатой группе! — гордо воскликнула Pea.
— Это превосходно! — обрадовалась Эвда.— Тебе открыто все. Ты не переменила выбора первого подвига?
— Нет. Буду медсестрой на острове Забвения, а потом весь наш кружок, кружок твоих последователей, будет работать в Ютландском психологическом госпитале.
Эвда не поскупилась на добродушные шутки в адрес ретивых психологов, но Pea упросила мать стать ментором для членов кружка, тоже стоявших перед выбором подвигов.
— Мне придется прожить здесь до конца отпуск
засмеялась Эвда.- Что будет делать Веда Конг?
Pea вспомнила про спутницу матери.
— Она хорошая,— серьезно сказала Pea,— и почти так же красива, как ты!
— Гораздо, красивее!
— Нет, я знаю... Вовсе не потому, что ты — моя мама,— настаивала Pea.— Может быть, с первого взгля
на лучше. Но ты несешь в себе внутренние силы, каких у Веды Конг еще нет. Я не говорю, что не буде
огда будет — тогда...
— Затмит твою маму, как луна звезду?
Pea затрясла головой.
— А разве ты останешься на месте? Ты пройдешь еще дальше ее!
вда провела по гладким волосам, заглянув в поднятое к ней лицо дочери.
— Не достаточно ли восхвалений, дочь? Мы упустим время!..
Веда Конг тихо шла по алл
углубляясь в рощу широколиственных кленов, шелестевших влажной тяжелой листвой. Первые призра
ечернего тумана пытались подняться с близкого луга, но мгновенно развеивались ветром. Веда Конг думала о под
ом покое природы и
м, как удачно выбираются всегда места для постройки школ. Важнейшая сторона воспитания — это развитие острого восприятия природы и тонкого с ней общения. Притупление внимания к природе — это, собственно, остановка развития чел
а, так как, разучаясь наблюдать, че
к теряет способность
бщать. Веда думала об умении учить — драгоценнейшей способности в эпоху, когда наконец поняли, что образование, собственно, и есть восп
ие и что только так можно подготовить ребенка к трудному
и человека. Конечно, основа дается врожденными свойствами, но ведь они могут остаться втуне, без тонкой отделки человеческой души, создаваемой учителем.
Ученый-историк вернулась к тем уже отдаленным дням, когда она сама была слепленным из противоречий юным существом третьего цикла, трепещущим от желания пожертвовать собой и в то же время судящим о всем мире только от себя, с эгоцентризмом здоровой молодости, "Как много сделали тогда учителя — поистине нет более высокого дела в нашем мире!"
Учитель — в его руках будущее ученика, ибо только его усилиями человек поднимается все выше и делается все могущественнее, выполняя самую трудную задачу преодоление самого себя, самолюбивой жадности и необузданных желаний.
Веда Конг повернула к окаймленному соснами маленькому заливу, оттуда доносились юношеские голоса, и скоро наткнулась на десяток мальчишек в пластмассовых передниках, усердно обрабатывавш
линный дубовый брус топорами — инструментами, изобретенными еще в пещерах каменного века. Юные строители почтительно приветствовали историка и объяснили, что они, в подражание историческим героям, хотят построить судно без помощи автоматических пил и сборочных станков. Корабль предназначается для плавания к развалинам Карфагена, которое о
отят совершить во время вакаций вместе с учителями истории, географии и труда.
Веда пожелала успеха корабельщикам и собралась идти дальше. Вперед выступил высокий и тонкий юноша с совершенно желтыми волосами.
— Вы п
али вместе с Эвдой Наль? Тогда можно мне задать несколько вопросов?
Веда согласилась.
— Эвда Наль работает в Академии Горя и Радости. Мы проходили общественную организацию нашей планеты и некоторых других миров, но нам еще не говорили о значении этой Академии.
Веда рассказала о великом учете, проводимом Академией в жизни общества,— подсчете горя и счастья в жизни отдельных людей, исследования горя по возрастным группам. Затем следовал анализ изменений горя и радости по этапам исторического развития человечества. Какова бы ни была разнокачественность переживаний, в массовых итогах, обработанных мет
и больших чисел — стохастики, получались важные закономерности. Советы, направлявшие дальнейшее развитие общества, обязательно с
лись добиваться лучших показателей. Только при возрастании радости или ее рав
сии с горем счит
ь, что развитие общества идет успешно.
— Значит, Академия Горя и Радости самая главная? — спросил другой мальчик со смелыми и задорными глазами.
Другие засмеялись, и п
й собеседник Веды Конг пояснил:
— Оль везде ищет главенство. И сам мечтает о великих начальниках прошлого.
— Опасный путь,— улыбнулась Веда.— Как историк могу вам сказать, что эти великие начальники были самыми связанными и зависимыми людьми.
— Связанными обусловленностью своих действий?— спросил желтоволосый юноша.
— Именно. Но то было в неравномерно и стихийно развивавшихся древних обществах ЭРМ и более ранних. Теперь главенства нет потому, что действия каждого Совета немыслимы без всех остальных Советов.
— А Совет Экономики? Без него никто не может предпринимать ничего большого,— осторожно возраз
мутившийся, но нерастерявшийся Оль.
— Верно, потому что экономика — единственная реальная основа наше
уществования. Но мне кажется, что у вас не совсем правиль
представление о главенстве. Вы уже проходили цитоархитектонику человеческ
мозга?
Юноши ответили утвердительно.
Веда попросила дать ей палку и нарисовала на песке круги основных управляющих учреждений. <
Вот в центре Совет Экономики. От него проведем прямые связи к его консуль
вным органам: АГР — Академия Горя и Радости, АПС - Академия Производительных Сил, АСПБ — Академия Стохастики и Предсказания Будущего, АПТ — Академия Психофизиологии Труда. Боковая связь — с сам
ятельно действующим органом — Советом Звездоплавания. От него прямые связи к Академии Направленных Излучений и внешним станциям Вели
Кольца. Дальше...
Веда расчертила песок сложной схемой и продолжала:
— Разве это не напоминает вам человеческий мозг? Исследовательские и учетные центры — это центры чувств. Советы - ассоциативные центры. Вы
те, что вея жизнь состоит из
тяжения и отталкивания, ритма взрывов и накоплений, возбуждения и торможения. Главный центр торможения — Совет Экономики, переводящий все на почву реальных возможностей общественного организма и его объективных законов. Это взаимодействие противоположных сил, сведенное в гармоническую работу, и есть наш мозг и наше общество — то и другое неуклонно движется вперед. Когда-то давно кибернетика, или наука об управлении, смогла свести сложнейшие взаимодействия и превращения к сравнительно простым действиям машин. Но чем больш
звивалось наше знание, тем сложнее оказывались яв
я и законы термодинамики, биологии, экономики и навсегда исчезали упрощенные представления о природе или процессах общественного развития.
Юноши слушали Веду не шелохнувшись.
— Что же главное в таком устройстве общества? — обратилась она к любителю начальников,
Тот смущенно молчал, но первый юноша поспешил на выручку.
— Движение вперед!— храбро объявил он, и Веда восхитилась.
— Приз за превосходный ответ! — воскликнула она и, оглядев себя, сняла с левого плеча застежку из эмали, изображавшую белого альбатроса над голубым морем. Молодая женщина протянула вещицу юноше на раскрытой ладони.
Тот замялся в нерешительности.
— На память о сегодняшнем разговоре и о движении вперед! - настаивала Веда, и юноша взял альбатроса.
Придерживая отпадающий наплечник блузки, Веда направилась обратно в парк. Застежка была подарком Эрга Ноора, и внезапное стремление отдать ее означал
огое, в том числе и странное желан
корее сбросить с себя прежнее, ушедшее или уходящее, которое знала за собой Веда.
лый зал в центре здания собрал все население школьного г
ка. Эвда Наль в черном платье встала на центральное возвы
е, освещенное сверху, и спокойно обвела взглядом ряды амфитеатра. Аудитория замерла, слушая ее негромкий, ясный голос. Орущие усилители употреблялись лишь в технике безопасности. Необходимость больших аудиторий от
с развитием телевизионных ст
телефонов ТВФ.
— Семнадцать лет — перелом жизни. Скоро вы произнесете традиционные слова в собра
Ирландского округа: "Вы, старшие, позвавшие меня на путь труда, примите мое умение и желание, примите мой труд и учите меня среди дня и среди ночи. Дайте мне руку помощи, ибо труден путь, и я пойду за вами". В этой древней формуле между строк заключено очень многое, и сего
мне следует сказать вам об этом.
Вас с детства учат диалектической философии, когда-то в секретных книгах античной древности называвшейся "Тайной Двойного". Считалось, что ее могуществом могут владеть лишь "посвященные" — сильные, умственно и морально высокие люди. Теперь вы с юности понимаете мир через законы диалектики, и ее могучая сила служит каждому. Вы пришли в жизнь в хорошо устро
м обществе, созданном поколениями миллиардов известных тружеников и борцов за лучшую жизнь. Пятьсот поколений прошло со времени образования первых обществ с разделением труда. За это время смешались различные расы и народности. Капля крови, как говорили в старину,— наследственные механизмы, скажем мы теперь,— есть в каждом из вас от каждого народа. Была проделана гигантская работа по очищению
ледственности от последствий неосторожного пользования излучениями и от распространенных прежде болезней, проникавших в ее механизмы.
Воспитание нового человека — это тонкая работа с индивидуальным анализом и очень осторожным подходом. Безвозвратно прошло время, когда общество удовлетворялось кое-как, случайно воспитанными людьми, недостатки которых оправдывались наследственностью, врожденной природой человека. Теперь каждый дурно воспитанный человек — укор для всего общества, тягостная ошибка большого коллектива людей.
Но вам, еще не освободившимся от возрастного эгоцентризма и переоценки своего "я", следует ясно представить, как много зависит от вас самих, насколько вы сами — творцы своей свободы и интереса своей жизни. Выбор путей у вас очень широк, но эта свобода выбора вместе с тем и полная ответственность за выбор. Давно исчезли мечты некультурного человека о возвращени
дикой природе, о свободе первобытных обществ и отношений. Перед человечеством, объединившим колоссальные массы людей, стоял реальный выбор: или подчинить себя общественной дисциплине, долгому воспитанию и обучению, или погибнуть — других путей для того, чтобы прожить на нашей планете, хотя ее природа довольно щедра, нет! Горе-философы, мечтавшие о возвращении назад, к первобытной природе
понимали и не любили природу по-настоящему, иначе они знали бы ее беспощадную жестокость и неизбежное уничтожение всего, не подчинившегося ее законам.
Перед человеком нового общества встала неизбежная необходимость дисциплины желаний, воли и мысли. Этот путь воспитания ума и воли теперь так же обязателен для каждого из нас, как и воспитание тела. Изучение законов природы и общества, его экономики заменило личное желание на осмысленное знание. Когда мы говорим: "Хочу", — мы подразумеваем: "Знаю, что так можно".
Еще тысячелетия тому назад древние эллины говорили: метрон - аристон, то есть самое высшее — это мера. И мы продолжаем говорить, что основа культуры — это понимание меры во всем.
С возрастанием уровня культуры ослабевало стремление к грубому счастью собственности, жадному количественному увеличению обладания, быстро притупляющемуся и оставляющему темную неудовлетворенность.
Мы учи
с гораздо большему счастью отказа, счастью помощи другому, истинной радости работы, зажигающей душу. Мы помогали вам освободиться от власти мелких стремлений и мелких вещей и перенести свои радости и огорчения в высшую область — творчество.
Забота о физическом воспитании, чистая, правильная жизнь десятков поколений избавили вас от третьего страшного врага че
ческой психики — равнодушия пустой и ленивой души. Заряженные энергией, с уравновешенной, здоровой психикой, в которой в силу естественного соотношения эмоций больше доброты, че
а, вы вступаете в мир на работу. Чем лучше будете вы, тем лучше и выше будет все общество, ибо тут взаимная зависимость. Вы создадите высокую духовную среду как составляющие частицы общества, и он
звысит вас самих. Общественная среда — самый важный фактор для воспитания и учения человека. Ныне человек воспитывается и учится всю жизнь, и восхождение общества идет быстро.
Эвда Наль приостановилась, пригладила волосы тем же жестом, что и сидев
не сводя с нее глаз, Pea, затем снова заговорила:
— Когда-то люди называли мечтами стремление к познанию действительности мира. Вы будете так мечтать всю жизнь и будете радостны в познании, движении, в борьбе и труде. Не обращайте внимания на спады после взлетов души, потому что это такие же закономерные повороты спирали движения, как и во всей остальной материи. Действительность свободы сурова, но вы подготовлены к ней дисциплиной вашего воспитания и учения. Поэтому вам, сознающим ответственность, дозволены все те перемены деятельности, которые и составляют личное счастье. Мечты о тихой бездеятельности рая не оправдались историей, ибо они противны природе человека-бор
Были и остались свои трудности для каждой эпохи, но счастьем для всего человечества стало неуклонное и быстрое восхождение к
большей высоте знания и чувств, науки и искусства.
Эвда Наль кончила лекцию и сошла вниз, к передним сиденьям, где ее приветствовала Веда Конг, как Чару на празднике. И все присутствовавшие встали, повторяя этот жест, словно высказывая восхищение невиданным искусством.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ТИБЕТСКИЙ ОПЫТ
Установка Кора Юлла находилась на вершине плоской горы, всего в километре от Тибетской обсерватории Совета Звездоплавания. Высота в четыре тысячи метров не позволяла существовать здесь никакой древесной растительности, кроме привезенных с Марса черновато-зеленых безлистных деревьев с загнутыми внутрь, к верхушке, ветвями. Светло-желтая трава клонилась под ветром к долине, а эти обладающие железной упругостью пришельцы чужого мира стояли совершенно неподвижно. По откосам горных склонов текли каме
реки из кусков рассыпавшихся скал. Поля, пятна и полосы снега сияли особенной белизной, которую приобретает чистый горный снег под сверкающим небом.
За остатками стен из трещинноватого диорита — развалинами монасты
с изумительной дерзостью пост
ного на этой высоте, возвышалась стальная трубчатая башня, поддерживавшая две ажурные дуги. На них, открытая в небо наклонной параболой, сверкала огромная спираль бериллиевой бронзы, усеянная блестящими белыми точками рениевых(56) контактов. Вплотную к первой спирали прилегла вторая, обращенная открытой стороной к почве и прикрывавшая восемь больших конусов из зеленоватого боразонового сплава. Сюда шли ответвления подводящих энергию труб шестиметрового сечения. Долину пересекали столбы с направляющими кольцами — временный отвод от магистрали обсерватории, принимавшей во время передачи энергию всех станций планеты. Рен Боз, скребя пальцами в лохм
голове, с удовлетворением разглядывал изменения в прежней установке. Сооружение было собрано силами добровольцев в невероятно короткий срок. Самым трудным оказалось строительство глубоких открытых траншей, вырезанных в неуступчивом камне горы без доставки сюда больших горных машин, но теперь и это миновало. Добровольцы, естественно ожидавшие в награду зрелища великого опыта, отправились подальше от установки и облюбовали для своих палаток пологий склон горы к северу от здания обсерватории.
Мвен Мас, в чьих руках находились все связи космоса, сидел на холодном камне напротив физика и, слегка поеживаясь, рассказывал новости Кольца. Спутник 57 последнее время использовался для поддержания связи со звездолетами и планетолетами и не работал для Кольца. Мвен Мас сообщил о гибели Влихх оз Ддиза у звезды Э, и усталый физик оживился.
— Высшее напряжение тяготения в звезде Э при дальнейшей эволюции светила ведет к сильнейшему разогреву. Получается фиолетовый сверхгигант чудовищной силы, преодолевающий колоссальное тяготение. У него уже нет красной части спектра — несмотря на мощность гравитационного поля, волны лучей света не удлиняются, а укорачиваются.
— Становятся крайними фиолетовыми,— согласился Мвен Мас,— и ультрафиолетовыми.
—
только. Процесс идет дальше. Все более мощными становятся кванты, наконец преодолевается переход нуль-поле и получается зона антипространства — вторая сторона движения материи, неизвестная у нас на Земле из-за ничтожности наших масштабов. Мы не смогли бы достичь ничего подобного, если бы сожгли весь водород океана Земли.
Мвен Mac молни
но проделал в уме сложнейший подсчет.
— Пятнадцать тысяч триллионов тонн воды перечислим на энергию водородного цикла по принципу относительности — масса/энергия, грубо - триллион тонн энергии. Солнце в минуту дает двести сорок миллионов тонн — всего десятилетнее излучение Солнца!
Рен Боз довольно усмехнулся.
— А
ько же даст голубой сверхгигант?
— Затрудняюсь подсчитать. Но судите сами.
ольшом Магеллановом Облаке есть скопление НГК 1910 около туманности Тарантул... Простите меня, я привык сам с собой оперировать древними названиями и обозначениями звезд.
— Совершенно неважно.
— Вообще туманность Тарантул настолько ярка, что если бы она находилась на месте известной каждому туманности Ориона, то она све
бы так же, как полная луна. В звездном скоплении 1910
етром всего в семьдесят парсек не менее сотни сверхгигантских звезд. Там находится двойной голубой сверхгигант ЭС Золотой Рыбы с яркими линиями водорода в спектре и темными у фиолетового края. Он больше орбиты Земли, со светимостью полмиллион
ших солнц! Вы имели в виду
но такую звезду? В этом же скоплении ест
е большие по размеру звезды, с орбиту Юпитера диаметром, но они только еще разогреваются после Э-состояния.
— Оставим в покое сверхгиганты. Люди тысячелетия смотрели на кольцевые туманности в Водолее, Большой Мед
це и Лире и не поним
что перед ними нейтральные поля нуль-гравитации по закону репагулюма — перехода между тяготением и антитяготением. Там именно и скрывалась загадка нуль-пространства.
Рен Боз вскочил с порога блиндажа управления, сложенного из больших, залитых силикатом глыб.
— Я отдохнул. Можно начинать!
Сердце Мвена Маса забилось, волнение сдавило горло. Африканец глубоко и прерывисто вздохнул. Рен Боз остался спокойным, только лихорадочный блеск его глаз выдавал концентрацию мысли и воли, которую собирал в себе физик, приступая к опасному делу.
Мвен Мас сжал большой рукой маленькую крепкую кисть Рен Боза. Кивок головы
силуэт заведующего внешними станциями показался уже на спуске горы, по дороге к обсерватории. Холодный ветер зловеще завыл, скатываясь с обледенелых горных гигантов, стороживших долину. Дрожь пронизала Мвена Маса. Он невольно ускорил свои и без того быстрые шаги, хотя торопиться было некуда: опыт н
ался после захода солнца.
Мвен Мас удачно связался со спутником 57 по радио лунного диап
а. Установленные на станции
жатели и направляющие фиксировали Эпсилон Тукана за те несколько минут движения спутника от тридцать третьего градуса северной широты до Южного полюса, в которые звезда была видна с его орбиты.
Мвен Мас занял место за пультом в подземной комн
очень похожей на такую же в Средиземноморской обсерватории.
Пересматривая в тысячный раз листы с данными о планете звезды Эпсилон Тукана, Мвен Мас методически проверил вычисленную орбиту планеты и снова связался со спутником, условившись, что и момент включения поля наблюдатели спутника 57 будут очень медленно изменять направление по дуге, в четыре раза большей параллакса звезды.
Медленно тянулось
мя. Мвен Мас никак не мог отделаться от дум о Бете Лоне — преступном математике. Но вот на экране ТВФ появился Рен Боз у пульта опытной установки. Его жесткие волосы торчали более обычного.
Предупрежденные диспетчеры энергостанций сообщили готовность. Мвен Мас взялся за рукоятки пульта, н
ижение Рен Боза на экране остановило его.
— Надо предупредить резервную Ку-станцию на Антарктиде. Наличной эн
и не хватит.
— Я сделал это, она готова.
Физик размышлял еще несколько секунд:
— На Чукотском полуострове и на Лабрадоре построены станции Ф-энергии. Если бы договориться с ними, чтобы включить в момент инверсии поля, — я боюсь за несовершенство аппарата...
— Я сделал это.
Рен Боз просиял и махнул рукой.
сполинский столб энергии достиг спутника 57. В гемисферном экране обсерватории появились возбужденные молодые лица наблюдателей.
Мвен Мас приветствовал отважных людей, проверил совпадение и следование столба
ргии за спутником. Тогда он переключил мощность на установку Рен Боза. Голова физика исчезла с экрана.
Индикаторы забора мощности склоняли св
трелки направо, указывая на непрерывное возрастание конденсации энергии. Сигналы го
все ярче и белее. Как тол
Рен Боз подключил один за другим изл
ели поля, указатели наполнения скачками падали к нулевой черте. Захлебывающийся звон с опытной установки заставил вздрогнуть Мвена Маса. Африканец знал, что делать. Движение рук
и, и вихревая
ость Ку-станции влилась в угасающие глаза приборов, оживила их падающие стрелки. Но едва Рен Боз включил общий инвентор, как стрелки прыгнули к нулю. Почти инстинкт
Мвен Мас подключил сразу обе Ф-станции.
Ему показалось, что приборы погасли, странный бледный свет наполнил помещение. Звуки прекратились. Еще секунда, и тень смерти прошла по созн
заведующего станциями, притупив ощущения. Мвен Мас боролся с тошнотворным головокружением, стиснув руками край пульта, всхлипывая от усилий и ужасающей боли в позвоночнике. Бледный свет стал разгораться ярче с одной стороны подземной комнаты, с какой - этого Мвен Мас не смог определить или забыл. Может быть, от экрана или со стороны установки Рен Боза...
Вдруг точно разодралась колеблющаяся завеса — и Мвен Мас отчетливо услышал плеск волн. Невыразимый, незапоминаемый запах проник в его широко раздувшиеся ноздри. Завеса сдвинулась налево, а в углу колыхалась прежняя серая пелена. Необычайно реальные вс
высокие медные горы, окаймленные рощей бирюзовых деревьев, а волны фиолетового моря плескались у самых ног Мвена Маса. Еще левее сдвинулась завеса, и он увидел свою мечту. Краснокожая женщина сидела на верхней площадке лестницы за столом из белого камня и, облокотясь на его полированную поверхность, смотрела на океан. Внезапно она увидела — ее широко расставленные глаза наполнились удивлением и восторгом. Женщина встала, с великолепным изяществом выпрямив свой стан, и протянула к африканцу раскр
ладонь. Грудь ее дышала глубоко и часто, и в этот бредовый миг Мвен Мас вспомнил Чару Нанди.
— Оффа алли кор!
Мелодичный, нежный и сильный голос проник в сердце Мвена Маса. Он открыл рот, чтобы ответить, но на месте видения вздулось зеленое пламя, сотрясающий свист пронесся по комнате. Африканец, теряя сознание, почувствовал, как мягкая, неодолимая сила складывает его втрое, вертит, как ротор турбины, и, наконец, сплющивает о нечто твердое... Последней мыслью Мвена Маса была участь станции и Рен Боза...
Находившиеся поодаль на склоне сотрудники обсерватории и строители видели очень мало. В глубоком тибетском небе промелькнуло нечто затемнившее свечение звезд. Какая-то невидимая сила обрушилась сверху на гору с опытной установкой. Там она приняла очертания вихря, который захватил массу камней. Черная воронка с километр в поперечнике
чно выброшенная
гигантской гидравлической пушки, пронеслась к зданию обсерватории, взмыла вверх, завернулась назад и снова ударила по горе с установкой, вдребезги разбив все сооружение и разметав обломки. Мгновение спустя все стихло. В наполненном пылью воздухе остался запах горячего камня и гари, смешавшийся со странным ароматом, напоминавшим запах цветущих берегов тропических морей.
На месте катастрофы люд
идели, что по долине между горой и обсерваторией идет широкая борозда с оплавленными краями, а обращенный к долине склон горы начисто оторван. Здание обсерватории осталось целым. Борозда достигла юго-восточной стены, разрушила распределительную галерею памятных машин и уперлась в купол подземной камеры, залитой четырехметровым слоем плавленого базальта. Базальт был сточен, будто на исполинском шлифовальном станке. Но часть слоя уцелела, спасши Мвена Маса и подземную комнату от полного уничтожения.
Ручей серебра застыл в углублении почвы — это расплавились предохранители приемной энергостанции.
Скоро удалось восстановить кабели аварийного освещения. При свете прожектора на маяке подъездной дороги люди увидели пораз
ьное зрелище — металл конструкций опытной установки был размазан по борозде тонким слоем, отчего она сверкала, будто хромированная. В отвесный обрыв отрезанного, точно ножом, склона горы вдавился кусок бронзовой спирали. Камень расплылся стекловатым слоем, как сургуч под горячей печатью. Погруженные в него витки красноватого металла с белыми зубцами рениевых контактов сверкали в электрическом свете вделанным в эмаль цветком. От взгляда на это ювелирное изделие двухсот метров в диаметре ощущался страх перед неведомой, действ
шей здесь силой.
Когда расчистили заваленный обломками спуск в подземную камеру, то нашли Мве
аса на коленях, уткнувшим голову в камень нижней ступеньки. Видимо, заведующий внешними станциями в момент прояснения сознания делал попытки выбраться. Среди добровольцев отыскались врачи. Могучий организм африканца с помощью не менее могучих лекарств справился с контузией. Мвен Мас встал, дрожа и шатаясь, поддерживаемый с обеих сторон.
— Рен Боз?..
Обступившие ученого люди помрачнели. Заведующий обсерваторией хрипло ответил:
— Рен Боз жестоко изуродован. Вряд ли долго проживет...
— Где он?
— Нашли за горой, на ее восточном склоне. Должно быть, его выбросило из помещения. На вершине горы более ничего нет... даже развалины стерты начисто.
— И Рен Боз
т там же?
— Его нельзя трогать. Раздроблены кости, сломаны ребра...
— Что такое?
— Живот распорот, и вывалились внутренности...
Ноги Мвена Маса подкосились, и он судорожно ухватился за шеи державших его людей. Но воля и разум действовали.
— Рен Боза надо спасать во что бы то ни стало! Это величайший ученый!..
— Мы знаем. Там пятеро врачей. Над ним поставили стерильную операционную палатку. Рядом л
двое пожел
х дать кровь. Тиратрон, искусственное сердце и печень уже работают.
— Тог
едите меня в переговорную. Соединитесь с мировой сетью
ызовите
р информации северного пояса. Как спутник пятьдесят семь?
— Вызывали. Он молчит.
— Разыщите спутник в телескопе и рассмотрите при большом увел
ии в электронном инвертор
— Машины серьезно повреждены, и новых записей на инд
оре нет.
се погибло,— прошептал Мвен Мас, опуская голо
Ночной дежурный северного центра информации увидел на экране измазанное кровью лицо с лихорадочно блестевш
глазами. Он тщательно всмотрелся, прежде чем смог узнать заведующего в
ими станциями широко известную на планете личность.
— Мне нужно председателя Совета Звездоплавания Грома Орма и Эвду Наль, психиатра.
Дежурный кивнул и принялся оперирова
кнопками и варньерами памятной машины. Ответ пришел через минуту.
— Гром Орм готовит материалы и ночует в жилом Доме Совета. Вызвать С
?
— Вызывайте. А Э
Наль?
— Она находится в четыреста десятой школе, в Ирландии. Если нужно, я попробую вызвать
дежурный посмотрел на схему,— к переговорному пункту 5654СП.
— Очень нужно! Дело жизни и смерти!
Дежурный оторвался от своих схем.
— Случилось несчастье?
— Большое несчастье!
— Я передаю дежурство своему помощнику, а сам займусь исключительно вашим делом. Ждите!
Мвен Мас опустился на придвинутое кресло, собирая мысли и силы. В комнату вбежал
едующий обсерваторией.
— Только что фиксировали положение спутника пятьдесят
. Его нет!
Мвен Мас встал, как будто не получил никаких повреждений.
— Остался кусок передней части
рт для приема кораблей,- продолжался убийственный доклад.— Он летит по то
орбите. Вероятно, есть е
елкие куски, но они пока не обнаружены.
— Значит, наблюдатели?..
— Несомненно, погибли!
Мвен Мас сжал кулаками нестерпимо болевшие виски. Прош
есколько томительных минут молчани
кран вспыхнул снова.
— Гром О
аппарата Дома Совето
сказал дежурный и п
нул рукоятку.
На экране, отразившем большой, тускло освещенный зал, возникла характ
я, всем знакомая голова председателя Совета Звездоплавания. Узкое, будто разрезающее пространство лицо с к
ым горбатым носом, глубокие глаза под скептическими угловатыми бровя
волевой изгиб твердо сжатых губ.
Мвен Мас под взглядо
ома Орма опустил голову, как набедокуривший мальчишка.
— Только что погиб спутник пятьдесят семь! — Африканец бросился в признание, как в темную воду.
Гром Орм вздрогнул, и его
о стало еще острее.
к это могло случиться
]Мвен Мас сжато и точно рассказал все, не утаив запретности опыта и не щадя себя. Брови председателя Совета сошлись в
е, вокруг рта обозначились длинные морщины, но взгляд оставался спокойным.
Подождите, я поговорю о помощи Рен Бозу. Вы думаете, что Аф Нут...
— О если бы Аф Нут!
Экран потускнел. Потянулось ожидание. Мвен Мас заставлял себя держаться из последних сил. Ничего, скоро... Вот и Гром Орм!
— Я нашел Аф Нута и дал ему планетолет. Не меньше часа ему надо на по
овку аппаратуры и ассистентов. Через два часа Аф Нут будет в обсерватории. Теп
о вас — опыт удался?
Вопрос застал африканца врасплох. Он, несомненно, видел Эпсилон Тукана
было ли это реальным соприкосновением с недости
далеким миром? Или же убийственное воздействие опыта на организм и горячее желание увидеть сочетались вместе в яркой галлюцинации? Может ли он заявить всему миру, что опыт удался, что нужны новые усилия, жертвы, расходы на его повторение, что путь, выбранный Рен Бозом, удачнее, чем у его предшеств
ков? Надеясь на па
ые машины, они проводили опыт только вдвоем, безумцы! А что видел Рен, что может он рассказать?.. Если сможет... если вид
Мвен Мас стал еще прямее.
— Доказательств, что опыт удался, у меня нет. Что наблюдал Рен Боз, не знаю...
Откровенная печаль отразилась на лице Грома Орма. За минуту до
о только внимательное, оно стало суровым.
— Что предполагаете делать?
