Сведенборгъ. Arcana coelestia. Мiры нашей солнечной системы и мiры звѣзднаго неба; объ ихъ обитателяхъ, духахъ и ангелахъ, на основанiи слышаннаго и видѣннаго Эммануиломъ Сведенборгомъ, 1758 года.

Мистицизмъ не на столько удаленъ отъ положительныхъ наукъ, какъ полагаютъ умы поверхностные и математическое воззрѣнiе на законы и явленiя природы прямо приводитъ иногда къ мистицизму. Изученiе метода, которому слѣдовалъ Сведенборгъ въ произведенiяхъ своихъ, начиная съ его минералогическихъ изслѣдованiй и кончая таинствами небесными и вступленiемъ его въ область „философы природы“, за недостаткомъ другихъ примѣровъ, представляетъ очень простой рисунокъ склона, по которому нисходитъ иногда любознательный умъ.

Какъ кажется, стокгольмский иллюминатъ былъ человѣкъ правдивый. Нѣкоторые поразительные и несомнѣнные факты, какъ, напримѣръ, обстоятельство, что изъ Готембурга, въ 50 лье разстоянiя, онъ виделъ пожаръ сюдермальмской части города Стокгольма и другiе, не менѣе странные факты, относятъ Сведенборга къ числу тѣхъ загадочныхъ существъ, которыхъ называли визiонерами. Названiемъ этимъ въ прошедшемъ столѣтiи вызывались насмѣшки, а въ нынѣшнемъ — диспуты. Мы не намѣрены ни восхвалять, ни разбирать мнѣнiя этого теозофа; но что его мечты отличаются чисто субъективнымъ характеромъ, это фактъ, который можетъ быть допущенъ безпристрастною критикою, хотя въ нѣкоторыхъ случаяхъ, какъ въ вышеприведенныхъ, напримѣръ, въ мечтахъ этихъ проявляется извѣстная доля значенiя. Съ точки зрѣнiя нашего предмета, насъ болѣе всего интересуютъ путешествiя мечтателя по различнымъ планетамъ, путешествiя, которыя, по словамъ Сведенборга, длились иногда нисколько дней и даже недель. Его бесѣды съ душами: обитателей сферъ небесныхъ должны быть представлены ими-же самими, въ ихъ индивидуальности и независимо отъ источника, изъ котораго онѣ получили начало. Это дастъ намъ возможность изслѣдовать ихъ съ бóльшею степенью безпристрастiя. Быть можетъ, онѣ внушатъ намъ соображенiя, выясняющiя, что Сведенборгъ никогда не выходилъ изъ предѣловъ земной сферы и что самыя смѣлые мечты его не больше какъ наши земныя представленiя, болѣе или менѣе блестящимъ образомъ отраженныя невѣрнымъ зеркаломъ, которое воображенiе Сведенборга постоянно держало предъ его внутренними образами.

Будемъ по прежнему воздерживаться отъ комментарiевъ; наши литературныя богатства достаточно велики и гораздо лучше выяснять искомую величину, чѣмъ каждую бесѣду начинать новою теорiею. Прежде всего послушаемъ, какимъ образомъ шведскiй мечтатель вошелъ въ общенiе съ обитателями другихъ мiровъ; но слѣдя за его мыслью, не слѣдуетъ развлекаться ничѣмъ другимъ.

„Такъ какъ по милосердiю Господа внутренность духа моего была открыта мнѣ и какъ чрезъ это я имѣлъ возможность бесѣдовать не только съ Духами и Ангелами, находящимися близь нашей Земли, но и съ тѣми, которые пребываютъ въ другихъ мiрахъ, то и пожелалъ я узнать, существуютъ-ли другiе мiры, что это за мiры и каковы ихъ обитатели? И было дано мне Господомъ бесѣдовать и сообщаться съ Духами другихъ мiровъ, съ одними втеченiе одного дня, съ другими втеченiе недѣли, а съ иными втеченiи цѣлыхъ мѣсяцевъ *). Такимъ образомъ я узналъ какъ все относящееся до обитаемыхъ ими мiровъ, такъ и обычаи и культъ ихъ жителей и разные достойные упоминанiя предметы. И какъ мнѣ было дозволено узнать подробности такого рода, то и могу я описать видѣнное и слышанное мною“ **).

