В период, последовавший после запуска советского спутника, и вплоть до президентских выборов 1960 года американская печать не уставала предсказывать, что вопрос о ракетном отставании будет составлять существо главных политических сражений между республиканской и демократической партиями.

Действительно, несмотря на явно благосклонное отношение многих демократов к призывам республиканцев проявить «непартийный» подход к проблеме и установившееся в этой области фактическое единение между обеими партиями, демократы, конечно, не хотели упускать свой «главный политический козырь», с помощью которого они рассчитывали добиться решающей победы. Так было перед ноябрьскими выборами 1958 года в конгресс, когда демократы старались «выжать все, что можно, из русских успехов», а республиканцы, торопя запуск лунной ракеты, надеялись в свою очередь «отлить для них пули, которые попадут в цель без промаха». Так было и в ходе предвыборной кампании 1960 года, когда обе партии «забивали дыры своих политических платформ космическими досками» в предвидении схватки, которая впервые должна была произойти «скорее в космосе, чем в более привычной для нас атмосфере».

Не удивительно, что тема о космическом отставании Соединенных Штатов неоднократно затрагивалась и кандидатом в президенты от демократической партии Джоном Ф. Кеннеди. Критикуя республиканское правительство за неспособность добиться первенства в космических исследованиях, он с особой настойчивостью подчеркивал международные последствия, к которым неизбежно должно было привести падение престижа США с точки зрения их «лидерства» в мировом техническом прогрессе. Другие нации, говорил Кеннеди, «были свидетелями того, что Советский Союз первым проник в космос. Его спутники первыми облетели вокруг Луны и вокруг Солнца. Они сделали вывод, что Советский Союз идет в гору, а мы топчемся на месте. Я считаю, что нам пора изменить это мнение».

Всего за пять дней до выборов, выступая в Оклахома-сити, будущий президент даже «самоотверженно» поклялся перед своими слушателями, что согласен и дальше довольствоваться черно-белым телевидением, если это хоть в какой-то степени поможет стране сконцентрировать свои усилия на создании более мощных ракет-носителей. Однако, оказавшись в президентском кресле, он достаточно скоро смог убедиться в наивности своих ранних представлений о путях решения космической задачи.

В своем послании конгрессу о положении страны он практически обошел молчанием вопрос о пересмотре космической программы, ограничившись кратким сообщением о том, что он уже отдал соответствующие распоряжения министру обороны по ускорению графика выполнения всех проектов, связанных со строительством боевых ракет.

При первом пересмотре расходов на космические исследования Кеннеди отказал в 182,5 млн. долл. из дополнительных ассигнований для НАСА, часть которых должна была пойти и на разработку проекта полета человека на Луну, утвердив за последним только те 30 млн. долл., которые были испрошены у конгресса еще президентом Эйзенхауэром. Наконец, Кеннеди достаточно откровенно продемонстрировал свое неверие в возможности Соединенных Штатов выиграть космическую гонку, предложив назначить вице-президента Л. Джонсона на занимаемый им самим, как президентом, пост председателя Национального совета по аэронавтике и космическим исследованиям.

По странной иронии судьбы прошедший через машину голосования конгресса закон об этом назначении был положен на стол президента для подписи, когда полет первого советского космонавта уже невольно предрешил вопрос о том, какую роль придется сыграть Кеннеди в определении будущей космической политики Соединенных Штатов. Полет Гагарина, который потряс Соединенные Штаты в еще большей степени, чем запуск «Спутника-1», и последовавшая за ним новая волна военной истерии резко изменили обстановку. Было очевидно, что дальнейшие попытки Кеннеди отстоять свою точку зрения и помешать стране увязнуть еще глубже в ненужной для нее космической гонке обречены на неудачу. «Давление быстро нарастает, — писала в эти дни «Уолл-стрит джорнэл», — представители государственного департамента опасаются международных последствий полета Гагарина... Гневные голоса раздаются в конгрессе... Позиция президента может подвергнуться изменению в ближайшее же время».

Предсказания «Уолл-стрит джорнэл» и других американских газет не замедлили сбыться. На очередной пресс-конференции, 22 апреля 1961 г., Кеннеди подтвердил репортерам, что уже поручено Национальному совету по аэронавтике и его новому председателю Джонсону изучить, в какой области космических исследований, «если таковая вообще существует», Соединенные Штаты могли бы надеяться обогнать Советский Союз. Еще через три дня, 25 апреля, он официально взял на себя обязательство «форсировать наши усилия», с тем чтобы Соединенные Штаты заняли преобладающее место в космосе.

Ровно через месяц после своего знаменательного заявления Кеннеди выступил перед совместным заседанием сената и палаты представителей с драматическим «вторым посланием о положении страны». Сложившаяся в Америке традиция, отметил он в начале выступления, согласно которой президент один раз в год, обычно в январе, представляет конгрессу свое послание о положении страны, нарушалась и раньше при возникновении чрезвычайных обстоятельств. Сейчас, продолжал Кеннеди, «настало время, когда мы должны занять бесспорно лидирующую роль в космосе и космических достижениях, которые во многом являются ключевыми факторами для определения нашей будущей судьбы на земле».

Какими мотивами руководствовался покойный президент, предлагая конгрессу и стране взять на себя обязательство «еще до окончания этого десятилетия послать человека на Луну и благополучно вернуть его на Землю»?

В Соединенных Штатах и на Западе вообще чаще всего указывают, что, по его собственным словам, Кеннеди остановился на этом проекте потому, что, перефразируя слова одного из покорителей Эвереста, «космос тоже существует». Однако, как не преминула отметить английская газета «Манчестер гардиан», идея потратить 40 или даже 80 млрд. долл. ради одного спортивного интереса побывать на Луне не могла выглядеть слишком привлекательной для американских налогоплательщиков, обремененных достаточным количеством забот. Это подтвердили и результаты опроса, проведенного сразу после выступления Кеннеди институтом общественного мнения Гэллапа: только 33% американцев высказались за принятие программы полета человека на Луну.

Конечно, призывая американцев повести «борьбу за умы людей повсюду в мире» с помощью «впечатляющих космических достижений», Кеннеди ясно показывал, что он не сбрасывает со счетов и «престижные» аспекты предложенного им проекта. Но если «престижные» соображения и сыграли известную, даже значительную, роль в выборе Кеннеди проекта «Аполлон», как была названа программа организации полета на Луну, то это все же не объясняет, почему она в первое время была почти единодушно поддержана как Пентагоном, так и конгрессом, тем более что, по справедливому замечанию английской газеты «Обсервер», ни один здравомыслящий человек не мог бы поверить, будто неприсоединившиеся страны «всем скопом бросятся под сень флага Соединенных Штатов, как только на Луне высадится первый американец». Можно было только посочувствовать «Нью-Йорк тайме», которая, отвергая естественно присущую человеку научную любознательность в качестве основного мотива, определившего принятие программы «Аполлон», и приходя к выводу, что вопрос о том, представителем какой страны будет первый высадившийся на Луне человек, дает как-никак «более разумное объяснение нашему общенациональному усилию», все же выражала недоумение по поводу действительных причин, обусловивших апробацию проекта конгрессом.

Признание президентом Кеннеди гибельности военного столкновения с Советским Союзом, его попытки следовать политике мирного сосуществования не означали, конечно, что он вообще собирался отказаться от борьбы с социалистической системой. При проводимом им курсе естественной ареной борьбы становилась экономика. Однако надо иметь в виду, что Кеннеди и его окружение понимали экономическую борьбу не столько как конструктивное экономическое соревнование двух систем, сколько как втягивание Советского Союза в гибельную для него, как они считали, гонку в области вооружений и космических исследований. Они предполагали, что ракетные тяготы лягут тяжелым бременем на экономику Советского Союза и социалистического лагеря вообще, что они помешают его хозяйственному развитию, достижению поставленных им перед собой целей и в конечном итоге приведут к поражению. Эти устремления Соединенных Штатов Кеннеди сформулировал в одной, прозвучавшей несколько наивно для непосвященных, фразе, почти затерявшейся среди текста «второго послания». Америка должна во что бы то ни стало сконцентрировать все свои усилия на выполнении проекта «Аполлон», сказал он тогда, потому что «ни один другой не будет так дорого и трудно осуществить». «Дорого и трудно» — в этом, по мысли президента, и заключалась основная целенаправленность программы.