— Прошу разрешить мне немедленно сдать станции Юнию Анту. Я более недостоин заведовать. Потом — я буду с Рен Бозом до конца...- Африканец запнулся и поправился: — До конца операции. Затем... затем я удалюсь на остров Забвения до суда... Я сам уже осудил себя!
— Возможно, вы правы. Но мне неясны многие обстоятельства, и я воздерживаюсь от суждения. Ваш поступок будет разобран на ближайшем заседании Совета. Кого вы считаете наиболее способным заменить вас - прежде всего в восстановлении спутника?
— Лучшей кандидатуры, чем
Ветер, не знаю!
Председатель Совета согласно кивнул. Он некоторое время вс
ивался в африканца, собираясь еще что-то сказать, но сделал молчаливый прощальный жест. Экран погас, и вовр
потому что все помутилось
олове Мвена Маса.
— Эвде Наль сообщите сами,— прошептал он в сторону стоявшего рядом заведующего обсерваторией, упал и после тщетных попыток приподняться замер.
Центром внимания на обсерватории в Тибете сделался небольшой желтолицый человек с веселой у
ой и необыкновенной повелительностью жестов и слов. Прибывшие с ним ассистенты повиновались ему с той радостью послушания, с какой, вероятно, шли за великими полководцами древности их верные солдаты. Но авторитет учителя не подавлял их со
енных мыслей и начинаний. Это была необыкнове
слаженная группа сильных людей, достойных вести борьбу с самым страшным и неодолимым врагом человека — смертью.
Узнав, что наследственная карта Рен Боза еще не получена, Аф Нут разразился негодующими восклицаниями, но т
е быстро успокоился, когда ему сообщили, что ее составляет и привезет сама Эвда Наль.
Заведующий обсерваторией осторожно спросил, для чего
на карта и чем могут помочь Рен Бозу его далекие предки. Аф Нут хитро прищурился, изображая интимную откровенность.
— Точное знание наследственной структуры каждого человека нужно для понимания его психического сложения и прогнозов в этой области. Не менее важны данные по неврофизиологическим особенностям, сопротивляемости организма, иммунологии, избирательной чувствительности к травмам и аллергии к лекарствам. Выбор лечения не может быть точным без понимания наследственной структуры и услов
в которых жили предки.
Заведующий что-то хотел еще спросить, но Аф Нут остановил его:
— Я дал ответ для самостоятельного раздумья. На большее нет времени!
Астроном пробормотал оправдания,
орые хирург не стал слушать.
На приготовленной у подошвы горы площадке воздвигалось переносное здание операционной, подводились вода, ток и сжатый воздух. Огромное коли
во рабочих наперебой предлагали свои услуги, и здание собрали за три часа. Из врачей, бывших строителей установки, помощники Аф Нута отобрали пятнадцать человек для обслуживания столь быстро воздвигнутой хирургической клиники. Рен Боза перенесли под прозрачный пластмассовый купол, полностью стерилизованный и продутый стерильным воздухом, подававшимся через специальные фильтры. Аф Нут и четыре его ассист
вошли в первое отделение операционной и оставались там неско
часов, обрабатываемые бактерицидными волнами и насыщенным обезвреж
щей эманацией воздухом, пока само их дыхание не стало стерильным
это время тело Рен Боза было сильно охлаждено. Тогда началась быстрая и уверенная работа.
Разбитые кости и разорванные сосуды физика соединялись танталовыми, не раздражающими живую ткань скобками и накладками. Аф Нут разобрался в повреждениях внутренностей. Лопнувшие кишки и желудок были освобождены от омертвевших участков, сшиты и помещены в сосуд с быстро заживляющей жидкостью Б314, соответствовавшей соматическим особенностям организма. После этого Аф Нут приступил к самому трудному. Он извлек из подреберья почерневшую, проткнутую осколками ребер печень и, пока ее держали на весу ассистенты, с поразительной уверенностью отпрепарировал и вытянул тонкие ниточки автономных нервов симпатической и парасимпатической систем. Малейшее повреждение самой тонкой веточки могло повести к необратимым и тяжелым разрушениям. Молниеносным движением х
г перерезал воротную вену, подключив к обоим ее концам трубки искусственных сосудов. Сделав то же самое с артериями, Аф Нут поместил печень, соединенную с телом лишь нервами, в отдельный сосуд с жидкостью БЗ. После пятичасовой операции искусственная кровь текла в сосудах тела Рен Боза, подгоняемая собственным сердцем раненого и вспомогательным дубльсердцем - автоматическим насосом. Теперь стало возможным выжидать заживления извлеченных органов. Аф Нут не мог просто заменить поврежденную печень на другую из хранившихся в хирургическом фонде планеты, так как для приживления нервов нужны были дополнительные исследования, а состояние больного не позволяло терять лишней минуты. У неподвижного, распластанного, как препарированный труп, тела остался дежурить один из хирургов в ожидании, пока закончит стерилизацию сменная группа.
Двери защитной ограды, построенной вокруг операционной, с шумом раздвинулись, и Аф Нут, щурясь и потягиваясь, как только что проснувшийся хищный зверь, появился в окружении своих измазанных кровью помощников. Эвда Наль, утомленная и бледная, встретила его и протянула наследственную карту. Аф Нут жадно схватил ее, проглядел и вздохнул.
— Кажется, все будет благополучно. Идемте отдыхать!
— Но... если он очнется?
— Идемте! Очнуться он не может. Разве мы столь тупы, чтобы не предусмотреть этого?
— Сколько надо ждать?
— Четыре-пять дней. Если биологические определения точны и расчеты правильны, тогда можно будет оперировать снова, поместив органы обратно. Потом — сознание...
— Сколько вы сможете здесь пробыть?
— Дней десять. Катаст
удачно пришлась в момент перерыва занятий. Воспользуюсь случаем осмотреть Тибет — здесь я еще не убывал. Моя судьба — жить там, где больше всего людей, то есть в жилом поясе!
Эвда Наль с восторгом взглянула на хирурга. Аф, Нут хмуро улыбнулся.
— Вы смотрите на меня, как, наверное, раньше смотрели на изображение бога. Не к лицу
ой мудрой из моих учениц!
— Я в самом деле по-н
у вижу вас. В первый ра
изнь дорогого мне человека в руках хирурга, и я хорошо понимаю переживания тех лю
которые в жизни ста
ались с вашим искусством... Знание сливается с неповторимым мастерством!
— Хорошо! Восхищайтесь, если вам это нужно. А я успею сделать вашему физику не тол
вторую операцию, но и третью... [p
акую третью? — насторожилась Эвда Наль, но Аф Нут, хитро прищурившись, показал на тропинку, поднимавшуюся от обсерватории.
По ней, опустив голову, ковылял Мвен Мас.
— Вот еще поклонник моего иск
ва... поневоле. Поговорите — с ним, если не можете отдыхать, а мне
ходимо...
Хирург скрылся за выступом холма, где расположился временный дом прилетевших медиков. Эвда Наль заме
издалека, как осунулся и постарел заведующий внешними станциями... Нет, Мвен Мас уже больше ничем не заведует. Она рассказала африканцу все, что сообщил ей Аф Нут, и тот облегченно вздохнул.
— Тогда и я уеду через десять дней!
—
ильно ли вы поступаете, Мвен? Я еще ошеломлена, чтобы продумать случившееся, но мне кажется, что ваша вина не требует столь решительного осуждения.
Мвен Мас болезненно сморщился.
— Я увлекся блестящей теорией Рен Боза. Я не имел права вклады
всю силу Земли в первую же пробу.
—
Боз доказывал, что с меньшей силой бесполезно было бы пробовать,— возразила Эвда.
— Это верно, но следовало бы
елать косвенные эксперименты. А я оказался неразумно нетерпелив и не хотел ждать годы. Не тратьте слов — Совет подтвердит мое решение, и Контроль Чести и Права не отменит его.
— Я сама член Контроля Чести и Права!
— Кроме вас, там еще десять человек. А так как мое дело всепланетное, то ва
идется решать соединенными Контрол
Юга и Севера — итого двадцать один человек, помимо вас...
Эвда Наль положила руку на плечо африканца.
— Сядем, Мвен, вы слабы на ногах. Знаете, что
да первые врачи осмотрели Рен
о они решили собрать консилиум смерти?
— Знаю. Не хватило двух человек. Врачи — консервативный на
а по старым положениям, которые еще не додумались отменить, решить легкую смерть больн
могут только двадцать два человека.
— Еще недавно консилиум смерти состоял из шестидесяти врачей!
— Это был пережиток того же страха злоупотреблений, из-за которого в древности врачи обрекали больных на
гие и напрасные мучения, а их близки
на тяжелейшие моральные страдания, когда выхода уже не было и смерть могла бы быть легкой и скорой. Но видите, как полезна оказалась традиция — двух врачей не хватило, а мне у
сь вызвать Аф Нута... благодаря Грому Орму
]— Именно об этом я и хочу вам напомнить. Ваш консилиум общественной смерти пока состоит из одного человека!
Мвен Мас
руку Эвды и поднес к своим губам. Та позволила ему этот жест большой и интимной дружбы. Сейчас она была одна у него, сильного, но угнетенного моральной ответственностью. Одна. Если бы на е
сте оказалась Чара? Нет, чтобы принять Чару сейчас, африканц
требовался бы душевный подъем, на который еще не было сил. Пусть все идет как идет до выздоровления Рен Боза и до Совета Звездоплавания!
— Вам не известно, какая третья операция предстоит Рену? - переменила Эвда разговор.
Мвен Мас соображал некоторое время, вспоминая беседу с Аф Нутом.
— Он хочет воспользоваться вскрытым состоянием Рен Боза и очистить организм от накопившейся энтропии. То, что делается медленно и трудно с помощью физиохемотерапии, в соединении с такой ка
льной хирургией получится несравненно быстрее и основательнее.
Эвда Наль вызвала в памяти все, что знала об основах долголетия - очистке организма от энтропии. Рыбьи, ящеричные предки человека оставили в его организме наслоения противоречивых физиологических устройств, и каждое из них обладало своими особенностями образования энтропических остатков жизнедеятельности. Изученные за тысячелетия, эти древн
труктуры — когда-то очаги старения и болезней — стали поддаваться энергетической оч
е — химическому и лучевому промыванию и волновой встряске старе
о организма.
В природе освобождение живых существ от увеличивающейся энтропии и есть необходимость рождения от разных особей, происходящих из различных мест, то есть из разных наследственных линий. Эта перетасовка наследственности в борьбе с энтропией
ерпание новых сил из окружающего мира — самая сложная загадка науки, над пониманием которой уже тысячи лет бились биологи, физики, палеонтологи и математики. Но биться стоило — возможная продолжительность жизни уже достигла почти двухсот лет, а самое главное — исчезла изнурительная, тлеющая старость.
Мвен Мас угадал мысли психиатра.
— Я подумал о новом великом противоречии нашей жизни,— медленно сказал африканец.— Могущественная биологическая медицина, наполняющая организм новыми силами, и все усиливающ
творческая работа мозга, быстро сжигающая человека. Как все сложно в законах нашего мира!
— Это верно, и поэтому мы задерживаем пока развитие третьей сигнальной системы человека,— согласилась Эвда Наль.— Чтение мыслей очень облегчает общение индивидуумов между собой, но требует большой затраты сил и ослабляет центры торможения. Последнее — самое опасное...
— И все равно большинство людей — настоящих работников — живут только половину возможных лет из-за сильнейших нервных напряжений. Насколько я понимаю, с этим медицина бороться н
жет — только запрещать работу.
то же оставит работу ради лишних лет жизни?
— Никто, потому что смерть страшна и заставляет цепляться за жизнь лишь тогда, когда жизнь прошла в бесплодном и тоскливом ожидании непрожитых радостей,— задумчиво произнесла Эвда Наль, невольно подумав, что на острове З
ния люди живут, пожалуй, дольше.
Мвен Мас снова понял ее невысказанные мысли и сурово предложил вернуться на обсерваторию для отдыха. Эвда повиновалась.
...Два месяца спустя Эвда Наль разыскала Чару Найди в верхнем зале Дворца информации, похожем на готический
своими высокими колоннами. Косые лучи солнца, падавшие сверху, перекрещивались на половине высоты зала, создавая сияние вверху и мягкий сумрак внизу.
Девушка стояла, опираясь на колонну, сцепив за спиной опущенные руки и скрестив ноги, Эвда Наль, как всегд
е смогла не оценить ее простого наряда — короткого, серого с голубым, сильно открытого платья.
Чара взглянула через плечо на приближавшуюся Эвду, и ее грустные глаза оживились.
— Зачем вы здесь, Чара? Я думала, вы готовитесь поразить нас новым танцем
вас потянуло к географии.
— Время танцев прошло,— серьезно сказала Чара.— Я выбираю работу в знакомом мне кругу дея
ности. Есть место на заводе искусственного выращивания кожи во внутренних морях Целебеса и на станции выведения долгоцветных растений в бывшей пустыне Атакама. Мне было хорошо на работе в Атлантическом океане. Так светло и ясно, так радостно от силы моря, от без
ого слияния с ним, от ловкой игры и соревнования с могучими волнами, которые всегда тут, рядом, и стоит лишь кончить работу...
— Мне тоже стоит поддаться меланхолии, и вспоминается работа в психологиче
санатории в Новой Зеландии, где я начинала совсем юной медицинской сестрой. И Р
оз сейчас, после своего ужасного ранения, говорит, что всего счастливее он был, когда работал регулиро
ом винтолетов. Но ведь вы понимаете, Чара, что это слабость! Усталость от огромного напряжения, требующегося, чтобы удержаться на той творческой высоте, которую удалось достичь вам, истинной артистке. Еще сильнее она будет потом, когда ваше тело перестанет быть таким великолепным зарядом жизненной энергии. Но пока не перестало, доставляйте всем нам радость вашего искусства и красоты.
— Вы не знаете, Эвда, каково мне. Каждая подготовка танца - радостное искание. Я сознаю, что люд
ще раз будет отдано нечто хорошее, которое принесет радость, затронет глубину чувств... Живу этим. Приходит момент осуществления замысла, и я отдаю всю себя взлету страсти, горячему и безрассудному... Наверное, это передается зрителям, и оттого столь сильно воспринимается танец. Всю себя — всем вам...
— И что же? Потом резкий спад?
— Да! Я точно улетевшая и растворившаяся в воздухе песня. Я не создаю ничего запечатленного мыслью.
— Есть гораздо большее — ваш вклад в души людей!
— Это очень невещественно и недолговечно — я имею в виду самое себя!
— Вы еще не любили, Чара?
Девушка опустила ресницы.
— Это похоже? — ответила она во
ом.
Эвда Наль покачала головой.
— Я про очень большое чувство, на какое способны вы, но далеко не все...
— Я понимаю — при большей бедности интеллектуальной жизни мне остается богатство эмоциональной.
— Существо мысли правильно, но я бы пояснила, что вы так одарены эмоционально, что другая сторона не будет бедной, хотя, конечно, более слабой, по естественному закону противоречий. Но мы г
им отвлеченно, а мне нужно ва
спешному делу, непосредственно относящемуся к разговору. Мвен Мас...
Девушка вздрогнула.
Эв
аль взяла Чару под руку и повела в одну из боко
абсид зала, где отделка темного дерева сурово гармонировала с пестр
сине-золотых цветных ст
в широких, аркадами, ок
— Чара, милая, вы — светолюбивый з
й цветок, пересаженный на
ету двойной звезды. По небу ходят два солнца — голубое и красное, и цве
не знает, к какому же повернуться. Но вы — дочь красного солнца, и зачем же вам тянуться к гол
у?
Эвда Наль сильно и нежно привлекла девушку к своему плечу, и та вдруг вся прижалась к ней. Знаменитый психиатр с материнской лаской гладила густые, чуть жестковатые волосы, думая о том, что тысячелетиям воспитания удалось заменить мелкие личные радости человека на большие и общие. Но как е
алеко до победы на
иночеством души, особенно такой вот сложной, насыщенной чувствами и впечатлениями, взращенной богатым жизнью телом!.. Вслух она сказала:
— Мвен Мас... Вы знаете, что случилось с ним? [p
онечно, вся планета обсуждает его неудачный опыт!
— А вы что думаете?
— Что он прав!
— Я тоже. Поэтому надо его вытащить с острова Забвения. Через месяц — годовое собрание Совета Звездоплавания. Его вину обсудят и передадут решение на ут
дение Контроля и Права, наблюдающего за судьбой каждого человека Земли. У меня есть основательная надежда на мягкое суждение, но надо, чтобы Мвен Мас был здесь. Не годится человеку со столь же сильными, как у вас, чувствами долго находиться на острове, тем более в одиночестве!
— Разве я настолько древняя женщина, чтобы строить планы жизни в зависимости от дел мужчины, пусть избранного мной?
— Чара, дитя мое, не нужно. Я видела вас вместе и зна
то вы для него... как и он для вас. Не судите его за то, что он не повидался с вами, что скрылся от в
Поймите: каково че
ку, такому же
к вы, прийти к вам, любимой, — это так, Чара! — жалким, побежденным, подлежащим суду и изгнанию? К вам — одному из украшений Большого Мира!
— Я не о том, Эвда. Нужна ли я ему сейчас — усталому, надломленному?.. Я боюсь, у него может не хватить сил для большого душевного подъема, на этот раз не разума, а чувств... для такого творчества любви, на какое, мне кажется, способны мы оба... Тогда к нему придет вторая утрата веры в себ
разлада с жизнью он не вынесет. И я думала, что мне сейчас лучше быть в пустыне Атакама.
— Чара, вы правы, но
с одной стороны. Есть еще одиночество и излишнее самоосуждение большого и страстного человека, у которого нет никакой опоры, раз он ушел из нашего мира. Я сама поехала бы туда... Но у меня — едва живой Рен Боз, и он, как тяжело раненный, имеет преимущество. Дар Ветер — он назначен строить новый спутник, и в этом его помощь Мвену Масу. Я не
усь, если скажу вам твердо: поезжайте к нему, не требуя от него ничего, даже ласкового взгляда, никаких планов на будущее, никакой любви. Только поддержите его, посейте в нем сомнение в собственной правоте и тогда верните в наш мир. В вас есть сила сделать это, Чара! Поедете?
Девушка, учащенно дыша, подняла к Эвде Наль детски доверчивые глаза, в которых стояли слезы.
— Сегод
е!
Эвда Наль крепко поцеловала Чару.
— Вы правы, надо спешить. По Спиральной Дороге мы доедем вместе до Малой Азии. Рен Боз лежит в хирургическом санатории на острове Родосе, а вас я направлю в Дейр эз Зор, на базу спиролетов технико-медицинской помощи, совершающих рейсы в Австралию и Новую Зеландию. Предвкушаю удовольствие летчика доставить танцовщицу Чару - увы, не биолога Чару — в любой желаемый пункт...
Начальник поезда пригласил Эвду Наль и ее спутницу в главный пост управления. По крышам огромных вагонов проходил закрытый силиколловым колпаком коридор. По нему от одного конца поезда до другого ходили дежурные, наблюдая за приб
и ОЭС. Обе женщины поднялись по винтовой лестнице, прошли через верхний коридор и попали в
шую кабину, в
авшуюся над обтекателем первого
на. В хрустальном эллипсоиде па высоте семи метров над полотном дороги сидели в креслах два машиниста, разделенные высоким пирамидальным колпаком электронного водителя-робота. Параболоидные экраны телевизоров позволяли видеть все, что делается по сторонам и позади поезда. Дрожавшие в крыше усики антенны предупреждающего устройства должны были донести о появлении посторо
о предмета на дороге за пятьдесят километров, хотя такой случай мог произойти только при совершенно исключительном стечении обстоятельств.
Эвда и Чара уселись на диване у задней стенки кабины на полметра выше сидений машинистов. Обе поддались гипнозу летящей навстречу широкой Дороги, Гигантский путь рассекал хребты, несся над низменностями по колоссальным насыпям, пересекал проливы и морские бухты по низким, глубоко сидевшим в воде эстакадам. На скорости в двести километров в час лес, посаженный по откосам исполинских выемок и насыпей, стелился сплошным ковром, красноватым, малахитовым или темно-зеленым в зависимости от рода деревьев — сосен, эвкалиптов или олив. Спокойное море Архипелага по обеим сторонам эстакады приходило в движение от дуновения воздуха, рассеченного вагонами поезда десятиметровой ширины. Полосы крупной ряби разбегались веерами, затемняя прозрачную голубую воду. <
е женщины сидели молча, следя за дорогой, погруженные в свои думы, полные забот. Так прошло четыре часа. Еще четыре часа они провели в мягких креслах салона второго этажа, среди других пассажиров, и расстались на станции недалеко от западного побережья Малой Азии. Эвда пересела в электробус, доставивший ее в ближайший порт, а Чара продолжала путь до станции Восточный Тавр — первой меридиональной ветви. Еще два часа пути, и Чара очутилась на знойной равнине, в дымке горячего сухого воздуха. Здесь, на окраине бывшей Сирийской пустыни, находился Дейр эз Зор — аэропорт опасных для населенных мест спиролетов.
Навсегда запомнила Чара Нанди томительные часы, проведенные в Дейр эз Зоре в ожидании очередного спиролета. Девушка без конца обдумывала свои слова и поступки, стараясь представить себе встречу с Мвеном Масом, строила планы розысков на острове Забвения, где все исчезло в смене ничем не отмеченных дней.
Наконец внизу разостлались бесконечные поля термоэлементов в пустынях Нефуд и Руб-эль-Хали — гигантских силовых станций, превращавших солнечное тепло в электроэнергию. Задернутые ночными и пылевыми шторками, они выстроились правильными рядами на закрепленных и выровненных барханных песках, на срезанных с наклоном к югу плоскогорьях, на лабиринтах засыпных оврагов — памятники гигантской борьбы человечества за энергию. С освоением новых видов ядерн
нергии П, Ку и Ф время суровой экономии давно миновало. Недвижно стояли леса ветродвигателей вдоль южного берега Аравийского полуострова, также составляющие резервную мощность северного жилого пояса. Спиролет почти мгновенно пересек едва маячившую внизу границу берега и понесся над Индийским океаном.
тысяч километров были незначительным расстоянием для такой быстроходной машины. Скоро Чара Нанди, напутствуемая призывами быстрейшего возвращения, выходила из спиролета, неуверенно переступая ослабевшими ногами.
Заведующий посадочной станцией послал свою дочь вести маленький лат — так назывались плоские глиссеры — на остров Забвения. Обе девушки откровенно наслаждались стремительным бегом суденышка по крупным волнам открытого моря. Лат шел прямо на восточный берег острова Забвения, к большой бухте, где находилась одна из медицинских станций Большого Мира.
Кокосовые пальмы, склоняя перистые листья к мерно шелестевшим на отмелях волнам, приветствовали прибытие Чары. Станция оказалась безлюдной — все работники уехали в глубь острова на уничтожение клещей, обнаруженных на лесных грызунах.
При станции находились конюшни. Лошадей разводили для работы в местах, подобных острову Забвения, или в санаториях, где нельзя было пользоваться винтолетами из-за шума
наземными электрокарами из-за отсутствия дорог. Чара отдохнула, переоделась и пошла посмотреть красивых и редких животных. Там она встретила женщину, ловко управлявшуюся с машинами — раздатчиком корма и уборщиком. Чара помогла ей, и женщины разговорились. Девушка расспрашивала о том, как легче и быстрее разыскать на острове человека, и получила
т: присоединиться к какому-либо из истребительных отрядов. Они путешествуют по всему острову и знают его даже лучше местных жителей. Совет понравился Чаре.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ОСТРОВ ЗАБВЕНИЯ
Глиссер пересекал Палкский проли
и сильном встречном ветре, прыжками преодолевая гряды плоских волн. Еще тысячу лет назад здесь проходила гряда отмелей и коралловых рифов, называвшаяся Адамовым Мостом. Новейшие геологические процессы создали на месте гряды глубокую впадину, и темные воды плескались над пучиной, отделявшей устремленное вперед человечество от любителей покоя.
Мвен Мас стоял у перил, широко расставив ноги, и разглядывал постепенно выраставший на горизонте остров Забвения. Этот громадный остров, окруженный теплым океаном, был природным раем. Рай в примитивных, религиозных представлениях человека — счастливое посмертное убежище, без забот и труда. И остров Забвения тоже был убежищем для те
ого не увлекала уже напряженная дея
ность Большого Мира, кому не хотелось работать наравне со всеми.
Припадая к лону Матери Земли в простой, монотонной деятельности древнего земледельца, рыболова или скотовода, они проводили здесь тихие годы.
Хотя человечество отдало своим слабым собратьям большой кусок плодородной, чудесной земли, примитивное хозяйство острова не могло обеспечить своему населению полность
страхованную от голода жизнь, особенно в периоды неурожаев или иных неурядиц, столь обычных для слабых производительных сил. Поэтому Большой Мир постоянно отдавал часть своих запасов острову Забвения.
В три порта — на северо-западе острова, на юге и восточном побережье — доставлялись продовольствие, законсервированное на долгие годы, медикаменты, средства биологической защиты и другие предметы первой необходимости. Три главных управля
островом тоже жили на севере, востоке и юге и назывались начальниками скотоводов, земледельцев и рыболовов.
Глядя на поднимавшиеся вдали
ие горы, Мвен Мас вдруг с горечью подумал, не принадлежит ли он к категории "быков" — людей, всегда причинявших затруднения человечеству. "Бык" — это сильный и энергичный, но совершенно безжалостный к чужим страданиям и переживаниям человек, думающий только об удовлетворении своих потребностей. Страдания, раздоры и несчастья в далеком прошлом человечества всегда усугу
ись именно такими людьми, провозглашавшими себя в разных обличьях единственно знающими истину, считавшими себя вправе подавлять все несогласные с ними мнения, искоренять иные образы мышления и жизни. С тех пор человечество избегало малейшего признака абсолютности во мнениях, желаниях и вкусах и стало более всего опасаться "быков". Это они, "быки",
думая о нерушимых законах экономики, о будущем, жили только настоящим моментом. Войны и неорганизованное хозяйство эры Разобщенного Мира привели к разграблению планеты. Тогда вырубили леса, сожгли накапливавшиеся сотнями миллионов лет запасы угля и нефти, загрязнили воздух углекислотой и смрадной гарью заводов, перебили красивых и безвредных зверей — жирафов, зебр, слонов, пока мир успел дойти до коммунистического устройства общества. Земля была засорена, реки и берега морей загрязнены стоками нефти и химических отбросов. Только после серьезной очистки воды, воздуха и земли человечество пришло к современному виду своей планеты, по которой можно всюду пройти босым, нигде не повредив ног.
Но ведь и он, Мвен Мас, не пробыв двух лет на ответственейшем посту, сокрушил искусственный спутник, созданный усилиями тысяч людей и необычайными ухищрениями инженерного искусства. Погубил четырех способных ученых, из которых каждый мог бы стать Рен Бозом... Да и самого Рен Боза едва удалось спасти. И снова образ Бета Лона, скрывавшегося где-то там, в горах и долинах острова Забвения, возник перед ним, живой, вызывающий острое сочувствие. Мвен Мас перед отъездом познакомился с портретами математика и навсегда запомнил его энергичное лицо с массивной челюстью, с глубоко и близко посаженными острыми глазами, всю его могучую, атлетическую фигуру.
Моторист глиссера подошел к африканцу.
— Сильный прибой. Нам не удастся пристать к берегу — волна
через мол. Придется идти в южный порт.
— Не нужно. У вас есть спасательные плотики? Я спрячу туда одежду и доплыву сам.
Моторист и рулевой с уважением посмотрели на Мвена Маса. Мутные, белесые волны громоздились на отмели, переливаясь тяжелыми грохочущими каскадами. Ближе к побережью беспорядочная толчея волн крутила песок и пену, набегая далеко на отлогий пляж. Низкие тучи сеяли мелкий теплый дождь, косо летевший по ветру и смешивавшийся с всплесками пены. Сквозь его туманную сетку на берегу маячили какие-то серые фигуры.
Моторист и рулевой переглянулись, пока Мвен Мас снимал и упаковывал одежду. Отправлявшиеся на остров Забвения ух
и из-под опеки общества, в котором ка
охранял другого и помогал ему. Личность Мвена Маса внушала невольное уважение, и рулевой решился пред
дить его о большой опасности. Африканец беспечно махнул рукой. Моторист принес
маленький герметически закупоренный пакет.
— Здесь запас концентрированной пищи на месяц — возьмите.
Мвен Мас подумал и сунул пакет вместе с одеждой в непроницаемую камеру, тщательно застегнул клапан и с плотиком под мышкой перешагнул перила.
— Поворот! — скомандовал он.
Глиссер накренился в крутом вираже. Отброшенный от суденышка, Мвен Мас вступил в яростную борьбу с волнами. С глиссера виде
как он взлетал на гребни свирепых валов, затем проваливался в их спады и возникал снова.
— Он справится,— сказал облегченно моторист.— Нас сносит, надо уходить.
Винт взревел, и суденышко прыгнуло вперед, поднятое набегающим валом. Темная фигура Мвена Маса появилась во весь рост на берегу и растворилась в дождевом тумане.
По уплотненному волнами песку двигалась группа людей в одни
бедренных повязках. Они с торжеством волокли большую, бе
извивавшуюся рыбу. Увидев Мвена Маса, люди остановились, дружелюбно приветствуя его.
— Новый из того мира,— с улыбкой сказал один из рыб
,— и как хорошо плавает! Ид
нам жить!
Мвен Мас открыто и приветливо рассматривал рыбаков, потом покачал головой.
— Мне будет трудно жить здесь, на берегу моря, смотреть в его просторную даль и думать о моем потерянном и прекрасном мире.
дин из рыбаков, с сильной проседью в густой бороде, видимо здесь счита
ся украшением мужчины, положил руку на мокрое плечо пришельца.
— Разве вас могли прислать сюда насильно?
Мвен Мас горестно усмехнулся и попытался объяснит
то привело его сюда.
Рыбак поглядел на пришельца печально и сочувственно.
— Мы не поймем друг друга. Иди туда.— Рыбак показал на юго-восток, где в прорыве туч возникали голубые ступени отдаленных гор.— П
далек, а здесь нет других средств передвижения, кроме...- Обитатель острова хлопнул себя по силь
мышцам ноги.
Мвен Мас был рад поскорее удалиться и пошел своим широким
бодным шагом по извилистой тропе, поднимавшейся к пологим холмам.
