Пример целевого отбора 60-х годов. Попытка 1-го отбора журналистов.

После подачи заявления С. П. Королеву с просьбой включить меня в группу для подготовки к полету в космос в январе 1965 г. мы с Сергеем Павловичем до осени не встречались, но в конце июля мне позвонили, осведомились, писал ли я заявление, и предложили завтра прибыть в распоряжение п/я 3452, отрекомендовавшись представителем п/я 651. Я поспешил в «Комсомольскую правду», где и рассказал все главному редактору Юрию Петровичу Воронову. Воронов пришел в восторг: «Конечно, ложись в эту больницу и ни о чем не думай! Чем черт не шутит, м.б. первым журналистом в космосе будет корреспондент «КП»!» Наутро я прибыл в Щукино, где рядом с огромным зданием больницы № 6, находящейся в ведении 3-го главного управления Минздрава СССР (там лечили и лечат облученных людей) и находилось «Отделение -11»- один из филиалов будущего института медико-биологических проблем, который до сих пор называют институтом космической медицины. Там и провел я две недели. - Я. Г.

26.7.65. Устраивался. Робко знакомился. Нашел тут, к удивлению своему, Юру Летунова (Летунов Юрий Александрович (1926-1983), специальный корреспондент Всесоюзного радио на космодроме Байконур, в дальнейшем - изобретатель программы «Время» на Центральном телевидении, за что он получил Государственную премию СССР. - Я. Г.). Гуляли с ним. Занятия с психологами. Надо называть цифры, то красные, то черные, а голос из динамика старается тебя сбить. Сбился 2 раза. Потом всего обклеили датчиками, положили на диван. «Как увидите свет, сожмите правую руку». Нашел тут и своего сокурсника по МВТУ Володю Емельянова, который работает у Королева. Вечером играли в бильярд. Перед сном проверяли остроту слуха.

27.7.65. Трубоглотание - анализ желудочного сока. Заглотнул трубку легко и быстро и сидел с ней 1,5 часа. Сок брали каждые 10 минут. Анализ крови. Механограмма - запись пульсов везде, где можно. Рентген лица, шейных позвонков и черепа. Стоматолог. Психолог. Играли в карты, в бильярд, гулял с Летуновым. Еще одна знакомая по МВТУ - Марина Герасимова. Тоже работает у Королева.

28.7.65. Полное исследование носа. Трехступенчатая лестница, вверх-вниз 48 раз, а потом кардиограмма. Стоматолог. Много надо пломбировать, а кое-что рвать. Белковая диета: ни грамма мяса и рыбы. Вечером милая беседа с терапевтом Ларисой Михайловной Филатовой и невропатологом Юрием Николаевичем Пурахиным. Писал письма: Харитонову, Володину, Феоктистову, Кузнецову и Нагибину.

29.7.65. Сахарная кривая: выпиваешь стакан глюкозы, потом у тебя 5 раз берут кровь каждые 15 минут и ещё 2 раза каждые 30 минут. Испытания дыхательных путей. Запломбировал 2 зуба. Механокардиограмма (весь в датчиках на велосипеде). Сначала все шло хорошо, на третьей минуте пульс и пр. стабилизировались, врачи даже удивлялись. А на 7-8 минуте нахлынула страшная дурнота. Врачи заметили что-то по датчикам, сняли меня с велосипеда, уложили на койку. Все сразу ушло, приборы снова пишут полный ажур. Врачи тоже ничего не понимают.

Прочел лекцию о «снежном человеке». Спорили с Дмитрием Федоровичем Горбовым (профессор-психолог) о телепатии. Уехал Летунов.

30.7.65. Ежедневно кто-то отсеивается. Уехали Кириченко, Юматов, Варшавский. Общий обмен-анализ последствий общей диеты. Испытания вестибулярного аппарата: идешь по прямой, в голове провода, и тебя бьют импульсным током. То же на качающихся полусферах: надо не упасть. Неприятно, но терпимо. Уже хочется на волю. Предупредили, что будут делать прокол гайморовой полости с одной стороны: там какое-то легкое затемнение.

