— Ты что, в самом деле русская? Но... Саманта Гарри... и это произношение...
— А по-твоему, русские не способны скопировать произношение? И кроме того, ты сам никогда не навещал старушку Англию. Откуда же ты, черт побери, знаешь, что это английское произношение, а, приятель? Кино насмотрелся?
Джерри рассмеялся. Он проснулся от поцелуя лондонской порнозвездочки и выслушал признание совершенно другой женщины. Поцеловав его, она села в постели и со странным выражением на красивом лице, срывающимся от волнения голосом, с другим произношением — американским или канадским, только в ритме улавливался едва уловимый акцент — начала свою исповедь.
— Я в самом деле не знаю, как тебе это объяснить, Джерри, я целый час не могла заснуть, пыталась придумать что-нибудь умное, но ничего в голову не идет — я и так уж перемудрила, так что остается рассказать правду и покончить с этим, будь что будет, а правда в том, что зовут меня не Саманта Гарри, а Соня Ивановна Гагарина, и никакая я не порно, а всего лишь переводчица в "Красной Звезде", и приехала не из Лондона, а из Брюсселя, и не англичанка, а русская, но мне было так скучно на приеме, а ты оказался единственным интересным мужчиной, и все началось вроде как в шутку, теперь же я думаю совсем по-другому, только, пожалуйста, не воображай, что я в тебя влюбилась — вот так, теперь, кажется, все, и ты меня прости, если что, но все было так славно вчера...
Выложив это на одном дыхании, она закрыла руками обнаженную грудь и издала глубокий театральный вздох облегчения
— Вот. Теперь с этим покончено, — добавила она более уверенно, тоном Саманты Гарри. — И что ты теперь обо мне думаешь? Хочешь выкинуть из постели, или займемся любовью, а?
Джерри не знал, что думать. Он еще и проснуться-то не успел, когда она все ему выложила, он даже не сообразил, стоит ли на нее обижаться. Теперь, когда Соня заставила его рассмеяться, опять превратившись на несколько секунд в Саманту Гарри, рассердиться было трудно, тем более что она сунула руку под одеяло и, глядя на него своими огромными зелеными глазами, принялась гладить его.
— Должен признаться, роль порнозвезды тебе вчера удалась, — сказал он.
Соня облизнула губы и примостилась поближе.
— Для "орудия Пентагона" ты тоже сработал неплохо.
— Орудие Пентагона?..
— Забыл, что рассказывал о себе Саманте Гарри? Про свою работу в Калифорнии, про эти "сани" для вашей "Космокрепости", и что ЕКА хочет нанять тебя на работу над...
— О, Боже! — простонал Джерри, разом все вспомнив. Он рассказал этой женщине историю своей жизни, полагая, что подцепил английскую деваху, а теперь оказывается, она русская!
Соня рассмеялась.
— Сказать тебе, о чем ты сейчас думаешь? — спросила она. — "А вдруг она русская шпионка?"
Джерри покраснел.
— Чушь, конечно, когда ты сама так говоришь... — пробормотал он.
— Вовсе нет, Джерри, — хитро улыбаясь, сказала Соня. — Я обвела тебя вчера вокруг пальца, разве нет? Может, я и сейчас тебя обманываю, а? Может, я и в самом деле агент КГБ... — Она подмигнула. — А то и хуже — еще и ЦРУ! А в этом случае...
— Что в этом случае?
— В этом случае, милый, поздно что-либо предпринимать, — закончила она, поглаживая его самое чувствительное место. — Так что, как принято говорить в нашем порнобизнесе, ни о чем не беспокойся, ложись на спину и наслаждайся жизнью.
— Но ты ведь не шпионка, правда? — спросил Джерри за вызывающе дорогим ленчем — суп из омаров, сырые устрицы, черная икра, шампанское, — который они, проведя все утро в постели, заказали прямо в номер.
— Нет, конечно, Джерри, — ответила Соня серьезно. — Я всего лишь обыкновенная молодая москвичка, которая работает в Брюсселе, промотала уже половину двухнедельного отпуска и очень хотела развеяться...
— Но это наверняка не все, что ты можешь рассказать о себе.
— Думаешь? — спросила Соня немного рассеянно.
— Уверен.
— Почему?
— Потому что у каждого человека есть что-то за душой.
Когда принесли завтрак, Соня ушла в ванную, а Джерри накинул халат и впустил стюарда. Теперь они сидели за маленьким столиком друг напротив друга: Джерри в халате, а она нагишом. Почему-то ей вдруг стало неуютно и беспокойно.
— У меня нет... — Соня погрустнела. — Во всяком случае... Знаешь, я не похожа на тебя, у меня нет великих идей насчет будущего, и меня совсем не тянет изменять мир...
— А как же девичьи мечты? И их не было?
— Были, конечно. Но ничего грандиозного, ничего такого, чего бы я уже не достигла.
— Расскажи.
— Да не о чем, в общем-то, рассказывать.
Джерри подмигнул, встал и скинул халат на пол.
— Ну вот, у меня ты видела, теперь покажи, что у тебя.
Соня рассмеялась. Джерри снова сел, откинулся на спинку кресла, взял свой бокал и взглянул ей в глаза.
— Как сказала бы наша подруга Саманта, давай, милашка, открой мне тайны своей души, — сказал он с жутким британским произношением, отчего у нее сразу полегчало на сердце.
И Соня начала рассказывать. Как росла в своем Ленино, как много значила для нее возможность свободно ездить по всему "западному Диснейленду" и как эта маленькая мечта, столь невзрачная и эгоистичная по сравнению с его мечтами, заставила ее выбрать службу во внешней торговле...
Соня умолкла на несколько секунд, налила себе еще бокал шампанского, выпила — должно быть, для храбрости — и ни с того ни с сего принялась рассказывать этому голому мужчине, с которым они еще вчера были совсем чужими, этому — подумать только! — американцу о Юлии Марковском, как она предала его, и их любовь, и дело, которому собиралась себя посвятить, все предала, едва люди из "Красной Звезды" поманили ее, предложив жизнь на Западе.
— И знаешь, что во мне хуже всего, Джерри? — спросила она. — Я ни капли об этом не жалею! Я добилась, чего хотела, и все оказалось именно таким, как мне представлялось! Я просто счастлива, что решилась уехать, и сделала бы это еще и еще! — Она вздохнула, поковыряла вилкой в раскрытой раковине устрицы и, отведя взгляд в сторону, тихо добавила: — Видишь, какое мелкое я на самом деле существо...
Джерри встал, подошел к ней, положил руку на плечо, другой нежно приподнял ее голову, чтобы она видела его глаза и мягкую улыбку.
— Эй, подруга, похоже, во всем Париже ты выбрала чуть ли не единственного человека, который точно знает, что это совсем не мелко.
Не понимая, к чему он клонит, Соня выпрямилась и откинула голову.
— Я с детства мечтал о полетах к Луне и Марсу, а ты мечтала о жизни на Западе, — сказал Джерри. — Я всю свою жизнь искал способ отправиться к далеким мирам моей мечты, и теперь, если хватит смелости, мне это может удаться. Ну, в определенном смысле, конечно...
Глаза у Джерри горели так ярко, что ее грусть начала таять, как туман под, лучами восходящего солнца, хотя она и не понимала, почему это так.
— Что-то до меня не доходит, — призналась Соня.
— Я тебе рассказывал вчера про своего дядюшку Роба? Рассказывал?
Она кивнула.
— Роб как-то сказал мне одну вещь, которую вычитал в юности и запомнил на всю жизнь. Мне тоже это запомнилось. "Человек может ходить по водам. Надо отказаться от всего остального ради одной цели — и тогда наверняка получится!"
— И что?
— А то, что мне теперь надо собраться с духом и сделать это, — сказал Джерри, буквально сияя. — Но ты-то, ты это уже сделала, Соня. Все оставила позади, отказалась от всего важного для тебя, чтобы сбылась мечта маленькой московской девчонки, — и прошла по водам!
У Сони на глазах стояли слезы.
— Джерри, ты бесподобный мужчина, — сказала она. — Кто-нибудь из женщин тебе это уже говорил?
— Нет, — ответил он вполне серьезно. — Никто не говорил.
И они обняли друг друга.
Так все и началось.
Именно так.
После полудня они гуляли по парижским улицам и разговаривали. О том, как она росла в Москве, а он — в Лос-Анджелесе. О фильмах, которые они видели. О Париже. О французской кухне. О том, как, должно быть, интересно жить в одном из плавучих домов, что покачиваются у набережной Сены.
Джерри Рид влюбился, чего с ним прежде, в общем-то, не случалось, но он не хотел об этом говорить, потому что не знал, как сказать, да и не нужно было.
Вместо этого он говорил о космосе. Болтал без умолку, а Соня внимательно слушала, и улыбалась, и ни разу не назвала его рассказы космической чепухой, как другие женщины, и ни разу не сказала, что это тоска смертная, и время от времени, доказывая свой неподдельный интерес, задавала наивные с технической точки зрения, но вполне грамотные вопросы, и держала его за руку, и глаза ее говорили, что ей действительно интересно — многого не понимая из объяснений Джерри, она хочет, пытается понять, потому что чувствует, как много это для него значит...
Ближе к вечеру они вернулись в "Риц", открыли настежь окна в номере, наполовину выдвинули столик и два кресла на балкон, и Джерри заказал еще шампанского — чтобы можно было наслаждаться парижским закатом, сидя в кресле и потягивая игристое вино.
— Прямо как в кино! — мечтательно произнесла Соня. — Голливуд! Шампанское на балконе, над Сеной, и этот номер... Боже, сколько же он стоит...
Джерри протянул руку, бокалы отозвались мелодичным хрустальным звоном.
— За Европейское космическое агентство! За тех, кто все это оплатил!
— Наверное, ты и в самом деле им очень нужен, — сказала Соня, и, словно маленькое облачко, закрывшее солнце, появилась беспокойная мысль: странно, что ЕКА тратит такие деньги, чтобы заполучить Джерри; ведь, по его собственным словам, он вовсе не крупный ученый или инженер, да и лет-то ему немногим больше, чем ей самой.
Джерри пожал плечами.
— Я думаю, они просто списывают эти деньги, да еще налогов меньше платят. Не свои же.
Соне уже приходилось сталкиваться с этой причудой капитализма, хотя и не в таких размерах. Но, может быть, их можно раскрутить еще?