Весьма своеобразными оказались и основные мотивы, которыми руководствовался конгресс, утверждая программу Кеннеди. По свидетельству журнала «Атлантик», «не менее 90% конгрессменов», голосуя за проект «Аполлон», были твердо уверены, что они голосуют тем -самым за военный прорыв Соединенных Штатов в космическое пространство. «Есть какая-то ирония, — писала «Нью-Йорк тайме», — в ведении споров о военном значении полета человека на Луну. В то время как правительство стремится публично преуменьшить это значение, влиятельные члены конгресса частным образом заявляют, что если бы не военный потенциал программы, то правительство имело бы очень незначительные шансы добиться одобрения огромного бюджета НАСА».

Оценка программы «Аполлон» Пентагоном принципиально не отличалась от занятой конгрессом позиции. Тем не менее среди его представителей наблюдалось и известное различие в понимании военного значения посылки человека на Луну. Сторонники непосредственной военной оккупации Луны, создания там баз, оснащенных ядерным оружием, приветствовали проект «Аполлон» как значительный практический шаг на пути к достижению цели. Высадка человека на Луне, указывал журнал «Бизнес уик», уже сейчас имеет большее значение, чем покупка Луизианы или Аляски в свое время, и не будут слишком фантастичными утверждения, что к 1981 году Луна превзойдет по своей ценности такие потенциальные плацдармы, как Рур и Корея, Лаос и Берлин. «Вполне возможно, — цитировал журнал высказывание бывшего министра военно-воздушных сил Гарднера, — что через два или три десятилетия Луна по своему экономическому, техническому и военному значению будет иметь в наших глазах не меньшую ценность, чем те или иные ключевые районы на Земле, ради обладания которыми происходили основные военные столкновения». Короче говоря, приверженцы такой точки зрения считали, что Луну, по выражению генерала Фергюссона, следовало рассматривать столь же ценной в военном отношении «высотой», как и любой ключевой военный плацдарм на Земле.

Утверждения, что военная база на Луне — это ключ к установлению своего контроля над Землей, подкреплялись «научными» соображениями. Указывалось, например, что Луна является почти идеальной стартовой площадкой для запуска боевых ракет. Значительно меньшая сила тяжести на Луне позволит производить их запуск с затратой всего одной пятой или даже одной шестой части энергии, обычно необходимой для вывода ракеты в космос. Отсутствие атмосферы даст возможность не считаться с капризами погоды, обеспечит исключительную точность полета ракеты, которую к тому же можно будет направлять вплоть до момента выхода боеголовки на цель. В то же время сама ракетная база, особенно если ее расположить на удаленной стороне Луны, окажется практически неуязвимой для ответного удара земных ракет. Наблюдатели на Луне смогут засечь их запуск по крайней мере за 48 часов до их приближения к базе и принять соответствующие меры. Если все же какой-нибудь ракете и удастся прорваться в район расположения базы, то опасность может представлять только прямое попадание, так как при отсутствии передающей среды взрыв, пусть даже ядерный, не сможет вызвать формирование мощной взрывной волны.

В свою очередь приверженцы более «просвещенного» понимания военного значения космических исследований видели в программе «Аполлон» средство к получению в будущем высоких военных «дивидендов». Как бы правительство ни подчеркивало, что посылка человека на Луну является самостоятельной целью проекта «Аполлон», писала газета «Уолл-стрит джорнэл», «это, конечно, ни в коей мере не соответствует его истинному назначению». «Естественно, — указывал, расшифровывая подобные высказывания прессы обозреватель Р. Дрюмонд, — что мы стремимся выиграть гонку в посылке человека на Луну. Но это — не самоцель. Главное здесь — добиться позиции превосходства для Соединенных Штатов в космосе. В свое время именно превосходство на морях дало Англии возможность руководить миром в течение столетия. Превосходство в воздухе гарантировало союзникам достижение победы во время второй мировой войны. "Таким образом, если мы добьемся превосходства над Советским Союзом на пути к достижению других планет, мы утвердим наше превосходство по отношению к нему и на этой планете».

Апологеты проникновения в космос с открыто выраженными агрессивными военными целями вслед за Дж. Ф. Даллесом, который не видел практической ценности в организации экспедиции на Луну, и Эйзенхауэром, утверждавшим теперь, что «сумасшедшая попытка добыть горсточку лунной пыли» является напрасной тратой денежных средств, ресурсов и человеческой энергии, объявляли «Аполлона» «ублюдком, столь же не способным к превращению в военный космический корабль, как грузовик — в танк». Отвергая программу «Аполлон», они, со своей стороны, делали основной упор на военное освоение околоземного космического пространства, или, по изобретенной ими терминологии, «аэрокосмического» пространства, подразумевая под этим понятием единый комплекс воздушного и космического пространства на сравнительно незначительном удалении от Земли.

Наиболее последовательный и откровенный противник проекта «Аполлон», как рекомендовала сенатора Барри Голдуотера своим читателям американская пресса, в освоении именно этого пространства видел краеугольный камень, который должен быть положен в основу космической программы Соединенных Штатов. «Ближайшие к нам области космического пространства, там, где проходят трассы орбитальных полетов, — утверждал он, — это и есть ключ к военному использованию космоса. Нация, имеющая возможность по своему усмотрению распоряжаться в этом пространстве, сможет, создав соответствующие типы вооружений и маневренные космические корабли, распоряжаться и всей нашей планетой». Руководители ВВС, сообщал журнал «Эйр форс мэгэзин», предвидят день, когда в космосе будут существовать их станции по ведению фото-, радарной и телевизионной разведки, космические истребители для инспектирования и уничтожения вражеских спутников, космические линкоры, вооруженные сверхсовременным оружием, нацеленным на вражеские объекты на Земле. «Результаты высадки человека на Луну, — подчеркивал журнал, ратуя за „естественное расширение нашей привычной оперативной зоны", — мы будем ощущать главным образом с точки зрения нашего престижа, в то время как, достигнув превосходства в аэрокосмической зоне, мы тем самым приобретем способность выведения на орбиту... космических кораблей с ядерным оружием на борту, а также другие важные военные возможности».

В числе таких «возможностей» фигурировали проекты об оснащении космических летательных устройств вооружением, «соответствующим космическому веку даже больше, чем ядерное оружие», например лазерами и другими установками «лучей смерти». Выдвигались и более внушительные проекты. Указывалось, например, что экипаж военного космического корабля с помощью направленного ядерного взрыва общей мощностью в 300 мегатонн мог бы «столкнуть» с орбиты на вражескую территорию один из многих тысяч астероидов солнечной системы диаметром до 3 миль и весом до 500 млрд. т. Сила «взрыва» такого астероида при его столкновении с Землей была бы эквивалентна силе взрыва 8 триллионов т тринитротолуола, или 1 миллиону обычных ядерных бомб.

В качестве примера правильно взятого направления в космических исследованиях проекту «Аполлон» противопоставлялся «аэрокосмический» проект «Дайна-Сор» — любимое, но неудачное детище Пентагона. В немногочисленных официальных высказываниях по поводу этого проекта, носившего также кодовое наименование «Х-15», сообщалось, что его целью является создание такого пилотируемого космического корабля, который сочетал бы в себе скорость баллистической ракеты с маневренностью обычного самолета. На деле теоретическая сторона вопроса представляла для Пентагона значительно меньший интерес, чем выявление возможностей практического использования ракетоплана в качестве бомбардировщика, разведчика или перехватчика вражеских спутников. «ВВС, — откровенно указывала «Уолл-стрит джорнэл», — добивается ускоренной разработки «Х-15», видя в нем прототип космического корабля, который.., двигаясь по орбите вокруг Земли, мог бы сбрасывать бомбы или посылать ракеты в противника на Земле».

