Данте Алигьери.
Божественная комедия
* ЧИСТИЛИЩЕ *
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
1 Ты, ставший, у священного потока, -
Так, речь ко мне направив острием,
Хоть было уж и лезвие жестоко,
4 Она тотчас же начала потом, -
Скажи, скажи, права ли я! Признаний
Мои улики требуют во всем".
7 Я был так слаб от внутренних терзаний,
Что голос мой, поднявшийся со дна,
Угас, еще не выйдя из гортани.
10 Пождав: "Ты что же? - молвила она. -
Ответь мне! Память о годах печали
В тебе волной еще не сметена".
13 Страх и смущенье, горше, чем вначале,
Исторгли из меня такое "да",
Что лишь глаза его бы распознали.
16 Как самострел ломается, когда
Натянут слишком, и полет пологий
Его стрелы не причинит вреда,
19 Так я не вынес бремени тревоги,
И ослабевший голос мой затих,
В слезах и вздохах, посреди дороги.
22 Она сказала: "На путях моих,
Руководимый помыслом о благе,
Взыскуемом превыше всех других,
25 Скажи, какие цепи иль овраги
Ты повстречал, что мужеством иссяк
И к одоленью не нашел отваги?
28 Какие на челе у прочих благ
Увидел чары и слова обета,
Что им навстречу устремил свой шаг?"
31 Я горьким вздохом встретил слово это
И, голос мой усильем подчиня,
С трудом раздвинул губы для ответа.
34 Потом, в слезах: "Обманчиво маня,
Мои шаги влекла тщета земная,
Когда ваш облик скрылся от меня".
37 И мне она: "Таясь иль отрицая,
Ты обмануть не мог бы Судию,
Который судит, все деянья зная..
40 Но если кто признал вину свою
Своим же ртом, то на суде точило
Вращается навстречу лезвию.
43 И все же, чтоб тебе стыднее было,
Заблудшему, и чтоб тебя опять,
Как прежде, песнь сирен не обольстила,
46 Не сея слез, внимай мне, чтоб узнать,
Куда мой образ, ставший горстью пыли,
Твои шаги был должен направлять.
49 Природа и искусство не дарили
Тебе вовек прекраснее услад,
Чем облик мой, распавшийся в могиле.
52 Раз ты лишился высшей из отрад
С моею смертью, что же в смертной доле
Еще могло к себе привлечь твой взгляд?
55 Ты должен был при первом же уколе
Того, что бренно, устремить полет
Вослед за мной, не бренной, - как дотоле.
58 Не надо было брать на крылья гнет,
Чтоб снова пострадать, - будь то девичка
Иль прочий вздор, который миг живет.
61 Раз, два страдает молодая птичка;
А оперившихся и зорких птиц
От стрел и сети бережет привычка".
64 Как малыши, глаза потупив ниц,
Стоят и слушают и, сознавая
Свою вину, не подымают лиц,
67 Так я стоял. "Хоть ты скорбишь, внимая,
Вскинь бороду, - она сказала мне. -
Ты больше скорби вынесешь, взирая".
70 Крушится легче дуб на крутизне
Под ветром, налетевшим с полуночи
Или рожденным в Ярбиной стране,
73 Чем поднял я на зов чело и очи;
И, бороду взамен лица назвав,
Она отраву сделала жесточе.
76 Когда я каждый распрямил сустав,
Глаз различил, что первенцы творенья
Дождем цветов не окропляют трав;
79 И я увидел, полн еще смятенья,
Что Беатриче взоры навела
На Зверя, слившего два воплощенья.
82 Хоть за рекой и не открыв чела, -
Она себя былую побеждала
Мощнее, чем других, когда жила.
85 Крапива скорби так меня сжигала,
Что, чем сильней я что-либо любил,
Тем ненавистней это мне предстало.
88 Такой укор мне сердце укусил,
Что я упал; что делалось со мною,
То знает та, кем я повержен был.
91 Обретши силы в сердце, над собою
Я увидал сплетавшую венок
И услыхал: "Держись, держись, рукою!"
94 Меня, по горло погрузи в поток,
Она влекла и легкими стопами
Поверх воды скользила, как челнок.
