75
| Орел с распростертыми крыльями, парящий над Землей. в небо.
|
81Гороскоп СП. Королева, составленный по просьбе автора в городе Париже по книге знаменитого астролога А. Ферриё, изданной в 1582 году.
Осенью 1964 года Каманин записывает в дневнике: «...все его (Королева. -Я.Г.) "разносы" сейчас уже не так эффективны, как три-четыре года тому назад. Люди чувствуют: Королев зарывается и не хочет понять, что главная причина недостатков и промахов - в отсутствии твердого плана, в спешке и бессмысленном дерганьи исполнителей».
Известно, что Николай Петрович недолюбливал Сергея Павловича. Впрочем, чувства были взаимными. Но и с поправками на тенденциозность обвинение все равно серьезное.
Службисту Каманину было трудно понять истинно творческую натуру Королева. То, что представлялось ему шараханьем из стороны в сторону, было поиском в совершенно неисследованной области. Делал ли Королев ошибки? Да! И много! Принимал ли неверные решения? Не раз! Увлекался ли в ущерб главному делу чем-то второстепенным? Постоянно! В течение нескольких десятков лет в ОКБ Королева были продуманы, начерчены, изготовлены, а часто и испытаны десятки конструкций, отправленных потом в мусорную корзину. Были "выброшены на ветер" миллионы рублей народных денег. А как же вы хотите: брать и ничего не отдавать? Рисковать и никогда не проигрывать? Идти по неизвестной дороге и не оступаться? Иногда неудачи были, потому что чего-то не учли. А иногда - потому что идея рождалась до срока, отмеренного ей общим течением научно-технического прогресса, этакий интеллектуальный выкидыш.
Когда Павел Владимирович Цыбин рисовал в моем блокноте "лапоток", я поразился сходством рисунка с "Шаттлом" и "Бураном". Еще в 1959 году, когда Цыбин был главным конструктором небольшого авиационного ОКБ, Королев уговорил его спроектировать одноместный космический самолет со складывающимися крыльями, который можно было упрятать под головной обтекатель Р-7. Самолетик должен был летать в космосе, а затем самостоятельно садиться на аэродром. Цыбин привлек к работе над проектом крупных ученых: теплотехника Владимира Алексеевича Кириллина, аэродинамика Сергея Алексеевича Христиановича, механика Владимира Васильевича Струминского. С их помощью проект был выполнен в срок. Шутники в ОКБ утверждали, что маленький тупорылый самолетик чем-то напоминает по форме русский лапоть, и проект быстро обрел неофициальное название - "лапоток". Королеву он очень понравился. Обсуждая с Цыбиным проект космолета, Сергей Павлович не мог представить себе всех грядущих трудностей,
| 765 |
- Пожалуй, мы все-таки пойдем другим путем, более простым и быстрым. Но к "лапотку" мы еще вернемся...
И вернулись. Через 22 года. В США.
Незадолго перед смертью Сергей Павлович увлекся еще одной идеей. Он задумал создать в космосе искусственную тяжесть путем раскрутки двух космических аппаратов, соединенных тросом, вокруг общего центра масс. Сотрудникам своего ОКБ он отдал распоряжения срочно просчитать все возможные варианты, а Раушенбаху даже среди ночи звонил, чтобы "посоветоваться по закрутке".
И такой проект тоже существовал. Корабль "Восток" должен был соединяться тросом с блоком "И" — третьей ступенью ракеты-носителя — и раскручиваться. Специально спроектированная лебедка могла менять длину троса от 150 до 300 метров, что, в свою очередь, приводило к изменению силы искусственной тяжести. Лебедку сделали, выделили один из "Востоков", и только смерть Королева помешала проведению этого эксперимента82. Думаю, и здесь не будет ошибкой повторить: "Но мы еще к этому вернемся..."
82Б.Е.Черток вспоминал: «В 1988 году такая же примерно лебедка потребовалась, чтобы испытать вывод из "Мира" космического "мотоцикла" Г.И.Северина. Я попросил B.C.Сыромятникова отыскать ту, "историческую", которую он же и конструировал в молодости. Не нашел. Оказалось, сдали на металлолом...»
Можно понять критиков, которые упрекают Королева в отсутствии некой стратегической программы пилотируемых космических полетов. Поначалу он просто усложнял каждый последующий полет в сравнении с предыдущим. Но ведь дело было новое. Как можно все точно планировать, если любой полет мог изменить все уже имеющиеся ориентиры? Тактика была проста: "Так, это мы сделали, с этим разобрались... Теперь давайте усложним задачу..." Проектирование на иных принципах грозило превращением в прожектерство.
И тем не менее подобное движение вперед "наощупь" вовсе не определяет суть творчества Королева. У него всегда, с 30-х годов, были планы стратегические, которыми он и руководствовался во всей своей деятельности. Уже говорилось о плане освоения космического пространства 1960 года, который, можно сказать, и поныне осуществляется. Растянувшиеся сроки нельзя объяснить ущербностью самих планов, скорее - несоответствием этих планов потребностям и возможностям эпохи. Встречали ли планы Королева активное вышестоящее сопротивление в последние годы его жизни? Встречали, но редко. Не эти частные неприятности определяли его работу. Гораздо чаще сопротивление было пассивным и даже не всегда вышестоящим. А еще чаще это было даже не сопротивление, а непонимание. Прекрасный тому пример - так называемые народнохозяйственные, искусственные спутники Земли.
Еще в 1962 году Королев, например, писал: «Экспериментальная система дальней связи через спутник "Молния-1" должна быть организована между Москвой и Уссурийском... "Молния-1" должен явиться прототипом спутников, входящих в будущем в эксплуатационную систему связи по территории СССР и со странами северного полушария». Королеву в течение нескольких лет пришлось убеждать Министерство связи, что спутник "Молния-1" и другие подобные аппараты способны произвести подлинную революцию в их работе. Связисты не знали, что с ним делать, спутник требовал повсеместного служебного шевеления, а шевелиться не хотелось, не говоря уже о том, что все службы Министерства связи не были подготовлены к появлению спутника ни технически, ни морально и отнеслись к нему как к нежеланному ребенку. Более года министерство упорно не желало принимать спутник в эксплуатацию, инженеры ОКБ Королева и офицеры-связисты сами вели экспериментальную трансляцию цветных телепрограмм по новой французской системе "Секам" из Москвы на Дальний Восток.
Такими же "нежеланными детьми" были и другие спутники. Не было случая, чтобы какие-то министерства или ведомства (исключая, разумеется, военных) - геологи, метеорологи, связисты, рыбаки, аграрники, пожарники - начинали сами
| 766 |
Впрочем, в критике Королева Каманин не одинок. Челомей в беседе со мной тоже говорил о желании Сергея Павловича "выжать все из Р-7" и отсутствии планов на будущее. И, конечно, в этом вопросе мнение Владимира Николаевича намного авторитетнее, чем Николая Петровича. Однако позволю себе усомниться в правильности подобного анализа. Планы были!