Путь к центральной зоне острова составлял немногим больше двухсот километров, но Мвен Мас не спешил. Зачем? Медленно сменялись тягучие, не заполненные полезной деятельностью дни. Вначале, пока он
не вполне оправился после катастрофы, ег
талое тело просило покоя ласковой природы. Если бы не сознание чудовищной
аты, то он попросту наслаждался бы тишиной пустынны
веянных ветрами плоскогорий, мраком и первобытным молчанием жарких тропических ночей.
Но дни шли за днями, и африканец, скитавшийся по острову в поисках дела по сердцу, стал остро тосковать по Большому Миру. Его не радовали более мирные долины
озделанными вручную рощами фруктовых деревьев, не баюкало почти гипнотическое журчание чистых горных рек, на берегах которых о
г теперь просиживать несчетные часы в знойный полдень или в лунную ночь.
Несчетные... В самом деле, зачем считать то, что здесь ему совсем не нужно, — время? Сколько угодно — океана времени, и вместе с тем так ничтожно мало это его отдельное, индивидуальное время!.. Один короткий и сразу же забытый миг!
Только теперь Мвен Мас почувствовал всю точность названия острова! Остров Забвения — глухая безыменность древней жизни, эгоистических дел и чувств челове
Дел, забытых потомками, потому что они творились только для личных надобностей, не делали жизнь общества легче и лучше, не украшали ее взлетами творческого искусства.
Изумительные подвиги канули в безымянное ничто.
...Африканец был принят в общину скотоводов в центре острова и уже два месяца пас стадо огромных гауробуйволов у подножия громадной горы с неле
линным названием на языке народа, в древности населявшего остров.
Он подолгу варил теперь черную кашу на угольях в закопченном горшке, а месяц назад ему пришлось добывать в лесу съедобные плоды и орехи, соревнуясь с жадными обе
ами, швырявшими в него объедками. Это случилось, когда он отдал свой пищевой рацион старику, прихворнувшему в глухой долине, поступив по правилу и высшему счастью мира Кольца — прежде всего доставлять радость другим людям. Тогда он понял, что означают поиски пропитания в пустынных, ненаселенных местах. Какая немыслимая за
а времени!..
Мвен Мас встал с камня и огляд
. Солнце садилось слева за край плоскогорья, позади громоздилась лесистая вершина куполовидной горы.
Внизу поблескивала в сумерках быстрая речка, окаймленная зарослями огромных перистых бамбуков. Там, в полудн
шего пути, находятся густо заросшие развалины тысячелетней давности — древняя столица острова. Есть и другие, большие и лучше сохранившиеся, тоже заброшенные города. До них Мвену Масу пока не было дела.
Стадо разлеглось черными глыбами в потемневшей траве. Ночь наступила быстро. Звезды загорались тысячами в меркнувшем небе. Привычная астроному тьма, знакомые линии созвездий, яркие светочи крупных звезд. Отсюда виден и роковой Тукан... Но как слабы простые человеческие глаза! Он никогда более не ув
величественных зрелищ космоса, спиралей гигантских галактик, загадочных планет и синих солнц. Все это для него лишь огоньки, безмерно
екие. Не все ли равно — звезды это или светильники, прибитые к хрустальной сфере, как считали древние! Для его зрения — все равно!
Африканец вскочил и принялся сгребать заготовленный хворост. Вот еще предмет, ставший необходимым,— маленькая зажигалка. Может быть, по примеру некоторых здешних жителей он начнет
о вдыхать наркотический дым, чтобы сократить тягучее липкое время
Язычки пламени заплясали, разгоняя тьму и гася звезды. Поблизости мирно сопели буйволы. Мвен Мас задумчиво смотрел на огонь.
Не темным ли домом стала для него светлая планета?
Нет, его гордое самоотречение — это просто самоуверенность незнания. Незнания самого себя, недооценка высоты насыщенной творчеством жизни, которой он жил, непонимание силы любви к Чаре. Лучше отдать свою жизнь за час великого дела Большого Мира, чем жить здесь еще целый век!
На острове Забвения находилось около двухс
рачебных станций, где врачи-добровольцы из Большого Мира предоставляли жителям всю мощь современной медицинской науки. Молодежь Большого Мира работала также в истребительных отрядах, чтобы остров не стал рассадником древних болезней или вредных живо
. Мвен Мас намеренно избегал встречи с этими людьми, чтобы не чувствовать себя отверженцем мира красоты и знания.
На рас
е Мвена Маса сменил другой пастух. Африканец осво
лся на два дня и решил пойти в небольшой городок, чтобы получить плащ — ночи в горах стали прохладнее.
День был зноен и тих, когда Мвен Мас спустился с плоскогорья и вышел на широкую равнину — сплошное море бледно-лиловых и золотисто-желтых цветов, над которым летали пес
насекомые. Порывы легкого ветра колыхали верхушки растений, и цветы нежно касались венчиками обнаженных колен. Дойдя до середины громадного поля, Мвен Мас остановился, поддаваясь легкой, радостной красоте и насыщенному аромату этого дикого сада. Задумчиво склонившись, он проводил ладонями по колышущимся на ветру лепесткам, ощущая себя в детском сне.
Донесся едва слышный ритмический звон. Мвен Мас поднял го
и увидел быстро шедшую по пояс в цветах девушку. Она повернула в сторону, а Мвен Мас с удовольствием посмотрел на стройную фигурку посреди моря цветов. Острое сожале
резануло Мвена Маса — это могла быть Чара, если... если бы все сложилось иначе!..
Наблюдательность ученого подсказала ему, что девушка неспокойна. Она часто оглядывалась и без нужды ускоряла шаг, словно опасаясь чего-то позади себя. Мвен Мас изменил направление и быстро подошел к девушке, выпрямляясь во весь свой громадный рост.
Неизвестная остановилась. Пестрый платок накрест туго обтягивал ее стан, подол красной юбки потемнел от росы. Тонкие браслеты на голых руках зазвенели громче, когда она откинула с лица сп
ные ветром темные волосы. Печальные глаза сосредоточенно смотрели из-под коротких завитков волос, небрежно рассыпавшихся по лбу и щекам. Девушка тяжело дышала, вероятно, от длительной ходьбы. Редкие росинки пота проступили на ее смуглом красивом лице. Девушка сделала к нему несколько неуверенных шагов.
— Кто
куда так спешите? — спросил Мвен Мас.— Может быть, вы нуждаетесь в помощи?
Девушка пристально осмотрела его и заговорила прерывисто и торопливо:
— Я Онар из пятого поселка. Помощи мне не нужно.
— Я вижу другое. Вы устали, и что-то мучит
Что может грозить вам? Почему вы отказываетесь от моей помощи?
Неведомая девушка подняла глаза, засиявшие глубоко и чисто, как у женщины Большого Мира.
— Я знаю, кто вы. Большой человек, оттуда.— Она показала в сторону Африки.— Вы добрый и доверчивый.
— Будьте и вы такой же. Вас преследует кто-нибудь?
— Да! — с отчаянием вырвалось у девушки.— Он гонится за мной...
— Кто он, почему смеет вызывать страх, гнаться за вами?
Девушка вспыхнула и потупилась.
— Один человек. О
чет, чтобы я стала его...
— Но ведь выбираете вы, отвечая или не отвечая ему? Как
о принудить к любви? Он придет сюда, и я скажу...
— Не надо! Он т
явился из Большого Мира, только давно, и он тож
гучий... Только не такой, как вы... Он страшный!
Мвен Мас беззаботно рассмеялся.
— Куда вы идете?
— В
ый поселок. Я ходила в городок и встретила...
Мвен Мас кивнул и взял руку девушки. Т
слушно оставила свои пальцы в его руке, и оба направились по боковой тропинке, ведшей в поселок. <
дороге девушка, временами тревожно оглядываясь,
казала, что этот человек преследует ее повсюду.
Опасение от
о говорить безмерно возмущало Мвена Маса. Он не мог пр
иться с мыслью об угнетении, к
ы случайно оно ни было теперь, на устроенной З
!
— Почему ничего не предпринимают ваши люди,— сказал Мвен Мас,— и не знает об этом Контроль Чести и Права
зве в ваших школах не учат истории, и вам не известно, к чему ведут даже малые очаги насилия?
— Учат... известно...—
етила Онар, глядя перед собой.
Цветущая равнин
нчилась, и тропинка, описывая крутой поворот, скрыва
за кустарником. Из-за поворота появился высокой мрачный человек, загородивший дорогу. Он был обнажен до пояса, а атлетические мускулы играли под седыми волосами, покрывавшими его торс. Девушка судорожно вырвала свою руку, шепча:
— Я боюсь за
Уходите, человек Большого Мира!..
— Стойте! — прогремел повелительный голос.
Так грубо никто не разговаривал в эпоху Кольца. Мвен Мас инстинктивно заслони
бой девушку.
Высокий человек подошел и попытался оттолкнуть его, но Мвен Мас стоял как скала.
Тогда с быстротой молнии незнакомец нанес ему удар кулаком в лицо. Мвен Мас пошатнулся. Ни разу в жиз
н не встречался с рассчитано безжалостными ударами, наносимыми с целью причинить жестокую боль, оглушить, оскорбить человека.
Оглушенный, Мвен Мас смутно услышал горестный вскрик Онар. Он бросился на противника, но полетел наземь от двух оглушительных ударов. Онар бросилась на колени, прикрывая его своим телом, но враг с торжествующим воплем схватил ее. Он залом
евушке локти назад, и она страдальчески выгнулась и
ыдала, вся пунцовая от гнева.
Но Мвен
уже овладел собой. В юности в его подвигах Геркулеса были более серьезные схватки с не связан
человеческим законом врагами. Он припомнил все, чему его учили для битвы вруко
ую с опасными животными.
Мвен Мас неторопливо поднялся, бросил взгляд в искаженное яростью лицо врага, намечая точку сокрушительного удара, и вдруг выпрямился, отшатнувшись. Он узнал это характерное лицо, так долго преследовавш
го в мучительных думах о праве на опыт в Тибете.
— Бет Лон!
Тот выпустил девушку и замер, пристально вглядываясь в незнакомого ему темнокожего человека, сейчас утратившего все свойственное ему добродушие.
— Бет Лон, я много думал о встрече с вами, считая вас собратом по несчастью,— вскричал Мвен Мас,— но никогда не п
тавлял, что это будет так!
— Как так? — нагло спросил Бет Лон, пряча горевшую в его глазах злобу.
Африканец сделал отстраняющий жест.
— Зачем пустые слова? В том мире вы не произносили их и действовали пусть п
упно, но во имя большой идеи. А здесь во имя чего?
— Самого себя, и только самого себя! — презрительно бросил сквозь сжатые зубы Бет Лон.— Довольно я считался с другими, с общим благом! Все это не нужно человеку, как я понял. Это знали и некоторые муд
древност
p>— Вы никогда не думали о других, Бет Лон, — прервал его африканец.— Уступая себе во всем, кем вы стали теперь — насильник, почти животное!
ематик сделал движение, собираясь броситься на Мвена Маса, но сдержал себя.
— Довольно, вы говорите слишком много!
— Я вижу, что вы утрат
слишком много, и хочу...
— А я не хочу! Прочь с дороги!..
Мвен
не шелохнулся. Наклонив голову, он
ренно и грозно стоял перед Бетом Лоном, чувствуя прикосновение вздрагивающего плеча девушки. И эта дрожь наполняла его ожесточени
ораздо сильнее, чем полученные удары.
Математик, не шевелясь, смотрел в источавшие гневное пламя глаза африканца.
— Идите,— шумно выдохнул он, отступая с тропинки.
Мвен Мас снова взял за руку Онар и повел ее между кустов, чувствуя ненавидящий взгляд Бета Лона. У поворота тропинки Мвен Мас остановился так внезапно, что Онар уткнулась в его спину.
— Бет Лон, вернемся вместе в Большой Мир!
Математик рассмеялся с прежней беспе
тью, но чуткое ухо Мвена Маса уловило
ку горечи в наглой браваде.
— Кто вы такой, что
редлагать мне это? Знаете ли вы
— Знаю. Я тот, кто также сделал запрещенный опыт, погубил доверившихся мне людей. Я шел близко от вашего пути в исследовании, и мы... Вы, и я, и другие уже накануне победы! Вы нужны людям, но не такой...
Математик
нул к Мвену Масу и опустил глаза, но вдруг повернулся и презрительно броси
рез плечо грубые слова отрицания. Мвен Мас безмо
пошел по тропе.
До пятого поселка оставалось около десяти километров.
Узнав, что девушка одинока, африканец посоветовал ей уйти на восточное побережье, в приморские поселки, ч
не встречаться более с жестоким и грубы
ловеком. Бывший знаменитый ученый становился тираном в тихой и разобщенной жизни маленьких поселков горной об
и. Чтобы предупредить последствия, Мвен Мас решил сразу же идти в поселок и просить о наблюдении за этим человеком. Мвен Мас попрощался с Онар у входа в поселок. Девушка рассказала ему, что недавно в лесах куполовидной горы будто бы появились тигры, убежавшие из за
дника или до сих пор еще сохранившиеся в непроницаемых дебрях, окружавших высочайшую гору острова. Крепко схватив его за руку, она просила быть осторожнее и ни з
о не идти через горы ночью. Мвен Мас быстро зашагал
д. Раздумывая над случившимся, он видел перед собой последний взгляд девушки, полный тревоги и преданности. Впервые Мвен Мас подумал об истинных героях древнего прошлого — людях, которые среди унижения, злобы и физических страданий, в могучем царстве звериного себялюбия, совершили свой самый трудный подвиг — остались настоящими, хорошими людьми.
Двойственность жизни всегда ставила перед людьми свои противоречия. В древнем мире, среди опасностей и унижения, сила любви, преданности и нежности необычайно возрастала именно на краю гибели, во враждебном и грубом окружении. Подчинение прихоти грубой силы делало все мимолетным и неустойчивым. Судьба отдельного человека могла в любой момент измениться самым резким образом, обрекая на крушение его планы, надежды и помыслы, потому что в плохо устроенном обществе древности слишком многое зависело от случайных людей. Но эта древняя мимолетность надежд, любви и счастья, вместо того чтобы ослаблять, усиливала чувство.
Вот почему лучшее в человеке не могло погибнуть, несмотря на тяжкие испытания рабства Темных веков или эры Разобщенного Мира.
Впер
африканец подумал, что в древней жизни, представлявшейся всем современным людям такой трудной, были и счастье, и надежды, и творчество, подчас, может быть, более сильные, чем теперь, в гордую эру Кольца.
Мвен Мас почти со злобой вспомнил теоретиков науки тех времен, опиравшихся на ложно понятую медленность изменения видов в природе и предвещавших, что человечество не станет лучше в течение миллиона лет.
Если бы они больше любили людей и знали диалектику развития, подобная нелепость никогда не могла бы прийти им в голову!
За круглым плечом гигантской горы закат окрасил ее облачное покрывало. Мвен Мас бро
я в речку.
Освежившись и окончательно успокоившись, он уселся на плоском камне, чтобы обсохнуть и отдохнуть. До наступлен
очи ему не удалось дойти до городка, и он рассчитывал перевалить через гору при восходе луны. В задумчивости созерцая бурлящую по камням воду, африканец внезапно почувствовал на себе чей-то взгляд, но никого не
ел. Это ощущение следящих за ним невидимых глаз тяготило Мвена Маса и тогда, когда он перешел речку и начал подъем.
Мвен Мас быстро шел по укатанной повозками дороге на плато в тысячу восемьсот метр
ысоты, поднимаясь с уступа на уступ, чтобы перевалить лесистый отрог горы и кратчайшим путем попасть к городку. Узкий
молодой луны мог освещать путь не более полутора часов. Одолеть крутую горную тропу в безлунной
было бы очень трудно. Мвен Мас торопился. Редкие и невысокие деревья отбрасывали длинные тени, ложившиеся чередой черных полос на высветленную луной сухую землю. Мвен Мас шагал, внимательно глядя под ноги, чтобы не запнуться за бесчисленные мелкие корни, и думал.
Грозное ворчание, стелившееся по земле, сотрясая почву, раздалось в отдалении справа, где склон отрога полого поднимался и тонул в глубокой тени. Ему откликнулся низкий рев в ле
реди пятен и полос лунного света. В этих звуках чувствовалась сила, проникавшая в глубину души, будившая в ней давно забытые чувства страха и обреченности жертвы, выбранной непобедимым хищником. Как противодействие древнему ужасу, загорелась не менее древняя ярость борьбы — наследие бесчисленных поколений безымянных героев, отстаивавших право человеческого рода на жизнь среди мамонтов, львов, исполинских медведей, бешеных быков и безжалостных волчьих стай, в изнуряющие дни охот и в ночи упорной обороны.
Мвен Мас постоял, озираясь и сдерживая дыхание. Ничто не шелохн
ь в ночной тиши, но едва Мвен Мас сделал несколько шагов по тропе, как понял, что его преследуют по пятам. Тигры? Неужели сведения Онар оказались верными?
Мвен Мас пустился бежать, стараясь сообразить, что ему делать, когда хищники — их, несомненно, было два — набросятся на него.
Спасаться на невысоких деревьях, на которые тигр лазает лучше человека, бессмысленно. Сражаться? Вокруг были только камни, даже порядочной дубины не отломать от этих крепких, как железо, ветвей. И когда рычание раздалось сзади совсем близко, Мвен Мас понял, что погиб. Простертые над пыльной тропой ветви деревьев душили африканца. Ему хотелось почерпнуть мужество последних минут из вечных глубин звез
о неба, изучению которых была отдана вся его прошлая жизнь. Мвен Мас понесся громадными прыжками. Судьба благоволила ему — он выскочил на опушку большой поляны. В центре ее он заметил груду рассыпанных каменных обломков,
ился туда, схватил тридцатикилограммовую остроугольную глыбу и повернулся к лесу. Теперь он увидел движущиеся неясные призра
Полосатые, они терялись среди перекрещивавшихся теней редколесья. Луна уже коснулась своим краем верхушек деревьев. Удлинившиеся тени легли поперек поляны, и по ним, как по черным дорогам, две огромные кошки стали подползать к Мвену Масу. Как тогда, в подземной комнате Тибетской обсерватории, Мвен Мас почувствовал надвигающуюся смерть. Теперь она возникла не изнутри его, а извне, горела зеленым пламенем в фосфорических глазах хищников. Мвен Мас вдохнул налетевший в знойной духоте порыв ветра, посмотрел вверх, на сияющую славу космоса, и выпрямился, подняв над головой камень.
— Я с тобой, товарищ!
Высокая тень метнулась на поляну из тьмы склона, угрожающе поднимая корявый сук. Изумленный Мвен Мас на секунду забыл о тиграх, узнав математика. Бет Лон, почти бездыханный от бешеной гонки, встал рядом с Мвеном Масом, ловя воздух раскрытым ртом. Громадные кошки, отпрянувшие сначала назад, опять начали неумолимо придвигаться. Тигр слева был уже в тридцати шагах. Вот он подтянул под себя задние лапы, готовясь прыгнуть.
— Скорей! — разнесся на всю поляну звучный крик.
Бледные вспышки гранатометов замелькали с трех сторон за спиной Мвена Маса, выронившего от неожиданности свое оружие. Ближайший тигр вздыбился во весь рост, парализующие гранаты лопнули барабанными ударами, и хищник опрокинулся на спину. Второй сделал ска
в сторону леса. Отту
оявились еще три силуэта верховых людей. Стеклянная граната с мощным электрическим зарядом разбилась о лоб тигра, и он вытянулся, уткнув тяжелую голову в сухую траву.
Один из всадников вырвался вперед. Никогда еще Мвену Масу не казалась такой красивой рабочая одежда Большого Мира — широкие, короткие, выше колен, штаны, свободная рубашка синего искусственного льна с раскрытым воротом и двумя карманами на груди.
ен Мас, я чувствовала, что вы в опасности!
Р
он мог не узнать этот высокий голос, сейчас звучавший такой тревогой! Чара Нанди!
Он забыл ответить и стоял неподвижно, пока девушка не спрыгнула и не подбежала к нему. Следом подъехали пятеро ее спутников. Мвен Мас не успел их рассмотреть, так как серпик луны скрылся за лесом и душна я темнота ночи скрыла лес и поляну. Рука Чары нашла локоть Мвена Маса. Он взял тонкое запястье девушки и приложил ее ладонь к своей груди, где взволнованно коло
сь сердце. Едва ощутимо кончики пальцев Чары погладили выпуклую пластину мускула, и эта легкая ласка доставила Мвену Масу неиспытанный покой.
— Чара, это Бет Лон, новый друг...
Мвен Мас повернулся и обнаружил, что математик исчез. Тогда он
кнул в темноту изо всех сил:
— Бет Лон, не
ите!
— Я приду! — раздался издалека мощный голос, и в нем не было уже горькой наглос
Один из спутников Чары — видимо, руководитель группы — снял притороченный позади седла сигнальный фонарь. Слабый свет вместе с невидимым радиолучом устремился в небо. Мвен Мас сообразил, что прибывшие ждут летательный аппарат. Все пятеро оказались мальчиками-работниками истребительного отряда, выбравшими одним из своих подвигов Геркулеса дозорную службу борьбы с вредными животными на острове Забвения. Чара Нанди присоединилась к отряду в поисках Мвена Маса.
— Вы ошибаетесь, считая нас столь проница
ными,— сказал руководитель, когда
уселись вокруг фонаря и Мвен Мас приступил к неизбежным расспросам.— Нам помогла девушка с др
греческим именем.
—
р! — воскликнул Мвен Мас.
— Да, Онар. Наш отряд подходил к пятому поселку с юга, когда примчалась едва живая от усталости девушка. Она подтвердила слухи о тиграх, которые привели нас сюда, и убедила ехать за вами немедленно, боясь, что на вас могут напасть тигры, когда вы будете возвращаться в городок через горы. И видите, мы едва успели. Сейчас придет грузовой винтолет, и мы отправим ваших временно парализованных врагов в заповедник. Если они окажутся на самом деле людоедами, их истребят. Но нельзя погубить такую большую редкость без исп
ия.
— Какого испытания?
Мальчик поднял брови.
— Это вне нашей компетенции. Вероятно, прежде всего их успокоят — сделают вливание понизителя жизненной активности. Став на время слабым, тигр м
му научится...
Громкий дрож
звук прервал юношу. Сверху медленно опускалась темная масса. Ослепительный свет залил поляну. Полосатые кошки были заключены в мягкие контейнеры для хрупких грузов. Плохо видимая в темноте громада корабля исчезла, открыв поляну спокойному свету звезд. С тиграми отправился один из пятерых мальчиков, а его лошадь отдали Мвену Масу.
Кони африканца и Чары шли рядом. Дорога спускалась в долину речки Галле, в устье которой, на побережье, находились медицинская станция и база истребительного отряда.
— В первый раз на о
ве я еду к морю,—
шил молчание Мвен Ма
До сих пор мне казалось, что море — запретная стена, навсегда заградившая мой мир.
— Остров был для вас новой школой? — полувопросительно и радостно сказала Ча
— Да. В короткий срок я пережил и передумал очень много. Все эти мысли давно бродили во мне...
Мвен Мас поведал о своих давних опасениях, что человечество развивается слишком рационально, слишком технично, повторяя, конечно, в несравненно менее уродливой форме ошибки древности. Ему показалось, что на планете Эпсилон Тукана очень похожее и с
же прекрасное человечество больше позаботилось о совершенстве эмоциональной стороны психики.
— Я много страдала от ощущения неполной гармонии с жизнью, - помолча
тветила девушка. — Мне надо было больше от чего-то древнего и гораздо меньше от окружающего. Я мечтала об эпохе нерастраченных сил и чувств, накопленных
первобытным отбором в век Эроса, когда-то бывшим в античном Средиземноморье. И всегда стремилась пробудить настоящую силу чувств в своих зрителях. Но, пожалуй, только Эвда Наль
онца поняла меня.
— И Мвен Мас,— серьезно добавил африканец. И, глядя в широко открытые глаза Чары, он рассказал ей, как однажды она явилась ему меднокожей дочерью Тукана.
Девушка подняла лицо, и при робком свете начинавшейся зари Мвен Мас увидел глаза, такие огромные и глубокие, что ощутил легкое головокружение, отодвинулся и рассмеялс
p>— Когда-то наши предки в своих романах о будущем представляли нас полуживыми рахитиками с переразвитым черепом. Несмотря на миллионы зарезанных и замученных животных, они долго не понимали мозговой машины человека, потому что лезли с ножом туда, где нужны были тончайшие измерители молекулярных и атомных масштабов. Теперь мы знаем, что сильная деятельность разума требует могучего тела, полного жизненной энергии, но это же те
орождает сильные эмоции.
— И мы по-прежнему живем на цепи разума, — согласилась Чара Найди.
— Многое уже сделано, но все же интеллектуальная сторо
нас ушла вперед, а эмоциональная отстала... О ней надо позаботиться, чтобы не ей требовалась цепь разума, а подчас разуму — ее цепь. Мне это стало представляться таким важным, что я намерен написать книгу.
— О, конечно! — пылко воскликнула Чара, смутилась и продолжала: - Мало больших ученых отдавало себя исследованию законов прекрасного и полноты чувств... Я говорю не о психологии.
— Я понимаю вас! — отвечал африканец, любуясь девушкой, от смущения выше поднявшей гордую голову навстречу лучам восхода, опять придавшим ее коже цвет красной меди.
Чара легко и свободно сидела на высоком вороном коне, ступавшем в та
рыжей лошадью Мвена Маса.
— Мы отстали! — воскликнула девушка
вая повод, и тотчас ее лошадь ринулась вперед.
Африканец догнал ее, и оба понеслись рядом по старой дороге. Поравнявшись со своими юными товарищами, они придержали коней, и Чара повернулась к Мвену Масу:
— А эта девушка, Онар?..
— Ей надо побывать в Больш
ире. Вы сами сказали, что на острове она осталась случайно из-за привязанности к приехавшей сюда и недавно умершей матери. Онар было бы хорошо работать у Веды — на раскопках нуж
уткие и нежные женские руки. Да есть еще тысячи дел, где они нужны. И Бет Лон, новый, который вернется к нам, найдет ее по-новому!..
Чара сдвинула брови, приста
взглянула на Мвена Маса.
— А вы не уйдете от своих звезд?
— Каково бы ни было решение Совет
буду продолжать дело космоса. Но сначала мне надо написать о...
— Звездах человеч
х душ?
— Верно, Чара! Дух захватывает от их величайшего многообразия...- Мвен Мас умолк, заметив, что девушка смотрит на него с нежной улыбкой.— Вы не с
сны с этим?
— Конечн
огласна! Я думала о вашем опыте. Вы проделали его из страстного нетерпения дать полноту мира людям. В этом вы тоже художник, не ученый.
— А Рен Боз?
— У него опыт — лишь очередной шаг по его дороге исследования.
— Вы оправдываете меня, Чара?
— Полностью! И я уверена, что еще много людей, большинство!
Мвен Мас перехватил поводья
евую руку, а правую протянут Чаре. Они въехали в маленьк
оселок станции.
Волны Индий
о океана мерно грохотали над обрывом. В их шуме Масу слышалась ритмичная поступь басов в симфонии Зиг
ра об устремляющейся в косм
изни. И мощная нота, основная нота земной природы — синее фа,— пела над морем, заставляя человека откликаться всей душой, сливаясь с породившей его природой.
ан — прозрачный, сияющий, не загрязняемый более отбросами, очищенный от хищных акул, ядовитых рыб, моллюсков и опасных медуз, как очищена жизнь сов
нного челов
от злобы и страха прежних веков. Но где-то в необъятных прост
океана есть тайные уголки,
торых прорастают уцелевшие семена вредной жизни, и только
ельности истребительных отрядов мы обязаны безопасностью и чистотой океанских вод.
Разве не так же в проз
ой юной душе вдруг вырастают злобное упорство, самоуверенность кретина, эгоизм животного? Тогда, если человек не подчиняется авторитету общества, направленного к мудрости и добру, а руководится своим случайным честолюбием и личными страстями, мужество обращается в зверство, творчество — в жестокую хитрость, а преданность и самопожертвование становятся оплотом тирании, жестокой эксплуатации и надругательства... Легко срывается покров дисциплины и общественной культуры — всего одно-два поколения плохой жизни. Мвен Мас заглянул в этот лик зверя здесь, на острове Забвения. Если не сдержать его, а дать волю — расцветет чудовищный деспотизм, все топчущий под собой и столько веков навязывавший человечеству бессовестный произвол
]Самое поразительное в истории Земли — это возникновение неугасимой ненависти к знанию и красоте, обязательное в злобных невеждах. Эти недоверие, страх и ненависть проходят через все человеческие общества, начиная от страха перед первобытными колдунами и ведьмами и кончая избиениями опережавших свое время мыслителей в эру Разобщенного Мира. Это было и на других планетах с высокоразвитыми цивилизациями, но еще не сумевших уберечь свой общественный строй от произвола маленьких групп людей — олигархии, возникавшей внезапно и коварно в самых различных видах... Мвен Мас вспомнил сообщения по Кольцу о населенных мирах, где высшие достижения науки применялись для запугивания, пыток и наказаний, чтения мыслей, превращения масс в покорных полуидиотов, готовых исполнять любые чудовищные приказы. Вопль о помощи с такой планеты прорвался в Кольцо и летел в пространстве уже многие сотни лет после того, как погибли и пославшие его люди, и жестокие их правители.
Наша планета находится уже на такой стадии развития, что подобные ужасы навсегда стали немыслимыми. Но все еще недостаточно духовное развитие человека, о котором неусыпно пекутся люди, подобные Эвде Наль...
— Художник Карт Сан говорил, что мудрость-это сочетание знания и чувств. Будем мудрыми! — раздался позади голос Чары.
И, промчавшись мимо африканца, Чара бросилась с высоты в шумящую пучину.
Мвен Мас видел, как она плавно перевернулась в воздухе, крылато раскинула руки и исчезла в волнах. Купавшиеся внизу мальчики истребительного отряда замерли. По спине Мвена Маса пробежал холодок восхищения, граничащего с испугом. Никогда африканец не прыгал с такой безумной высоты, но сейчас он бесстрашно встал на краю обрыва, снимая одежду. После о
поминал, что в смутных мгновенных мыслях Чара показалась ему богиней древних людей, которая все может. Если может она, то и он!