97 Когда блаженный берег был над нами,
"Asperges me", - так нежно раздалось,
Что мне не вспомнить, не сказать словами.
100 Меж тем она, взметнув ладони врозь,
Склонилась надо мной и погрузила
Мне голову, так что глотнуть пришлось.
103 Потом, омытым влагой, поместила
Меж четверых красавиц в хоровод,
И каждая меня рукой укрыла.
106 "Мы нимфы - здесь, мы - звезды в тьме высот;
Лик Беатриче не был миру явлен,
Когда служить ей мы пришли вперед.
109 Ты будешь нами перед ней поставлен;
Но вникнешь в свет ее отрадных глаз
Среди тех трех, чей взор острей направлен".
112 Так мне они пропели; и тотчас
Мы перед грудью у Грифона стали,
Имея Беатриче против нас.
115 "Не береги очей, - они сказали. -
Вот изумруды, те, что с давних пор
Оружием любви тебя сражали".
118 Сто сот желаний, жарче, чем костер,
Вонзили взгляд мой в очи Беатриче,
Все на Грифона устремлявшей взор.
121 Как солнце в зеркале, в таком величье
Двусущный Зверь в их глубине сиял,
То вдруг в одном, то вдруг в другом обличье.
124 Суди, читатель, как мой ум блуждал,
Когда предмет стоял неизмененный,
А в отраженье облик изменял.
127 Пока, ликующий и изумленный,
Мой дух не мог насытиться едой,
Которой алчет голод утоленный, -
130 Отмеченные высшей красотой,
Три остальные, распевая хором,
Ко мне свой пляс приблизили святой.
133 "Взгляни, о Беатриче, дивным взором
На верного, - звучала песня та, -
Пришедшего по кручам и просторам!
136 Даруй нам милость и твои уста
Разоблачи, чтобы твоя вторая
Ему была открыта красота!"
139 О света вечного краса живая,
Кто так исчах и побледнел без сна
В тени Парнаса, струй его вкушая,
142 Чтоб мысль его и речь была властна
Изобразить, какою ты явилась,
Гармонией небес осенена,
145 Когда в свободном воздухе открылась?
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
1 Мои глаза так алчно утоляли
Десятилетней жажды жгучий зной,
Что все другие чувства мертвы стали;
4 Взор здесь и там был огражден стеной
Невнятия, влекомый неуклонно
В былую сеть улыбкой неземной;
7 Но влево отклонился принужденно, "
Когда из уст богинь, стоявших там,
Раздалось слово: "Слишком напряженно!"
10 Упадок зренья, свойственный глазам,
В которых солнце свеже отразилось,
Меня на время приобщил к слепцам;
13 Когда же с малым зренье вновь сроднилось
(Я молвлю "с малым", мысля о большом,
С которым ощущенье разлучилось),
16 Я видел - вправо повернув плечом,
Святое войско шло стезей возвратной,
С седмицей свеч и с солнцем пред челом.
19 Как, оградив себя щитами, ратный
Заходит строй, за стягом идя вспять,
Пока порядок не создаст обратный, -
22 Так стран небесных головная рать
Вся перед нами прежде растянулась,
Чем колесница стала загибать.
25 Из женщин каждая к оси вернулась,
И благодатный груз повлек Грифон,
Но ни перо на нем не шелохнулось.
28 Та, кем я был сквозь воду проведен,
И я, и Стаций шли с руки, где круче
Колесный след в загибе закруглен.
31 Так, через лес, пустынный и дремучий
С тех пор, как змею женщина вняла,
Мы шли под голос ангельских созвучий.
34 Насколько трижды пролетит стрела,
Настолько удалясь, мы шаг прервали,
И Беатриче на землю сошла.
37 Тогда "Адам!" все тихо пророптали
И обступили древо, чьих ветвей
Ни листья, ни цветы не украшали.
40 Его намет, чем выше, тем мощней
И вправо расширявшийся, и влево,
Дивил бы индов высотой своей.