В кремлевской больнице на улице Грановского Королев спросил врача:
- Сколько лет я еще проживу с таким?.. - он положил руку на сердце.
- Ну, я думаю, еще лет двадцать... - ответил Юрий Ильич Савинов.
- Мне достаточно и десяти, - вздохнул Королев и добавил: - Хотя еще очень много нужно сделать...
Планы были! И планов было очень много. Можно, подобно Каманину, рассматривать желание Королева поскорее осуществить выход человека в открытый космос только как стремление к рекордизму (что, конечно же, было!), но нельзя не видеть в этом эксперименте и явного желания ускорить движение по пути монтажа сложных конструкций на орбите искусственного спутника Земли. Монтаж в космосе - обязательное условие дальнейшего прогресса в космических исследованиях, это Королев понял раньше других. В 1958 году, когда только три самых первых наших спутника были запущены, он уже направляет в правительство справку, в которой среди многих других задач, требующих решения в ближайшем будущем, есть и такой пункт: "Отработка процесса сближения между собой двух аппаратов, движущихся по близким орбитам... Выполнение работ — 1962—1966 гг." Наступает 1962 год, и Королев снова настаивает: "Решение проблемы сближения и стыковки на орбите явится также и решением основных вопросов, без которых ближний космос нельзя считать освоенным..."
В ноябре 1960 года (в космосе человека еще не было) Королев говорит о "многолетних космических рейсах к Марсу, Венере и другим далеким мирам". В октябре 1961 года (в космосе побывало только два человека) Королев пишет в "Правде": «Создание огромных, весом в десятки тонн, межпланетных кораблей с экипажем, состоящим из нескольких человек, позволит впервые осуществить длительные, порядка двух-трех лет, космические полеты к "ближайшим мирам" нашей Солнечной системы». Проходит еще один год, и снова читаем: "Сборка на орбите имеет принципиальное значение при осуществлении межпланетных экспедиций. Так, для осуществления экспедиции на поверхность Марса и Венеры стартовый вес ракеты на орбите спутника Земли должен составлять 500-1000 т и более. Поэтому даже при наличии тяжелых носителей нельзя будет решить эти задачи без использования метода сборки".
Наконец, в 1966 году, за две недели до смерти, Королев вновь говорит о полетах к планетам, добавляя: "Надежность таких экспедиций повысится, если посылать не один корабль, а два и более".
Разве это не программа, которую он обдумывал многие годы?
С помощью Н-1 Сергей Павлович мечтал запустить ТМК
| 767 |
- Еще до первого полета в космос группа молодых ученых в свободное от работы время набросала "проект марсианской экспедиции". В проекте предусматривались даже самолеты для полетов в марсианской атмосфере и самоходные тележки. К "проекту" приложили таблицы оптимальных дат для полетов на Марс и Венеру и показали это Королеву. Все, и лучше других сам Королев, прекрасно понимали, что это была, скорее, игра, чем наука, что "марсианская экспедиция" -дело отнюдь не текущего десятилетия, но тем не менее он страшно загорелся, страшно обрадовался этой игре, этой возможности поломать голову над отдаленными и увлекательными проблемами...
В 1962 году Королев создает в ОКБ отдел под руководством одного из своих ветеранов - Ильи Владимировича Лаврова, которому он поручает заниматься НЭКом - научно-экспериментальным комплексом, главной составной частью которого является замкнутая биологическая система для полета на Марс.
"Отдаленные", как говорит Феоктистов, проблемы Королев умел приближать с невероятной скоростью. Полет на Марс для Королева — не мечта, а инженерная реальность. Проект межпланетного пилотируемого корабля (эскизный, конечно, весьма условный) существовал! Михаил Сергеевич Флорианский, один из главных королевских баллистиков, рассказывал:
- Помню его отлично! Межпланетный корабль по форме напоминал винтовочный патрон с люком "во лбу". Я сам принимал участие в расчетах и доказывал Сергею Павловичу, что при использовании электрических ракетных двигателей малой тяги для движения к Марсу стартовый вес на орбите возможно снизить до 125 тонн. Тогда, примерно за два года, межпланетный корабль мог облететь вокруг Марса с экипажем из трех человек...
Этой экспедицией занимался и только что созданный Институт медико-биологических проблем. Полет намечался на 1968-1970 годы.
Но политическая конъюнктура, желание во что бы то ни стало опередить американцев с высадкой на Луну привели к тому, что ТМК был заморожен навсегда.
Такая же многолетняя последовательность прослеживается и в работе Королева над многоместными долговременными космическими аппаратами, которые теперь называются орбитальными станциями, а Королев называл их ТОС -тяжелая орбитальная станция, ДОС - долговременная орбитальная станция. Уже после запуска первого спутника Королев пишет, что "наилучшим решением, которое позволило бы неограниченно широко развернуть научные исследования в космическом пространстве, было бы создание постоянной, обитаемой, т.е. приспособленной для жизни людей, межпланетной станции в виде искусственного спутника Земли", т.е. такой станции, которая появилась на орбите лишь через четыре с лишним года после смерти Сергея Павловича под названием "Салют". Тогда же Королев говорит о транспортных кораблях для ее обслуживания, которые стартовали лишь в 1978 году - через 12 лет после кончины Сергея Павловича. Начиная с конца 50-х годов Королев постоянно, до самой смерти, занимается космическими "поселениями", как вослед К.Э. Циолковскому называет он орбитальные станции. Опять-таки для ракеты Н-1 начинается проектирование "четырехэтажной" орбитальной станции "Звезда". Вот вам уже вторая грандиозная программа, устремленная в будущее.
Впрочем, вторая ли? В 1957 году Королев утверждает, что "создание постоянной межпланетной станции около Земли неизмеримо далеко продвинуло бы исследования околосолнечного пространства". Станция - космопорт. Обе программы, таким образом, увязываются: и орбитальная станция, и марсианский корабль выполняют одну задачу - заселение человеком всего пространства Солнечной системы. Может быть, где-нибудь, у кого-нибудь существовала другая, более общая и всеобъемлющая задача? Может быть, жили и работали в мире другие конструкторы,
| 768 |
В августе 1964 года, когда Королев был в Ленинграде, в маленьком поселке Ульяновка под Тосной он разыскал Якова Матвеевича Терентьева, того самого начальника 2-го отдела УВИ НВ РККА83, правую руку Тухачевского, который так помогал ему в ГИРД. Терентьев чудом спасся в 37-м, забился в какую-то богом забытую щель на Чукотке, уцелел. Они проговорили несколько часов. Новогоднее письмо Королева Терентьеву, кажется, последнее письмо, которое отправил Сергей Павлович... "Мои планы и дела не шибко важные, - писал он, - буду весь январь в больнице лечиться. Ничего особенного нет, но вылежать надо. Все прочее - как всегда в неудержимом и стремительном движении".
