Никто на «Хиусе» не обольщал себя надеждами на быструю и легкую посадку. В свое время в докладе об экспедиции Тахмасиба Ермаков рассказал, как трудно было вести ракету в атмосфере Венеры, как вертело ее, словно щепку в водовороте, какого нечеловеческого напряжения стоило удерживать ракету дюзами вниз. Он описал свирепые ветры, ледяные вихри над раскаленной до ста градусов почвой. В таких условиях были бесполезны и даже опасны самые совершенные жироскопические устройства, которые в более спокойных атмосферах автоматически держали межпланетный корабль точно в заданном положении, не позволяя ему раскачиваться, вращаться и переворачиваться...
«Хиусу» оставалось полагаться на очень неточную и ежеминутно готовую прерваться наводку с искусственных спутников. Радиолокаторы противометеоритных устройств не действовали в атмосферных электрических полях Венеры, и планетолет каждое мгновение мог своей громадой обрушиться на какую-нибудь скалистую вершину. Бури и смерчи должны были сносить «Хиус» еще сильнее, чем обычную ракету, ибо форма его хотя и несколько облегчала посадку «дном вниз», но была далеко не обтекаемой.
И тем не менее только «Хиус» мог с большой степенью вероятности рассчитывать на успешную посадку. Он способен был снижаться необычайно медленно, сантиметр за сантиметром, мог вновь подняться и сделать попытку снизиться в другом месте, чего никогда не смогла бы проделать самая лучшая атомно-импульсная ракета с ее ограниченным запасом свободного хода. Ермаков объявил «Хиус» «господином планет с атмосферами», и сейчас предстояло доказать это.
- Пустяки, все пустяки, - бормотал Михаил Антонович Крутиков, в десятый раз проверяя прочность ремней, удерживавших его в кресле. - Все пустяки, и все пойдет отлично, уверяю вас. Слегка потрясет, быть может... Зато подумайте, какой переворот в истории овладения пространством начинается этим рейсом «Хиуса»!
- Мысль сия премного меня утешает в предвидении грядущих испытаний, - нараспев сказал Юрковский. - Еще бы... Крутиков, тот самый - знаете? - который строил первый ракетодром на Венере!
- Только бы сесть... - процедил Дауге сквозь зубы.
Михаил Антонович достал пустую трубочку и с задумчивым видом пососал ее.
- Скорей бы уж! - сказал он. - Как все это не похоже на прежние рейсы, правда, товарищи?
- Правда, - ответил Дауге. - Святая правда, Михаил Антонович. При посадке на безатмосферные и спокойные планеты совсем иное самочувствие.
- Поч-чему? - с трудом спросил Быков, думая о том, испытывают ли и другие тошноту и головокружение.
- Потому что с пилотами, подобными Ермакову и Спицыну, можно на старте и на посадке спать, читать, играть в шахматы... Но, видимо, только не здесь, не на Венере.
- Да, - вздохнул Крутиков, - не на Венере...
- Вы мне надоели своей кислой болтовней! - рассердился Юрковский. - Что вы ноете? Держите ваши переживания при себе. Берите пример с Быкова - позеленел... но держится, помалкивает. Давайте, братцы, споем!
В этот момент из репродуктора послышался напряженный голос Ермакова:
- Внимание!
И сейчас же пол качнулся и стал медленно переворачиваться.
