4


Дайте созреть и окрепнуть внутреннему человеку,
наружный успеет еще действовать. Выходя позже,
он будет, может быть, не так сговорчив и уклончив,
но зато на него можно будет положиться: не за свое
не возьмется. Дайте выработаться и развиться
внутреннему человеку! Дайте ему время и средства
подчинить себе наружного, и у вас будут и негоциан-
ты, и солдаты, и моряки, и юристы, а главное, у вас
будут люди и граждане.

Николай Пирогов


Летом 1922 года в Одессе распространился слух, что на Старопорто-франковской в здании второй женской гимназии "ведомства императрицы Марии" открывается новая школа - учебное заведение необычное и замечательное. Впрочем, программа его толком никому не была известна, а популярность объяснялась прежде всего тем, что среди преподавателей будущей школы назывались фамилии людей, в городе известных и уважаемых.

Величайший исторический эксперимент - революция - порождал в умах людей деятельных и талантливых жажду экспериментирования. Жить так, работать так, как жили и работали раньше, было невозможно. Поиск шел везде - в политике, экономике, искусстве, литературе, и не затронуть сферу образования он не мог. Он, собственно, и породил одесскую стройпрофшколу № 1, в которой учился Сергей Королев.

Душой новой школы был Александр Георгиевич Александров, учитель гимназии, педагог талантливый и человек удивительно энергичный. Задуманная им школа, с одной стороны, должна была оставаться классической гимназией, дать общее среднее образование, а с другой - выпускники ее должны были овладеть конкретными строительными профессиями: штукатуров, кровельщиков, сантехников, плотников, каменщиков. Школа была что-то вроде нынешнего техникума, но более высокого класса, а кое в чем приближалась к уровню первых курсов строительного вуза. Поэтому среди преподавателей школы было немало педагогов высшей школы: сопротивление материалов и строительную механику преподавал известный ученый профессор Одесского политехнического института Б.Л. Николаи, а заведующий кафедрой латинского языка Медицинского института, знаток западно-европейской литературы Б.А. Лупанов вел курс русского языка и литературы. Вместе с Александровым математику читал старший преподаватель Строительного института Ф.А. Темцуник, физику и теоретическую механику -доцент Политехнического института В.П. Твердый, строительное дело — С.А. Тодоров: на многих одесских зданиях можно было увидеть табличку: "Строил Тодоров".

Одной из главных забот организаторов школы было эстетическое воспитание ребят. Диспуты, самодеятельные спектакли, над которыми профессионально работал большой знаток театра, преподаватель литературы П.С. Златоустов; спевки хора, курс античной драмы Б.А. Лупанова, концерты, лекции по истории музыкальной культуры - их читал профессор консерватории Б.Д. Тюнеев и талантливый пианист и композитор П.И. Ковалев; танцклассы, занятия по живописи, которые вел художник А.Н. Стилиануди, ученик Репина, друг Серова, Врубеля и Пастернака, - все это было нормой в стройпрофшколе № 1.

Короче говоря, школа была очень интересной, и не удивительно, что Сергей Королев захотел в ней учиться, а решение его было горячо поддержано матерью и отчимом. Вступительные экзамены в объеме примерно шести классов гимназии Сергей выдержал без труда и был зачислен в июле 1922 года.

Открылся новый, неведомый ему мир. Мажорно приподнятый дух школы с ее лозунгами: "Да здравствует свобода!", "Перед нами весь мир!", "Учись, трудись, борись!", "Математика - гвоздь всего!", обстановка доверительного равноправия, демократичность заново создаваемых традиций - все это нашло отклик в душе
23
юного Королева, и о недолгом времени, проведенном в стенах этой школы, с теплой благодарностью он вспоминал всю жизнь.


Здание стройпрофшколы в Одессе, где учился С.П. Королев

Среди одноклассников его был Валерьян Божко, просто Валя, с которым они дружили все эти трудные годы. Теперь они сидели на одной парте. Этому очень скромному, тихому, высокому и невероятно худому пареньку во время войны оторвало ниже локтя правую руку, он писал и искусно чертил левой, любил и умел мастерить и, пожалуй, не мог разделить тогда с Сергеем только его увлечения гимнастикой. В классе быстро сколотилась дружная компания: Сергей, Валя, весельчак Илюшка Йоффик, типичный одесский "жлоб" Жорка Калашников, нескладный подслеповатый Володя Бауэр, знаменитый тем, что мог с завязанными глазами различать людей по запаху.