83 Управление военных изобретений при начальнике вооружения Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
Но в движении этом в последнее время он постоянно ощущает ранее ему незнакомую, болезненную раздвоенность. Утешает сам себя и утешается. С одной стороны, все вроде бы неплохо. И даже хорошо! Первый в мире трехместный корабль. Триумфальный полет "Восхода-2". Опять же первый в мире человек вышел в открытый космос. Атмосферщики из Академии наук довольны новой ракетой В-5В, которую он переделал для них из "пятерки". Отряд космонавтов пополняется. Утвержден эскизный проект будущего "Союза" - 7К-ОК. "Зонд-3" сделал отличные снимки Луны. Генералы довольны Р-9 и Р-11. Во всем мире оживленно обсуждается военный парад в честь 20-летия Победы, на котором демонстрировались его межконтинентальные твердотопливные ракеты. Это "туфта" - показывали тупиковую разработку, но шуму много. А потом, ведь есть и не "туфта"... Да, все вроде бы неплохо, но...
Неудачи с мягкой посадкой на Луну превысили все пределы, дальше отступать просто некуда. "Зонд-2", запущенный в сторону Марса, сдох - не раскрылись солнечные батареи, а через девять месяцев американский "Маринер-4" передал отличные снимки красной планеты. Американцы еще позади, но расстояние между ними и нами сокращается стремительно. Когда на торжественном приеме в Кремле после завершения полета "Восхода" ликующий Брежнев, еще не привыкший к постоянному восторгу, окружающему где только возможно первое лицо государства, белозубо улыбался всем своим гостям, на мысе Канаверал стартовал первый двухместный "Джемини". Кроме Беляева и Леонова в 1965 году, ни один наш космонавт не вышел на орбиту, а американцы запустили пять кораблей - десять астронавтов. Уайт вышел в открытый космос; Купер и Конрад установили рекорд длительности полета - без малого 191 час, почти 8 суток. Правда, этот рекорд можно отобрать у них довольно легко. Борис Волынов и Георгий Шонин на "Восходе-3" готовятся лететь на 18 суток. Но ведь это уже не столько испытания техники, сколько испытания людей.
Если с двухместным кораблем и выходом в открытый космос нам удалось опередить американцев хоть "на чуть-чуть", то со спутником связи тоже "на чуть-чуть" те вырвались вперед: "Эрли Берд" был запущен на 17 дней раньше "Молнии-1". Что такое 17 дней? Пустяк. Но важен моральный фактор - теперь уже не они нас, а мы их должны догонять. А кто кого будет догонять завтра? Как пойдут дела с Н-1?
Совет Главных совсем не тот - он износился, расползся на куски, как старый ковер, который он привез из Германии. Разлад с Глушко, претензии Пилюгина, конкуренция рвущегося в космос Челомея, наступление Янгеля в военной тематике. Королев не нашел общего языка с новым министром только что организованного Министерства общего машиностроения Сергеем Александровичем Афанасьевым: министр был крут, а Королев не робел и не мог заставить себя, хотя бы из соображений высшей дипломатии, сделать вид, что робеет. Уже когда он лежал в
| 769 |
- Ты что делаешь?
- Рапорт пишу. С вами тяжело работать, а с ним вообще никуда... Я обозвал его долдоном.
- Зря. Порви рапорт. Министры уходят и приходят, а мы и наше дело остаемся... Они только и ждут, чтобы мы такие рапорты писали...
С.П. Королев, Г.А. Тюлин, В.П. Мишин. 1963 г.
Через много лет, когда Василий Павлович рассказывал мне об этом телефонном разговоре, я спросил:
- Как бы развивались события дальше, если бы Королев не умер?
- Его бы сняли через несколько месяцев... Устинов и Афанасьев создавали невыносимую обстановку для работы...
Мишина он тогда уговорил. Себя уговорить было труднее. Нина Ивановна вспоминала:
- Сергей Павлович иногда приходил с работы предельно издерганный. Все его раздражало, даже что домашние шлепанцы не так стоят. Но отходил довольно быстро. А в последние годы, возвращаясь с каких-то совещаний, был уже не столько раздражен, сколько измучен и говорил в запале:
- Я не могу так работать. Ты понимаешь, я так больше работать не могу! Я уйду!
- Куда ты уйдешь, Сережа?
- В Академию...
- Но ты не усидишь в кабинете без своих железок...
- Да, ты права...
Иногда он звонил домой и говорил:
- Я сейчас пойду пройдусь по цехам, что-то нервишки разошлись...
"Вот доживу до шестидесяти лет и все! Ни дня больше тут не останусь, уйду цветочки сажать", - эта фраза Королева, сказанная за месяц до смерти, запомнилась ветерану ОКБ Вахтангу Дмитриевичу Вачнадзе именно потому, что это было совершенно не королевская фраза, не из его лексикона...
| 770 |
И все печали в эти месяцы словно наслаиваются друг на друга. Весь 1965 год тянется горестная траурная цепочка. В самом начале января - похороны Андрея Владимировича Лебединского, замечательного ученого, первого директора недавно организованного Института медико-биологических проблем, о необходимости создания которого Королев писал еще в 1960 году. В январе же в автомобильной катастрофе погибает Иван Васильевич Попков - один из любимцев Королева, талантливый энергичный молодой человек, которому он поручил морскую ракетную тематику. Летом тяжело умирает ослепший Георгий Максимович Шубников — главный строитель космодрома. В декабре - самая тяжелая потеря: Леонид Воскресенский. Ощущение осени жизни, с древа которой облетают листья.
Королев впервые начинает замечать, что собственные невзгоды и чужая смерть отнимают у него силы, которые он уже не может вернуть. В его письмах к Нине Ивановне все чаще и чаще мелькают грустные строчки - жалобы на здоровье: "Я очень стараюсь сдерживаться, т.к. основа моей всей усталости - это нервная система". "...Как-то необычно сильно утомился... В дни наших неприятностей особенно тяжело и трудно, иногда побаливает сердечко и я исправно и в больших довольно дозах принимаю валидол". "Одно могу сказать: стал очень сильно и заметно уставать". "Стараюсь беречь силы, отдыхать и сохранять спокойствие, но устаю как-то совершено необычно сильно". Из предпоследнего письма жене: "...Все время в каком-то состоянии утомления и напряжения... Мне нельзя и виду показать, что я волнуюсь. И я держусь изо всех сил".
Королева угнетает и надвигающаяся на него глухота. Наверное, это расплата за "победные громы Байконура", как сам я когда-то писал в газете. "Я обнаружил, что когда волнуюсь, то еще больше глохну и плохо, совсем плохо стал слышать", -пишет он в одном из писем. Уже когда Сергей Павлович лег на роковую операцию, в больнице установили, какие частоты он слышит хуже, и врач Эфрусси прописал ему слуховой аппаратик. Когда Нина Ивановна приехала к нему, он решил аппаратик опробовать.
— Ты отойди вон к той стене и говори мне одну и ту же фразу, а я скажу, когда перестану слышать, - сказал он жене.
