роман
Рис. А. ПОБЕДИНСКОГО
| Н |
а широком балконе обсерватории свободно гулял ветер. Он переносил через море из Африки запахи цветущих растений жаркой страны, будившие в глубинах души темные и тревожные стремления. Мвен Мас никак не мог привести себя в то ясное, твердое, лишенное сомнений состояние, какое требовалось накануне опасного и ответственного опыта. Рен Боз сообщил из Тибета, что перестройка установки Кора Юлла и приспособление ее для новой цели закончены. Четыре наблюдателя спутника 57 охотно согласились рискнуть жизнью, лишь бы помочь в неслыханном опыте. На планете давно уже не производилось ничего подобного.
Но опыт ставился без разрешения Совета и без широкого предварительного обсуждения всех возможностей. Это делало его похожим на секретные работы по изготовлению оружия в мрачные эпохи человеческой истории и придавало всему делу привкус трусливой скрытности, столь несвойственной современным людям.
Великая цель, поставленная ими, как будто оправдывает все эти меры, но... Возникает древний человеческий конфликт — о цели и о средствах к ее достижению. Опыт тысяч поколений учит, что в средствах имеется некая грань, переходить которую нельзя.
Послезавтра очередная передача по Кольцу, и тогда он свободен на восемь дней для опыта!
Мвен Мас поднял голову к небу. Звезды сегодня показались ему особенно яркими и близкими. Многие он знал по их древним именам, как старых друзей... Да разве они и не были исконными друзьями человека, направлявшими его пути, возвышавшими его мысли, ободрявшими мечтания!
Неяркая звездочка, склонившаяся к северному горизонту, — это Полярная, или Гамма Цефея. В древности Полярная, как это точно установлено документами, была в Малой Медведице, но поворот краевой части Галактики вместе с солнечной системой идет по направлению к Цефею. Распростертый вверху, в Млечном Пути, Лебедь уже склонился к югу своей длинной шеей. В ней красавица двойная звезда, названная древними арабами Альбирео. На самом деле там три звезды: Альбирео I -двойная и Альбирео II — огромная голубая далекая звезда с большой планетной системой. Она почти на таком же расстоянии от нас, как и гигантское светило Денеб — белая звезда, светимостью в четыре тысячи восемьсот наших Солнц. Только восемь лет назад был получен прямой ответ населенных миров Денеба на сообщение, посланное во второй год эры Кольца. В прошлой передаче наш верный друг 61 Лебедя уловил сообщение Альбирео 0. Это было предупреждение, полученное на четыреста лет позднее времени посылки, но чрезвычайно интересное. Знаменитый космический исследователь Альбирео II, чье имя передавалось земными звуками как Влихх оз Ддиз, погиб в районе южной границы созвездия Лиры, встретившись с самой грозной опасностью космоса — звездой Оокр. Земные ученые относили эти звезды к классу Э, названному так в честь величайшего физика древности Эйнштейна, впервые предугадавшего существование таких звезд. Размерами звезды Э соперничали с красными гигантами класса М, такими, как Антарес или Бетельгейзе, но отличались большей плотностью, примерно равной плотности Солнца. Исполинская сила тяготения такой звезды останавливала лучеиспускание, не позволяя свету покидать звезду и уноситься в пространство. Лишь позднее, после разогрева поверхности звезды до ста тысяч градусов, получалась колоссальная вспышка, прежде считавшаяся «новой» звездой. Совершенно темные звезды Э угадывались в пространстве лишь по силе тяготения, и гибель звездолета, неосторожно приблизившегося к чудовищу, была неизбежна. Невидимые инфракрасные звезды спектрального класса Т тоже представляли опасность, но не столь серьезную из-за гораздо меньших размеров, хотя их легко было спутать с гравитационными полями темных облаков или совсем остывших тел класса ТТ.
Мвен Мас подумал, что создание Великого Кольца, связавшего населенные разумными существами миры, было крупнейшим событием для Земли и соответственно для каждой обитаемой планеты. Прежде всего это победа над временем, не позволяющим ни нам, ни другим братьям по мысли проникать в отдаленные глубины пространства. Посылка любого сообщения по Кольцу — это посылка в любое грядущее, потому что мысль человека, оправленная в такую форму, будет продолжать пронизывать пространство, пока не достигнет самых отдаленных его областей. Возможность исследовать очень далекие звезды стала реальной потому, что получение любых сведений везде, где есть населенные планеты, понимающие Кольцо, — это только вопрос времени. Достигло же нас сообщение из того же Лебедя — от громадной, но очень далекой звезды, называвшейся Гаммой Лебедя. До нее две тысячи восемьсот парсеков, и сообщение идет больше девяти тысяч лет, но лишь бы оно было понятно нам или могло бы быть расшифровано близкими по характеру мышления членами Кольца. Совсем иначе, если сообщение идет с шаровых звездных систем и скоплений, которые гораздо древнее наших плоских систем.
