Николай Иванович Кибальчич, бывший студент Ленинградского Института Инженеров Путей Сообщения и член русской социально-революционной партии, за несколько дней, именно 23 марта 1881 года, до своей казни, к которой он был присужден за участие в покушении на императора АлександраII, представил тюремному начальству проект воздухоплавательного аппарата и просил дать его на отзыв сведующих экспертов... Проект этот заключал в себе идею реактивного аппарата. Кибальчич был казнен, а проект его остался в делах судебного следователя без движения.
23-го марта 1918 года я получил из редакции журнала „Былое" переписанный на машинке оригинал работы Кибальчича с предложением дать о ней отзыв. Этот отзыв с работой Кибальчича и с вступительной статьей П. Щ. (П. Щеголева) были напечатаны в журнале „Былое"(1918 год № 10—11, стр. 112).
Ниже приводятся статьи П.Щ. и Н. Кибальчича в том виде, как они были напечатаны в упомянутом журнале. Работа Кибальчича заслуживает внимания не только потому, что она затронула вопрос о применении реактивного двигателя к полетам, но и потому, что указывает на глубокую любовь автора к новым путям исследования технических вопросов, любовь, которую не мог заглушить суровый приговор, уже объявленный ему, любовь, которая побеждает страх смерти и делает человека почти нечувствительным к земным страданиям...
Николай Иванович Кибальчич (черт. 60), сын сельского священника, уроженец Кролевецкого уезда Черниговской губернии, родился в 1854 году; первоначальное образование получил в Новгород-Северской духовной семинарии, а затем перешел в гимназию, по окончании которой 19-го сентября 1871 года поступил на 1-й курс С.-Петербургского Института И. П. С. Затем уволился по прошению с III-го курса Института 25-го августа 1873 года и в том же году зачислился студентом Медико-Хирургической Академии. Здесь он все время занимался студенческими кружками самообразования, интересовался политико-экономическими вопросами, по которым даже читал рефераты, но был чужд политики и вовлекли его в нее лишь особые обстоятельства, о которых он подробно говорил на суде. Во время летних каникул 75 г., проведенных Кибальчичем в имении брата в Липовецком уезде Киевской губернии, он дал прочитать одному крестьянину сказку „О четырех братьях", которая пошла по рукам и попала к властям, возбудившим по этому делу дознание. Они добрались до Кибальчича, вернувшегося уже в Петербург, и произвели обыск в его квартире, где за два дня до этого знакомая барышня оставила на время два тюка с нелегальной литературой. Кибальчич 11-го октября 1875 года арестовывается и, пробыв 2 года 8 месяцев в разных тюрьмах, был 1-го мая 1878 г. приговорен к месячному тюремному заключению. Вот как определяет Кибальчич влияние, которое оказал на него арест: „В 74 и 75 гг., когда преобладающим настроением в партии явилось желание идти в народ, слиться с народною массою, отречься от той среды, в которой мы были воспитаны, я тоже сочувствовал и разделял взгляды этого направления. Вероятно, я бы осуществил свою задачу, если бы этому не помешал арест... Если бы не строгие меры властей по отношению к деятелям, ходящим в народ, то я бы ушел в народ и был бы до сих пор там. Цели, которые я ставил, были отчасти культурного характера, отчасти социалистического. Мы все не обвинялись бы в цареубийстве, а были бы среди городского и крестьянского населения. Ту изобретательность которую я проявил по отношению к метательным снарядам, я, конечно, употребил бы на изучение кустарного производства, на улучшение способа обработки земли, на улучшение сельско-хозяйственных орудий и т. д.". Тюрьма и правительственный террор революционизировали Н. И., и он, предусматривая обострение борьбы правительства с партией и предвидя, что ей придется прибегать к решительным средствам, берется за серьезное изучение литературы взрывчатых веществ на русском, немецком, французском и английском языках, и, действительно, в совершенстве постигает свойства нитроглицерина. В 1879 г. Н. И. предлагает Исполнительному Комитету через Квятковского свои услуги по изготовлению разрушительных снарядов. В подготовлении взрыва в Одессе он принимает участие, как техник; едет в Одессу, изготовляет мины, но затем, по миновании надобности, отвозит Желябову в Александровск спираль Румкорфа. В половине декабря Н. И. возвращается в Петербург, принимается за изготовление мин для взрыва в Зимнем дворце, подкопа на Садовой и снарядов для действия 1 марта 1881 года. Н. И., будучи одним из солидно образованных людей своей партии, относился к своему делу с серьезностью кабинетного ученого и не входил в подробности организации покушений. Задержанный 17 марта, после убийства Александра II, Кибальчич в тюрьме чертил сначала на стене, а затем на принесенной ему бумаге проект воздухоплавательного аппарата и в своем последнем слове говорит об этом проекте. 3 апреля 1881 г. Кибальчича казнили. Он сохранил полное спокойствие во время казни, а накануне ее Кибальчич спокойно спал в своей камере.
