8
| Трудности порождают в человеке способности, необходимые для их преодоления. Уэнделл Филлипс |
Он заново открывал Киев. Кажется, и срок уж не такой большой — семь лет, а он ничего не узнает. Нет, узнает, конечно. Вот тут, на Некрасовской, несся он в "казачьей лаве" окрестных мальчишек, преследуя шайку "разбойников". И Прорезную он помнит, Галицкий базар, и Труханов остров — ну, конечно, тотчас узнал его, но воспоминания эти выплывали как будто не из прошлой яви, а из далекого, казалось, навсегда забытого сна. Семь лет... Это огромный срок, если тебе семнадцать.
Встретили Сергея хорошо.
- Вот это да! - кричал дядя Юра. - Вот это удивил! Маруся пишет: "Встречай Сережу", ну я так и представляю себе - черноглазенький, длинноволосенький, в кружевном воротничке, лорд Фаунтлерой, а это ж мужик, грузчик одесский!
Он хлопал племянника по широкой спине, толкал в плечо, затевая неуклюжую возню - самое искреннее, что придумали мужчины для выражения дружеских чувств.
Дядя Юра жил на Костельной, зеленой, очень круто бегущей вверх улочке, если шагать от Крещатика. Квартира была тесноватая, три комнаты: спальня, столовая, детская. Сергей разместился в прохладной столовой на диване. Диван он любил: можно было уютно ткнуться носом в мягкую спинку, но сразу решил, что жить у дяди Юры он не будет - стеснять не хотел. А главное даже не в его деликатности, а в том, что теперь, когда мама и Гри далеко, вдруг остро захотелось полной взрослой самостоятельности, захотелось своего ключа в кармане: уходи, приходи, когда душе угодно, читай до утра, а то вовсе днем спи, а ночью гуляй...
Но он ничего не сказал дяде Юре, решил: "Устроюсь сначала с институтом, а тогда и об угле подумаю". Главной заботой было узнать, все ли в порядке с приемом, выведать все насчет авиационной специальности.
Скрежещущий и скрипящий, как корабль в бурю, трамвай, мотаясь из стороны в сторону, за три копейки дотащил его от Крещатика по Бибиковскому бульвару к широко, просторно разбросанному парку, за деревьями которого виднелось большое здание дорогого желтого кирпича. От центральной трехэтажной части его, с маленькими башенками по углам и фигурной кладки карнизами, отходили двухэтажные крылья, охватывая уже начавшую желтеть лужайку. Глядя на широкие, с легкой кривизной по своду окна, Сергей глазом строителя оценил замысел архитектора, который, видно, думал о назначении своего здания, стремясь дать классам больше света. И тут же мысленно поправил себя: не "классам", а "аудиториям", ведь этот и есть КПИ.
Да, это и был КПИ, Киевский политехнический институт имени Раковского, куда Сергей Королев послал документы.
Еще в трамвае подумал он, что какой-нибудь бумажки будет обязательно недоставать, что непременно потребуются дополнительные доказательства, что он -это он. Так точно и получилось. Свидетельство стройпрофшколы действительно освобождало его от приемных экзаменов, но для поступления, оказывается, требовалась еще командировка. Сергей очень плохо представлял себе, что это за командировка.
- Эту командировку вам может дать губотдел профсоюза, - подсказала женщина-секретарь в ректорате. — Ведь вы же член профсоюза?
- "Кто не член профсоюза, тот паразит", - с улыбкой процитировал Сергей ходкий в то время лозунг.
Она не засмеялась, вытащила из ящика стола бумагу.
- А теперь напишите заявление, но подробное, укажите, почему вы хотите у нас учиться, — она протянула ему листок.
Сергей сел за стол, подумал и принялся сочинять:
| 45 |
Киевский политехнический институт,
в котором в 1924—1926 годах учился С.П. Королев
"В Киевский политехнический институт от Королева Сергея, окончившего 1-ю строительную профшколу.