Слабый предостерегающий крик девушки возник в шуме волн, но Мвен Мас, рину
ь вниз, его не услышал. Полет был блаженно долог. Хороший мастер прыжков, Мвен Мас точно вошел в воду и погрузился о
ьглубоко. Море было так удивительно прозрачно, что дно показалось ему о
о близким. Африканец изогнул тело и получил такой оглушающий удар непогашенной инерции, что на мгновение все перестало существовать для него. Стремительной ракетой Мвен Мас вылетел на поверхность, опрокинулся на спину и закачался на волнах. Очнувшись, он увидел подплывавшую Чару Найди. Впервые бледность испуга заставила потускнеть яркую бронзу загара девушки. Укор и восхищение светились в ее взгляде.
— Зачем вы сделали это? — едва дыша, прошептала она.
— Потому, что это
али вы. Я пойду за вами везде... строить наш Эпсилон Тукана на нашей Земле!
— И вернетесь со мной в Большой Мир?
— Да!
Мвен Мас перевернулся, чтобы плыть дальше, и вскрикнул от неожиданности. Поразительная прозрачность моря, сыгравшая с ним плохую шутку, здесь, в отдалении от берега, стала еще большей. Они с Чарой словно парили на головокружительной высоте над дном, видимым в мельчайших деталях через неимоверно чистую воду, как сквозь воздух. Мвена Маса обуяла отвага и торжество, которое испытывали люди, попавшие за пределы земного тяготения. Полеты в бурю по океану, прыжки в черную бездну космоса с искусственных спутников вызывали такие же ощущения безгранично
али и удачи. Мвен Мас рывком подплыл к Чаре, шепча
мя и читая горячий ответ в ее ясных и отважных глазах. Их руки и губы соединились над хрустальной
дной.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. СОВЕТ
ДОПЛ
ИЯ
Совет Звездоплавания издавна обладал собственным зданием для научных сессий, как и главный мозг планеты — Совет Экономики. Считалось, что специально приспособленное и украшенное помещение должно настраивать собравшихся на проблемы космоса и тем способствовать быстрейшему переключению с земных на звездные дела.
Чара Нанди еще никогда не бывала в главном зале Совета. С волнением она вошла в сопровождении Эвды Наль в этот странный яйцевидный зал с выгнутым параболически потолком и поверхностью эллиптических рядов сидений. По залу разливался розовато-фиолетовый свет, точно в самом деле собранный с другой звезды. Все линии стен, потолка, сидений сходились в конце огромного зала, казавшемся их естественны
едоточием. Там на возвышении находились д
страционные экраны, трибуна и сиденья для руководителей заседания — членов Совета.
Золотисто-матовые панели стен пересекал ряд рельефных карт. По правой стороне шли карты планет солнечной системы, по левой — планет ближайших звезд, изученных экспедициями Совета. Второй ряд под голубым обрезом потолка заним
начерченные лучащимися красками схемы населенных звездных систем, полученные от соседей по Великому Кольцу.
Внимание Чары привлекла старинная, потемневшая и, видимо, уже не раз реставрировавшаяся картина над трибуной.
Черно-фиолетовое небо занимало всю верхнюю часть громадного полотна. Маленький серп чужой луны бросал белесый, мертвенный свет на беспомощно поднятую вверх корму старинного звездолета, грубо обрисовавшуюся на багровом закате. Ряды уродливых синих растений, сухих и твердых, казались металлическими. В глу
м песке едва брел человек в легком защитном скафандре. Он оглядывался на разбитый корабль и вынесенные из него тела погибших товарищей. Стекла его маски отражали только багровые блики заката, но неведомым ухищрением художник сумел выразить в них беспредельное отчаяние одиночества в чужом мире. На невысоком бугре справа по песку ползл
что живое, бесформенное и отвратительное. Крупная надпись под картиной: "Остался один" — была столь же корот
сколь выразительна.
Захваченная картиной, девушка сразу не заметила искусную архитектурную выдумку — расположение сидений веерообразными уступами, так что из галерей, скрытых в основаниях рядов, к каждому месту был отдельный проход. Каждый ряд оказывался изолированным от соседнего - верхнего или нижнего. Только усевшись с Эвдой, Чара обратила внимание на старинную отделку кресел, пюпитров и барьеров, сделанных из натурального жемчужно-серого африканского дерева. Теперь никто не стал бы затрачивать так много работы на то, что могло бы быть отлито и отполировано за несколько минут. Может быть, из свойственного людям уважения к старине дерево показалось Чаре теплее и живее пластмассы. Она с нежностью погладила изогнутый подлокотник, не переставая разглядывать зал.
На
, как всегда, собралось много, хотя мощные телепередатчики должны были разнести по всей планете отображение всего происходившего. Секретарь Совета Мир Ом по обыкновению оглашал короткие сообщения, накопившиеся со времени прошлого заседания. Из нескольких сот человек, находившихся в зале, нельзя было найти ни одного невнимательного, занятого собою лица. Чуткая внимательность ко всему была характернейшей чертой людей эпохи Кольца. Но Чара пропустила первое сообщение, продолжая рассматривать зал и читая изречения знаменитых ученых, начертанные под картами планет. Особенно понравился ей написанный под Юпитером призыв быть чутким к явлениям природы: "Смотрите, как повсюду окружают нас непонятные факты, как лезут в глаза, кричат в уши, но мы не в
и не слышим, какие большие открытия таятся в их смутных очертаниях". В другом месте была еще одна надпись: "Нельзя просто поднять завесу неизвестного — только после упорного труда, отходов, боковых уклонений мы начинаем ловить истинный смысл, и новые необъятные перспективы раскрываются перед нами. Не избегайте никогда того, что кажется сначала бесполезным и необъяснимым".
Движение на трибуне — и в зале померк свет. Спокойный сильный голос секретаря Совета дрогнул от волнения.
— Вы увидите то, что еще недавно казалось абсолютно невозможным - снимок нашей Галактики со стороны, Более ста пятидесяти тысячелетий — полторы галактические минуты тому назад — жители планетной системы... — Чара пропустила ряд ничего не говоривших ей цифр — ... в созвездии Центавра обратились к обитателям Большого Магелланова Облака — единственно близкой к нам внегалактической системы звезд, о которой известно, что там есть мыслящие миры, способные сноситься по Кольцу с нашей Галактикой. Мы еще не можем определить точное местонахождение этой магелланийской планетной системы, но тоже приняли их передачу-снимок нашей Галактики. Вот он!
На
мадном экране засияло далеким серебряным светом широкое, сужавшееся к концам скопление звезд. Глубочайши
ак пространства затоплял края экрана. Такой же чернотой зияли прогалины между спиральными, разлохмаченными на концах ветвями. Бледное сияние одевало кольцо шаровых скоплений этих самых древних звездных систем нашей Вселенной. Плоские звездные поля перемежались с облаками и полосами черной остывшей материи. Снимок был сделан из неудобного поворота - Галактика пришлась сильно вкось и сверху, так что центральное ядро едва выступало горящей выпуклой массой в середине узкой чечевицы. Очевидно, для полного представления о нашей звездной системе нужно было запрашивать более отдаленные галактики, расположенные выше по галактической широте. Н
е ни одна галактика не подала признаков разумной жизни за время существования Великого Кольца.
Люди Земли, не отрываясь, смотрели на экран. Впервые человек смог взглянуть на свою звездную Вселенную со стороны, из чудовищной дали пространства.
Чаре показалось, что вся планета затаила дыхание, рассматривая свою Галактику в миллионах экранов на всех шести материках и на океанах, где только были разбросаны островки человеческой жизни и труда.
— С новостями, принятыми нашей обсерваторией по Кольцу и еще не поступавшими в мировую информацию, покончено,— снова заговорил секретарь.— Перейдем теперь к проектам, которые должны подвергнуться широкому обсуждению.
Предложение Юты Гай о создании искусственной, годной для дыхания атмосферы Марса путем выделения легких газов из глубинных горных пород автоматическими установками признано заслуживаю
внимания, так как подкреплено серьезными расчетами. Будет получен воздух, достаточный для дыхания и теплоизоляции наших поселков, которые выйдут и
пличных сооружений. Много лет назад, после открытия нефтяных океанов и гор из твердых углеводородов на Венере, были запущены автоматические установки для создания искусственной атмосферы под гигантс
колпаками из прозрачных пластмасс. Они дали возможность насадить растения и устроить заводы, снабжающие человечество любыми продуктами органической химии в колоссальных количествах.
Секретарь отложил в сторону м
лическую пластинку и приветливо улыбнулся. В ближнем к трибуне конце рядов сидений появился Мвен Мас в темно-красной одежде, угрюмый, торжественный и спокойный. В знак уважения к собранию он поднял над головой сложенные руки и сел.
Секретарь сошел с трибуны, уступив место молодой женщине с короткими золотыми волосами и удивленным взглядом зеленых глаз. Председатель Совета Гром Орм встал рядом.
— Обычно мы сами оповещаем о новых предложениях. Но вы услышите почти законченное исследование. Сам автор Ива Джан сообщит вам материал для ответственного раздумья.
Зеленоглазая женщина стала говорить сдавленным от застенчивости голосом. Ива начала с того общеизвестного факта, что растительность южных материков отли
ся голубоватым цветом листвы, характерным для древних форм земных растений. Как показало исследование растительности других планет, голубая листва свойственна более прозрачным, чем земная, атмосферам или же возникает при более жесткой, чем у Солнца, ультрафиолетов
адиации светила.
— Наше Солнце, устойчивое в своей красной радиации, не стабильно в голубой и ультрафиолетовой и около двух миллионов лет назад испытало резкое
нение фиолетовой радиации, продолжавшееся долго.
Тогда появились голубоватые растения, черная окраска у птиц и зверей, живших на открытых пространствах, черные
у птиц, гнездившихся в не защищенных тенью местах. В это время наша планета стала неустойчивой относительно оси своего вращения из-за изменения электромагнитного режима солнечной системы. Давно уже появились проекты перекачки морей в материковые впадины, чтобы нарушить установившееся равновесие и изменить положение земного шара относительно своей оси. Это было во времена, когда астрономы основывались лишь на элементарной механике тяготе
совершенно не принимая во внимание электромагнитного равновесия системы, гораздо более изменчивого, чем гравитация. Нам следует подойти к решению вопроса именно с этой стороны, что окажется знач
ьно проще, дешевле и скорее. Вспомним, как в начале звездоплавания создание искусственного тяготения требовало такого расхода энергии, что было практически невозможным. Теперь, после открытия разложения мезонных сил, наши корабли снабжены простыми и надежными аппаратами искусственной гравитации. Так и опыт Рен Боза намечает обходной путь для действенного и быстрого изменения режима вращения Земли...
Ива Джан умолкла. Группа из шести человек — герои экспедиции на Плутон, сидевшие все вместе в центре зала,— стала приветствовать ее, протягивая сложенные ладони. Щеки молодой женщины вспыхнули. На экране появились призрачные контуры стереометрических чертежей.
— Я знаю, что вопрос может быть расширен. Теперь можно думать об изменении даже орбит планет и, в частности, о приближении Плутона к Солнцу, чтобы воскресить эту некогда обитаемую планету чужой звезды. Но сейчас я имею в виду лишь сдвиг нашей Земли относительно оси для улучшения климатических условий материкового полушария.
Опыт Рен Боза показал, что возможна инверсия гравитационного поля в его второй аспект — электромагнитное поле, с последующей векториальной поляризацией вот в этих н
влениях...
Фигуры на экране вытягивались и поворачивались. Ива Джан продолжала:
— Тогда вращение планеты лишится устойчивости и Земля может быть повернута в желаемое положение для наиболее выгодного и длительного освещения солнечными лучами.
На длинн
текле под экраном потянулись ряды заранее вычисленных машинами параметров, и каждый, кто мог понять эти символы, убеждался, что проект Ивы Джан, во всяком случае, не беспочвен.
Ива Джан остановила движение чертежей и символов и, склонив голову, сошла с трибуны. Слушатели оживленно переглядывались и перешептывались. Обме
ись незаметными жестами с Громом Ормом, на трибуне появился молодой начальник экспедиции на Плутон.
— Несомненно, что опыт Рен Боза поведет к триггерной реакции - вспышке важн
х открытий. Мне он представляется ведущим к прежде недоступным даля
уки. Так было с квантовой теорией — первому приближению к пониманию репагулюма, или взаимоперехода, с последовавшим затем открытием античастиц и антиполей. Пото
следовало репагулярное исчисление, ставшее победой над принципом неопределенности древнего физика Гейзенберга. И, наконец, Рен Боз сделал следующий шаг к анализу системы пространство — пол
ридя к пониманию антигравитации и антипространства, или, по закону репагулюма, к нуль-пространству. Все непризнанные теории в конце концов стали фундаментом науки!
От группы исследователей Плутона я предлагаю передать вопрос в мировую информаци
я обсуждения. Поворот планеты относительно оси уменьшит расход энергии на подогревание полярных областей, еще больше сгладит полярные фронты, повысит водный баланс материков.
— Ясен ли вопрос для постановки на голосование? — спросил Гром Орм.
В ответ вспыхнуло множество зеленых огоньков.
— Тогда начнем! — сказал председатель и сунул руку под пюпитр своего кресла.
Там находились три кнопки сигналов счетной машины: правая означала "да", средняя — "нет", левая — "не считаю возможным высказаться". Каждый член Совета тоже послал незаметный для других сигнал. Нажали кнопки и Эвда Паль с Чарой. Отдельная машина считала мнения слушателей для контроля правильно
решения Совета.
Через несколько секунд загорелись большие знаки на демонстрационных экранах — вопрос был принят для обсуждения всей планетой.
На трибуну взошел сам Гром Орм.
— По причине, которую я прошу разрешения скрыть до окончания дела, следует
мотреть сейчас поступок бывшего заведующего внешними станциями Сов
Мвена Маса, а затем решать вопрос о тридцать
ьмой звездной экспедиции. Доверяет ли Совет основательности моих мотивов? <
леные огни были единодушным ответом.
— Всем ли известно случившееся в подробностях?
Снова каскад зеленых вспышек.
— Это ускорит дело. Я попрошу бывшего заведующего внешними станциями Совета Мвена Маса изложить мотивы своего поступка, приведшего к столь роковым последствиям. Физик Рен Боз еще не оправилс
полученных ранений и не вызван нами как свидетель. Ответственности он не подлежит.
Гром Орм заметил красный огонь у сиде
Эвды Наль.
— Вниманию Совет
вда Наль хочет добавить к сообщению о Рен Бозе.
— Я прошу выступить вместо него.
— По каким мотивам?
— Я люблю его!
— Вы выскажетесь после Мвена Маса.
Эвда Наль погасила красный сигнал и села.
На трибуне появился Мвен Мас. Спокойно, не щадя себя, африканец рассказывал об ожидавшихся результатах о
. О своем поразительном видении, реальность к
ого, к сожалению, не может б
доказана. Поспешность в производстве опыта, вызванная секретностью и незаконностью поступка, привела к тому, что они не продумали особых приборов для записи, рассчитывая на обычные памятные машины, приемники которых оказались разрушенными в первое же мгновение. Ошибкой было и
едение опыта на спутнике. Следовало прицепить к спу
у 57 старый планетолет и попытаться установить на нем приборы для о
тировки вектора. Во всем этом в
ат он, Мвен Мас. Р
оз занимался
новкой, а вынесение опыта в космо
ходилось в компетенции заведующего внешн
станциями.
Чара стиснула руки — обвинительные аргументы Мвена Маса показались ей вескими.
— Наблюдатели погибшего спутника знали о возможной катастрофе? - спросил Гром Орм.
— Да, были предупреждены и с радостью согласились.
— Меня не удивляет то, что они согласились,— тысячи молодых людей принимают участие в опасных опытах, ежегодно происходящих на нашей планете. Случается, и гибнут... И новые идут с не меньшим мужеством,- хмуро возразил Гром Орм,— на войну с неизвестным. Но вы, предупреждая молодых людей, тем самым подозревали возможность такого исхода. И все же произвели рискованный опыт...
Мвен Мас молча опустил голову.
Чара, не отводившая глаз от него, подавила тяжелый вздох, почувствовав на плече руку Эвды Наль.
— Изложите причины, поб
шие вас пойти на это,— после паузы сказал председатель Совета.
Африканец с
заговорил, на этот раз со страстным волнением. Он рассказал, как с юности взывал
нему укором миллионы безымянных могил людей, побе
ных неумолимым временем, как нестерпимо было не попытаться сделать, впервые за всю историю человечества и многих соседних миров, шаг к победе над пространством и временем, поставить первую веху на этом великом пути, на который устремились бы немедленно сотни тысяч могучих умов. Он счел себя не вправе отложить — может быть, на столетие — опыт только из-за того, чтобы не по
гать немногих людей опасности
себя — ответственности.
Мвен Мас говорил, и сердце Чары билось сильнее от гордости за своег
бранника. Вина африканца стала казаться не столь уж тяжкой.
Мвен Мас вернулся на место
тал ожидать решения на виду у всех.
Эвда Наль передала магнитофонную запись речи Рен Боза. Его слабый, задыхающийся голос загремел на весь зал через усилители. Физик оправдывал Мвена Маса. Не зная всей сложности вопроса, заведующему внешними станциями оставалось только довериться ему, Рен Бозу, а тот убедил его в обязательном успехе. Но физик не считал и себя виноватым. "Ежегодно,— говорил он,— ставятся менее важные опыты, иногда кончающиеся трагически. Наука — борьба за счастье человечества — так же требует жертв, как и всякая другая борьба. Трусам, очень берегущим себя, не даются
нота и радость жизни, а ученым — крупные шаги вперед..."
Рен Боз закончил кратким разбором опыта и своих ошибок с уверенностью
дущем успехе. Запись речи окончилась.
— Рен Боз ничего не сказ
своих наблюдениях во время опыта,- поднял голову Гром Орм, обращаясь к Эвде Наль.— Вы хотели говорить за него.
— Я предвидела вопрос и попросила слова,— ответила Эвда.— Рен Боз потерял сознание через несколько секунд после включения Ф-станций и более ничего не видел. Находясь на грани обморока, он заметил и запомнил лишь показания приборов, свидетельствующие о появлении нуль-пространства. Вот его запись по памяти.
На экране появилось несколько цифр, немедленно переписанных множеством людей.
— Позвольте мне добавить еще от Академии Горя и Радости,— вновь заговорила Эвда.— Подсчет народных высказы
й после катастрофы дает следующее...
Ряды восьмизначных цифр потянулись на экране, распадаясь по графам осуж
я, оправдания, сомнения в научном подходе, обвинений в поспешности. Но общий итог, несомненно, был в пользу Мвена Маса и Рен Боза, и лица п
тствующих прояснились.
Загорелся красный сигнал на противоположной стороне зала, и Гром Орм дал слово астроному тридцать седьмой звездной — Пур Хиссу. Тот заговорил громко и темпераментно, делая длинными руками неуклюжие жесты и выпячивая кадык.
— Мы с группой товарищей-астрономов осуждаем Мвена Ма
Его поступок — проведение опыта без Совета — внушает подозрение, что Мвен Ма
йствовал не так бескорыстно, как это старались представить здесь высказывавшиеся!
Чара запылала от негодования и осталась на месте, только подч
сь холодному взгляду Эвды Наль.
Пур Хисс умолк.
— Ваши обвинения тяжелы, но не обоснованы,— возразил по разрешению председателя Мвен Мас, — уточните, что вы подразумеваете под корыстью.
— Бессмертная слава при полном успехе опыта —
корыстная подоплека вашего поступка. А трусость — вы боялись, что вам откажут в разрешении на опыт, потому и действовали поспешно и тайно.
Мвен Мас широко улыбнулся, по-детски развел руками и молча сел. Во всем облике
Хисса появилось злобное торжество.
Эвда Наль повторно попросила слова.
— Высказывание Пур Хисса поспешно и слишком злобно для решения серьезного вопроса. Его взгляды на тайные мотивы поступков относят нас ко време
емных веков. Так говорить о какой-то бессмертной славе могли только люди далекого прошлого. Не н
я радости и по
ы в своей настоящей жизни, не чувствуя себя частицей всего творящего человечества, они страшились неизбежной смерти и цеплялись за малей
надежду увековечения. Ученый-астроном Пур Хисс не понимает, что в памяти человечества живут лишь те, чьи мысли, воля и достижения продолжают действовать и по прекращении действия забываютс
исчезают. Часто они воскресают вновь из небытия, как многие древние ученые или художники, если их творения вновь стан
ся необходимыми и возобновляют дей
е в обществе... особенно в многомиллиардном современном обществе! Я давно уже не сталкивалась со столь примитивным пониманием бессмертия и славы и удивлена, встретив его у космического путешественника.
Эвда Наль, выпрямившись во весь рост, обернулась к Пур Хиссу, который сжался в своем кресле, освещенный множеством красных огней.
— Отбросим нелепости,— продолжала Эвда,— и посмотрим на поступок Мвена Маса и Рен Боза, взяв главным критерием счастье человечества. Прежде люди часто не умели взвесить реальную ценность своих дел и сопоставить ее с вредной оборотной стороной, которой неизбежно обладает каждое действие, каждое мероприятие. Мы давно избавились от этого и можем говорить лишь о действительном значении поступков.
И теперь, как раньше, новые пути нащупываются отдельными людьми, потому что только особая настроенность мозга, после очень длительной подготовки, может распознать новое направление, скрытое в противоречивых фактах. Но теперь,
а только определится новый путь, десятки тысяч людей принимаются за его разработку и лавина новых открытий катится в бесконечнос
увеличиваясь, как снежный ком. Рен Боз и Мвен Мас пошли самым непроторенным путем. Я не обладаю достаточными познаниями, но и для меня преждевременность их опыта очевидна. В этом вина обоих и ответственность за огромный материальный ущерб и четыре человеческие жизни. По законам Земли налицо преступление, но оно совершено не из личных целей и, следовательно, не подлежит самой тяжкой ответстве
ти.
Эвда Наль медленно вернулась на свое место, Гром Орм не нашел более желающих высказаться. Члены Совета потребовали от председателя заключительного предложения. Тонкая жилистая фигура Грома Орма наклонилась вперед на трибуне, и острый взгляд вонзился в глубину зала.
— Обстоятельства для окончательного суждения несложны. Для Рен Боза я вообще исключаю ответственность. Какой ученый не воспользуется предоставляемыми ему возможностями, особенно если он уверен в успехе? Сокрушительная неудача опыта послужит уроком. Однако несомненна и польза опыта. Она отчасти возмещает материальный ущерб, так как теперь эксперимент поможет разрешению множества вопросов, о которых в Академии Пределов Знания только еще начинали думать.
Мы решаем проблемы использова
производительных сил в крупном масштабе, отбросив мелкоутилитарные приспособленческие тенденции старой экономики. Однако и до сих пор иногда люди не понимают момента удачи, потому что забывают о непреложности законов развития. Им кажется, что строение должно подым
я без конца. Мудрость руководителя заключается в том, чтобы своевременно осознать высшую для настоящего момента ступень, остановиться и подождать или изменить путь. Таким руководителем на своем очень ответственном посту не смог быть Мвен Мас. Выбор Совета оказался ошибочным. Совет подлежит в этом ответственности наравне со своим избранником. Прежде всего виноват я сам, так как инициатива приглашения Мвена Маса, принадлежащая двум членам Совета, была
ержана мною.
Я предлагаю Совету оправдать Мвена Маса в личных мотивах поступка, но запретить ему занимать должности в ответственных организациях планеты. Я тоже должен быть устранен с поста председателя Совета и направлен на ликвидацию последствий своего неосторожного выбора — строительства спутника.
Гром Орм обвел взглядом зал, читая искреннее огорчение, отразившееся на многих лицах. Но люди эпохи Кольца избегали уговаривать, уважая решения друг друга и доверяя их правильности.
Мир Ом посовещался с членами Совета, и счетная машина сообщила результат голосования. Заключение Грома Орма принималось без возражений, но с условием, чтобы работу собрания довести до конца и оставить свой пост после ее завершения.
Он поклонился, но ничего не изменилось в его
ухо скованном волей лице.
— Я должен теперь объяснить свою просьбу о переносе обсуждения звездной экспедиции,— спокойно продолжал председатель.— Благоприятный исход дела был очевиден, и я думаю, что Контроль Чести и Права согласится с нами. Но теперь я могу просить Мвена Маса занять
место в Совете, Познания Мвена Маса необходимы для правильного решения важнейшего вопроса, тем более что член Совета Эрг Hoop не сможет принять участия в сегодняшнем обсуждении. <
ен Мас пошел к креслам Совета. Зеленые огни доброжелательства переливались по залу, отмечая его путь.
Беззвучно сдвинулись карты планет, уступая место угрюмым черным таблицам, на которых разноцветные огоньки звезд были соединен
ней нитью предполагавшихся на столетие маршрутов. Председатель Совета прео
ился. Исчезла холодная бесстрастность, на сероватых щеках затеплился румянец, стальные глаза потемнели. Гром Орм оказался на трибуне.
— Каждая звездная экспедиция — подолгу лелеемая мечта, новая надежда, бережно вынашиваемая много лет, новая ступень в лестнице великого восхождения. С другой стороны, это труд миллионов, который не может пройти без отдачи, без крупного научного или экономического эффекта, иначе остановится наше движение вперед и дальнейшее завоевание природы. Потому мы так тщательно обсуждаем, обдумываем, вычисляем, прежде ч
межзвездные дали взовьется новый корабль.
Наш долг заставил отдать тридцать седьмую экспедицию для Великого Кольца. Тем тщательнее мы обсуждали план тридцать восьмой экспедиции. Но за последний год произошло несколько событий, изменивших положение и обязывающих нас пересмотреть утвержденные предыдущими Советами и планетным обсуждением
и задачу экспедиции. Открытие способов обработки сплавов под высоким давлением при температуре абсолютного нуля улучшило прочность корпуса звездолетов. Усовершенствование анамезонных двигателей, ставших экономичнее, позволяет большую дальность полета одиночного корабля. Предполагавшиеся в тридцать восьмую экспедицию звездолеты "Аэлла" и "Тинтажель" устарели по сравнению с только что законченным "Лебедем" — круглокорпусным кораблем вертикального типа с
рьмя килями устойчивости. Мы становимся способны на более дальние полеты.
Эрг Hoop, вернувшийся на "Тантре" из тридцать седьмой экспедиции, сообщил об открытии черной звезды класса Т, на планете которой обнаружен звездолет неизвестной конструкции. Попытка проникнуть внутрь корабля едва не привела всех к гибели, но все же удалось добыть кусок металла от корпуса. Это неизвестное у нас вещество, хотя и близкое к четырнадцатому изотопу серебра, обнаруженному на планетах чрезвычайно горячей звезды класса 08, известной уже очень давно под именем Дзеты Кормы Корабля.
Форма звездолета — двояковыпуклого диска с грубоспиральной поверхностью — обсуждена в Академии Пределов Знания.
Юний Ант пересмотрел памятные записи информации Кольца за все четыреста лет с момента нашего включения в Кольцо. Этот тип конструкции звездолетов
уществим при нашем направлении науки и уровне знаний. Он неизвестен на тех мирах Галактики, с которыми мы обменивались сведениями.
Дисковый звездолет таких колоссальных размеров, без сомнения, гость с невообразимо далеких планет, может быть, даже с внегалактических миров. Он мог странствовать миллионы лет и опуститься на планету железной звезды в нашей пустынной области на краю Галактики.
Не требует пояснений важность изучения этого корабля путем специальной экспедиции на звезду Т
]Гром Орм включил гемисферный экран, и зал исчез. Перед зрителями медленно плыли записи памятных машин.
— Э
едавно принятое сообщение с планеты ЦР519, — я опускаю для краткости детальные координаты,— их экспедиция в систему звезды Ахернар...
Странным казалось расположение звезд, и самый опытный взгляд не мог бы узнать в них давно изученные светила. Пятна тускло светящегося газа, тем
облака и, наконец, большие остывшие планеты, отражавшие свет чудовищно яркой звезды.
Диаметром всего в три с половиной раза больше Солнца, Ахернар светился как двести восемьдесят солнц, будучи неописуемо яркой голубой звездой спектрального класса В5. Косми
ий корабль, сделавший запись, удалился в сторону. Вероятно, прошли десятки лет пути. На экране возникло другое светило — яркая зеленая звезда класса S. Она вырастала, светя все ярче, пока звездолет чу
мира приближался к ней. Мвен Мас подумал, что зеленый оттенок ее света был бы гораздо красивее сквозь атмосферу. Словно в ответ на его мысл
а экране появилась поверхность новой планеты. Снимки делались с перерывами - экран не показал приближения к планете. Перед зрителями внезапно выросла страна высоких гор, окутанных во все мыслимые оттенки зеленого света. Черно-зелен
ени глубоких ущелий и крутых склонов, голубовато-зеленые и лиловато-зеленые освещенные скалы и долины, аквамариновые снега на вершинах и плоскогорьях, желто-зеленые, выжженные горячим светилом участки. Малахитовые речки бежали вниз, к невидимым озерам и морям, скрывавшимся за хребтами.
Дальше покрытая круглыми холмами равнина расстилалась до края моря, казавшегося издалека блестящим листом зеленого железа. Синие деревья клубились густой листвой, поляны расцветали пурпурными полосами и пятнами неведомых кустов и трав. А из глубины аметистового неба могучим потоком струились золотисто-зеленые лучи. Люди Земли замерли. Мвен Мас рылся в своей необъятной памяти, чтобы точно определить расположение зеленого светила.
"Ахернар — Альфа Эридана, высоко в южном небе, рядом с Туканом. Расстояние — двадцать один парсек... Возвращение звездолета с тем же экипажем невозможно",— быстро проносились острые мысли.
Экран погас, и странен показался вид замкнутого зала, приспособленного для размышлений и совещаний жителей Земли.
— Эта зелена
езда,— снова зазвучала речь председателя,— с обилием циркония в спектральных линиях, размером немного более нашего Солнца.— Гром Орм быстро перечислил координаты циркониевого светила.- В ее системе,— продолжал он,— есть две планеты-близнецы, вращающиеся друг против друга на таком расстоянии от звезды, которое соответствует энергии, получаемой Землей от Солнца.