Защитник Н. И. Кибальчича — В. Н. Герард,—в своей речи, в особом присутствии сената, характеризуя своего подзащитного, сказал: „когда я явился к Кибальчичу, как назначенный ему защитник, меня прежде всего поразило, что он был занят совершенно иным делом, ничуть не касающимся настоящего процесса. Он был погружен в изыскание, которое он делал о каком-то воздухоплавательном снаряде; он жаждал, чтобы ему дали возможность написать свои математические изыскания об этом изобретении. Он их написал и представил по начальству.
Сам Кибальчич закончил свое последнее слово заявлением о своем изобретении: „по частному вопросу я имею сделать заявление на счет одной вещи, о которой уже говорил мой защитник. Я написал проект воздухоплавательного аппарата. Я полагаю, что этот аппарат вполне осуществим. Я представил подробное изложение этого проекта с рисунками и вычислениями. Так как, вероятно, я уже не буду иметь возможности выслушать взгляда экспертов на этот проект и вообще не буду иметь возможности следить за его судьбой, и возможно предусмотреть такую случайность, что кто-нибудь воспользуется этим моим проектом, то я теперь публично заявляю, что проект мой и эскиз его, составленный мною находится у г. Герарда".
О проекте Кибальчича много говорили и писали в иностранных газетах, но он остался необнародованным. Автор воспоминаний о Н. И. Кибальчиче, появившихся в 1882 году, писал: „что касается его проекта воздухоплавательной машины, то, если не ошибаюсь, он состоял в следующем:все ныне употребляемые двигатели (пар, электричество и т. д.) не достаточно сильны дли того, чтобы направлять воздушные шары. Идея Кибальчича состояла, кажется, в том, чтобы заменить существующие двигатели каким-нибудь взрывчатым веществом, вводимым под поршень. Сама по себе эта идея, насколько мне известно, не нова; но здесь важны подробности: какое вещество вводится, при каких условиях и т. д. Будет, конечно, очень жаль, если инквизиторская ревность правительства заставит его сражаться даже с мертвым врагом и похоронит вместе с ним, его, может быть, в высшей степени важное изобретение. Но всего вероятнее, конечно, что оно будет просто украдено, —благо протеста с того света никто не услышит.
Знающие Кибальчича не могут удивляться его философски-спокойной кончине. Он не был ни на йоту боевым человеком, он не способен был поднять руку на себе подобное существо, он не мог быть хладнокровным в такую минуту, когда приходится сражаться. Но, при его глубоком убеждении в правоте своего дела, при его способности сливаться всей душой с любимой идеей, он, конечно, мог спокойно глядеть в глаза смерти, более спокойно, чем большинство других людей. И накануне смерти, его, как известно, тревожила только судьба его проекта воздухоплавания, как Архимеда—судьба его кругов" 1).
1) Николай Иванович Кибальчич, Лондон 1882 г. (сбор в пользу Красного Креста «Народной Воли"), 24 стр.
Судьба проекта Кибальчича такова:
26 марта 1882 года (№ 1617) начальник жандармского управления, генерал Комаров, доносил в департамент государственной полиции:
„в удовлетворение ходатайства обвиняемого в государственном преступлении сына священника Николая Кибальчича, проект его о воздухоплавательном приборе при сем представить честь имею".