— Ишь, какой ты хитрый, я разные буду фразы говорить, - засмеялась Нина Ивановна.
— Ну хорошо, давай...
К опыту Сергей Павлович отнесся очень серьезно, сидел сосредоточенный, очень внимательный.
Аппаратик купили, но он мало им пользовался. На белом пластике ушного вкладыша остался чуть заметный желтый след - сера из уха Сергея Павловича.
Самый ранний кинокадр, когда мы можем увидеть "живого" Королева, сделан на планерном слете в Коктебеле в 1929 году. Группа молодых парителей тащит в гору планер, и Королев там мелькает несколько секунд в левом нижнем углу кадра. Крепкий такой, загорелый, широкоплечий парень. Он и оставался крепким, широкоплечим и производил обманчивое впечатление здоровяка, которое усиливалось короткой шеей, низко посаженной головой, отчего Сергей Павлович в некоторых ракурсах был похож на готового к схватке боксера или борца. На самом деле здоровяком он в зрелые годы не был. У него было слабое сердце, всякая физическая работа быстро его утомляла, и, может быть интуитивно, он эту работу не любил, избегал. Врачи поставили диагноз - мерцательная аритмия сердца. Сергей Павлович частным порядком показывался академику Владимиру Никитовичу Виноградову. Было назначено лечение, которое эффекта не дало. В 1964 году Виноградов умер. А сердце у Сергея Павловича продолжало болеть. В последние годы все чаще и чаще. И не всегда уже помогала мятная лепешечка валидола. 11 февраля 1964 года Королев проводит совещание в своем кабинете в Подлипках, когда его настигает сердечный приступ.
Запись в дневнике М.К. Тихонравова 3 ноября 1964 года: "КБ. Вечером виделись с СП... Низкое давление. Плохо с сердцем".
Партийный работник В.И. Ламкин вспоминает: "В середине 1965 года проходил
| 771 |
- Владимир Ильич, как ты думаешь, если я поеду домой и лягу в постель? Нездоровится. Еле-еле сижу. Задачу свою понял, а выступать, наверное, нет необходимости. Разрешаешь?84
84Королев никогда не "дразнил гусей". В этих словах его видно, что он принимал правила аппаратной игры. Ведь нельзя же думать, что "задачи" Королеву определял областной партийный актив!
Я обнял его и хотел сказать, что доложу в президиум, а ехать домой подлечиться, конечно, надо. Взглянул в лицо - оно было покрыто бисеринками пота..."
Не меньше сердечных хворей беспокоят его кишечные кровотечения.
Началось это давно, еще летом 1962 года - сразу после полета Николаева и Поповича, со страшного ночного приступа желудочно-кишечных болей, когда "скорая" увезла его в больницу. На следующий день знаменитый профессор Маят осматривал его, мял живот, все время спрашивал:
- Тут болит? А тут? А тут?
- Нигде не болит, - робко отвечал Сергей Павлович.
Диагноз: изъязвление сфинктера.
После пресс-конференции новых космонавтов в актовом зале МГУ на Ленинских горах в больницу к Королеву приехали Келдыш, Смирнов и Ветошкин, что никакого впечатления на медперсонал не произвело. Другое дело, когда пожаловали Гагарин и только что ставший Героем Николаев. Опережая их, по коридорам катился восторженный шепоток: "Космонавты!.." К кому, почему - не суть важно.
- Небольшая палата, койка, тумбочка с телефоном и книгами и стол, — вспоминал Николаев. - Из окна видна осенняя Москва. Сергей Павлович сидит в кресле и о чем-то беседует с женой Ниной Ивановной. У Сергея Павловича на коленях лежит заложенная бумажкой книга" Этюды об Эйнштейне", рядом газета "Правда". Когда мы вошли в палату, вначале увидели Нину Ивановну. "Кажется, мы не вовремя", - шепнул мне Юра. И мы в нерешительности замялись в небольшом коридорчике, ведущем в палату. Но Сергей Павлович уже заметил нас:
- Входите, входите, места всем хватит...
Андриян и Юра рассказывали о новостях Звездного городка, плане будущих тренировок, подготовке к новым полетам. Гагарин, всегда тонко чувствовавший всякую неловкость, человек от природы очень тактичный, мельком взглянул на часы, потом на Андрияна. Королев моментально перехватил его взгляд:
- Торопитесь? - и обернулся к жене: - Нина, а мои часы остановились. Знаешь, принеси мне завтра другие часы...
Гагарин встрепенулся, быстро содрал с руки часы:
- Возьмите мои, Сергей Павлович!
Порыв его был так искренен, что Королев растрогался, но поначалу пробовал отказаться:
- Нет, нет, а ты как же?
- Я вас очень прошу, пусть это будет моим вам маленьким подарком, - мягко сказал Гагарин.
Королев сразу надел часы на руку. Улыбаясь, обернулся к Нине:
- Все-таки от первого космонавта!..
Тогда дело до операции не дошло. Но и потом часто наваливались на него волны слабости и дурноты. Ну, переутомился. Надо отдохнуть, и все пройдет. Летом 1965 года они с Ниной снова в Крыму, в Ореанде. Съездили в Алупку на дачу к Андрею Юмашеву. Снова погружался Королев в прошлое, в жаркое марево Узун-Сырта, где летали они с Андреем на планерах. Юмашев был уже военлетом, он на пять лет старше - тогда это была большая разница: 27 и 22! А в тридцать пять Андрей перелетел с Громовым через полюс и стал Героем... Дача своя в Крыму... Он увлекался живописью, подарил свою картину. Фотографировались. Эх, этот бы фотоаппарат, да на Узун-Сырт тогда...
Осенью опять стало плохо. После неудачного пуска "Луны-8" он ложится в
| 772 |
А потом, после обязательной "художественной" части, когда все было исправно съедено и выпито, он вышел со всей компанией на улицу, рассаживал веселых (существенно более веселых, чем они были, когда приступали к "художественной" части) гостей по автобусам, бросался снежками и получал снежки в ответ...
Так и запомнилась та ночь: густо валящий снег, яркий свет автомобильных фар, запах мороза, смех, галдеж и среди всего этого - СП, радующийся, веселящийся, очень свой среди своих...»
Через три дня вместе с Ниной Ивановной поехали в Звездный. И опять было весело, непринужденно: встречались по-семейному, с женами, гуляли, купались в бассейне, обедали, - снова свой среди своих. И со своей бедой.
Встречать новый 1966 год Королевых пригласил к себе на дачу секретарь ЦК КПСС Борис Николаевич Пономарев. Сергей Павлович хорошо знал его брата Александра Николаевича - доктора технических наук, генерал-полковника-инженера, который ближе других в ВВС был к космической технике. Дружбы не было, но оба брата испытывали приязнь к Королеву и, кажется, взаимную85.