31.7.65. Кардиограмма с пальца, с кисти руки, с предплечья, под коленкой, на щиколотке, на стопе. Потом весь обвешенный датчиками, как елка игрушками, приседал. Это было похоже на ритуальный танец негритянского вождя. Запломбировал все зубы, осталось рвать. Опять опыт с датчиками: надо стоять совершенно неподвижно 30 мин. Оказалось, что это очень нелегко: учащается пульс, примерно на 10 единиц растет давление. Для меня это невинное стояние обернулось большим напряжением, пожалуй, самым большим за эти дни. Телевизор, бильярд, ребята-испытатели совращали пить спирт, но устоял. Нас осталось совсем мало: Виктор Диордица, Володя Емельянов, Костя Симагин, Гера Иванов, я и трое девчат.

1.8.65. Воскресенье, врачей нет, и нам предстоит только «проба Земницкого»: мочиться каждые три часа в бутылочки. Я тут научился много и с удовольстви­ем спать днем.

2.8.65. Очень напряженный день. Измерение внутриглазного давления (глаз замораживают и ставят на него гирьку). Механограмма: измерение пульса на руке, шее, в паху, параллельно с измерением кровяного давления. Энцефалограмма (токи мозга). Рентген поясницы и желудка. Съел 250 граммов бария. Новая энцефалограмма и новая кардиограмма. Биохимия крови (берут из вены). Промывка затемненном гайморовой полости (с сахарным хрустом протыкают толстой иглой хрящ в носу). Психиатр, беседа о бабушках и дедушках. Читал до часа ночи.

3.8.65. Должны были проходить испытания на КУКе, но что-то там не заладилось. У психолога запоминал цифры на скорость, в бессмысленных словах вычеркивал букву «х», подчеркивал букву «с», если в слове есть буква «к». Читал Белля. Чувствую, как у меня меняется весь тонус: беседуем только на медицинские темы: кто, что и как перенес. У нас уже психология больных.

  4.8.65. Третий день подряд измеряют внутриглазное давление. Полное впечатление, что у тебя - деревянные глаза, непонятно, почему ты еще что-то ими видишь. Опять кровь из вены: человек ко всему может привыкнуть. Адаптация у окулиста: 10 минут смотришь внутрь ярко освещенного белого шара. Потом кромешная тьма. Изредка в этой тьме проступают какие-то чуть светящиеся контуры:кружок, квадратик, крестик. Поначалу их трудно разглядеть, но потом глаза приспосабливаются. Так целый час.

Легендарный КУК. Переводят по-разному:и кумуляция ускорения Кориолиса, и кресло ускорения  Кориолиса. Суть: проверка вестибулярного аппарата. Кресло вращается вокруг вертикальной оси, проходящей через спинку, а ты в кресле все время делаешь наклоны головой, касаясь подбородком груди. Почти все блюют. Слегка взвинчен, потому что, по всеобщему мнению, еще с гагаринских времен это самая неприятная процедура. Вращение по часовой стрелке я переношу лучше, чем против часовой. Головой качаешь с интервалом в 3 сек. Вращают минуту в одну сторону, 50 секунд для измерения давления, потом минуту в другую сторону. Выдержал 8 минут. Блеванул слегка в раковину, но совсем слегка. Врачи мною довольны: мало кто выдерживает 10 минут. Тут ходит легенда о Валерке Быковском, который мог крутиться хоть 30 минут, хоть 40. У него идеальный вестибулярный аппарат.

5.8.65. Опять замораживали глаза, водные пробы (писать в многочисленные бутылочки по часам), драли коренной зуб. Было очень больно. Звонил моим ребятам в редакцию. Приезжали Губарев и Репин. Разговор не получился: Володька мыслями уже в отпуске, Ленька увлечен своей повестью. Окулист Михаил Петрович Кузьмин, разглядывая мое глазное дно, обнаружил снаружи одного глаза «некое стекловидное тело». Спрашивает: «Откуда?». - «Я не знаю». - «Мешает?». - «Не мешает». - «Как так?» -«Но если оно снаружи, так давайте его уберем». Начал опять замораживать глаз. Заморозил, полез вытаскивать «стекловидное тело», ан тела уже нет! Пропало тело! Искали - не нашли...