Толщина атмосферы, ее состав, количество воды совпадают с условия
емли. Таковы предварительные данные экспедиции планеты ЦР519. Эти же сообщения говорят об отсутствии высшей жизни на планетах-близнецах. Высшая мыслящая жизнь так преобразует природу, что
етна даже для поверхностного наблюдения с летящего в высоте звездолета. Надо считать, что она или не смогла там
иться, или еще не развилась. Это необычайно редкая удача. Если бы там оказалась высшая жизнь, мир зеленой звезды был бы закрыт для нас. Еще в семьдесят втором году эпохи Кольца, более трех веков назад, наша планета предприняла обсуждение вопроса о заселении планет с высшей мыслящей жизнью, хотя бы и не достигшей уровня нашей цивилизации. Тогда же было решено, что всякое вторж
на подобные планеты ведет к неизбежным насилиям вследствие глубокого непонимания.
Мы знаем теперь, как велико разнообразие миров в нашей Галактике. Звезды голубые, зеленые, желтые, белые, красные, оранжевые, все водородно-гелиевые, но по различному составу своих оболочек и ядер называемые углеродными, циановыми, титановыми, циркониевыми, с различным характером излучения, высокими и низкими температурами, разным составом своих атмосфер и ядер. Планеты самого различного объема, плотности, состава и толщины атмосферы, гидросферы, расстояния до светила, условий вращения. Но мы знаем и другое: наша планета с ее семьюдесятью процентами покрытой водой поверхности, в совпадении с близостью к Солнцу, изливающему на нее могучий поток энергии, представляет собой не часто встречающуюся основу мощной жизни, богатой биомассой и разнообразием
прерывных превращений.
Поэтому жизнь у нас развилась скорее, чем на других мирах, где она была угнетена недостатком воды, солнечной энергии или малыми площадями суши. И скорее, чем на планетах, слишком богатых водой. Мы видели в передачах по Кольцу эволюцию жизни на сильно затопленных планетах, жизни, отчаянно лезущей вверх по стеблям торчащих из вечной воды растений.
На нашей богатой водой планете тоже сравнительно мала площадь материков для сбора солнечной энергии путем ли пищевых растений, древесины или просто термоэлектрических установок.
В древнейшие периоды истории Земли жизнь развивалась медленнее в болотах низких материков палеозойской эры, чем на высоких материках кайнозойской эры, где шла борьба не только за пищу, но и за воду.
Мы знаем, что необходим
еделенный, наиболее выгодный для обилия и мощности жизни процент соотношения воды и суши, и наша планета близка к этому наиболее благоприятному коэффициенту. Таких планет не столь много в космосе, и каждая представляет неоценимый вклад для нашего человечества как новая почва для его расселения и дальнейшего совершенствования.
Давно уже челов
тво перестало бояться стихийного перенаселения, когда-то пугавшего отдаленных предков. Но мы неуклонно стремимся в космос, расширяя все больше область расселения людей, ибо в э
тоже движение вперед, неизбежный закон развития. Трудность освоения планет, сильно отличающихся по физическим условиям от Земли, была так велика, что уже давно породила проекты о поселении человече
в космосе на специально построенных гигантских сооружениях, подобных увеличенным во много раз искусственным спутникам, Вы знаете, что один такой остров был построен накануне эпохи Кольца,— я говорю про "Надир", расположенный в восемнадцати миллионах километров от Земли. Там живет еще небольшая колония людей... Но неуспех этих тесных, сильно ограниченн
местилищ для человеческой жизни был настолько очевиден, что приходится лишь удивляться нашим предкам, несмотря на всю смелость их строительного замысла.
Планеты-близнецы зеленой циркониевой звезды очень похожи на нашу. Они непригодны или трудно освояемы для хрупких обитателей открывшей их планеты ЦР519, отчего они поспешили передать нам эти сведения, как мы передадим им свои открытия.
Зеленая звезда находится от нас на таком расстоянии, которого не пролетел ни один наш звездолет. Достигнув ее планет, мы выдвинемся далеко в космос. И мы выдвинемся не на маленьком мирке искусственного сооружения, а на крепкой базе больших планет, просторных для организации удобной жизни, могучей техники.
Вот почему я подробно занял ваше внимание планетами зеленой звезды — мне они представляются необычайно важными для исследования. Расстояние в семьдесят световых лет теперь достижимо для звездолета типа "Лебедь
, может быть, следует тридцать восьмую звездную экспедицию направить к Ахернару!
Гром Орм замолчал и перешел к своему месту, повернув небольшой рычажок на пульте трибуны.
Вместо председателя Совета перед зрителями поднялся небо
й экран, на котором до уровня груди появилась знакомая многим массивная фигура Дар Ветра. Бывший заведующий внешними станциями улыбнулся, встреченный неслышными приветствиями зеленых огоньков.
— Дар Ветер находится сейчас в Аризонской радиоактивной пустыне, откуда отправляются партии ракет на высоту п
есяти семи тысяч километров для строительства спутника,— пояснил Гром Орм.— Он хотел выступить перед вами со своим мнением члена Совета.
— Я предлагаю осуществить самое простое решение,— раздался веселый, звучащий металлом переносного передатчика голос.— Отправить не одну, а три экспедиции
>Члены Совета и зрители замерли от неожиданности. Дар Ветер не был оратором и не восполь
лся эффектной паузой.
— Первоначальный план посылки обоих звездолетов тридцать восьмой экспедиции на тройную звезду ЕЭ7723...
В то же мгновение Мвен Мас представил себе эту тройную звезду, по-старинному обозначавшуюся как Омикрон 2 Эридана. Распо
нная менее чем в пяти парсеках от Солнца, эта система из желтой, голубой и красной звезд обладала двумя безжизненными планетами, но интерес исследования заключался не в них. Голубая звезда в этой системе была белым карликом. Размерами с крупную план
по массе она равнялась половине Солнца. Средний удельный вес вещества этой звезды в две тысячи пятьсот раз превосходил плотность самого тяжелого земного металла — иридия. Тяготение, электромагнитные поля, процессы создания тяжелых химических элементов на этой звезде пре
вляли колоссальный интерес и важность для непосредственного изучения их с возможно более близкого расс
ия. Тем более что посылавшаяся в старину на Сириус десятая звездная экспедиция погибла, успев предупредить об опасности. Близкий сосед Солнца — двойная голубая звезда Сириус также обладала белым карликом более низкой температуры и больших размеров, чем Омикрон 2 Эридана В с плотностью, в двадцать пять тысяч раз большей плотности воды. Достижение этой близкой звезды оказалось невозможным из-за громадных перекрещивающихся метеорных потоков, опоясывавших звезду и столь сильно рассеянных, что не было возможности точно определить распространение губительных обломков. Тогда и была задумана экспедиция на Омикрон 2 Эридана триста пятнадцать лет тому назад.
— ...представляет теперь, после опыта Мвена Маса и Рен Боза,- говорил в это время Дар Ветер,— столь важное значение, что отказаться от него нельзя.
Но изучение чужого, далекого звездолета, найденного тридцать седьмой экспедицией, может дать нам такие познания, которые далеко превзойдут открытия первого исследования.
Можно пренебречь прежними правилами безопасности и рискнуть разделить звездолеты. "Аэллу" послать на Омикрон Эридана, а "Тинтажель" — на звезду Т. Оба звездолета первого класса, как "Тантра", которая справилась одна с чудовищными затруднениями.
— Романтика! — громко и презрительно сказал Пур Хисс и тут же съежился, заметив неодобрение зрителей.
— Да, настоящая романтика! — радостно воскликнул Дар Ветер.- Романтика — роскошь
роды, но необходимая в хорошо устроенном обществе! От избытка телесных и душевных сил в каждом человеке быстрее возрождается жажда нового, частых
мен. Появляется особое отношение к жизненным явлениям — попытка увидеть больше, чем ровную поступь повседневности, ждать от жизни высшую норму испытаний и впечатлений.
Я вижу в зале Эвду Наль,— продолжал Дар Ветер.— Она подтвердит вам, что романтика — это не только психология, но и физиология! Продолжаю — новый звездолет "Лебедь" послать на Ахернар, к зеленой звезде, потому что только через сто семьдесят ле
ша планета узнает результат. Гром Орм совершенно прав, что исследование сходных планет и создание ба
ля движения в космос — наш долг по отношению к потомкам.
— Запас анамезона готов только для двух кораблей,— возразил секретарь Мир Ом.— Понадобится десять лет, чтобы, не нарушая экономики, приготовить корабль еще для одного полета. Напомню, что сейчас много производительных сил отнимет восстановление спутника.
— Я предвидел это,— ответил Дар Ветер,— и предлагаю, если Совет Экономики найдет возможным обратиться к населению планеты. Пусть каждый на год отложит увеселительные поездки и путешествия, пусть выключат телевизоры наших аквариумов в глубинах океана, перестанут доставлять драгоценные камни и редкие растения с Венеры и Марса, остановят заводы одежды и украшений. Совет Экономики определит лучше меня, что следует приостановить, чтобы бросить сэкономленную энергию на производство анамезона. Кто из
откажется сократить потребности только на один год, чтобы принести нашим детям великий дар — две новые планеты в живительных лучах зеленого, приятного для наших земных глаз солнца!
Дар Ветер простер руки перед собой, обращаясь ко всей Земле, так как
, что миллиарды глаз следят за ним в экранах телевизоров, кивнул головой и исчез, оставив пустое синеватое мерцание. Там, в Аризонской пустыне, гулкий грохот периодически сотрясал почву, говоря о том, что очередная ракета взвилась с грузом за пределы голубого небосвода. Здесь все присутствующие в зале Совета встали, поднимая левые руки, что означало открытое и полной согласие с выступавшим.
Председатель Совета обратился к Эвде Наль:
— Наш гость из Академии Горя и Радости, не выскажете ли вы свое мнение в аспекте человеческого счастья?
Эвда еще раз взошла на трибуну.
— Человеческая психика устроена так, что не приспособлена к длительному возбуждению и многократном
вторению возбуждения,— это защита от быстрого износа нервной системы. Наши далекие предки едва не погубили человечество, не считаясь с тем, что человек в своей физиологической основе требует частого отдыха. Но мы, напуганные этим, прежде слишком берегли психику, не понимая, что основным средством расключения и отдыха от впечатлений является труд. Необходима не только перемена рода занятий, но и регулярное чередование труда и отдыха. Чем тяжелее труд, тем длитель
отдых, и тогда чем труднее, тем радостнее
м больше захвачен человек весь, полностью.
Можно говорить о счастье, как о постоянной перемене труд
отдыха, трудностей и удовольст
Долголетие человека расширило пределы его мира, и он устремился в космос. Борьба за новое — вот настоящее счастье! Отсюда — отправление звездолета на Ахернар даст человечеству больше непосредственной радости, чем две другие экспедиции, так как планеты зеленого солнца подарят новый мир нашим чувствам, а исследования физических явлений космоса, несмотря на все их значение, воспринимаются пока только в области разума. Борясь за возрастание суммы человеческого счастья, Академия Горя и Радости, вероятно, считала бы наиболее выгодной экспедицию на Ахернар, но если возможно осуществление всех трех, то что же может быть лучше!
Эвда Наль получила в награду о
волнованного зала целую лавину зеленых огней.
Поднялся Гром Орм.
— Вопрос и решение Совета уже выяснились, и мое выступление, очевидно, последнее. Будем просить человечество сократить свои потребности на четыреста девятый год эры Кольца. Дар Ветер не сказал о находке историками золотого коня эры Разобщенного Мира. Эти сотни тонн чистого золота можно обратить на производство анамезона и добиться скорого изготовления полетного запаса. Отправим впервые за всю историю Земли экспедиции одновременно на три звездные системы и впервые попытаемся достигнуть миров, находящихся на расстоянии семидесяти световых лет!
Председатель закрыл заседание, попросив остаться лишь членов Совета. Надо было срочно составить запр
в Совет Экономики, а также в Академию Стохастики и Предсказания Будущего для вы
ния возможных слу
остей в далеком пути на Ахернар.
Усталая Чара поплелась вслед за Эвдой, удивляясь, что бледные щеки знаменитого психиатра оставались свежими, как всегда. Девушке хотелось скорее остаться одной, чтобы потихоньку прочувствовать оправдание Мвена Маса. Сегодня замечательный день! Правда, Мвена Маса не увенчали как героя, на что в самых сокровенных мечтах надеялась Чара. Его надолго, если не навсегда, отстранили от большой и важной работы... Но разве его не оставили в обществе! Разве не открыта им вместе широкая и нелегкая дорога исследования
уда, любви!
Эвда Наль заставила девушку пойти в ближайший Дом питания. Чара так долго смотрела на таблицу выбора, что Эвда решила действовать сама, назвав в приемный рупор автомата цифры выбранных блюд и индекс стола. Только что они уселис
овальный двухместный стол, как в центре его открылся люк и оттуда появился маленький контейнер с заказом. Эвда Наль протянула Чаре бокал с опалесцировавшим в нем подбодряющим напитком "Лио", а сама с удовольствием выпила стакан прохладной воды и ограничилась запеканкой из каштанов, орехов и бананов со сбитыми сливками. Чара съела какое-то блюдо из тертого мяса рантов — птиц, заменивших домашних кур и дичь в современном обиходе, и была отпущена. Эвда Наль смотрела вслед Чаре, когда девушка со своим удивительным, даже дл
охи Кольца, изяществом сбегала по лестнице между статуями из черного металла и причудливо изогнутыми подставками фонарей.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. АНГЕЛЫ НЕБА
Затаив дыхание следил Эрг Hoop за манипуляциями искусных лаборантов. Обилие приборов напоминало пост управления звездолета, но простор большого зала с широкими голубоватыми окнами сразу же отводил всякие мысли о космическом корабле.
В центре комнаты на металлическом столе стояла камера из толстых плит руфолюцита — материала, прозрачного и для инфракрасных и видимых лучей. Паутина трубок и проводов оплетала коричневую эмаль звездолетного водяного бака, заключавшего двух черных медуз с планеты железной звезды.
Эон Тал, выпрямившись, как на гимнастике, с беспомощно висевшей по-прежнему на перевязи рукой, издалека заглядывал на медленно поворачивавшийся барабан самописца. На лбу биолога выше широких черных бров
ыступили капельки пота.
Эрг
p облизнул пересохшие губы.
— Ничего. За пять лет пути там остался один прах,— хрипло заметил астролетчик.
— Если так, то большая беда... для Низы и для меня,— отозвался биолог.— Понадобятся искания ощупью, возможно многолетн
чтобы определить характер поражения.
— Вы продолжаете думать, что органы, убивающие добычу, одинаковы у медуз и у креста?
— Не только я. Грим Шар и все другие пришли к той же уверенности. Но сначала были самые неожиданные мысли. Я вообразил, что черный крест вообще не имее
ношения к планете.
— Я тоже, помните, говорил вам об этом. Мне почудилось, что это существо с дискового звездолета и стерегло его. Но если подумать серьезно, то какой смысл стеречь несокрушимую крепость снаружи ее? Попытка вск
спиралодиск показала нелепость та
мыслей.
— Я представлял себе, что крест вообще не живой!
— Робот-автома
оставленный на охрану звездолета?
— Да. Но теперь, конечно, я отказался от этой мысли. Черный крест — это живое существо, порождение мира мрака. Вероятно,
твари обитают внизу, на равнине. Он появился со стороны "ворот" — прохода в утесах.
узы, более легкие и подвижные,— это обитатели плоскогорья, на которое мы сели. Связь черного креста и спиралодиска случайна, просто наши защитные устройства не коснулись это
тдаленного уголка равнины, всегда остававшегося во мраке за гигантским диском.
— И вы считаете убийственные органы креста и медуз сходными?
— Да! У этих животных, обитающих в одних и тех же условиях, должны были возникнуть и схожие органы. Железная зв
— тепловое электрическое светило. Вся толстая
сфера планеты сильно насыщена электричеством. Грим
считает, что животные собирали энергию из атмосферы, создавая сгущения наподобие наших шаровых молний. Вспомните движение коричневых звездочек по щупальцам медуз.
— И у креста были щупальца, но не было...
— Просто никто не успел заметить. Но характер поражения по нервным стволам с параличом соответствующего высшего центра — в этом все мы единодушны — одинаков у меня и у Низы! Это главное доказательство и главная надежда!
— Надежда? — встрепенулся Эрг Hoop.
— Разумеется. Смотрите,— биолог показал на ровную линию зап
прибора,— чувствительные электроды, погруженные в ловушку с медузами, ничего не показывают. Чудовище забралось туда с полным зарядом своей энергии, которая никуда не могла деваться из бака после его заделки. Изоляционная защита космических пищевых сосудов вряд ли может быть проницаема — это не наши легкие биологические скафандры. Вспомните, что крест, погубивший Низу, не причинил ва
еда. Его ультразвук проник в скафандр вы
защиты, сломив волю, но поражающие разряды оказались бессильны. Они пробили только скафандр Низы так же, как медузы пробили мой.
— Следовательно, заряд шаровых молний или чего-то похожего, который вошел в бак, долж
ам остаться. Но приборы ничего не показывают...
— В этом и есть надежда. Значит, медузы не рассыпались в прах. Они...
— Понимаю. Закапсулировались, заключили себя в нечто вроде кокона.
— Да. Подобное приспособление распространено среди живых организмов, вынужденных переживать неблагоприятные для существования периоды. Долгие ледяные ночи черной планеты, ее страшные ураганы на "восходах" и "закатах" — вот такие периоды. Но так как они сравнительно быстро чередуются, то я уверен, что медузы могут быстро инцистироваться и так же быстро выходить из этого состояния. Если рассуждение верно, то мы сможем довольно просто вернуть черных медуз к их убийственно
знедеятельности.
— Восстановлением температуры, атмосферы, освещения и прочих условий черной планеты?
— Да. Все рассчитано и подго
ено. Скоро появится Грим Шар. Мы начнем продувать бак неоново-кислор
-азотной смесью при давлении в три атмосферы. Но сначала убедимся
Эон Тал посовещался с двумя ассистентами. Какая-то установка стала медленно подползать к коричневому баку. Передняя руфолюцитовая плита отодвинулась, открывая доступ к опасной ловушке.
Электроды внутри бака заменились микрозеркалами с цилиндрическими осветителями. Один из ассистентов встал за пульт телеуправления. На экране возникла вогнутая поверхность, покрытая зернистым налетом и тускло отражавшая лучи осветителя,— стенка бака. Плавно поворачивалось зеркало. Эон Тал заговорил: [p
ентгеном просветить трудно, слишком сильна изоляция. Приходится применять более сло
способ.
Вращение зеркала отразило дно сосуда и на нем два белых комка в форме неправильных шаров с ноздреватой, волокнистой поверхностью. Комки походили на плоды недавно выведенной породы хлебных деревьев, достигавшие семидесяти сантиметров в поперечнике.
— Присоедините ТВФ к вектору Грим Шара,— обратился биолог к помощнику.
Ученый, едва убедившись в
воте общих предположений, прибежал в лабораторию. Близоруко щурясь вовсе не от слабости зрения, а по привычке, он оглядывал приготовленные аппараты. Грим Шар не походил на знаменитых ученых, которые, как правило, отличались внушительным видом и властностью характера. Эрг Hoop вспомнил Рен Боза с его застенчивой мальчишеской внешностью, так не соответствовавшей величию его ума.
— Вскройте заделанн
ов! — скомандовал Грим Шар.
Механическая рука взрезала слой твердой эмалевой массы, не сдвинув с места тяжелую крышку. Шланги с газовой смесью подключились к вентилям. Сильный прожектор инфракрасных лучей заменил железную звезду.
— Температ
.. сила тяжести... давление... электрическая насыщенность...— повторя
казания приборов находящийся у них ассистент.
Спустя полчаса Грим Шар обернулся к астролетчикам.
— Пойдемте в зал отдыха. Нет возможности предугадать время оживления этих капсул. Если Эон прав, то это произойдет скоро. Дежурные предупредят нас.
Институт Нервных Токов был построен далеко от жилой зоны, на окраине заповедной степи. Земля на исходе лета стала сухой, и ветер уносился вдаль с особенны
лестом, проникавшим в настежь открытые окна вместе
егким запахом подсушенных солнцем трав.
Трое исследователей в удобных креслах погрузились в молчание, поглядывая в окна поверх раскидистых деревьев на марево далекого горизонта. Время от времени кт
будь закрывал усталые глаза, но ожидание было слишком напряженным, чтобы задремать. На этот раз судьба не испытывала терпения ученых.
прошло и трех часов, как вспыхнул экран прямого с
нения. Дежурный ассистент едва сдерживал себя. - Крышка шевелится!
В одно мгновение все трое оказались в лаборатории.
— Закройте наглухо руф
итовую камеру, проверьте герметичность! — распорядился Грим Шар.— Перенесите условия планеты в камеру.
Легкое шипение мощных насосов, посвистывание уравнителей давления — и внутри прозрачной клетки оказалась атмосфера мрака.
— Увеличьте влажность
асыщение электричеством,— продолжал Грим Шар.
Резкий запах озона поплыл по лаборатории.
Ничего не произошло. Ученый нахмурился, окидывая взглядом приборы и силясь сообразить, что упущено.
— Нужна тьма! — вдруг раздался четкий голос Эрга Ноора.
Эон Тал даже подпрыгнул.
— Как я смог забыть! Грим Шар, вы не были на железной звезде, но я!..
— Поляризующие ставни! — вместо ответа сказал ученый.
Свет
рк. Лаборатория осталась освещенной лишь огнями п
ров. Ассистенты задернули пульт шторами, и все погрузилось во мрак. Кое-где едва мерцали точки самосветящихся индикаторов.
Ды
е черной планеты пахнуло в лица астролетчиков, воскресив в памяти страшные и увлекательные дни тяжелой борьбы.
Прошло
колько минут молчания, в котором слышались лишь осторожные движения Эо
ала, настраивавшего экран для инфракрасн
учей с поляризующей ширмой, предупреждавшей отбрасывание света.
Слабый звук и тяжелый удар — эт
ала крышка водяного бака внутри руфолюцитовой камеры.
омое мерцание коричневы
пышек - это щупальца черного чудовища появились над краем бака. Внез
м прыжком оно взлетело вверх, простираясь покрывалом
ы на всю площадь руфолюцитовой камеры, и ударилось о прозрачный потолок. Тысячи коричневых звездочек заструились по телу медузы, покрывало выпучилось куполом, как от дуновения снизу, и
за уперлась в дно камеры собранными пучком щупальцами. Таким же черным призраком поднялось из бака второе чудовище,
льно внушая страх своими быстрыми и беззвучными движениями. Но здесь, за прочными стенами опытной камеры, окруженные управляемыми на расстоянии приборами, порождения планеты мрака были бессильн
p>Приборы измеряли, фотографировали, определяли, вычерчивали сложные кривые, раскладывая устройство чудовищ на разнообразные физические, химические и биологические показатели. Ум — человека вновь собирал эти разнокачественные данные, овладевая устройством неведомых порождений ужаса и подчиняя себе их.
С каждым пролетавшим незаметно часом Эрг Hoop убеждался в победе.
Все радостнее становился Эон Тал, все оживленнее Грим Шар и его молодые ассистенты.
Наконец ученый подошел к Эргу Ноору.
— Вы можете идти со спокойным сердцем. Мы останемся до конца исследования. Я боюсь включить видимый свет — здесь черным медузам нет от него убежища, как на их планете. А они должны ответить на все, что мы хотим знать.
— И вы будете знать?
— Через три-четыре дня наше исследование станет исчерпывающим для нашего уровня знаний. Но уже сейчас можно представить, каково действие парализующего устройства.
— И лечить Низу?
— Да!
Только теперь Эрг Hoop почувствовал, какую большую тяжесть носил он в себе с того черного дня, дня или ночи!.. Да не все
авно! Дикая радость наполнила этого всегда сдержанного человека.
с трудом преодолел нелепое желание подбросить Грим Шара в воздух, трясти и обнять
нького ученого. Эрг Hoop поразился
му себе, успокоился и минуту спустя обрел свою всегдашнюю сосредоточенность.
— Как поможет ваше изучение борьбе с медузами и крестами в будущей экспедиции!
— Конечно! Теперь мы будем знать врага. Но разве состо
экспедиция в этот
тяжести и мрака?
— Я не сомневаюсь в этом!
Теплый день северной осени едва начался.
Эрг Hoop шел без обычной стремительности, переступая босыми ногами
ягкой траве. Вп
и, н
ушке, зеленая стена кедров переплеталась с облетевшими кленами, похожими на столбы редкого серого дыма. Здесь, в заповеднике, человек не вмешивался в природу. Своя прелесть была в беспорядочных зарослях высоких трав, в их смешанном и противоречивом, приятном и резком запахе.
Холодная речка преградила путь. Эрг Hoop спустился по тропинке. Ветровая рябь на пронизанной солнцем прозрачной воде к
ась зыблющейся сеткой волнистых золотых линий, наброшенной на пестрящуюся гал
дна. Незаметные кусочки мха и водорослей проплывали в воде, и под ними бежали по дну пятнышки сини
ней. За речкой клонились
етру лиловые крупные колокольчики. Запа
ажного луга и багряных осенних листьев обещал радость труда человеку, потому что у каждого в уголке души еще гнездился опыт первобытного пахаря.
Яркая желтая иволга уселась на ветку, издавая насмешливый и самоуверенный свист.
Чистое небо над кедрами посеребрилось взмахом широкого крыла пенистых облаков. Эрг Hoop углубился в припахивающий горьковатой кедровой хвоей и
ой сумрак леса, пересек его и поднялся на холм, вытирая намокшую непокрытую голову. Заповедная роща вокруг нервной клиники не была широкой, и Эрг Hoop скоро вышел на дорогу. Речка наполняла каскад бассейнов из молочного стекла. Несколько мужчин и женщин в купальных костюмах выбежали из-за поворота и понеслись по дороге между рядами пестрых цветов. Вряд ли осенняя вода была теплой, но бегуны, подбодряя друг друга смехом и шутками, ринулись в бассейн, веселой кучей сплывая вниз по каскаду. Эрг Hoop невольно улыбнулся. Где
на местном заводе или ферме настало время отдыха...
Никогда еще родная плане
е казалась такой прекрасной ему, проведшему большую часть своей жизни в тесном звездолете. Великая благодарность переполняла Эрга Ноора ко всем людям, к земной природе, принимавшим участие в спасении его рыжекудрого астронавигатора — Низы. Сегодня она сама пришла ему навстречу в сад клиники! После совещания с врачами они решили поехать вместе в полярный невросанаторий. Как только удалось разомкнуть паралитическую цепь, устранив устойчивое торможение в коре мозга от разряда щупалец черного креста, Низа оказалась совершенно здоровой. Требовалось только вернуть былую энергию после столь долгого каталептического сна. Низа, живая, здоровая Низа! Какое счастье! Как ново и неожиданно ярко это чувство, переполнившее его душу.
н увидел одинокую женскую фигуру, быстро шедшую ему навстречу от разветвления дороги. Он узнал бы ее из тысячи — Веду Конг. Веду, прежде так много занимавшую его мысли, пока не выяснилась разность их путей. Привыкшее к диаграммам вычислительных машин мышление Эрга Ноора представило себе крутую, взмывающую в небо дугу — его стремление — и парящий над планетой, погружающийся в глубину ее прошлых веков путь жизни и творчества Веды. Обе линии широко расходились, отдаляясь друг от друга.
Знакомое до мельчайших подробностей лицо Веды Конг вдруг поразило Эрга Ноора своим сходством с Низой. Такое же узкое, с широко расставленными глазами и высоким лбом, с длинными бровями вразлет, с тем же выражением нежной насмешки у крупного рта. Даже носы у обеих, чуть вздернутые, мягко закругленные и удлиненные, были похожи, точно у сестер. Только Веда смотрела всегда прямо и вдумчиво, а упрямая головка Низы Крит часто вздергивалась вверх в юном порыве.
— Вы рассматриваете меня? — удивилась Веда.
Она протянула Эргу Ноору обе руки, и тот прижал их к своим щекам. Веда, вздрогнув, высвободилась. Астролетчик слабо усмехнулся.
— Я хотел поблагодарить их, эти руки, выходившие Низу... Она... Я все знаю! Требовалось постоянное дежурство, и вы от
лись от интересной экспедиции. Два месяца!..
— Не отказалась, а опоздала, поджидая "Тантру". Все равно было поздно, а потом — она прелесть, ваша Низа! Мы внешне похожи, но она - настоящая подруга победителя космоса и железных звезд, со своей устремленностью в небо и преданностью...
— Веда!..
— Я не шучу, Эрг! Вы чувствуете, что сейчас еще не время для шуток! Надо, чтобы все стало ясно.
— Мне и так все ясно! Но я благодарю вас не за себя — за
у...
— Не благодарите! Мне стало бы тру
если бы вы потеряли Низу...
— Понимаю, но не верю, потому что знаю Веду Конг — совершенно чуждую такого расчета. И моя бла
рность не ушла.
Эрг Hoop погладил молодую женщину по плечу и положил пальцы на сгиб руки Веды. Они шли рядом по пустынной дороге и молчали, пока Эрг Hoop не загов
снова:
— Кто же он, настоящий?
— Дар Ветер.
— Прежний заведующий внешними станциями? Вот как!..
— Эрг, вы произносите какие-то незначащие слова. Я вас не узнаю...
— Я изменился, должно быть. Но я представляю себе Дар Вет
ишь по р
е и думал, что он тоже мечтатель космоса.
— Это верно. Мечтатель звездного мира, но сумевши
четать звезды с любовью к Земле древнего земледельца. Человек зн
, с большими руками простого мастера.
Эрг Hoop невольно взгляну
свою узкую ладонь с длинными твердыми пальцами математика и музыканта.
— Если бы вы знали, Веда, мою любовь к
ле сейчас!..
— После мира тьмы и долгого пути с парализованной Низой! Конечно! Но...
— Она, эта любовь, не создает основу моей жизни?
— Не может. Вы
тоящий герой и потому
сытны в под
. Вы и эту любовь понесете полной чашей, боясь про
из нее каплю на Землю, чтобы отдать для космоса. Но для той же З
!
— Веда, вас сожгли бы на костре в Темные века!
— Мне уже говорили об этом... Вот и развилка. Где ваша обувь
г?
— Я оставил ее в саду, когда вышел вам навстречу. Мне придется вернуться.
— До свидания, Эрг. Мое дело здесь кончено, наступает ваше. Где мы увидимся?
только перед отлетом нового корабля?
— Нет, нет, Веда! Мы с Низой уедем в полярный санаторий на
месяца. Приезжайте к нам и привезите его, Дар Ветра. <
Какой санаторий? "Сердце-Камень" на северном побережье Сибири? Или в И
дию — "Осенние Листья"?
