59
| Я воображаю, что мы скоро будем путешествовать в воздушных кораблях и, наконец, откроем путь на Луну... Джордж Байрон |
Как ни хороша была "семерка", в военной среде она популярной не стала. Для подготовки первых ракет на стартовой позиции требовалась неделя. Тщательно проанализировав все подготовительные операции, это время удалось сократить до двух суток, но и такие сроки выходили за рамки существовавших тогда доктрин о нанесении ответного удара потенциальному противнику. Если же держать дежурную ракету на стартовой позиции в заправленном состоянии, жидкий кислород будет испаряться, потребуется постоянная подпитка - это дорого и неудобно. Все более модной в среде военных становилась неуязвимая (как им тогда казалось) стартовая позиция в шахте, но представить себе шахту для "семерки" не могли даже самые отчаянные реформаторы ракетных войск стратегического назначения. Многие военные открыто говорили, что Р-7 - это не боевая машина и принята она была на вооружение лишь в январе 1960 года только потому, что никакой другой ракеты, способной нести водородную бомбу, не было. Однако создатели ядерного оружия день ото дня совершенствовали свои бомбы, делая их все более компактными и легкими, что облегчало работу ракетчиков над новыми боевыми машинами. Тот вес БЧ, под который Малышев заказывал Королеву "семерку", снизился весьма значительно уже к тому моменту, когда "семерка" была готова. Это позволяло еще более укрепиться союзу Королева со средмашем, начало которому положила операция "Байкал". В министерстве на Ордынке в кабинете Ефима Павловича Славского Королев гость не редкий. И сам он приглашает группу ведущих атомщиков во главе с Курчатовым в свое конструкторское бюро и при этом делает все возможное, чтобы с наибольшим эффектом показать свой "товар". Во время визита как бы невзначай сама собой возникла идея экскурсии в сборочный цех, заранее тщательно подготовленный Сергеем Павловичем. Показывал ракеты, спутники, лунники. Курчатов был очень оживлен, все ему нравилось, он задавал вопросы, все время порывался что-то открыть-закрыть, включить-выключить, дивился четкости работы умных аппаратов, весело, по-хулигански кричал Королеву:
| 554 |
- А ну, давай проверим, если второй раз нажмем, вылезет эта антенна или нет? Смотри-ка, вылезла! Вот это работа! Вот бы у тебя так вставал! - хотя они всегда были на "вы".
Довольно часто Королев сам наезжает к Курчатову в "домик лесника", как называли особняк Игоря Васильевича в Щукино, расположенный прямо на территории "Лаборатории № 2", организованной еще в 1943 году, когда начались работы над атомной бомбой. Курчатов не любил широких совещаний. Беседовали чаще всего с глазу на глаз на втором этаже, присев перед круглым столиком у камина. Королев иногда привозил документы, графики, схемы. Курчатов никаких бумаг дома не хранил: если что-то надо уточнить, вызывал сотрудника 1-го отдела с нужными документами и тут же отправлял их обратно. Во время беседы мог иногда заглянуть в домашнюю книгу для записей. У него была такая толстая книга, исписанная какими-то обрывочными строчками, отдельными словами, цифрами, - никто, кроме него, ничего там понять не мог. Книжку эту то ли для конспирации, то ли из озорства переплел он в обложку с надписью: "Джавахарлал Неру". Наверное, все-таки из озорства: какая уж тут нужна конспирация - за неприступными крепостными стенами института, под неусыпным оком бессменного, никогда не отлучающегося телохранителя Дмитрия Семеновича Переверзева3.
3 На наше счастье, Д.С.Переверзев был страстным кинолюбителем. И.В. Курчатов был строжайше засекречен, и только благодаря Дмитрию Семеновичу имеем мы сегодня уникальные кинокадры "живого Курчатова", снятого узкопленочной любительской кинокамерой.
Иногда Королев приезжал не один. После смерти Сергея Павловича часто публиковалась фотография, снятая во время одной из таких встреч. С легкой руки кого-то из журналистов она называлась "три К": Королев, Курчатов, Келдыш. Название неточное: на снимке всегда отрезали Василия Павловича Мишина, который стоял рядом с Келдышем... После таких микросовещаний "на высшем уровне" Марина Дмитриевна - жена Игоря Васильевича - устраивала угощение. В отличие от Королева Курчатов любил посидеть за столом и чтобы все честь по чести: коньячок, водочка, сухое винцо - кто что любит, ветчинка, осетринка, икорка, потом чай с пирожными...
- Славно сидим! - громко смеялся Курчатов.
Межконтинентальная ракета с реальной водородной боеголовкой никогда не испытывалась, как испытывалась ракета Р-5 с атомной боеголовкой. Да и испытать ее было невозможно: ведь она должна была вылететь за пределы страны. Первую серийную межконтинентальную Сергей Павлович запустил 17 февраля 1959 года, а с октября, уже после запуска лунников, начинаются периодические испытания сверхдальних ракет в акваторию Тихого океана. Это производило впечатление. Военные несколько поуспокоились.
Став "космиком", Сергей Павлович ни на один день не переставал быть оружейником, хотелось ему этого или нет. Но, став "космиком", он мог уже по-другому разговаривать с военными, и они это тоже понимали. Прежде других это понял Устинов: спутник был тем мальчиком из сказки, который выпустил джина из бутылки, и никаким Янгелем, никакой другой межконтинентальной ракетой обратно его в бутылку не затолкаешь. Очень часто Королев, решая вопросы непосредственно с Хрущевым или Косыгиным через голову Устинова, давал понять Дмитрию Федоровичу, что он не очень в нем нуждается. Но Королев формально был подчинен Устинову - более благоприятной питательной среды для зарождения и развития всевозможных конфликтов трудно было придумать. Однако, будучи великим реалистом, Сергей Павлович понимал, что Устинов никогда не разрешит ему превратиться только в "космического" конструктора. Союз Устинова и Малиновского - это огромная сила, да и Хрущев, при всем своем увлечении космонавтикой, никогда не противопоставлял ее оборонным проблемам, к которым относился очень серьезно. И, тем не менее, с военными Королев вел себя подчас довольно агрессивно. Он мог, например, позвонить министру обороны Родиону Яковлевичу Малиновскому и сказать:
| 556 |
- Товарищ маршал, вас беспокоит полковник4 Королев.
4 Здесь Сергей Павлович обманывал министра. В Германии, как вы помните, он носил погоны полковника, но полковником не был. Я видел военный билет С.П.Королева. Он был инженером-капитаном запаса.
