1. 15 июня 1941 года десятилетнего Гречко родители отправили на каникулы к бабушке на Украину. Гостить пришлось целых два года - через неделю началась война с Германией. Отец у Гречко украинец, мать - белоруска, а в паспорте Георгия Михайловича в графе "национальность" записано "русский".

2. В старших классах Гречко увлекся чтением книг о межпланетных путешествиях. А к звездам Георгия Михайловича потянуло, по его словам, из спортивного интереса. "Хотелось узреть то, что никто не видел, испытать то, что чувствовали единицы во всем мире, хотелось быть на пике".

3. 15 лет назад Гречко втайне от высокого начальства брал с собой в космос кассету с записями Владимира Высоцкого. "Когда было грустно, мы с ребятами слушали лирические песни, а поднимали настроение шуточными, - вспоминал позже космонавт. - А потом я оставил кассету на корабле для своих коллег".

4. Георгий Михайлович раз 10 готовился к полетам в основном и дублирующем экипажах. Кстати, он единственный получивший удостоверение "инструктор-космонавт-испытатель". Это означает, что Гречко может не только летать, но и обучать других.

Когда я попросил Георгия Гречко рассказать, как он ведет на ОРТ прогноз погоды, получил ответ: "Это совсем не то. Погоду объявляют девочки. А у меня - аналитическая передача". Четырехминутная программа с участием Гречко выходит по воскресеньям сразу после познеровских "Времен", где-то между 23 часами и полуночью. Знаменитый космонавт мечтает о том, чтобы его эфирное время увеличилось до 8 минут, а передача выходила ближе к прайм-тайму.

- Георгий Михайлович, почему ваша передача - о погоде?

- Я доктор физико-математических наук и неплохо разбираюсь в атмосферных процессах. Поэтому, когда предложили объявлять по телевизору погоду, подумал, что смогу сделать что-то большее. Вижу, людей подчас дезинформируют о причинах тех или иных явлений природы. И естественно, возникает желание поправить, рассказать правду. Чувствую, телезрителям это интересно. Полгода назад во время шквала моей "десятке" как будто оспинами побило всю крышу. Стекла, к счастью, уцелели... Людей это интересует: придет ураган, не придет, а если придет, то какой.

- А астрологические прогнозы? Неблагоприятные дни и все такое...

- Это все чушь. Если речь идет о влиянии Солнца, то предсказывать что-то в этой области можно не больше чем на три дня. Но есть люди внушаемые. Они верят и на самом деле начинают чувствовать себя плохо. Я хотел бы их разубедить.

- В нынешней телевизионной жизни помогает прежний опыт? Вы ведь и программу в свое время вели, и даже в двух фильмах снялись.

- Помогает, конечно. Первый фильм "Под созвездием Близнецов" (совпадение - я действительно родился под этим созвездием). Играл самого себя. Сюжет такой: возвращается из галактики корабль с мертвыми космонавтами. На Земле его открывают и обнаруживают погибших. Во время этой сцены я стою рядом с телом командира корабля и ужасаюсь увиденному. Говорят, это самая удачная маленькая роль в фильме. Я ужасался лучше других. А дело было в том, что на съемках в скафандрах лежали живые актеры, и я испугался, что они задохнутся из-за отсутствия вентиляции.

- Неужели могли?

- Нас, космонавтов, часто спрашивают: "Что у вас, ребята, в чемоданчиках, когда вы идете к кораблю по космодрому?" А там лежат батареи и вентилятор, который гоняет воздух между телом и скафандром. Так вот, у тех скафандров, в которых находились актеры, таких вентиляторов не было. Киношники забыли их заказать...

- Помнится, в одном из своих интервью вы сказали: кажется, меня по жизни будто ведет чья-то рука. Это правда, что вы могли погибнуть не раз?

- Сначала анекдот. Можно?.. Жил великий праведник. Поплыл он на пароходе по морю, пароход начал тонуть. Из лодки кричат: "Иди к нам!" А он: "Господь меня и так спасет!" Проплывает плот, бревно - то же самое. И неожиданно для себя он утонул. На том свете обратился к Богу с претензией: "Почему ты меня не спасал?" Бог ответил: "Как это не спасал? Я послал тебе лодку, плот, бревно. Ты же сам не воспользовался".

- А при чем тут вы?

- Я трижды в жизни тонул. Например, когда был совсем маленький, годика три-четыре. Дело было под Ленинградом. Родители взяли меня с собой позагорать на Финский залив и упустили момент, когда я пропал. А я решил поиграть в воде у берега. Очнулся, когда меня уже нес незнакомый мужчина - он увидел, как я тонул, вытащил и отнес к родителям.