43 "Хвала тебе. Грифон, за то, что древа
Не ранишь клювом; вкус отраден в нем,
Но горькие терзанья терпит чрево", -
46 Вскричали прочие, обстав кругом
Могучий ствол; и Зверь двоерожденный:
"Так семя всякой правды соблюдем".
49 И, к дышлу колесницы обращенный,
Он к сирой ветви сам его привлек,
Связав их вязью, из нее сплетенной.
52 Как наши поросли, когда поток
Большого света смешан с тем, который
Вслед за ельцом небесным ждет свой срок,
55 Пестро рядятся в свежие уборы,
Пока еще не под другой звездой
Коней для Солнца запрягают Оры, -
58 Так в цвет, светлей фиалки полевой
И гуще розы, облеклось растенье,
Где прежде каждый сук был неживой.
61 Я не постиг нездешнее хваленье,
Которое весь сонм их возгласил,
И не дослушал до конца их пенье.
64 Умей я начертать, как усыпил
Сказ о Сиринге очи стражу злому,
Который бденье дорого купил,
67 Я, подражая образцу такому,
Живописал бы, как ввергался в сон;
Но пусть искуснейший опишет дрему.
70 А я скажу, как я был пробужден
И полог сна раздрали блеск мгновенный
И возглас: "Встань же! Чем ты усыплен?"
73 Как, цвет увидев яблони священной,
Чьим брачным пиром небеса полны
И чьи плоды бесплотным вожделенны,
76 Петр, Иоанн и Яков, сражены
Бесчувствием, очнулись от глагола,
Который разрушал и глубже сны,
79 И видели, что лишена их школа
Уже и Моисея, и Ильи,
И на учителе другая стола, -
82 Так я очнулся, в смутном забытьи
Увидев над собой при этом кличе
Ту, что вдоль струй вела шаги мои.
85 В смятенье, я сказал: "Где Беатриче?"
И та: "Она воссела у корней
Листвы, обретшей новое величье.
88 Взгляни на круг приблизившихся к ней;
Другие ввысь восходят за Грифоном,
И песня их и глубже, и звучней".
91 Звенела ль эта речь дальнейшим звоном,
Не знаю, ибо мне была видна
Та, что мой слух заставила заслоном.
94 Она сидела на земле, одна,
Как если б воз, который Зверь двучастный
Связал с растеньем, стерегла она.
97 Окрест нее смыкали круг прекрасный
Семь нимф, держа огней священный строй,
Над коим Австр и Аквилон не властны.
100 "Ты здесь на краткий срок в сени лесной,
Дабы затем навек, средь граждан Рима,
Где римлянин - Христос, пребыть со мной.
103 Для пользы мира, где добро гонимо,
Смотри на колесницу и потом
Все опиши, что взору было зримо".
106 Так Беатриче; я же, весь во всем
К стопам ее велений преклоненный,
Воззрел послушно взором и умом.
109 Не падает столь быстро устремленный
Огонь из тучи плотной, чьи пласты
Скопились в сфере самой отдаленной,
112 Как птица Дия пала с высоты
Вдоль дерева, кору его терзая,
А не одну лишь зелень и цветы,
115 И, в колесницу мощно ударяя,
Ее качнула; так, с боков хлеща,
Раскачивает судно зыбь морская.
118 Потом я видел, как, вскочить ища,
Кралась лиса к повозке величавой,
Без доброй снеди до костей тоща.
121 Но, услыхав, какой постыдной славой
Ее моя корила госпожа,
Она умчала остов худощавый.
124 Потом, я видел, прежний путь держа,
Орел спустился к колеснице снова
И оперил ее, над ней кружа.
127 Как бы из сердца, горестью больного,
С небес нисшедший голос произнес:
"О челн мой, полный бремени дурного!"
130 Потом земля разверзлась меж колес,
И видел я, как вышел из провала
Дракон, хвостом пронзая снизу воз;
133 Он, как оса, вбирающая жало,
Согнул зловредный хвост и за собой
Увлек часть днища, утоленный мало.
136 Остаток, словно тучный луг - травой,
Оделся перьями, во имя цели,
Быть может, даже здравой и благой,
139 Подаренными, и они одели
И дышло, и колеса по бокам,
Так, что уста вздохнуть бы не успели.