6.8.65. Испытания в барокамере. Камера у метро «Сокол», маленькая, едва помещаются 3 человека. Долго нацепляли разные датчики, мерили давление. «Поднимали» меня два раза на «высоту» 5 километров. На «высоте» всего обмеряют и заставляют шагать со ступеньки на ступеньку. Думал, что буду задыхаться, но нет, ничего... «Спуск» 15 метров в сек. Потом второй «подъем», выдержка минуты 3-4 и быстрый «спуск» - 45 метров в секунду. Никаких острых ощущений я не испытал, закладывает уши так примерно, как в самолете. Дело к финишу. Договорился с зам. зав. отделением Марксом Михаиловичем Каратаевым повторить «велосипед», на котором я сорвался. Но кардиолог Ольга Осиповна Векслер и терапевт Лариса Михайловна Филатова говорят, что снова давать мне прошлую нагрузку категорически нельзя, а половинная - ничего не определит. Уговорили отдохнуть и через месяц-другой приехать и повторить этот «велосипед». На обследование пришел Владислав Волков из ОКБ Королева. (Волков Владислав Николаевич (1935-1971) - единственный из более двух десятков ребят, которые проходили обследование  со мной, кто стал космонавтом.Погиб при возвращении на Землю после второго космического полета. - Я. Г.)

 7.8.65. Забыл записать, что было. Главный вывод: я и не ожидал, что я настолько здоров!

Вскоре не стало Сергея Павловича Королева - главного инициатора полета журналиста в космос. Встречаясь с Юрой Летуновым, мы часто говорили о его идее. Не знаю, кто - Юра или я, но, возможно, один из нас смог бы полететь, и в шутку мы всегда спорили, кто у кого был бы дублером. Много лет спустя после смерти Сергея Павловича спецкор «Правды» Сергей Борзенко рассказал мне, как однажды Королев пожаловался ему: «Как жаль, что я не могу послать в космос Лермонтова...» Увы, наделенный очень большой властью, Лермонтова он все-таки послать не мог. Очевидно, вполне грамотные и даже безупречные по своей технической терминологии доклады космонавтов не во всем удовлетворяли его. Уже то, что он отправил на обследование сразу двух журналистов, говорит о том, что мысль о полете пишущего человека не была случайной, что он думал об этом, понимая, как сможет журналист поднять авторитет нашей космонавтики, о будущем которой он думал постоянно. К этому вопросу пытались вернуться в 1989-90 гг. Но это уже история тех лет. - Я. Г.  

В.Н.Волков проходит медицинское обследование

В «Союзе-8» должны были лететь Николаев и Севастьянов, но Андриян завалил предполетный экзамен. Севастьянов пришел в ярость, материл Николаева, обзывал «грязным чувашом». Полететь Виталию хочется безмерно, жажда славы обуревает его. Он уже все продумал наперед. В Евпатории во время посадки «Венеры-4» расспрашивал меня, какие гонорары платят за книги разные издательства. Еще никуда не летал, ничего не написал, а уже интересуется гонорарами. Завидую такой предусмотрительности. Я не могу заключать договоры на ненаписанную книгу: а вдруг не получится?!

Вместо Андрияна и Виталия полетят Шаталов и Елисеев. Таким образом, они станут первыми нашими космонавтами, которые дважды стартовали в космос. В Штатах Гриссом, Ширра, Ловелл и Стаффорд ухитрились уже три раза слетать. Уолтер Ширра - единственный астронавт, который летал на всех пилотируемых кораблях США: «Меркури», «Джемини» и «Аполло».
1989

Раскручивается скандал по поводу моей статьи «Престиж на вынос». Ее подзаголовок - «Почему японец на советской орбитальной станции должен стать первым космическим журналистом?!» Мироненко (ЦК ВЛКСМ) говорил с Рыжковым(председатель Совета Министров СССР). Рыжков разгневан тем, что он не в курсе дела. Сказал, что заставит послать советского журналиста за рубли. Днем Фронин (гл. редактор «КП») звонил кому-то из замов Дунаева (Главкосмос), который чистил меня в хвост и в гриву. Потом Губарев (отдел науки «Правды») звонил Фронину и рассказывал, что якобы Горбачев (Генеральный секретарь ЦК КПСС) звонил Афанасьеву (гл. редактор «Правды») и говорил, что в 1990 году полетит все-таки советский журналист. Я считаю, надо меня посылать.