Заявление
Прошу принять меня в КПИ, окончил в настоящем году 1-ю строительную профшколу в Одессе..." Что же дальше-то писать? Пошарил пером в чернильнице и продолжал: "Отбыл стаж в ремонтно-строительных работах по квалификации подручного черепичника..." Вот так хорошо придумал: "отбыл стаж". А что за стаж, как долго отбывал - туман. Впрочем, что я все жму на строительную специальность? Ведь иду-то я на авиационное отделение, а сам все о черепице расписываю... "Год и 8 месяцев работал в Губотделе Общества авиации и воздухоплавания, принимал участие в конструктивной секции авиационно-технического отдела". Вот это уже солидно выглядит. А если и про планер написать? А что? В конце концов не украл я его. Напишу все как есть... «Мной сконструирован безмоторный самолет оригинальной системы "К № 5". Проект и чертежи, после проверки всех расчетов, приняты отделом ОАВУК, признаны годными для постройки и направлены в Центральный отдел в Харькове...» И про кружки напишу, все так все. "Кроме того, в течение года я руководил кружками рабочих управления порта и на заводе им. Марти и Бадина. Все необходимые знания по отделам высшей математики и специальному воздухоплаванию получены мною самостоятельно, пользуясь лишь указанием литературы специалистов технической секции ОАВУК". Ну, теперь, пожалуй, достаточно. Пусть знают, с кем имеют дело. Как же кончить? А если так? "В силу вышеизложенного прошу дать возможность продолжить мое техническое образование. При сем прилагаю документы..." Перечислил аккуратно все бумажки...
Он ездил теперь в КПИ каждый день: в незнакомом городе друзей не было, и к тому же все время надо было еще что-то писать, заполнять, проходить медкомиссию. Ответа на срочный запрос в Одессу пока не было, он уже начинал волноваться. А вот тут опять подсунули какую-то бумагу. Анкета. Надо заполнять. Дошел до графы "Национальность" и задумался. Действительно, а кто он, собственно, по национальности? Отец как будто бы был русским, а мама? Дед - тот уж точно украинец, да и бабушка тоже, конечно. Значит, мама украинка. А он? Русский или украинец? В доме говорили по-русски. С ребятами говорил по-русски. Все преподавание тоже по-русски. Украинский учили, но говорил по-украински он плохо. В общем-то можно писать и так и этак. Но раз он в Киеве, лучше, пожалуй, написать: "Украинец".
| 46 |
Социальное положение. Подчеркнул: "Учитель". И дописал: "Лектор".
Основная профессия: "Лектор-стенограф".
Общественная политическая работа: "С июня 1923 года активный руководитель рабочих кружков на заводах им. Марти и Бадина, Чижикова и Одвоенморбазы".
На чьи средства живете: "Лекционная оплата".
Сколько времени живете собственным трудом: "Три года".
Место последней работы: "Губотдел ОАВУК".
Снабжен ли средствами к существованию и на какой период, сумма: "Снабжен до ноября с.г."
Имеет ли квартиру по месту вуза: "Да".
В строках этой анкеты, написанной по-украински (очевидно, чтобы убедительнее выглядела графа о национальности) в этом наивном "лектор-стенограф", в нескромном "активный руководитель", в маленькой, невинной в общем-то лжи, — помилуйте, откуда же появились "три года" собственной трудовой жизни? — во всем этом такое горячее желание остаться в этом просторном кирпичном доме, начать действительно "собственную трудовую жизнь", убедить всех еще неведомых ему судей, решающих его судьбу, что мальчишеский пушок на его розовых щеках не помеха, что он тоже сможет, выдюжит.
И еще одна маленькая интересная деталь. Препровождая чертежи Королева в Харьков, Фаерштейн называет К-5 планером. В удостоверении ОАВУК, написанном для Академии Жуковского, надо думать, самим Королевым, планер называется уже "безмоторным самолетом". В заявлении с просьбой принять в КПИ опять — "безмоторный самолет". Почему? С одной стороны, новый термин звучит солиднее: какой-никакой, но все же самолет, а не планер. И натяжки вроде бы нет, ведь одна из статей тех лет в журнале "Вестник воздушного флота" так и называлась -"Планер - безмоторный аэроплан". А с другой стороны, кто знает, быть может, Королев, проектируя свой первый летательный аппарат, рассчитывал в дальнейшем установить на нем мотор и превратить действительно в самолет? Эту гипотезу в начале 80-х годов выдвинул исследователь творчества Королева, доктор технических наук Георгий Степанович Ветров. И она представляется весьма обоснованной. Ведь, как мы увидим, почти все свои конструкции Королев создавал "с дальним прицелом", - это относится и к планерам 20-х годов, и к ракетам 60-х.
Сергей Королев был действительно одним из самых молодых кандидатов в первокурсники Киевского политехнического института. Таких румяных и юных тут было мало.