На этом донесении и сделаны две пометы: „приобщить к делу о 1 марта" и „давать это на рассмотрение ученых теперь едва-ли будет своевременно и может вызвать только неуместные толки". Во избежание неуместных толков, проект Кибальчича был вложен в конверт, запечатан и подшит к делу.
Этот конверт оставался при деле запечатанным долго.... 36 лет. Только в августе 1917 года дело было обретено в архиве департамента полиции, пакет был вскрыт, и проект появляется на свет впервые на страницах „Былого".
Но Кибальчичу сказали, что проект его передадут на рассмотрение ученых, и он ждал их ответа, их суда. Кончился март месяц, до смертной казни оставалось два дня, и Н. И. Кибальчич решился утруждать 31 марта „его сиятельство господина министра внутренних дел" следующим прошением:
„По распоряжению вашего сиятельства, мой проект воздухоплавательного аппарата передан на рассмотрение технического комитета. Не можете ли, ваше сиятельство, сделать распоряжение о дозволении мне иметь свидание с кем-либо из членов комитета по поводу этого проекта не позже завтрашнего утра, или, по крайней мере, получить письменный ответ экспертизы, рассматривавшей мой проект, тоже не позже завтрашнего дня. Прошу ваше сиятельство дозволить мне предсмертное свидание со всеми моими товарищами по процессу или, по крайней мере, с Желябовым и Перовской".
Нечего и добавлять, что предсмертные просьбы Кибальчича были оставлены без последствий.
Через тридцать семь лет проект Кибальчича становится общим достоянием. Воспроизводим его совершенно точно 1).
П. Щ.
*) Интересно отметить здесь упоминание о проекте Кибальчича в вышедшей в Лондоне книге „Aerial Russia" by Lient. Col. Roustam Bek 1916 г. Автор иа стр. 12 пишет:
„Зародыш русской авиации следует отнести к началу царствования императора Александра III, который наследовал в l88l году своему убитому отцу. Говорят, что один из убийц Александра II-го—освободителя, искусный инженер и математик Кибальчич (Kibaltich), будучи заключен в Петропавловской крепости, разрабатывал проект воздушного корабля. После казни Кибальчича этот проект был представлен на усмотрение военного министра, генерала Ванновского, который сильно заинтересовался этим проектом".
Находясь в заключении, за несколько дней до своей смерти, я пишу этот проект. Я верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении.
Если же моя идея, после тщательного обсуждения учеными специалистами, будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу родине и человечеству. Я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибнет вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своей жизнью. Поэтому я умоляю тех ученых, которые будут рассматривать мой проект, отнестись к нему как можно серьезнее и добросовестнее, и дать мне на него ответ как можно скорее.
Прежде всего считаю нужным заметить, что будучи на свободе, я не имел достаточно времени, чтобы разработать свой проект в подробностях и доказать его осуществление математическими вычислениями. В настоящее время, я, конечно, не имею возможности достать нужные для этого материалы. Следовательно, эта задача — подкрепление моего проекта математическими вычислениями—должна быть сделана теми экспертами, в руки которых попадет мой проект. Кроме того, я незнаком с той массой подобных же проектов, которая появилась за последнее время, т. е, вернее сказать, мне известны приблизительные идеи этих проектов, но неизвестны те формы, в каких изобретатели думают осуществить свои идеи. Но, насколько мне известно, моя идея еще не была предложена никем.
В своих мыслях о воздухоплавательной машине я прежде всего остановился на вопросе: какая сила должна быть употреблена, чтобы привести в движение такую машину. Рассуждая a priori, можно сказать, что сила пара здесь непригодна, я не помню точно, какой процент тепловой энергии, переданный пару нагреванием, утилизируется в виде работы, но знаю, что этот процент весьма невелик. Между тем, паровая машина громоздка сама по себе и требует много угольного нагревания для приведения в действие. Поэтому я думаю, что какие бы приспособления ни были приделаны к паровой машине, — вроде крыльев, подъемных винтов и проч. — паровая машина не в состоянии поднять самое себя на воздух.