То же самое с центром Галактики — вокруг ее осевого скопления мы знаем колоссальную зону жизни на мертвых, темных телах, согреваемых излучением центра Галактики. Оттуда мы давно получаем непонятные сообщения — картины сложных, невыразимых нашими понятиями структур, Академия Пределов Знания уже восемьсот лет ничего не может понять, хотя поступают все новые сообщения. Теория Тидла Куна, что посылаемые сообщения из-за чудовищной гравитации подвергаются такому же удлинению волн, как и свет, и потому все искажены, растянуты, очень правдоподобна. Но опыты с инверсированием сообщений в более короткие волны пока не удались.
Из-за отсутствия населенных миров или связи с ними в высоких широтах Галактики мы, люди Земли, никак не можем выбиться из нашей затемненной осколками и пылью экваториальной полосы Галактики. Не можем подняться над мраком, в который погружена наша звезда и ее соседи, поэтому трудно нам узнавать вселенную, даже несмотря на Кольцо, — ведь и далекая Гамма Лебедя лежит в нашем же темном слое!
Мвен Мас перевел взгляд к горизонту, туда, где ниже Большой Медведицы, под Гончими Псами, лежало созвездие Волос Вероники. Это был «северный» полюс Галактики. В этом направлении открывалась ширь внегалактического пространства.
В краевой области, где находилось Солнце, толщина ветвей спирального диска Галактики была всего около шестисот парсеков. Перпендикулярно к плоскости экватора Галактики можно было бы пройти триста-четыреста парсеков, чтобы подняться над уровнем ее гигантского звездного колеса. Этот путь, неодолимый для звездолета, не представлял невозможного для передач Кольца. Но пока ни одна планета из звезд, расположенных в этих областях, еще не включилась в Кольцо. Может быть, там не было населенных миров? Нет, этого не может быть, просто еще не пришло время.
Вечные загадки и труднейшие задачи превратились бы в ничто, если бы удалось совершить еще одну, величайшую из научных революций — окончательно победить время, научиться преодолевать любое пространство в любой промежуток времени, наступить ногой властелина на непреодолимые просторы космоса. Тогда не только наша Галактика, но и самые дальние звездные острова станут от нас не дальше мелких островков Средиземного моря, что плещется сейчас внизу, в ночном мраке. В этом оправдание отчаянной попытки, задуманной Рен Бозом и осуществляемой им, Мвен Масом, заведующим внешними станциями Земли. Если бы они смогли обосновать постановку опыта так, чтобы получить разрешение Совета!
Огни вдоль Спиральной Дороги изменили свой цвет с оранжевого на белый: два часа ночи, время усиления перевозок. Мвен Мас вспомнил, что завтра праздник Пламенных Чаш, посетить который его звала Чара Найди. Заведующий внешними станциями не смог забыть знакомства на морском берегу и эту красно-бронзовую загорелую девушку с отточенной гибкостью движений.
Мвен Мас вернулся в свою рабочую комнату, вызвал Институт Метагалактики, всегда работавший ночью, и попросил прислать ему на завтрашнюю ночь стереотелефильмы нескольких ближайших галактик. Получив согласие, он поднялся на крышу внутреннего фасада. Здесь находился его аппарат для дальних прыжков. Мвен Мас любил этот спорт и достиг немалого мастерства. Закрепив лямки от баллона с водородом вокруг себя, африканец упругим скачком взвился в воздух, на секунду включив тяговый пропеллер, работавший от легкого аккумулятора. Мвен Мас описал в воздухе дугу около шестисот метров длины, приземлился на выступе Дома Пищи и повторил прыжок. Пятью скачками он добрался до небольшого сада под обрывом известняковой горы и опустился рядом со своей постелью, стоявшей прямо под огромным платаном. Под шелест листьев могучего дерева африканец уснул,
Праздник Пламенных Чаш получил свое название от известного стихотворения поэта-историка Зан Сена, описавшего древнеиндийский обычай выбирать красивейших женщин, которые подносили отправлявшимся на подвиг героям боевые мечи и чаши с пылавшей в них ароматной смолой. Мечи давно исчезли из употребления, но остались символом подвига. Подвиги же безмерно умножились в отважном, полном энергии населении планеты.
Праздник Пламенных Чаш стал весенним праздником женщин. Каждый год, в четвертом месяце от зимнего солнцеворота, или по-старинному — апреле, самые прелестные женщины Земли показывались в танцах, песнях, гимнастических упражнениях. Тонкие оттенки красоты различных рас, проявлявшиеся в смешанном населении планеты, блистали здесь в неисчерпаемом разнообразии, точно грани драгоценных камней, доставляя бесконечную радость зрителям — от утомленных терпеливым трудом ученых и инженеров до вдохновенных художников или совсем еще малоопытных юношей и девушек.
Не менее красив был осенний мужской праздник Геркулеса, совершавшийся в десятом месяце. Вступавшие в зрелость юноши отчитывались в совершенных ими подвигах Геркулеса. Впоследствии вошло в обычай в эти дни проводить всенародный смотр совершенных за год замечательных поступков и достижений. Праздник стал общим — мужским и женским — и разделился на дни Прекрасной Полезности, Высшего Искусства, Научной Смелости и Фантазии. Когда-то и Мвен Мас был признан героем первого и третьего дней.