Впрочем, первым Сергей очутился в этом списке совершенно случайно. Как дружно отмечали много лет спустя его однокашники, Королев в школе был фигурой довольно неприметной. Он никогда не входил в классную "элиту", не держал первенства ни в чем: не был "ударником" (Надя Хлебникова, любимица классного руководителя Темцуника, совершала буквально подвиги успеваемости и прилежания), не считался "душой компании" (эти лавры были у Ильи Йоффика), выдающимся спортсменом (Калашников был, безусловно, более сильным гимнастом), не блистал на школьных театральных подмостках (там царил задавака и пижон Жорж Назарковский), не прославился как музыкант (Юра Винцентини и Лидочка Гомбковская хорошо играли на рояле). Мария Николаевна вспоминала, правда, что Сергей писал стихи, среди которых одно стихотворение, "Россия", казалось ей тогда удачным. Альбомчика со стихами не сохранилось5: кто-то из друзей неловко пошутил над его "поэтическими опытами", и Сергей сжег стихи. Но ведь редко кто не пишет стихов в пятнадцать лет. Поэтому он выглядел классическим средним учеником, разве что был красив — черноглазый, с нежным девичьим румянцем во всю щеку. Удивительно, но даже чувствуя свое превосходство в чем-либо, Королев в молодости не умел выказать это с эффектом, блеснуть, пустить пыль в глаза. Его было трудно расшевелить. Нежинское одиночество сделало его если не замкнутым, то необщительным. Впрочем, он не был скрытным, если его спросишь, он расскажет,
24

но первый рассказывать не начнет. И все-таки было в нем что-то, какое-то инстинктивно ощущаемое всеми превосходство, решительно не позволявшее причислить его к категории "серых" личностей. Быть может, это была основательность характера, надежность в дружбе. Иначе чем же объяснить, что во всех делах и проделках, вечеринках и прогулках, спорах и состязаниях всех умников, чемпионов, острословов и других признанных талантов — во всем этом он рядом, без него не обходятся, он нужен.
5 В архиве Российской академии наук хранится одно детское стихотворение С. Королева, датированное апрелем 1917 года.

Первая в его жизни школьная зима. Не было света, бумаги, керосина. Угля тоже не было, и дров тоже. В классах сидели в пальто, да и в пальто было холодно. Одно название пальто: на "рыбьем меху". Все поизносились за эти годы, ходили бог знает в каких нарядах. Мария Николаевна сама научилась даже обувь шить.

В феврале 1923 года Александров, который был завучем, но, по существу, получил от директора Бортневского, известного одесского архитектора, все права руководителя, увлекся идеей создания при школе производственной мастерской. По его мысли, нехитрая продукция ее, изготовленная руками учеников, могла реализовываться, а полученный доход идти на укрепление латаного школьного бюджета. Все было подсчитано, продумано, помещение под мастерскую определено, весь вопрос был только в том, где, собственно, взять станки и инструменты. В 1923 году это была серьезнейшая проблема: каждый напильник на вес золота. Александров давил на наркомпросовцев, искал добрых шефов на заводах, в порту, все ему сочувствовали, идеи его горячо одобряли, но инструментов никто не давал. И тут он случайно узнал, что на Молдаванке6 продается столярная мастерская.
6Молдаванка - район Одессы.

Константин Гаврилович Вавизель, владелец мастерской "по изготовлению деревянных шкивов", согласился продать свое "дело" профстройшколе.

— Только одно условие, молодой человек, — сказал старый столяр Александрову, — забирайте и меня вместе с мастерской...

Так школа получила и мастера-наставника и инструменты. О, это было огромное богатство: ленточная пила, циркулярная пила, токарный станок, верстаки, рубанки, долота, стамески, молотки, даже маленький электромотор с ременными трансмиссиями. Ремни рвались, правда, но это уже пустяки...

Перевозили Вавизеля всей школой. Это был чудесный, веселый день. А тут еще дрова получили, опять всей школой разгружали, но теперь уж не как попало: ровненькие, без сучьев поленца откладывали в сторону. Это были заготовки для мастерской.

Сергей ходил у старика Вавизеля в любимчиках. Столяр доверял ему, знал: Королев парень серьезный и аккуратный, ничего не сломает. Сергей допоздна засиживался в мастерской. Он любил мастерить, да и Вале Божко нужно было помочь: с одной рукой много ли сделаешь рубанком?