Мне известно, что вы подписали и отправили в ЦК бумагу, удостоверяющую положительные качества ракеты Челомея. Одновременно вы критикуете ракету Р-7. Вполне допускаю, что Челомей сделал хорошую ракету. Но на каком основании критикуется наша работа? Разобрались ли ваши товарищи с параметрами Р-7?
- Я считаю, что нашим товарищам можно верить, поскольку... - начал было Малиновский, но Королев тут же перебил его:
- Я прошу вас, пусть те товарищи, которые писали для вас бумагу, приедут ко мне. Мы им все покажем и расскажем. Насколько я знаю, ваша бумага пока находится у референтов. Так вот ее надо отозвать. Тогда мы сможем дальше вести беседу...
И все-таки при всем решительном утверждении своей независимости и технической свободы Королев хорошо ощущал их границы. Он понимал, что должен работать на армию, что столько денег, сколько дает ему армия, не даст никто. Часто приходилось читать о решительности, смелости и бескомпромиссности Главного конструктора. Это справедливо, когда речь идет о реализации выбранных решений. Однако в самом процессе этого выбора Королев был как раз величайшим мастером компромисса, и, например, в его отношениях с армией после запуска спутника это видно очень четко. Сделать дальнобойную ракету поменьше? Упрятать ее в шахту? Конечно, все это можно. Если армии нужна большая ракета на твердом топливе, которую можно было бы много лет держать на "товсь", не заботясь ни о какой дозаправке, и запустить в любой момент, он готов и об этом подумать.
Уже в начале 1958 года, когда Р-7 еще не запущена в серийное производство, в ОКБ начинается работа над новой межконтинентальной ракетой Р-9. Параллельно небольшая группа специалистов под руководством Игоря Николаевича Садовского ведет исследования по совершенно незнакомой Королеву тематике: большой ракете на твердом топливе, впоследствии ставшей известной как 98-я машина. Но наряду с этим именно начало 1958 года - время развертывания наступления Королева на "лунном фронте".
Луна. Задуманное предельно ясно и конкретно: достичь Луны! Можно ли сформулировать программу короче?
16 июня 1920 года пионер французской ракетной техники Робер Эсно-Пельтри написал американцу Роберту Годдарду письмо, в котором обратил его внимание на то, как было бы интересно послать ракету с фотоаппаратом вокруг Луны и сфотографировать ее невидимую сторону. Сережа Королев в это время учится в Одесской стройпрофшколе. Роберт Годдард объявил, что 4 июля 1924 года он запустит ракету на Луну. Накануне - 3 июля - Сережа Королев защитил в Обществе друзей воздушного флота свой первый в жизни проект - планер К-5. Годдард ракету на Луну не послал. Неужели он действительно думал, что сможет это сделать? Или трюк рекламный? Через десять лет американский журнал "Сайнтифик Америкен" писал: "Одна из главных причин, сдерживающих попытки изобретателей построить ракету для запуска на Луну, заключается в колоссальном объеме работ". Тогда, в 1934-м, Сергей Павлович заканчивал книжку "Ракетный полет в стратосфере" и ясно представлял себе этот "колоссальный объем работ". Даже через десять лет после анонсов Годдарда лунную ракету еще нельзя было построить. Но теперь-то он действительно может послать ракету на Луну! И как это интересно - сделать некий аппарат для Луны! Как это увлечет его ребят в ОКБ, ведь у него замечательные ребята! Это можно, можно сделать! Если нарастить "семерку" еще одной ступенью, то, по расчетам, ее можно разогнать до второй космической скорости5 и уйти к Луне.
5 Существуют: первая космическая скорость, равная примерно 7910 метрам в секунду (м/с), которую нужно достичь, чтобы запустить спутник, вторая космическая скорость, равная 11 190 м/с -чтобы вырваться из пут земного притяжения и улететь к Луне, и третья - 16 700 м/с, которая позволяет покинуть Солнечную систему.
Дотронуться до Луны! Сфотографировать лунный затылок -
| 556 |
В.П.Мишин, М.В.Келдыш, И.В.Курчатов, С.П.Королев
Маршал Родион Яковлевич Малиновский с супругой Раисой Яковлевной
и Сергей Павлович Королев. 1963 г.
Устинову Луна не нужна, Королев ищет сильного союзника и находит его в лице Келдыша. При всей своей внешней сухости и холодности Мстислав Всеволодович был в душе натурой романтической. Фантазии Королева ему нравились. Келдыш и Королев отправляют 28 января 1958 года в ЦК письмо, в котором рассказывают о своих идеях и формулируют два главных пункта лунной программы:
"1. Попадание в видимую поверхность Луны. При достижении поверхности Луны производится взрыв, который можно наблюдать с Земли. Один или несколько первых пусков могут быть осуществлены без взрыва с телеметрической аппаратурой,
| 557 |
2. Облет Луны с фотографированием ее обратной стороны и передачей изображения на Землю. Передачу на Землю предполагается осуществить с помощью телевизионной аппаратуры при сближении ракеты с Землей..."
Далее в письме перечислялись десять технических проблем, которые надо решить для осуществления этой программы, и, как всегда в подобных письмах, - просьбы по организации новых исследовательских центров и подключении к непосредственной работе уже существующих.
Как и в случае с первым спутником, инициатива шла снизу вверх и забота партии и правительства, которой, как писали газеты постоянно, окружена советская космонавтика, заключалась главным образом в том, чтобы не мешать и финансировать.
Лунная программа Королева, как и первый спутник, тоже обладала достоинством, превыше всего ценимым тогда в Кремле: она вновь позволяла обогнать американцев! Хотя в письме Королева и Келдыша ничего не было сказано о планах США, то, что янки готовятся послать ракету на Луну, Хрущев знал - об этом Сергей Павлович побеспокоился. А тут мы снова будем первыми!
Все эти ура-патриотические статьи и телепередачи о нашем неотвратимом, неоспоримом и самой политической системой предопределенном первенстве в космосе в какой-то степени увлекли и Сергея Павловича. Человек честолюбивый, он всегда хотел быть первым. В Германии говорил: "Мы этому фонбраунишке еще нос натянем..." И натянул. "Американы" - как хвастали спутником, но и их обогнал! В этом пункте он был абсолютно солидарен с Хрущевым, который искренне верил, что очень скоро он обгонит американцев не только по ракетам и спутникам, но и по молоку, мясу, кукурузе, да что там перечислять - по всем статьям! Логика Никиты Сергеевича была проста и формально безупречна: раз Советский Союз не уступает Соединенным Штатам ни по своим природным богатствам, ни по своим людским резервам, да к тому же на свое счастье обладает самой совершенной политической системой, он должен обогнать Америку и обгонит ее! Королев с его ракетами тому прекрасное подтверждение! Человек увлекающийся, Хрущев видит в Королеве проводника своих идей, который ярко, для всех понятно демонстрирует преимущества советского строя и укрепляет в людях уверенность в реальности фантастических программ. Королев обласкан Никитой Сергеевичем. Это вовсе не значит, что сам Хрущев благодетельствует ему, не это важно. Важно, чтобы другие знали, что он обласкан.