Веда Конг исполняла несколько песен, и Мвен Мас появился в гигантском Солнечном зале Тирренского стадиона как раз во время ее выступления. Он нашел девятый сектор четвертого радиуса, где сидели Эвда Наль и Чара Нанди, и стал под тенью аркады, вслушиваясь в низкий голос Веды. Вся в белом, высоко подняв светловолосую голову и обратив лицо к верхним галереям зала, она пела что-то радостное и показалась африканцу воплощением весны.
Каждый из зрителей в конце исполнения нажимал одну из четырех располагавшихся перед ним кнопок. Загоравшиеся в потолке зала золотые, синие, изумрудные или красные огни показывали оценку артисту и заменяли шумные аплодисменты прежних времен.
Веда кончила петь, была награждена пестрым сиянием золотых и синих огней, среди которых затерялись немногочисленные зеленые, и, как всегда, алая от волнения, присоединилась к подругам. Тогда подошел и встреченный приветливо Мвен Мас.
Африканец оглядывался, ища своего учителя и предшественника, но Дар Ветра нигде не было видно. Эвда Наль быстро догадалась и кивнула на Веду.
— Куда вы спрятали Дар Ветра? — шутливо обратился Мвен Мас ко всем трем женщинам.
— А куда вы девали Рен Боза? — ответила вопросом Эвда Наль, и африканец поспешил уклониться от ее проницательных глаз.
— Ветер роется под Южной Америкой, добывая титан, — сказала Веда Конг, и что-то дрогнуло в ее лице.
Чара Найди жестом защиты притянула к себе прекрасного историка и прижалась щекой к ее щеке. В лицах обеих женщин, таких разных, была объединяющая их кроткая нежность.
Брови Чары, прямые и низкие под широким лбом, казались силуэтом парящей птицы и гармонировали с длинным разрезом глаз. У Веды они поднимались вверх. «Птица взмахнула крыльями», — подумал африканец.
Чара взглянула на часы, спрятанные глубоко в куполе зала, и быстро поднялась.
Одеяние Чары поразило африканца. На гладких плечах девушки лежала платиновая цепочка, оставлявшая открытой всю высокую шею. Под ключицами цепочка застегивалась светящимся красным турмалином. На очень тонкой талии пояс с платиновой пряжкой в виде лунного серпа. От него спереди спадала до колен полоса фиолетового бархата. Сзади к поясу прикреплялась как бы половина длинной юбки из тяжелого белого шелка, тоже украшенного черными звездами. Мягко сверкали пряжки на маленьких черных туфлях и большие кольца в проколотых, как у древних женщин, ушах.
— Скоро мой черед! — безмятежно сказала Чара, направляясь к арке прохода, оглянулась на Мвена Маса и исчезла, провожаемая тысячами взглядов.
На сцене появилась знаменитая гимнастка — великолепно сложенная девушка не старше восемнадцати лет. Озаренная золотистым светом, она проделала стремительный каскад взлетов, прыжков и поворотов, застывая в немыслимом равновесии в моменты напевных и протяжных переходов музыки. Зрители одобрили выступление множеством золотых огней, и Мвен Мас подумал, что Чаре Нанди будет нелегко выступать сразу после такого успеха гимнастки. В легкой тревоге он осмотрел безликое множество людей напротив и вдруг заметил в третьем секторе художника Карта Сана. Тот приветствовал его с веселостью, показавшейся африканцу неуместной: ведь он, написавший с Чары картину «Дочь Средиземного моря», тоже должен был обеспокоиться судьбой ее выступления.
Только африканец успел подумать, что после опыта он поедет и посмотрит «Дочь Средиземного моря», как огни вверху погасли. Прозрачный пол из органического стекла загорелся малиновым светом раскаленного чугуна. Из-под нижних козырьков сцены заструились потоки красных огней. Они метались и набегали, сочетаясь с четким ритмом музыки, в пронизывающем пении скрипок и громком звоне низких медных струн. Несколько ошеломленный ее стремительностью и силой, Мвен Мас не сразу заметил, что в центре пламеневшего пола возникла Чара.
Она начала танец в таком темпе, что зрители затаили дыхание, а Мвен Мас ужаснулся: что же будет, если музыка потребует еще большего убыстрения! Танцевали не только ноги, не только руки — все тело девушки отвечало на огненную музыку не менее пламенным дыханием жизни, и африканец подумал, что если древние женщины Индии были такие, как Чара, то прав поэт, сравнивший их с пламенными чашами и дав это наименование женскому празднику.
Красноватый загар Чары в отсветах огней сцены и пола принял яркий медный оттенок, и сердце Мвена Маса неистово забилось. Этот цвет кожи он видел у людей сказочной планеты Эпсилон Тукана. Тогда же он узнал, что может существовать такая одухотворенность тела, способного своими движениями, тончайшим изменением прекрасных форм выразить самые глубокие оттенки душевных переживаний, фантазии, волнующих надежд, мольбы о счастье...
Дотоле весь устремленный в недоступную даль девяноста парсеков, Мвен Мас понял, что в необъятном богатстве красоты земного человечества могут оказаться цветы столь же прекрасные, как и бережно лелеемое им видение далекой планеты. Но длительное желание невозможной мечты не могло исчезнуть так просто. Чара, принявшая облик краснокожей дочери Эпсилон Тукана, только укрепила прежнее решение заведующего внешними станциями. Если так много радости от одной-единственной Чары Нанди, то каков же мир, где большинство женщин такие, как она?!