О том, что происходило в последующие три-четыре часа, у Быкова сохранилось лишь несколько смутных, отрывочных воспоминаний. Позже он никак не мог восстановить последовательность событий. Кажется, Юрковский подполз с кислородным баллоном к Дауге еще до того, как тот уронил голову на грудь. Страшный, измененный до неузнаваемости голос Спицына, известивший о том, что у Анатолия Борисовича разбита голова, раздался уже после рывка, от которого лопнул ремень, державший Быкова в кресле. Что было дальше, он не помнил. Какие-то чудовищные силы играли «Хиусом», и тем не менее старое выражение «как лягушка в футбольном мяче» пришло ему в голову только тогда, когда, сжимая в кулаке обрывок ремня, он перелетел через всю каюту и с размаху ударился спиной о стенку. Упругая обивка отбросила его назад, и, кажется, он потерял сознание на некоторое время, потому что внезапно обнаружил себя снова крепко привязанным к креслу. Быков не помнил также, каким образом меж колен его оказался зажатым легкий баллон с активированным озоном... как и когда случилось, что Юрковский повис в своем кресле с лицом, залитым кровью... Затем Михаил Антонович тряс его, Быкова, за плечо и кричал что-то в ухо... Все это мелькало в его мозгу сквозь желто-зеленый туман, между обмороками и приступами тошноты. Потолок оказывался где-то сбоку, затем молниеносно перемещался на место, проваливался и вновь с неудержимой силой давил на ноги пол. На минуты наступало затишье; тогда Быков запрокидывал голову, разевал рот и часто и глубоко дышал. Но планетолет вдруг швыряло, и все начиналось сначала. И при этом - тишина, сменившая оглушающий рев. Доносился лишь негромкий гул реакторов, не заглушавший ни стонов, ни... шуток! Да, матерые межпланетные волки находили в себе силы шутить. Но Быков не запомнил ни одной шутки. Он был целиком поглощен своими ощущениями, вытекавшими из уверенности, что уже следующий толчок окончательно вышибет из него дух. Временами он вспоминал о пилотах в рубке управления и представлял их себе искалеченными, приборы - вдребезги разбитыми, а планетолет - падающим с огромной высоты на острые крутые скалы. Вероятно, «Хиус», резко погасивший скорость, попал в мощный атмосферный лоток, увлекавший его в сторону от цели, и Ермакову со Спицыным приходилось прилагать все силы, чтобы держать его на заданных радиопеленгах. Как потом говорил Спицын, ни разу в жизни не приходилось ему сажать корабли в таких ужасных условиях.
И вдруг наступил покой. Полный и несомненный покой, не нарушаемый ни малейшей вибрацией, ни единым звуком. Он обрушился на отупевших людей, как удар грома. Быкову показалось, что остановилось самое время. Перед глазами его все еще плыли разноцветные пятна, по телу ползли струйки пота, руки и ноги дрожали. Затем странная апатия овладела им, смертельно захотелось вытянуть ноги и спать, спать, спать... Сквозь опущенные ресницы он увидел, как зашевелился и встал Юрковский, сделал несколько неуверенных шагов, провел ладонью по лицу и с недоумением посмотрел на испачканные кровью пальцы. -
- Что с тобой? - негромко спросил Дауге.
- Н... ничего... - Юрковский сморщился и потряс головой.- Кажется, из носа... Болят глаза...
- Фффух! - выдохнул Михаил Антонович. - Вот это была встряска, доложу я вам!
Юрковский поднял руки, сделал несколько гимнастических движений и вдруг замер.
- Товарищи! - крикнул он. - Мы на Венере... и живы! «Хиус» цел, черт побери! Дауге! Вставай! Ты понимаешь? Мы на Венере...
- Погоди радоваться, - остановил его Дауге. - Кажется, что-то случилось с Анатолием Борисовичем...
- Да, я тоже слышал голос Спицына, - подтвердил Крутиков.
- Пойдем?
Они пошли к рубке, но дверь распахнулась, и на пороге появился сам Ермаков, бледный, взмокший от пота, с головой, туго перехваченной молочно-белым перевязочным эластиком.
- Все живы? - Он быстро оглядел товарищей.
- Все, - сказал Дауге.
- Поздравляю с благополучной посадкой!
- Он подошел к каждому и крепко пожал руки.
- А что Богдан? - спросил Михаил Антонович.
- Спит.
- Гм...
- Свалился как убитый.