142 Преображенный так, священный храм
Явил семь глав над опереньем птичьим:
Вдоль дышла - три, четыре - по углам.
145 Три первые уподоблялись бычьим,
У прочих был единый рог в челе;
В мир не являлся зверь, странней обличьем.
148 Уверенно, как башня на скале,
На нем блудница наглая сидела,
Кругом глазами рыща по земле;
151 С ней рядом стал гигант, чтобы не смела
Ничья рука похитить этот клад;
И оба целовались то и дело.
154 Едва она живой и жадный взгляд
Ко мне метнула, друг ее сердитый
Ее стегнул от головы до пят.
157 Потом, исполнен злобы ядовитой,
Он отвязал чудовище ив лес
Его повлек, где, как щитом укрытый,
160 С блудницей зверь невиданный исчез.
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
1 Deus, venerunt gentes", - то четыре,
То три жены, та череда и та,
Сквозь слезы стали петь стихи Псалтири.
4 И Беатриче, скорбью повита,
Внимала им, подобная в печали,
Быть может, лишь Марии у креста.
7 Когда же те простор для речи дали,
Сказала, вспыхнув, как огонь во тьме,
И встав, и так слова ее звучали:
10 "Modicum, et non videbitis me;
Et iterum, любимые сестрицы,
Modicum, et vos videbitis me".
13 И, двинувшись в предшествии седмицы,
Мне, женщине и мудрецу - за ней
Идти велела манием десницы.
16 И ранее, чем на стезе своей
Она десятый шаг свой опустила,
Мне хлынул в очи свет ее очей.
19 "Иди быстрей, - она проговорила,
Спокойное обличие храня, -
Чтобы тебе удобней слушать было".
22 Я подошел, по ней мой шаг равня;
Она сказала: "Брат мой, почему бы
Тебе сейчас не расспросить меня?"
25 Как те, кому мешает страх сугубый
Со старшими свободно речь вести,
И голос их едва идет сквозь зубы,
28 Так, полный звук не в силах обрести:
"О госпожа, - ответил я, смущенный, -
То, что мне нужно, легче вам найти".
31 Она на это: "Пусть твой дух стесненный
Боязнь и стыд освободят от пут,
Так, чтобы ты не говорил, как сонный.
34 Знай, что порушенный змеей сосуд
Был и не стал; но от судьи вселенной
Вино и хлеб злодея не спасут.
37 Еще придет преемник предреченный
Орла, чьи перья, в колесницу пав,
Ее уродом сделали и пленной.
40 Я говорю, провиденьем познав,
Что вот уже и звезды у порога,
Не знающие никаких застав,
43 Когда Пятьсот Пятнадцать, вестник бога,
Воровку и гиганта истребит
За то, что оба согрешали много.
46 И если эта речь моя гласит,
Как Сфинга и Фемида, темным складом,
И смысл ее от разума сокрыт, -
49 Событья уподобятся Наядам
И трудную загадку разрешат,
Но будет мир над нивой и над стадом.
52 Следи; и точно, как они звучат,
Мои слова запомни для наказа
Живым, чья жизнь - лишь путь до смертных врат
55 И при писанье своего рассказа
Не скрой, каким растенье ты нашел,
Ограбленное здесь уже два раза.
58 Кто грабит ветви иль терзает ствол,
Повинен в богохульственной крамоле:
Бог для себя святыню их возвел.
61 Грызнув его, пять тысяч лет и доле
Ждала в мученьях первая душа,
Чтоб грех избыл другой, по доброй воле.
64 Спит разум твой, размыслить не спеша,
Что неспроста оно взнеслось так круто,
Таким наметом стебель заверша.
67 Не будь твое сознание замкнуто,
Как в струи Эльсы, в помыслы сует,
Не будь их прелесть - как Пирам для тута,
70 Ты, по наличью этих лишь примет,
Постиг бы нравственно, сколь правосудно
Господь на древо наложил запрет.
73 Но так как ты, - мне угадать нетрудно, -
Окаменел и потускнел умом
И свет моих речей приемлешь скудно,
76 Хочу, чтоб ты в себе их нес потом,
Подобно хоть не книге, а картине,
Как жезл приносят с пальмовым листом".