Эвда Наль и Веда Конг, сами отличные танцовщицы, впервые видевшие танец Чары, были потрясены.
Мвен Мас не знал, что эта балетная сюита написана композитором специально для Чары Нанди. Красные волны света обнимали ее медное тело, обдавали алыми всплесками сильные ноги, тонули в темных извивах бархата, зарей розовели на белом шелке. Ее закинутые назад руки медленно замирали над головой. И вдруг, без всякого финала, оборвалось буйное звучание повышавшихся нот, остановились и погасли красные огни. Высокий купол зала вспыхнул обычным светом. Усталая девушка склонила голову, и ее густые волосы скрыли лицо. Вслед за тысячами золотых вспышек послышался глухой шум — это зрители оказывали Чаре высшую почесть: благодарили ее, встав и протягивая к сцене сложенные ладонями руки. И Чара, бестрепетная перед выступлением, смутилась, откинула с лица волосы и убежала, обратив взгляд к верхним галереям зала.
Распорядители праздника объявили перерыв. Мвен Мас устремился на поиски Чары, а Веда Конг и Эвда Наль вышли на гигантскую, в километр шириной лестницу из голубого стекла, спускавшуюся от стадиона в море. Вечерние сумерки, прозрачные и теплые, потянули обеих женщин искупаться, что уже успели тысячи зрителей праздника.
— Не напрасно я сразу заметила Чару Нанди, — заговорила Эвда Наль. — Она замечательная артистка. Сегодня мы видели танец силы жизни, воплощение в прекрасном свете того, что составляет основу человеческой души и зачастую властвует над ней!
— Вы нашли верное определение, — согласилась Веда, сбрасывая туфли и погружая ноги в теплую воду, плескавшуюся на нижних ступенях.
Эвда Наль сняла платье и бросилась в прозрачные волны. Веда догнала ее, и обе поплыли рядом к огромному плавучему острову, серебрившемуся в полутора километрах от набережной стадиона. Плоская, чуть выше уровня воды, поверхность острова окаймлялась рядами навесов из перламутровой пластмассы в форме раковин достаточного размера, чтобы укрыть от прямых солнечных лучей и ветра трех-четырех людей.
Обе женщины улеглись на мягком, колышущемся полу одной из таких раковин, вдыхая вечно свежий запах моря,
— Вы не знаете, где Рен Боз? — спросила Веда.
— Приблизительно знаю, и этого мне достаточно, чтобы беспокоиться, — тихо ответила Эвда Наль.
— Разве вы хотите?.. — Веда умолкла, не закончив мысли, а Эвда подняла лениво приспущенные веки и прямо посмотрела ей в глаза.
— Мне Рен Боз кажется каким-то... беспомощным, еще незрелым мальчишкой, — нерешительно возразила Веда, — а вы такая цельная, с могучей волей!
— Именно это мне говорил Рен Боз. Но вы не правы в его оценке, односторонней, как и сам Рен. Это человек такого смелого и могучего ума, такой громадной работоспособности, что даже в наше время немного найдется равных ему людей на планете. Вы правильно назвали Рена — он мальчишка, и в то же время он герой, в точном смысле этого понятия. Вот Дар Ветер — в нем тоже есть мальчишество, но оно от избытка простой физической силы, а не от недостатка, как у Рена.
— Как вы расцениваете Мвена, — заинтересовалась Веда, — теперь вы лучше познакомились с ним?
— Мвен Мас — очень красивая комбинация холодного ума и неистовства желаний.
Веда Конг расхохоталась.
— Как бы мне научиться точности ваших характеристик!
— Это моя научная специальность, — пожала плечами Эвда. — Но позвольте мне теперь задать вам вопрос: вы знаете, что Дар Ветер очень привлекающий меня человек...
— Вы опасаетесь половинчатых решений? — зарделась Веда. — Меня еще в школе учили, как они вредны! Нет, здесь не будет половинок и гибельной неискренности.
Под испытующим взглядом ученого психиатра Веда спокойно продолжала:
— Эрг Ноор... Наши пути разошлись давно. Только я не могла подчиниться новому чувству, пока он в космосе, не могла отдалиться от Эрга и тем ослабить силу надежды, веры в его возвращение.
Эвда Наль положила тонкую руку на плечо Веды.
— Это значит — Дар Ветер?
— Да! — твердо ответила Веда.
— А он знает?
— Нет. Потом, когда «Тантра» будет здесь... Смотрите, вот они! — она показала на только что подплывших к острову Мвена Маса и Чару Нанди.
Чара со смехом выпрыгнула из воды, как играющая бронзовая рыба, и стала на зыбком краю острова. Мвен Мас черным дельфином скользнул к ее ногам, пытаясь схватить девушку, но она перелетела через него в воду и стала удаляться к берегу. Сияющий ослепительной улыбкой, африканец устремился в погоню, и скоро головы обоих стали черными точками.
— Вернемся и мы? — спросила Веда, и обе бросились в море.