Судьба ракетоплана, который в июне 1962 года был переименован в «Х-20», показала истинную цену саморекламы. К концу 1963 года, когда на проект было уже истрачено почти 400 млн. долл., работа над ним была прекращена по приказу министра обороны Макнамары. В печати указывалось, что для полного завершения проекта, первоначальный срок которого истек в 1962 году, потребовалось бы еще от трех до пяти лет и что его общая стоимость к тому времени составила бы 1 млрд. долл. Сейчас разработка проекта возобновлена.

Голдуотер и его окружение, для которых, по словам журнала «Нейшн», «представлялась отвратительной сама мысль о сателлите, кружащемся вокруг земного шара и не имеющем на борту атомной бомбы», требовали от правительства, чтобы оно выработало новую космическую программу, которая как минимум предусматривала бы приобретение способности «действовать в космосе с применением силы» и соответственно подчиняла бы этой цели все остальные усилия или эксперименты по освоению техники вывода в космическое пространство тяжелых грузов, маневрирования, встреч и стыковки космических кораблей, поддержания жизнедеятельности человека как в условиях пилотируемого полета, так и в условиях его самостоятельного передвижения и работы непосредственно в космическом пространстве. Они требовали также, чтобы все занимающиеся космической деятельностью организации стремились получить максимальную военную отдачу от каждой космической программы, включая сюда и проекты по созданию орбитальных обсерваторий, которые должны быть достаточно «гибкими», чтобы их можно было, когда потребуется, «включить в состав будущих военных миссий».

В программе Кеннеди, представлявшейся их воображению «более опасным врагом, чем Советский Союз», они усматривали акт предательства со стороны нового президента, якобы не выполнившего своих предвыборных обещаний.

Значительному усилению позиций откровенных милитаристов способствовали также известная нерешительность и инертность, проявлявшиеся Кеннеди и его правительством в защите своей программы, которая практически сводилась к уверениям противников в военной значимости проекта «Аполлон». Мощь ракет, их грузоподъемность и точность управления, утверждал Кеннеди, — вот те критерии, которые одинаково важны как для гражданской, так и для военной космической программы. Ракеты, способные доставить человека на Луну, могут стать неоценимым приобретением не только для НАСА, но и для Пентагона.

Приблизительно с такими же заявлениями, видимо по указанию президента, выступали и другие официальные лица. «Я не собираюсь утверждать, что нам не следует заниматься разработкой и осуществлением лучших и более многочисленных военных космических проектов, — сказал на пресс-конференции заместитель министра обороны Гилпатрик, — но значительные усилия в этой области уже предпринимаются, и критикам следовало бы проявить хоть немного больше доверия к тем, кто несет действительную ответственность за оборону страны»,

Нет ничего плохого в том, что «часть работы делает за нас НАСА», говорил в свою очередь и министр военно-воздушных сил Цуккерт, имея в виду разработку по проекту «Аполлон» мощных ракет типа «Сатурн» и «Нова», которые, как считал Пентагон, можно было бы использовать в дальнейшем для военного освоения околоземного космического пространства. Прецеденты такого рода уже имели место в прошлом и полностью себя оправдали. Примером могут служить, в частности, результаты деятельности комиссии по атомной энергии. А поэтому «нам остается только... полностью использовать НАСА для своих нужд.., и уверяю вас, что оно готово пойти в этом нам навстречу»¹.

¹Цуккерт нисколько не ошибался в определении сущности НАСА. По свидетельству самой американской прессы, даже в конгрессе, «всегда проявлявшем особую заботу об использовании космических ассигнований в военных целях», ни у кого не вызывало сомнений, что деятельность НАСА, этого «странного создания», которое неизменно работало «в самом тесном сотрудничестве с военными и разведкой» и опознавательные знаки которого, кстати сказать, стояли на фотографиях, сделанных с самолетов «У-2», «во всех ее проявлениях имеет чрезвычайно важное значение для наших усилий в космосе».

Подобная «защита» напоминала скорее отступление. Так оно и было на самом деле. Как предсказывала американская печать, Кеннеди оказался не в состоянии отстоять свои первоначальные позиции. Не признаваясь еще публично, правительство Кеннеди постепенно соглашалось на все большую милитаризацию космической программы. Вскоре после группового полета советских космических кораблей «Восток-3» и «Восток-4», который, как утверждали милитаристы, продемонстрировал их способность к военному маневрированию, было объявлено, что НАСА и ВВС договорились о совместном комплектовании своими астронавтами экипажей космических кораблей и предоставлении «медным каскам» важной роли в подсобной программе «Джеминай», предусматривавшей отработку практики встреч в космосе будущими членами экипажа «Аполлона». Участие в этой программе должно было помочь военному ведомству в создании космических военных кораблей как оборонительного, так и наступательного характера, в разработке тактики военных операций в космическом пространстве и, наконец, в организации опытной пилотируемой орбитальной системы — первого шага на пути к «активному использованию военных космических кораблей в будущем».

«Цель программы «Джеминай», — писал журнал «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт», — заключается не только в том, чтобы послужить ступенькой для организации полета на Луну. Впервые Пентагон принимает участие в гражданской программе, чтобы определить, можно ли будет использовать районы космического пространства от 100 миль и выше над Землей, где будут работать астронавты, для проведения военных операций... Что же касается преодоления Соединенными Штатами разрыва, существующего между ними и Советским Союзом в области гражданских космических программ, то этот проект определенно не предусматривает решения подобной задачи».

Ежегодные ассигнования на чисто военные космические проекты одних лишь ВВС, которые уже в 1962 году составили 1,5 млрд. долл., должны были в соответствии с новыми планами Пентагона возрасти до 4 млрд. к 1968 году.

Между тем становилось все более очевидным, что выполнение программы Кеннеди все равно не укладывается в намеченные сроки. К сентябрю 1963 года проект «Джеминай» отставал от расписания на 18 месяцев, а его стоимость, по предварительным оценкам, возросла с 500 до 850 млн. долл. Систематически отставала от своего графика и программа «Аполлон». Первоначальные наметки о завершении программы к 1967 году оказались безнадежно сорванными. Высказывались предположения, что американским астронавтам вообще не удастся высадиться на Луне раньше 1970 — 1975 годов.

Все это вынуждало президента начать поиски приемлемого для его правительства выхода из создавшегося положения. Можно предположить, что именно тогда Кеннеди пришел к мысли выступить с предложением об организации совместного с Советским Союзом полета человека на Луну. В случае успешного осуществления предложения он мог надеяться сразу разрешить несколько чрезвычайно важных для него проблем. Передача проекта в ведение международной организации без формального отказа от его осуществления освободила бы правительство Кеннеди от взятых на себя обязательств послать человека на Луну не позднее 1970 года и сняла бы нависшую угрозу нового болезненного удара по престижу Соединенных Штатов. Она позволила бы также передать значительную часть денежных средств, выделявшихся на программу «Аполлон», непосредственно в руки военного ведомства, удовлетворить его стремление к разработке чисто военных космических проектов. Наконец, сотрудничество с Советским Союзом должно было принести ощутимую выгоду прежде всего самим Соединенным Штатам. Именно последние, как это признавалось и американскими специалистами, могли получить от СССР чрезвычайно важную информацию о ракетных двигателях, топливе, жизнедеятельности человека в космосе и т. д., в то время как он сам узнал бы «немногим больше того, что ему было уже известно о полетах американских астронавтов».

