Зима 1975 года...
В просторном, даже нарядном - конечно, в техническом смысле этого слова - зале подмосковного Центра управления полетом (ЦУПа) ощутимо нарастает напряжение: идут последние, предпосадочные витки полета А.А.Губарева и Г.М.Гречко на космическом корабле «Союз-17».
Двухъярусный зал ЦУПа тоже - как в свое время космодром - неоднократно описан. По своей компоновке он напоминает зрительный зал театра или кинематографа. Внизу - в «партере» - пять рядов кресел операторов, перед которыми сплошной мерцающей лентой плотно - один к одному - стоят телевизионные экраны-мониторы. Тут же многочисленные пульты, телефонные аппараты, лампочки сигнализации - с первого взгляда и не разберешься! Каждая система имеет здесь своих хозяев.
Человек, имеющий очень большой опыт как в собственных космических полетах, так и в управлении ими с Земли, - О.Г.Макаров свидетельствует: «Оказывается, руководить полетом других, отвечать за них - это потруднее, чем даже летать самому... Бросается в глаза, как действует космический полет, особенно полет длительный, на работников Центра. Меняется их внешний вид: они худеют, желтеют. Меняется даже их характер, или если не характер, то манера поведения. Нервничают люди. Стараются держать себя в руках, но чем больше это им удается, тем больше накапливается внутри... Поэтому в ЦУПе праздник не после старта, а после посадки очередного космического корабля. То, что называется - гора с плеч».
Да, видимо, работа этих людей тоже еще ждет достойного рассказа о себе. Нелегкий груз лежит на их плечах. И справляются они с этим грузом умело, ответственно, достойно.
Наверху же - па «балконе» ЦУПа - места для... Начав писать это, я вспомнил, как на космодроме комнату в бункере рядом с пультовой называли, в зависимости от своего отношения к деятельности находящихся в ней лиц, либо «комнатой Госкомиссии», либо «гостевой»... Но если говорить всерьез, то конечно же люди, собравшиеся на втором этаже ЦУПа, имеют к происходящему если и не конкретно оперативное, то, во всяком случае, прямое и очень не малое отношение! Им сейчас, в данный момент, действительно не нужно нажимать кнопки, давать команды, принимать решения, потому что свою часть дела (весьма весомую часть!) они делали - и продолжают делать - в течение многих лет. Свои кнопки они уже нажали. Они - как генералы, стоящие на наблюдательном пункте и следящие за ходом сражения, не вмешиваясь в рукопашную схватку. Главные конструкторы, ученые, методисты, космонавты - вот кого мы видим сегодня здесь.
А впереди, усиливая сходство со зрительным залом широкоэкранного кинотеатра, на полупрозрачном экране - огромная, во всю стену, карта мира. На ней - белая синусоида текущего витка, по которой медленно (что для мировых масштабов восемь километров в секунду!) ползет яркая белая точка - космический корабль. В точках перехода корабля через терминаторы - линии, разделяющие освещенную солнцем и не освещенную половины земного шара, - траектория движения «Союза» пересечена короткими черточками и идущими от них стрелками с надписью «Тень».
Да, это не школьная карта с нанесенной карандашом линией пути «Востока», лежавшая на столе в «телефонной» комнате космодрома двенадцатого апреля 1961 года! А ползущая по экрану белая точка - не ученическая резинка, которую тогда передвигали по этой карте!..
По бокам главного экрана - два экрана поменьше. На них высвечивается самая разная текущая информация: и о том, какие системы и в какое время должны отработать на предстоящем очередном витке, и что делается в данный момент на корабле, и какие сообщения поступили с разбросанных по всему земному шару - на суше и на море - измерительных пунктов (НИПов)...
Тут же мигают цифрами убегающих секунд электрические часы.
Перед стартом корабля такие же часы показывают оставшееся до взлета время. Когда вылетал «Союз-19» для совместной работы с «Аполлоном», все телезрители могли видеть эти часы: под светящейся надписью «До старта осталось» сменялись светящиеся же цифры - 0.15.47 (это означало: ноль часов пятнадцать минут сорок семь секунд), 0.15.46, 0.15.45...
Увидев это, я страшно обрадовался: вот он, знаменитый «обратный счет»! Наконец-то удалось его узреть, так сказать, в натуральном виде! А то в литературе, театре, кинематографе, в любом произведении, мало-мальски касающемся модной ракетно-космической темы, шагу не ступишь без этих драматически звучащих: «Семь... Шесть... Пять... Четыре... Три... Два... Один... Ст-а-арт!!!» А на настоящих пусках что-то ни разу я его не слышал. Там другие команды («Ключ на старт... Протяжка-один... Продувка... Ключ на дренаж... Протяжка-два... Наддув... Пуск!»). И вот вам, пожалуйста: хоть и не совсем так, как в кино, не голосом, а на электрочасах, но все-таки он, «обратный счет». Вот и попробуй после того отрицать влияние литературы и искусства на жизнь.