— А знаешь, у меня возникла идея... — сказала она. — От моего отпуска осталось восемь дней, а ты из всей Европы видел пока только Париж. Почему бы нам не попутешествовать вдвоем, а? Этакое мини-гранд-турне? Лондон, Баден-Баден, Вена, Будапешт, может быть, немного греческих островов, Рим... — Соня передернула плечиками и рассмеялась. — Не будем ничего планировать, полетим или поедем наугад, остановимся, где захотим...
У Джерри загорелись глаза.
— С ума можно сойти! Бесподобно! — воскликнул он, но тут же нахмурился. — И чудовищно дорого. У меня таких денег...
Незаконченная фраза повисла в воздухе, и он посмотрел на Соню. Она подняла свой бокал — снова звон хрусталя — и улыбнулась.
— За Европейское космическое агентство!
— Ты в самом деле думаешь, они...
Соня пожала плечами.
— В худшем случае они просто откажут. Мы ничего не теряем. Даже в Советском Союзе уже давно никого не расстреливали за просто так.
— Pas de problemes, Джерри, не сомневаюсь, — ответил Андре Дойчер с экрана видеофона, едва Джерри, набравшись храбрости, выложил свою дикую идею. — Я сейчас позвоню Никола Брандузи...
Видеофон зазвонил через двадцать минут. Брандузи на экране буквально сиял.
— Какая замечательная романтическая идея, мистер Рид. Я бы с огромным удовольствием и сам с вами отправился, но это, конечно, в ваши планы не вписывается, хе-хе. Лучше всего пользоваться "Золотой Еврокарточкой" — ее везде принимают, а наличные можно получить в любой автоматической кассе — ЕКА оплатит счет. Хотя, конечно, потребуется время.
— Но... у нас всего восемь дней, господин Брандузи...
— Никола, Джерри, для друзей — Никола, — радушно произнес Брандузи. — Ни о чем не беспокойтесь, мы пришлем карточку с курьером завтра прямо в отель. С утра petit déjeuner* — любовь, ленч, а к трем пополудни карточка будет у вас — успеете отобедать в Лондоне или в Мадриде. Насчет номера не беспокойтесь: никуда он до вашего возвращения не денется. А rivederci**, Джерри, счастливого пути! И поцелуйте за меня эту леди везде, где положено, хе-хе!
* Легкий завтрак (фр.).
** До свидания (ит.).
Брандузи не подвел. Вернувшись на следующий день в отель после ленча, они обнаружили, что волшебный кусочек пластика уже ждет их — в элегантном чехольчике из натуральной кожи.
— Так! Где мы сегодня обедаем, Соня? — весело спросил Джерри.
— Твоя "Еврокарточка", Джерри, тебе и выбирать.
— Тогда давай махнем в Лондон. Я больше нигде никого не знаю.
— Я думала, ты там не был.
— Не был, да вот познакомился недавно с порнозвездой...
Соня слышала, что "Савой" в Лондоне — это своего рода британский эквивалент парижского "Рица", — именно там они и остановились. Номер оказался почти такой же огромный и еще более роскошный, чем их парижское пристанище. На следующее утро, едва встав из-за стола после плотного английского завтрака, они отправились смотреть Лондон — что называется, галопом по европам, но с заходом во все обязательные для туристов точки: Вестминстерское аббатство, здание парламента, Букингемский дворец, Гайд-парк... Впрочем, почти до любого из этих мест от отеля было рукой подать.
Обедали они в шикарном индийском ресторане, о котором Соне рассказывал в свое время кто-то из приятелей. Подавали там карри, оленину, перепелов, куропаток, медвежатину, гремучих змей и даже мяса слонов, гиппопотамов и львов, если верить меню. Затем Соня и Джерри обошли несколько пабов в Челси и Бэйсуотере и лишь после этого вернулись в отель.
На следующий день Джерри здорово удивил ее, взяв роль гида на себя. Он потащил ее по салонам суперсовременной электроники на Тоттенхем-Корт-роуд, накормил ленчем в каком-то пабе, купил дорогую сумку из страусиной кожи в "Хэрродз", покатал на лодке по Серпантину в Гайд-парке — видел это когда-то в кино — и отвел в Лондонский зоопарк — ему говорили, что он ничуть не хуже зоопарка в Сан-Диего.
Соня не раз бывала в Лондоне, но прошедший день показался ей совершенно особенным, удивительным, чарующим. Этот мечтатель из Калифорнии сумел заставить ее увидеть город по-новому, его собственным неискушенным взглядом.
Свою признательность она выразила ночью, а утром паром на воздушной подушке доставил их в Нормандию. Устрицы и сидр на ленч, затем — Бордо, а оттуда на местном поезде в Байонну, на бой быков. Дальше — Мадрид, бутылка "Риохи" в уличном кафе, любовь в отеле, паэлья на ужин; около полуночи рухнули в сон. В десять — подъем, перелет в Барселону, где Соня показала Джерри фантастические строения, возведенные Гауди, — Джерри заметил, что они напоминают дома чокнутых кинознаменитостей в Бель-Эр, — а затем первым классом "Эр Франс" с ленчем — в Ниццу.
День они провели на пляже перед отелем — потягивали коктейли, купались в море под лазурным небом, занимались любовью под пляжным покрывалом прямо на берегу, не обращая внимания на людей вокруг, а затем взяли напрокат огромный старинный "роллс-ройс" с откидным верхом, и вечером, при свете звезд, Соня повезла Джерри в Монако. Вопреки всем ожиданиям, Джерри умудрился выиграть в казино — достаточно, чтобы заплатить за ужин с омарами и отличным вином. После ужина он хвастливо заявил, что истинный уроженец Лос-Анджелеса с юных лет способен добраться на машине куда угодно, как бы ни был пьян, и доказал это, пригнав "роллс" без единой царапины к их отелю в Ницце.
Оказавшись в номере, они рухнули без сил на постель, обнялись и проспали до полудня. Затем перелетели в Рим, пробежались по всем положенным историческим местам, вволю наелись пиццы с красным вином и еще успели на рейс до Бриндизи. Городок им не понравился, и ночь они провели на пароме, плывущем к греческому острову Корфу.
Керкира, главный город Корфу, оказался настоящим туристским кошмаром — Джерри сказал, что он здорово похож на Тихуану, — но там оказался аэропорт, и они сразу вылетели в Афины. Как раз успели к ленчу в Плаке, после чего, немного покачиваясь, поднялись к Акрополю побродить среди разрушающихся памятников древности.
Афины им не понравились — душный, шумный, загаженный смогом лабиринт улиц и домов, и Соня решила, что лучше полететь в Мюнхен, пообедать пораньше, перебраться на поезде в Баден-Баден, снять за городом, в Черном лесу, домик с всепроникающим запахом сосен и заняться любовью у камина под шум деревьев, качающихся на ветру.
Засыпая под теплым пуховым одеялом, Соня вздохнула. Рядом, пригревшись, спал Джерри, спальню освещали лишь раскаленные угли камина. Вот бы это продолжалось вечно, думала. Соня. Вот бы не возвращаться через три дня в Брюссель...
Где-то вдалеке грустно ухнула сова — словно звук поезда, уносящего радость в ностальгическое прошлое.
Она прижалась к Джерри. Да, волшебное путешествие скоро подойдет к концу, но это не значит, что нам придется расстаться, милый. Скоро мы потеряем наш чудотворный кусочек пластика, но не обязательно терять друг друга: Брюссель не так уж далеко от Парижа, мы сможем видеться в выходные, и уж наверняка можно будет договориться в ЕКА, чтобы твой отпуск совпадал с моим...
Снова ухнула сова, на этот раз уже вроде бы не так грустно. Нет, она не провожает своим печальным криком поезд, уносящий их золотые дни в ночь прошлого. Похоже, поезд просто тормозит перед станцией, а направляется совсем в другую сторону — в радостное будущее. Что может помешать им сесть в этот поезд? Да ничего!
Как странно и удивительно вновь оказаться в час пик в такси, ползущем по залитым послеполуденным светом улицам Парижа к отелю "Риц" на Вандомской площади — с любимой русской девушкой, с ощущением, будто он возвращается домой.
Вспоминая поездку, он с удивлением осознавал, что они путешествовали всего неделю, а часть Европы, которую за это время довелось увидеть, можно втиснуть между калифорнийским побережьем и Миссисипи. Страна за страной, каждая со своим непонятным языком, со своими достопримечательностями, своими звуками, запахами, пищей, у каждой глубокие корни, уходящие в уникальное историческое прошлое, — прямо как неизведанные планеты из фантастических журналов отцовской коллекции. Можно до конца жизни посещать эти миры один за другим и каждый раз находить что-то новое. Теперь он понимал Соню, ее девичьи мечты о Западной Европе, чувствовал, как близки они его страстному желанию побывать на других планетах, у иных солнц.
И если его мальчишеским фантазиям суждено так и остаться фантазиями, если мужчина, которым он стал, твердо знает, что не доживет до начала великой эры звездопроходцев, судьба, по крайней мере, подарила ему шанс стать одним из тех, чья жизнь и работа приблизит это время. А еще он получил неизведанные миры Европы и женщину, вместе с которой будет исследовать эти миры и которая его понимает.
К концу путешествия Джерри в этом не сомневался. Временами ему казалось, что она понимает его лучше, чем он сам понимает себя. После того как они вихрем пронеслись от Лондона до Мюнхена, Соня мудро сбавила темп и увезла его в тихий домик посреди Черного леса. Половину следующего дня они бродили и разговаривали, а затем на поезде, без спешки, добрались до Вены. Романтический ужин при свечах, постель, разговоры далеко за полночь, а на следующий день ленч в самолете до Парижа.
— Да, Джерри, я знаю, мы не были в Будапеште, Амстердаме, Брюсселе, Женеве, на озере Комо и в Альпах, — говорила Соня в эти последние дни, когда он начинал жаловаться, что их драгоценное время уходит. — Но они никуда от нас не денутся, а если захочешь увидеть слишком много и слишком быстро, ты вообще все пропустишь. Вот как те горы. Посмотри в окно. Разве не чудо?
Она права. Европа никуда не убежит. Соня уезжает всего лишь в Брюссель. Когда самолет из Вены приземлился в аэропорту Шарль де Голль, они все это окончательно поняли и спланировали свое будущее.