— Мне пора покинуть праздник, — сказала Эвда Наль, — мой отпуск кончается. Предстоит большая новая работа в Академии Горя и Радости, а мне надо еще повидать дочь...
— У вас большая дочь?
— Двенадцать. Сын много старше. Я выполнила долг каждой женщины с нормальным развитием и наследственностью— два ребенка, не меньше. А теперь хочу третьего — только взрослого! — Эвда Наль улыбнулась, и ее сосредоточенное лицо засветилось лаской любви, изогнутая крутым луком верхняя губа приоткрылась, в то время как руки продолжали методически рассекать волны. Только у самой набережной Эвда остановилась.
— У вас еще нет новой работы?
— Нет, я буду ждать «Тантру». Потом экспедиция...
Во всю стену обсерватории высился семиметровый гемисферный экран для просмотра снимков и фильмов, снятых мощными телескопами. Мвен Мас включил обзорный снимок участка неба близ северного полюса Галактики — меридиональную полосу созвездий от Большой Медведицы до Ворона и Центавра. Здесь, в Гончих Псах, Волосах Вероники и Деве были хорошо видны многие другие галактики — удаленные или сравнительно близкие звездные острова вселенной. Особенно много галактик было открыто в Волосах Вероники — отдельные, правильные и неправильные, в различных поворотах и проекциях галактики, подчас невообразимо далекие, удаленные на миллиарды парсеков. Здесь было множество карликовых галактик, много меньших, чем наиболее распространенные звездные острова, достигающие от двадцати до пятидесяти тысяч парсеков в диаметре. С изобретением телескопов — приемников космических лучей с линзами из нового минерала аматия, кроме двух, давно известных облаков из десятков тысяч галактик: северного — в созвездиях Андромеды, Волос Вероники и Треугольника, и южного — в созвездиях Золотой Рыбы и Живописца, удаленного больше чем на сорок миллионов парсеков, — были открыты еще более удаленные слои и сгущения гигантских галактик, подобных нашему огромному звездному острову.
Туманность Андромеды — маленькое, слабо светящееся туманное облачко — была видна с Земли простым глазом. Пять тысячелетий назад люди раскрыли тайну этого облачка. Туманность оказалась исполинской звездной системой, превосходившей по размерам даже нашу собственную огромную Галактику. Изучение туманности Андромеды, несмотря на расстояние в восемьсот тысяч парсеков, отделявшее ее от земных наблюдателей, очень помогло познанию нашей Галактики.
С детства Мвен Мас помнил великолепные фотогоафии различных галактик, полученные с помощью инверсирования изображений в различных лучах спектра, затем совмещавшихся специальным прибором. Эти чудовищные скопления триллионов небесных тел, разделенные миллионами парсеков расстояния, всегда будили в нем неистовое желание разгадать бесчисленные загадки далеких миров, узнать законы их устройства, историю их возникновения и дальнейшую судьбу. И главное, что теперь тревожило каждого обитателя Земли, — вопрос о жизни на бесчисленных планетных системах этих островов вселенной, о горящих на них огнях мысли и знания, о человеческих цивилизациях необъятного космоса.
На экране появились три звезды, называвшиеся у древних арабов Сиррах, Мирах и Альмах — Альфа, Бета и Гамма Андромеды, расположенные по восходящей прямой. По обе стороны от этой линии располагались две близкие галактики — туманность Андромеды и красивая спираль М-33 в созвездии Треугольника. Мвен Мас переменил металлическую пленку. Вот давно известная галактика с древним названием НГК-5194, или М-51 в созвездии Гончих Псов, отстоящая на восемьсот тысяч парсеков. Это одна из немногих галактик, видимых от нас плашмя, перпендикулярно своему экватору. Ярко светящее плотное ядро из миллионов звезд, от которого отходят два спирально закрученных рукава с такой же звездной плотностью в основании. Дальше они делаются все слабее и туманнее, пока не исчезают в темноте пространства, протягиваясь в противоположные друг другу стороны на десятки тысяч парсеков. Между рукавами, или главными ветвями, чередуясь с черными «провалами» — облаками темной материи, изогнутые в точности как лопатки турбины, протягиваются короткие струи звездных сгущений и облаков светящегося газа.
Вот колоссальная галактика НГК-4565 в созвездии Волос Вероники. С расстояния больше миллиона парсеков она видна ребром к нам. Наклоненная на одну сторону, как парящая птица, галактика широко простирает свой, очевидно состоящий из спиральных ветвей диск, а в центре сильно сплющенным шаром горит ядро, кажущееся плотной светящейся массой. Отчетливо видно, насколько плоски звездные острова: галактику можно сравнить с тонким колесом часового механизма. Края колеса нечетки, как бы растворяясь в бездонной тьме пространства. На таком же краю нашей Галактики находится Солнце и крошечная пылинка — Земля, сцепленная силой знания с множеством обитаемых миров и распростершая крылья Человеческой мысли над непобедимой вечностью космоса!