Еще случай: однажды мы, студенты, решили пересечь вплавь озеро в Карелии. Мне показалось, что оно небольшое, но плавал я плохо, постепенно отставал от остальных и начал хлебать воду. Почувствовал: сам уже не выберусь, потому что и до того берега далеко, и до этого. Понял: пора звать друга, который плыл впереди. Но надо было сделать это достойно, чтобы не вышел какой-нибудь жуткий крик. Вдохнул поглубже и, как казалось, спокойно позвал. Вместе мы выплыли. На берегу я его поблагодарил и сказал: "Смотри, хотя я и тонул, но спокойно тебя позвал. Я ведь не орал как резаный". Он ответил: "Ты как раз так и орал - во всю глотку!"

- Этим дело не закончилось?

- Конечно. Потом - война, оккупация. Пошли мы с братом за водой. Толкали вместе тачку с бочкой. В это время начался артиллерийский обстрел. Недалеко разорвался снаряд, нас швырнуло на землю, меня прижало к бочке спиной. Гляжу: из-за моего плеча из бочки хлещет вода. И я, нервно смеясь, говорю брату: "Федь, смотри, взрывной волной из бочки затычку выбило". А это осколок от снаряда вонзился рядом со мной. На два сантиметра ближе - и меня бы, как иголками пришпиливают бабочек, пригвоздило бы.

В то время наши игрушки были - ружья, пистолеты, снаряды, взрыватели, бикфордов шнур. Все это мы добывали на взорванном складе. Каждую неделю там кому-то руки отрывало, глаза выбивало, кого-то убивало насмерть. Однажды в руках у моего товарища взорвался снаряд. До него было метров шесть-семь. Я дернулся на взрыв, рыжий клубок огня у него в руках, и он, такой изломанный, падает. Ну и, естественно, брызнули осколки. Я стоял ближе всех, но меня не коснулся ни один. Чуть подальше стоял товарищ, ему осколок попал в ягодицу. Другому разрезало рубашку и грудь. Мой брат стоял за бетонной стеной, торчала одна его пятка. Ему поцарапало пятку. А я - невредим.

Как-то мы с братом шли по низкому ровному берегу Десны, а с противоположного берега, где есть круча, кто-то стал из баловства в нас стрелять. Спрятаться было негде, нам пришлось бежать под обстрелом.

Мы неслись что есть сил, пули свистели рядом, рикошетили, ударившись о дорожку, по которой мы бежали... Мне тогда даже пальто пробило - оно развевалось на мне. Добежали до первой канавы, залегли там, поползли. И спаслись.

А однажды у меня в руке взорвался охотничий патрон. По дурости - неаккуратно его ковырял. С руки сорвало кожу, до сих пор остался шрам. А разорвавшаяся гильза прошла под горлом и разрезала пальто.

- Это и был самый страшный момент в вашей жизни?

- Нет, их было два. Дело было опять же в оккупации. Мы с братом сидели дома, с нами старенькая бабушка, она к тому времени на один глаз ослепла. Накануне мимо везли на расстрел людей, и из одной машины люди выпрыгнули. Говорят, все-таки один человек убежал, и очень хочется в это верить. Остальных немцы перестреляли... За это дело стали убивать селян, которые жили у дороги: окружали несколько домов, сгоняли всех в один дом и поджигали. А перед этим грабили, и как раз мимо нашего дома шли громадные немецкие грузовики, нагруженные домашним скарбом - тюки, подушки. У меня до сих пор перед глазами, как сверху прялка ручная стояла...

И вот эта кровавая вакханалия приближается к нам. Соседи говорят: "Вас скоро сожгут". Испугались, схватили бабушку за руки, тащим, кричим: "Бежим!", а она упирается: "Здесь наша хата, огород, корова. Куда мы побежим? Кто нас будет кормить? Нам некуда бежать". И вот мы сидели и ждали, когда к нам придут и сожгут заживо... Но немцы уехали - до нас не дошли.

В другой раз мы с двоюродной сестрой возились в огороде, было скучно копать в ряд, и мы шли навстречу друг другу. Я тяжелой острой лопатой нечаянно задел сестру. Она была любимым ребенком у своей матери. Все лицо ее залилось кровью... Впоследствии оказалось, что там легкая царапина, но, видимо, там, где бровь, много сосудов. Сестра испугалась, бросилась к матери: "Мама! Жора меня убил!" Мать пришла в безумство. Схватила топор и бросилась на меня. Я выбежал из дома, заскочил в сенцы, потом полез по лестнице на чердак. Дальше бежать было некуда.Осмотрелся и увидел старое ружье - без патронов, без затвора, самоделка такая. Схватил его и вижу: мама взбирается с топором ко мне по лестнице. Мы оказались лицом к лицу, полметра было между нашими головами. Глаза у нее - абсолютно безумные. Никогда таких глаз не видел, ни до, ни после. Она действительно жаждала меня убить... Я направил на нее ружье и говорю: "Не лезь, убью!" Она замерла - и вдруг выронила топор, зарыдала...