Джерри, разумеется, примет предложение ЕКА; ему придется подыскать квартиру — самому, поскольку уже в понедельник Соне надо быть на работе. Она вернется в Париж в следующий выходной, посмотрит квартиры и поможет выбрать: ведь ей придется проводить там немало времени. А еще через неделю она снова приедет и поведет его покупать мебель на улицу Фобур-Сент-Антуан, где, по ее словам, можно найти все и по вполне приемлемым ценам.
А после... К чему загадывать? Они оба молоды, у них еще будут и выходные и праздники, и конечно же нужно позаботиться, чтобы совпали отпуска. Жаль, что придется жить в разных городах, но ничего не поделаешь. Они ведь, в конце концов, пока не собираются пожениться или там что еще; впереди у них годы — можно путешествовать и жить в свое удовольствие. Боже, да они знакомы-то чуть больше недели!
Когда такси подрулило ко входу в "Риц", Джерри улыбнулся и крепко обнял Соню.
— Добро пожаловать домой, — сказал он, увидев высыпавших им навстречу швейцаров. — Меня так и тянет взять тебя на руки и перенести через порог.
— Не стоит, спровоцируешь забастовку гостиничных служащих, — серьезным тоном ответила Соня. — И кроме того, слишком уж этот "дом" роскошный, трудно будет отвыкать. Скоро я окажусь в своей квартирке в Брюсселе, а у тебя будет своя — в Париже. И ни мне, ни тебе уже не удастся заказать в номер шампанское и икру. Так что...
— Так что, пока можно, закажем бутылку "Дом Периньон" и севрюжьей икры. Вспомним старое, а?
Соня рассмеялась.
— Ты способный ученик, Джерри.
Когда они вошли в номер, Соня чуть не запрыгала от восторга: шампанское и икра уже ждали их на столе — правда, "Моэ и Шандон", а икра белужья, но все равно сюрприз удался. Рядом на столе лежала карточка: "С возвращением! Ваши друзья из ЕКА".
Кроме этого, в конверте под дверью их ждала записка. Джерри поднял конверт, прочел записку, и веселое настроение мгновенно улетучилось.
— Что случилось? — спросила Соня. — Что там?
Джерри неуверенно пожал плечами.
— Ничего особенного, в общем-то. Просят позвонить в американское посольство, — ответил он, и по выражению его лица Соня догадалась, что он взволнован.
В записке было всего три фразы:
"Мистер Джерри Рид, звонили из американского посольства. Просили перезвонить, как только вернетесь. Свяжитесь, пожалуйста, с Дорис Стайнер".
Ничего особенного, но тон записки вселял беспокойство. Может быть, виной тому "как только вернетесь".
— Что случилось? — переспросила Соня, подходя ближе.
— Надеюсь, ничего, — ответил он. — Надеюсь... Отец, мама... Боже, я надеюсь, с ними ничего...
Соня взяла его за руку и крепко сжала.
— Что бы там ни было, лучше разобраться с этим делом сразу и не мучить себя.
Джерри кивнул и набрал номер на видеофоне. Ответили сразу, но на экране вместо человека возник герб США.
— Дорис Стайнер, пожалуйста.
— Простите, кто ее спрашивает?
— Джерри Рид. Меня просили связаться.
— Минутку.
В динамике зазвучала музыка. Минуты три или четыре Джерри провел в напряженном ожидании, ему показалось, что прошло не меньше получаса, прежде чем на месте герба появилась женщина средних лет с короткими седеющими волосами и скучным выражением лица.
— Дорис Стайнер... — произнесла она характерным для уроженцев Среднего Запада голосом и вопросительно взглянула на Джерри.
— Джерри Рид.
Женщина несколько секунд смотрела на него непонимающим взглядом, затем спросила:
— И что дальше?
— Вы меня просили позвонить.
— В самом деле? Сейчас я проверю по компьютеру.
Еще минуты полторы мучительного молчания.
— Да, есть. Завтра в одиннадцать утра у вас встреча с Лестером Колдуотером.
— У меня?
— Да, тут так записано.
— И кто такой Лестер Колдуотер?
— Заместитель атташе по коммерции.
— Я не знаю никакого Лестера Колдуотера и ни с кем в посольстве не назначал встреч. И вообще...
— Я не говорила, что вы назначали, — перебила его Дорис Стайнер все тем же противным ровным голосом. — Тут написано, что Колдуотер хочет видеть вас у себя ровно в одиннадцать.
— А если мне не захочется с ним встречаться? — резко спросил Джерри.
— Послушайте, не морочьте мне голову, а? — сердито ответила Дорис Стайнер. — Я тут всего лишь секретарша...
— Это вы не морочьте мне голову, мисс Стайнер! — не выдержал Джерри. — Я исправно плачу налоги американскому правительству, и из моих налогов вам платят жалованье. Я задал вам вопрос и вправе получить ответ. Что будет, если я не явлюсь?
Лицо мисс Стайнер стало холодным, голос — злым и резким.
— Это Франция, мистер Рид, поэтому мы не можем послать за вами двух морских пехотинцев и привести вас силой. Но маркер в вашем досье означает...
— Что к черту за маркер? И что значит "мое досье"?
— ...что в случае неявки в посольство через полчаса после назначенного срока ваш паспорт будет объявлен недействительным.
— Что у вас там, черт побери, происходит?
— Я-то откуда знаю? — парировала Дорис Стайнер. — Это не по моей части. Я всего лишь посыльная, и незачем на меня кричать.
— Кричать... Послушайте, вы...
— До свидания, мистер Рид. Всего хорошего, сказала Дорис Стайнер с ядовитой улыбочкой, и экран погас.
Верховный суд утверждает Закон о национальной безопасности
Шестью голосами против трех Верховный суд Соединенных Штатов утвердил четыре вызвавших бурную полемику статьи нового Закона о национальной безопасности. Решено, что отказ от конституционных свобод при поступлении на работу, требующую проверки благонадежности, есть дозволенный гражданским законодательством результат соглашения двух договаривающихся сторон, следовательно, его нельзя рассматривать как нарушение Конституции федеральным правительством.
Выражая свое несогласие с принятым решением, член Верховного суда Карл Вейверли заявил: "Настал воистину черный день для свободы. Допустив подобное торжество софистской логики во имя интересов национальной безопасности, Верховный суд нарушил если не букву, то уж наверняка дух Билля о правах и дал зеленый свет еще более грубому попранию свобод в будущем".
"Нью-Йорк таймс"
Из-за несанкционированной забастовки технического персонала на французской стороне сегодня на шесть часов прекратилось движение через туннель под Ла-Маншем, что вызвало заторы на рельсовых путях, сказавшиеся на работе транспорта даже в Париже и Лондоне.
"Бомба? Ни про какие бомбы никто не говорил, — ехидно ответил на вопрос корреспондента Франсуа Деладье, неофициальный представитель бастующих. — Мы лишь хотим сказать, что сегодня в течение шести часов не сможем гарантировать безопасность движущихся через туннель поездов. Однако с увеличением ставки на пять ЭКЮ в час у нас, не исключено, появится возможность сделать так, чтобы подобная ситуация больше не повторилась".
В некоторых случаях дело едва не дошло до драк между возмущенными пассажирами и французскими рабочими. "Если бы со мной были мои приятели, — сказал один из болельщиков "Манчестер Юнайтед", который возвращался домой после выходных на континенте и просил не называть его имени, — мы бы отделали этих ленивых лягушатников не хуже, чем наши парни отделали их в прошлый четверг".
"Новости мира"
Соня не понимала, почему Джерри относится к ситуации так легкомысленно. После вчерашнего звонка в американское посольство он очень расстроился, но даже тогда был скорее зол, чем напуган. Теперь же, собираясь на встречу с заместителем атташе, он посмеивался.
— Они, наверное, думают, что ты шпионка, — сказал он, чмокнув ее в щеку. — Думают, все русские — шпионы.
— Это вовсе не смешно, Джерри.
— Да брось ты, не беспокойся.
— Знаешь, Джерри, мне это совсем не нравится. Может быть, тебе не следует являться в посольство. Я слышала, бывали случаи... .
— Наверное, в ваших телесериалах такое показывают, — сказал Джерри. — Не говори ерунды, это же не КГБ, это американцы. — Он рассмеялся. — Что они могут сделать? Сцапать меня и отправить в Сибирь за то, что я влюбился в русскую? Не волнуйся, к ленчу вернусь.
Он снова рассмеялся, еще раз поцеловал ее и вышел.
Соня вернулась к столу с неубранным завтраком и налила себе вторую чашку кофе. Не волноваться? Джерри так наивен в подобных вопросах. Эти "космические сани", над которыми он работал, возможно, вещь очень ценная для Союза, а что представляет интерес для русских, то наверняка важно и для Америки. Если бы Джерри был советским гражданином и располагал подобной информацией, его бы не выпускали за границу. Мысль о том, что ЦРУ может увезти его обратно в Америку, ужасала. Ноющая пустота в душе — от мысли, что она больше не увидит Джерри, подсказывала ей, что она и в самом деле влюблена. А то, что через сорок восемь часов ей нужно быть в Брюсселе, когда тут заварилась такая каша, ее просто убивало.
Но об этом — как скоро выяснилось — она беспокоилась зря: через пять минут после ухода Джерри в дверь осторожно постучали. Соня открыла дверь. Сердце ее дрогнуло, по спине поползли мурашки, рот открылся от удивления.
На пороге стоял ее начальник, Григорий Панков, тот самый Панков — по прозвищу Осьминог. Он нервно шевелил пальцами, плечи его поникли, на высоких залысинах блестели капельки пота — казалось, он давно ждал, когда уйдет Джерри. Наверное, и в самом деле ждал.
Встретиться с Лестером Колдуотером удалось только без двадцати двенадцать, и не потому, что Джерри опоздал в посольство. Сначала он простоял в очереди у входа: каждого посетителя обыскивали морские пехотинцы и проверяли детектором металла. Потом минут пять пришлось ждать, пока дежурный договорит по телефону и обратит наконец на него внимание. Когда его все-таки направили в кабинет на третьем этаже, секретарша Колдуотера, даже не предложив ему кофе, двадцать минут держала Джерри в приемной, где, кроме старых номеров "Уолл стрит джорнэл" и "Барронс", нечего было почитать. Только после этого Колдуотер его принял.
Стены кабинета были выкрашены в казенный светло-зеленый цвет, довольно мерзкий, на полу — казенный светло-коричневый ковер. Напротив стола — два огромных кресла с дешевой коричневой обивкой. Единственное, что самую малость украшало кабинет, — это американский флаг и портрет президента на стене.