— Для Северного поля
о круга уже поздно. Нас пошлют в южное полушарие, где скоро начнется лето, "Белая Заря" на Земле Грахама.
— Хорошо, Эрг. Если Дар Ветер сразу не отправится восстанавливать спутник пять
т семь. Вероятно, сначала должна быть подгото
материалов...
— Хорош ваш земной человек — почти год в небе! [p
е лукавьте. Это — ближнее небо в сравнении с невообразимыми пространства
которые разлучили нас.
— Вы жалеете об этом, Веда?
— Зачем вы спрашиваете, Эрг? В каждом из нас две половинки:
рвется к новому, другая бережет прежнее и рада вернуться к нему. Вы знаете это и знаете, что никогда возвращение не достигает цели.
— Но сожаление остается... как венок на дорогой могиле. Поцелуйте меня, Веда, дорога
Молодая женщина послушно выполнила просьбу, слегка оттолкнула астролетчика и быстро пошла к главной дороге — линии электробус
Робот-рулевой подошедшей машины остановился. Эрг Hoop долго видел красное платье Веды за прозрачной стенкой.
Смотрела и Веда через стекло на н
вижно стоящего Эрга Ноора. В мыслях настойчиво звучал рефрен стихотворения поэта эры Разобщенного Мира, переведенного и недавно положенного на музыку Ар
Гиром. Дар Ветер сказал ей
ажды в ответ на нежный укор:
И ни ангелы неба, ни духи пучин
Разлучить никогда б не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Аннабель-Ли!
Это был вызов древнего
ины силам природы, взявшим его возлюбленную. Мужчины, не смирившегося с утратой и ничего
захотевшего отдать судьбе!
Электробус приближался к ветви Спиральной Дороги, а Веда Конг все еще стояла у окна. Крепко взявшись за полированные поручни, она, наполненная светлой грустью, напевала чудесный романс.
"Ангелы — так в ст
у у религиозных европейцев назывались мнимые духи неба, вестники воли богов. Слово "ангел" и означает "вестник" на древнегреческом языке. Забытое много веков назад слово..."
Веда очнулась от мыслей на станции, но снова вернулась к ним в вагоне Дороги.
— Вестники неба, космоса,— так
но назвать и Эрга Ноора, и М
Маса, и Дар Ветра. Особенно Дар В
, когда он будет в ближнем,
ом небе, на стройке спутника...— Веда улыбнулась шаловливо.— Но тогда духи пучин — это мы, историки,— громко сказала она, вслушиваясь в звук своег
лоса, и весело рассмеялась. — Да, так, ангелы неба и духи пучин! Только вряд ли это понравится Дар Ветру...
Низкие кедры с черной хвоей — холодоустойчивая форма, выведенная для Суба
ктики,— шумели торжественно и равномерно под неослабевающим ветром. Холодный и плотный воздух тек быстрой рекой, неся с собой необычайную чистоту и свежесть, свойственную лишь воздуху открытого о
а или высоких гор. Но в горах соприкоснувшийся с вечными снегами ветер сухой, слегка обжигающий, подобно игристому вину. Здесь дыхание океана было ощутимо весомым прикосновением, влажно обтекавшим тело.
Здание санатория "Белая Заря" спускалось к морю уступами стеклянных стен, напоминавших своими закругленными формами гигантские морские корабли прошлого. Бледно-малиновая раскраска простенков, лестниц и вертикальных колонн днем резко контрастировала с куполовидными массами
ых, шоколадио-лиловых андезитовых скал, прорезанных голубовато-серыми фарфоровыми дорожками из сплавленного сиенита. Но сейчас поздневесенняя полярная ночь высветила и равняла все краски в своем особенном белесоватом свете, как будто исходившем из глубин неба и моря. Солнце скрылось на час за плоскогорьем на юге. Оттуда широкой аркой всплывало величественное сияние, раскинувшееся по южной части неба. Это был отблеск могучих льдов антарктического материка, сохранившихся на вы
м горбе его восточной половины. Их отодвинула воля человека, оставившего лишь четверть прежнего колоссального щита ледников. Белая ледяная заря, по имени которой и назывался санаторий, превратила все окружающее в спокойный мир легкого света без теней и рефлексов.
Четыре человека медленно шли к океану по серебряным отблескам фарфоровой дорожки. Лица шагавших позади мужчин казались вырубленными из серого гранита, большие глаза обеих женщин стали бездонно глубоки и загадочны.
Низа Крит, прижимаясь лицом к воротнику меховой накидки Веды Конг, взволнованно возражала ученому-историку. Веда, не скрывая легкого удивления, вглядывалась в эту внешне похожую на нее девушку.
— Мне кажется, лучший подарок, какой женщина может сделать любимому,— это создать его заново и тем продлить существование своего героя. Ведь это почти бессмертие!
— Мужчины судят по-другому в отношении нас,— ответила Веда.— Дар Ветер мне говорил, что он не хотел бы дочери, слишком похожей на любимую,— ему трудна мысль уйти из мира и остав
ее без себя, без одеяния своей любви и нежности для неведомой ему судьбы... Это пережитки древней ревности и защиты.
— Но мне невыносима мысль о разлуке с маленьким, моим родным существом,— продолжала поглощен
своими мыслями Низа.— Отдать его на воспитание, едва выкормив!
— Понимаю, но не согласна.— Веда нахмурилась, как будто девушка задела болезненную струнку в ее душе.— Одна из величайших зада
ловечества — это победа над слепым материнским инстинктом. Понимание, что только коллективное воспитание детей специально отобранными и обученными людьми может с
ть человека нашего общества. Теперь нет почти безумной, как в древности, материнской любви. Каждая мать знает, что весь мир ласков к ее ребенку. Вот и исчезла инстинктивная любовь волчицы, возникшая из животного страха за свое детище.
— Я это понимаю,— сказала Низа,— но как-то умом.
— А я в
до конца, чувствую, что величайшее счастье - доставлять радость другому существу — теперь доступно любому человеку любого возраста. То, что в прежних общества
ло возможно лишь для родителей, бабушек и дедушек, а более всего для матерей... Зачем обязательно все время быть с маленьким — ведь это тоже пережиток тех времен, когда женщины вынужденно вели узкую жизнь и не могли быть вместе со своими возлюбленными. А вы будете всегда вместе, пока любите...
— Не знаю, но подчас такое неистовое желание, чтобы рядом шло крохотное, похожее на него существо, что стискиваешь руки... И... нет, я ничего не знаю!..
— Есть остров Матерей — Ява. Там живут все, кто хочет сам воспитывать своего
енка.
— О нет! Но я не могла бы и стать восп
ельницей, как это делают особенно любящие детей. Я чувствую в себе так много силы, и я уже раз была в космосе... Веда смягчилась.
— Вы — олицетворение юности, Низа, и не только физически. Как все очень молодые, вы не понимаете, сталкиваясь с противоречиями жизни, что они — сама жизнь, что радость любви обязательно приносит тревоги, заботы и горе, тем более сильные, чем сильнее любовь. А вам кажется, что все утратится при первом ударе жизни...
При последних с
словах Веду вдруг осенило. Нет, не в одной лишь юности была причина тревог и жадных стремлений Низы!
Веда впала в свойственную многим ошибку — счит
что раны души заживают одновременно с телесными повреждениями. Совсем не так! Долго-
о остается еще рана психики, глубоко скрытая под здоровым физически телом, и может открыться неожиданно, иногда от совсем незначительной причины. Так и у Низы — пять лет п
ича, пусть совершенно бессознательного, но оставившего память о себе во всех клеточках тела, ужас встречи со страшным крестом, чуть было не погубившим Эрга Ноора.
Угадав направление мыслей Веды, Низа глухо сказала:
— После железной звезды меня не покидает странное ощущение. Где-то в душе есть тревожная пусто
Она существует вместе с уверенной радостью и силой, не исключая их, но и не угасая сама. Но бороться с ней я могу лишь т
что должно захватить меня всю, не оставляя меня наедине с этим... Теперь я знаю, что такое космос для одинокого человека, и еще больше склоняюсь перед памятью первых героев звездоплавания!
— Я, кажется, понимаю,— ответила Веда.— Я была на затерянных среди океана маленьких островках Полинезии. Там в часы одиночества перед морем тебя всю охватывает бесконечная печаль, как растворяющаяся в однотонной дали тоскливая песня. Должно быть, древняя память о первобытном одиночеств
знания говорит человеку, как слаб и обречен он был
жде в своей клеточке-душе. Только общий труд и общие мысли могут спасти от этого — приходит корабль, казалось бы, еще меньший, чем остров, но необъятный океан уже не тот. Горсточка товарищей и корабль — это уже особый мир, стремящийся в доступные и покорные ему дали. Так и корабль космоса — звездолет. В нем вы с отважными и сильными товарищами! Но одиночество перед космосом...— Веда вздрогнула.— Вряд ли чело
способен вынести его.
Низа прижалась к Веде еще крепче.
— Как правильно вы сказали, Веда! Оттого я и хочу всего сразу...
— Низа, я полюбила вас. Теперь я больше согласна с вашим решением... Оно мне казалось безумным.
Низа молча сжала руку Веды и ткнулась носом в ее холодную от ветра щеку.
— Но выдержите ли вы, Низа? Это так невероятно трудно!
— О какой трудности вы говорите, Веда? — обернулся услышавший ее последнее восклицание Эрг Hoop.— Вы сговорились с Дар Ветром? Он уже полчаса убеждает меня отдать молодежи мой опыт астролетчика, а не уходить в полет, из которого не возвращаются.
— И что же, удалось убеждение?
— Нет. Мой опыт звездоплавания еще более нужен, чтобы довести "Лебедя" до цели, туда,— Эрг Hoop указал на светлое беззвездное небо, где
Малого Магелланова Облака, под
ном и Водяной Змеей, должен был гореть яркий Ахернар,— довести
ути, не пройденному еще ни одним кораблем Земли или Кольца!
С последним словом Эрга Ноора з
о спиной вспыхнул край выдвинувшегося солнца, лучи которого смели всю т
твенность белой зари.
Четверо друзей подошли к мор
кеан дышал холодом, накатывая на отлогий берег ряды беспенных волн тяжелую зыбь бурной Антарктики. Веда Конг с любопытством смотрела на стальную воду, быстро темневшую с глубиной и под лучами низкого солнца принявшую лиловатый оттенок льда.
Крит стояла рядом в шубке из
убого меха и такой же круглой шапочке, из-под которой выбивалась масса темно-рыжих волос. По обыкновению, девушка слегка вскинула голову. Дар Ветер, любуясь ею, нахмурился,
— Ветер, вам не нравится Низа? — с утрированным негодованием воскликнула Веда Конг.
— Вы знаете, что я восхищаюсь ею, — угрюм
ветил Дар Ветер.— Но сейчас она показалась мне такой маленькой и хрупкой по сравнению с...
— С тем, что меня ожидает? — с вызовом
осила Низа.— Теперь вы перебросили атаку с Эрга на меня?..
— Я вовсе не думаю так поступать,— серьезно и печально ответил Дар Ветер,— но мое огорчение естественно. Прекрасное создание моей милой Земли должно исчезнуть в безднах космоса с его мраком и чудовищным холодом
о не жалость, Низа, а печаль утраты.
— Вы почувствовали, как и я,— согласилась Веда,— яркий огонек жизни — Низа и ледяное мертвое пространство!
— Я кажусь хрупким цветком? — спросила Низа. Странная интона
ее? голоса насторожила Веду.
— Кто больше меня любит радость борьбы с холодом?
девушка сорвала шапочку, встряхнув рыжими кудрями, сбросила шубку.
— Что вы делаете, Низа? — первой догадалась Веда Конг, бросаясь к
ронавигатору.
Но Низа взлетела на скалу, нависшую над волнами, быстро разделась и передала Веде с
одежду.
Холодные волны приняли Низу, и Веда вся содрогнулась, представив себе ощущение от такого купанья. Низа спокойно отплывала дальше, сильными толчками пронизывая волны. Поднявшись на гребень, она стала махать оставшимся на берегу, вызывающе п
ашая последовать за собой.
Веда Конг следила за ней с восторгом.
— Ветер, Низа — подруга не Эргу, а
ярному медведю. Неужели вы, северный человек, отступите?
— По происхождению северный, а с
редпочитаю теплые моря,- жалобно сказал Дар Ветер, нехотя приближаясь к заплескам морского наката.
Раздевшись, он пот
л ногой воду и с воплем "ух!" кинулся навстречу стальному валу. Тремя широкими взм
и он взлетел на вершину волны и скользнул в темную впадину второй. Только многолетняя трениров
круглогодовое купанье спасли престиж Дар Ветра. Дыхание его прервалось, и красные круги завертелись в глазах. Несколькими резкими нырками и прыжками он вернул возможность дышать. Дар Ветер приплыл посиневший, в ознобе и понесся в гору вместе с Низой. Спустя несколько
т они наслаждались теплом мехового о
ия. Даже знобящий ветер, казалось, нес дыхание коралловых морей.
— Чем больше узнаю вас,— ш
ла Веда,— тем больше убеждаюсь, что Эрг Hoop не ошибся в выборе. Вы, как никто другой, подбодрите его в трудный час, обрадуете, сбереж
..
Лишенные загара щеки Низы густо порозовели.
За завтраком на высокой, вибрирующей от ветра хрустальной террасе Веда часто встречала задумчивый и нежный взгляд девушки. Все четверо были молчаливы, как обычно люди перед долгой разлукой.
— Горько узнать таких людей и тут же расстаться с ними! — вдруг вскричал Дар Ветер.
— Может быть, вы?..— начал Эрг Hoop.
— Мое свободное время кончилось. Пора забираться на высоту! Гром Орм ждет меня.
— Пора и мне, — добавила Веда. — Я погружусь в свою пучину, в недавно открытую пещеру — хранилище эры Разобщенного Мира.
— "Лебе
будет готов к середине будущего года, а мы приступим к сборам через шесть недель,— тихо сказал Эрг Hoop.— Кто сейчас заведует внешними станциями?
— Пока Юний Ант, но он
хочет расставаться с памятными машинами, и
ет еще не утвердил кандидатуры Эмба Онга - инженера-физика лабрадорской Ф-установки.
— Не знаю его.
— Его мало знают, так как он занимается в Академии Пределов Знаний вопросами мегав
вой механики.
— Что это такое?
— Крупные ритмы космоса — гигантские волны, м
нно распространяющиеся в пространст
В них, например, выражаются противоречия встречных световых скоростей, дающих
сительные значения больше абсолютной единицы. Но это еще совсем не разработано...
— А Мвен Мас?
— Пишет книгу об
иях. У него тоже немного времени в личном распоряжении — Академия Стохастики и Предсказания Будущего назначила его консультантом по полету вашего "Лебедя".
только подберут материалы, ему придется проститься с книгой.
— Жаль! Тема важна. Пора понять правильно реальность и силу мира эмоций,— отозвался Эрг Hoop.
— Боюсь, что
Мас вряд ли способен на холодный анализ,- сказала Веда.
— Так и должно быть, иначе он ничего вы
егося не напише
возразил Дар Ветер и поднялся, чтобы распрощаться.
— До встречи! Кончайте скорее ваши дела, а то не увидимся,- протянули руки Низа и Эрг.
— Увидимся, — уверенно обещал Дар Ветер. — В крайнем случае сделаем это в пустыне Эль Хомра, перед отлетом. <
Перед отлето
согласились астролетчики.
— Пойдемте, ангел неба.— Веда Конг продела свою руку под локоть Дар Ветра, притворно не обращая внимания на складку между его бровей.- Вам, наверное, надоела Земля?
Дар Ветер стоял, широко расставив ноги, на з
й основе едва скрепленного каркаса и смотрел вниз, в страшную бездну между разошедшимися слоями облаков. Там виднелась поверхность планеты. Ее громада, с извилистыми серым
нтурами материков и темно-лиловыми - морей, остро чувствовалась даже с расстояния в пять ее диаметров.
Дар Вет
знавал знакомые с детства по снимкам со спутников очертания. Вот вогнутая линия с нап
енными поперек нее темнеющими полосками гор. Направо блестит море, а прямо под ногами — узкая предгорная долина. Ему сегодня повезло: облака разошлись над
участком планеты, где сейчас живет и работает Веда. Там, у подножия прямых уступов чугунно-серых гор, находится где-то древняя пещера, просторными этажами уходящая
убь Земли. Там Веда выбирает из немых и пыльных обломков прошлой жизни человечества те крупицы исторической правды, без которой нельзя ни понять настоящего, ни предвидеть будущего.
Дар Ветер, склонившись с платформы из рифленых листов циркониевой бронзы, послал мысленный привет сомнительно угаданной точке, скрывшейся под
лзавшим с запада крылом перистых, нестерпимо сверкавших облаков. Ночная тьма стояла там усеянной сверканием звезд стеной. Слои облаков выдвигались исполинскими плотами, повисшими один над другим. Под ними в темнеющей пропасти поверхность Земли катилась под стену мрака, словно навсегда уходя в небытие. Покров нежного зодиакального сияния одевал планету с затененной стороны, светясь в черноте космического пространства.
Над освещенной стороной планеты стлался голубой облачный покров, отражавший могучий свет стально-серого Солнца. Всякий взглянувший на облака без затемняющих фильтров лишился бы зрения, к
тот, кому пришлось бы обернуться в сторону грозного светила, находясь вне защиты тысячи километров земной атмосферы. Коротковолновые жесткие лучи Солнца — ультрафиолетовые и рентгеновские — изливались мощным, убийственным для всего живого потоком. К ним прибавлялись частые ливни космических частиц и постоянная радиация зоны ван Аллена. Вновь вспыхнувшие звезды посылали в пространство смертоносные излучения. Только надежная защита скафандра спасала работавших от гибели.
Дар Ветер перебросил предохранительный трос на другую сторону и двинулся по опорной балк
встречу сверкавшему ковшу Большой Медведицы. Гигантская труба была свинчена во всю длину будущего спутника. По обоим ее концам возвышались острые треугольники, поддерживавшие громадные диски излучателей магнитного поля. Когда установят батареи, превращающие голубую радиацию Солнца в электрический ток, можно будет избавиться от привязи и передвигаться вдоль магнитных силовых линий с направляющими пластинами на груди и спине.
— Мы хотим работать ночью,— внезапно зазвучал в его шлеме голос молодого инженера Кад Лайта.— Свет обещал дать командир "Алтая"!
Дар Ветер взглянул налево и вниз, где, как уснувшие рыбы, висели несколько сцепленных вместе грузовых
ет. Выше, под плоским зонтом - защитой от метеоритов и Солнца,— парила собранная из листов внутренней обшивки временная платформа, где раскладывались и собирались прибывшие в ракетах части. Там, как темные пчелы, скопились работники, вспыхивавшие светлячками, когда отражающая поверхность скафандра выглядывала из тени защитного зонтика. Паутина тросов расходилась от зиявших чернотой отверстий в боках ракет, откуда сквозь снятую обшивку выгружались большие детали. Еще выше, прямо над собранным каркасом, группа людей
транных, подчас забавных позах хлопотала над громоздкой машиной. Одно кольцо бериллиевой бронзы с боразонным покрытием весило б
Земле добрую сотню тонн. Здесь эта громада покорно висела около металлического скелета спутника на тонком тросе, назначением которого было уравнять интегральные скорости вращения вокруг Земли всех этих еще не собранных частей.
Работавшие стали ловки и уверенны, когда привыкли к отсутствию - точнее, к ничтожности — силы тяжести. Но этих умелых работников скоро придется заменить новыми. Длительная физическая работа без тяжести приводила к нарушению кровообращения, которое могло стать устойчивым и при возвращении на Землю превратить человека в инвалида. Поэтому каждый работал на спутнике не более ста пятидесяти рабочих часов и возвращался на Землю, отдохнув на станции "Промежуточная", вращающейся на высоте девятисот километров над планетой, и пройдя врачебную регравитацию во Дворце Внешней Атмосферы в Каракоруме.
Дар Ветер, руководивший сборкой, старался не подвергать себя физической нагрузке, как бы ни хотелось ему подчас ускорить то или другое дело. Ему надо было прод
ться здесь, на высоте пятидесяти семи тысяч километров, несколько месяцев.
Дать согласие на ночную работу означало еще более ускорить срок отправления своих молодых друзей вниз на планету и раньше времени вызвать смену. Второй планетолет, переданный стройке,— "Барион", находился в Аризонской равнине, где у экранов телевизоров и пультов регистрирующих машин сидел Гром Орм.
Решение работать без перерывов на часы ледяной космической ночи сильно ускоряло сборку. Дар Ветер не мог отказаться от этой возможности. Получив согласие, люди со сборочной платформы рассыпались во все стороны и
ялись протягивать еще более сложную паутину тросов. Планетолет "Алтай", служивший общежитием работникам стройки и неподвижно висевший у конца опорной балки, вдруг отцепил канаты с роликами, связывавшие его входной люк и каркас спутника.
ные струи слепящего пламени ударили из его двигателей. Огромный корпус корабля повернулся беззвучно и быстро. Ни малейшего шума не донеслось сквозь пустоту межпланетного пространства. Искусному командиру "Алтая" понадобилось лишь несколько ударов двигателей, чтобы всплыть на высоту сорока метров н
естом постройки и повернуться своими посадочными прожекторами в сторону разборочной платформы. Между кораблем и каркасом снова провели путеводные тросы, и вся масса разнородных предметов, повисших в пространстве, обрела относительную неподвижность, продолжая в то же время свое вращение вокруг Земли со скоростью около десяти тысяч километров в час.
Распределение облачных масс показало Дар Ветру, что стройка проходит над антарктической областью планеты и, следовательно, скоро войдет в тень Земли. Усовершенствованные обогреватели скафандров не могут полностью сдержать леденящего дыхания космического пространства, и горе тому путешественнику, который необдуманно израсходует энергию своих батарей! Так погиб месяц назад архитектор-сборщик, укрывшийся от внезапного метеоритного дождя в холодном корпусе раскрытой ракеты и не дождавшийся прихода на солнечную сторону... Еще один инженер был убит метеоритом — этих случаев нельзя ни предвидеть полностью, ни предотвратить. Постройка спутников всегда берет свои жертвы — и кто будет следующим?.. Законы стохастики, хотя и малоприложимые к единичным песчинк
вроде отдельных людей, говорят, что наибольшая возможность быть следующим у него, Дар Ветра... Ведь он дольше всех находится здесь, на этой высоте, открытой всем случайностям космоса... Но озорной внутренний голос подсказывал Дар Ветру, что с его великолепной персоной ничего случиться не может. Как ни нелепа была эта уверенность для математически мыслящего человека, она не оставляла Дар Ветра и помогала его спокойному балансированию на балках и решетках незащищенного каркаса в бездне черного неба.
Сборка конструкций на Земле велась особыми машинами, названными эмбриотектами потому, что они работали по принципу роста живого организма. Конечно, молекулярная постройка живого, осуществлявшаяся наследственным кибернетическим механизмом, была невообразимо более сложной, подчиненной не только физикохимической избирательности, но и еще не разгаданной волновой ритмике. Однако живые организмы росли лишь в условиях теплых растворов ионизированных молекул, а эмбриотекты работали обычно в поляризованных токах, свете или в магнитном поле. Метки и ключи, нанесенные на подлежавшие сборке части радиоактивным таллием, правильно ориентировали соединяемые машинами детали, и сборка шла с поразительной для непосвященного точностью и быстротой. Здесь, на высоте,
машин не было, да и не могло быть. Сборка спутника представляла собою старомодную постройку с помощью рук живых людей. Несмотря на все опасности, работа казалась настолько интересной, что привлекала тысячи добровольцев. Испытательные психологические станции едва успевали просматривать всех желавших заявить Совету свою готовность отправиться в межпланетное пространство.
Дар Ветер добрался до фундаментов солнечных машин, которые раскинулись веером вокруг громадной втулки с аппаратом искусственного тяготения, и подключил свою спинную батарею к входной клемме проверочной цепи. В телефоне его шлема зазвучала несложная мелодия. Тогда он параллельно присоединил стеклянную пластинку с нанесенной на ней тонкими золотыми линиями схемой. Раздалась та же мелодия. Вращая два верньера, Дар Ветер привел в совпадение временные точки и убедился в отсутствии расхождений не только в мелодии, но и в тональности настройки. Важную часть будущей машины собрали безупречно. Можно было начать установку радиационных электродвигателей. Дар Ветер выпрямил уставшие от длительного ношения скафандра плечи и повертел головой. Движение отзывалос
устом в шейных позвонках, закостеневших от продолжительной неподвижности в шлеме. Хорошо еще, что Дар Ветер оказался устойчивым к психозам, распространенным среди работавших вне земной атмосферы,— ультрафиолетовой сонной болезни и инфракрасного бешенства, иначе ему не удалось бы довести до конца почетную миссию.
Скоро первая обшивка защитит работающих от удручающей одинокости в открытом космосе, над бездной без неба и почвы!
От "Алтая" отделился небольшой спасательный снаряд, стрелой мелькнувший мимо стройки. Это выслали буксир за автоматическими ракетами, которые несли только груз и останавливались на заданной высоте. Вовремя! Куча паривших в пространстве ракет, людей, машин и материалов уходила на ночную сторону Земли. Буксир вернулся, таща за собой три длинных, отблескивавших синевой рыбообразных снаряда, весивших на Земле по сто пятьдесят тонн, не считая горючего.
Ракеты присоединялись к себе подобным вокруг разборочной платформы. Дар Ветер толчком перенесся на другую сторону каркаса и очутился среди собравшихся в кружок техников, ведавших разгр
й. Люди обсуждали план ночной работы. Дар Ветер согласился с ними, но потребовал замены всех индивидуальных батар
а свежие, обеспечивающие тридцать часов непрерывного обогревания скафандров, помимо снабжения током фонарей, воздушных фильтров и радиотелефонов.
Вся стройка нырнула в ночной мрак, как в пучину, но долго еще мягкий пепельный зодиакальный свет от рассеянных газами верхних зон атмосферы солнечных лучей освещал застывший при ста восьмидесяти градусах мороза скелет будущего спутника. Еще сильнее, чем днем, стала мешать сверхпроводимость. Малейший
с изоляции в инструментах, батареях или аккумуляторах окутывал близлежащие предметы голубым сиянием растекавшегося прямо на поверхности тока, который невозможно было передать в нужном направлении.
Глубочайшая тьма космоса наступила вместе с усилившимся холодом. Звезды светили неистово яркими голубыми иглами. Незримый и неслышный полет метеоритов ночью казался особенно пугающим. На поверхности темного шара, внизу в течениях атмосферы вспыхивали
оцветные облака электрического сияния, искровые разряды гигантской протяженности или полосы рассеянного свечения длиной в тысячи километров. Ураганные ветры сильнее любой земной бури проносились там, внизу, в верхних слоях воздушной оболочки. Насыщенная излучением Солнца и космоса, атмосфера продолжала оживленное перемешивание энергии, чрезвычайно затрудняя связь стройки с родной планетой.
Внезапно что-то изменилось в мирке, затерянном во мраке и чудовищном холоде. Дар Ветер не сразу сообразил
о зажглись осветители планетолета. Еще чернее стала темнота, потускнели свирепые звезды, но платформа и каркас ощутимо выделялись в белом ярком свете. Через несколько минут "Алтай" уменьшил напряжение. Свет стал желтым и менее интенсивным. Планетолет экономил энергию своих аккумуляторов. Снова, как днем, задвигались квадраты и эллипсы листов обшивки, решетки ферм крепления, цилиндры и трубы резервуаров, постепенно находя свое место на скелете спутника.
Дар Ветер нащупал поперечную балку, взялся за роликовые ручки на тросовых поручнях и, оттолкнувшись ногой, взвился вверх. У самого люка планетолета он сжал находившиеся в ручках тормоза и
ановился как раз вовремя, чтобы не удариться о запертую дверь.
В переходной камере не поддерживали нормального земного давления, чтобы уменьшить потерю воздуха при входах и выходах большого числа работавших. Поэтому Дар Ветер, не снимая скафандра, шагнул во вторую, временно сооруженную вспомогательную камеру и тут отключил шлем и батареи.
Разминая уставшее от скафандра тело, Дар Ветер твердо ступал по внутренней палубе, наслаждаясь возвращением к половине нормальной тяжести. Искусственная гравитация планетолета работала непрерывно. Невыразимо приятно чу
овать себя прочно стоящим на почве человеком, а не легкой мошкой, вьющейся в зыбкой и неверной пустоте! Мягкий свет и теплый воздух, удобное кресло манили растянуться и отдаться бездумному отдыху. Дар Ветер переживал наслаждение своих предков, когда-то
лявшее его в старинных романах. После долгой дороги в холодной пустыне, мокром лесу или обледенелых горах люди входили в теплое жилье — дом, землянку, войлочную юрту. И тогда, как здесь, тонкие стены отделяли от огромного и опасного мира, враждебного человеку, сохраняя ему те
и свет, позволяя отдыхать, набираться сил, обдумывать дальнейшие дела.
Дар Ветер отказался от соблазна кресла и книги. Пришлось связаться с Землею — зажженное в высоте на всю ночь освещение могло создать переполох у наблюдателей обсерваторий, следивших за стройкой. Кроме того, следовало предупредить, что пополнение понадобится раньше срока.
Сегодня связь оказалась удачной — Дар Ветер говорил с Громом Ормом не кодированными сигналами, а по ТВФ, очень мощному, как у всякого межпланетного корабля. Старый председатель остался доволен и немедленно позаботился о подборе нового экипажа и усиленной доставке деталей.
Выйдя из поста управления "Алтая", Дар Ветер прошел через библиотеку, переоборудованную в спальню установленными по стенам двумя ярусами коек. Каюты, столовые, кухню, боковые коридоры и передний зал двигате
тоже снабдили добавочными койками. Планетолет, превращенный в стационарную базу, был переполнен. Дар Ветер шел, едва волоча ноги, по коридору, облицованному коричневыми плитами теплой на ощупь пластмассы, и лениво открывал и захлопывал тугие герметические двери.