В Соединенных Штатах выдвигалось и другое объяснение мотивов, которыми руководствовался Кеннеди, принимая решение выступить с предложением об организации совместной с Советским Союзом экспедиции на Луну. Прослеживая историю советско-американского сотрудничества по освоению космоса в предшествующий период, можно заметить, что Соединенные Штаты неизменно старались использовать его, чтобы навязать свое руководство в международных организациях, призванных координировать и направлять совместную деятельность различных стран в области исследований космического пространства. В 1958 году, когда предложения Советского Союза от 15 марта о сотрудничестве в космосе и внесенные им на обсуждение XIII сессии Генеральной Ассамблеи ООН проекты резолюций по тому же вопросу от 7 и 18 ноября, казалось, давали уже реальную возможность перейти к практическому осуществлению назревшего сотрудничества, Соединенные Штаты продемонстрировали, что их позиция здесь мало чем отличается от позиции в отношении проблемы разоружения. Советские предложения, которые, в частности, предусматривали организацию специальной подготовительной группы для выработки программы и устава создаваемого в рамках ООН международного комитета по сотрудничеству в области изучения космического пространства в мирных целях, основывались на принципах равноправия, исходя из которых в них были включены рекомендации сформировать такую группу из 11 членов, и в том числе 4 — от социалистических стран, 4 — от западных стран и 3 — от нейтралистских государств. Предложения Советского Союза были отвергнуты Соединенными Штатами, которые, стремясь обеспечить себе большинство в комитете, оказали давление на некоторых делегатов и добились принятия такой резолюции, которая предусматривала создание комитета ООН по мирному использованию космического пространства уже в составе 18 членов, 12 из которых являлись участниками различных агрессивных блоков. В то же время социалистическим странам и странам, не входящим в военные блоки, было предоставлено только по 3 места.

Обструкционистская позиция, занятая Соединенными Штатами, вынудила Советский Союз, Польшу и Чехословакию отказаться от участия в работе комитета. Летом 1959 года, когда он все же был созван Соединенными Штатами в Нью-Йорке, их примеру последовали Индия и ОАР. Естественно, что, не имея в своем составе представителей от Советского Союза — ведущей страны в области космических исследований, комитет мог существовать только формально. Это было настолько очевидным, что уже на XIV сессии Генеральной Ассамблеи ООН был поднят вопрос о создании нового комитета по сотрудничеству в космосе. Социалистические страны поддержали это предложение и выразили согласие участвовать в комитете, который должен был состоять из 24 членов, в том числе 7 от социалистических стран и 5 от стран, не входящих в военные блоки.

В декабре 1959 года Генеральная Ассамблея единодушно одобрила резолюцию о создании такого комитета. Однако и на этот раз повторилась знакомая картина: из-за противодействия, проявленного Соединенными Штатами, не желавшими соглашаться с принципами равноправия в области международного сотрудничества в космическом пространстве, комитет смог собраться только в ходе XVI сессии Генеральной Ассамблеи ООН, в конце 1961 года.

Все вышесказанное давало многим американским наблюдателям повод предположить, что Кеннеди, подобно его предшественнику, не мог серьезно относиться к своим собственным предложениям о расширении сотрудничества с Советским Союзом в области космических исследований, тем более к предложению о совместной посылке человека на Луну. Тех, кто выдвигал подобную теорию, не смущало и то немаловажное обстоятельство, что, идя навстречу советской инициативе, Кеннеди еще в феврале 1962 года дал согласие на расширение прямого двустороннего сотрудничества между Советским Союзом и Соединенными Штатами в области космических исследований и что последовавшие за этим переговоры между заинтересованными научными организациями обеих стран завершились в том же году подписанием соответствующего соглашения. Признавая известные изменения в проводимом Дж. Кеннеди курсе, авторы упомянутой выше теории одновременно указывали, что, хотя в своем ответном письме от 21 февраля 1962 г. на поздравительное послание Советского правительства по случаю успешного завершения полета Гленна Кеннеди и выражал надежду, что советско-американское сотрудничество принесет хорошие плоды, в то же время, выступая на пресс-конференции, состоявшейся вечером того же дня, счел тем не менее возможным подвергнуть сомнению искренность намерений Советского Союза в этой области, Показав тем самым нежелание самих Соединенных Штатов действительно изменить свое отношение к вопросу о совместных исследованиях в космосе. Указывалось также, что, согласно слухам, исходившим из информированных источников, всего за два дня до выступления Кеннеди в ООН вопрос о возможной организации совместной с Советским Союзом экспедиции на Луну рассматривался американскими специалистами на совещании в Белом доме и такое предложение было расценено как чисто утопическое.

Исходя из подобных соображений, делался вывод, что правительство выдвинуло свое предложение с весьма определенными намерениями. Зная заранее, какую реакцию оно может вызвать в конгрессе и Пентагоне, предполагалось использовать его как своего рода красную тряпку, чтобы раздразнить чувство шовинизма, подтолкнуть к продолжению «лунной гонки» и спасти, таким образом, проект «Аполлон» от грозившей ему печальной участи.

Были ли, как утверждает американская пресса, указанные выше причины единственными, которыми руководствовался Кеннеди, выдвигая свое предложение о смелом расширении сотрудничества в освоении космоса между Соединенными Штатами и Советским Союзом? Возможно. Однако не менее возможно, что, увидев открывшиеся с подписанием Московского договора перспективы и стремясь к проведению американской внешней политики на более реальной основе, Кеннеди подходил к своему предложению значительно более серьезно, чем могли себе это представить даже близко окружавшие его лица, для которых выступление президента, по свидетельству ведущих американских газет, явилось в той или иной степени неприятной неожиданностью.

Но что бы ни думал сам Кеннеди по поводу своего предложения, он оказался совершенно неподготовленным к последовавшей за ним реакции. Его выступление было объявлено подрывающим «первенство и приоритет» США в области космических исследований и вызвало резкую критику в печати и конгрессе. Как бы торопясь осуществить пророчество журнала «Эйр форс мэгэзин», который еще в 1960 году писал, что правительство может лишиться ассигнований на свой проект, если в международной обстановке произойдут какие-либо улучшения, палата представителей проголосовала за сокращение испрашивавшегося президентом бюджета НАСА на 600 млн. долл. и одновременно приняла постановление о запрещении использовать любую часть этих ассигнований для организации экспедиции на Луну в сотрудничестве с коммунистическими странами.

Своим выступлением в ООН Кеннеди вольно или невольно разрушил царившее в конгрессе убеждение в безусловной необходимости как с военной, так и с политической точки зрения опередить русских в посылке человека на Луну. Выразив пожелание о совместной с Советским Союзом организации такого полета, другими словами, признав, по выражению сенатора Голдуотера, что Соединенным Штатам «нет никакой необходимости высаживаться на Луне, чтобы править миром», и подтвердив тем самым фактически обвинения своих критиков, он поставил себя в чрезвычайно затруднительное положение. Решение палаты представителей было недвусмысленным предупреждением, что дальнейшее отступление от курса «холодной войны» может дорого обойтись ему на предстоящих президентских выборах 1964 года.

Трагическая смерть Кеннеди и переход президентских полномочий к Линдону Джонсону вызвали оживленные комментарии прессы в отношении возможных «больших перемен» в космической программе Соединенных Штатов. Обращалось внимание, что новый президент «всегда и больше, чем Кеннеди», отдавал себе отчет в настоятельной необходимости проникновения в космическое пространство «не только по научным, но и по военным соображениям». Как сенатор и вице-президент он всегда активно выступал за «сильную военную машину», считая, что потеря первенства в космосе может привести к потере первенства и на Земле. «По всеобщему мнению», именно Джонсон, действуя в качестве вице-президента и председателя Совета по аэронавтике и космическим исследованиям, добился того, что военным была предоставлена «несравненно более важная роль» в разработке космических проектов.