Сам Колдуотер выглядел лет на пятьдесят. Полноватая фигура, синий костюм в полоску, седеющие, не очень аккуратно уложенные волосы, водянистые голубые глаза за стеклами модных треугольных очков.
— Садитесь, — сказал он вместо приветствия. Может быть, на Джерри подействовала обстановка, напомнившая ему кабинет воспитателя в школе, может, вся эта нервотрепка, может, сам Колдуотер. Как бы то ни было, Джерри разозлился и возненавидел заместителя атташе с первой секунды.
Он плюхнулся в кресло напротив стола, сложил руки на груди и сказал:
— Итак?
Колдуотер набрал что-то на клавиатуре компьютера.
— Итак, мистер Рид, я должен поставить вас в известность, что вы едва не нарушили Закон о национальной безопасности, подписанный недавно президентом.
— Каким же образом? — спросил Джерри, уже немного нервничая, но твердо решив этого не показывать.
— Вы знакомы с текстом нового Закона о национальной безопасности, мистер Рид?
— Нет, — ответил Джерри. — Я не юрист и не интересуюсь политикой.
Колдуотер вывел на экран еще что-то.
— По нашим сведениям, вы получили предложение работать на Европейское космическое агентство...
— Откуда вы знаете? — не удержавшись, спросил Джерри и тут же пожалел об этом.
— Вопрос не по моей части, мистер Рид, — ответил Колдуотер несколько неуверенно. — Однако вы не отрицаете?...
Джерри на секунду задумался. Очевидно, они все знают о предложении, может быть, о зарплате и о всяких льготах... Скрывать нет смысла, хотя и рассказывать лишнее тоже ни к чему.
— Не отрицаю. А что, это преступление?
— Нет. До тех пор, пока вы не приняли предложение, — сказал Колдуотер. — Поскольку вы имели доступ к военному проекту средней степени секретности, новый Закон о национальной безопасности запрещает вам работать за пределами Соединенных Штатов или на иностранные компании на территории Соединенных Штатов. Это может быть расценено как шпионаж — со всеми вытекающими последствиями. Поскольку ЕКА официально сделало вам такое предложение, вам необходимо подписать заявление с обязательством это предложение не принимать, иначе ваш американский паспорт будет аннулирован.
Он выдвинул ящик стола, достал бланк и подвинул его через стол Джерри, затем достал из кармана пиджака шариковую ручку и положил ее рядом с листом бумаги.
— А если я откажусь подписывать?
— Тогда я обязан потребовать у вас паспорт.
— А если я откажусь отдать его?
Колдуотер вздохнул и пожал плечами.
— Это опять не мой вопрос, мистер Рид. Достаточно будет, если я скажу, что вам не позволят уйти из посольства с паспортом на руках?
Джерри уставился ка документ перед ним. Разговор немного напугал его, но будь он проклят, если подпишет что-то, не выяснив ситуацию до конца!
— Я не обязан ничего подписывать, не посоветовавшись с адвокатом, — сказал он Колдуотеру. — Это, если не ошибаюсь, конституционное право американского гражданина.
— По новому Закону о национальной безопасности — нет, — возразил Колдуотер. — Получив допуск для работы над "космическими санями" в компании "Роквэлл", вы отказались от своего права получать юридические консультации по таким вопросам.
— Что? Да с тех пор уже Бог знает сколько лет прошло! Вашего закона тогда еще и в помине не было!
— Совершенно верно, — согласился Колдуотер. — Именно поэтому Конгресс весьма предусмотрительно наделил двенадцатую статью закона обратной силой.
— Это неконституционно! — выкрикнул Джерри. Мысли его плыли. — Я ничего не стану подписывать без консультации с адвокатом.
— Как пожелаете, — ровным тоном сказал Колдуотер и нажал кнопку интеркома. — Пригласите, пожалуйста, сюда Эла Баркера. Его ждет мистер Рид. — Колдуотер встал, демонстративно взглянул на часы и, двинувшись к двери, добавил: — Время к ленчу, так что вы с Баркером можете побеседовать в моем кабинете.
— И по какой части этот ваш Эл Баркер? — язвительно поинтересовался Джерри.
Колдуотер открыл дверь и посмотрел на него как на малого ребенка.
— Давайте не будем грубить, мистер Рид, — сказал он, шагнул за порог и закрыл за собой дверь, оставив Джерри одного.
Чувствовал Джерри себя точь-в-точь как в кабинете воспитателя: еще минута — явится директор школы.
Панков добирался до сути дела целую вечность. Он долго утирал ладонью пот со лба, попросил чашку кофе и стал жаловаться, как плохо было лететь из Брюсселя. Затем украдкой бросил взгляд на неубранную постель, на Соню и с серьезнейшим выражением лица уселся на стул, ни словом, ни жестом не выказывая никакого к ней интереса, словно и не пытался никогда подбивать клинья. Не позволил себе ни единой шуточки, и это особенно встревожило Соню.
— Как вы здесь очутились, Григорий Михайлович? — не вытерпела она.
Панков вымученно улыбнулся.
— Как бы мне ни хотелось сказать, что я прибыл сюда, влекомый романтической страстью, Соня Ивановна, но я в вашем будуаре, увы, по поручению компании "Красная Звезда"...
— Я вас не понимаю...
Панков, запинаясь и глядя куда-то сквозь нее, пустился в объяснения — похоже было, он готовил и старательно заучивал свою речь еще в самолете.
— Дело в том, что мы в ближайшее время должны подписать с Объединенной Европой многомиллиардный контракт. ЕКА, как вам, безусловно, известно от вашего... э-э-э... скажем, друга Джерри Рида, готовит в настоящее время опытные образцы своего собственного космоплана "Дедал"...
— Почему вы все это мне рассказываете? — резко спросила Соня. — Какое это имеет отношение...
— Терпение, Соня Ивановна, терпение. Я сам, по правде сказать, в этих вопросах немного плаваю, так что вы, пожалуйста, меня не перебивайте, а то я потеряю нить...
На лбу у него снова появились капельки пота. Он промокнул лоб салфеткой, глотнул чуть теплого кофе и продолжил:
— На чем я остановился... Ах да! ЕКА и один европейский консорциум хотят приобрести модули, из которых собран космоград, и построить на геосинхронной орбите, как ни странно, нечто вроде отеля — с тем чтобы сделать проект "Дедал" экономически жизнеспособным, хотя, убей меня Бог, я не очень понимаю, как тут все работает...
— Да, они хотят построить космическую станцию, чтобы "Дедалу" было куда летать, и тогда ЕКА сможет оправдать расходы на него перед банками, — раздраженно сказала Соня. — Джерри мне все это объяснял...
— Объяснял? — переспросил Панков несколько ошарашенно. — Тогда вы, очевидно, уже знаете, что они хотят также приобрести ракеты "Энергия", с помощью которых можно выводить на орбиту большие емкости с топливом, которые, в свою очередь, будут использоваться для буксировки "Дедалов" к этой их орбитальной станции... — Панков простонал. — Модули какие-то! Космические отели! Буксировщики! — запричитал он и несчастным тоном спросил: — Вы что-нибудь здесь понимаете?
— Все понимаю, за исключением того, почему вы прилетели сюда из Брюсселя и читаете мне лекцию, — сорвалась Соня, уже потеряв всякое терпение. — Может быть, вы объясните, Григорий Михайлович, в чем все-таки дело?
— Дело? Да, дело. Так вот, дело в том, что "Красная Звезда" отказывается продавать им ракеты-носители "Энергия" и настаивает на продаже топлива прямо на орбите, что нам несравненно выгоднее, а европейцы отказываются от такой сделки, так как их станция будет зависеть в этом случае от цены на наше топливо, так сказать, франко-борт на низкой околоземной орбите...
— Суть дела, Григорий Михайлович, ради Бога, суть!
— Да, хорошо, я понимаю. После, как мне было сказано, крайне тяжелых переговоров "Красная Звезда" выбила из Объединенной Европы компромиссное решение. Мы продаем им космоградовские модули и ракеты "Энергия", а прибыль используем на приобретение сорока девяти процентов акций транснационального Консорциума, который будет производить "Дедалы". Отличная сделка для "Красной Звезды", не правда ли?
— Замечательная! Гениальная! Бесподобная! Но какое это имеет отношение ко мне?
— Я как раз к этому и подбираюсь, — сказал Панков уже спокойнее и увереннее, от чего Соне не стало легче. — Видите ли, краеугольной проблемой здесь остаются эти самые орбитальные буксировщики, без которых ЕКА не может выводить космопланы к станции и построить саму станцию. У ЕКА нет необходимой технологии, нет ее и у нас, хотя, мне говорили, наши военные хотели бы ее заполучить, а без буксировщиков весь этот проект — дохлое дело. Сотни миллиардов рублей, как я понял...
— А американцы знают, как их строить, они разрабатывали "космические сани"... — закончила его мысль Соня. — Так вот почему ЕКА тратит кучу денег, чтобы заполучить Джерри!
Панков облегченно вздохнул, словно сбросил с плеч тяжелую ношу, и просиял — не будь эта улыбка на лице такого противного, скользкого человечка, ее можно было бы назвать ослепительной.
— Вот именно, Соня Ивановна, именно. Слава Богу, до вас дошло! — воскликнул он.
— Что дошло? — спросила Соня, на сей раз ей не удалось разыграть недоумение: она уже догадывалась, в чем дело.
— Теперь вы понимаете, почему мы намерены продлить ваш отпуск с сохранением оплаты?
— И на какой же срок? — Она знала ответ, но из мелкой мстительности решила заставить начальника попотеть.
— Я в самом деле должен объяснять это? — расстроенным тоном спросил Панков, не зная, куда деть руки.
Соня смотрела на него, делая вид, что ничего не понимает.
— Видите ли, Соня Ивановна, не я все это придумал, — занудил Панков. — Сделать вам это предложение меня уполномочил Сергей Даколов. Он получил информацию от своего руководства, которому, в свою очередь, ее передали из правления "Красной Звезды" в Москве: в высшем партийном руководстве считают... э-э-э... целесообразным, чтобы вы продолжали э-э-э... отношения с этим Джерри Ридом до тех пор, пока он не переметнется, и сделали все, что... э-э-э... в ваших силах, чтобы убедить его в необходимости такого шага.
— Что значит "переметнется"? Кто сказал, что это необходимо? И — к кому? Насколько я понимаю, речь шла только о его работе на ЕКА.
Покончив наконец с неприятным поручением начальства, Григорий Михайлович Панков воспрянул духом и стал самим собой, то есть опытным бюрократом.