85В своей книге "Годы космической эры" (Воениздат, 1974) А.Н. Пономарев пишет о Сергее Павловиче как о "выдающемся ученом-исследователе", "талантливом организаторе" и "крупнейшем конструкторе современных ракетных систем".
Компания была довольно разношерстная: председатель ВЦСПС В.В. Гришин, главный архитектор Москвы М.В. Посохин, президент Академии наук М.В. Келдыш. Здесь Королев не был своим среди своих. По обыкновению держался чуть поодаль: "душой компании" он не был никогда. После ужина отвел Келдыша в уголок, сказал доверительно:
- Знаешь, вот опять ложусь в больницу, и какое-то у меня плохое предчувствие, не знаю - выйду ль оттуда...
Чуть хмельной Келдыш начал говорить какие-то ненужные, неуклюжие утешительные слова, которые все мы говорим в таких случаях.
В кинозале крутили "Королеву Шантеклера", еще не дублированную на русский язык. Мужчины не могли оторвать взглядов от осиной талии Сарры Монтьель, перечеркивающей все доступные им реалии мира: "Это же черт знает что такое! Какие, оказывается, женщины бывают!.." Сюжет мало кого волновал, но Александр Пономарев упорно стремился переводить фильм, запутался, над ним дружно смеялись...
В общем, все было так, как и полагается тому быть в эту ночь: провожали старый год, встречали новый. Об уходе 65-го Королев не жалел: трудный был год, нервный, больной. Наступает 66-й, авось посчастливей будет...
Никакого года впереди не было. Через две недели - смерть.
Когда в начале декабря я был у Королева, мы говорили не только о "Луне-8", но и о моей повести "Кузнецы грома", экранизация которой планировалась на Мосфильме. Сергей Павлович был "крестным отцом" этой повести - если бы не он, ее бы не напечатали. И с экранизацией он тоже помогал: Михаила Клавдиевича Тихонравова назначил главным консультантом, обещал подумать об организации съемок на космодроме и в цехе общей сборки. Тогда, в декабре, я говорил Королеву, что с ним хочет встретиться постановщик будущего фильма Владимир Михайлович Петров.
- Хороший режиссер? - быстро спросил Королев.
- Народный артист СССР, четыре Сталинские премии...
- Это ничего не значит...
- "Гроза", "Петр I", "Сталинградская битва", "Поединок", "Русский лес",
| 773 |
Королеву нехитрая эта шутка понравилась, он улыбнулся и сказал:
- Встретиться, конечно, надо. Вот кончится "Луна-8", там уже Новый год... Позвоните мне в первых числах января...
Я позвонил Сергей Павловичу днем 4 января 1966 года по "кремлевке" из кабинета главного редактора "Комсомольской правды". Напомнил о Петрове. Разговор наш был очень короткий.
- Давайте так договоримся. Я завтра ложусь в больницу... Нет, ничего серьезного. Надо сделать кое-какие обследования. Сразу приглашать Петрова к нам на предприятие вряд ли надо. Организуем встречу в президиуме Академии наук. Где-нибудь в конце января-начале февраля...86
86 "Кузнецы грома" не были экранизированы: через три дня после этого разговора в раздевалке Мосфильма упал и умер В.М. Петров. Через десять дней не стало С.П.Королева.
- Выздоравливайте, Сергей Павлович...
- Спасибо...
Все!
Потом я говорил с очень многими людьми, которые рассказывали мне, что встречались с Королевым и разговаривали с ним по телефону тоже именно 4 января, накануне его отъезда в больницу. Что это? Всем нам показалось? Но я тогда точно записал: 4 января. А может быть, он "закрывал дела"?
Королев уехал в больницу утром 5 января. Нина Ивановна собрала ему маленький мягкий голубой чемоданчик на "молнии" со всем необходимым. Сергей Павлович был грустен и сосредоточен. Долго рылся в карманах пиджака, искал заветные две копеечки по копеечке, не нашел и расстроился.
Незадолго перед этим Сергей Павлович был с Ниной Ивановной в гостях. Когда возвращались домой, он вдруг остановился.
- Я хочу с тобой поговорить.
- Вот придем домой и поговорим...
- Нет, нет, это разговор тяжелый и для меня, и для тебя... Если со мной что случится, прошу тебя - ты не живи в этом доме...
- Сережа! Ну о чем ты!..
- Я все сказал, - резко перебил он.
Разглядывая последние недели его жизни, все время натыкаешься на какие-то неясные, зыбкие предчувствия, которые владели им и иногда вдруг вырывались наружу, побеждая волю этого, очень сдержанного, человека...
Анализы, проведенные в декабре, показывали кровоточащий полип в прямой кишке. Теперь речь шла об удалении полипа - операция напряженная, но и серьезной ее назвать вряд ли можно. Сергей Павлович был спокоен, все встречи и дела уверенно задвигал на вторую половину января. В больницу каждый день приезжала Нина Ивановна, беседовала с врачами - никаких тревог. 11 января сам министр здравоохранения СССР, академик Борис Васильевич Петровский сделал гистологический анализ - отщипнул крохотный кусочек полипа. Было сильное кровотечение, еле остановили.
Накануне 12 января — дня своего рождения - настроение у Сергея Павловича было пасмурное, просил Нину Ивановну, чтобы никто к нему не приезжал, видеть никого не хочет.
- Я привезу завтра Марию Николаевну, - говорила Нина.
- Не надо...
- Нет, Сережа, пусть она приедет. А то подумает, что я против, зачем мне это...
- А что ты мне подаришь на день рождения? - лукаво спросил он.
- Вот приедешь из больницы и увидишь...
У нее был свой план. Она хотела подарить ему хороший магнитофон. Юра Гагарин обещал ей узнать, где можно купить " Грюндик", нашел этот магнитофон, но уже некому было дарить...
| 774 |
12 января Нина Ивановна купила букет нераскрытых сиреневых тюльпанов, заехала за свекровью, привезла ее в больницу. После обеда Мария Николаевна на машине сына уехала домой.
На следующий день, когда Нина Ивановна сидела у Сергея Павловича, в палату зашел врач-анестезиолог Юрий Ильич Савинов.
Нина Ивановна вспоминает:
- Очень хорошо помню всю ту сцену... Сергей Павлович сидел на кровати, подложив руки под колени, в пижаме, носки черные с треугольничками... Савинов говорит: "Вы уж меня не выдавайте, я не имею права вам это показывать, но поздравляю, анализ хороший: это - полип..."
Через 23 года после этого разговора Юрий Ильич сказал мне:
- Что-то путает Нина Ивановна. Я не имел никакого отношения к гистологии. Я был анестезиологом на этой операции...
- Но ведь, когда вы шли на операцию, Борис Васильевич Петровский должен был сказать вам, какая, собственно, операция предстоит.
- Он хотел вновь взять биопсию...
- Но ведь для этого, как я понимаю, не требуется общий наркоз...
- На общем наркозе настоял сам Сергей Павлович...
- Если биопсия 11 января не удовлетворила (что вполне допустимо) Бориса Васильевича, почему он начинает операцию? Ведь можно было взять анализ, ничего не разрезая?