- Не мудрено, - усмехнулся Крутиков. - Три с половиной часа такой... такого... Я и сам еле держусь на ногах.
- Интересно, что с «Мальчиком»? Не сорвался? - спросил Быков.
- Сделаем вылазку? - как-то вяло предложил Юрковский.
- Нет. - Ермаков еще раз оглядел всех и повторил: - Нет. Ни в коем случае. Приведите себя в порядок и отдохните. О вылазке будем говорить часа через четыре, когда получим все данные внешней лаборатории. Включите ионизаторы, мойтесь - и спать!
- Хорошо бы поесть... - озабоченно сказал Михаил Антонович.
«И рюмку коньяку выпить», - подумал Быков.
- Это как вам угодно. Лично я - в ванну и в постель...
- Алексей Петрович, помогите проводить Богдана в его каюту, хорошо?
- Слушаюсь, Анатолий Борисович.
Нет, все было не так, как предполагал Быков. Гораздо проще и лучше. Когда через полчаса он, распаренный и еще более красный, чем обычно, заполз под простыни, ему снова вспомнился домик в Ашхабаде... Он счастливо улыбнулся и заснул.
Как всегда, его разбудил Дауге. Тощее лицо Иоганыча выглядело осунувшимся, черные глаза запали и лихорадочно блестели.
- Одевайся, Алексей. Натягивай спецкостюм и выходи в кают-компанию, - хрипло проговорил он. - Сейчас будет вылазка.
Вылазка! Острая мысль, что он находится на планете, погубившей столько замечательных смельчаков, мгновенно пронеслась в мозгу. Сейчас должно начаться главное, для чего они прибыли сюда...
Быков торопливо оделся, достал из ниши спецкостюм и облачился в него. Все уже собрались в кают-компании и стояли вокруг стола с откинутыми на спину спектролитовыми колпаками, молча поглядывая друг на друга. Глаза Ермакова были широко раскрыты и, кажется, светились, как у кошки. Михаил Антонович сосал пустую трубочку.
- Кофе? - ни к кому не обращаясь, спросил Быков.
- Думаю, потом, - нахмурясь, сказал Юрковский. - Нечего оттягивать, надо идти. Неслыханное дело: пять часов после посадки, а мы еще не открывали люков!
- Пойдемте, - просто пригласил Ермаков.
- Оружие? - Быков взглянул на командира.
Тот кивнул и, пригнувшись, вышел в коридорный отсек. За ним двинулись остальные. Быков, хватаясь за поручни, побежал наверх. Через минуту он присоединился к товарищам с автоматом на груди и двумя гранатами за поясом.
- Алексей-завоеватель! - пошутил Спицын.
Юрковский только поморщился.
Они столпились в кессонной камере перед наружным люком. Богдан наглухо завинтил за собой дверь.
- Надеть колпаки! - скомандовал Ермаков.
Теперь Быков не видел лиц товарищей, и это было неприятно. Застучал насос, запрыгала стрелка манометра. Ермаков взялся за рукоятку люка. Поползла в сторону тяжелая стальная полоса. Люк дрогнул, и... омерзительная жирная жижа желто-серого цвета с сочным хлюпаньем хлынула под ноги. Она была густая и вязкая, но текла свободно, и свет прожектора золотыми огоньками играл на ее поверхности. Это было так неожиданно, что в первые секунды никто даже не пошевелился. Затем Юрковский со сдавленным криком бросился вперед. Но Быков опередил его. Он ухватился за край люковой крышки и изо всех сил нажал на нее. Ноги скользили в грязи, он упал на колени. Но уже подоспели Юрковский и Дауге, в их спины уперлись Богдан и Михаил Антонович. С мягким чавканьем крышка подалась, встала на место, и Ермаков торопливо нажал кнопку засова.
Все выпрямились. Под ногами растекалась мутная слякоть, от нее поднимался пар. Быков поднял автомат, провел по прикладу рукавом, заглянул в дуло. Затем тщательно очистил выпачканные колени.