Все эти высказывания не учитывали, однако, некоторых серьезных факторов. Прежде всего Джонсон, как опытный политик, должен был понимать, что слишком поспешный отход от курса Кеннеди, который поддерживали миллионы американцев, мог бы иметь для него неприятные последствия. Определенное влияние на его линию поведения оказывали и предстоящие президентские выборы. Выступая от демократической партии и как противник ультрамилитаристов, он должен был так или иначе поддерживать «свою» программу и защищать ее хотя бы словесно от яростных нападок Голдуотера и республиканцев, особенно усилившихся после полета «Восхода», в котором они увидели «прототип космического линкора». К тому же уже сделанные в связи с программой «Аполлон» затраты были слишком велики, чтобы теперь можно было останавливаться на полпути. Джонсон тем более не мог допустить этого потому, что значительная часть заказов по космической программе была отчасти его же собственными стараниями размещена в родных ему южных штатах.

Таким образом, программе «Аполлон» не угрожала опасность быть немедленно подвергнутой чрезмерно радикальной вивисекции. Впрочем, не надо было буквально понимать и заявление Джонсона конгрессу, что он полностью разделяет мечту покойного президента Кеннеди о покорении космических просторов.

В декабре 1963 года было объявлено об отмене пяти полетов по программе «Рэнджер», хотя именно ее отставание задерживало окончательное конструирование экспериментальной модели, которая должна была доставить одного из астронавтов «Аполлона» на поверхность Луны.

Одновременно ВВС и в их лице Пентагон получили разрешение приступить к разработке собственной программы по созданию пилотируемой орбитальной лаборатории (ПОЛ), которая должна была заполнить вакуум, образовавшийся после сдачи в архив проекта «Дайна-Сор», и способствовать «непосредственному выявлению возможностей использования космического пространства в военных целях».

Принятие нового проекта обосновывалось Пентагоном требованиями изменившейся обстановки, в условиях которой решение «принципиального вопроса о пригодности человека к ведению военных действий в космосе» представляет «несомненно более важный интерес», чем решение «ограниченного» вопроса о методах его возвращения на Землю.

Официально стоимость проекта ПОЛ колебалась в пределах 0,7 — 1,2 млрд. долл., но, по некоторым высказываниям печати, можно было ожидать, что в действительности она поглотит десятки миллиардов.

Среди близких к Пентагону специалистов по космическим исследованиям эти расчеты сразу же вызвали опасения, что из-за относительной ограниченности необходимых материалов и научно-технических кадров осуществление сразу двух программ — «Аполлон» и ПОЛ — может отрицательно сказаться на темпах выполнения последней. «Не лучше ли, — предлагала, например, газета «Нью-Йорк таймс», — затормозить работы на последних стадиях проекта «Аполлон», пока ПОЛ не будет выведена на орбиту?» Подобный же совет — заморозить космические проекты, не имеющие «практического» значения, — был подан президенту его группой по вопросам науки и техники.

Конечно, писал журнал «Эйр форс мэгэзин», правительству придется объяснить общественности причины, которыми оно руководствуется в увеличении ассигнований для создания космических станций. Однако если будет открыто заявлено, что все объясняется военными нуждами, то, хотя это и даст повод Советскому Союзу для «пропагандистских наскоков», преимущества, которые Соединенные Штаты получат сразу после осуществления программы, все же «далеко превзойдут отрицательные последствия, которые ее принятие может оказать на международные отношения».

Практически эти советы уже начинали проводиться в жизнь. Конгресс проголосовал за сокращение предусматривавшихся новым проектом бюджета ассигнований для НАСА, хотя его руководитель Уэбб и выступил с предупреждением, что подобная мера может значительно отодвинуть сроки окончания проекта и повысить его стоимость не менее чем на 1 млрд, долл. за каждый последующий год.

Однако, как и можно было предполагать, истинный политический курс Л. Джонсона начал принимать более отчетливые очертания только после президентских выборов 1964 года, когда он почувствовал себя более уверенно в Белом доме. Стало очевидно, что политика Вашингтона, несмотря на уверения в противном, постепенно приближается к эталону, за который ратовали Голдуотер и «бешеные». Расширение «грязной войны» во Вьетнаме, события в Конго, планы по созданию ядерных сил НАТО, Кипр — все говорило о неуклонном сползании Соединенных Штатов назад, к позициям «холодной войны». Естественно, что этот процесс находил свое выражение и в области концепций, касающихся форм освоения космического пространства.

Если в январском послании 1964 года о положении страны Джонсон говорил еще о необходимости добиться превосходства в мирном освоении космического пространства, то в своем докладе о космических исследованиях, представленном им конгрессу в том же месяце, он включил в это понятие и военно-космические проекты США. В свою очередь это не могло не сказаться на отношении Соединенных Штатов к американо-советскому сотрудничеству в области космических исследований. Непосредственно после смерти Кеннеди представитель Соединенных Штатов в ООН Эдлай Стивенсон, выступая по поручению нового президента, говорил о готовности развивать и дальше сотрудничество. Теперь появились новые высказывания. В феврале 1965 года доктор Хью Драйден, заместитель руководителя НАСА, счел возможным с молчаливого одобрения Вашингтона заявить, будто результаты американо-советского сотрудничества за предыдущие годы оказались «разочаровывающими» и что в Соединенных Штатах уже подумывают о закрытии линии прямой телетайпной связи, которая в соответствии с американо-советским соглашением 1962 года о сотрудничестве в космосе была открыта в октябре 1964 года для обмена метеорологическими данными, получаемыми со спутников. Одним из факторов, препятствующих сотрудничеству США и СССР в освоении космоса, писала «Нью-Йорк геральд трибюн», является «стратегическое значение космического пространства».

Начали отходить на задний план старые споры между «теоретиками» и «практиками». Теперь надежды на достижение тотального военного превосходства открыто связывались в Вашингтоне с комплексным военным освоением космического пространства. При таком подходе далекоидущие программы типа «Аполлон» уже не противопоставлялись разведывательным или наступательным космическим устройствам, действующим в околоземном пространстве. После изменения их ориентации в сторону четко выраженного военного характера они должны были стать составной и важной частью американских усилий по освоению космоса. Об этом говорил перед своим уходом в отставку начальник штаба военно-воздушных сил генерал Лимэй, об этом же по существу говорил в марте 1965 года и вице-президент Губер Хэмфри.

Военно-воздушным силам США было обещано, что к середине 1966 года руководство проектов «Джеминай» будет полностью передано в их ведение. «Секретными» были объявлены даже цели предполагавшегося в будущем выхода американского астронавта в космос. Не удивительно, что Пентагон встретил с молчаливым одобрением последовавшее вскоре заявление президента Джонсона о том, что Соединенные Штаты не собираются ограничиться «только визитом на Луну», но будут предпринимать попытки освоить и другие планеты Солнечной системы. Было похоже, что относительно «скромные» мечты Голдуотера об установлении военного господства Соединенных Штатов в околоземном космическом пространстве уступают место новым грандиозным планам, предусматривающим фактически превращение всех доступных человеку районов космоса в единый беспредельный военный плацдарм.

Отклики американской печати на полет Макдивита и Уайта показывают, насколько далеко этот процесс зашел в Соединенных Штатах. Полет, писал журнал «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт», еще раз убедительно продемонстрировал, что космические корабли могут служить военным целям с таким же успехом, как и привычные нам боевые самолеты. Более того, достижение превосходящей военной мощи в космосе даст Соединенным Штатам не только уверенность в выигрыше там будущих сражений, но прежде всего резко изменит в их пользу сложившуюся сейчас на земле расстановку сил. «Короче говоря, — делал вывод журнал, — достигнутая США и Россией мертвая точка в развернувшейся между ними ракетно-ядерной гонке может быть преодолена только с помощью космического оружия». «Это, — весьма многозначительно добавлял журнал, — точка зрения многих».