В сентябре 1958 года "за выдающиеся заслуги в области межпланетных сообщений" (которых пока еще нет! - Я.Г.) Академия наук награждает Королева золотой медалью имени Циолковского. Он считает это решение неверным и добивается присуждения той же медали Глушко и Пилюгину. Понимает, как болезненно может воспринять Валентин Петрович Глушко его индивидуальное награждение, так стоит ли по таким пустякам обострять отношения?!
Весной 1958 года Сергей Павлович выдвигается, а летом избирается действительным членом Академии наук СССР.
Тогда же Королев получает квартиру неподалеку от театра Советской Армии, принимается решение о строительстве для него особняка в Останкино.
Королев сам ни о чем не хлопочет, все идет само собой, потому что "так надо!".
В Подлипках проектанты тем временем предлагали Королеву различные варианты спутников, убеждали, что это будет нечто еще неизвестное, но Королев был холоден: хотелось не количественно, а качественно нового. Борис Викторович Раушенбах подтверждает, что Королев очень не любил топтаться на месте, выжимать из конструкции все, что она может дать, всегда стремился идти дальше. Анатолий Семенович Кириллов, который на долгие годы после гибели Евгения Ильича Осташова и Александра Ивановича Носова станет "стреляющим" космических ракет, напротив, убеждал меня, что Королев забросил спутники ради Луны вовсе не потому, что ему было скучно повторяться, - новые спутники он
| 558 |
Это тоже верно: после запуска третьего спутника в цехах опытного производства стояли четвертый, пятый и шестой спутники, которые так никогда и не полетели.
Доподлинно известно только одно: в конце 50-х годов Королев очень увлечен лунной программой и планами полетов к ближайшим планетам. Он хочет сохранить в людях своего ОКБ тот вдохновенный порыв, ту подлинную творческую приподнятость, которыми отмечены были первые космические старты. Первое совещание по лунникам Главный провел своеобразно.
- Товарищи! - сказал он, когда все расселись в ожидании доклада и прений. - Мы получили задание: доставить герб Советского Союза на Луну! Срок - два года. Совещание объявляю закрытым.
Первый, более простой спутник должен был просто достичь Луны. Прикидочные баллистические расчеты, сделанные в отделе Лаврова, показывали, что это вроде бы не так трудно. Тем временем у Келдыша появился новый "мальчик" - Сева Егоров6,
6 Ныне лауреат Ленинской премии, доктор физико-математических наук Всеволод Александрович Егоров - профессор МГУ.
который по собственной инициативе взялся за расчеты лунника и доказал, что Лавров радовался рано. Все лежит в пределах вполне достижимых, если запускать лунник с экватора, но ведь задача-то не плоская - космодром-то не на экваторе! А поэтому требования к точности должны быть намного выше. Даже так можно сказать: до сих пор требований таких ракетная техника не знала. Запаздывание старта на десять секунд - это разброс на 200 километров. Ошибка в скорости на один метр в секунду, т.е. на сотую долю процента, это еще 250 километров, а если направление полета сдвинуть на одну угловую минуту, величину практически невидимую, глазу недоступную, - еще 200 километров. А если и то, и другое, и третье, это же получается стрельба по воробью из самолета.
Но, допустим, все сработало как надо, и все требования баллистиков выполнены, и в Луну попали. Однако же надо еще доказать, что попали. Лунник ни в какой телескоп не разглядишь. И даже тепловой взрыв при ударе о Луну, о котором упоминалось в программе, как выяснилось вскоре, на расстоянии в 400 тысяч километров тоже наблюдать вряд ли удастся. Нашлись горячие головы, которые предлагали установить на луннике ядерный заряд. Королеву идея эта не нравилась. Да, конечно, Луна - мертвое небесное тело, но начинать ее исследования с атомной бомбардировки... - был в этом какой-то нехороший привкус. Завтра туда люди полетят, а там радиация! Спасибо академику Зельдовичу, он довольно популярно объяснил, что, поскольку атмосферы на Луне нет, светиться при атомном взрыве нечему, а потому он тоже виден не будет.
Наиболее простой и верный способ убедиться в том, что аппарат достиг Луны, это поместить в нем надежный и достаточно мощный радиопередатчик. Если в расчетное время его сигнал резко оборвется, значит, он ударился о Луну. Правда, сигнал этот надо было еще поймать, отделить от земных радиопомех, а для этого нужны хорошие антенны. Королев узнал, что у ФИАНа в Симеизе есть нечто подходящее. Там работает доктор Северный, который "выслушивает" Солнце. Надо послать к нему людей и попросить Рязанского тоже подключиться к этим делам... Да, сил у него на все действительно не хватало. Когда началась работа над дополнительной ступенью - блоком "И", как называли его в ОКБ, Королев понял, что надо искать новых помощников. Так возник союз: Королев-Косберг.
Самое интересное, что Семен Ариевич Косберг ни о каком союзе не помышлял, космонавтикой не увлекался и вообще был вполне удовлетворен своей авиационно-моторной жизнью. Он был на три года старше Королева и к моменту пусков первых баллистических ракет уже давно руководил большим конструкторским бюро авиационных двигателей, прочно стоял на ногах и дело свое любил.