...Но вернемся от дня старта «Союза-19» снова на полгода назад, ко дню посадки «Союза-17».
Приближается время очередного сеанса связи. Народ из находящегося рядом фойе, из буфета тянется обратно, в большой зал ЦУПа. Посматривают на часы. И вот из громкоговорящей установки доносятся живые голоса космонавтов! Мы слышим их - через ретрансляторы, через спутники связи (тоже новое: «Космос работает на космос»!) - в то самое мгновение, когда они говорят. Здорово это все-таки!
Корабль начинает последний, предпосадочный виток. В тех точках синусоиды, где должна будет включиться тормозная двигательная установка - это, между прочим, в Южной Атлантике, нельзя сказать, чтобы очень близко от нас! - и где должно будет произойти разделение спускаемого аппарата с орбитальным и приборно-агрегатным отсеками «Союза», появляются оранжевые метки. После того как белая точка, изображающая корабль, подползает к первой из них, эта метка превращается из оранжевой в зеленую и начинает мигать - до тех пор, пока ТДУ не отработает... И опять вспоминаются космические полеты начала шестидесятых годов с долгим трепетным ожиданием сообщений с кораблей: отработала ТДУ или не отработала?!
«Союз-17» пошел на снижение.
Когда он подходит к Черному морю, карта мира на большом экране исчезает и вместо нее появляется более крупномасштабная - районы Каспия, Южного Урала, Казахстана. А на малом экране справа - профильная схема траектории снижения аппарата тоже с движущейся по ней световой меткой. Все понятно, вся информация как на ладони. То есть, конечно, если говорить всерьез, далеко не вся, а лишь самая общая, так сказать, интегральная. Но и по-настоящему вся информация тоже приходит в этот зал - правда, не на эффектно выглядящие большие экраны, а на мониторы сидящих внизу операторов, каждый из которых может, щелкнув переключателем, вызвать пред свои светлые очи любую цифру, характеризующую подведомственную ему систему. Судя по непрерывному мельканию там, внизу, операторы этой возможностью отнюдь не пренебрегают.
Экипаж космического корабля все время ведет прямой репортаж о ходе снижения. Короткий перерыв (слушателям, уже избалованным непрерывностью потока информации, он, правда, кажется довольно долгим - к хорошему привыкаешь быстро) наступает только на время, в течение которого корабль снижается с восьмидесяти до примерно тридцати километров, - в это время вокруг него образуется непроницаемое для радиосвязи ионизированное плазменное облако.
Да, все идет буквально как по нотам...
Стоило, однако, этой мысли прийти в голову, как пошла из динамиков информация если и не тревожная, то, во всяком случае, не очень отвечающая понятию «как по нотам». Пошли разговоры о погоде в районе приземления. Что ж, дело понятное: космический корабль погрузился в область наших родных «самолетных» высот, - естественно, что этому сопутствовал и выход на авансцену наших родных «самолетных» забот, среди которых и по сей день на одном из первых мест пребывает она - погода!
О погоде в точение последних двух часов полета «Союза-17» сообщали часто - и все по-разному. Высота облачности была, судя по этим сообщениям, то двести, то триста метров. Ветер - то десять метров в секунду, то все двадцать. Колебались и данные о видимости. Сидевшие на «балконе» ЦУПа сердились: «Что они там, толком погоду определить не умеют, что ли!»
И сердились, между прочим, напрасно.
Дело было не в чьем-то умении или неумении определить погоду, но просто в том, что она сама, погода, была очень нестабильна, непрерывно менялась. И еще в том, что она была, в общем-то, неважная: ведь если бы, скажем, высоту облачности называли то в шестьсот, то в семьсот метров, это никого бы не волновало и как «разнобой в информации» не воспринималось. А вот двести или триста - это уже разница! Да и вообще у нас в авиации давно известно: чем хуже погода, тем больше виноваты синоптики.
Забегая несколько вперед, скажу, что в момент приземления «Союза-17» фактическая погода оказалась еще хуже: высота облачности всего в сто пятьдесят метров, видимость - около полукилометра, ветер - порывистый, более двадцати метров в секунду.
Но это было сообщено уже после приземления корабля.