В электродвигателях гораздо большая доля переданной энергии утилизируется в виде работы, но для большого электродвигателя нужна опять-таки паровая машина. Положим, что паровая и электродвигательная машины могут быть установлены на земле, а гальванический ток может по проволокам, на подобие телеграфных, передаваться воздухоплавательному прибору, который, скользя, так сказать, особой металлической частью по проволокам, получает ту силу, которою можно привести в движение крылья или другие подобные приспособления снаряда. Не берусь утверждать, что подобное устройство летательного снаряда возможно, но если бы оно и было возможно, то, во всяком случае, оно было бы неудобно, дорого и не представляло бы никаких преимуществ перед движением по рельсам.
Многие изобретатели основывают движение воздухоплавательных снарядов на мускульной силе человека, как, например, доктор Аренд. Беря типом устройства своих проектируемых машин — птицу, они думают, что можно устроить такие приспособления, которые, будучи приведены в движение собственной силой воздухоплавателя, позволят ему подниматься и летать по воздуху. Я думаю, что если и возможно устроить такого типа летательное приспособление, что оно все-таки будет иметь характер игрушки и серьезного значения иметь не может.
Какая же сила применима к воздухоплаванию? Такой силой, по моему мнению, являются медленногорящие взрывчатые вещества.
В самом деле, при горении взрывчатых веществ образуется более или менее быстро большое количество газов, обладающих, в момент образования, громадной энергией. Я не помню в точности, какую работу, если выразить ее в килограммо-метрах, производит воспламенение 1 фунта пороха, но, если не ошибаюсь, 1 фунт пороху, будучи взорван в земле, может выбросить земляную глыбу, весящую 40 пудов. Словом, никакие другие вещества в природе не обладают способностью развивать в короткий промежуток времени столько энергии, как взрывчатые.
Но каким образом можно применить энергию газов, образующихся при воспламенении взрывчатых веществ, к какой-либо продолжительной работе? Это возможно только под тем условием, если та громадная работа, которая образуется при горении взрывчатых веществ, будет образовываться не сразу, а в течение более или менее продолжительного промежутка времени. Если мы возьмем фунт зернистого пороха, вспыхивающего при зажигании мгновенно, спрессуем его под большим давлением в форму цилиндра, и затем зажжем один конец этого цилиндра, то увидим, что горение не сразу охватит цилиндр, а будет распространяться довольно медленно от одного конца к другому и с определенной скоростью. Скорость распространения горения в прессованном порохе определена из многочисленных опытов и составляет 4 линии в секунду.
На этом свойстве прессованного пороха основано устройство боевых ракет. Сущность этого устройства состоит в следующем. В жестяной цилиндр, закрытый с одного основания и открытый с другого, вставляется плотно цилиндр прессованного пороха, имеющий по оси пустоту в виде сквозного канала: горение прессованного пороха начинается с поверхности этого канала и распространяется в течение определенного промежутка времени к наружной поверхности прессованного пороха; образующиеся при горении пороха газы производят давление во все стороны, но боковые давления газов взаимно уравновешиваются, давление же на дно жестяной оболочки пороха, не уравновешенное противоположным давлением (так как в эту сторону газы имеют свободный выход), толкает ракету вперед по тому направлению, на котором она была установлена в станке до зажигания. Траектория полета ракеты составляет параболу, подобно траектории ядер, выпущенных из орудий.
Черт. 61. Реактивный аппарат Кибальчича.