79 И я: "Как оттиск в воске или глине,
Который принял неизменный вид,
Мой разум вашу речь хранит отныне.
82 Но для чего в такой дали парит
Ваш долгожданный голос, и чем боле
К нему я рвусь, тем дальше он звучит?"
85 "Чтоб ты постиг, - сказала, - что за школе
Ты следовал, и видел, можно ль ей
Познать сокрытое в моем глаголе;
88 И видел, что до божеских путей
Вам так далеко, как земному краю
До неба, мчащегося всех быстрей".
91 На что я молвил: "Я не вспоминаю,
Чтоб я когда-либо чуждался вас,
И в этом я себя не упрекаю".
94 Она же: "Если ты на этот раз
Забыл, - и улыбнулась еле зримо, -
То вспомни, как ты Лету пил сейчас;
97 Как судят об огне по клубам дыма,
Само твое забвенье - приговор
Виновной воле, устремленной мимо.
100 Но говорить с тобою с этих пор
Я буду обнаженными словами,
Чтобы их видеть мог твой грубый взор".
103 Все ярче, замедленными шагами,
Вступало солнце в полуденный круг,
Который создан нашими глазами,
106 Когда в пути остановились вдруг, -
Как проводник, который полн сомнений,
Увидев незнакомое вокруг, -
109 Семь жен у выхода из бледной тени,
Какую в Альпах стелет вдоль ручья
Вязь черных веток и зеленой сени.
112 Там растекались, - мог бы думать я, -
Тигр и Евфрат из одного истока,
Лениво разлучаясь, как друзья.
115 "О светоч смертных, блещущий высоко,
Что это за раздвоенный поток,
Сам от себя стремящийся далеко?"
118 На что сказали так: "Тебе урок
Подаст Мательда". И, путем ответа
Как бы желая отвести упрек,
121 Прекрасная сказала: "И про это,
И про иное с ним я речь вела,
И не могла ее похитить Лета".
124 И Беатриче: "Больших мыслей мгла,
Ложащихся на память пеленою,
Ему, быть может, ум заволокла.
127 Но видишь льющуюся там Эвною:
Сведи его и сделай, как всегда,
Угаснувшую силу вновь живою".
130 Как избранные души без труда
Желанное другим желают сами,
Лишь только есть малейшая нужда,
133 Так, до меня дотронувшись перстами,
Она пошла и на учтивый лад
Сказала Стацию: "Ты следуй с нами".
136 Не будь, читатель, у меня преград
Писать еще, я бы воспел хоть мало
Питье, чью сладость вечно пить бы рад;
139 Но так как счет положен изначала
Страницам этой кантики второй,
Узда искусства здесь меня сдержала.
142 Я шел назад, священною волной
Воссоздан так, как жизненная сила
Живит растенья зеленью живой,
145 Чист и достоин посетить светила.
ЧИСТИЛИЩЕ
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Земной Рай - Лета
3. Лезвие - то есть косвенная речь о Данте (Ч., XXX, 103-145).
11. Память о годах печали - то есть о заблуждениях Данте.
12. Волной - то есть водами Леты.
23-24. О благе, взыскуемом превыше всех других - то есть о боге.
41-42. Точило вращается навстречу лезвию, притупляя меч правосудия.
72. В Ярбиной стране - то есть в Африке, где царствовал Ярба (Эн., IV,
196).
77. Первенцы творенья - то есть ангелы.
81. На Зверя, слившего два воплощенья - то есть на Грифона (см. прим.
Ч., XXIX, 108).
83. Она себя былую побеждала - то есть превосходила красотой.
92. Сплетавшая венок - то есть Мательда (Ч., XXVIII, 68).
98. "Asperges me" (лат.) - словами псалма: "Окропи меня".
102. Глотнуть пришлось литейской воды, дарующей забвение грехов.
104. Меж четверых красавиц - см. Ч., XXIX, 130-132 и прим.
106. Мы - звезды в тьме высот. - См. прим. Ч., I, 23-27.
107-108. Лик Беатриче не был миру явлен. - То есть небесное откровение
еще не было явлено миру, когда четыре основные добродетели были ниспосланы
людям, чтобы приготовить их к его восприятию.