- А как вам удалось, находясь на оккупированной территории, попасть в институт на ракетный факультет?

- После оккупации я поехал в Ленинград. Мне нужно получить в райкоме партии справку - что я, 10-летний мальчик, не сотрудничал с оккупантами. Получил ее и закончил школу. На пятерки сдал экзамены в институт, но на ракетный меня принимать не хотели. Вызвали к декану, там сидела целая комиссия. Говорят: иди лучше на приборный. Потом у декана увидел свою анкету. В ней графа об оккупации была красным карандашом обведена. Экзаменаторы стали голосовать - одни "за", другие "против". Вышло поровну. Все решил сам декан: "Я вижу, что парень не случайно сюда хочет. Голосую, чтоб принять".

На третьем курсе нам стали давать справки о секретности. Все получили - я нет. Меня уже не пускали на некоторые лекции... Я с детства интересовался ракетами, и вот моя мечта могла не сбыться! В конце концов через полгода после всех мне эту бумажку все-таки дали.

- В КБ Королева, куда вы после института пошли, с этим тоже какие-то проблемы были?

- Проблемы были, но другого рода. Когда стали делать трехместные космические корабли, Королев сказал, что в экипаже должны быть командир, ученый и бортинженер: "Кто хорошо себя показал в работе, пройдите медкомиссию на космонавта и станете бортинженерами". Всего заявлений двести было. Осталось человек тринадцать. С удивлением я обнаружил себя в числе прошедших комиссию. Хотя у меня то голова болела, то живот, то зубы. Зубы - вообще... В школе как-то 11 пломб вставили за один раз, 9 из них через несколько дней выпало. Поэтому я, конечно, не рассчитывал пройти комиссию. Но, во-первых, попытка не пытка, а во-вторых, было интересно. Меня с детства тянуло в небо.

- С Жюля Верна, наверное?

- Не только. Были и Казакевич, наш довоенный писатель-фантаст, и Уэллс, конечно. А любовь к науке меня чуть не погубила... Один врач-мерзавец, который нас обследовал по поводу вестибулярного аппарата, все говорил: "Рассказывайте все, что чувствуете. Здесь супермены не нужны. Это мне надо для диссертации". Конечно, никто ничего не рассказывал, кроме меня, дурака. А вестибулярная устойчивость у меня была тренируемая, но средняя. Так я до того дорассказывался, что он написал на меня отрицательный отзыв.

- Меньше надо было болтать?

- Он же говорил, что это надо для науки, я и старался. А другие понимали, поумнее меня были... Он написал, что я не высидел 15 минут на вращающемся стуле. Узнал об этом, пошел, когда его не было, в лабораторию и попросил меня покрутить. Высидел вдвое больше нормы, а пульс как был семьдесят два, так и остался. И когда он на комиссии сказал, что меня надо выгнать, я попросил медсестру показать последний протокол. Она-то меня и спасла.

- Был, кажется, еще один момент - когда вы на тренировке сломали ногу...

- Я не просто мечтал стать космонавтом - я катался на мотоцикле, горных лыжах, нырял с аквалангом, летал на планерах, самолетах. Поэтому, неожиданно для себя попав в отряд космонавтов, уже считал себя опытным парашютистом. В Звездном городке на тренировке не успел подготовиться к приземлению, ударился боком о землю и сломал ногу. 22 дня пролежал в госпитале Бурденко. Жизнь ломалась по-настоящему.

Помощь пришла в лице космонавта Комарова, который однажды принес мне в госпиталь конфеты, бутылку коньяка. Он для меня тогда был небожителем: "слетавший" космонавт, в орденах... А я - на костылях. Уходя, Комаров спросил: "Может, чем-то помочь?" И я от безнадеги сказал: "Я бы хотел, чтобы меня отсюда повезли не домой, а в Звездный городок". Не надеясь, что это сработает. Но за мной пришла машина, в ней хирург. До Городка - час езды. И сколько мы ехали, он все твердил: "И кому это в голову пришла такая глупость - тебя, безногого, везти в Центр подготовки космонавтов, где бывают руководители государства, а ты там на костылях будешь с гипсом ходить, вид портить".

- Как складывалась ваша личная жизнь?

- Я был идейный, честный, с книжными представлениями о жизни. Подошел мой час лететь в космос. И тут я едва сам себя не выгнал из космонавтов. Решил так: все равно у нас с женой не ладится, и если я слетаю в космос, а потом подам на развод, скажут: "А, мерзавец, когда он был инженером, ему жена подходила, а стал космонавтом - подавай ему артистку!"