*) Diarium или «Журналъ» Сведенборга показываетъ, по какимъ даже днямъ происходили эти бесѣды, отъ 23 января по 11 ноября 1748 года. Чаще всего онѣ бывали въ сентябрѣ мѣсяцѣ. Вотъ числа для каждаго мiра. Для Меркурiя: 16 и 18 марта; 21, 22 и 23 сентября; 11 ноября 1748 года.

Для Юпитера: 23, 24, 25, 26, 27 и 28 января; 1, 2, 9, 10, 11, 19 и 20 февраля; 1, 2, 20, 23 и 25 марта; 3, 4, 5 и 23 сентября; 6 октября.

Для Марса: 19 марта; 22, 23, 25 и 26 сентября; 6 ноября.

Для Венеры: 16 марта и 26 сентября.

Для Луны: 22 сентября.

Для Сатурна: 18 и 20 марта, 25 сентября.

Для мiровъ звѣзднаго неба: 23 и 24 января; 1, 3, 16, 18, 20, 23, 25, 27 и 29 марта; 3 апрѣля; 3, 5, 15, 21, 22, 23, 24, 25 и 30 сентября; 2 и 6 октября; 7 ноября.

**) «Видѣнное и слышанное мною». Сведенборгъ утверждаетъ, что изъ бесѣдъ своихъ съ Духами Мiровъ онъ узналъ не только то, кѣмъ обитаемы Мiры эти, но что онъ переносился на нихъ духомъ и странствовалъ по сферамъ небеснымъ въ то время, когда его тѣло находилось въ Стокгольмѣ

Подъ этою мистическою оболочкою скрывается нѣчто очень реальное. Такимъ образомъ, у Сведенборга на рацiональномъ основанiи развиты логическiя соображения относительно идеи множественности мiровъ. „Я бесѣдовалъ съ Духами на счетъ того, могутъ-ли вѣрить люди, что во вселенной существуетъ не одна только Земля и что звѣздное небо заключаетъ въ себѣ безчисленное множество свѣтилъ, изъ которыхъ каждое, различное по величинѣ, есть такое же Солнце, какъ и наше Солнце. Здраво размысливъ объ этомъ, каждый необходимо придетъ къ заключенiю, что вся эта безконечность служитъ только средствомъ для конечной и послѣдней цѣли творенiя и цѣль эта есть царство небесное, въ которомъ пребываетъ Божественная Сущность съ ангелами своими и людьми. Ибо видимая вселенная, или небо, освѣщаемое безконечнымъ числомъ свѣтилъ, который суть ничто иное, какъ Солнца, служитъ только средствомъ, для того, чтобы существовали Мiры, а на нихъ люди, образующiе собою царство нобѣсное“. — Даже подъ внушенiями разсудка Сведенборгъ облекаетъ свою рѣчь странными формами.

Но самое странное понятiе, замѣчаемое въ его теорiи — это понятiе Вселенной — Человека. Никогда антропоморфическiя стремленiя не оказывались более плодотворными и ничего не можетъ быть страннѣе проводимой Сведенборгомъ идеи соотношенiй. Приведемъ собственныя слова духовидца: „Что все Небо выражается однимъ существомъ, которое названо поэтому Величайшимъ Человѣкомъ и что все, чѣмъ только обладаютъ люди, какъ внутреннее, такъ и внѣшнее, вообще и въ частности относится къ этому Небесному Человѣку — это тайна, неизвѣстная еще мiру, хотя истинность ея и доказывается многими фактами. Но чтобы образовать Величайшаго Человѣка недостаточно пришельцевъ съ нашей Земли; ихъ число, относительно, очень невелико, поэтому необходимо, чтобы они являлись изъ многихъ другихъ Мiровъ. И положилъ Господь: какъ скоро гдѣ-либо недастает качества или количества, необходимыхъ для соотношенiй, то изъ другихъ Мiровъ призываются духи, выполняющие такой пробѣлъ, въ вiдахъ возстановленiя незыблемыхъ соотношенiй и чтобы такимъ образомъ могло существовать Небо“.

Въ этой Вселенной-Человѣкѣ, планета Меркурiй и его обитатели выражаютъ собой память предметовъ невещественныхъ, а Венера — вещественныхъ. Сведенборгъ вполнѣ увѣренъ въ существованiи такого рода соотношенiй и самъ наблюдалъ ихъ. Нѣкоторыя мѣста изъ его произведенiй даютъ понятiе о незатѣйливости его разсказа.