- Насколько я понимаю, - раздался в наушниках голос Дауге, - это совсем не песок.
- Да, на пустыню мало похоже, - подтвердил Юрковский. - Это я заявляю, хоть и не специалист.
Ермаков, присев на корточки, рассматривал грязную лужу.
- Если оставить балагурство до более подходящего времени, - сказал он, - то я склонен предположить, что «Хиус» сел в болото.
- По уши, - согласился Юрковский. - Но где же пустыня?
- Жизнь наша полна неожиданностей, - вздохнул Крутиков.
- Вот удружил нам Штирнер со своими пеленгами!
- При чем здесь Штирнер?
- Если «Хиус» ушел в эту трясину целиком... - начал Богдан.
Юрковский нетерпеливо передернул плечами:
- Чего проще! Пройдем через верхний люк и посмотрим.
Они покинули кессон и, оставляя на линолеуме ржавые маслянистые следы, поднялись в узкий отсек грузового люка.
- Болото на Венере, вы подумайте! - бормотал Михаил Антонович. - Такой сюрприз!
Верхний люк открывали осторожно, готовые в любое мгновение захлопнуть его снова. Но ничего страшного не произошло. Раздалось тонкое шипение - это в отсек ворвалась наружная атмосфера, - и все стихло.
- Ура, - спокойно сказал Юрковский. - Все в порядке. Открывайте.
Крышка со звоном откинулась. Стоявший впереди Ермаков перегнулся через край. За его спиной, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, теснились Юрковский и Михаил Антонович. Дауге, пролезший между ними, отпрянул с невнятным восклицанием.
- Н-да, - проговорил кто-то. - Оч-чень интересно...
Они ничего не увидели. «Хиус» окружала плотная стена зыбкого, совершенно непроницаемого желтоватого тумана. Внизу, в полутора метрах, тускло блестела поверхность трясины. В тишине слышались невнятные звуки, похожие не то на приглушенный кашель, не то на бульканье. Долго стояли межпланетники, всматриваясь в мутные, белесые волны испарений. Иногда им казалось, что впереди маячат какие-то тени, выступают какие-то уродливые серые формы, но наползали новые и новые слои тумана, и все исчезало.
- Достаточно, - сказал наконец Ермаков. - У меня уже в глазах темнеет. Придется пустить в дело инфракрасную технику. - Он выпрямился и заглянул вверх. - Ага, «Мальчик», кажется, на месте!
- Здорово мы увязли... - Спицын, лежа грудью на краю люка, обеспокоенно поворачивался то в одну, то в другую сторону. - Реакторные кольца погрузли в трясине до основания.
- Ничего, осмотримся немного и попробуем подняться.
- А если корпус провалится еще глубже?
Инфракрасная техника ничего не прояснила.
На экране клубились тени, почва одного и того же места то казалась зыбкой, то плотно утрамбованной, то рыхлой...
- Давайте выйдем, - предложил Юрковсккй. - Там будет видно, что делать.
Он приготовился спрыгнуть.- Быков схватил его за плечо.
- В чем дело? - несколько раздраженно осведомился геолог.
- Жизнь наша полна неожиданностей, - сказал Быков.- Я пойду первым.
- Почему это?
Быков молча показал автомат.
- Бросьте вы разыгрывать лорда Рокстона! - Юрковский оттолкнул руку Алексея Петровича.
- Быков прав, - сказал Ермаков. - Прошу вас, пропустите меня, Владимир Сергеевич.
- Я не понимаю...
- Пропустите меня и Быкова. Я через три минуты вернусь...
Все знали, что по положению командир не должен первым оставлять корабль при посадке в неизвестном месте. Но... понимали Ермакова. И Юрковский молча шагнул в сторону. Быков быстрым движением поставил автомат на предохранитель и прыгнул вслед за Ермаковым. Ноги его по колено ушли в жидкое месиво.