Известно, что до революции существовали так называемые "вечные студенты", ухитрявшиеся пребывать в этом звании до десяти и более лет. Империалистическая, а затем гражданская война и вовсе поломали нормальный ход учебного процесса. После революции первый прием в КПИ был в 1920 году. Но какие-то "старички" оставались. До 1922 года был установлен трехлетний срок обучения, затем - четырехлетний. В 1921 году начал работать рабфак и нулевой семестр. Сергей Королев поступал в КПИ одновременно с группой рабфаковцев приема 1922 года. Многие из них не только не изучали историю античной драмы и сопромат, как Королев в одесской школе, но еще два года назад попросту не умели читать. Это были рабочие и крестьяне - вчерашние солдаты, пришедшие на студенческую скамью из огня гражданской войны. Теперь в КПИ были и "профессиональные" студенты в изношенных форменных тужурках, в пенсне, ироничные, надменные и безмерно ленивые; и вчерашние рабфаковцы, здоровые, угловатые, очень еще темные, но мертвой хваткой вцепившиеся в книги, с неистребимой, нет, не любовью, а страстью к знаниям; и разные "командированные" по профсоюзным разверсткам, среди которых были и желторотые юнцы, и неплохие, уже сложившиеся специалисты - мотористы, механики, путейцы, люди с рабочим опытом, с солидным стажем. Были и молоденькие сыновья нэпманов с замашками купчиков - маленькая стайка легоньких, напомаженных бриллиантином, сытых молодых людей. Но при всем этом социальном разнообразии, таких, как Сергей Королев, со школьной скамьи сразу шагнувших в высшую школу, было тогда меньшинство. То,
| 47 |
Человек необщительный, он в первые киевские недели вовсе замкнулся, бродил в одиночестве по просторному и еще пустынному зданию, заглядывал в аудитории и кабинеты, присматривался, обвыкал. Однако Королев не был бы Королевым, если бы процесс этого одинокого обвыкания затянулся. Перезаряженный энергией, он жаждал творческого контакта, чтобы отдать делу свою энергию.
В ту осень в КПИ была организована небольшая, но весьма любопытная авиационная выставка, сразу заинтересовавшая Королева. Разглядывая экспонаты, он вспоминал слова отчима об авиационных традициях и убеждался, что Гри был прав.
Оказалось, что первый воздухоплавательный кружок организовался в КПИ, когда Королев только родился, - в 1906 году. Его вице-президентом был тогда студент КПИ Викториан Флорианович Бобров, который к 1924 году стал ректором института. В 1909 году профессор КПИ Николай Борисович Делоне, один из талантливых учеников Жуковского, действительно сконструировал с сыновьями балансирный планер - биплан. Он даже выпустил тоненькую книжку "Как построить дешевый и легкий планер и научиться летать на нем". Делоне был заворожен публичной лекцией Николая Егоровича Жуковского, который приехал в Киев осенью 1908 года. Уже полетел самолетик Райт - все только и говорили об отважных братьях, и народу на лекции Жуковского было столько, что в проходах стояли. Лекция прерывалась сухим треском синематографического аппарата, и на белый экран выплывал дирижабль графа Цеппелина, подрагивая, выбегали аэропланы Блерио и Фармана. Были показаны соревнования аэронавтов в Бордо, полет Вильбура Райта, парижский воздухоплавательный парк и другие чудеса. Делоне с сыновьями был не единственным, кого увлекли идеи его учителя. Примерно в те годы строил свои самолеты и Александр Сергеевич Кудашев, "исправляющий должность", как говорили тогда, экстраординарного профессора КПИ по кафедре устойчивости сооружений. Им было создано четыре самолета довольно удачной конструкции с двигателями мощностью 25-50 лошадиных сил. От учителей увлечение воздухоплаванием перешло к ученикам. Собирались группами, вместе конструировали, вместе строили. На покупку моторов и материалов требовались довольно значительные суммы, и, наверное, студентам-авиаторам пришлось бы очень туго, если бы среди энтузиастов не оказалось Федора Былинкина и Игоря Сикорского. Первый был сыном богатого купца, второй — известного киевского профессора-психиатра. Они и раздобыли деньги, организовали на Куреневке специальную мастерскую. Мастерская вскоре окрепла настолько, что даже принимала заказы на постройку самолетов. Былинкин строил самолеты по схеме братьев Райт, а Сикорский, рано угадав свою будущую славу знаменитого конструктора вертолетов, увлекся постройкой геликоптеров, испытания которых прошли неудачно, поскольку машины эти не имели механизма перекоса и органов управления. Бесспорно талантливым конструктором был и третий студент КПИ Василий Иордан, у которого не было богатого папы, но была изобретательная голова и умелые руки. Былинкин и Сикорский построили несколько самолетов собственной конструкции и два самолета БИС (Былинкин, Иордан, Сикорский) - плод совместного труда молодых авиаторов.