Севастьянов (Севастьянов Виталий Иванович, летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза. - Я. Г.) знает все, но все приблизительно. Удручает его нежелание хоть что-нибудь знать точно.

- Вопрос уже решен. Первым журналистом будет наш, и полетит он раньше японского.(См.«Правду» от 25.10.89 (ошибка-26.10.89-Хл)). 1990

В ИМБП меня встретили как родного - ведь я уже проходил все эти «врата ада» в 1965 году (см. зап. кн. № 30). Врачи как могли мне помогали, но все анализы были крайне заформализованы показаниями аппаратуры, и они мало что могли сделать. Помню, офтальмолог Михаил Петрович Кузьмин написал в моей истории болезни: «Зрение в норме с учетом возрастных изменении» - мне было уже 57 лет. Вместе со мной в ИМБП лежали: 1. Юрий Караш («Советская культура»). 2. Юрий Крикун (Гостелерадио Украины). 3. Александр Федоров («Рабочая трибуна»). 4. Светлана Омельченко («Воздушный транспорт»). 5. Виктор Горяинов («Рабочий путь», Смоленск). 6. Борис Владимирович Моруков (врач ИМБП). 7. Владимир Снегирев («Правда»). 8. Павел Мухортов («Советская молодежь», Рига). 9. Гурген Иванян (ученый из Ленинграда). 10. Лена Доброквашина (врач ИМБП). Все хотят стать космонавтами.

29.1.90. Живу с Борей Моруковым, врачом, который еще лет 10 назад стал пробиваться в космос, но пробился благодаря поддержке Чазова один Олег Атьков (Атьков Олег Юрьевич, врач, летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза. В феврале - октябре 1984 года работал на орбитальной станции «Союз-7». - Я. Г.) В большой комнате - трое. Юра Крикун - самый активный и энергичный. Работает до трех часов ночи. Наводнил всю Украину своими заметками. Саша Федоров. Рассказывает несмешные анекдоты, хотя и не глуп. Юра Караш - очень красивый мальчик, до безумия жаждущий космической славы...

К нам подселили Виктора Горяинова из Смоленска, человека милого, странного, непонятно как здесь очутившегося, а в соседнюю комнату - Свету Омельченко. Еще в одной комнате гордо и обособленно живут три аквалангиста. Ребятам они говорили, что таких мастеров, как они, в стране меньше, чем космонавтов, но о них никто не пишет.

До обеда: анализы крови, общее обследование уха - горла - носа. Замечаний нет. После обеда -хирург. Общупывали, обмеривали, что-то записывали в журнал. Заставляли крутиться, сгибаться и раздвигать ягодицы. Подивились сосудам на руках и ногах: «Лучше, чем у молодых!» Положили на койку, водили по мне маленьким ультразвуковым утюгом и рассматривали на экране печень, почки и др. органы. Разглядывая свое внутреннее устройство, я себя зауважал. Все это надо чаще показывать людям, чтобы они бережнее к себе относились.

После 17.00 Лариса Михайловна Филатова выслушивала и обстукивала меня, мерила кровяное давление до приседания (125/80) и после (130/85). Долгая беседа о сути медицинских критериев. Около 22.00 - всем по стакану кефира. Спать лег около 23.00.

30.1.90. Утренняя моча - символ утренней зари. Гречка с мясом. Пил свой кофе. Невропатолог. Ноги вместе, руки вперед. С закрытыми глазами найти свой нос. Обе ноги, одна за другой на одной линии (качает). Колют булавочкой. Пяткой найти коленку и т.д. ЭКГ и проба Местера. Это лесенка в 2 ступеньки наподобие пьедестала почета. Надо ее пройти 34 раза. Тут же снова ЭКГ. Кровяное давление подскочило до 170. Каждые 2 часа мерили давление.