Для последнего утверждения у журнала было достаточно оснований. «Совершенно очевидно, — заявил член палаты представителей Дж. Уайдлер, — что мы должны создать вооруженные силы, действующие в космическом пространстве. Они так же необходимы, как морские или подводные силы, как танковые или воздушные соединения... Настало время, когда программа по созданию вооруженных космических сил должна стать нашей ударной программой». «Сейчас не стоит вопрос, — счел нужным подчеркнуть и один из его коллег, — будем ли мы иметь космические танки, космические доты, космическую артиллерию и космические сторожевые подразделения, — вопрос заключается в том, когда... мы будем их иметь».

В опубликованном 4 июня официальном докладе комиссии палаты представителей по правительственным проектам резкой критике подверглись «нерешительность, неразбериха и неоправданные задержки», якобы проявлявшиеся до сих пор Белым домом в принятии решения о «всеохватывающем военно-космическом планировании».

Можно думать, что Белый дом только и дожидался такой «критики». Уже следующий полет астронавтов Купера и Конрада откровенно рекламировался в Соединенных Штатах как военное достижение. Подчеркивалось, например, что более одной трети запланированных на время полета экспериментов носят секретный, чисто военный характер.

Более того, 25 августа 1965 г., когда «Джеминай-5» еще находился на орбите, президент Джонсон официально подтвердил, что космическая программа военно-воздушных сил, первой ступенью осуществления которой должно стать создание и вывод в космическое пространство пилотируемой лаборатории, также утверждена правительством.

«Это стратегическое решение, — писал с восторгом журнал «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт», — можно поставить в ряду наиболее важных со времени окончания второй мировой войны». Журнал предвидел появление в космосе американских «армад летающих платформ и целых флотилий космических кораблей». Это, по его мнению, было «крупной победой военных».

С выводом журнала нельзя не согласиться. Однако, если учесть, что еще летом 1965 года военно-воздушные силы получили указание президента приступить к строительству целой серии пилотируемых лабораторий, то становится очевидным, каким целям должно прежде всего служить выступление Джонсона. Оно отражает не столько изменение стратегической целенаправленности американской космической программы, сколько усиливающиеся агрессивные тенденции внешнеполитического курса Соединенных Штатов. Таким образом, заявление президента Джонсона об окончательном утверждении проекта ПОЛ и выделении огромных ассигнований на его осуществление следует рассматривать как откровенное публичное признание военных устремлений США в космосе. Ссылаясь на характер экспериментов, которые экипаж «Джеминай-5» должен был выполнить по заданию Пентагона, и на новую космическую программу, печать Соединенных Штатов теперь уже не «по интуиции», а на основе реальных данных могла вновь подтвердить свое убеждение, что «именно военные цели наших космических программ служат... в правительстве оправданием тех огромных расходов, на которые мы идем ради их осуществления».

«Со временем, — писал журнал «Тайм», — ПОЛ имеет все возможности трансформироваться в космическую «летающую крепость», способную перехватывать и уничтожать вражеские космические устройства». В ожидании этого, как можно предположить, ПОЛ и ее последующие варианты найдут и некоторое «земное» применение. Во всяком случае, по словам того же «Тайм», ВМФ уже сейчас запросил командование ВВС, не возьмет ли оно на себя организацию слежения за подводными лодками социалистических стран с помощью проектируемой ими лаборатории.

Принятое на себя Соединенными Штатами обязательство об использовании космического пространства только в мирных целях мало смущает американских милитаристов. По авторитетному разъяснению журнала «Ньюсуик», никто не может помешать им выводить туда космические устройства, «имеющие не агрессивный, а просто военный характер».

Следует отметить, впрочем, что ряд американских изданий встретил откровения Джонсона с явным неудовольствием. Газета «Нью-Йорк таймс» в редакционной статье, посвященной анализу «разумности» этого шага, отмечала, что он носит открыто провокационный характер и уже вызвал нежелательную для Соединенных Штатов реакцию общественного мнения за границей. По мнению газеты, Соединенным Штатам было совершенно незачем объявлять на весь мир о своих милитаристских устремлениях в космосе. Джонсону бросается упрек, что своими необдуманными действиями он дает в руки историков тяжкое обвинение против США, демаскируя их как зачинщиков военно-космической гонки. Было бы гораздо лучше, писала в заключение газета, если бы разработка ПОЛ была официально поручена НАСА, тем более что после ее создания «ничто не помешало бы нам... использовать ее для военных целей».

Однако в обстановке возрастающего военного ажиотажа, живительным источником для которого стала американская агрессия во Вьетнаме, даже эти фарисейские опасения были встречены в штыки наиболее оголтелыми милитаристами. Те, кого пугает, что новый открытый курс на военное освоение космического пространства может развеять миф о якобы мирной направленности американской космической программы, писал журнал «Эйр форс мэгэзин», «ведут себя наивно и трусливо». С самого начала, в назидание им напоминал журнал, Соединенные Штаты шли именно в этом направлении, «и ни одно из трех сменившихся в Вашингтоне после «Спутника-1» правительств никогда не отрицало этого».

Одновременно усилились атаки на проект «Аполлон» и программу «Джеминай». Для придания видимой весомости своим нападкам сторонники всемерной милитаризации космических исследований не постеснялись воспользоваться в своих целях и тем обстоятельством, что осуществление программы «Джеминай» сопровождалось определенными просчетами и неудачами. Этого не скрывала и широкая печать Соединенных Штатов. Действительно, не говоря уже о том, что корабли «Джеминай» по своему весу продолжают значительно уступать кораблям типа «Восход», вследствие чего они не могут быть оборудованы шлюзовой камерой для выхода через нее астронавта в космическое пространство, полет Гриссома и Янга показал, что «технические проклятия», от которых немало настрадались в свое время астронавты, принимавшие участие в программе «Меркурий», не оставили и их в покое. Уже перед самым стартом, когда астронавты почти в течение часа находились в капсуле, в одной из систем подачи окислителя была обнаружена течь, что заставило приостановить предстартовый отсчет на 24 минуты. Вскоре после выхода на орбиту Гриссом доложил о неполадках в стабилизирующей системе. Отказали усилители постоянного тока. Вышел из строя один из регуляторов подачи кислорода. Опасения вызывало и функционирование системы гироскопов. Наконец, во время посадки, когда кабина была подхвачена парашютом, рывок оказался настолько сильным, что оба астронавта ударились о ветровой щит. По словам астронавтов, одно мгновение они думали, что наступила катастрофа.

Приблизительно то же самое можно сказать и о полете Макдивита и Уайта. Неполадки в электрооборудовании «башни обслуживания» задержали предстартовый отсчет на 1 час 15 мин. Из-за тесноты в кабине и недостаточно четкой отработки операций, связанных с надеванием скафандра, выход Уайта в космос произошел не на втором, а на третьем витке. Положение обострилось, когда заклинило замок люка кабины. Потребовались «совместные усилия трех рук и порядком тяжелой работы», прежде чем астронавтам удалось ликвидировать неисправность замка, которая, однако, помешала провести опыт по выбрасыванию в пространство скопившихся в кабине отходов. Наконец, перерасход топлива в бортовой двигательной системе вынудил отказаться от проведения некоторых других важных экспериментов, запланированных по программе.