Представим себе теперь, что мы имеем из листового железа цилиндр известных размеров, закрытый герметически со всех сторон и только в нижнем дне своем заключающий отверстие известной величины. Расположим по оси этого цилиндра кусок прессованного пороха цилиндрической же формы и зажжем его с одного из оснований (черт. 61); при горении образуются газы, которые будут давить на всю внутреннюю поверхность металлического цилиндра, но давления на боковую поверхность цилиндра будут взаимно уравновешиваться, и только давление газов на закрытое дно цилиндра не будет уравновешено противоположным давлением, так как с противоположной стороны газы имеют свободный выход—через отверстие в дне. Если цилиндр поставлен закрытым дном кверху, то при известном давлении газов, величина которого зависит с одной стороны от внутренней емкости цилиндра, а с другой стороны — от толщины куска прессованного пороха, цилиндр должен подняться вверх.Я не имею под руками данных, которые позволили бы хотя приблизительно определить, какое количество прессованного пороха должно сгореть в единицу времени для того, чтобы при данных известных размерах цилиндра и известной величине его тяжести, образующиеся при горении пороха газы могли бы оказать на дно цилиндра такое давление, которое уравновесило бы силу тяжести цилиндра. Но я думаю, что на практике такая задача вполне разрешима, т. е., что при данных размерах и весе цилиндра можно, употребляя цилиндрические куски прессованного пороха известной толщины, достигнуть того, что давление газов на дно будет уравновешивать тяжесть цилиндра. Реальным подтверждением этого могут служить ракеты. В настоящее время изготовляются такие ракеты, которые могут поднять до пяти пудов разрывного снаряда. Правда, пример ракеты не совсем подходит сюда, так как ракеты отличаются такой громадной быстротой полета, которая немыслима для воздухоплавательного прибора, но эта быстрота происходит от того, что в ракете помещают значительные количества пресованного пороха и, притом, поверхность горения его велика. Если же требуется гораздо меньшая быстрота полета вверх, то и количество пороха, сгорающее в единицу времени, должно быть гораздо меньше. Я в точности не знаю, нужно ли для соблюдения медленности и правильности горения заключать пресованный порох в плотно прилегающую к нему оболочку. Но если бы заключение в оболочку и было необходимо, то это все-таки не помешало бы употреблению прессованного пороха для устройства аппарата.
Итак, вот схематическое описание моего прибора:
В цилиндре А, имеющем в нижнем дне отверстие С, устанавливается по оси, ближе к верхнему дну, пороховая свечка К (так буду я называть цилиндрики из прессованного пороха). Цилиндр А, посредством стоек NN, прикреплен к средней части платформы Р, на которой должен стоять воздухоплаватель. Для зажигания пороховой свечки, а также для устанавливания новой свечки на место сгоревшей (притом, конечно, не должно быть перерыва в горении) должны быть придуманы особые автоматические механизмы. Так, для установления пороховых свечей, по мере их сгорания, самым подходящим автоматическим приспособлением было бы приспособление, приводимое в движение часовым механизмом вследствие правильности сгорания пороховых свечей. Но я не коснусь здесь этих приспособлений, так как все это легко может быть разрешено современной техникой.
Представим теперь, что свеча К зажжена. Через очень короткий промежуток времени цилиндр А наполняется горячими газами, часть которых давит на верхнее дно цилиндра, и если это давление превосходит вес цилиндра, платформы и воздухоплавателя, то прибор должен подняться вверх. Заметим, кстати, что в поднимании прибора вверх будет участвовать не одна только сила давления пороховых газов: горячие газы, наполняющие цилиндр А, имеют меньший удельный вес, чем вес вытесненного ими воздуха, поэтому, на основании аэростатического закона, прибор должен сделаться легче на разницу в весе воздуха, наполнявшего цилиндр А, и весе пороховых газов в нем. Следовательно, здесь встречается также и то выгодное обстоятельство, которое в аэростате составляет причину поднятия. Давлением газов прибор может подняться очень высоко, если величина давления газов на верхнее дно будет во все время поднятия превышать тяжесть прибора. Если же желают остановиться на известной высоте, в неподвижном состоянии, то для этого нужно вставить менее толстые пороховые свечи, так, чтобы давление образующихся газов как раз уравновешивало бы тяжесть прибора.
Таким путем, воздухоплавательный прибор может быть поставлен по отношению к воздушной среде — в таком же положении, как неподвижно стоящее судно — по отношению к воде. Каким же образом можно двинуть теперь наш аппарат в желаемом направлении.