Он д
об астролетчиках, проводивших десятки лет внутри подобного корабля без всякой надежды покинуть его и выйти наружу раньше убийственно долгого срока. Он живет здесь шестой месяц, каждый день покидая тесные помещения и трудясь в угнетающем просторе межпланетной пустоты. И
тоскливо без милой Земли — ее степей, моря, кипящих жизнью центров жилых поясов. А Эрг Hoop, Низа и еще двадцать человек экипажа "Лебедя" должны будут провести в звездолете девяносто два зависимых года, или сто сорок земных лет, считая с возвращением корабля к родной планете. Никто из них не сможет прожить столько! Их тела будут сожжены и похоронены там, в безмерной дали, на планетах зеленой циркониевой звезды...
Или их жизнь прекратится во время полета, и тогда, з
ченные в погребальную ракету, они улетят в космос... Так уплывали в море погребальные ладьи его далеких предков, унося на себе мертвых бойцов. Но таких героев, которые шли бы на пожизненное заключение в корабле и улетали бы без надежды на личное возвращение, еще не было в истории человечества. Нет, он не прав, Веда укорила бы его! Разве он забыл про безымянных борцов за справедливость и свободу человека в древние времена, шедших на гораздо более страшное — пожизненное заключение в сырых подвалах, на ужасающие пытки. Да, те герои были сильнее и достойнее, чем даже его современники, готовящиеся совершить величайший полет в космос, на исследование далеких миров!
И он, Дар Ветер, который еще
азу не покидал надолго родную планету, маленький человек по сравнению с ними и вовсе не ангел неба, как его насмешливо зовет бесконечно милая Веда Конг!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. СТАЛЬНАЯ ДВЕРЬ
Двадцать дней ворочался во влажном мраке автоматический горный проходчик-робот, пока ему удалось разобрать завал в десятки тысяч тонн и закрепить обрушенные своды. Дорога в глубину пещеры стала доступной. Оставалось лишь проверить ее безопасность. Тележки-роботы, движимые гусеницами и архимедовым винтом, бесшумно скользнули вниз. Приборы оповещали через каждые сто метров продвижения о составе воздуха, температуре и влажности. Ловко обходя препятствия, тележки опустились до глубины в четыреста метров. Тогда Веда Конг с гр
й сотрудников проникла в заповедную пещеру. Девяносто лет назад, во время разведки подземных вод, среди известняков и песчаников отнюдь не рудоносного характера индикаторы вдруг отметили
ьшое количество металла. Скоро выяс
сь, что местность совпадает с описанием расположения легендарной многовековой давности пещеры Ден-Оф-Куль, что на исчезнувшем языке означало "Убежище культуры". При угрозе страшной войны народы, считавшие себя наиболее передовыми в науке и культуре, укрыли в пещере сокровища своей цивилизации. В те далекие века секретность и таинственность были очень распространены...
Веда волновалась не меньше самой юной своей сотрудницы, когда скользнула вниз по мокрой красной глине, устилавшей пол наклонного хода.
Воображение рисовало величественные залы с герметическими сейфами фильмотек, чертежей, карт, шкафы с катушками магнитофонных записей или лентами памятных машин, полки с образцами химических соединений, сплавов и лекарств. Чучела исчезнувших ныне животных в непроницаемых для влаги и воздуха прозрачных витринах, препараты растений, скелеты, собранные из окаменелых костей вымершего населения планеты. Дальше мерещились пластины из силиколла с залитыми в них картинами самых прославленных художников, целые галереи скульптур прекрасных представителей человечества, его выдающихся деятелей, мастерски изображенных животны
Модели знаменитых зданий, надписи о замечательных событиях, увековеченные в камне и металле...
Продолжая мечтать, Веда Конг прони
в гигантскую пещеру площадью около трех-четырех тысяч квадратных метров. Уходивший в тьму потолок выгибался круглым сводом, с которого свисали длинные сталактиты(57), блестевшие в электрическом свете. Зал наяву оказался величественным. Воплощая в реальность мысли Веды, в нишах стен, изобиловавших ребрами и выступами известковых натеков, виднелись машины и шкафы. Археологи с радостными восклицаниями рассыпались по периметру подземного зала. Многие из стоявших в нишах машин, местами еще сохранивших блеск стекла и лаковой полировки, оказались экипажами, которые так нравились людям далекого прошлого и в эру Разобщенного Мира считались вершиной технического гения человечества. Тогда почему-то строили очень много м
, способных перевозить на своих мягких сиденьях лишь нескольких людей. Конструкция машин достигла изящества, механизм управления и движения были остроумными, но в остальном такие машины являлись вопиющей бессмыслицей. Сотнями тысяч они крутились по улицам городов и дорогам, перевозя взад и вперед людей, почему-то работавших вдали от своего жилья и каждый день торопившихся попасть на работу и вернуться обратно. Эти машины были опасны в управлении, убили огромное количество людей, сожгли миллиарды тонн драгоценных запасов органических веществ, накопленных в геологическом прошлом планеты, отравив атмосферу углекислотой. Археологи эпохи Кольца испытали разочарование, увидев, что этим странным экипажам отведено так много места в пещере.
Но на низких платформах высились более мощные поршневые двигатели, электрические моторы, реактивные, турбинные, ядерные. В стеклянных витринах, под толстым слоем известковых натеков располагались вертикальными рядами приборы — может быть, телеприемники, фотокамеры, счетные машины или другие аппараты сходного назначения. Этот музей машин, частично рассыпавшихся ржавым прахом, но частью хорошо сохранившихся, был большой ценностью, так как проливал свет на уровень техники отдаленного времени, большая часть исторических документов которого исчезла в военных и политических пертурбациях.
Верная помощница Миико Эйгоро, снова променявшая любимое море на сырость и темноту подземелий, заметила в конце зала, за толстым известковым столбом, черное отверсти
охода. Столб оказался остовом машины, а у его подножия лежала куча пластмассового праха — остатки щита, некогда запиравшего проход. Продвигаясь шаг за шагом вдоль красных кабелей разведочных ползунов-тележек, археологи проникли во вторую пещеру, находившуюся почти на одном уровне и наполненную рядами герметических шкафов из стекла и металла. Длинная надпись крупными буквами на английском языке опоясывала отвесные, кое-где осыпавшиеся стены. Веда не смогла удержаться, чтобы наскоро не расшифровать ее.
С типичной для древнего индивидуализма похвальбой строители убежища заявляли п
кам, что они достигли высот знания и сохраняют здесь для будущего свои гигантские достижения.
Миико презрительно пожала плечами.
— По одной надписи можно определить, что пещера "Убежище культуры" относится к концу ЭРМ, в последние годы существования старой формы общества. Так характерна для них неразумная уверенность в вечном и неизменном существовании своей западной цивилизации, своего языка, обычаев, морали и величия так называемого белого человека. Я ненавижу эту цивилизацию!
— Вы представляете прошлое ярко, но односторонне, Миико. Мне видятся сквозь мрачные черты омертвлелого прошлого те, кто вел борьбу за будущее. Их будущее — наше настоящее. Я вижу мн
тво женщин и мужчин, искавших света в узкой, небогатой жизни, добрых настолько, чтобы помогать другим, и сильных настолько, чтобы не ожесточиться в моральной духоте окружающег
ра. И храбрых, безумно храбрых! <
Те, кто укрывал здесь свою культуру, не были такими,— возразила Миико.— Смотрите, здесь собраны одни лишь предметы техники. Они кичились техникой, не обращая внимания на растущее моральное и эмоциональное одичание. Они с презрением относились к прошлому и не видели будущего!
Веда подумала, что Миико права. Жизнь создателей убежища была бы легче, ес
ы они умели соразмерять достигнутое с тем, что еще оставалось сделать для подлинного переустройства мира и общества. Тогда их замусоренная, закопченная планета с вырубленными лесами, закиданная бумагой и битым стеклом, кирпичом и ржавым железом, предстала бы перед ними как на ладони. Они, предки, лучше поняли бы, что еще делать, и перестали бы ослеплять себя самовосхвалением.
В третий зал вел узкий колодец, опускавшийся отвесно на тридцать два метра. Отправив Миико с двумя помощниками за гамма-аппаратом для просвечивания шкафов, Веда принялась осматривать третью пещеру, свободную от натеков известняка и намывов глины. Низкие прямоугольные витрины из литого стекла лишпотели от проникшей внутрь сырости. Прильнув к стеклам, археологи рассмотрели замысловатые изделия из золота и платины, украшенные драгоценными камнями.
Судя по изделиям, эти старинные реликвии собирались в эпоху, когда люди еще не отрешились от возникшей в поклонении предкам первобытной привычки считать старое более ценным, чем новое. Веда, как и при чтении надписи, ощутила досаду от нелепой самоуверенности людей, считавших, что их понятия о ценности и их вкусы пройдут неизменными через десятки веков и будут приняты отдаленными потомками в качестве канона.
Дальний конец пещеры пере
ходил в высокий и прямой коридор, наклонно опускавшийся на неведомую глубину. Счетчики разведочных ползунов-роботов показывали в начале коридора триста четыре метра от поверхности. Широкие трещины рассекали нависшие своды на отдельные гигантские плиты известняка, вероятно, в тысячи тонн весом. Веда почувствовала тревогу. Опыт изучения многих подземелий подсказывал молодой женщине, что масса пород у подошвы горного хребта находится в неустойчивом равнов
. Возможно, она подверглась сдвигам от землетрясения или общего поднятия хребтов, выросших за протекшие со времени создания хранилища века на полсотни метров. Закрепить эту чудовищную массу было невозможно для обыкновенной археологической экспедиции. Только важные для экономики планеты цели оправдали бы столь крупные усилия.
Вместе с тем исторические тайны, скрытые в такой глубокой пещере, могли обладать и технической ценностью, вроде забыт
но полезных для современности изобретений.
Отказ от дальнейшего исследования был бы мудрой осторожностью. Но почему ученый должен столь бережно относиться к собственной особе? Когда миллионы людей производят рискованные работы и опыты, когда Дар Ветер с товарищами работает на высоте пятидесяти семи тысяч километров над Землей, а Эрг Hoop готовится к пути без возврата! Оба эти человека, так уважаемые Вед
не отступили бы... Что ж, не отступит и она...
Запасные батареи, электронный съемочный аппарат, два кислородных прибора... Они пойдут вдвоем с не знающей страха Миико, оставив товарищей для изучения третьего зала.
Веда Конг посоветовала своим сотрудникам подкрепиться едой. Извлекши плитки пищи путешественников, прессованные из быстро усваиваемых белков, сахаров и уничтожающих токсины усталости препаратов в смеси с витаминами, гормонами и нервными стимуляторами. Веда, находясь в тревожном нетерпении, не хотела есть. Миико появилась лишь через сорок минут. Оказывается, она не смогла удержаться, чтобы не просветить несколько шкафов и наскоро выяснить их содержимое.
Наследница японских женщин-водолазок поблагодарила свою руководительницу взглядом и собралась в мгновение ока.
Тонкие красные кабели
нулись по центру прохода. Бледно-лиловый свет самосветящихся газовых корон на головах женщин не мог пробить тысячелетний мрак впереди, где спуск становился все бол
рутым. Глухо и размеренно падали с кровли крупные холодные капли. По сторонам и снизу доносилось журчанье сбегавшей по трещинам воды. Пронизывающе сырой воздух оставался мертвенно недвижным в замкнутом темном подземелье. Только в пещерах бывает такая тишина — на страже ее стоит сама не имеющая никаких чувств мертвая и косная материя земной коры. Наверху, как глубоко бы ни было молчание, в природе всегда угадыв
я скрытая, притаившаяся жизнь, движение воды, воздуха или света.
Миико и Веда невольно поддались гипнозу глубокой пещеры, сокрывшей обеих в черных недрах, точно в
бинах умершего прошлого, стертого временем и оживающего лишь в призраках воображения.
Спуск проходил быстро, хотя толстый слой липкой глины лежал на полу прохода. Глыбы, вывалившиеся из стен, местами заставляли карабкаться на них, проползая в щели между потолком и обвалом. За полчаса Миико и Вела спустились на сто девяносто метров и добрались до гладкой стены, упершись в которую мирно лежали оба разведочных робота-ползуна. Достаточно было одного бл
света, чтобы узнать в стене массивную и герметически запертую дверь из нержавеющей стали. Два выпуклых круга
кими-то значками, вделанные в центр двери, позолоченные стрелки и рукоятки. Запор открывался путем подбора условного сигнала. Оба археолога знали типы подобных устройств, но относившиеся к несколько более ранней эпохе. Посовещавшись, Веда и Миико исследовали запор. Он был очень похож на те настроенные с хитрой злобой сооружения, которыми люди прошлого думали защитить свои сокровища от "чужих" — в эру Разобщенного Мира существовало такое разделение людей на "своих" и "чужих". Не раз подобные двери при попытках открыть их извергали взрывчатые снаряды, ядовитые газы, ослепляющие излучения, и ничего не подозревавшие исследователи гибли.
Механизмы из стойких металлов ил
обых пластмасс не разрушались тысячелетиями и унесли много жизней, пока археологи научились обезвреживать эти стальные двери.
Стало очевидным, что дверь придется вскрывать особыми при
ми. Приходилось возвращаться от самого порога главной тайны пещеры. Кто мог сомневаться, что за наглухо запертой дверью должно скрываться самое важное и ценное для людей отдаленного времени? Погасив фонари и довольствуясь светом корон, Веда и Миико уселись отдохнуть и поесть.
— Что там может быть? — вздохнула Миико, не сводя глаз с двери, надменно поблескивавшей золотом значков. — Она будто смеется над нами: не пущу, не скажу!..
— А что вам удалось просветить в шкафах второго зала? — спросила Веда, отгоняя примитивную и напрасную досаду на неожиданное препятствие.
— Чертежи машин, книги, отпечатанные не на древней бумаге из дерева, а на металлических листах. Еще, по-видимому, рулоны кинофильмов, какие-то списки, звездные и земные карты.
— В первом зале — образцы машин, во втором — техническая документация к ним, в третьем — как бы это сказать... ценности эпохи, когда еще существовали деньги. Что ж, соответствует схемам.
— Где же ценности в нашем смысле? Высшие достижения духовного развития человечества: науки, искусства, литературы? — воскликнула Миико.
— Надеюсь, что они за дверью,— споко
ответила Веда,— но не буду удивлена, если там окажется оружие.
— Что, что такое?
— Вооружение, средства массового и быстрого истребления.
Маленькая Миик
думалась, опечалилась и тихо сказала:
— Да, это закономерно, если подумать над целью этого тайника. Здесь укрыты от возможного уничтожения основные технические и материальные ценности тогдашней западной цивилизации. Но что считалось основным, если еще не существовало общественного мнения всей планеты или даже народов тех стран? Нужн
и важность чего-либо на данный момент устанавливалась правящей группой зачастую вовсе некомпетентных людей. Поэтому здесь отнюдь не то, что действительно
о наибольшей ценностью для человечества, а то, что та или другая группа людей сочла таким. Они намеревались сберечь прежде всего машины
озможно, оружие, не понимая того, что цивилизация надстраивается исторически, подобно живому организму.
— Да, путем нарастания и освоения рабочего опыта, знаний, техники,
сов материалов, чистейших химических веществ и построек. Восстановить разрушенную высокую цивилизацию немыслимо из-за отсутствия высокопрочных сплавов, редких металлов, машин, способных
отать с высокой производительностью и точнейшими допусками. Если все это было бы уничтожено, то откуда взять материалы и опыт, умение
авать все усложняющиеся кибернетические машины, способные удовлетворить потребности миллиардов людей?
Также немыслимо
о тогда возвращение к немашинной цивилизации, вроде ант
й, о которой они иногда мечтали.
— Конечно. Вместо а
ной культуры возник бы чудовищный голод. Индивидуалисты-мечтатели не хотели усвоить, что история не возвращается!
— Я не утверждаю категорически, что за дверью оружие,— вернулась к главному Веда,— но многое говорит за это. Если создавшие тайник ошибались, как свойственно тому времени, путая культуру с цивилизацией, не понимая непреложной обязанности воспитания и развития эмоций человека, тогда им не были жизненно необходимы произведения искусства и литературы или далекая от требований текущего момента наука. В те времена даже науку разделяли на полезную и бесполезную, не думая об ее единстве. Такая наука и искусство считались лишь приятным, но даже не всегда полезным и нужным сопровождением
и человека. Здесь же спрятано самое важное. И я думаю об оружии, как ни наивно и нелепо кажется это для нас, современных людей.
Веда умолкла, уставившись на дверь.
— Может быть, это просто наборный механизм, и мы откроем его, прослушивая микрофоном,— вдруг сказала она, подходя к двери.— Рискнем?
Миико метнулась между дверью и подругой.
— Нет, Веда! Зачем этот нелепый риск?
— Мне кажется, что пещера едва держится. Мы уйдем, а вернуться уже не удастся... Слышите?
Неясный далекий шум иногда проникал в камеру перед дверью. Он шел то снизу, то сверху.
Но Миико осталась непреклонной. Она стояла спи
к двери, широко раскинув руки.
— Если там оружие, Веда! Как же может оно быть незащищенным...
Через два дня в пещеру были доставле
ортативные аппараты. Отражательный рентгеновский экран для просмотра механизма, фокусированный ультрачастотной излучатель для разрушения внутренней связи деталей. Но пустить приборы в дело не пришлось.
Внезапно из чрева пещеры послышался прерывистый гул. Сильное сотрясение почвы под ногами заставило людей инстинктивно метнуться к выходу — исследователи находились в третьей, нижней пещере.
Гул усиливался, переходя в глухое скрежетание. Видимо, вся масса трещинноватых пород оседала по сбросовой линии вдоль подошвы хребта.
— Все погибло! Мы не успели. Спасайтесь, наверх! — горестно закричала Веда, и люди кинулись к тележкам-роботам.
Уцепившись за кабели роботов, они вскарабкались по колодцу. Гул и с
гание каменных стен преследовали и
пятам и наконец настигли. Страшный грохот... Внутренняя стена второй пещеры рухнула в провал, образовавшийся на месте колодца — хо
третий зал. Воздушная волна буквально
ла людей вместе с пылью и мелким щеб
под высокие своды первого зала. Археологи распростерлись на полу в ожидании гибели.
К
пыли, ворвавшейся в пещеру, медленно оседали. Сквозь ее туман столбы сталагмитов и в
пы не изменяли своих очертаний. Прежнее мертвое молчание воцарилось в подземелье
Очнувшаяся Веда поднялась. Двое сотрудников подхватили ее,
она нетерпеливо освободилась.
— Где Миико?
Ее помощница, прислонясь к низкому сталагмиту, старательно обтирала каменную пыль с шеи, ушей и волос.
— Почти все погибло,— ответила она на немой вопрос.— Неприступная дверь останется запе
под толщей в четыреста метров камня. Третья пещера разрушена полностью, а вторая... вторая еще может быть раскопана. В ней для нас самое ценное, как и здесь.
— Это так...— Веда облизну
ересохшие губы.— Но мы виноваты в медлительности и осторожности. Мы должны были предвидеть обвал.
— Бездоказательное предчувствие
горевать незачем. Разве мы стали бы укреплять горные массы ради сомнительных ценностей за дверью? Особенно ес
ам никчемное оружие.
— А если произведения искусства, бесценного человеческого творчества? Нет, мы могли бы действовать быстрей!
Миико пожала плечами и повела удрученную Веду вслед за товарищами к великолепию солнечного дня, радости чистой воды и успокаивающего боль электрического душа.
Мвен Мас, по обыкновению, расхаживал взад и вперед по комнате, отведенной ему в верхнем этаже Дома Истории в индийско
кторе северного жилого пояса. Он перебрался сюда всего два дня назад после работы в Доме Истории Американского сектора.
Комната — вернее, веранда с наружной стеной из цельного поляризующего стекла — была обращена к синим далям холмистого плоскогорья, Мвен Мас время от вре
включал ст
перекрестной поляризации. В комнате воцарялся серый полумрак, и на гемисферном экране шли медленной
дой электронные изображения отобранных предварительно Мвеном Масом картин, отрывков старых кинофильмов, скульптур и зданий. Африканец просматривал их, диктуя роботу-секретарю записи для будущей книги. Машина печатала, нумеровала листки и бережно ск
вала, разбирая их по темам или обобщениям.
Утомляясь, Мвен Мас выключал ставни и подходил к окну, устремляя вдаль взгляд и п
гу обдумывая виденное.
Он не мог не удивляться тому, как многое из еще недавней культуры человечества уже отошло в небытие. Исчезли совсем столь характерные для эры Ми
го Воссоединения словесные тонкости — речевые и письменные ухищрения, считавшиеся некогда признаком большо
разованности. Прекратилось совсем писание как музыка слов, столь развитое еще в ЭОТ — эру Общего Труда, исчезло искусное жонглирование словами, так называемо
троумие. Еще раньше отпала надобность в маскировке своих мыслей, столь важная для ЭРМ. Все разговоры стали гораздо проще и короче. По-видимому, эра Великого Кольца будет эрой развития третьей сигнальной системы человека, или понимания без с
Время от времени Мвен Мас обращался к непрерывно бодрствовавшему механическому секретарю с новыми формулировками своих мыслей:
— С первого века эры Кольца ведет начало флюктуативная психология(58) искусства, основанная Людой Фир. Именно ей удалось научно доказать разницу эмоционального восприятия у женщин и у мужчин, раскрыв ту область, которая много веков существовала как полумистическое подсознание. Но доказать в понятии современности - меньшая часть дела. Люде Фир удалось большее — наметить главные цепи чувственных восприятий, благодаря чему стало возможным
иваться соответствия их у разных полов.
Звенящий сигнал и зеленая вспышка вдруг позвали африканца к ТВФ.
ов, переданный в часы занятий, означал нечто серьезное. Автоматический секретарь выключился, и Мвен Мас сбежал вниз, в камеру дальних переговоров.
Веда Конг с западинками на исцарапанных щеках и глубокими тенями под глазами приветствовала его с экрана. Обрадованный Мвен Мас протянул к ней свои большие руки, вызвав слабую улыбку на озабоченном лице Веды.
— Помогите мне, Мвен. Я знаю, что вы работаете, но Дар Ветра нет на Земле, Эрг Hoop далеко, а, кроме них, у меня только вы, к кому мне просто прийти с любой просьбой. У меня несчастье...
— Что? Дар Ветер?..
— О нет! Завал на месте раскопок пещеры.— И Веда коротко рассказала о случившемся в пещере
Оф-Куль.
— Вы сейчас единственный из моих друзей, кто обладает правом свободного доступа к Вещему Мозгу.
— К которому и
тырех?
— Низшей Определенности.
— Я понял. Надо рассчитать возможности добраться до стальной двери с наименьшей затратой труда и материалов? Данные собраны?
— Они передо мной.
Мвен Мас записал несколько рядов цифр.
— Теперь дело за тем, когда машина примет мои данные. Подождите, сейчас я свяжусь с дежурным инженером ВМ. Мозг Низшей Определенности находится в Австралийском секторе южной зоны.
— А где Мозг Высшей Определенности?
— В Индийском секторе северной
ой зоны, там, где я... Переключаюсь, ждите.
Перед потухшим экраном Веда пыталась представить себе Вещий Мозг. В воображении возникал гигантский человеческий мозг с его бороздами и извилинами, пульсирующий и живо
отя молодая женщина знала, что так назывались гигантские электронные исследовательские машины самого высшего класса, способные разрешить почти любую задачу, посильную для разработанных областей математики. Н
анете были всего четыре такие машины, специализированные по-разному.
Веда ждала недолго. Экран засветился, и Мвен Мас попросил вызвать его снова через шесть дней.
— Мвен, ваша пом
неоценима!
— То
потому, что я владею некоторыми знаниями в математике? А ваша работа неоценима потому, что вы знаете д
ие языки и культуры. Веда, вы слишком углубились в ЭРМ!
Африканец расхохотался так добродуш
заразительно, что Веда
еялась тоже и, попрощав
жестом, исчезла.
В назначенный срок Мвен Мас снова увидел молодую женщину в телевизиофоне.
— Можете не говорить — ви
что ответ неблаго
тный.
— Да. Устойчивость ниже пред
безопасности...
— В пределах наших возможностей остается лишь тоннельная выемка сейфов второй пещеры,— печально сказала Веда.
— Стоит ли дело такого сильного огорчения?
остите меня, Мвен, но вы тоже стоя
двери, за которой скрывалась тайна. У вас она великая и всеобщая, а у меня м
ькая. Но эмоционально моя неудача равна вашей.
— Мы оба — товарищи по несчастью. Могу вас уверить, что еще не раз будем ударяться о стальные двери.
— Какая-нибудь откроется!
— Да!
— Но вы ведь не отступили совсем?
— Конечно. Соберем новые факты, указатели более правильных поворотов. Сила космоса так невероятно огромна, что с нашей стороны было наивно бросаться на нее с простой кочергой... Точно так же, как и вам открывать руками эту
сную дверь.
— А если придется ждать всю жизнь?
— Что такое моя индивидуальная жизнь дл
ких шагов знания!
— Мвен, г
аша страстная нетерпеливость?
— Она не исчезла, но обуздана. Страданьем...
— А Рен Боз?
— Ему легче. Он продолжает путь в поисках уточнения своей абстракции.
—
имаю. Минуту, Мвен, что-то важное. Экран с Ведой погас, и, когда зажегся снова, перед Мвеном Масом как будто была
гая, юная и беззаботная, женщина.
— Дар Ветер спускается на Землю. Сп
к пятьдесят семь завершен раньше срока.
— Так быстро?
сделано?
— Нет, только наружная сборка и ус
вка силовых машин. Внутренние работы проще. Его отзывают для отдыха и анализа доклада Юния Анта о новом виде
бщений по Кольцу.
— Радостно будет уви
Дар Ветра.
— Обязательно увидите... Я не договорила. Усилиями всей планеты приготовлены запасы анамезона для нового звездолета "Лебедь". Вы будете?
— Буду. Планета
жет на прощание экипажу "Лебедя" все самое прекрасное и любимое. Они хотели также посмотреть танец
на празднике Пламенных
Она
а едет в центральный космопорт Э
омра. Встретимся там!
— Хорошо, Мвен Мас, милый!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ
В Северной Африке, к югу от залива Большой Сирт, раскинулась огромная равнина Эль Хомра. До ослабления пассатных колец и изменения климат
есь находилась хаммада — пустыня
травинки, сплошь закованная в броню полированного щебня и тр
льных камней с красноватым оттенком, от ко
х хаммада и получила свое название "красная
оре слепяще
аркого пламени в солнечный день, море холодного ветра в осенние и зи
ночи. Теперь от хаммады остался только ветер; он гнал по твердой равнине волны высокой голубовато-серебристой травы, переселенной сюда из степей Южной Афри
Свист ветра и склоняющаяся трава будили в памяти неопределенное чувство печали
лизости степной природы к
, будто это уже встречалось в жизни. Не один раз и при различных обстоятельствах — в горе и в радости, в утрате и находке.
Каждый отлет или приземление звездолета ос
яли выгоревший, отравленный круг по
чником около километра. Эти круги огораживались красной металлической сеткой и стояли неприкосновенные в течение десяти лет, что больше
в два раза превышало длительность разложения выхлопов двигателя. После посадки или отправки корабля космопорт перекочевывал на другое место. Это накладывало отпечаток временности, недолговечности на оборудование и помещ
порта, родня обслуживавши
о работников с древними номадами Сахары
сколько тысяч лет кочевавшими здесь на горбатых животных с изогнутыми шеями и мозолистыми ногами, называвшихся верблюдами.
Планетолет "Барион" в свой тринадцатый рейс между строящимся спутником и Землей доставил Дар Ветра в Аризонскую степь, оставшуюся пустыней и после изменения климата из-за накопившейся в почве радиоактивности. На заре открытия ядерной энергии в ЭРМ здесь производилось множество опытов и проб нового вида техники. До сих пор осталась зараженность продуктами радиоактивного распада — слишком слабая для того, чтобы вредить человеку, но достаточная, чтобы задержать рост деревьев и кустарников.
Дар Ветер наслаждался не только прекрасным очарованием Земли - голубым небом в невестином платье из легких белых облаков, но и пыльной почвой, редкой и жесткой травой.
Шагать твердой поступью по Земле
золотым солнцем, подставляя лицо сухому и свежему ветру! Только побывав на грани космических бездн, можно понять всю красоту нашей планеты, когда-то названной неразумными предками "юдолью горя и слез"!
Гром Орм и Дар Ветер прибыли в Эль Хомру в день отправления экспедиции.
С воздуха Дар Ветер заметил на матовой серо-стальной равнине два гигантских зеркала. Правое — почти круг, левое — длинный, заостряющийся назад эллипс. Зеркала были следами недавних взлетов кораблей тридцать восьмой звездной экспедиции.
Круг — взлет "Тинтажеля", направившегося на страшную звезду Т и нагруженного громоздкими аппаратами для правильной осады спиралод
из глубин космоса. Эллипс — след поднимавшейся более полого "Аэллы", понесшей большую группу ученых для разгадки изменений материи на белом карлике тройной звезды Омикрон 2 Эридана. Пепел, оставшийся от каменистой почвы в месте удара энергии двигателей, проникший на полтора метра вглубь, был залит связующим составом для предупреждения ветрового разноса. Осталось лишь перенести ограды с мест старых взлетов. Это сделают после отбытия "Лебедя".
Вот и сам "Лебедь", чугунно-серый в тепл
броне, которая выгорит во время пробивания атмосферы. Дальше корабль пойдет, сверкая своей, отражающей все виды радиации, обшивкой. Но никто не увидит его в этом вел
епии, кроме роботов-астрономов, следящих за полетом. Эти автоматы дадут людям лишь фотографию светящейся точки. Обратно на Землю придет корабль, покрытый окалиной, с бороздами и воронками от взрывов мелких метеоритных частиц. Но "Лебедя"
видит никто из окружающих его сейчас людей: всем им не прожить сто сем
ят два года ожидания возврата экспедиции. Сто шестьдесят восемь независимых лет пути и четыре года исследования на планетах, а для путешественников всего около восьмидесяти лет.
Дар Ветру, с его родом занятий, не дождаться даже при
я "Лебедя" на планеты зеленой звезды. Как и в прошлые дни сомнений, Дар Ветер восхитился смелой мыслью Рен Боза и Мвена Маса. Пусть опыт их не удался, пусть этот вопрос, затрагивающий фундамент космоса, еще далек от разрешения, пусть он окажется ошибочной фантазией. Эти безумцы-гиганты творческой мысли человечества, ибо даже в опровержение их теории и опыта люди придут к огромному взлету знания.