Воздухоплавание быстро входило в Киеве в моду. Материальная поддержка авиаторов состоятельными людьми стала признаком хорошего тона, прогрессивных взглядов и деловой смелости. Желая идти "в ногу с эпохой", богатый сахарозаводчик Карпека с гимназических лет поощрял авиационные увлечения своего сына Александра, который построил еще три самолета. Стремясь и здесь не отстать от своего конкурента, самолеты строил и другой сахарозаводчик-миллионер — Терещенко. Чего здесь было больше: искреннего увлечения, ревнивого честолюбия или деловой дальновидности, сказать трудно, но киевский "авиационный бум" 1909-1911
| 48 |
В 1916 году в Киев приезжал Каннинг. Еще в 1893 году калужским гимназистом, он познакомился с Константином Эдуардовичем Циолковским и стал горячим пропагандистом его идей. С 1909 г. Каннинг выступает уже как доверенное лицо великого калужанина, на его визитной карточке значится: "Павел Павлович Каннинг. Ассистент К.Э. Циолковского". Он помогает Циолковскому во многих организационных делах, в которых Константин Эдуардович был человеком довольно беспомощным. Как отмечает Циолковский, только "при материальном содействии П.П. Каннинга" ему удалось запатентовать свои изобретения в России, Германии, Франции, Бельгии, Австрии, Италии, Англии, Швеции и Соединенных Штатах Америки. В Киев Каннинг привез модели дирижаблей Циолковского и прочел студентам КПИ лекцию о металлическом аэростате. Тогда же студента Федорова избрали представителем Циолковского по делам воздухоплавания в Киеве и он вел с Константином Эдуардовичем деловую переписку.
Осматривая авиационную выставку в КПИ, молодой Сергей Королев понимал, что создание авиационной специальности на механическом факультете - дело не случайное, что на смену разобщенным усилиям талантливых, зависящих от меценатов одиночек должен был прийти организованный и финансируемый советской властью коллектив.
И этот коллектив уже существовал. Душой его были ректор КПИ Бобров, профессор Делоне, академик Граве, профессора Штаерман и Синеуцкий. Их инициатива находила горячую поддержку, среди студентов было немало людей, серьезно увлеченных авиацией, и даже профессиональных в прошлом летчиков. В этой компании бесспорно выделялись своей напористой энергией Константин Яковчук, Дмитрий Томашевич и Николай Железников.
Лаборатории и мастерские КПИ сильно пострадали в годы войны и разрухи. Начинали на пустом месте с минимумом средств и материалов. Но начали! И сделали! И как раз в те дни, когда одинокий, никому не известный Сергей Королев бродил по зданию института, здесь шла лихорадочная подготовка к отправке в Коктебель на II Всесоюзные планерные состязания первенца планерного кружка -планера КПИР. Разумеется, Сергей тут же пришел в кружок. В душе его теплилась надежда, что, может быть, и ему удастся поехать в Крым, увидеть лучшие планеры, познакомиться с известными летчиками, а главное, научиться самому летать на планере. Преодолевая смущение, он рассказал в кружке о своем проекте, но тут же понял, что рассказ его никому не интересен, что неведомый проект, пылящийся где-то в далеком Харькове, - ничто по сравнению вот с этим нескладным, с высоким хвостом, с колесами под самым брюхом планером, который они строили с такими трудами и который должен был вознаградить их за эти труды в Крыму. Робкие намеки Королева на поездку в Крым оставались вовсе без внимания или вызывали улыбку: желающих было слишком много и желающих достойных, не день, не месяц проторчавших под лестницей центрального вестибюля, под навесом во дворе, где строился КПИР. Нет, никакой надежды поехать с киевлянами на соревнования у Сергея не было, он понимал это. Неужели и на вторые соревнования не попадет он? Это уж слишком! Тогда послали Курисиса. Курисис привез чертежи планера Арцеулова. Господи, а он привезет все чертежи, какие хотите, на выбор! Но как попасть в Крым? Его денег не хватит даже на дорогу туда. Одна надежда на Одессу. Может быть, старые друзья помогут. 20 августа он пишет в Одессу Фаерштейну:
"Многоуважаемый Борис Владимирович! Напоминая Вам о Ваших словах при моем отъезде, обращаюсь к Вам с просьбой: устройте мне командировку на состязания в Феодосию. Из Киева едет большая группа, и я, как новый человек, настаивать на командировке из Киева не могу. Т.о. я рискую и в этом году не увидеть состязаний, посещение которых дало бы мне очень много, и я с большим
| 49 |
Уважающий вас С. Королев.