- Не знаю... У меня гости... И вообще, это вопрос к Борису Васильевичу.
Отчего столь нервный разговор?..
Анатолий Иванович Струков, академик АМН, Герой Социалистического Труда, самый знаменитый наш патологоанатом:
- Не помню анализа. Петровский и Вишневский вызвали меня на операцию, когда Королев был жив, для того чтобы я засвидетельствовал: опухоль злокачественная, что я и сделал...
- Анатолий Иванович, вы извините меня, но почему к живому человеку вызывают патологоанатома?
- Я - патогистолог и разбираюсь в опухолях. У Королева была саркома прямой кишки...
Борис Васильевич Петровский рассказывал мне обо всех этих событиях несколько по-другому.
- Биопсия действительно показывала полип в прямой кишке, и я назначил операцию с целью избавить Сергея Павловича от этого полипа. Предварительно была сделана попытка под наркозом с помощью эндоскопа взять еще раз ткань на анализ, но началось сильное кровотечение, и необходимость операции стала очевидной... Струкова я не помню, я его не вызывал, возможно, его помощь потребовалась гистологам "кремлевки", которые проводили анализ опухоли. То же говорит Петровский и в своей книге87: "Лапаротомия (вскрытие брюшной полости) показала наличие неподвижной злокачественной опухоли, прорастающей в прямую кишку и стенку таза. Электроножом с большим трудом удалось выделить опухоль и взять биопсию, подтвердившую наличие самой злокачественной опухоли - ангиосаркомы".
87Хирург и жизнь. М.: Медицина, 1989. С. 155.
Через семь лет после смерти Королева газета "Вашингтон пост" напечатала статью одного врача, эмигрировавшего из СССР, который утверждал, что никакой саркомы не было, был полип и Королев погиб в результате медицинской ошибки. Эту же версию поддерживал и известный хирург академик АМН Ф.Г. Углов, напечатав некое мемуарное эссе, в котором нет фамилий ни Петровского, ни Королева, но то, что речь идет именно о них, ясно и без фамилий. С моей точки зрения, подобный мемуарный прием несколько нечистоплотен: вроде бы обвинил, но всегда можно укрыться от критики за безликостью описанных событий.
Не берусь судить, насколько основательны все эти обвинения. Но не могу забыть еще одного разговора, который состоялся в Ленинграде в конце 60-х годов.
| 775 |
- Видите ли, саркома прямой кишки в медицинской литературе практически не описана... Впрочем, министру здравоохранения виднее...
Академик А.И. Струков подтвердил: да, заболевание крайне редкое.
Петровского я прямо спросил: существует ли вообще такая болезнь? Бориса Васильевича вопрос мой не смутил:
- Да, саркома прямой кишки - очень редкое заболевание, из всех возможных видов злокачественных опухолей прямой кишки она составляет менее одного процента. Это отмечал в своих работах и такой крупнейший наш онколог, как Николай Николаевич Петров. У Королева была именно ангиосаркома прямой кишки...
- Как долго он смог бы еще прожить безо всякого хирургического вмешательства?
- Несколько месяцев. Наиболее вероятно, что он умер бы от постоянных кровотечений, просто истек бы кровью. Еще более страшный вариант: опухоль, разрастаясь, сдавила бы прямую кишку, что привело бы к непроходимости. Пришлось бы делать вывод в боку, но эта мучительная операция все равно ничего не решала. Сергей Павлович был обречен...
Часто приходилось потом слышать: зачем Королев позволил оперировать себя министру?! Хотя, надо признать, что даже недоброжелатели Бориса Васильевича признавали, что это мастер, хирург-виртуоз с золотыми руками. И все-таки, может быть, лучше было бы, если бы операцию ему делал не академик, а толковый молодой кандидат медицинских наук, который чуть ли не каждый день делает подобные операции... И об этом я тоже прямо спросил Петровского.
- О своей профессиональной квалификации мне говорить трудно. Могу только сказать, что в 60-х годах я оперировал много. Министром я стал в 1965 году, за пять месяцев до операции Сергея Павловича. И все эти пять месяцев тоже оперировал. Операции на прямой кишке я делал и до этого и после этого, так что опыт у меня был...
К тому же гипотетического, ежедневно оперирующего кандидата наук к Королеву никто бы не допустил, даже если бы Сергей Павлович на этом настаивал. Здесь уже срабатывала советская "табель о рангах": если ты член президиума Академии наук, дважды Герой Социалистического Труда, наисекретнейший Главный конструктор, то, разумеется, лишь нож лейб-медика достоин твоего живота, а Борис Васильевич был натуральным лейб-медиком. Да и Петровский сам не подпустил бы к Королеву никакого сверхопытного хирурга. Победа обещала быть легкой, ведь речь-то шла о полипе. Но легкая операция или трудная - это специалистам понятно. А факт остался бы фактом: кто оперировал Королева? Петровский!
Но вернемся в палату кремлевской больницы. Успокоенная беседой с Савиновым, Нина Ивановна уходила домой с легким сердцем.
- Я не пойду на лестничную площадку тебя провожать, - сказал Сергей Павлович жене. - Ты всегда оглядываешься и разобьешь себе нос!..
Операция была назначена на пятницу 14 января. В 7.55 Сергей Павлович позвонил домой:
- Котя, мой родной... А мне уже укольчик сделали, я уже засыпаю... Ты приедешь? Как договорились?..
- Конечно! Как договорились...
- Ты только не волнуйся...
- Главное, ты не волнуйся.
-Я спокоен...
А договорились так: до операции заходить к нему не надо. Нина Ивановна поехала в больницу. После ее отъезда Сергей Павлович снова позвонил домой. Мария Ивановна, домработница, подошла к телефону.
- А где Нина? - спросил Королев.
Мария Ивановна удивилась: обращаясь к ней, Сергей Павлович никогда не называл жену Ниной.
| 776 |
- Она к вам поехала.
- Ну хорошо, - по голосу чувствовалось-, что ему как-то не по себе. В больнице Нина Ивановна видела Сергея Павловича на каталке: везли в операционную. За каталкой шла свита врачей. Навсегда врезалось в память: каталку везли ногами вперед...
Не вникая в вопросы чисто медицинские, а лишь организационные, невольно приходишь к выводу, что операция подготовлена была не лучшим образом. Петровский сам признает: "В тот тяжелый день в кремлевской больнице не было ни главного хирурга В.С. Маята, ни его заместителей. Отсутствовал и консультант А.А. Вишневский". Почему? Ведь не было ни праздников, ни выходных дней, -14 января приходилось на пятницу. Известно, что у Королева была от природы короткая шея, но только на операционном столе выяснилось, что интубационная трубка не входит через рот, хотя можно было все примерить, прикинуть заранее. Почему это не было сделано?
- Королев скрывал, что у него короткая шея, - объяснял мне Петровский.
-?!