- Это вы про Людмилу Кирилловну говорите?

- Нет, это Нина Викторовна была, первая жена... Где-то год назад я увидел сон, что она мертвая. В ужасе проснулся: после развода мы сохранили нормальные отношения, общались, я ей в чем-то помогал. Подумал: "Господи, какой кошмар! Надо же, такая дурь приснится!" И уснул. А через несколько часов ее сбила электричка.

...Перед полетом я подал на развод, мы развелись. Я это, естественно, вписал в анкету... И началось. Страшнее было, только когда мы с братом в оккупированной деревне ждали смерти. Собралась партгруппа - все коллеги, все должны лететь в космос. Думал, они собрались, чтобы помочь мне, чтобы меня из-за развода из космонавтов не выгнали. И какое же было изумление, когда никто ничего хорошего обо мне не сказал! Один, он уже погиб, царствие ему небесное: "Ты разводишься с женой, значит, ты предаешь жену, а значит, можешь предать и родину!"

Я обратился к другому: "Ты ведь тоже разводился! Ты меня поддержишь?" Он: "Нет!" Я от всего этого похолодел - мы клялись в дружбе, обещали, что умирать будем друг за друга, а тут вдруг все наоборот.

А третий сказал: "Мы даем тебе выбор". Ну, тут я немного ожил: слава Богу, думаю, хоть один порядочный нашелся. А он продолжает: "Ты же, Жора, не идиот. Просто так разводиться перед полетом, конечно, не стал бы. Поэтому ты признаешься, что у тебя есть любовница, которая от тебя ждет ребенка, и тогда мы тебя выгоним за аморалку. А если не признаешься, мы тебя выгоним за неискренность перед партией". У меня не было любовницы с ребенком, не мог я в этом признаться. И пошла страшная цепь событий. Цитировал на партсобраниях Ленина: "Аморален не развод, а жизнь без любви в семье". Ссылка не сработала... Я был в отчаянии. 20 лет шел к цели и сам себе ее перечеркнул.

Помощь пришла в лице курировавшего нас Якова Трегуба, заместителя Королева по испытаниям. Вызывает он меня в кабинет, материт и говорит: "Да ты и вправду полный идиот! Из-за того, что ты сделал, и из-за того, что блеешь на собраниях про Ленина и честь члена партии. Завтра на парткоме если хоть слово вякнешь - первый тебя выгоню". И так доложил мое дело, что не только не выгнали, а даже дали неделю на отдых - поскольку у меня было тяжелое моральное состояние.

- Вы говорите, было страшно. Вас вообще можно испугать?

- Можно, если встает проблема, решение которой от меня вообще не зависит. Когда ты ничего не можешь сделать - вот что страшно. Есть две неприятные ситуации: ждать и догонять. Ждать хуже. Перелом ноги поставил меня последним в очередь нашей группы. Девять лет дублером, комиссии, шанс оказаться за бортом...

Хочу вернуться к анекдоту. Каждый раз, когда моя судьба была на грани, кто-то будто бы посылал мне - лодку, плот, бревно... Когда я уже доходил до отчаяния и понимал: все, спасения нет. Сейчас я вижу в этом глубокий смысл.

- Какой?

- Если б я не испытал отчаяния, а его было достаточно, не ценил жизни, всего, что в ней есть хорошего.

- И плохого...

- Плохого у меня было меньше.

Семья у Георгия Михайловича большая - четверо детей и пятеро внуков. А со своей женой Людмилой знаменитый космонавт живет больше 10 лет.

- Я работала специалистом по космической медицине. Так и познакомились с Жорой, - рассказала Людмила Кирилловна "Собеседнику". - А сейчас я лечу обычных людей и держу под контролем и здоровье мужа. Он у меня такой трудоголик. Каждый день встает в 7.30 утра, а ложится в 2-3 ночи. Помню, как-то я подарила Георгию на день рождения двугорбого верблюда. "Почему не скакуна?" - спросил муж. А я ему объяснила: "Потому что, несмотря на то, что ты стремителен, как арабский скакун, вкалываешь, как верблюд". А еще он обожает нашего младшего внука Диму. Ему всего два годика. Дедушка внуку рассказывает о космосе. Недавно вспоминал, как практически перед самым вылетом сломал ногу. Тогда к мужу пришел его близкий друг Комаров и сказал: "Жора, давай восстанавливайся, нельзя сдаваться". Он принес прекрасное средство для заживления перелома, состоящее из 30 яиц, разбавленных соком 30 лимонов и бутылкой коньяка. Все это Жора принимал вовнутрь. А потом даже врачи не могли на рентгеновском снимке определить место перелома. Тогда Георгий все-таки полетел в космос.