— Нет, не только, — произнес он важным начальственным тоном. — ЕКА, без сомнения, сделает ему общеевропейский паспорт. По сути дела, они хотят, чтобы он помог им разработать их собственную версию ключевого звена "Космокрепости Америка". Американцы же сделают все возможное, чтобы воспрепятствовать этому, — за исключением прямого нарушения французских законов. Если он подпишет контракт с ЕКА, они наверняка не позволят ему оставаться в Европе с американским паспортом.
— Если подпишет...
Панков взглянул на Соню и совершенно официальным тоном произнес:
— Вы обязаны сделать так, чтобы Джерри Рид согласился работать на ЕКА. Это ваш долг — лояльной сотрудницы "Красной Звезды" и патриотки, которую, добавлю, страна одарила неограниченной визой для Западной Европы.
— А если я откажусь играть в ваши гнусные игры?
Григорий Михайлович Панков пожал плечами.
— Если вы откажетесь выполнить пожелание высшего партийного руководства, что ж... Лагерь вам, конечно, не грозит, но у "Красной Звезды" найдется вакантное место секретаря-машинистки во Владивостоке.
На сей раз Джерри долго не мариновали. Минут через пять после того, как ушел Колдуотер, в кабинет влетел Эл Баркер. Дверью он не то чтобы хлопнул, но закрыл ее резко, с этаким властным стуком.
Баркер оказался среднего роста чернокожим с крепкой фигурой, в отменного покроя темно-зеленом костюме, который на нем почему-то производил впечатление военной формы. Высокие скулы, коротко стриженные волосы с сединой, жесткий холодный взгляд, в котором чувствовалась привычка командовать. Не представившись, он быстро прошел к столу, сел, прямой как шомпол, во вращающееся кресло Колдуотера, положил локти на тол и, смерив Джерри взглядом, сразу приступил к делу.
— Я буду с вами откровенен, Рид, — заговорил он жестким безапелляционным тоном. — Вы вели себя как кретин и теперь по уши сидите в дерьме. В вашем распоряжении интеллектуальная собственность, а именно секретные материалы, касающиеся разработки "Космокрепости Америка", и можете не сомневаться, у идиота, который выпустил вас с общеевропейской визой, не появится возможность сделать такую глупость второй раз. — Баркер сцепил пальцы, выпятил губы и уставился на Джерри с плохо скрываемым неудовольствием. — В общем-то, можно сказать, здесь нет вашей вины, Рид, — признал он. — В конце концов, охотники из ЕКА предложили вам оплаченный отпуск, вы не скрывали намерений посетить Францию, но кто-то прохлопал ушами и выпустил вас из страны. Короче, вы, в худшем случае, вели себя лишь как корыстолюбивый болван.
— Откуда... откуда вы узнали...
— Откуда мы узнали об играх ЕКА? — Баркер усмехнулся. — Боже, Рид, не считайте нас идиотами. Вы появляетесь в Париже, поселяетесь, черт подери, в "Рице", сорите деньгами, словно завтра конец света, и думаете, мы этого не заметим? Затем вы показываетесь на приеме, устроенном ЕКА, вместе с Андре Дойчером и, видимо, считаете, что у нас не хватит ума связать одно с другим?
Джерри дрогнул.
— Ну хорошо, — сказал он, — положим, ЕКА оплатило мне отпуск в Париже и предложило работу. Это что, преступление?
Баркер пожал плечами.
— Если бы мы искали, за что надрать вам задницу, мы пришили бы вам сговор, подпадающий под Закон о национальной безопасности. Но теперь нам и когтей точить не надо. Вы, видимо, захотели облегчить нам жизнь и спутались с русской шпионкой!
Это было уже слишком.
— Вы в своем уме? — огрызнулся Джерри. — Соня не шпионка!
Баркер закатил глаза.
— Все ясно, Рид. Вы это точно знаете, да? Держу пари, мадам сама вам это сказала...
— Она переводчица в брюссельском филиале "Красной Звезды", — упорствовал Джерри. — Можете проверить.
— Вы это серьезно? Вы серьезно думаете, что мы не проверяли?
— Ну и что?
— Боже правый, Рид, русские что, по-вашему, значки своим агентам на задницы прикалывают? "Трахни меня — я из КГБ"?
— У вас есть доказательства, что Соня работает на КГБ?
— Нам не нужны доказательства, Рид. Подумайте своей головой! По открытой легенде она работает в "Красной Звезде"! А вы знаете, что это такое?
— По-моему, какая-то русская торговая компания, а что?
— Да, Рид, как вы выразились, "какая-то русская торговая компания". — Баркер говорил усталым голосом, словно преподаватель, разъясняющий ученику азы. — Это крупнейшая русская торговая компания и одновременно рука, придаток советского правительства. Ее задача: проникать на европейский рынок, скупать все что можно, подрывать экономику Объединенной Европы и переправлять передовые технологии на Восток. А как там, в Москве, считают, это придаток КГБ или наоборот, для нас значения не имеет.
— Значит, только потому, что Соня работает в их брюссельском филиале, вы ее зачислили в агенты? По-моему, вы начитались шпионских романов. Чушь! Что может понадобиться от меня русской шпионке?
— А что хочет от вас ЕКА, Рид?
— Они хотят, чтобы я у них работал, вот и все.
— Над проектом "Икар", верно, Рид? — спокойно спросил Баркер.
— Откуда вы... — Джерри умолк и, уже присмирев, добавил: — Глупый вопрос, наверно, да?
Эл Баркер одарил его ледяной полуулыбкой.
— Это самое умное из всего, что вы мне сегодня сказали. От вас требуется, используя ваш опыт работы над "санями", помочь ЕКА в разработке космического буксировщика, который сможет перетаскивать их "Дедалы" на геостационарную орбиту...
— Да, верно, — признал Джерри, — но это не военный проект, и русские в нем не участвуют.
— А вы это наверняка знаете, да?
— Ну, не то чтобы наверняка... Я имею в виду...
Баркер встал и принялся расхаживать по кабинету кругами, вынуждая Джерри вертеть головой.
— Как по-вашему, вы патриот, Джерри?— спросил Баркер, неожиданно меняя тон.
— Да, видимо. Конечно.
— Вы хорошо знаете историю?
— Так, немного.
— Тогда, может быть, вам известно, что Соединенные Штаты спасли однажды Западную Европу от нацистов, а затем еще пятьдесят лет, пока европейцы не научились стоять на собственных ногах, защищали этих неблагодарных засранцев от коммунистов. А когда они наконец окрепли, когда создали свою Объединенную Европу, когда мы, защищая их, задолжали им же триллионы долларов, они вдруг заключают эту подлую сделку с русскими, и мы остаемся ни с чем, по сути, в экономической изоляции.
— Я не понимаю, какое все это имеет отношение...
— А все очень просто, Джерри. Мы сильно опередили их в производстве космического оружия, и теперь они пытаются догнать нас, то есть, как всегда, украсть у нас передовую технологию.
— Но какое отношение все это имеет ко мне? — немного неискренне возмутился Джерри, поскольку уже начал понимать, куда клонит Баркер.
Тот сел за стол, решив, видимо, что лекцию по истории пора заканчивать, и снова стал прежним Баркером.
— Самое непосредственное. Можете забыть о своей романтической любви. Даже если Соня Ивановна Гагарина, как вы считаете, действительно переводчица, мы все равно не позволим вам оставаться здесь, потому что не можем допустить, чтобы разработки по "космическим саням" попали в руки людей из ЕКА. Сейчас они воркуют как голубки, но не думаете же вы, что мы станем передавать подобную технологию потенциальному противнику?
— И поэтому вы настаиваете, чтобы я подписал обязательство не принимать предложение ЕКА?
Баркер покачал головой.
— Нет. Вынудив Колдуотера привлечь к делу меня, вы эту возможность упустили, — сказал он. — Я не настолько вам доверяю, Рид. Теперь условия таковы: вы возвращаетесь в Штаты не позднее чем через сорок восемь часов или же готовьтесь к последствиям.
— Что за последствия?
— Лишение паспорта. Лишение допуска к секретным разработкам, а это означает, что у вас никогда не будет возможности работать в мало-мальски серьезном проекте, то есть вы не будете участвовать ни в одной космической программе. В-третьих, судебное преследование за нарушение Закона о национальной безопасности.
Тут у Джерри в душе что-то не выдержало, лопнуло. Он молчал, когда Баркер обзывал его кретином и болваном, молчал, когда любимую женщину назвали шпионкой, и под наскоками Баркера не мог собраться с мыслями, чтобы вразумительно защитить свою точку зрения на происходящее. Но теперь Баркер говорил с ним совсем как с идиотом, и это развязало ему язык.
— Чего вы добиваетесь, Баркер? — брякнул он не раздумывая. — Чтобы я и в самом деле перебежал к ним?
Слово буквально обожгло язык. Боже, подумал Джерри, что я такое говорю? Но Баркер, похоже, был ошарашен не меньше его самого.
— О чем вы, Рид? — спросил он обеспокоенно, и Джерри почувствовал, что теперь их позиции поменялись.
Может быть, именно любовь прибавила ему храбрости. Или выражение лица Баркера. Или он успел прийти в себя и серьезно оценить положение.
— Вы говорите, что, если я не вернусь в Штаты через двое суток, мой паспорт будет аннулирован...
— Это уже и сейчас для нас не документ, Рид.
— Но если я вернусь, мне предъявят обвинение...
— Эй, подождите-ка, я не хочу, чтобы у вас создалось неверное впечатление, — торопливо заговорил Баркер. — Забудьте, что произошло, будьте пай-мальчиком, Рид, и — никаких обвинений.
— Вы можете дать мне письменную гарантию?
Баркер вытаращился на него, и Джерри показалось, что на его лице промелькнуло что-то новое, может быть, невольное уважение.
— О'кей, почему бы и нет? — медленно произнес Баркер. — Думаю, на это мы можем пойти.
— А как насчет моего допуска?
— Что насчет допуска?
— Вы можете дать мне письменную гарантию, что я сохраню допуск? — спросил Джерри, прекрасно понимая, каким будет ответ.
Баркер смотрел на него непроницаемым взглядом и молчал.
— Так как?
Баркер пожал плечами и впервые отвел глаза.
— Боюсь, у меня нет таких полномочий, — признал он тихим голосом, — хотя я готов буду представить свои рекомендации людям, у которых полномочия есть...