111. Среди тех трех, чей взор острей направлен - то есть среди трех
"богословских" добродетелей.
123. То вдруг в одном, то вдруг в другом обличье. - В глазах Беатриче
Грифон отражается то как лев (человек), то как орел (божество).
137-138. Вторая красота Беатриче - ее уста. Первая - ее глаза, которые
Данте уже увидел (ст. 115-123).
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Земной Рай. - Древо познания
2. Десятилетней жажды - увидеть Беатриче, умершую за десять лет до 1300
г.
8. Из уст богинь - то есть трех "богословских" добродетелей.
17-18. Святое войско шло стезей возвратной. - То есть мистическая
процессия повернула обратно на восток (см. Ч., XXIX, 12).
37-39. Древо. - Это библейское "древо познания добра и зла", от
запретных плодов которого вкусили Ева и Адам. Данте превращает его в символ
империи.
44. Не ранишь клювом - не посягаешь на прерогативы светской власти.
49-51. Грифон оборачивается к колеснице (церкви), привлекает ее к
сирому, то есть оголенному, древу (империи) и одной из его ветвей связывает
с ним ее дышло (крест).
52-54. Когда поток большого света (то есть солнечного) смешан с лучами
Овна, который соединяется с солнцем вслед за ельцом небесным (созвездием
Рыб), - другими словами: весной.
65. Сказ о Сиринге. - Меркурий усыпил рассказом о нимфе Сиринге и затем
обезглавил стоглазого Аргуса, который, по приказу Юноны, неусыпно стерег Ио,
возлюбленную Юпитера (Метам., I, 568-747).
72. И возглас - возглас Мательды (см. ст. 83-84).
73-81. Смысл: "Как - в евангельской легенде - пораженные преображением
Христа (яблони священной), апостолы Петр, Иоанн и Яков пали ниц и, очнувшись
от его голоса, разрушавшего даже сон умерших, увидели, что на их учителе
прежняя одежда и что исчезли беседовавшие с ним Моисей и Илья..."
89. Ввысь восходят - возносятся на небо.
98. Семь нимф - семь добродетелей, взявших в руки светильники.
99. Австр - южный ветер; Аквилон - северный.
103-105. Беатриче поручает поэту описать все, что он сейчас увидит.
Перед Данте предстанут в аллегорических образах прошлые, настоящие и
грядущие судьбы римской церкви
109-117. Орел (птица Дия), устремляющийся на колесницу с вершины
дерева, которому он при этом наносит вред, олицетворяет римских
императоров-язычников, преследовавших христианскую церковь в ущерб - по
мысли Данте - самой империи.
118-123. Лиса - символизирует ереси первых веков христианства.
124-126 Снова к колеснице спускается орел и осыпает ее своими перьями.
- Это богатства, которыми христианские императоры одаряли церковь, и главным
образом - "дар Константина" (см. прим. А., XIX, 115-117)
130-141. Дракон (дьявол) оторвал у колесницы часть ее днища - дух
смирения и бедности. Тогда она мгновенно оделась перьями, обросла
богатствами.
142-147. Пернатая колесница превращается в апокалипсического зверя (см.
прим. А., XIX, 106-110).
149-153. Наглая блудница - папство, глазами рыща, выискивает себе
друзей. Рядом с ней стоит ревнивый гигант - король французский Филипп IV,
иногда ладивший с Бонифацием VIII, но кончивший тем, что нанес ему жестокое
оскорбление в Ананьи (см. прим. Ч., XX, 86-90).
154-160. Намек на перенесение папского престола из Рима в Авиньон, при
Клименте V, в 1309 г. (см. прим. А., XIX, 79-84).
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Земной Рай - Эвноя
1. "Deus, venerunt gentes" (лат.) - "Боже, пришли язычники".
10-12. "Modicum, et non vtdetntis me; et iterum modicum, et vos
vzdelntis me" (лат.) - "Вскоре вы не увидите меня, и опять вскоре увидите
меня". Этими словами (цитата из Евангелия) Беатриче высказывает уверенность
в том, что похищенная гигантом колесница будет возвращена и примет свой
прежний вид.