Мвен Мас переключил датчик на наиболее интересовавшую его галактику — НГК-4594 из созвездия Девы. Она также была видна с ребра. Эта загадочная галактика, со сравнительно близкого расстояния — в семьсот тысяч парсеков, походила на толстую линзу горячей звездной массы, окутанную слоем светящегося газа. По экватору чечевицу пересекала толстая черная полоса — сгущение темной материи. Галактика казалась таинственным фонарем, светящим из немыслимой бездны...
Какие миры скрывались там, в ее излучении, более ярком, чем у других галактик, в среднем достигавшем спектрального класса Ф? Есть ли там обитатели могучих планет, бьется ли, так же как у нас, мысль над тайнами природы?
Безответность громадных звездных островов заставляла Мвен Маса стискивать кулаки. Он понимал всю чудовищность расстояния. Даже до этой «близкой» галактики свет идет два миллиона двести тысяч лет! На обмен сообщениями нужно четыре с половиной миллиона лет.
Мвен Мас переставил катушки, и на экране загорелась большая галактика южного неба — НГК-253. Видимая в том же ракурсе и с тем же наклоном (только в другую сторону), как и туманность Андромеды, она не имела внутреннего ядра. Вместо него было видно сложное чередование светящихся и темных полос, завивавшихся к центру и ставших извилистыми в краевых зонах. Эта галактика — один из главных объектов изучения Института Метагалактики, пославшего много снимков, схем и запросов в Большое Магелланово Облако, вне пределов нашей Галактики. Ответ может быть получен только через полтораста тысячелетий, но он придет и разрешит многие недоумения и вопросы. Магелланийцам гораздо лучше видны многие галактики. Очень скоро будет получен снимок нашей Галактики с Магелланова Облака, который был заказан из Центавра и теперь ожидался ими.
Мвен Мас вскочил и уперся руками в массивный стол так, что захрустели суставы.
Сроки пересылки в сотни тысяч лет — недоступные для десятков и сотен поколений, означающие убийственное для сознания «никогда» даже для правнуков. Целый ряд действий, предпринимаемых только благодаря опрокинутому в будущее сознанию современного человека, могли бы исчезнуть, словно от взмаха волшебной палочки. Эта палочка — открытие Рен Боза и их совместный опыт.
Отдаленнейшие точки вселенной, от которых идут удлиненные волны покрасневшего света и других электромагнитных колебаний, безнадежно искажающие сообщения Кольца, окажутся на расстоянии протянутой руки.
Древние астрономы считали галактики разбегающимися в разные стороны. Свет, приходивший в земные телескопы от далеких звездных островов, был изменен: световые колебания удлинялись, преобразуясь в красные волны. Это покраснение света на первый взгляд свидетельствовало об удалении галактик от наблюдателя. Люди прошлого привыкли воспринимать явления слишком односторонне и прямолинейно: они создали теорию разбегающейся или взрывающейся вселенной. Странно, что их не смутило даже то, что чем дальше была галактика, тем большую скорость удаления она показывала земному наблюдателю. Дело дошло до близких к свету скоростей галактик, и некоторые ученые объявили пределом вселенной то расстояние, с которого галактики казались бы достигшими скорости света: действительно, никакого света мы бы от них не получили и никогда не смогли бы их увидеть. Теперь мы знаем причины покраснения света далеких галактик. Их, как это всегда оказывалось в истории науки, не одна. Главное — это то, что от далеких звездных островов доходит свет, испускаемый их яркими центрами. Там колоссальные массы материи образуют поля очень мощного тяготения, в которых световые колебания происходят медленнее, более длинными красными волнами. Уже в незапамятные времена астрономы знали, что свет от очень плотных звезд краснеет, линии спектра смещаются к красному концу и звезда кажется удаляющейся, как, например, вторая составляющая Сириуса — белый карлик Сириус Б. Чем дальше галактика, тем сильнее смещение к красному концу спектра.
С другой стороны — вторая главная причина — раскачивание световых волн в очень далеком пути по пространству и потеря части энергии квантами света. Теперь это явление изучено хорошо, красными волнами могут быть и усталые «старые» волны обычного света.
Такое же удлинение волн происходит с теми электромагнитными колебаниями, какими удобно передавать сообщения между звездами и какими пользуется Великое Кольцо. Отчасти поэтому мы не можем понять сообщений из густонаселенной зоны около центра нашей Галактики и из шаровых скоплений, поэтому портят передачи гравитационные поля массивных звезд. Гигантские скопления материи растягивают волны сообщений Кольца. Бороться с этим у нас нет средств, если только не наступить на само тяготение его противоположностью, как то следует из математики Рен Боза... Нет, теперь ушла щемившая тревога! Он прав, производя небывалый опыт!
Мвен Мас вдруг засмеялся тихо и уверенно. Недолог срок — и зловещие красные волны не будут неодолимым препятствием к связи далеких звездных островов. Они станут покорны человеку, как те, что обдавали красным светом жизни тело Чары Нанди на празднике Пламенных Чаш. Чары, нежданно явившейся к нему медной дочерью звезды Тукана, девушкой его невозможных грез...