— М-да. Так я и думал...
— Что именно?
— Получается, у меня два пути. Или сдать паспорт и вернуться в Штаты, где меня лишат допуска, уволят из "Роквелла" и никто никогда не возьмет меня на работу, связанную с космическими программами. Или... остаться здесь... устроиться на работу в ЕКА и...
— И предать свою страну, — добавил Баркер, глядя на него в упор. — Это будет называться именно так, Рид, если вы примете предложение, не обманывайте себя. Возможность передумать вам уже не представится. Вас арестуют, едва вы ступите на американскую землю.
— Черт! — выдохнул Джерри.
В лице Баркера что-то смягчилось. Он наклонился через стол, покачал головой, и на мгновение Джерри показалось, будто он хочет протянуть руку, потрепать его по плечу.
— Послушай, сынок, — произнес Баркер почти ласково. — Ты ведь не хочешь предавать свою страну? Не хочешь провести жизнь в изгнании, не имея возможности увидеть родину? Не хочешь, чтобы там, дома, тебя называли предателем, а?
— Нет, — прошептал Джерри.
— Я так и думал, — мягко сказал Баркер.
— Но... но если я вернусь, что мне там делать? — несчастным тоном спросил Джерри. — Мне ведь не удастся получить работу в космической программе, да?
Баркер старательно изучал древесные узоры на крышке стола.
— С вашим опытом, Рид, вы найдете приличную работу. В гражданском авиастроении, может быть, или в автомобильной промышленности. Кстати, у меня есть приятель, он сейчас занимает высокий пост в компании "Пайпер", может, ему удастся что-то для вас сделать...
— Вы не понимаете меня, мистер Баркер, совсем не понимаете...
— Я понимаю одно, Рид, — сказал Баркер не без сочувствия — во всяком случае, Джерри так показалось. — Вы сами поставили себя в такое положение, когда вам придется выбирать между карьерой и русской подружкой, с одной стороны, и вашей страной — с другой. Деваться тут некуда. Я вам не завидую. Но дело обстоит именно так.
Джерри медленно кивнул и повторил шепотом:
— Да, именно так...
Эл Баркер поднялся из-за стола, обошел вокруг и в самом деле по-отечески положил руку Джерри на плечо.
— Вот что я вам скажу. Видимо, я сделаю то, что делать не следовало бы. Я выпущу вас отсюда с американским паспортом в кармане, хотя у меня совсем другие инструкции. И вместо сорока восьми часов дам вам пять суток. — Он убрал руку и пожал плечами. — Буду откровенен с вами, Рид. Мы не можем утащить вас назад в Штаты силой, и, если вы перекинетесь к европейцам, мне, поверьте, придется расхлебывать много дерьма. Но поверьте мне и в другом: я не хочу, чтобы бессовестные европейские дегенераты превратили в предателя такого бесхитростного парня, как вы. Я не хочу, чтобы вы приняли решение, о котором будете сожалеть до конца жизни.
Стены этого кабинета без окон вдруг надвинулись на Джерри, воздух словно загустел у него в горле, и весь мир сузился до немигающих глаз Баркера.
— Вы верите, что я откровенен с вами, Рид? — спросил Баркер. — Как американец с американцем?
Джерри встретился с ним взглядом и едва не всхлипнул.
— Да, — сказал он, чувствуя в горле противный ком, взбухающий, как дикое мясо. — Похоже, верю.
Время ленча давно прошло, и Соня уже на треть опустошила бутылку русской картофельной водки, которую она заказала в номер, чтобы набраться храбрости перед разговором о визите Панкова. О том, чтобы скрыть его посещение, Соня не помышляла: в любом случае пришлось бы объяснять продление отпуска. Панков, дилетант несчастный, не догадался придумать правдоподобное объяснение, и она не собиралась делать это за него. "Такие вещи лучше оставить профессионалам из КГБ", — подумала она после первой рюмки и сама удивилась своим мыслям.
А кроме того, у нее нет никаких причин скрывать что-то от Джерри, так ведь? Это после второй. В конце концов, он сам, по велению своего сердца, решил поступить так, как желало "высшее партийное руководство". После третьей рюмки ей стало казаться, что проблему для всех создал сам Панков, когда заявился сюда, а после четвертой она до предела сузила свою задачу, пытаясь придумать, как начать разговор с Джерри, чтобы рассказать все без стеснения и переживаний. К возвращению Джерри она успела сочинить первую половину вступительной фразы: "Представляешь, Джерри, как замечательно? Мой начальник продлил мне отпуск, потому что..."
Но когда он ворвался в номер, все вылетело у нее из головы. Джерри не заметил, что постель по-прежнему не убрана, что в ведерке со льдом стоит бутылка водки и что Соня основательно к ней приложилась. Глаза его горели, но лицо было пепельно-серым, словно не она, а он напился, — Соня мгновенно протрезвела.
— Ты ужасно выглядишь, Джерри, — сказала она, когда он рухнул в кресло. — Что стряслось в посольстве?
Джерри вытащил бутылку из ведерка, налил себе хорошую дозу и проглотил, как мужик*, одним махом, словно для него это самое обычное дело.
*В оригинале "muzhik".
— Они не разрешат мне работать на ЕКА, Соня, — сказал он наконец.
— Что значит "не разрешат"? Как они могут запретить?
— Они обвинят меня в нарушении Закона о национальной безопасности.
Соня бросила на него пристальный взгляд и сказала:
— Что-то я тебя не понимаю, Джерри. Если ты работаешь на ЕКА в Европе, что может сделать тебе американское правительство?
— Ничего, видимо... — пробормотал Джерри. — Но я не хочу предавать...
— Предавать что?
— Свою страну, черт бы ее побрал!
— А обо мне ты подумал? — строго спросила Соня. — О нас?
Джерри затряс головой и бросил на нее затравленный взгляд.
— Бедненький, они тебе совсем там голову заморочили, да? — Соня погладила его по щеке и налила обоим еще. — Давай по одной, а потом ты расскажешь мне все с самого начала.
Джерри кивнул, глотнул водки, передернулся всем телом и принялся рассказывать.
— ...Это чудовищно! — воскликнула Соня, когда он закончил. — Хотя не вижу, из-за чего ты так переживаешь.
— Не видишь? — простонал Джерри. Боже, неужели она ничего не поняла? — Если я вернусь в Штаты, мы никогда больше не увидимся; если не вернусь, мне никогда не работать в космической программе!
— Но, Джерри, ты ведь только что сказал, что они не дадут тебе допуск к работам по американской космической программе, даже если ты вернешься!
Джерри глотнул еще водки, заставил себя успокоиться и думать. Она говорила верно. Самое ужасное, что, как ни крути, он для программы уже мертв — как и Роб Пост.
— Ты права, Соня, — сказал он обреченно. — Я конченый человек. Мне крышка. О, Боже, мерзавцы, сволочи!
На глаза наворачивались слезы, в животе словно разверзлась пропасть, пробирала дрожь. Вот так, что ли, чувствовал себя Роб Пост? Эта жуткая пустота в душе на двадцать, на тридцать, на сорок лет вперед?..
Соня встала, пошатываясь, подошла к нему сзади и принялась массировать напряженные мышцы шеи.
— Нет, Джерри, все не так. Ты совсем не конченый человек. Наоборот! Разве ты не видишь? Лучшая пора твоей жизни только начинается! У тебя есть твоя любимая работа. Перед тобой неизведанная Европа. — Она наклонилась, обняла его и прошептала на ухо: — И у тебя есть я...
Джерри вздохнул. Все верно. Да и что ему делать теперь в Штатах? Даже если бы ничего не произошло, пришлось бы ишачить до конца дней на эти идиотские военные программы. А здесь, в Европе, у него есть и любовь, и надежда, и настоящая работа.
— Но если я останусь, я предам свою страну!
Соня обошла кресло и остановилась перед ним, уперев руки в бока и чуть покачиваясь от выпитого. Глаза ее горели — не только от водки.
— Предашь что? — громко спросила она. — "Космокрепость", программу, которая уничтожила твою мечту и сломала жизнь твоего друга? Страну, которая не позволяет тебе искать другие возможности? Не разрешает тебе остаться с любимой женщиной? Которая требует, чтобы ты отдал все, и ничего не дает взамен? Кто кого предает, Джерри?
— Теперь ты заговорила как русская коммунистка! — выкрикнул Джерри.
— Да, я дитя Русской Весны! — гордо заявила Соня. — И мы, русские, наконец-то поняли то, что вы, американцы, понимали когда-то лучше всех на свете и забыли: страна процветает только тогда, когда у ее граждан не отнимают возможность следовать зову сердца!
Она стояла перед ним, женщина, которую он полюбил, которая любила его как никакая другая раньше, а водка или не водка сделала ее такой раскрасневшейся, взволнованной, рассерженной и совершенно бесподобной — не так уж и важно. В эту минуту он бы все отдал ради нее. И пошел бы за ней хоть на край света. Больше всего ему хотелось прижать ее к себе и никогда-никогда не отпускать.
Но прежде чем он успел это сделать, Соня опустилась перед ним на колени, и пальцы ее нащупали молнию на брюках.
— Не вздумай бросить меня из-за какой-то пустой болтовни и глупой политики, милый, — говорила она, разбираясь с его одеждой.
Затем она без слов, но весьма наглядно показала Джерри, от чего, помимо космической программы, ему пришлось бы отказаться из-за своего патриотизма. Когда после долгих ласк Джерри наконец разрядился, он уже понимал, что всему должен быть предел. Не вправе страна требовать от человека так много, и его страна этот предел давно уже перешла, не предложив взамен ничего.
После они выпили еще по рюмке, и Соня, собравшись с духом, рассказала о визите Панкова и о том, что ей теперь не нужно возвращаться в понедельник в Брюссель. К этому времени она основательно набралась, и мысль о каких-то секретах от Джерри казалась ей совершенно кощунственной.
— Выходит, все твои доводы о велениях сердца пустая болтовня! — заорал пьяным голосом Джерри. — И ты в самом деле работаешь на КГБ!
Соня встала, пошатываясь.
— Я просто тебя люблю, вот и все! — выкрикнула она ему в лицо. — И хочу, чтобы ты остался со мной! И к этой самой матери КГБ! И ЦРУ — к матери! Туда же всю политику! Соня Гагарина следует только зову своей души!
Она посмотрела на своего Джерри, все еще сидящего с расстегнутыми брюками, и никогда он не казался ей таким близким.