13. Я предшествии седмицы - то есть семи добродетелей, несущих
светильники.
14. Мне, женщине и мудрецу - Данте, Мательде и Стацию.
34. Порушенный змеей сосуд - то есть колесница церкви, у которой дракон
оторвал часть днища (Ч., XXXII, 130-135).
35. Был и не стал - чудовищно искаженная церковь перестала быть собою
(ср. Р., XXVII, 22-27).
36. Вино и хлеб злодея не спасут. - В Италии существовал обычай, по
которому родственники убитого теряли право кровной мести, если убийца или
его родич девять дней кряду приходил на могилу жертвы и съедал там хлеб,
смоченный в вине. Беатриче хочет сказать: "Ничто не оградит злодея от
божьего суда".
43. Пятьсот Пятнадцать - загадочное обозначение грядущего избавителя
церкви и восстановителя империи, который истребит воревку (блудницу песни
XXXII, занявшую чужое место) и гиганта (французского короля). Цифра DXV
образует, при перестановке знаков - слово DVX (вождь), и старейшие
комментаторы так ее и толкуют.
47 - 51. Сфинга (Сфинкс) - в античном мифе - крылатое чудовище с
женским лицом, обитавшее возле Фив и убивавшее всех, кто не мог разгадать
его загадку. Когда Эдип (Лаяд) ее разгадал, Сфинга бросилась со скалы и
разбилась насмерть. Отмщая за ее гибель, прорицательница Фемида наслала на
фивян хищного зверя, который губил нивы и стада (Метам., VII, 759-765). В
старинных списках "Метаморфоз" вместо Laiades читалось Naiades, и разрешение
загадки Данте приписывал Наядам. Смысл ст. 49-51: "События покажут, кто
такой "Пятьсот Пятнадцать", но разрешение этой трудной загадки приведет не к
бедствиям, а к миру".
57. Два раза - Адамом, вкусившим от его плодов, и гигантом, отвязавшим
от него колесницу.
62. Первая душа - то есть Адам.
68. Как в струи Эльсы. - Предметы, опущенные в известковую воду Эльсы
(приток Арно), покрываются твердой оболочкой.
69. Не будь их прелесть - как Пирам для тута. - То есть если бы
прелесть суетных помыслов не омрачала сознание Данте, подобно тому как Пирам
своею кровью окрасил белые ягоды тутового дерева в темный цвет (см. прим.
Ч., XXVII, 37-39).
78. Как жезл... - Беатриче хочет, чтобы Данте, вернувшись к людям,
передал им ее слова, даже не вникая в их смысл, а просто сохранив их в
памяти; так паломник возвращается из Палестины с пальмовой ветвью,
привязанной к посоху.
85. Что за школе - школе поэтов и философов.
90. До неба мчащегося всех быстрей - то есть до Перводвигателя (см. Р.,
XXVIII).
98-99. Смысл: "Само твое забвенье доказывает, что ты был виновен, когда
следовал ложной школе и свою волю устремлял не ко мне, а мимо. Если бы это
был не грех, Лета не смыла бы этого воспоминания".
112-114. Там растекались... - Растекающиеся из одного истока Лета и
Эвноя напоминают поэту Тигр и Евфрат, которые средневековая география
считала текущими из общего источника.
118. На что сказали так. - То есть сказала Беатриче.
119. Мательда. - Здесь впервые названа по имени прекрасная женщина,
встретившая поэта в Земном Раю.
121. И про это. - См. Ч., XXVIII, 121-133.
129. Угаснувшую силу - то есть силу памяти о совершенных им добрых
делах (см. прим. Ч., XXVIII, 121-133).
139. Счет положен изначала. - В построении "Божественной Комедии" Данте
соблюдает строгую симметрию. В каждой из трех ее частей (кантик) - по 33
песни; "Ад" содержит, кроме того, еще одну песнь, служащую вступлением ко
всей поэме. Объем каждой из ста песен приблизительно одинаков.
142. Я шел назад - к Беатриче.
145. Светила - см. прим. А., XXXIV, 139.
в начало
назад