Установка Кора Юлла находилась на вершине плоской горы, всего в километре от Тибетской обсерватории Совета Звездоплавания. Высота в четыре тысячи метров не позволяла существовать здесь никакой древесной растительности, кроме привезенных с Марса черновато-зеленых безлистных деревьев, с загнутыми внутрь, к верхушке, ветвями. По откосам горных склонов текли каменные реки из острых кусков рассыпавшихся скал. Поля, пятна и полосы снега сияли особенной белизной, которую приобретает чистый горный снег под таким же чистым сверкающим небом.
За остатками стен из диорита — развалинами неизвестно зачем построенного на этой высоте монастыря — возвышалась стальная трубчатая башня, поддерживавшая две ажурные дуги. На них, наклоненная под углом и параболой открытая в небо, сверкала огромная спираль из бериллиевой бронзы, усеянная блестящими белыми точками рениевых контактов. Почти вплотную к первой спирали прилегала вторая, обращенная открытой стороной к почве. Под ней находились четыре больших конуса, покрытых зеленоватым циркониевым сплавом с ответвлениями подводящих шин, по метру в сечении. К ним шли столбы с направляющими кольцами — временный отвод от магистрали обсерватории, принимавшей во время передачи всю энергию электростанций планеты. Рен Боз с удовлетворением разглядывал дополнения к прежней установке, собранные силами добровольцев в невероятно короткий срок. Самым трудным оказалось строительство глубоких открытых траншей, выдолбленных в неуступчивом камне горы, но теперь и это миновало. Добровольцы, естественно, ожидавшие в награду зрелища великого опыта, были отправлены подальше от установки и облюбовали для своих палаток пологий склон горы за зданием обсерватории. Мвен Мас, в чьих руках находилась и вся земная сила и пути в космос, сидел на холодном камне напротив физика и, слегка поеживаясь, рассказывал подробности новостей Кольца. Спутник 57 последнее время использовался для поддержания связи со звездолетами и планетолетами и не работал для Кольца. Мвен Мас сообщил о гибели Влихх оз Ддиза у звезды Э, и физик оживился:
— Высшее напряжение тяготения в звезде Э, при дальнейшей эволюции звезды, ведет к новому сильнейшему разогреву. Получается фиолетовый сверхгигант чудовищной силы, преодолевающий колоссальное тяготение. У него уже нет красной части спектра: несмотря на мощность гравитационного поля, волны лучей света не удлиняются, а укорачиваются.
— Световые волны становятся крайними фиолетовыми — согласился Мвен Мас, — и ультрафиолетовыми.
— Не только. Процесс идет дальше. Все более мощными становятся кванты, получается поле антигравитации и зона антипространства — вторая сторона движения материи, неизвестная у нас на Земле из-за ничтожности наших масштабов. Мы не смогли бы достичь здесь ничего подобного, даже если бы сожгли весь водород океана всей планеты...
Мвен Мас проделал в уме молниеносный подсчет.
— Пятнадцать тысяч триллионов тонн воды перечислим на энергию водородного цикла; по принципу относительности это составит около триллиона тонн энергии. Солнце в минуту дает двести сорок миллионов тонн — всего десятилетнее излучение Солнца!
Рен Боз довольно усмехнулся.
— А сколько же даст голубой сверхгигант?
— Затрудняюсь подсчитать. Но судите сами: в Большом Магеллановом Облаке есть скопление НГК-1910... Простите меня, я привык сам с собой оперировать древними названиями и обозначениями звезд.
— Совершенно неважно. Мы ведь не собираемся направлять туда телескопы.
— В этом скоплении диаметром всего в семьдесят парсеков не менее сотни сверхгигантских звезд. Там находится голубой сверхгигант ЭС Золотой Рыбы с яркими линиями водорода в спектре и темными у фиолетового края. Он больше орбиты Земли, правда он двойной, со светимостью полмиллиона наших Солнц! Вы имели в виду такую звезду? В том же скоплении есть еще большие по размеру, с орбиту Юпитера диаметром, но они только еще разогреваются.
— Оставим в покое сверхгиганты. Люди тысячелетиями смотрели на кольцевые туманности в Водолее, Большой Медведице и Лире и не знали, что перед ними нейтральные поля нуль-гравитации, по закону репагулюма — перехода между тяготением и антитяготением. Там именно и скрывалась загадка нуль-пространства.
Рен Боз вскочил с порога блиндажа управления, сложенного из больших, залитых силикатом глыб.
— Я отдохнул. Можно начинать!
Сердце Мвен Маса бешено забилось, волнение сдавило горло. Африканец глубоко и прерывисто вздохнул. Рен Боз остался спокойным, только лихорадочный блеск его глаз выдавал концентрацию мысли и воли, которую собирал в себе физик, приступая к опасному делу.
Мвен Мас протянул большую руку и сжал маленькую, крепкую кисть Рен Боза. Кивок головы — и высокий силуэт заведующего внешними станциями показался уже на спуске с горы, по дороге к обсерватории. Холодный ветер зловеще завыл, скатываясь с обледенелых горных гигантов, стороживших долину обсерватории, и дрожь пронизала Мвен Маса. Он невольно ускорил свои и без того быстрые шаги, хотя торопиться было некуда. Опыт начинался через час после захода солнца.