Для этого можно предложить два способа:
Можно употребить второй, подобный же цилиндр, установленный только горизонтально и с обращенным не вниз, а в сторону отверстием в дне. Если в такой цилиндр вставить подобное же приспособление с пороховыми свечками и зажечь свечку, то газы, ударяясь в дно цилиндра, заставят лететь прибор по тому направлению, куда обращено дно. Для того же, чтобы горизонтальный цилиндр можно было установить в каком угодно направлении, он должен иметь движение в горизонтальной плоскости. Для определения направления может служить компас точно также, как и для плавания на воде.
Но мне кажется, что можно ограничиться и одним цилиндром, если установить его таким образом, чтобы он мог быть наклоняем в вертикальной плоскости, а теперь мог бы иметь конусообразное вращение. Наклонением цилиндра достигается вместе и поддерживание аппарата в воздухе, и движение в горизонтальном направлении. Так положим, что сила давления газов на дно цилиндра выражается графически через Р;разложим эту силу на составляющие Q и R (черт. 61). Если сила Q как раз равняется тяжести прибора, то он будет лететь в горизонтальной плоскости, движимой силой R. Следовательно, цилиндр должен быть наклонен настолько, чтобы летение происходило в горизонтальной плоскости. Для того же, чтобы летение происходило в определенном направлении, нужно конусообразным поворачиванием цилиндра установить ось его в этом направлении. Но при двух цилиндрах достигается, мне кажется, большая правильность полета и большая устойчивость аппарата. Действительно, при двух цилиндрах колебания всего аппарата меньше отклоняют аппарат от желаемого направления, чем при одном. Кроме того, при одном цилиндре труднее достигнуть такой скорости, как при двух.
Что же касается вообще до устойчивости, то, мне кажется, она будет достаточна, в виду того, что цилиндры расположены выше тяжелых частей аппарата и при том таким образом, что центр тяжести, по крайней мере одного из них, напр., верхнего, находится на одной отвесной линии с центром тяжести аппарата. Впрочем, для устойчивости могут быть придуманы какие-нибудь регуляторы движения в виде крыльев и т. п.
Для того, чтобы аппарат опустился на землю, нужно вставлять пороховые свечки постепенно все меньшего диаметра, и тогда аппарат также будет постепенно опускаться.
В заключение замечу, что, по моему мнению, не один прессованный порох можех служить для этой цели. Существует много медленно горящих взрывчатых веществ, в состав которых входит тоже селитра, сера и уголь, как и в порох, но только в другой пропорции или с примесью еще других веществ. Может быть, какой-нибудь из этих составов окажется еще удобнее прессованного пороха.
Верна или не верна моя идея — может решить окончательно лишь опыт. Из опыта же можно лишь определить необходимые соотношения между размерами цилиндра, толщиной пороховых свечей и весом поднимаемого аппарата. Первоначальные опыты могут быть удобно произведены с небольшими цилиндриками даже в комнате".
Н. И. Кибальчич, излагая идею реактивного двигателя, думал лишь о применении его для полета в воздухе, и не предвидел, что тот же принцип можно применить и для полета вне воздуха, т. е. в мировом пространстве. Можно думать, что ему были уже известны идеи Ж. Верна о возможности применения реактивного двигателя для сообщения движения телу, так как еще в 1874 г. появилось уже второе издание русского перевода соч. Ж. Верна „Вокруг Луны", где описывалось применение ракет для изменения движения ядра, в котором летели на луну герои романиста.
При подходе к проекту Кибальчича со строгой проверкой возможности поднятия его аппарата и управления им в полете, конечно, проект не выдерживает критики. Скорость пороховых газов и энергия их недостаточна для поднятия того устройства, которое предвидит автор. Но все же, оставляя в стороне вопрос о приоритете идеи и способах ее осуществления, нельзя не преклониться перед человеком, любовь которого к новым изобретениям и работа исследовательской мысли которого захватывают его всего перед казнью, и уверенность которого о несомненно правильном и казавшемся ему новым принципе полета, поддерживала и ободряла его перед его близкой кончиной.
далее