— Разве я виновата, что веление моей души так удачно совпадало с долгосрочными планами рабочих, крестьян и космических фанатиков? — спросила она и расхохоталась.
Джерри взглянул на нее, на свою расхристанную одежду и тоже не удержался от смеха.
— М-да, однако, если я — орудие империализма и прислужник крупного капитала, придется потребовать, чтобы рабочие и крестьяне слегка подсластили сделку.
— Что это ты задумал?
Джерри с трудом поднялся на ноги и объявил:
— Если твоему начальству в "Красной Звезде" так неймется, пусть переводят тебя ко мне в Париж, или ты скажешь им, что я отказываюсь!
— У-у-у, Джерри, я и не знала, что ты такой интриган! — Соня взвизгнула от восторга. — А почему бы мне не выбить из них заодно еще и повышение, и интересную работу, и чтобы Осьминог не лапал меня за зад!
— Вот за это и выпьем! — провозгласил Джерри и потянулся к бутылке.
Однако не дотянулся. Вместо этого они оба как-то удачно повалились на кровать, обнялись и мгновенно заснули.
Хулиганство в Верховном Совете
Сегодняшнее заседание сессии Верховного Совета ознаменовалось безобразным инцидентом. Депутаты от Украины и России не нашли общего подхода при обсуждении резолюции по национальному составу офицерского корпуса Красной Армии и затеяли драку.
Сначала депутаты от России не дали Ивану Смоленцу зачитать проект резолюции, после чего несколько представителей Украины принялись отталкивать оппонентов от трибуны и, по свидетельству очевидцев, пустили в ход кулаки.
Не слишком ли далеко мы заходим, копируя манеры западных законодателей? Может быть, подобные методы лучше оставить израильскому кнессету, куда соперники, готовясь к потасовкам, приходят без пиджаков, или сенату Соединенных Штатов, где выяснение отношений на кулаках — давняя традиция.
"Москоу морнинг сан"
Ларри Кругман: Теперь-то уж они точно ничего не смогут поделать, верно? Это маленькая компенсация тех миллиардов, которые наши налогоплательщики вложили в эту космическую эпопею, неспособную собрать и цента. Командный центр дал добро, и спутник "Порноканала" будет наконец под надежной охраной "Космокрепости Америка". Теперь нас никто не остановит, ничто не помешает нам гнать порнуху двадцать четыре часа в сутки на каждую домашнюю антенну от Лиссабона до Москвы.
Билли Аллен: Вы действительно полагаете, что сможете добиться высокого рейтинга популярности на старом замшелом порнокино?
Ларри Кругман: Старые и замшелые, говорите? Да у нас самая большая в мире подборка лент золотого века американского эротического кино, включая такую признанную классику, как "Бездонная глотка за зеленой дверью"; мы уже продали девяносто процентов рекламного времени на первый год — за ЭКЮ и по высшим расценкам. Многие крупные рекламодатели уверены, что наши передачи придутся по вкусу европейскому потребителю с высоким уровнем доходов.
Билли Аллен: Если вы окажетесь правы, старые добрые Штаты покажут этой европейской киноэлите, живущей на правительственных субсидиях, что такое жесткая конкуренция.
"Что может быть лучше шоу-бизнеса?"
Ранним, но, по правде говоря, не особенно ясным для них обоих утром следующего дня Соня позвонила Григорию Панкову в брюссельское отделение "Красной Звезды". Она не сомневалась, что его еще нет на месте, и, когда его действительно не оказалось, попросила соединить ее с самим региональным директором Александром Кащиковым. Соня знала, что оператор не станет беспокоить столь высокую особу из-за звонка какой-то переводчицы, и ее вполне устроил Дмитрий Белинский, лысеющий, средних лет мужчина, который представился помощником Кащикова. Без сомнения, не главный помощник, а так, человек, в чьи обязанности входило отвечать на звонки вроде этого.
— Я — Соня Гагарина. Я звоню из Парижа и хотела бы обсудить вопросы, связанные с продлением моего отпуска.
Белинский некоторое время разглядывал ее, удивленно выпучив глаза, затем устало спросил:
— А вы не слишком утомились на отдыхе, товарищ Гагарина? Я вас не очень понимаю.
— Товарищ Кащиков знает, о чем я говорю.
— Товарищ Кащиков меня высечет, если я буду беспокоить его подобными глупостями.
— Тогда вам стоит переговорить с вашим куратором из КГБ, — сказала Соня. — Он тоже в курсе.
— Куратор из КГБ? — с деланным удивлением воскликнул Белинский. — Вы же знаете, что "Красная Звезда" ни в коей мере не подотчетна КГБ!
Соня вздохнула и решила, что надо воспользоваться приемом, к которому ей не приходилось прибегать со школьных лет в Ленино, — брать на пушку.
— Значит, так: вы передадите мое сообщение либо Кащикову, либо в КГБ, и передадите все, что я скажу, слово в слово. А именно: Соня Ивановна Гагарина желает обсудить с руководством вопросы, связанные с продлением ее отпуска, — сказала она холодно. — И если мне придется позвонить ради этого кое-кому в Москву — что я обязательно сделаю, если мне не перезвонят в течение часа, — у вас появится возможность лично узнать, подотчетны или не подотчетны КГБ сотрудники "Красной Звезды".
Белинский не успел еще переварить услышанное, как Соня продиктовала ему номер своего видеофона и отключила экран.
— Думаешь, сработает? — спросил Джерри. Он еще валялся в постели, мучаясь с похмелья.
— Я думаю, у меня как раз хватит времени на горячий душ, — ответила Соня.
Расчет оказался точным. Она хорошенько отмокла под душем и только взялась за полотенце, как из комнаты донесся голос Джерри:
— Тебя! Какой-то Кащиков!
Соня заставила Кащикова подождать минуты две — насухо вытерлась, а затем, озорства ради, вышла из ванной нагишом, отключила изображение, взяла трубку, разлеглась поверх одеяла рядом с Джерри и, чтобы дело не сорвалось, запустила свободную руку Джерри между ног.
— Кащиков, — послышался в трубке глубокий мужской голос. — Американец в комнате? Ответьте "да" или "нет".
— Да.
— Вы можете от него избавиться?
— Нет.
— Тогда зачем...
— Товарищ Кащиков, — перебила его Соня, — я позвонила вам не загадки загадывать, а сообщить хорошие новости, а именно: порученное мне задание практически выполнено. Джерри Рид готов работать на ЕКА.
— Готов? Но... Вы говорите об этом в его присутствии?
— Можно сказать, да, — ответила она, сдерживая смех, и прижалась к Джерри еще плотнее. — Нет необходимости скрывать что-либо, потому что я все ему рассказала.
— Вы... вы... что вы сделали!
— Я сделала все, что требовалось для выполнения задания, и, к счастью, оно полностью совпало с моими устремлениями, — спокойно ответила Соня. — Можно сказать, это отличный пример утверждения новых коммунистических идеалов. Социалистический патриотизм не только с человеческим лицом, но и с романтическим финалом. Более русское по духу и представить себе трудно, а?
— Что ж, победителей не судят, — ворчливо согласился Кащиков. — Страна должна быть признательна вам, хотя я подозреваю, вами руководила не преданность идеалам социализма, а совсем иные чувства.
— Страна может выразить свою признательность вполне конкретным способом, — сказала Соня. — Я это к тому, товарищ Кащиков, что остались кое-какие мелочи, которые необходимо уладить...
— Мелочи? Слушайте, мне не нравится ваш тон!
— Джерри согласен принять предложение ЕКА, но при определенных условиях...
— Условия? Это уже не нам решать, а им!
— Простите, но здесь я с вами не могу согласиться, товарищ Кащиков. Дело в том, что Джерри очень хочет работать в ЕКА, но он американец, говорит только по-английски и никого, кроме меня, в Европе не знает. Естественно, он боится, что не вынесет одиночества, приступов ностальгии и отчаяния, если ему придется остаться в Париже одному...
— Кажется, я начинаю понимать, куда вы клоните, — медленно произнес Кащиков.
— По счастью, "Красной Звезде" ничего не стоит устранить это маленькое препятствие на пути к столь важной цели. Нужно лишь перевести меня в парижский филиал...
На другом конце провода сухо, сдержанно рассмеялись.
— Значит, решено? — спросила Соня, затаив дыхание.
— У меня не будет сложностей с вашим переводом, — сказал Кащиков. — Но я не могу решать вопросы приема на работу в парижское отделение. Решение должно исходить от них, через Москву. Разумеется, если Москва прислушается к моим рекомендациям. И на это потребуется какое-то время.
— Американцы дали Джерри на раздумья только пять дней, то есть если он собирается возвращаться в Соединенные Штаты, это нужно сделать не позже, чем через пять дней.
— Я все понял, — сказал Кащиков. — До истечения этого срока мы с вами свяжемся: либо я сам, либо парижское отделение. И позвольте заметить, Соня Ивановна, я считаю, что в "Красной Звезде" вас ждет интересное будущее, независимо от того, останетесь вы в Брюсселе или будете работать в Париже. Весьма приятно было вести с вами переговоры.
С этими словами он повесил трубку.
— Не зря ты ему сказала насчет пяти дней? — спросил Джерри, когда Соня перевела ему разговор.
— Думаю, нет. Шевелиться побыстрей будут. Ты же не знаешь нашу бюрократию. Сейчас Москва не позволит парижскому филиалу тянуть, а они могут затягивать решение, просто чтобы продемонстрировать свою самостоятельность.
— Тебе виднее. — Джерри чмокнул ее в губы. — Но в Америке, покупая дом, ни один человек не скажет продавцу, что сделку нужно завершить к следующему вторнику, потому что его вышибают с прежнего места.
— Не беспокойся, Джерри, — сказала Соня, гладя его по щеке. — У нас в России есть поговорка: "Посади бюрократа жопой на огонь — тогда он зашевелится".
Джерри рассмеялся.
— Сейчас придумала, да? А у нас в Америке есть поговорка — и поверь, не я ее сочинил — "Дерьмо стекает вниз".
Джерри казалось, что прошла уже целая вечность с тех пор, как Соня скрылась за дверями "Тур Монпарнас" — во всяком случае, он допивал третий бокал, а ее все не было.
...Несмотря на уверенность, что ей удалось развести под бюрократической задницей "Красной Звезды" неплохой костер, позвонили им только на четвертый день утром, за сутки до срока, отпущенного Элом Баркером. Эти четыре дня они ели, спали, предавались любви, слонялись по улицам Парижа и, как могли, уклонялись от встречи с Андре Дойчером и Никола Брандузи в напряженном ожидании решения русской стороны.