Косберг был человек крепкий, жизнью не избалованный. Он родился в большой (девять детей) еврейской семье в белорусском городке Слуцке. Несмотря на
| 559 |
После войны Семен Ариевич работает в тесном контакте с ведущими конструкторами авиадвигателей: А.А.Микулиным, А.Д.Швецовым, В.А.Добрыниным, В.Я.Климовым, С.Д.Колосовым. Он строит опытные реактивные двигатели для самолетов А.И.Микояна и А.С.Яковлева. Короче, как говорится, у Косберга - своя компания, у Королева - своя. Но вот в 1956 году Косберг в своем Воронеже создает два авиационных жидкостных ракетных двигателя, которые могли включаться и выключаться в полете по несколько раз. Отчет по испытаниям этих двигателей попался на глаза Королеву, и он понял, что их автор как раз тот человек, который ему нужен. Они встретились и... И Косберг, совершенно неожиданно для всех, знавших его, переключился вдруг на ракетно-космическую тематику. В тесном контакте с ОКБ Королева и, прежде всего с отделом ЖРД, которым руководил Михаил Васильевич Мельников, уже начавший работу над двигателем блока "И", Косберг в невиданно короткие сроки - девять месяцев! - двигатель этот сдает на испытания. Это был первый наш ракетный кислородно-керосиновый двигатель, который должен был запускаться не на Земле, и даже не в небе, а выше неба - практически в вакууме. Он предназначался для лунного блока "И", для гагаринского блока "Е", а позднее, уже в середине 60-х годов, для второй и третьей ступеней большой ракеты Владимира Николаевича Челомея УР-500, названной потом "Протоном". Косберг проработал в космонавтике менее семи лет и сделал очень много. Трагическая гибель его ошеломила" всех, настолько неожиданной, противоестественной для этого переполненного энергией человека она была. Семен Ариевич получил смертельные ранения в автомобильной катастрофе. Прилетевшая бригада московских реаниматоров работала всю ночь, но ничего не могла сделать. 3 января 1965 года Косберг умер.
Технические новинки Косберга очень интересны для специалиста. Но не менее, мне кажется, интересна его мгновенная трансформация из авиационника в ракетчика. Много бы я отдал за возможность послушать, о чем, а главное как говорил Королев с Косбергом во время их встречи в Подлипках 10 февраля 1958 года, каким образом удалось Сергею Павловичу "соблазнить" Семена Ариевича, какие сладкие песни пел ему Королев, какие завлекательные картины рисовал, чем прельщал и как сумел-таки столь стремительно обратить в свою веру. Как интересно было бы все это понаблюдать! Думаю, Луна помогала Королеву. Да и то сказать, как же может не прельстить всякого талантливого инженера и творческого человека предложение слетать на Луну?! Уверен, что Сергей Павлович рассказывал Семену Ариевичу о Луне. Не мог не рассказывать! Это было бы противоестественно для него.
К концу 1958 года сделано было уже так много, что теперь не пустить ракету на Луну было бы труднее, чем пустить. Тем болезненнее и раздраженнее переживал Сергей Павлович новые неприятности, которые уготовила ему строптивая "семерка". Попытки запустить лунник во втором полугодии 1958 года терпят неудачи из-за отказа ракеты-носителя на активном участке полета. Больше всего бесило Королева то, что отказы эти были возвращением к старому, уже пройденному. Когда Всеволод Иванович Феодосьев в 1953 году разобрался с автоколебаниями "пятерки", которые разрушали ракету в считанные секунды, Королев считал
| 560 |
 Семен Ариевич Косберг |
Королев поручил начальнику отдела баллистики Святославу Сергеевичу Лаврову срочно разобраться с этими вибрациями. У Света Лаврова - так все его звали в ОКБ - было два зама: Рефат Аппазов по баллистике и Георгий Ветров по динамике. Задание Главного Лавров адресовал Ветрову. В лаборатории Ветрова за это таинственное дело взялся талантливый инженер-исследователь Георгий Дегтяренко. Позднее для космонавтов придумали такую должность: инженер-исследователь. А Георгий Николаевич был таковым не по должности, а по призванию. Он вцепился в эти треклятые колебания мертвой хваткой. Вскоре с помощью Мирона Семеновича Натанзона из НИИ-1 удалось установить, что возникают они в магистралях жидкого кислорода.
Одновременно Королев попросил помощи и у представителей "большой науки". Она тоже резко изменила свое отношение к ОКБ Сергея Павловича после триумфов спутников. Если раньше многие ученые "снисходили" до ракетчиков, то теперь они сами искали контактов, поскольку не было работы более престижной, чем работа "на космос". "Королев попросил помочь", - этим гордились, как наградой. В отдел Лаврова приезжали и Келдыш, и Ишлинский, и Седов, давали глобальные советы, высказывали общетеоретические предположения, но все это помогало Дегтяренко лишь в том смысле, что успокаивало его: видел, что в своем движении вперед он не нарушает фундаментальных основ. Он организовал эксперименты на аналоговых моделях, создал математическую копию происходящих явлений и сначала теоретически, а затем и практически доказал, что, если в трубопроводы поставить демпфирующие устройства, которые эти колебания если не уничтожат совсем, то хотя бы пригасят, сдвинут их частоту так, что дело до резонанса не дойдет, - аварий не будет. Даже больше: удлиненная за счет блока "И" ракета станет динамически более устойчивой и надежной - это был очень важный вывод для будущих работ.
Конструктор Анатолий Николаевич Вольцифер в рекордно короткие сроки такие демпферы сконструировал, а производственники изготовили. Королев был очень доволен не только итогом, но и тем, как быстро и дружно вся эта работа была сделана. В ней действительно виден тот истинно "королевский почерк" решения проблем, который, увы, был во многом утрачен его преемниками.
К концу 1958 года "исправленная" ракета-носитель для лунника была готова. Теперь Сергея Павловича гораздо больше волновали проблемы радиосвязи: ведь обидно попасть в Луну и не суметь доказать, что ты попал! Все более частыми
| 561 |
7 "Все мое ношу с собой" (Цицерон. Парадоксы).
Стартовав, они летели, не страшась, что противник своими радиопомехами собьет их с курса, - конечно, для военных целей такая система была надежнее, это понимал и сам Рязанский. Но теперь, когда речь шла о мирной программе: спутниках, лунниках и межпланетных автоматах, уязвимым становился уже принцип Пилюгина. Автономная система не могла обеспечить требуемую точность. На гигантском своем пути межпланетную станцию всегда надо было чуть-чуть подправить, слегка изогнуть ее траекторию. Но сказать заранее, какими конкретно будут эти "чуть-чуть" и "слегка", было невозможно. Для этого надо было запустить ракету, измерить отклонения, определить, как они будут со временем изменяться, и дать на борт сигнал, который их устранит, т.е. сделать все те операции, которые коротко называются коррекцией траектории. Для этого требовалась надежная устойчивая двусторонняя радиосвязь: космос-Земля, Земля-космос. Ею и занимался Рязанский.