А пока - он еще снижался. Когда он вышел на высоту десять километров - высоту уже не только не космическую, но просто «пассажирскую», - на главном экране появилась еще более крупномасштабная карта района Целинограда с красным световым кружочком в расчетном месте посадки.
Самолеты и вертолеты поисковых групп имеют прямую радиотелефонную связь с космонавтами (мы слышим их переговоры) и идут по радиопеленгу курсами на спускающийся корабль. Тут им приходится соблюдать предельную осторожность, внимательно (ох уж эта видимость!) смотреть вперед, каждую секунду быть готовыми к энергичному маневру отворота в сторону - иначе в этой облачной каше недолго и наткнуться на корабль!.. Но вот бодрый возглас: с вертолета увидели «Союз-17»!
Еще несколько секунд - и космический корабль приземляется. Сразу после касания космонавты, как оно и было положено, отстреливают одну из стренг парашюта. Но все равно корабль заваливается набок. Вообще-то ничего страшного в этом нет, да и трудно было ожидать, чтобы, двигаясь вместе с ветром с такой скоростью, корабль удержался в вертикальном положении. Попробуйте спрыгнуть на ходу с поезда и удержаться на ногах.
Вертолет с врачами и «эвакуаторами» сел рядом с космическим аппаратом меньше чем через минуту. Открывается люк - все в порядке! Полет закончился успешно. Алексею Александровичу Губареву и Георгию Михайловичу Гречко помогают выбраться из корабля на твердую землю.
А мы тут, в Подмосковье, узнаем обо всем, что происходит в далеком Казахстане (да что там в Казахстане - над Африкой, над Атлантикой, над любой точкой земного шара!) незамедлительно после того, как это «что-то» происходит. Иногда же - просто одновременно с тем, как оно происходит... И снова в голове всплывают воспоминания более чем десятилетней давности. Вспоминаются волнения последних десятков минут каждого космического полета тех времен. Вспоминаются бесконечные радиопереговоры, сдвинутые хронологические последовательности поступающих сообщений, споры о том, кому, о чем и в каком порядке докладывать... Сегодня вся нужная информация поступает незамедлительно по всем адресам сразу. Вопроса о том, «кому раньше», больше нет: всем одновременно.
...Корабль «Союз-17» приземлился в двадцати пяти (всего двадцати пяти!) километрах юго-западнее расчетной точки. Это после того, как отработавшая тормозная установка перевела его на траекторию снижения где-то в южной части Атлантического океана! Но каково было мое удивление, когда в ответ на высказанные мною по этому поводу восторги конструкторы корабля поморщились:
- Знаешь, двадцать пять километров - это не «всего», а «целых». Обычно корабли садятся гораздо точнее. А сегодня - здоровый снос, потому что ветер очень сильный. И вообще все неблагоприятные обстоятельства как-то наложились... Оказывается, 25 километров - для них много!..
В общем, впечатление от пребывания в зале ЦУПа сильное. Особенно если сравнить с прошлым.
С прошлым... С прошедшим... Что же, так ничего, выходит, от этого прошлого и не осталось? Нет, так не бывает! Настоящее - это всегда продолжение прошлого. Иногда такая связь времен радует, иногда - вызывает сожаление, досаду, даже душевный дискомфорт («Забыть бы скорее!..»). Но прошлое нашей космонавтики не таково, чтобы хотелось его забыть! Им с полным основанием можно гордиться.
В зале ЦУПа это славное прошлое - конечно, с позиций исторических, весьма недавнее: откуда могло бы взяться давнее? - было представлено в самом что ни на есть зримом виде. Было представлено космонавтами. Они пришли сюда не по службе. Нет, к полету «Союза-17» они прямого отношения не имели. Пришли, чтобы собственными глазами и в тот самый момент, когда это произойдет, убедиться в благополучном завершении полета. Пришли по велению сердца или - если читатель более склонен к формулировкам не столь поэтическим - под влиянием хорошей, прочной корпоративной солидарности.
Все они напряженно смотрят на экран, вслушиваются в сообщения по громкоговорящей сети - Попович, Волынов, Севастьянов, Макаров, Демин, Климук...
Великое все-таки это дело - чувство товарищества, профессиональная спайка!
Более того: не так уж часто и далеко не во всяком коллективе господствует в реальной жизни такая атмосфера - пусть даже не стопроцентно безоблачная.
Особенно больших трудов стоит установить, а затем и поддерживать ее в коллективах людей, профессиональная деятельность которых - штучная, индивидуальная, поддающаяся персональной оценке со стороны пристально смотрящих друг за другом коллег. В коллективах, где силой обстоятельств неизбежно имеются как премьеры, солисты (причем разного ранга), так и статисты - и отнюдь не исключается переход из одной из этих категорий в другую.