Борис рассказывал о Григорьеве, Газенко (директор ИМБП), делах в ИМБП, о своих работах по балансу кальция в костях. После обеда приезжала Женя (жена), отправились с ней по паспортным де­лам. Много ссорились. Жаль. Как же она не понимает, что мне сейчас нельзя дергаться! Вечером давление подскочило настолько, что медсестра сказала:

- Позднее перемерим, идите отдыхать, это я не буду записывать...

Беседа с психологом Новиковым. У него прехорошенькая ассистентша. Говорили о вещах самых разных, но больше о творчестве и творческих людях. Песков, Катаев, Шолохов, Лев Толстой. Читал корявости из "Отца Сергия». К Свете Омельченко приходил генетик, делал отпечатки ладоней, угадывал склонности и характер. Она говорит, что он не генетик, а хиромант. Рассказывал Боре о смерти Королева.

31.1.90. Утром писать нельзя, пока не сделают ультразвук мочевого пузыря, а завтракать нельзя, пока не возьмут кровь на биохимию. Сестричка расковыряла вену, набрала только полпробирки, переключилась на др. руку. Исследования сердца. Видел, как стучат мои клапанишки.

- Аорта утолщена за счет отложений холестерина... Впрочем, с учетом возраста...

- Если бы отложений не было, это было бы очень тревожно, - сказал я. - Требовалось бы выяснить, куда же он делся, этот холестерин...

У окулиста. Рассматривал в темноте крестики и нолики. Потом окулист рассматривал мои глаза, слепя узким и очень ярким фонариком. Болтали о Славе Федорове. Потом ходили со Снегиревым в Ин-т неврологии (он через дорогу) на рентген шеи и груди. Есть отложения в шее, но «с учетом возрастных изменений». Снегирева подселили к Борису, а меня перевели в отдельный №, который берегли для космонавта Лавейкина, но тот не приехал.

Тренировался на велоэргометре. Заполнял анкету (566 пунктов). Очень долго не мог уснуть.

Мой вес за эти дни колебался с 86.900 до 87.850.

1.2.90. Утром - пробы мочи: чуть слить в писсуар, потом в бутылочку, потом опять в писсуар. Это называется «проба по Нечипоренко». Энцефалограмма. Вроде бы все в порядке. Велоэргометр. Помнил неудачу в 1965 г., был очень сосредоточен и откатал хорошо. После обеда разбудила дама-психологиня. Задания:

1) Квадрат разделен на 25 ячеек 5/5, в которых вразнобой стояли двузначные цифры. Рядом - чистый квадрат. В нем надо расположить эти цифры в порядке их возрастания.

2) Страничка типографской абракадабры. За минуту надо найти и зачеркнуть букву «О» и подчеркнуть букву «К». За следующую минуту - зачеркнуть «К» и подчеркнуть «О».

3) Два десятка столбиков, состоящих из кода: 12АБ, 13АБ, 14АБ... 840ИК, 850ИК... 11ТУ, 12ТУ и т. д. Психологиня довольно быстро диктует эти наборы. Если цифра четная и количество букв четное, это сочетание надо подчеркнуть. Если нечетное - сделать то же самое. Если совпадений нет - обвести кружочком. Диктуют очень быстро. Сделал несколько пропусков.

4) Абзац строк в 10. Надо прочитать, отложить и написать, что запомнил. Мне достался абзац о китах и др. животных. Финвал кормит китенка молоком около года, бизон - 2 года, носорог - 14 месяцев, верблюд - 18 месяцев, слон - 3 года. Потом читали такой же абзац с цифрами, но не о животных, а о чае. Надо было его по памяти воспроизвести.

Ряды наши тают. Сегодня запороли Виктора Горяинова: киста на почке. До него - Сергея Жукова: нехороший антиген, Филиппова (ТАСС): гастроскопия. Завтра у меня ортопроба. Решил потренироваться, стоял без движения 20 минут. Выстоял, но ноги гудят.