Впрочем, когда речь идет о двух лагерях управленцев, может сложиться неверное впечатление о некой борьбе за первенство, о жестком соперничестве. Этого не было. Пилюгин, до того как стал самостоятельным, многие годы работал у Рязанского. Они остались друзьями на всю жизнь. Рязанский был на год младше Пилюгина, никаким "мэтром" по отношению к нему себя никогда не ощущал, да и не хотел ощущать. Человек истинно интеллигентный, Рязанский спокойно относился к тому, что Пилюгин - академик, а он только член-корреспондент, не переживал, что у Пилюгина две Золотые Звезды, а у него только одна8.
8 Рассказывают, что Михаил Сергеевич однажды довольно сухо отклонил предложение Леонида Ильича Брежнева выпить с ним коньячка, что вызвало большое неудовольствие главы государства. Во всяком случае, из наградных списков на второе звание Героя Социалистического Труда, составленных после полета Гагарина, Рязанский был вычеркнут. Зато сам Брежнев за этот полет очередную Золотую Звезду получил.
Соперничества не было хотя бы потому, что делить им было нечего. Ведь при отработке тех же боевых ракет, на которых стояла автономная система Пилюгина, нужна была аппаратура, которая могла бы рассказать Земле, как ведут себя различные системы, где возникают вибрации, перегревы и несчетное число других отклонений, знать которые необходимо. И эти системы создавал НИИ-885, научным руководителем которого был Рязанский. Потом аппаратуру для телеметрических измерений для Королева стал делать молодой руководитель КБ при Московском энергетическом институте Алексей Богомолов, но это уже 60-е годы.
Рязанский входил в Совет Главных, и мне очень хотелось с ним увидеться, расспросить его о Королеве, да и не только о Королеве. Мы несколько раз договаривались о встрече, но всякий раз что-то мешало. Он умер летом 1987 года и стал единственным из "большой шестерки" Главных конструкторов, с которым мне так и не довелось поговорить. О нем мне рассказывали его сослуживцы, коллеги из ОКБ Королева и сын Николай Михайлович, инженер судпрома.
Формально Рязанский петербуржец, родился в Питере, но помнить себя он начал в Баку, и самые яркие впечатления детства - солнечный город, море, нефтяные вышки, - отец его работал секретарем в конторе Нобеля. Отец был из семьи попа в деревне Бычки Тамбовской губернии. Из дома ушел, потому что поп сильно пил и глумился над ним. Учился в Баку, уезжал, но вновь возвращался на
| 562 |
М.С.Рязанский с сыновьями
В.П.Бармин и М.С.Рязанский
организаторы нефтяной промышленности Баринов и Серебровский9, молодые бакинские революционеры: Киров,
9 Позже - первый наш нарком нефтяной промышленности. Расстрелян в 1937 году.
Орджоникидзе, Вышинский, заходил молодой Берия, которого почему-то сразу невзлюбила жена Сергея Ивановича - Александра Алексеевна. Высокие знакомства
| 563 |
Но это уже тридцатые годы. А пока в 1923 году Рязанский-старший перебирается с семьей в Москву, работает в управлении столичной конторы Азнефть. Так 14-летний Михаил стал москвичом.
Был он парнишка активный, боевой. Вступил в комсомол, а поскольку быстро выявилась общая его грамотность, стал пропагандистом в Хамовниках. Нашел работу: сначала монтер, потом техник, но главная страсть - радио! В шестом классе, увидев детекторный приемник, он был сражен таинством хрипящего прибора, прекраснее которого ничего на свете не было. После авиации для молодых людей 20-х годов самой привлекательной вещью было радио. Авиация и радио занимались одним и тем же делом: уменьшали размеры земного шара. "Радио будущего, - писал футурист Велимир Хлебников, - главное дерево сознания - откроет ведение бесконечных задач и объединит человечество". Рязанский мечтал о "ведении бесконечных задач", а пока руководил радиокружками и заседал в президиуме Общества друзей радио от МК ВЛКСМ. При ЦК ВЛКСМ работала своя радиокомиссия. Там он был в другом президиуме - в секции коротких волн. Совсем в юные годы Миша считался уже опытным коротковолновиком. Он очень гордился тем, что первым установил связь с ледоколом "Красин", который шел спасать экспедицию Умберто Нобиле. Авторитет молодого Рязанского был так высок, что именно его фракция ВКП(б) Общества друзей радио в 1928 году рекомендует для работы в Нижегородской радиолаборатории им. В.И.Ленина - в то время это ведущий радиоцентр страны, прославленный трудами выдающихся ученых: М.А.Бонч-Бруевича, Л.И.Мандельштама, Н.Д.Папалекси, А.А.Пистолькорса.
В Нижнем Новгороде Рязанскому доверили заведовать "опытным полем" - антенным полигоном, на краю которого стоял деревянный вагончик с аппаратурой. В один далеко не прекрасный для Михаила день случился пожар и вагончик сгорел. Началось расследование. И вот уже неизвестно кем впервые произносится фраза, которую смыть с себя труднее, чем наколку на руке: "Рязанский - враг народа". Даже деда - тамбовского попа, которого он никогда в жизни не видел, - ему припомнили. Михаила буквально отбила молодежь лаборатории, выбравшая его незадолго перед этим своим комсомольским вожаком. "Отделался он тогда пустяком - месяцем принудительных работ. Случись то же десять лет спустя, и не было бы у нас Главного конструктора космических систем радиоуправления. Пожар на антенном полигоне и дед-священник шли за ним всю жизнь. Как и Королева, в партию Рязанского принимали с большой неохотой, кандидатский его стаж длился девять лет.
И все-таки он всегда оставался благодарен Нижегородской лаборатории: здесь он нашел себя окончательно, стал заниматься главным делом своей жизни - военной радиотехникой. Когда он сконструировал несколько радиостанций, "принятых на снаряжение РККА", вспомнили, что у молодого таланта ведь никакого специального образования нет, и отправили его в Ленинград, в Военно-техническую академию. Но в 1931 году прием в академию отменили, и Михаил поступил в Ленинградский электротехнический институт. Одновременно работал в Остехбюро - особом техническом бюро, разрабатывал радиоприемники для военно-морского флота.
Работа, учеба, хронический недосып, сухомятное питание и вообще общая жизненная неустроенность, а тут еще невская сырость, слякоть и зябкость, губительные для бакинца, привели к тому, что Михаил серьезно заболел: вспыхнул и заполыхал злой, быстрый туберкулез. Врачи были откровенны: "Не уедешь отсюда - умрешь".