Свою принадлежность к категории относительно высокой приходится непрерывно подтверждать делом - одну ошибку воспримут как случайную, вторую - как совпадение, а третью...
Поэтому чистые товарищеские отношения не всегда безотказно устанавливаются в среде артистов, литераторов, спортсменов, летчиков, словом - всюду, где в работе присутствует элемент состязательности.
Вряд ли минует чаша сия и космонавтов.
Кто-то слетал за два года три раза, а кто-то долгие годы ждал своей очереди на первый полет. Чей-то полет имел широкий резонанс в профессиональной среде да и во всем обществе, а чей-то прошел сравнительно менее заметным. В общем, основания для того, чтобы почувствовать себя обойденным, находятся - не могут не найтись. Полная идиллия тут мало вероятна.
И все же - сужу по своей родной летно-испытательной корпорации, но полагаю, что среда космонавтов с ней в этом отношении сходна, - черты товарищества, коллегиальности, профессиональной спайки оказываются сильнее мотивов соперничества. Особенно, в ситуациях жизненно острых. Видел тому немало подтверждений.
Вот Гагарин говорит на космодроме в микрофон за несколько секунд до пуска ракеты Быковского: «Гордимся твоей выдержкой!»... Волынов тормошит дублера только что улетевшей Терешковой, стараясь отвлечь ее от сложных переживаний... А через полгода после посадки «Союза-17» Климук, сам работая в космосе уже около месяца, на сеансе связи поинтересуется: «Как там «Алмазы»?» - то есть Леонов и Кубасов, собирающиеся в это время в полет по ответственному заданию - совместному эксперименту «Союз-Аполлон». И, получив ответ, что, мол, готовятся полным ходом, посочувствует: «Да, трудный билет им достался». Будто бы ему с Севастьяновым достался более легкий!..
Слов нет, за эти годы изменились наши космонавты - и каждый в отдельности, и как корпорация в целом. Повзрослели. Многое повидали. Многое поняли. Многому научились. Выросли вместе с делом, которому преданно служат. Но в самом главном - я Твердо убежден, что именно это и есть самое главное, - в своем человеческом существе остались похожими на тех шестерых симпатичных капитанов и Старших лейтенантов, с которыми я познакомился у тренажера первого «Востока» в далекий осенний день шестидесятого года.
За годы, быстро (гораздо быстрее, чем хотелось бы) промелькнувшие с тех пор, полеты людей в космос прочно, необратимо вошли в жизнь жителей Земли.
Утвердились во всех планах: и в техническом, я в организационном, и, я сказал бы, в философском.
И, сознавая это, невозможно еще раз не подумать о тех, кто вложил в завоевание космоса свою жизнь. Вспомнить Сергея Павловича Королева, Валентина Петровича Глушко и Мстислава Всеволодовича Келдыша... Юрия Алексеевича Гагарина и Владимира Михайловича Комарова... Леонида Александровича Воскресенского, Константина Давыдовича Бушуева, Михаила Клавдиевича Тихонравова, Николая Алексеевича Пилюгина и Евгения Федоровича Рязанова... Алексея Михайловича Исаева, Семена Ариевича Косберга и Василия Васильевича Парина... Павла Ивановича Беляева, Георгия Тимофеевича Добровольского, Владислава Николаевича Волкова, Виктора Ивановича Пацаева...
Подумать о сотнях и тысячах людей - ныне здравствующих и уже ушедших от нас, - которые своими руками превратили из мечты в реальность это дело, по праву занявшее далеко не последнее место в перечне чудес нашего вообще не бедного чудесами века.
Превратили из мечты в реальность полеты космических кораблей с человеком на борту.
Редактор Б. И. Рыбин
Галлай М. Л.
Г16 Избранное в двух томах. Том второй. - М.: Воениздат, 1990. - 543 с.
ISBN 5-203-00914-7
Второй том избранных произведений М.Л.Галлая составляют три произведения. Повесть «Первый бой мы выиграли» посвящена летчикам, защищавшим небо Москвы от налетов вражеской авиации в трудные дни 1941 года. Яркие, самобытные образы космонавтов, ученых конструкторов показаны в повести «С человеком на борту», в которой рассказывается о подготовке и проведении первых космических полетов. Повествование «Жизнь Арцеулова» - дань памяти одному из замечательных советских авиаторов.
ISBN 5-203-00914-7. © М.Л.Галлай, 1990