Не лучшим образом обстояло дело и с полетом «Джеминай-5». Вопрос о прекращении полета не утрачивал своей остроты ни на минуту в течение всего времени нахождения корабля на орбите. В первый же день серьезные неполадки в работе химического генератора электроэнергии, питавшего такие жизненно важные системы «Джеминай-5», как бортовое счетно-решающее устройство, радарная установка, аппаратура связи, контрольно-измерительные приборы, заставили центр управления полетом почти принять решение об отдаче приказа экипажу корабля приготовиться к посадке. Несколько увеличившееся давление в резервуаре с жидким кислородом, химическая реакция которого с водородом и давала нужную электроэнергию, позволило руководителям полета пойти на риск и разрешить продолжение полета. Однако вскоре возникла новая опасность: побочный продукт реакции — вода угрожала теперь переполнить предназначенные для нее емкости и залить специальные ячейки, в которых происходила сама реакция. Астронавтам было приказано перейти на экономный режим, снизить силу тока с 44 до 15 ампер и приготовиться в случае необходимости к быстрой посадке. К тому же на «Джеминай-5» отказали два двигателя стабилизирующей системы. Вызванное их остановкой резкое увеличение расхода топлива остальными двигателями заставило астронавтов вообще отказаться от дальнейших попыток управлять кораблем и перейти на дрейфующий, вращательный полет, что лишило их возможности провести значительную часть запланированных фотоэкспериментов.

Экипажу «Джеминай-5» также не удалось выполнить основного задания — эксперимента по стыковке двух реальных искусственных тел в космическом пространстве, осуществлению которого Пентагон придавал особое значение, видя в отработке подобного рода операций необходимый элемент по созданию и эксплуатации будущих «космических дредноутов».

Ко всему этому можно было бы добавить длинный перечень других технических неполадок, с которыми астронавтам пришлось встретиться во время полета. Достаточно сказать, что даже конструкция скафандров оказалась настолько неудачной, что Конраду пришлось разрезать ножом манжеты, чтобы избавиться от вызываемой ими нестерпимой боли в запястьях.

Таким образом, даже рекордный по времени пребывания на орбите полет экипажа «Джеминай-5» не смог изменить создавшегося положения. Указывая на недостаточную техническую подготовленность полета и относительно малый вес капсулы «Джеминай-5», журнал «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт» писал, что «СССР продолжает лидировать в гонке, целью которой является посылка человека на Луну».

С большим конечным успехом прошел групповой полет четырех американских астронавтов на кораблях «Джеминай-7» и «Джеминай-6», выполнявших маневр сближения в космическом пространстве, который с научной точки зрения явился дальнейшим развитием исследований по отработке групповых и маневрирующих полетов, начатых в Советском Союзе еще в августе 1962 года полетами пилотируемых кораблей «Восток-3» и «Восток-4», а в 1963 — 1964 годах — запуском аппаратов «Полет-1» и «Полет-2».

Удовлетворительные результаты полета не могли, тем не менее, полностью заслонить собой ту неприятную истину, что и на этот раз далеко не все шло так, как могли бы желать руководители программы. Первоначально предполагалось, что опыт сближения двух искусственных тел в космосе будет осуществлен с помощью ракеты «Агена» и космического корабля «Джеминай-6». Невыход на орбиту ракеты, которая, как считают, или взорвалась, или просто распалась на несколько частей, привел к вынужденному пересмотру планов, в результате чего было принято решение попытаться осуществить сближение в космосе двух кораблей — «Джеминай-7» и «Джеминай-6».

«Джеминай-7» с астронавтами Фрэнком Борманом и Джеймсом Ловеллом на борту стартовал 4 декабря. Как и во время предыдущих полетов американских астронавтов, его экипажу пришлось немало помучиться с различными техническими неполадками, правда относительно второстепенного свойства, которые так или иначе давали себя знать в течение всего полета, и в частности помешали проведению некоторых опытов.

Более серьезные потрясения пришлось пережить Уолтеру Ширре и Томасу Стаффорду, корабль которых — «Джеминай-6» — готовился в это время к пуску с той же стартовой установки, которую только что освободил «Джеминай-7». Первая задержка — по крайней мере на 17 часов — произошла из-за возникшей необходимости заменить бортовую электронно-вычислительную машину, в работе которой обнаружились перебои. 12 декабря, когда, казалось, все уже было готово и оба астронавта, лежа в креслах в кабине своего корабля, напряженно прислушивались, ожидая вот-вот услышать рев стартовых двигателей, перед их глазами вспыхнула сигнальная лампочка: электронная система обнаружения неполадок предупреждала их, что с двигателем что-то случилось. В считанные секунды они должны решить, катапультироваться ли им вместе с кабиной и таким образом окончательно разрушить надежды на совершение группового полета в ближайшие недели, а может быть, и месяцы, или поставить на карту свою жизнь, уповая на то, что причина неисправности несерьезная и не угрожает взрывом. Ширра и Стаффорд выбрали второе.

Наконец, 15 декабря «Джеминай-6» стартовал с мыса Кеннеди. В тот же день произошло сближение кораблей на орбите. Расстояние между ними в отдельные моменты не превышало двух-трех метров. Тем большее разочарование принес следующий полет по программе «Джеминай». Экипажу космического корабля «Джеминай-8», стартовавшему с мыса Кеннеди 16 марта 1966 г., была поставлена сложная задача. После выхода корабля на орбиту астронавты должны были путем маневрирования приблизиться к ракете-мишени «Агена», произвести с ней стыковку и в этом положении осуществить еще ряд дополнительных маневров. Им следовало затем отвести «Агену» на запасную орбиту и оставить ее там в качестве своеобразного подвижного склада ракетного топлива, которым, возможно, впоследствии могли бы воспользоваться астронавты других космических кораблей. По окончании первой части программы предполагалось, что один из астронавтов покинет корабль и пробудет в космическом пространстве более двух часов.

Астронавтам Нейлу Армстронгу и Дэвиду Скотту действительно удалось сблизиться с «Агеной» и ввести нос своего корабля на глубину 20 дюймов в гибкое стыковое кольцо ракеты. Однако вскоре после первых же попыток осуществить маневрирование обоих космических устройств в сцепленном виде вся система пришла в беспорядочное вращение относительно осей рыскания и крена. Впоследствии было установлено, что из-за возникшего, по всей вероятности, короткого замыкания произошло самопроизвольное включение части двигателей главных рулей управления. Вследствие этого оказалась выведенной из строя вся система управления и стабилизации корабля. Астронавты вынуждены были полностью отключить ее и, идя на большой риск, воспользоваться одной из двух систем рулей управления положением корабля, предназначенных для его ориентации в пространстве перед входом в плотные слои атмосферы.

Они оказались при этом перед опасностью, что, если остающаяся резервная система рулей ориентации не сработает, корабль или не вернется на Землю, или сгорит при прохождении через атмосферу.

Благодаря хладнокровию и умелым действиям астронавтов им все же удалось отделиться от «Агены» и за 50 минут до начала вынужденной посадки прекратить вращение корабля и ориентировать его в пространстве. Посадка произошла в 500 милях к востоку от острова Окинава, где астронавты были подобраны через 3 часа американским миноносцем.

Таким образом, программа полета «Джеминай-8» оказалась выполненной лишь частично. Ее основные элементы — отработка практики стыковки, продолжительное пребывание астронавта вне корабля и программа маневрирования корабля и астронавта — остались нерешенными.

Ссылаясь на эти и подобные им факты, противники программы «Аполлон» утверждают, что последняя не только не способна обеспечить действительные нужды военного ведомства, но может привести к фиаско и в попытке достижения своей непосредственной цели. Они требуют, чтобы Соединенные Штаты отказались от погони, за достижением «сомнительного престижа» и занялись «сугубо практическим», то есть военным, освоением космического пространства.

«Я не сомневаюсь, — самоуверенно пророчествовал нацистский выкормыш Дорнбергер, — что в ближайшие же годы мы станем свидетелями полного пересмотра нашей космической программы. Проект «Аполлон», выполнение которого требует огромных средств и который отвлекает на себя значительную часть наших научных кадров, может отбросить нас только назад. Нам нужно отказаться от погони за славой. Нам следует думать о практическом использовании космического пространства».