Отец и мама выхаживали его в Башкирии медом и кумысом. Сам он вылечиться не надеялся, как-то примирился с мыслью, что скоро придется помирать, но месяц бежал за месяцем, а он все не умирал, и тут грустные мысли стали его покидать, начал он задумываться над будущим своим существованием пока на этом свете.
| 564 |
В 1934 году он приехал в Москву, работал в московском филиале Остехбюро, а уже на следующий год закончил МЭИ, защитив секретный диплом по системам специального радиооповещения: передача закодированной информации, радиовзрыватели, радиосчетчик под рельсами - считает поезда и передает куда надо - и прочие остроумные штучки. Остехбюро превратилось в НИИ-20 - большой институт, которому, как и РНИИ, покровительствовал Тухачевский, изо всех сил толкавший новую технику в армию. В Остехбюро он занимался делами, которые в будущем очень облегчили его быстрое вхождение в ракетную тематику, - дистанционным радиоуправлением самолетов, танкеток, торпедных катеров и прочих неодушевленных существ, которые должны были слушаться людей. А перед самой войной переключился на дело совершенно новое и невероятно интересное - радиолокацию. Рязанский разрабатывал приемную часть первого советского радиолокатора П-2, когда началась война. Радистов эвакуировали в Барнаул, где они работали практически круглосуточно и сделали локатор в невиданно короткие сроки, за что и получили Сталинскую премию. Потом Михаил Сергеевич делал П-3 - локатор наведения. Тут подключился к нему Женя Богуславский, и быстро обнаружилось, что вместе у них все получается не в два раза быстрее и лучше, а в три и, может быть, даже в четыре. Не заинтересоваться радиосистемой наведения Фау-2 в конце 1944 г. они не могли: уж больно интересно было узнать, как это все у немцев получалось. Дальше все известно: Германия, Королев, ракетная техника...
Став в 1946 году главным ракетным радистом страны, Рязанский жил с женой и двумя детьми в полуподвале на Стромынке, потому что просто представить себе не мог, как это он пойдет просить квартиру. Охотно допускаю, что Михаил Сергеевич так бы до конца своих дней и прожил в полуподвале, но здесь наметились в его жизни важные административные перемещения. В январе 1951 года Устинов назначил Рязанского вместо самоликвидировавшегося Тритко главным инженером НИИ-88. Так на полтора года Михаил Сергеевич стал начальником Королева. Рязанский никогда не скрывал от Устинова, что общие вопросы развития ракет интересуют его меньше, нежели проблемы радиотехники.
С появлением Янгеля он надеялся вернуться к своим приемникам и передатчикам, но воля Дмитрия Федоровича тянула его наверх, превратив летом 1952 года в начальника главка Министерства вооружения. Михаил Сергеевич к чиновничьей работе был совершенно не приспособлен. Должностью своей он очень тяготился, тяготил весь главк и, в конце концов, начал тяготить министра своими бесконечными просьбами вернуть его в радиолоно.
Устинов, как всякий настоящий начальник, отменять собственные приказы не любил, но делать было нечего, и менее чем через два года Рязанский возвратился в родной НИИ-885, научным руководителем и Главным конструктором которого он оставался 32 года, до самого дня своей смерти.
Двухлетнее пребывание в министерстве имело все-таки и свои положительные стороны. Во-первых, Рязанский теперь ясно представлял себе все устройство министерского механизма. Лучше других Главных знал он, как ту или иную бумагу надо составить, с кем согласовать и кому направить, "на кого выйти", решая тот или иной вопрос, а если требуется, как кого обойти ловчее. Во-вторых, высокая министерская должность позволила ему расстаться со Стромынкой, потому что начальник главка не имеет права жить в полуподвале.
По воспоминаниям очевидцев, на Совете Главных, да и на других совещаниях тоже, Михаил Сергеевич выступал редко. Он не считал себя авторитетом в других ракетных специальностях и предпочитал отмалчиваться, когда речь не касалась проблем управления. Зато тогда, когда он брал слово, его слушали внимательнее, чем других. "Старый мышь, мудрый мышь", - часто в шутку говорил о нем Королев.
Увлеченный своей радиотехникой, Рязанский, в отличие от Пилюгина, не был рукоделом, равнодушно относился к бытовой радиоаппаратуре, а если требовалось починить дома телевизор, чинил, но без энтузиазма. Он не замыкался в кругу только ракетных интересов, подобно Королеву. Его собеседниками были Козинцев,
| 565 |
- Надо дотянуть до конца "Детей Арбата"....
Журнальная публикация романа Анатолия Рыбакова завершилась в июле 1987 года. Рязанский умер в августе.
Умирал тяжело, от рака предстательной железы. Впал в забытье, что-то тихо бормотал в бреду.
- Я пытался разобрать последние слова, - рассказывал его младший сын Николай Михайлович. - Поняв, растерялся. Отец говорил об использовании высокотемпературной сверхпроводимости в радиосистемах. С этим и умер...
Последние годы жизни Михаила Сергеевича были переполнены печалями. В 1981 году умерла Лёша - так звал он любимую жену Елену Зиновьевну. А на следующий год в горах погиб старший сын Володя. Как-то сразу сдал, стало ясно, что жизнь прошла... Он крепился, уходил в работу. Его очень увлекло создание аппаратуры для получения телевизионных панорам Марса и Венеры, верил в большое будущее спутников погоды, ледовых разведчиков, контролеров урожаев. Незадолго перед смертью кинодокументалисты взяли интервью у Рязанского, просили рассказать о себе, но он говорил о радиотехнике. Режиссер Николай Макаров спросил его о Сергее Павловиче.
- Он стоял у истоков всех наших работ, - сказал Рязанский. - Сейчас он принадлежит уже всему человечеству, но, естественно, наиболее дорог он тем, кто начинал вместе с ним и работал многие годы. Уже при первой нашей встрече я сразу почувствовал, что это крупнейший организатор науки и техники. Я считаю, что мне исключительно повезло в жизни, потому что мне удалось все эти годы работать с Сергеем Павловичем Королевым...
В Тюратам Королев с Рязанским, Пилюгиным и Келдышем отправились поездом 20 декабря 1958 года. Дорогой отсыпались, вспоминали дом и жаловались друг другу, что жены, прослышав о взрывах "семерки", стали очень нервничать, никакими силами и доводами успокоить их не удается...
К этому времени на полигоне был оборудован еще один стартовый комплекс под Р-7 - так называемая площадка № 31, с нее и начался обстрел Луны. Ракета была готова, но отставали прибористы Рязанского. Они не выходили из МИКа, наверное и спали тут, а кормили их "с рук", как зверей в зоопарке: хлеб, семипалатинская колбаса и боржоми, - хороший харч припасали на Новый год.