2.2.90. Проба «по Нечипоренко» оказалась плохой: много лейкоцитов, надо повторять. Смотрел передачу «Человек, земля, вселенная», когда за мной пришли приглашать на ортопробу, но, увидав меня на экране, тоже уселись смотреть. Ортопроба стоя, лежа, под углом 15, 30 и 75 градусов - выясняют распределение жидкости в организме. Не очень хорошие показатели по давлению. По радио читали стихи Пастернака, и это мне помогало. Пульс хороший: 74 удара в минуту. После обеда поехал в баню, потом в «МН», встретился с Женей и домой.

3 и 4.2.90. Дома разбирался с газетами и журналами, гулял с Лелькой, звонил по телефону. В воскресенье Женя отвезла меня обратно.

5.2.90. Все задание: суточная моча. Читал, писал письма. После обеда прогулялся и попросил покатать меня на КУКе (Кресло ускорения Кариолиса. На нем проверяется вестибулярный аппарат). Катался 3 минуты. Не тошнило, но в голове поднималась муть: осадок бездарных мыслей. Давление растет, особенно нижнее. Это плохо.

6.2.90. Суточная моча и сахарная кривая. Полный стакан очень сладкой воды выпиваешь, а потом каждые полчаса берут кровь. Крикун привез своих телевизионщиков и снимает всех на КУКе. Меня тоже снимал. Мухортова снимал на ортопробе вниз головой. После обеда с медсестрой ходил в Ит-т неврологии, это рядом. Есть подозрения по поводу мозгового кровообращения. Перед Новым годом у меня были кратковременные головокружения, когда я ложился и вставал. Потом кончились сами собой. В Малеевке возобновились. Потом опять кончились. Я приуныл: ясно, что в ИМБП «напали на след» и теперь мне каюк. Сделали ультразвуковую доплерографию. Врач Юрий Михайлович Никитин все хорошо написал, но сказал, что к одному сосуду у него есть претензии.

Валялся и читал. Вечером Мухортов рассказывал о встречах с инопланетянами. Ночью за стеной Крикун и Федоров спорили о том, надо ли будет отказываться от Звезды Героя Советского Союза или все-таки принять награду, поскольку это ведь народ награждает, а обижать народ не гоже. Господи! И они в космос собираются лететь!

7.2.90. Прибыл еще один кандидат - Гурген Иванян, аспирант академика Кондратьева из ЛГУ. После завтрака меня позвала Лариса Михайловна и сообщила грустную весть: сахар в крови, начальная стадия диабета. При норме 110 у меня 140, а в одной пробе даже 170. Адье! Остается только написать теперь «Как я не стал космонавтом». Горько, конечно, и как-то скучно стало жить. Срочно пересилить себя надо! Пересилить, найти свежий, яркий интерес и работать. С сегодняшнего дня придется оставить вещи, которые я любил многие годы: сахар и космос.

...Шел из больницы, поскользнулся и со всего маху, плашмя, как лягушка, упал в лужу. Весь мокрый, брюки прилипли, таксисты на Волоколамке проезжают мимо, принимая меня за пьяного. Стало очень себя жалко.

Медкомиссию тогда прошли шестеро молодых журналистов: Юрий Крикун, Светлана Омельченко («Деловой мир»), Андрей Андрушков и Валерий Бабердин (оба из «Красной звезды»), Валерий Шаров («Литгазета»), трое последних пришли уже после меня, и Павел Мухортов («Советская молодежь», Рига).

Конечно, был очень расстроен. Но я еще больше расстроился, когда выяснилось, что Горбачев своего слова не сдержал, и первым журналистом в космосе в начале 1991 года стал японец Тоехиро Акияма. Он и до старта не скрывал своих антисоветских настроений и, по словам моих друзей-космонавтов, производил очень неприятное впечатление своими бесконечными капризами. После полета я не читал (на русском языке, наверное, на японском есть) ни одной его статьи или книги, в которой он рассказал бы о столь важном событии в своей жизни. Жаль, что так случилось...

1991

Космонавт Рюмин, он же зам. Генерального конструктора НПО "Энергия", всем доказывал, что женский экипаж на орбитальной станции "Мир" не нужен. Это, однако, не помешало ему пристроить в отряд космонавтов свою жену.