Аппетиты милитаристов разгораются все больше. «Представляется очевидным, — писал журнал «Эйр форс мэгэзин», — что с 1968 по 1970 год осуществление программы ПОЛ выйдет далеко за рамки, очерченные в сделанном президентом заявлении. Запуск кораблей типа ПОЛ будет использован в максимальной степени для создания значительных по своим размерам орбитальных платформ, которые смогут стать базой для отработки широких по масштабам военно-вспомогательных операций».

Для подобных далекоидущих прогнозов имеются, к сожалению, все основания. Всего год назад, в апреле 1965 года, министр обороны Соединенных Штатов Макнамара сделал в конгрессе примечательное заявление. «Мы давно пришли к пониманию, — сказал он тогда, — что по мере продолжения гонки вооружений, по мере накопления запасов оружия, наконец, по мере того, как это оружие становится все более быстродействующим и смертоносным, все более реальной становится и возможность всемирной катастрофы, которая может произойти в силу преднамеренных или непреднамеренных действий». Но это спасительное понимание, трансформируясь в умах американских руководителей, приводит их к, казалось бы, совершенно неожиданным выводам. Совсем недавно, в феврале 1966 года, государственный секретарь Раск, объясняя, почему он утром прежде всего хватается за телефонную трубку, чтобы получить информацию о последних событиях, заявил с полным убеждением: «Земля, знаете ли, круглая, и пока одна треть человечества спит, другие две трети только и занимаются тем, что придумывают всяческие козни».

Военный психоз становится по-настоящему заразной болезнью в Соединенных Штатах. Последние события подтверждают, что вызывающий тревогу курс Соединенных Штатов на перенесение гонки вооружений в космическое пространство приобретает не только конкретную направленность, но и все более материальные формы. Уже сейчас на гигантской базе командования стратегической авиацией ВВС «Ванденберг» число запусков военных космических устройств далеко обогнало число запусков по «открытым» программам на мысе Кеннеди.

Однако, не сбрасывая со счетов новой серьезной угрозы делу мира, можно с уверенностью сказать, что американские милитаристы, делающие теперь ставку на космос, просчитаются точно так же, как они просчитались в свое время, делая ставку на ядерное оружие. Залогом этому могут служить замечательные успехи Советского Союза. Особенно наглядно они были продемонстрированы во время исторического выхода советского космонавта Леонова непосредственно в космос. Нельзя переоценить значение громадной победы, которая была одержана советскими людьми, а вместе с ними и всем прогрессивным человечеством на пути к познанию тайн Вселенной.

Правда, один из представителей Пентагона, выступая по американскому телевидению, не нашел ничего лучшего, как заявить, что Соединенные Штаты отстают от Советского Союза не в космосе, а в организации рекламы. Но несмотря на всю лестность подобного утверждения комплимент лучше вернуть его автору, особенно если вспомнить рекламную шумиху, которая предшествовала полету Гриссома и Янга и в ходе которой весь мир был оповещен, что именно один из американских астронавтов станет в скором будущем первым человеком на Земле, который «встретится лицом к лицу с космосом», когда он приоткроет люк корабля «Джеминай» и на минуту высунет голову наружу.

Что касается Советского Союза, то он никогда не испытывал необходимости прибегать к дешевой рекламе своих успехов в космосе. И нужна ли она, если достаточно раскрыть любой иностранный журнал, любую иностранную газету, чтобы прочитать там говорящие сами за себя скупые строки:

— Первый искусственный спутник Земли — первый советский искусственный спутник Земли; выведен на орбиту 4 октября 1957 г.

— Первый спутник с подопытным животным на борту — второй советский искусственный спутник Земли; выведен на орбиту 3 ноября 1957 г.

— Первая космическая ракета — первая советская космическая ракета, которая, превысив вторую космическую скорость, прошла над поверхностью Луны и стала первой искусственной планетой Солнечной системы; запуск осуществлен 2 января 1959 г.

— Первое прилунение космической ракеты — прилунение советской космической ракеты, доставившей на поверхность Луны контейнер с научной аппаратурой и вымпел Советского Союза; прилунение произошло 14 сентября 1959 г.

— Первые фотографии обратной стороны Луны — фотографии, полученные с борта советской автоматической межпланетной станции; опубликованы 27 октября 1959 г.

— Первый полет человека на борту космического корабля — полет Ю. А. Гагарина на борту советского космического корабля-спутника «Восток» вокруг земного шара; вывод на орбиту осуществлен 12 апреля 1961 г.

— Первый групповой полет в космическом пространстве — полет А. Г. Николаева и П. Р. Поповича на советских космических кораблях «Восток-3» и «Восток-4»; вывод на орбиту космических кораблей осуществлен 11 и 12 августа 1962 г., приземление — 15 августа 1962 г.

— Первый полет космического корабля, пилотируемого женщиной, — полет космического корабля «Восток-6», пилотируемого летчиком-космонавтом В. В. Терешковой; вывод на орбиту осуществлен 16 июня 1963 г., приземление — 19 июня 1963 г.

— Первый полет многоместного космического корабля — полет трехместного пилотируемого космического корабля «Восход» с экипажем на борту в составе командира корабля летчика-космонавта В. М. Комарова, членов экипажа научного сотрудника-космонавта К. П. Феоктистова и врача-космонавта Б. Б. Егорова; вывод на орбиту осуществлен 12 октября 1964 г., приземление — 14 октября 1964 г.

— Первый выход человека непосредственно в космическое пространство — выход в космическое пространство второго пилота летчика-космонавта А. А. Леонова во время полета космического корабля-спутника «Восход-2» под командованием летчика-космонавта П. И. Беляева; выход космонавта из корабля осуществлен 18 марта 1965 г.

— Первая мягкая посадка космического устройства на поверхность Луны — мягкая посадка советской автоматической станции «Луна-9» на поверхность Луны в районе Океана Бурь; посадка осуществлена 3 февраля 1966 г.

— Первая посадка космического устройства на другой планете Солнечной системы — посадка советской автоматической станции «Венера-3», доставившей на поверхность планеты Венера вымпел с Гербом СССР; посадка произошла 1 марта 1966 г.

— Первый искусственный спутник Луны — советская автоматическая станция «Луна-10»; старт космической ракеты с автоматической станцией на борту в сторону Луны осуществлен 31 марта 1966 г., выход автоматической станции «Луна-10» на селеноцентрическую орбиту — 3 апреля 1966 г.

Обращаясь к советскому народу, к народам и правительствам всего мира после исторического полета «Восхода-2», Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и правительство Советского Союза торжественно подтвердили, что СССР «проводит и намерен неизменно проводить политику мира как на Земле, так и в космосе», что он «не угрожает ни одной стране, стремится к деловому сотрудничеству со всеми народами», что Советское правительство «выступает за всеобщее разоружение и решение спорных международных вопросов путем переговоров».

Очевидно, что проявляемое в Соединенных Штатах беспокойство по поводу бесспорных успехов Советского Союза в освоении космического пространства не может основываться на боязни мифических «агрессивных устремлений коммунизма», о которых так любит писать американская пропаганда. Весь ход международных событий за последнее время подтверждает сделанный коммунистическими партиями мира вывод о том, что главная сила войны и агрессии — это американский империализм.

Соединенные Штаты хотят вернуть те времена, когда они могли по своему усмотрению распоряжаться судьбами народов. Именно с этой точки зрения научные и технические успехи Советского Союза наводят на мрачные мысли апологетов «политики силы». Опыт истории учит, что техническая мысль, преследующая узкие, главным образом милитаристские, цели, обречена на неизбежное отставание от общего научного прогресса.

Советский Союз видит свою задачу не в перенесении гонки вооружений в область создания «космических дредноутов». Мы за развитие и улучшение отношений со всеми странами, в том числе и с Соединенными Штатами Америки, Однако успешное развитие добрососедских отношений может происходить только при условии признания и фактического следования принципам мирного сосуществования. Советский Союз боролся и будет бороться за мир, за полное и всеобщее разоружение.