Королев нервничал, ему хотелось пустить лунник к Новому году, он понимал, что такой пуск усилит праздничное настроение людей: музыка, нарядная елка, новогодняя ночь, сияет Луна, а к ней летит его лунник!
Однажды вечером, когда они грелись с Келдышем чаем в королевском домике, Сергей Павлович вызвал к себе своего старого, еще по РНИИ, "гвардейца" Аренда Палло.
- Арвид, есть дело. Сделай вымпел! Только срочно. Чтобы там была дата и герб. Нужно, чтобы все знали, что это наш аппарат достиг Луны!
Палло сделал самодельный вымпел, и его поставили на лунник. Идея эта Королеву, как говорится, запала в душу, и потом разные вымпелы стали изготовлять уже по особому, разумеется, совершенно секретному, заказу на Монетном дворе в Ленинграде.
Время шло, а "боб" вылезал за "бобом", и конца им не было. Королев мрачнел день ото дня: новогодний сюрприз срывался. На все его вопросы Рязанский отвечал витиевато:
- Ответ станции не точно когерентный, а ведь по нему измеряется скорость и эффект Доплера... Канал очень чувствительный, и на него лезут земные помехи...
Королев вызвал Алексея Богомолова, специалистов из ФИАНа, хотя никого вызывать не нужно было: ребята Рязанского, в конце концов, разобрались сами, и 30 декабря ракету вывезли на старт.
Стояли трескучие морозы, под тридцать градусов. В гостиничных бараках полопалось отопление, а печи дымили так, что в здании нельзя было находиться.
| 566 |
- Выдавай! - хмуро сказал Королев.
В кладовку потянулся народ с пустыми чайниками...
Грустный получился Новый год. Королев не пил, лег рано. Утром поехал на старт. Ветер стих, стало теплее. Управленцы залезли через люк в ракету, заменили злополучный блок. А на следующий день с раннего утра закружилась обычная круговерть. Он радостно почувствовал эту напряженную атмосферу предстартовых часов, слух его ласкали привычные звуки: шипение пневматики, низкий гул электроприводов, подвывания умформеров и, похожее на сильный хлопок автомобильной двери, резкое кляцканье закрывающихся клапанов. Господи, как хорошо, как покойно было на душе, все идет отлично и все люди вокруг - прекрасны...
Лунник ушел со старта точно в назначенное траекторщиками время - ведь это был первый в истории астрономический пуск, когда надо было учитывать взаимное положение небесных тел! Ракета, как показывала телеметрия, разогналась до второй космической скорости и преодолела притяжение Земли. Но довольно скоро анализ ее движения показал, что в Луну она не попадет. Управленцы ругательски ругали зама Рязанского Гусева, который якобы перепутал юстировку пеленгатора, но чего уж теперь, после драки, кулаками махать... Обидно. И ракета, и новый блок "И" экзамен выдержали, а прибористы подвели... Королев был раздосадован, но, по своему обыкновению, старался это не показывать. 4 января лунник пролетел примерно в 5-6 тысячах километров от Луны. При том что диаметр лунного диска 3476 километров. Промазали крепко, у спортсменов-стрелков это называется "в молоко"...
6 января Королев возвращается в Москву. На заседании Госкомиссии подводили итоги. Получены новые сведения о составе заряженных частиц в радиационных поясах Земли, замерена интенсивность первичных космических лучей, рентгеновского и гамма-излучения в межпланетном пространстве, регистрировались метеорные частицы. Короче, физики могут написать большую статью для "Правды". Но ведь в Луну-то не попали... А как надо было бы попасть!..
Просматривая газеты, Сергей Павлович не находил в них даже приглушенных отзвуков своих печалей. Старт лунника явился первым серьезным испытанием нашей "космической" пропаганды на правду, и испытания этого она не выдержала. После трех победных спутников, после сотен ура-патриотических статей надо было признаться, что на этот раз программа полета не выполнена. Подобное сообщение звучало бы диссонансом в сравнении со всеми бравурными, переполненными оптимизмом речами Хрущева, и Суслов, как главный идеолог, дал понять, что осечек в космосе у нас нет и не будет. Поэтому газеты, справедливо отмечая, что сделан новый важный шаг в космос - достигнута вторая космическая скорость, о намерении попасть в Луну ничего не говорили или просто перевирали программу полета. "Красная Звезда", например, напечатала 4 января "записки инженера-испытателя" сотрудника ОКБ Королева Станислава Гавриловича Язвинского, который иногда баловался журналистикой под псевдонимом С.Гаврилов. В этих "записках" программа полета "Луны-1" выглядела так: "Ракета должна была развить вторую космическую скорость, преодолеть извечные силы земного тяготения, выйти в район загадочной Селены, а затем стать маленькой искусственной планетой где-то там, между орбитами Земли и Марса". Но "Луна-1", как известно, не собиралась выходить в "район", а должна была попасть в "загадочную Селену". А "маленькой искусственной планетой" она стала уж вовсе помимо всякой воли людей, ее пославших. Просто, уж коли она не попала в Луну, ей ничего не оставалось делать, как по воле Солнца превратиться в "маленькую искусственную планету". Эта
| 567 |
Вице-президент Международного астрономического союза
профессор Борис Васильевич Кукаркин демонстрирует
на пресс-конференции в президиуме АН СССР фотографию
искусственной кометы, созданной для коррекции первого лунника
3 января 1959 г. в 3 ч 57 мин по московскому времени
Королев понимал, конечно, что называть "мечтой" лунник-неудачник просто смешно, но не возражал. Он не представлял себе, как быстро из этого маленького и в общем как будто невинного - ну сказали не всю правду, но не наврали же! - семени лжи вырастет целый букет несуразиц и конфузов и как все это потом будет его раздражать. Он не глушил новых фанфар потому, что со времени запуска третьего спутника они не звучали уже 19 месяцев, а он теперь хорошо знал, как нужны фанфары для пользы Дела. Он не пресек ложь потому, что и здесь, как всегда, очень точно отражал свое время. А тогда наступало время великого шапкозакидайства, время твердых убеждений в том, что любой негативный факт есть частность, мелочь, на которую отвлекаться не следует, поскольку это тормозит движение народа "к сияющим вершинам коммунизма" - был такой расхожий газетный оборот. Королев сумел тогда преодолеть земное притяжение, но преодолеть время он не мог.
С Луной все ясно: надо попасть. В ракетной части он проблем не видит. И фотографирование лунного затылка - это тоже не ракетный вопрос. В отделении прикладной математики уже провели анализ условий фотографирования и выбрали самую выгодную траекторию объекта. Значит, все упирается в четкую работу систем управления. Решив именно там все проблемы, американцев обогнать можно. Надо попробовать...