Мвен Мас удачно связался со спутником 57 по радио лунного диапазона. Установленные там отражатели и направляющие фиксировали Эпсилон Тукана из те несколько минут оборота спутника от 33° северной широты до Южного полюса, в которые звезда была видимой с его орбиты. Мвен Мас занял место за пультом в подземной комнате, очень похожей на такую же в Средиземной обсерватории.
Пересматривая в тысячный раз листы с данными о планете звезды Эпсилон Тукана, Мвен Мас методически проверил вычисленную орбиту планеты и снова связался со спутником, указав ничтожную поправку. Тут же он условился, что в момент включения поля наблюдатели спутника 57 осторожно и медленно будут изменять направление по дуге, в четыре раза большей параллакса звезды.
Как ни медленно тянулось время, срок подошел. На экране связи с опытной установкой появился Рен Боз; его жесткие волосы торчали более обычного.
Предупрежденные за полчаса диспетчеры энергостанций, сообщили готовность. Мвен Мас взялся за рукоятки пульта, но движение Рен Боза на экране остановило его.
— Надо бы предупредить резервную Ку-станцию на Антарктиде, может быть, наличной энергии не хватит.
— Я сделал это, она готова.
— На Чукотском полуострове и на Лабрадоре построены станции Ф-энергии. Если бы договориться с ними, чтобы включить в момент инверсии поля: я боюсь за несовершенство аппарата...
— Я сделал это.
Рен Боз просиял и махнул рукой.
Исполинский столб энергии достиг спутника 57. В гемисферном экране обсерватории появились возбужденные молодые лица наблюдателей.
Мвен Мас приветствовал отважных людей и осведомился об исправлении неточности, проверил совпадение следования столба энергии за спутником. Тогда он переключил мощность на установку Рен Боза, и голова физика исчезла с экрана.
Индикаторы забора мощности двигали свои стрелки направо, указывая на непрерывное возрастание напряжения энергии. Сигналы загорались ярче, все более белым светом. Но указатели наполнения скачками падали к нулевой черте, по мере того как Рен Боз подключал все новые излучатели поля. Захлебывающийся звон с опытной установки заставил вздрогнуть Мвен Маса. Африканец знал, что делать. Движение рукоятки — и вихревая мощность Ку-станции влилась в угасающие глаза приборов, оживила их падающие стрелки. Однако едва Рен Боз включил общий инвертор, как стрелки прыгнули к нулю. Мгновенно, почти инстинктивно Мвен Мас подключил сразу обе Ф-станции.
Ему показалось, что все приборы погасли, странный бледный свет наполнил помещение. Звуки прекратились — заведующий станциями оглох. Еще секунда — и тень смерти прошла по сознанию африканца, притушив ощущения. Мвен Мас боролся со смутным стеснением в голове, вцепившись руками в край пульта, всхлипывая от усилий и ужасающей боли в позвоночнике. Бледный свет стал разгораться ярче с одной стороны подземной комнаты, но откуда он шел, этого Мвен Мас не смог определить или забыл. Может быть, от экрана или со стороны установки Рен Боза.
точно разодралась туманная завеса, и Мвен Масприборов, оживила их падающие стрелки. Однако едва Рен Боз включил общий инвертор, как стрелки прыгнули к нулю. Мгновенно, почти инстинктивно Мвен Мас подключил сразу обе Ф-станции.
Ему показалось, что все приборы погасли, странный бледный свет наполнил помещение. Звуки прекратились — заведующий станциями оглох. Еще секунда — и тень смерти прошла по сознанию африканца, притушив ощущения. Мвен Мас боролся со смутным стеснением в голове, вцепившись руками в край пульта, всхлипывая от усилий и ужасающей боли в позвоночнике. Бледный свет стал разгораться ярче с одной стороны подземной комнаты, но откуда он шел, этого Мвен Мас не смог определить или забыл. Может быть, от экрана или со стороны установки Рен Боза.
Вдруг точно разодралась туманная завеса, и Мвен Мас отчетливо услышал плеск волн. Невыразимый, незапоминаемый запах проник в его широко раздувшиеся ноздри. Завеса раскрывалась в левую сторону, в то время как справа колыхалась прежняя серая пелена. Налево призраками встали высокие медные горы, окаймленные близкой рощей бирюзовых деревьев, а волны фиолетового моря плескались совсем у ног Мвен Маса. Еще левее сдвинулась завеса, и он увидел свою мечту — краснокожая женщина сидела на верхней площадке лестницы за столом из белого камня и, облокотись на его полированную поверхность, смотрела вдаль, на океан. Внезапно она увидела: ее широко расставленные глаза наполнились удивлением и восторгом. Женщина встала, с великолепным изяществом выпрямив свой стан, и протянула африканцу раскрытую ладонь.
— Оффа, алли кор, — мелодичный, нежный и сильный голос проник в сердце Мвен Маса. Он открыл рот, чтобы ответить, но завеса задернулась. На месте чудесного видения вздулось зеленое пламя, сотрясающий свист пронесся по комнате. Африканец, теряя сознание, почувствовал, как мягкая, неодолимая сила складывает его втрое, вертит, как ротор быстроходной турбины и, наконец, сплющивает о нечто твердое... Последняя мысль Мвен Маса была об участи спутника 57, станции и Рен Боза...