Интересно, какова судьба моего проекта и чертежей? С."
Конечно, на Фаерштейна тоже надежда плохая. Что им теперь Королев? Отрезанный ломоть... Короче, сел между двух стульев.
Сергей нервничал: все было как-то неопределенно. Несколько успокоили его только полученные наконец документы:
"УССР. Правление Киевского Губотдела профсоюза работников просвещения. 19 августа 1924 года № 10519.
Дано сие тов. Королеву Сергею, члену союза работпрос № 13266, в том, что он командируется для поступления в КПИ в счет разверстки ГСПС..."
И на всякий случай, памятуя, что в таких делах, лишняя бумажка не вредит, запасся он еще одним документом:
"Киевский губпрофсовет. Дворец труда. Ул. Короленко 31/33. Августа дня 19.1924 г. № 2959.
Ввиду определенных успехов тов. Королева в работах по авиации приемочная комиссия при ГСПС не возражает против только 1 ½-годичного его стажа по приему на соответствующее отделение КПИ..."
Ответственный секретарь губотдела ОАВУК сделал обрадовавшую Королева приписку на украинском:
"В КПИ. Со своей стороны считаю, что нужно было бы принять в институт на мехфак тов. Королева. Это необходимо еще и из тех причин, что большинство наших планеристов быстро заканчивают институт. А нужно, чтобы энергичная работа планеристов, которую так важно наладить, не тормозилась, а, наоборот, -бурно развивалась в интересах развития собственного авиастроения..."
Вот это приятно, значит, все-таки признали в нем своего, планериста. Погодите, он еще покажет, на что способен...
С этих осенних дней 1924 года, неустроенный, почти без денег, весь в сомнениях и надеждах, начал Сергей Королев свою по-настоящему самостоятельную жизнь. Часто развитие его идей и воплощение замыслов зависело от желания и воли других, но никогда сам он не подчинял себя чужим желаниям и чужой воле. Встав на такой путь, человек чаще, чем другие, менее стойкие и убежденные, испытывает горечь разочарований, но зато разочарования эти уже не могут ранить его так, как других.
Вот, к примеру, ответ Фаерштейна. Как ждал он его! Торопливо надорвал синий конверт:
"Тов. Королеву.
Относительно командировки на Всесоюзные состязания имеется определенное положение, в силу которого для участия в состязаниях избираются правлением ОАВУК т.т., имеющиеся налицо при губспортсекции.
| 50 |
У нас такие выборы уже произведены, и часть участников уже выехала в Феодосию. Остальные отправляются 30 августа.
Все места, предоставленные Одесской губспортсекции, заняты, средств на дополнительные командировки не отпускается, а потому просьба ваша, к сожалению, исполнена быть не может.
Председатель губспортсекции, член правления Одесского губотдела ОАВУК
23/25 августа 1924 г., гор. Одесса
№ 2362".
Так. Все понятно. Он сложил листок. Все понятно, но почему надо писать так казенно, так бездушно?! Чего стоит кипучая энергия Фаерштейна, горячность его трибунных речей, если за всем этим не видит он человека? Понятно, нет денег. Но ведь так и можно было написать: "Сергей, денег мало, послать тебя - значит переругаться с ребятами, которые хотят поехать не меньше, чем ты, и не меньше тебя достойны этой командировки..." Вот и все. Он бы понял. Так зачем же все эти "имеющиеся налицо", все эти титулы: "председатель", "член правления..."?
Итак, все ясно. В Крым он не едет. Программа на ближайший год: учиться, строить планеры и непременно побывать на третьих соревнованиях, придумать что-нибудь с заработком и, наконец, найти угол, чтобы распроститься с диваном дяди Юры.