Как не раз уже бывало на страницах этой книги, начав рассказ об одной программе Королева, мы невольно оставляем за его границами другие работы. Надо представлять, что увлечение Луной не приостановило его оборонных программ, не сузило его, буквально с каждым часом расширяющихся планов по созданию космических новинок. В 1958-1959 годах Сергей Павлович наряду с лунниками работает над космическим кораблем для полета человека, разрабатывает новый вариант трехступенчатой "семерки" для этого корабля, конструирует межпланетные станции для стартов к Венере и Марсу, начинает проработку
| 568 |
10 Эти проекты Сергея Павловича в том или ином виде осуществлены уже после его смерти
В США понимали, что посылка ракеты на Луну может в какой-то степени компенсировать их отставание в космосе. Американская космонавтика переживала период административной реконструкции - трудно представить себе более неподходящее время, чтобы догонять. Ракетами занимались и армия, и флот, и военно-воздушные силы - все помаленьку. И все они здорово приуныли, когда в мае 1958 года пришло сообщение о запуске нашего третьего спутника-гиганта. Специалисты быстро подсчитали, что ракета, которая подняла в космос такой спутник, может послать на Луну аппарат, в 30 раз более тяжелый, чем тот, который собирались пустить в США. В перспективе опять конфуз. Ясно, что догнать русских можно, лишь объединив усилия. Однако идея объединения не находит поддержки у военных: каждый хочет командовать сам, а не слушать чужие команды. Только в июле 1958 года конгресс принимает закон о создании Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА). Но закон - это бумага. НАСА формально уже существует, но ВВС 17 августа пытаются запустить свой лунник. Через 77 секунд после старта ракета взорвалась. 11 октября повторный запуск поначалу кажется вполне успешным: лунник уходит на огромное расстояние от Земли - 114 тысяч километров, но разогнаться до второй космической скорости ракета не смогла, и лунник превращается в спутник с очень вытянутой орбитой.
7 ноября ВВС была предоставлена последняя возможность достичь Луны, но и на этот раз ракета не набрала нужной скорости. Терпение НАСА лопается: лунная программа ВВС передается группе фон Брауна, который ровно через месяц тоже терпит неудачу.
Королев внимательно наблюдает за всеми этими попытками. Американцы застряли на первой ступеньке лестницы к Луне: не могут разогнать ракету до второй космической и только об этом и думают. Разогнаться легче, чем попасть. Но ведь и он пока разогнаться не может - в Тюратаме началась новая черная полоса: попытка запустить очередной лунник в конце лета закончилась неудачей. Но это была уже неудача какой-то новой разновидности: начали барахлить двигатели третьей ступени. Косберг не мог разобраться, и все валили на производственников, сдают-де дефектные двигатели. Вопрос разбирался в военно-промышленной комиссии Совета Министров. Все склонялись к тому, что программу надо отложить. Королев понимал, что в этом случае американцы его обгонят. Он произнес страстную речь и обещал в кратчайшие сроки навести порядок на опытном заводе. Спасая программу, он сознательно подставил под удар Ключарева - своего начальника ОТК11, которому тут же навесили выговор. Королев любил Ключарева, но дело требовало жертв.
11 Отдел технического контроля.
- Виктóр, - в минуты расположения Сергей Павлович называл Виктора Михайловича на французский манер, - ты не обижайся. Я понимаю, что получать выговор в такой высокой инстанции неприятно. Да и вообще неприятно получать выговор. Но ты пойми - иначе они прикрыли бы всю работу...
- Сергей Павлович, да шут с ним, с выговором, но поверьте моему опыту - производство здесь не при чем. Тут глубже надо копать. Ведь все прекрасно работает на стенде, а в полете двигатель словно заклинивает...
Всю дорогу от Кремля до Подлипок Королев расспрашивал Ключарева о двигателе, влезал во все мелочи, потом отворачивался к окну машины, молчал, думал...
Ключарев был прав: производственники не были виноваты в гибели лунников, все действительно оказалось сложнее. Третья ступень запускалась в вакууме. В
| 569 |
Неужели еще объявится какая-нибудь каверза, вылезет новый "боб"? И Королев, и все его ближайшие соратники понимали, что в эту полосу неудач они неминуемо должны были попасть, поскольку вторгались в область совершенно неизвестную. Никто и никогда не летал в межпланетном пространстве, физической природы этого пространства не знает, и отказы могут быть самые фантастические, никакого воображения не хватит, чтобы их предусмотреть. Весь вопрос в том, насколько широка эта полоса и как скоро они из нее выйдут. Но как это объяснить тем, кто сидит в Кремле и на Старой площади? Ты им рассказываешь, что шестеренки в вакууме спекаются, что жидкость в невесомости - это совсем не жидкость с нормальным зеркалом, с заданным уровнем, а черт-те что шарообразное, непонятное и неуправляемое, а они тебе в ответ говорят, что скоро будет пленум и хорошо бы встретить его достойным трудовым подарком. У них какая-то своя убогая историческая шкала. Люди веками мечтали о полете на Луну, Лукиан Самосадский описывал свое воображаемое путешествие туда 1800 лет тому назад, а они - пленум! Эти люди лишены исторического мышления, и уже поэтому руководить историческими событиями не могут, а полет на Луну - событие историческое!
Лунник стартовал в субботу 12 сентября 1959 года с отклонением от расчетного времени старта менее одной секунды. Дата старта была выбрана так, чтобы в момент, когда автоматическая станция ударится о Луну, Луна стояла бы как можно выше над горизонтом - тогда легче прослушиваются радиосигналы. Судя по координатам натриевого облака, выпущенного из последней ступени ракеты-носителя, которое засекли земные наблюдатели, на этот раз лунник не должен был промазать. Баллистики дали примерное время финиша: около 0 часов 14 сентября. Королев волновался невероятно, садился, вставал, выходил на улицу, смотрел на Луну.
На луннике стоял метроном, бесстрастно и торжественно чеканивший шаги навстречу собственной гибели. В 0 часов 2 минуты 24 секунды стук его резко оборвался. Все вокруг кричали "ура!", Королев сидел молча, тихий и светлый...
"Луна-2" попала в склон кратера Автолик, восточнее моря Ясности, отклонившись от центра Лунного диска на 800 км. С учетом преодоленного ею расстояния, ни одна ракета в мире никогда не летала с такой точностью.