Дар Ветер, задумавшись, чуть не споткнулся о сигнал зоны безопасности, повернул и заметил у подножия самодвижущейся башни телепередачи знакомую фигуру подвижного человека. Ероша
окорные волосы и прищуривая острые глаза, к нему устремился Рен Боз. Сеть тонких, едва заметных шрамов изменила лицо физика, собрав его морщинами страдальческого напряжения.
— Радостно видеть вас здоровым, Рен!
— Мне очень нужны вы! — Рен Боз протянул Дар Ветру маленькие ручки, по-прежнему усыпанные веснушками.
— Что делаете вы здесь, задолго до отлета?
— Я провожал "Аэллу" — для меня очень важны данные по гравитации столь тяжелой звезды. Узнал, что явитесь вы, и остался...
Дар Ветер молчал, выжидая пояснений.
— Вы возвращаетесь на обсерваторию внешних станций по просьбе Юния Анта?
Дар Ветер кивнул.
— Ант в последнее время записал несколько нерасшифрованных приемов по Кольцу...
— Каждый месяц производится прием сообщений вне обычного времени информации. И момент включения станций сдвигается на два земных часа. За год проверка проходит земные сутки, за восемь лет — всю стотысячную галактической секунды. Так заполняются пропуски в приеме космоса. В последнее полугодие восьмилетнего цикла стали поступать, несомненно, очень дальние, непонятные нам сообщения.
— Я крайне интересуюсь ими.
— Все, что узнаю, сообщу немедленно.
еще лучше — примите сами участие в работе!
Рен Боз обрадованно вздохнул и спросил:
— Веда Конг тоже прибудет сюда?
— Да, я жду ее. Вы знаете, что она чуть не погибла, исследуя пещеру-склад древней техники, где оказалась запертая стальная дверь?
— Ничего не слыхал.
— А, я забыл, что у вас нет глубокого интереса к истории, как у Мвена Маса
всей планете идет обсуждение, что
т находиться за дверью. Миллионы добровольцев предлагают себя для раскопок. Веда решила передать воп
в Академию Стохастики и Предсказания Буду
.
— Эвда Наль не приедет сюда?
— Нет, не сможет.
— Многие будут огорчены. Веда очень любит Эвду, а Чара просто п
на ей. Вы помните Чару?
— Это та
.. пантерообразная?..
Дар Ветер воздел руки в шутливом ужасе.
— Ц
ель женской крас
Впрочем, я постоянно повторяю ошибку, какой страдали люди прошлого, не смыслившие ничего в законах психофизиологии и наследственности, Всегда хочу видеть в других свое понимание и свои чувства.
— Эвда, как и все на планете,— не поддержал самопокаяния Рен Боз,— будет следить за отлетом.
Физик показал на ряды высоких, полукольцом расположившихся вокруг звездолета треножников с камерами для белого, инфракрасного и ультрафиолетового приемов, Разные группы луч
пектра в цветном изображен
аставляли экран дышать подлинным теплом и жизнью так же, как обертонные диафрагмы(5
ничтожали металлический отзвук в перед
голоса.
Дар Ветер посмотрел
север, откуда, тяжело переваливаясь, ползли перегруженные людьми автоматические электробусы. Из первой подошедшей машины выскочи
бежала, путаясь в
ве, Веда Конг. Она с разбегу бросилась на широкую грудь Дар Ветра так, что ее длинные, заплетенные по бокам головы и спущенные косы взлетели ему на спину.
Дар Ветер слегка отстранил Веду, вглядываясь в бесконечно дорогое лицо с оттенком новизны, сообщенным необычайно
ической.
— Я играла для
кого фильма севе
королеву Темных веков и едва успела переодеться,— пояснила, чуть запыхавшись, молодая жен
.— Причесаться не осталось времен
p>Дар Ветер представил ее в длинном об
ющем парчовом платье, в золотой короне с синими камнями, с пепельными косами ниже колен, с отважным взглядом серых глаз — и радостно улыбнулся.
— Корона была?
— О да, такая.— Веда очертила пальцем в воздухе контур ши
го кольца с крупными зубцами в виде трилистника.
— Я увижу?
— Сегодня же. Я попрошу и
казать тебе фильм.
Дар Ветер собрался спросить про таинственных "их", но Веда приветствовала серьезного физика. Тот улыбнулся наивно и сердечно.
— Где же герои Ахернара? — Рен Боз оглядел по-прежнему пустое вокруг звездолета поле.
— Там! — Веда указала на здание в виде шатра из пластин фисташково-молочного стекла с серебристыми ажурны
ебрами наружных балок — главный зал космопорта.
— Так пойдемте.
— Мы лишние,— твердо сказала Веда.— Они смотрят прощальный привет Земли. Пойдемте к "Лебедю".
Мужчины повиновались.
Идя рядом с Дар Ветром, Веда тихонько спросила:
— У меня не очень нелепый вид с этой старинной прической? Я могла бы...
— Не нужно. Оча
тельный контраст с современной одеждой — косы длиннее юбки. Пусть будет так!
— Повинуюсь, мой Ветер! — шепнула Веда магич
е слова, заставившие забиться его сердце.
Сотни людей не спеша направлялись к кораблю. Очень многие улыбались Веде или приветствовали ее поднятием руки гораздо более часто, чем Дар Ветра или Рен Боза.
— Вы популярны, Веда,— заметил Рен Боз.— Что это — работа историка или ваша пресловутая красота?
— Ни то и ни другое. Постоянное и широкое общение с
ми по роду ра
и общественных занятий. Вы с Ветром то замкнетесь в недрах лабораторий, то уединяетесь для напряженной ночно
боты. Вы
ете для человечества гораздо больше и более зна
льное, чем я, но только для одной, не самой близкой сердцу, стороны. Чара Нанди и Эвда Наль гораздо более известны, чем я...
— Опять укор нашей технической цивилизации? — весело упрекнул Дар Ветер.
— Не наш
а пережиткам прежних роковых ошибок. Еще тысячелетия тому назад наши предки знали, что искусство и с ним развитие чувств человека не менее важны для обществ
ем наука.
—
мысле отношений людей между собой? — спросил заинтересованный физик.
— Вот именно!
— К
-то древний мудрец с
л, что самое трудное на Земле - это сохранять
сть,— вставил Дар Ветер.— Смотрите, вот еще верный союзник Веды!
Пр
к ним шел легким и широким шагом Мвен Мас, привлекая общее
— Верное, если психическая сила п
дена здоровым, полным
— Кончился танец Чары, — догадалась Веда. — Скоро появится и эки
"Лебедя".
— Я бы на их месте шел сюда пешком и как можно медленнее,— вдруг сказал Дар Ветер.
— Ты начал волноваться? — Веда взяла его под руку.
— Ко
о. Для меня мучительно подумать, что они уходят навсегда и этот корабль я больше не увижу. Что-
нутри меня протестует против этой обязательной обреченности. Может быть, потому, что там будут близкие мне люди.
— Вероятно, не потому,— вмешался подошедший Мвен Мас, чуткое ухо которого издалека уловило речь Дар Ветра.— Это неизбывный протест человека против неумолимого времени.
— Осенняя печаль? — с оттенком насмешки спросил Рен Боз, улыбаясь глазами товарищу.
— Вы замечали, что осень умеренных широт с ее грустью любят именно люди наиболее
гичные, жизнерадостные и глубоко чувствующие? — возразил Мвен Мас, дружески погладив плечо физика.
— Верное наблюдение! — восхитилась Веда.
— Очень древнее...
— Дар Ветер, в
поле? Дар Ветер, вы на поле? — загремело откуда-то слева и сверху.— Вас
т в ТВФ цент
ного здания Юний Ант. Юний Ант зовет. В ТВФ центрального здания...
Рен Боз вздрогнул и выпрямился.
— Можно с вами, Дар Ветер?
— Идите вмес
еня. Вам можно пропустить отлет. Юний Ант любит показать по-стар
му прямое наблюдение, а не запись — в этом они сошлись с М
м Масом.
Космопорт обладал мощным ТВФ и гемисферным экраном. Рен Боз вошел
ихую круглую комнату. Дежурный оператор щелкнул включателем и указал на правый бо
й экран, где появился взволнованный Юний Ант. Он
ательно оглядел физика и, поняв причину отсутствия Дар Ветра, кивнул Рен Возу.
— Ведется внепрограммный прием-поиск в прежнем направлении и диапазоне 62/77. Поднимите воронку для направленного излучения, ориентируйте
бсерваторию. Я переброшу луч-вектор через Средиземное море прямо на Эль Хомру.— Юний Ант посмотрел в сторону и добавил: - Скорее!
Опытный в приемах ученый выполнил
бование за две минуты. В глубине гемисферного экрана появилось изображение гигантс
Галактики, в которой оба ученых безошибочно узнали знакомую издавна человеку туманность Андромеды, или М-31.
В ближайшем к зрителю наружном обороте ее спирали, почти в середине лин
дного в ракурсе диска огромной Галактик
ажегся огонек. Та
ветвилась казавшаяся крохотной шерстинкой система звезд — несомненно, исполинский рукав в сотню парсек длины. Огонек стал расти, и одновременно увеличивалась "шерстинка", в то вре
ак сама Галактика исчезла, рас
ась за пределы поля зрени
оток красных и желтых звезд протянулся поперек экрана. Огонек стал маленьким кружком и светился на самом конце звездного потока. С края потока выделилась ор
вая звезда спектрального класса К. Вокруг нее закружились едва видные точки планет. На одной из них, закрыв ее целиком, расположился кружок света. И вдруг все завертелось в красных извивах и мелькании летящих искр. Рен Боз закрыл глаза...
— Это разрыв,— сказал с бокового экрана Юний
— Я показал вам наблюдение прошлого месяца из записи памятных машин. Переключаю на отражение прямого приема.
На экране по-прежнему вертелись искры и линии темно-красного цвета.
— Странное явление! — воскликнул физик.— Как вы объясняете этот разрыв?
— Потом. Сейч
озобновляется передача. Но что вы считаете странным?
— Красный спектр разрыва. В спектре туманности Андромеды - фиолетовое смещение, то есть она приближается к нам.
— Разрыв никакого отношения к Андромеде не имеет. Это местное
ение.
— Вы думаете, что случайно их отправляющая станция вынесена на самый край Галактики, в зону, еще более отдаленную от ее центра, чем зона Солнца в нашей Галактике?
Юний Ант окинул Рен Боза скептическим взглядом.
— Вы готовы к дискуссии в любой момент, забывая, что с нами говорит туманность Андромеды с расстояния четыреста пятьдесят тысяч парсек.
— О да! — смутился Рен Боз. — Еще лучше сказать с расстояния в полтора миллиона световых лет. Сообщение отправлено пятнадцать тысяч веков тому назад.
— И мы видим сейчас то, что было послано задолго до наступления ледниковой эпохи и возникновения человека на Земле! — Юний Ант заметно смягчился.
Красные линии замедлили свое верчение, экран потемнел и вдруг снова засветился. Сумеречная плоская равнина едва угадывалас
скудном свете. На ней были разбросаны странные грибовидные сооружения. Ближе к переднему краю видимого участка холодно поблескивал гигантский, по масштабу ра
ы, голубой круг с явно металлической поверхностью. Точно по центру
га висели один над другим большие двояковыпуклые диски. Нет, не висели
медленно поднимались все выше. Равнина исчезла, и на экране остался л
один из дисков, более выпуклый снизу, чем сверху, с грубыми спиральными ребрами на обеих сторонах.
— Это он
они!..— наперебой воскликнули ученые, думая о полном сходстве изображ
с фотографиями и чертежами спиралодиска, найденного тридцать седьмой экспедицией на планете железной звезды.
Новый вихрь красных линий — и экран погас. Рен Б
дал, боясь отвести свой взгляд хоть на секунду
рвый человеческий взгляд, прикоснувшийся к жизни и мысли другой галактики! Но экран так и не загорелся. На боковой доске телевизиофона
оворил Юний Ант:
— Сообщение оборвалось. Ждать дольше, отнимая земную энергию, нельзя. Вся планета будет потрясена. Следует просить Совет Экономи
роизводить внепрограммные приемы вдвое чаще, но это станет возможным не раньше года после затрат на посылку "Лебедя". Теперь мы знаем, что звезд
на железной звезде оттуда. Если бы не находка Эрга Ноора, то мы вообще не поняли бы виденного.
— И он, тот диск, пришел оттуда? Сколько же он летел? — как бы про себя спросил Рен Боз.
— Он шел мертвым около двух миллионов лет через разделяющее обе галактики пространство,— сурово ответил Юний Ант,— пока не нашел убежища на планете звезды Т. Очевидно, эти звездолеты устроены так, что садятся автоматически, несмотря на то, что тысячи тысяч лет никто живой не прикасался к рычагам управления.
— Может быть, они живут долго?
— Но не миллионы лет, это противоречит законам термодинамики,- холодн
ветил Юний Ант.— И несмотря на колоссальные размеры, спиралодиск не мог нести в себе целую планету людей... мыслящих существ. Нет, пока наши галактики не могут еще ни достигнуть друг друга, ни обм
ься сообщениями.
— Смогут,— уверенно сказал Рен Боз, распрощался с Юнием Антом и пошел обратно на поле космопорта.
Дар Ветер с Ведой и Чара с Мвеном Масом стояли немного в стороне от двух длинных рядов провожавших. Все головы повернулись к центральному
нию. Мимо бесшумно пронеслась широкая платформа, сопровождаемая взмахами рук и — что люди позволяли себе в обществе лишь в самых исключительных случаях — приветственными возгласами. Все двадцать два человека экипажа "Лебедя" находились на ней.
Платформа подъехала к звездолету. У высокого передвижного подъемника ожидали люди в белых комбинезонах, с серыми от усталости лиц
— двадцать членов отлетной комиссии, составленной в основном из инженеров-рабочих космо
а. В течение последних суток они проверили с помощью машин для учета предметов все снаряжение экспедиции и еще раз опробовали исправность корабля тензорными аппаратами.
По заведенному на заре звездоплавания порядку председатель комиссии докладывал Эргу Ноору, вновь избранному начальником звездолета в эк
иции на Ахернар. Другие члены
иссии поставили свои шифры на бронзовой дощечке с их портретами и именами, которую вручили Эргу Ноору, и, распрощавшись, отошли в сторону. Тогда к кораблю хлынули провожающие. Люди выстроились перед путешественниками, пропустив их близких на маленькую, оставшуюся свободной площадку подъемн
Киносъемщики фиксировали каждый жест улетавших — последняя память, остающаяся родной планете. Э
oop увидел Веду и, сунув бронзовый сертификат за широкий пояс астролетчика, стремительно подошел к молодой женщине.
— Как хорошо, что вы пришли, Веда!..
— Разве я могла поступить иначе?
— Вы для меня — символ Земли и моей прошедшей юности.
— Юность Низы с вами навсегда.
— Я не скажу, что ни о чем не жалею,— это будет неправдой. И прежде всего жаль Низу, своих товарищ
да и самого себя... Слишком велика утрата. В это возвращение я по-новому полюбил Землю — крепче, проще, безусловнее...
— И все-таки вы идете, Эрг?
— Не могу иначе. Отказавшись, я утратил бы не только космос, но и Землю.
— Подвиг тем труднее, чем больше любовь?
— Вы всегда хорошо понимали меня, Веда. Вот и Низа.
Подошла похудевшая, похожая на мальчика рыжекудрая девушка и оста
лась, опустив ресницы.
— Это оказалось так тяжело. Вы все... хорошие, ясные... красивые... Расстаться, оторвать свое живое тело от матери-Земли...- Голос астронавигатора дрогнул.
Веда инстинктивно привлекла ее к себе, шепча таинственные женские утешения.
— Девять минут до закрытия люков,— беззвучно сказал Эрг, не сводя глаз с Веды.
— Как долго еще!..— простодушно воскликнула со слезами в голосе Низа.
Веда, Эрг, Дар Ветер, Мвен Мас и другие провожавшие с тоской и удивлением почувствовали, что нет слов. Нечем выразить чувства перед подвигом, совершавшимся для тех, кого еще нет, кто придет много лет спустя. Улетавшие и провожавшие знали обо всем... Что могли дать
ие слова?
Вторая сигнальная сист
человека оказалась несовершенно
уступала место третьей. Глубокие взгляды, отражавшие
астные, не передаваемые слова
орывы, встречались безмолвно и напряженно или жадно впитывали в себя небогатую природу Эль Хомры.
— Пора! — обретший металл голос Эрга Ноора хлестнул по напряженным нервам.
Веда, откровенно всхлипнув, прижалась к Н
Обе женщины несколько сек
стояли щека к щеке, крепко зажмурившись, пока мужчины обменивались прощ
ыми взглядами и пожатиями рук. Подъемни
рятал в овальный чернеющий люк звездолета уже вось
х астролетчиков. Эрг Hoop взял Низу за руку и что-то шепнул ей. Девушка вспыхнула, вырвалас
бросилась к звездолету. Эрг Hoop и Низа поднялись одновременно.
Люди замерли, когда перед черным люком на выступе ярко освещенного борта "Лебедя" задер
сь на секунду две фигуры - высокого мужчины и стройной девушки, принимая п
дние приветы Земли.
Веда Конг стиснула руки, и Дар Ветер услышал, как хрус
и суставы пальцев. Эрг Hoop и Низа исчезли. Из черного зияния выдвин
ь овальная плита такого же серого цвета, как и весь корпус. Секунда, и даже зоркий глаз не смог бы различить следов отверстия на крутых обводах колоссального корпуса.
Вертикально стоявший на растопыренных упорах звездолет имел в себе что-то человекообразное. Может быть, это
атление создавал круглый шар носовой части, увенчанный острым колпаком и светящий сигнальными огнями, как глазами. Или ребристые рассекатели центральной контейнерной части корабля, похожие на наплечники рыцарских лат? Звездолет высился на своих упора
ловно растопыривший ноги исполин, презрительно и самоуверенно взиравший п
х толпы людей.
Грозно заревели сигналы первой готовности. Как по волшебству, у корабля появились широкие самоходные платформы, забравшие множество провожавших. Поползли, разъезжаясь в стороны, но не сводя своих жерл и лучей с корабля, треножники ТВФ и прожекторов. Серый корпус "Лебедя" померк и как-то утратил свои размеры. На "голове" корабля загорелись зловещие красные огни — сигнал подготовки старта. В
ция сильных моторов передалось по твердой почве — звездолет стал поворачиваться на своих подставках, принимая ориентировку взлета. Дальше и дальше отъезжали провожавшие, пока не пересекли с
етренной стороны засветившуюся в темноте линию безопасности. Здесь люди поспешно соскочили, а платформы унеслись за оставшимися.
— Они больше не увидят нас или хоть нашего неба? — спросила Чара низко склонившегося к ней Мвена Маса.
— Нет. Разве в стереотелескопы...
Под килем звездолета з
елись зеленые огни. На вышке центрального здания неистово завертелся радиомаяк, рассылая во все стороны предупреждение о взлете громадного корабля.
— Звездолет получает сигнал отправления! — вдруг заревел металлический голос такой силы, что Чара, вздрогнув, прижалась к Мвену Масу.— Оставшиеся внутри круга, поднимите вверх руки! Поднимите вверх руки, иначе смерть! Поднимите вверх руки, иначе!..— кричал автомат, пока его прожекторы обшаривали поле в поис
случайно оставшихся внутри круга безопасности.
Не найдя никого, они погасли. Робот закричал снова, как показалось Чаре, еще более яростно:
— После сигнала колокола повернитесь спиной к кораблю и закройте глаза. Не открывайте до второго колокола. Повернитесь спиной и закройте глаза! — с тревогой и угрозой вопил робот.
— Это страшно! — шепнула Веда.
Дар Ветер спокойно снял с пояса свернутые в трубку полумаски с черными очками, одну надел на Веду, а другую натянул сам. Едва успел он закрепить пряжку, как дико зазвонил большой, высокого тона, колокол.
Звон оборвался, и в тишине стали слышны ко всему равнодушные цикады. Внезапно звездолет издал яростный вой и погасил огни. Один, два, три, четыре раз
мную равнину пронизывал этот душераздирающий вой, и более впечатлительным людям казалось, что это сам
абль кричит в тоске прощания.
оборвался так же неожиданно. Стена невообразимо яркого пламени встала вокруг корабля. Мгновенно в мире перестало существовать что бы то ни было, кроме этого космического ог
Башня огня превратилась в колонну, вытянулась длинным столбом, затем сделалась ослепительно яркой линией. Колокол забил во второй раз, и обернувшиеся люди увидели пустую равнину, на которой рдело гигантское пятно раскаленной почвы. Большая звезда стояла в высоте — это удалялся "Лебедь".
Люди медленно побрели к электробусам, оглядываясь то на небо, то на
то отлета, сделавшееся вдруг поразительно безжизненным, точно здесь возродилась хаммада Эл
мра — ужас и бедствие путников прошлых времен.
В южной стороне горизонта загорелись знакомые звезды. Все взгляды обратились туда, где поднялся голубой и яркий Ахернар. Там, у
звезды, окажется "Лебедь" по
восьмидесяти четырех лет пути со скоростью девятьсот миллионов километров в час. Для нас восемьдесят четыре, для "Лебедя" — сорок семь лет. Может быть, там они создадут новый мир, тоже красивый и радост
под зелеными лучами циркониевой звезды.
Дар Ветер и Веда Конг догнали Чару и Мвена Маса. Африканец отвечал девушке:
— Нет, не тоска, а великая и печальная гордость — вот мои ощущения сегодня. Гордость за нас, поднимающихся все выше со своей планеты и сливающихся с космосом. Печаль — потому что маленькой становится милая Земля... Бесконечно давно майя — краснокожие индейцы Центральной Америки — оставили гордую и печальную надпись. Я передал ее Эргу Ноору, и тот украсит ею библиотеку-лабораторию "Лебедя".
Африканец оглянулся, заметил, что его слушают подошедшие друзья, и продолжал громче:
— "Ты, который позднее явишь здесь свое лицо! Если твой ум разумеет, ты спросишь, кто мы? Кто мы? Спроси зарю, спроси лес, спроси волну, спроси бурю, спро
юбовь. Спроси землю, землю страдания и землю любимую. Кто мы? Мы — земля!" И я тоже — насквозь земля! - добавил Мвен Мас.
Навстречу бежал Рен Боз, прерывисто дыша. Друзья обступили физика и узнали небывалое —
ое соприкосновение мысли двух исполинских звездных островов.
— Мне так хотелось успеть до отлета,— огорченно сказал Рен Боз,- чтобы сообщить об этом Эргу Ноору. Он еще на черной планете понял, что спиралодиск-звездолет чрезвычайно далекого, совсем чужого мира и что этот странный корабль летел очень долго в космосе.
— Неужели Эрг Hoop никогда не узнает, что его спиралодиск из таких чудовищных глубин Вселе
— с другой галактики, с туманности Андромеды?— сказала Веда.— Как горько!
— Он узнает!— твердо сказал Дар Ветер.— Мы попросим у Совета энергию на особую передачу, через спутник тридцать шесть. "Лебедь" будет доступен нашему зову еще девятнадцать часов! 1955 — 1956 гг. Москва — Мозжинка — Коктебель — Москва
ПРИМЕЧАНИЯ К РОМАНУ "ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ" 1 Биллион — здесь биллион в европейском смысле этого слова, то есть миллион миллионов = 10 в 12 степени. 2
сек — единица измерения астрономических расстояний, равная 3,26 светового года, или
ло 32-10 в 12 степени км. 3 Анамезон — вещество с разрушенными мезонными связями ядер атомов, обладающее близкой к световой скоростью истечения (фантастическое). 4 Спорамин — лекарство, выключающее сон (фантастическое). 5 Бомбовые маяки — автоматические станции-роботы для под
мощных сигналов, пробивающих планетную атмосферу. Сбрасываются со звездолетов (фантастическое). 6 Независимый год — год времени по земному счету, неза
мый от скорости звездолета. 7 Спектральный класс (звезды) — специальные классы звезд обозначаются буквенно в таком порядке; О, В, A, F, G, К, М — от очень горячих голубых звезд с поверхностной температурой 100 000ь до красных с температурой в 3000ь Кажд
ласс имеет десять нисходящих степеней, обозначающихся цифрой, например А7, Особые классы звезд, N, Р, R, S - с повышенным содержанием углерода, циана, титана, циркония в своих спектрах. 8 Планетарное горючее — горючее, используемое в двигателях планетолетов и в посадочных и взлетных двигателях звездолетов (фантастическое). 9 Кор — единица суммарного облучения организма (фантастическое). 10 Биодозы — до
блучения, вредные для живого организма. 11 Ионно-триггерные моторы — двигатели, в которых реактивный поток осуществляется триггерной (то есть каскадной) реакцией ионизированного вещества (фантастическое). 12 Гравитационное поле — поле тяготения вокруг большой массы вещества. 13 Субсветовая скорость — скорость, приближающаяся к скорости света, то есть 300 тысяч км/сек. 14 Зависимые часы — часы, показывающие время звездолета, то есть время, зависимое от скорости корабля (фантастическое). По теории относительности, при больших (субсветовых) скоростях движения время движущегося предмета сокращается по сравнению с временем наблюдателя, неподвижного относительно звездолета. 15 Квантовый предел — предел скорости, близкой к скорости света, при котором не может существовать никакое объемное тело, так как масса становится равной бесконечности, а время — нулю. 16 Внешняя вихревая зона — зона контакта гравитационных полей двух звездных систем, в которой возникают возмущения и завихрения. 17 К-частицы — частицы ядра атома из обломков кольцевого мезонного облака (фантастическое). 18 Волновой, или фотонный, луч — луч света, обладающий одновременно волновыми свойствами и свойствами потока частиц (фотонов). В технике будущего оба эти свойства луча разделяются и как бы концентрируются (фантастическое). 19 Электронный инвертор — увеличение изображений в тысячи раз путем их превращения в электронные с последующим усилением. 20 Скорость убегания — скорость, которая дает возможность преодолеть тяготение небесного тела и оторваться от него в космическое пространство. 21 Изогравы — линии, очерчивающие поля равного напряжения тяготения (фантастическое). 22 Атомарный (твердый) кислород — кислород, существующий не в молекулярном состоянии (О2), а в виде отдельных атомов. Этот вид состояния вещества дает гораздо более интенсивные химические реакции и позволяет достигать большего сжатия, чем в молекулярном состоянии. 23 Оптимальный радиант — тот радиус обращения звездолета вокруг планеты вне ее атмосферы, который наиболее благоприятен для устойчивости орбиты корабля. Зависит от размеров и массы планеты (фантастическое). 24 Температура К — температура по абсолютной шкале в градусах Кельвина, где 0ь = — 273ь. 25 Физическая станция — робот, определяющий физические условия на поверхности планеты (фантастическое). 26 Полусферический, или гемисферный, экран — экран в виде внутренней поверхности полушария, необходимый для получения стереоскопических изображений (фантастическое). 27 Силиколл — прозрачный материал из волокнистых кремнийорганических соединений (фантастическое). 28 Силикобор — сплав карбидов бора и кремния; очень твердый и прозрачный материал (фантастическое). 29 ТВФ-стереотелевизиофон — прибор для переговоров и одновременной передачи стереоскопических изображений (фантастические). 30 Андезитовые скалы — скалы, сложенные вулканическими породами характера лав. 31 Саргассы — области моря внутри круговоротов морских течений, сплошь покрытые скоплениями водорослей. 32 Хлорелла — морские водоросли с огромным содержанием белка, искусственно возделываемые для получения белковой пищи (фантастическое). 33 Хромкатоптрические краски — краски, обладающие большой силой отражения света внутри слоя (фантастическое). 34 Пиктограммы — последовательные серии рисунков. 35 Репагулярное исчисление — в биполярной математике, занимающееся решением направлений в моментах перехода (репагулюма) из одного состояния в другое, от одного знака к другому (фантастическое). 36 Нуклеон — центральное "ядрышко" внутри мезонного кольца в ядре атома. 37 Биполярная математика — математика, основанная на диалектической логике с двусторонним анализом и решением (фантастическое). 38 Сингулярные точки — критические точки перехода количественных изменений в качественные. 39 Кохлеарное исчисление — раздел биполярной математики, занимающийся анализом спирального поступательного движения (фантастическое). 40 Парасимпатическая система — автономная нервная система тормозящего действия, противоположная симпатической, 41 Коллапс — бессознательное состояние. 42 Парциальное давление — давление газа в зависимости от его плотности. 43 Тромбоз — свертывание крови с образованием тромбов — пробок в кровеносных сосудах. 44 Тиратрон — электронный прибор ("лампа"), могущий стимулировать и поддерживать нервные процессы человеческого организма, в частности биение сердца. 45 Органические стимуляторы — лекарства, воздействующие непосредственно на определенные нервы, добытые из нервных выделений организма (нейросекреторные вещества) (фантастическое), 46 Термобарооксистат — прибор для точнейшей регулировки температуры, давления и насыщенности кислородом (фантастическое). 47 Протуберанцы — выбросы раскаленных газообразных веществ с поверхности звезды (например, Солнца), взлетающие вверх на огромные расстояния. 48 Кванта — ничтожно малая порция энергии. 49 Геологическая бомба — бомба огромной взрывной силы, бросаемая со звездолета на исследуемую планету, чтобы получить выброс вещества поверхности планеты в самые верхние слои атмосферы (фантастическое). 50 Минус-поле — отрицательно заряженное поле в межзвездном пространстве. 51 Хроморефлексная репродукция — картина, отпечатанная красками с внутренним отражением света, дающими повышенную стереоскопичность плоского рисунка в естественном переходе цветов и светов (фантастическое). 52 Аплит — белая жильная горная порода. 53 Лейкодендрон — южноафриканское серебряное дерево с блестящей серебристой хвоей. 54 Кибернетика наследственности — управление наследственностью. Ритмы наследственности — настройка и последовательность наращивания молекулярных цепочек живого вещества, а затем и молекул организма (фантастическое). 55 Виддрингтония — южноафриканское хвойное дерево. 56 Бериллий и рений — редкие металлы. 57 Сталактиты — натеки известняка, свисающие сверху как сосульки льда, в противоположность сталагмитам, нарастающим вверх от пола пещеры. 58 Флкктуативная психология — изучение массовых исторических изменений в психологии людей (фантастическое). 59 Обертонные диафрагмы — диафрагмы, передающие обертоны человеческого голоса, с применением которых устраняется различие между живым голосом и звуком передатчика (фантастическое).