Заканчивая разговор, Соня улыбалась и кивала.
— Хорошие новости? — спросил Джерри.
— Похоже. Звонили из парижского филиала в "Тур Монпарнас". Хотят меня видеть сегодня в три часа. Если бы мне отказали, то позвонили бы скорее всего из Брюсселя.
Джерри настоял на том, что проводит ее до станции метро "Монпарнас": в отеле пришлось бы ждать и мучиться неизвестностью еще дольше. Устроившись за уличным столиком в большом и довольно дорогом кафе у станции метро, он терпеливо ждал, вдыхая выхлопные газы на одном из самых оживленных перекрестков Парижа, разглядывал спешащих мимо прохожих и время от времени заказывал новый бокал "кира", чтобы не уходить со своего места, хотя официант вовсе не сверлил его взглядом, как было бы в Америке, останься он с пустым бокалом. Все чаще и чаще Джерри поглядывал в сторону самого высокого, как ему говорили, здания в Париже, ожидая, когда появится Соня.
Наконец-то! Соня, явно не торопясь, шла по улице к кафе, так же неторопливо прошла к столику и села. Лицо ее хранило какое-то непонятное выражение — определенно не расстроенное, но и не ликующее тоже. Может быть, мечтательное.
— Ну что? — спросил Джерри.
— Как говорят у вас в Америке, есть хорошие новости и плохие, — сказала Соня. На ее губах играла улыбка, но глаза туманило какое-то смутное беспокойство.
— Ради Бога, Соня, не тяни!
— Минутку. — Она остановила официанта. — Du champagne s'il vous plaît, la meilleure bouteille de la maison!*
— Ты заказываешь шампанское? — спросил Джерри и облегченно вздохнул. — Тогда выкладывай, что там за плохие новости.
— Шампанское как раз для плохих новостей. Может быть... — загадочно произнесла Соня. — Но сначала — хорошие. В общем, я разговаривала с Владимиром Муленко, руководителем отдела экономического планирования, и мы поладили, хотя указания насчет меня он получил из Москвы. Они готовы перевести меня в Париж, в отдел Муленко, и повышают мой месячный оклад на пятьсот ЭКЮ.
— Так это же замечательно! — воскликнул Джерри. — Но... но какие тогда могут быть плохие новости?
Прибыл официант с серебряным ведерком льда на подставке, бутылкой шампанского и двумя бокалами. С изящным поклоном он поставил бокалы перед ними и принялся снимать фольгу с бутылки.
— Non, поп, pas maintenant, s'il vous plaît, peut être après**, — сказала Соня, вскидывая руку.
* Шампанского, пожалуйста, лучшего из того, что у вас есть! (фр.)
** Нет-нет, не сейчас, пожалуйста, может быть, чуть позже (фр.).
Официант пожал плечами, поставил шампанское в ведерко и удалился.
— Зачем ты его остановила? — спросил Джерри.
— Шампанское — для плохих новостей, Джерри... Если они действительно плохие... Откроем после того, как я все тебе расскажу. Если захочешь.
— Ну что ты все вокруг да около! Рассказывай, — простонал Джерри.
— Плохие новости — если они действительно таковы, — сказала Соня с загадочной улыбкой и чуть передернула плечиками, — заключаются в том, что сначала мы должны пожениться.
— Что?!
— Там был еще один человек, по имени Саша Уланов. Он назвался экспертом ТАСС по связям с общественностью, но не исключено, что он из КГБ. Очевидно, кто-то в Брюсселе, в Москве или в Париже решил, что это хороший способ защитить тебя от гнева американцев и заработать очки, обыграв эту историю в прессе. По словам Уланова, если мы поженимся, американцам невыгодно будет поднимать шум, когда романтики-русские объявят, что готовы перевести свою социалистическую Джульетту в Париж к ее американскому Ромео. Французы будут визжать от восторга, и, что бы ни вытворяли американцы, пресса похоронит вопрос о технологии "саней" под лавиной сопливых рассказиков о несчастных влюбленных.
Соня повернулась к Джерри и робко улыбнулась.
— Уланов сказал, что ТАСС готово оплатить свадьбу. — Она протянула руку и взяла бутылку за горлышко. — Ну так как, Джерри, открываем?
— Это что... предложение? — ошарашенно пробормотал Джерри.
— У нас, в общем-то, нет выбора. В конце концов, если ничего не получится, мы всегда можем развестись.
— Как-то не очень романтично...
— Значит, ты принимаешь предложение?
— Но выбора-то нет, — улыбнулся Джерри.
Соня потянулась к нему, сжала его руку, и на мгновение ее улыбка действительно засияла. Затем она вытащила шампанское из ведерка и открыла, залив пеной стол, свое платье и брюки Джерри.
— Давай на это смотреть так, — сказала она. — Сейчас лето, мы молоды, мы в Париже и празднуем нашу помолвку бутылкой лучшего шампанского в бистро на Монпарнасе вопреки всем бюрократическим препонам и в полном соответствии с нашими мечтами, а? Куда уж романтичнее?! Неужели нам нужны еще цыгане со скрипками и цветы?
Джерри рассмеялся, и они сдвинули бокалы. Только в этот момент он понял, как он ее любит и как они правы — сумасшествие какое-то, но правы, — пусть даже к этому их подтолкнули обстоятельства.
— За это и выпьем! — сказал Джерри.
Они высоко, картинно подняли бокалы и выпили до дна. Затем потянулись друг к другу через стол, обнялись и поцеловались, все еще держа в руках пустые бокалы.
Неизвестно, сколько бы они целовались, но Джерри вдруг услышал аплодисменты и увидел, что посетители кафе поднялись с мест и аплодируют им.
— Если бы только они знали... — пробормотал он, красный от смущения, но счастливый.
— Они знают, милый. Не забывай, это Париж!
...Соня рассмеялась. Она слышала об этом обычае раньше, но как-то не принимала всерьез.
— Ты на этом настаиваешь?
— Безусловно. Это старинный романтичный американский обычай.
— Какое у вас, американцев, патриархальное представление о романтике, — прокомментировала Соня.
Джерри один за другим открыл три замка на двери квартиры на третьем этаже старинного дома на острове Сен-Луи.
Спустя двадцать четыре часа после помолвки они зарегистрировали свой союз в магистрате и в тот же вечер отпраздновали это событие в свадебном зале на вершине Эйфелевой башни в присутствии нового начальника Сони Владимира Муленко, Саши Уланова, троих коллег Джерри по Европейскому космическому агентству и десятка репортеров. Затем укороченный до пяти дней медовый месяц в маленьком тихом отеле, затерянном в нагорьях Шотландии. А теперь они здесь, у дверей своей новой квартиры, готовые начать совместную жизнь.
— О'кей! — сказал Джерри, толкнув дверь. — Готово! Поднатужившись, он подхватил Соню на руки, перенес через порог, прошел, пошатываясь, небольшую прихожую и добрался до гостиной, залитой ярким послеполуденным светом.
— Вот мы и дома. — Джерри опустил ее на пол. — И не так уж это страшно, а?
Мебель, что они заказали у нескольких торговцев на улице Фобур-Сент-Антуан, должны были доставить через несколько часов, и в гостиной, как и во всей трехкомнатной квартире, царила звонкая пустота. Но свежевыкрашенные стены слепили первозданной белизной, паутина с потолочных балок была сметена, отмытые окна сверкали, натертый пол сиял, и все пахло краской, мастикой, стеклоочистителем. В нагретой солнцем комнате было душно, и Джерри двинулся к окну.
— Подожди секунду, милый, — сказала Соня. — Чувствуешь, как здесь пахнет?
Джерри наморщил нос.
— По-моему, пахнет краской и нашатырем.
Соня рассмеялась.
— Тоже мне романтик! Попробуй еще, принюхайся. Разве это не запах новой жизни? Не запах будущего, которое уже на пороге? Эх ты, астронавт-горожанин!
Джерри тоже рассмеялся и поцеловал ее. Соня ответила поцелуем, еще несколько секунд постояла неподвижно, вдыхая волшебный запах застывшего мгновения, которое, она знала, никогда уже не повторится, и пытаясь понять, почему ее счастье приправлено едва уловимым привкусом страха. Вздохнула и сказала:
— Ладно, милый, открывай окна пошире, впусти свежий воздух!
...Обняв одной рукой молодую русскую жену, Джерри Рид стоял у окна своей парижской квартиры с видом на Сену, вглядывался в далекую каменную набережную и какие-то удивительно французские дома на Правом берегу, вдыхал запахи теплого ветерка, и его охватило чувство нереальности происходящего, словно это был не он, а герой фантастического рассказа, стоящий на трапе космического корабля и впервые увидевший вблизи неизведанную планету.
В общем-то похоже, подумалось ему.
Американское посольство действительно аннулировало его паспорт, но шагов к тому, чтобы лишить Джерри гражданства, не предпринимало, посчитав, видимо, что сделанного не воротишь и дешевле будет не трепать самим себе нервы. ЕКА выдало ему какой-то особый общеевропейский паспорт, обладание которым не требовало отказа от американского гражданства.
Глядя на Сену, Джерри вдруг почувствовал, что он как бы плывет вниз по реке, стоя на мостике корабля под названием "Остров Сен-Луи", и корабль этот уходит от знакомых берегов в туманную неизвестность. Всю свою сознательную жизнь он искал возможность испытать это чувство, но сейчас он понял: начало такого приключения всегда омрачено бесформенным, неясным страхом.
Вверх по течению проплыл большой экскурсионный катер с застекленным салоном. Джерри расслышал тоненький голосок гида, тараторившего что-то в мегафон на недоступном ему французском. И иллюзия рассыпалась. Сен-Луи уже не покачивался под ногами, и Джерри снова стоял в гостиной рядом с Соней, с женщиной, разделившей его судьбу. Париж снова стал Парижем, и мир вновь выглядел, как ему положено.
— Плачу рубль, чтобы узнать, о чем ты думаешь, — тихо сказала Соня. — Нет, лучше ЭКЮ, мы же теперь оба граждане Объединенной Европы.
Джерри рассмеялся.
— Так, ничего особенного. Думал о нас с тобой, и как это похоже на конец сентиментального романа...
— Похоже, похоже, — согласилась Соня, прижимаясь к нему. — "И с тех пор они жили долго и счастливо..."