Весной, с первым теплом все как-то повеселели. Из промерзшей школы все торопились по домам, а теперь и уходить не хотелось. Сергею тут нравилось, да и учиться было интересно. Давали начала высшей математики, строительной механики, сопромата. Ставили, пусть простенькие (для сложных не было приборов), опыты. Владимир Петрович Твердый придумал - чего, кажется, проще - на козлы положили доску, нагружали кирпичами, потом замеряли прогиб, вычисляли модуль Юнга для дерева. Борис Александрович Лупанов устраивал литературные диспуты. "По косточкам" разбирали, судили, защищали Катюшу Маслову, Базарова, Раскольникова. Королев сам руку поднимал редко, но, когда спрашивали, отвечал толково. Однажды на уроке физики Александров наставил кучу двоек: никто, даже отличники из отличников, не могли нарисовать и объяснить принципиальную схему телефона. Вызвал Королева. Все были уверены, что сейчас появится еще одна двойка. Но Сергей не спеша нарисовал на доске схему и все разобъяснил. Все очень удивились, а Жорка Калашников сказал:

— Вы у нас, Сережа, просто Эдисон!

Но и двойки он, конечно, тоже получал. Когда не знал, не выкручивался, говорил набычившись:
25

Это я не знаю...


Яхты "Мираж" и "Маяна"

Ну после такого признания даже непедагогично не поставить двойку. Иногда по вечерам в школе устраивались танцы. На них приходили ребята из соседней электропрофшколы, и вскоре было замечено, что их девушки куда охотнее танцуют с "чужими", чем со "своими". Решено было "электриков" осадить. На очередном вечере у дверей поставили двух здоровенных дежурных с заданием, коротким и ясным: "не пущать!" "Электрики" были возмущены до глубины души. Обуреваемые жаждой мщения, двое полезли на металлическую мачту энергосети с намерением обесточить коварную стройпрофшколу и под угрозой темноты вынудить к сдаче. Однако до контактов на мачте не дотянулись и решили сменить осаду штурмом. Дело принимало нехороший оборот: не ограничившись угрозами, "электрики" стали швырять в дежурных камнями, поднялся большой гвалт. В этот момент двери школы распахнулись и на ступеньки вышел крепкий паренек с повязкой распорядителя на левой руке.

- Тихо, ребята! — зычно крикнул он. - В чем дело? Перебивая друг друга, "электрики" начали объяснять.

-Так. Ясно. - Распорядитель обернулся к дежурным: - Как же можно не пускать добрых соседей?..

- Сережка, черт, ведь они расхватают всех наших девок! - завопил один из стражей.

- Давайте договоримся заранее: танцевать с нашими девушками только по очереди: один танец ваш, следующий наш, согласны?

Электрики благодушно загудели. Инцидент был исчерпан.

Прослеживая жизнь Королева, можно подметить такую деталь: он обладал не часто встречающимся искусством - умением говорить с толпой...

Весной захватило мальчишек новое увлечение: яхты. Яхтами Одесса всегда славилась, но в годы гражданской войны, право, не до яхт было. Многие хозяева знаменитых яхт удрали за границу, бросили своих красавиц на произвол судьбы. Теперь энтузиасты устроили в порту военно-морской пункт допризывной подготовки - организацию добровольную, полувоенную, забрали яхты, подремонтировали их, переименовали для порядка. "Маяна" стала "Лейтенантом Шмидтом", "Меймон" - "Коммунаром", "Ванити" - "Комсомолией".
26

Теперь прямо из школы Жорка Калашников, Володя Бауэр, Сережка Королев бежали в бывшую Арбузную гавань, на яхты. Калашников ходил на "Ирэне", Бауэр — на "Метеоре", Королев - на "Лейтенанте Шмидте", которую все, в том числе и сами "крестные отцы", по-прежнему звали "Маяной". До революции "Маяна" принадлежала Фальцфейну, владельцу консервных заводов и огромного поместья, на территории которого расположен теперь заповедник Аскания-Нова. Это была превосходная яхта, построенная англичанами в 1910 году по проекту знаменитого Мильнса — лучшего конструктора яхт. Участвуя во всемирных гонках, восемь раз была первой и дважды - второй. На этой яхте Сергей Королев не раз ходил в море, а при хорошем ветре "Маяна" добегала до Николаева, Херсона, до самых крымских берегов. Через два года, уже в Киеве, снедаемый черной завистью к тем, кто отправлялся в Коктебель на планерные соревнования, Сергей вспоминал эти походы: «Эх, вот бы сейчас "Маяну"...»

Удивительно, но эта яхта пережила своего тогда такого молоденького матроса и плавала еще много лет после его смерти...

вперёд

в начало
назад