- А главное — он скрывал, что у него были сломаны челюсти и он не мог широко открыть рот. Оперируя людей, прошедших ужасы репрессий 30-х годов, я довольно часто сталкивался с этим явлением. У меня нет никаких сомнений, что во время допросов в 1938 году Королеву сломали челюсти. Это обстоятельство и заставило нас сделать ему трахеотомию - разрез на горле, чтобы вставить трубку...
Существует, однако, еще один участник этой операции. Борис Васильевич вспомнил о трех анестезиологах, а назвал двух: Савинова и Ефуни. Третьим был Георгий Яковлевич Гебель из команды Глеба Михайловича Соловьева - правой руки Петровского. По его словам, сразу надо было давать наркоз маской, но существовал запрет Минздрава на этот метод. Уже применялся аппарат "Второтек" для анестезиологии, но и его в операционной не было. Как прореагирует сердце больного на общий наркоз, никто сказать не мог: в больнице Королеву ни разу не сделали ЭКГ. Вначале наркоз давался закисью азота, который не дает расслабления мышц. По мнению Гебеля, можно было дать эфир, но аппарат был таким древним, что в нем не было испарителя эфира.
Петровский принял совершенно правильное решение: лапаротомия - вскрытие. Но для такой операции наркоза не хватало. Больших баллонов с кислородом не было, обходились маленькими, которых хватало на двадцать минут. Все это усиливало и без того высокое напряжение всех людей в операционной. Вот тут Савинов и вызвал Гебеля, который сразу ввел Сергею Павловичу релаксанты - препараты, снимающие напряжение мышц, но одновременно как бы выключающие самостоятельное дыхание. Теперь надо было дышать за Королева. Как? Маска запрещена. Интубационная трубка не входила: короткая шея. Оставалась только трахеотомия - разрез на горле и ввод трубки в трахею. Гебель все-таки поставил маску и теперь "дышал" за Королева. Когда заговорили о трахеотомии, возразил:
- Пока не надо, он хорошо идет на руке...
Но во время смены баллончиков рукой засасывался уже не кислород, а воздух. Значит, все-таки трахеотомия...
Разумеется, ничего страшного в самой трахеотомии еще не было. Но она не была предусмотрена заранее, а каждому известно, что всякая неожиданность в любом деле вносит в работу некоторую нервозность.
Но главная неожиданность - опухоль. "Большая, больше моего кулака", -показывал Петровский. "Опухоль была очень большая, как два кулака", - уточняла Валентина Фоминична Грек, медицинская сестра, которая видела ее. Теперь Борис Васильевич понял, что легкой победы не будет. И будет ли вообще победа -не ясно. Борис Васильевич срочно посылает врача Прасковью Николаевну Мошенцеву за подмогой: найти и немедленно привезти Вишневского.
- Малиновский? - резко спросил Александр Александрович, садясь в машину: главного хирурга армии беспокоило плохое самочувствие министра обороны.
- Нет, Королев...
| 777 |
Так у операционного стола сошлись два академика, два самых знаменитых хирурга страны. Едва ли найдется человек, который рискнет утверждать, что они любили друг друга, но, будучи людьми бесспорно умными, отдавали должное мастерству и опыту друг друга.
Сергей Наумович Ефуни, ученик Петровского, анестезиолог, непосредственного участия в операции не принимал, приехал уже в конце ее. Он рассказывал мне:
- Когда операция была закончена, хирурги были счастливы: "Боря! Саша! Все хорошо получилось!" Остановка сердца произошла через тридцать минут после окончания операции...
- Но на операционном столе?
-Да... На столе...
Нина Ивановна все это время сидела в комнате рядом с операционной. Здесь же случайно оказалась Ирина Владимировна Руднева, жена Константина Николаевича, которая как могла успокаивала Нину Ивановну. Операция шла слишком долго, и она боялась сейчас, что Сергею Павловичу сделают вывод прямой кишки в боку - более всего и его самого страшил такой исход, превращавший его в инвалида. Поэтому, когда Петровский вышел к Нине Ивановне из операционной, первый ее вопрос был:
- Что? С выводом?
- Да, с выводом, - вяло ответил Борис Васильевич.
- Временно?
- К сожалению, на всю жизнь.
Глядя куда-то в сторону, Петровский добавил:
- Сейчас речь не о том. Надо суметь сохранить ему жизнь...
Потом вместе с Вишневским они ушли в ординаторскую, пили чай с баранками...
Когда зашили, Сергей Павлович задышал, сморщил лицо, начал болезненно , потягиваться, - так часто бывает после наркоза. Гебель стоял спиной к операционному столу, наполнял шприц, когда почувствовал, будто кто-то толкнул его в спину. Он обернулся. Зрачки Королева медленно поползли вверх. Пульс встал. В операционной - Гебель и Королев, никого больше. Георгий Яковлевич побежал в ординаторскую-Нина Ивановна с ужасом увидела бегущих в операционную Петровского и Вишневского...
Вишневский с Гебелем начали колоть в сердце адреналин.
- Ты не можешь попасть! - жарко зашептал Вишневский.
- Это ты не можешь попасть! - Гебель впервые назвал академика на "ты".
Сердце молчало...
Через несколько часов на вскрытии патологоанатом скажет:
- Вообще непонятно, как он ходил с таким сердцем...
Гебель утверждает: совесть Петровского как хирурга абсолютно чиста.
Пусть так...
Где-то что-то захлопало, зазвенело, и Нина Ивановна всем существом своим остро ощутила, что надвигается что-то страшное. Все пространство, ее окружающее, стало деформироватьсся в некую засасывающую воронку, и время скручивалось в ней в тугой и плотный шнур неразделимых минут.
Потом Петровский:
- Мужайтесь, все кончено...
Существуют медицинские книги, в которых анализируются рассказы людей, переживших клиническую смерть и возвращенных с того света. Почти все они вспоминали, что они словно летели сквозь какой-то темный тоннель навстречу стремительно заполняющему все вокруг ослепительному свету.
Это похоже на ракетный старт.
| 778 |
"Так мало людей одного поколения, которые соединяют ясное понимание сущности вещей с сильным чувством глубоко человеческих побуждений и способностью действовать с большой энергией, - писал Альберт Эйнштейн. - Когда такой человек покидает нас, образуется пустота, которая кажется невыносимой для тех, кто остается".
Пустоту эту многие почувствовали мгновенно, как только Мишину в ОКБ позвонил Бурназян и страшная весть полетела по корпусам с невероятной скоростью. Вскоре в кабинете Мишина собрались: Макеев, Крюков, Хомяков, секретарь парткома Тишкин. Они и написали некролог. Мишин звонил Брежневу, просил опубликовать. Черток отвез некролог Сербину в ЦК. Брежнев прочел, кивнул: «Можно даже "усилить"...» Так Королева рассекретили.
Валентин Петрович Глушко проводил в своем кабинете совещание, когда ему позвонили по "кремлевке" и рассказали о случившемся. Он выслушал, повесил трубку и, обратившись к собравшимся, сказал:
- Скончался Сергей Павлович. - Выдержав короткую паузу, спросил: - Так на чем мы остановились?..
Гроб с телом Королева был установлен в Колонном зале Дома союзов. До некролога люди не слышали его фамилию, но народу было много. Лицо Сергея Павловича в гробу показалось мне измученным...
17 января вечером - было уже совсем темно - траурный кортеж двинулся в крематорий у Даниловского монастыря. Гроб въехал в печь в 21 час 17 минут.
Круг земного существования Королева замкнулся.
Первую ночь после смерти Сергея Павловича Юра Гагарин провел в останкинском доме. Утром сказал:
- Я не буду Гагариным, если не доставлю на Луну прах Королева!
Через несколько месяцев Нина Ивановна вспомнила эти слова и спросила Юру: было ли такое? Он признал, что часть праха у него. Нина Ивановна сказала, что так делать нельзя, что это не по-христиански, прах нельзя делить. Гагарин обещал вернуть. Вскоре он погиб. О прахе Королева знал Владимир Комаров - по поручению Гагарина он и спускался в преисподнюю московского крематория, ему и отсыпали прах. Но Комаров погиб еще раньше Гагарина. Где этот прах? Спрашивал Алексея Леонова. Он подтвердил:
- Да, это действительно так. Мы хотели похоронить часть праха Королева на Луне. Я участвовал в несостоявшейся лунной программе и тоже поддерживал эту идею. Прах я видел у Юры. Где он сейчас, не знаю...
Ночью урну с прахом Королева, привезенную из крематория, установили в Колонном зале, и снова с утра 18 января потекла нескончаемая вереница людей, которые пришли проститься с Главным конструктором.
После полудня утопающую в цветах урну из Колонного зала вынесли на своих плечах Л.В. Смирнов, М.В. Келдыш, С.А. Афанасьев - люди официальные. Потом ее несли соратники: В.П. Мишин, Б.Е. Черток, Е.В. Шабаров, А.П. Абрамов... Шел густой снег, все было белым, чистым. Проезд машин по Охотному ряду был закрыт - ни колеи, ни следа, нетронутый белый путь...
В час дня на Красной площади состоялись официальные похороны. На трибуне Мавзолея - Л.И. Брежнев, Г.И. Воронов, К.Т. Мазуров, А.И. Микоян, Н.В. Подгорный, Д.С. Полянский, М.А. Суслов, А.Н. Шелепин, В.В. Гришин, П.Н. Демичев, Ш.Р. Рашидов, Д.Ф. Устинов, Ю.В. Андропов, И.В. Капитонов, Ф.Д. Кулаков, Б.Н. Пономарев - многие из них только потому и сохранятся в истории, что были "вождями эпохи Королева". На траурном митинге выступали: Л.В. Смирнов, М.В. Келдыш, первый секретарь МГК КПСС Н.Г. Егорычев и последним - Юрий Гагарин. Речи были безлики и традиционно скучны. Урну члены Политбюро отнесли к стене. Смирнов поставил ее в нишу. Быстро и точно замуровали. Два красивых немигающих солдата застыли у черной доски с золотыми буквами и цифрами: "Сергей Павлович Королев. 30.ХII. 1906-14.I.1966".
Над морозной площадью сухо и раскатисто ударил артиллерийский салют. Такой слабенький, в сравнении с громами его ракет...
| 779 |
С.П. Королев в гробу. Колонный зал Дома союзов, 17 января 1966 г.
Урну с прахом С.П. Королева несут Л В. Смирнов, М В Келдыш, С.А. Афанасьев
| 780 |
О чем эта книга? О Королеве? Да, о Королеве, но в более общем плане о роли личности в истории. Королев вошел в историю навсегда, ибо открыл новую эру земной цивилизации: не многим и не каждый век это удается. Пробились бы люди к звездам без Королева? Конечно. Космонавтика, очевидно, обязательный этап прогресса. Ее развитие можно затормозить, можно ускорить, но обойти нельзя. Не было бы Королева, был бы кто-нибудь другой. Но ведь был-то Королев! Именно он, лично он стал выдающимся ускорителем времени XX века!
Вариации на исторические темы имеют ценность сомнительную: никто не может сказать, чего бы не было и как бы оно было, если бы не родился Ньютон, Пастер или Королев. И все-таки, если аккуратно, не задевая соседние судьбы, попытаться вычленить Королева из его века, исключить из чреды событий, то образовавшаяся пустота неизбежно должна повлиять на исторические процессы. Да, и в этом случае космонавтика практически родилась бы в XX веке. Однако вряд ли первый искусственный спутник Земли и старт в космос первого человека произошел бы в нашей стране. Готов согласиться с теми, кто считает, что в масштабах истории человечества не суть важно, чьим был первый спутник - советским или американским. Но в масштабах нации, страны - важно. Я вообще не вижу в нашей послереволюционной истории другого человека, который сделал бы для славы России, для поднятия ее всемирного авторитета, для демонстрации ее упорства, воли и многогранных талантов столько, сколько сделал Королев. Почему Королев интересует нас сегодня? Дело не в ракетах и орбитальных станциях, не только в том, что и сегодня космонавтика во многом идет по путям, им намеченным. Дело в личности человека, сумевшего еще до разработки всех теорий Больших Систем создать внутри государства свою "космическую империю", дело в методах и стиле его работы, в изобретенных им законах трудовых взаимоотношений, в сконструированных им механизмах деловых связей, в том человеческом наполнении всей его работы, которое ценно и важно для нас сегодня, вне зависимости от рода нашей деятельности. Мы принизим значение творческого наследия великого конструктора, если ограничим себя лишь анализом его научно-технических откровений.
Почему Королев будет интересовать наших потомков? Хотя бы потому, что он был ярчайшим представителем того страшного и славного, проклятого и благословенного времени, которое так обострило противоречия между умом и сердцем, между схемой и жизнью, между злом и добром, как никогда не было за всю историю нашей земли. Любой человек, живший в эту чудовищно непонятную для грядущих поколений эпоху, будет интересен людям будущего. Тем более человек, находящийся на ее гребне. Его жизнь вместила две революции, две мировые войны, каторгу, тюрьму и великую безликую славу. Пройти все это, сохранив свое "я", не отступаясь от мечты, которая настигла тебя в юные годы, способен только уникальный характер, достойный самого пристального изучения. Со временем, по мере все более интенсивного нарастания прогресса ракетно-космической техники, по мере все более частых, ослепляющих нас вспышек человеческого разума, спутники и ракеты Королева начнут, как это всегда бывало в мире техники и науки, становиться достоянием истории, и восхищение ими наших внуков будет уже совсем иным, нежели у нас. Но интерес к личности Сергея Павловича Королева останется на очень долгие годы. На более долгие, чем мы можем сегодня себе представить.
Ноябрь.1968 г. - июнь 1994 г.
| 781 |