„Духи Меркурiя находились у меня въ то время, когда я описывалъ и истолковывалъ внутреннее значенiе словъ. Понявъ написанное мною, Духи сказали, что изложенiе мое слишкомъ грубо и все выраженiя его кажутся какъ-бы вещественными... Впослѣдствiи, Духи Меркурiя прислали мнѣ длинный неровный кусокъ бумаги, состоящей изъ многихъ кусковъ и на которомъ были напечатаны буквы, повидимому похожiя на наши. Я спросилъ у Духовъ, есть-ли у нихъ что-либо подобное и они ответили, что нѣтъ. При этомъ я догадался, что они полагали, будто на нашей землѣ познанiя находятся только на бумагѣ, а не въ насъ самихъ. Значитъ, они насмѣхались, что бумага, нѣкоторымъ образомъ, знаетъ то, чего не знаетъ человѣкъ“.

„Все Духи, сколько ихъ ни есть, были нѣкогда людьми, Въ отношенiи привязанностей и наклонностей, они остаются совершенно такими, какими они были, живя среди людей въ мiрѣ. Поэтому, генiй каждаго мiра можетъ быть узнанъ Духами, родившимися въ этомъ мiрѣ“.

Чтобы познать ихъ вещественную форму, духовидецъ непосредственно обращается къ обитателямъ планетъ. „Я хотѣлъ узнать, какiя лица и какое тѣло у жителей Меркурiя и похожи-ли они на обитателей Земли. Тогда предо мною явилась женщина, совершенно подобная земнымъ женщинамъ; лицо ее было прекрасно, но нѣсколько меньше лица нашихъ женщинъ; она нѣсколько тоньше, но такого же роста какъ и земныя женщины; голова ея была, небрежно повязана платкомъ... Явился тоже мужчина, нѣсколько тоньше насъ; на немъ была темно-синяя одежда, плотно прилегавшая къ тѣлу и не дававшая ни складокъ, ни морщинъ... Затѣмъ появились различные породы быковъ и коровъ, которыя, говоря по правдѣ, нѣсколько отличаются отъ нашихъ: онѣ меньше нашихъ коровъ и похожи на ланей и оленей“.

Какъ видно, Сведенборгу далеко не чужды земныя представленiя. Съ Меркурiя онъ отправляется на Юпитеръ, и вотъ что онъ узнаетъ:

„На Юпитерѣ люди дѣлятся по нацiональностямъ, родамъ и семьямъ и всѣ они живутъ отдѣльно, каждый со своими домочадцами. Только союзники и въ особенности родственники находятся въ сношенiяхъ другъ съ другомъ; ни у кого изъ нихъ никогда не является желанiя попользоваться имуществомъ ближняго. Я хотѣлъ было разсказать имъ, что на Землѣ бываютъ войны, грабежи и убiйства, но они отворачивались и не хотѣли слушать. Ангелы сказали мнѣ, что древнѣйшiе обитатели Земли вели такую-же жизнь, т. е., что они распадались на национальности, роды и семьи, находились въ состоянiи полнѣйшей невинности и были очень угодны Богу... Изъ частыхъ бесѣдъ съ Духами Юпитера я вынесъ убѣжденiе, что они привѣтливѣе духовъ многихъ другихъ мiровъ; ихъ обращенiе, ихъ присутствiе и производимое ими дѣйствiе до того прiятны и сладостны, что не могу я выразить этого“. — „Я могъ наблюдать жизнь обитателей Юпитера. Они пребываютъ въ постоянномъ состоянiи блаженства какъ я замѣтилъ изъ того, что внутренности ихъ не закрыты со стороны неба. Мнѣ также дозволено было узнать, какiя лица у жителей этого мiра, полагающихъ, что по смерти ихъ лица дѣлаются больше, круглѣе и свѣтлѣе. Они тщательно моются и предохраняютъ себя отъ солнечнаго зноя: ихъ головы и лица покрыты голубыми покровами изъ древесной коры. Они говорятъ лицами, хотя у нихъ есть языкъ словесный: одинъ языкъ служить подспорьемъ другому. Ангелы сказали мнѣ, что въ каждомъ изъ мiровъ всѣ выражаются языкомъ мимики, при помощи губъ и глазъ, служащихъ основанiемъ для такого способа говора. Лицо считается у нихъ выраженiемъ и свидѣтельствомъ души. Языкъ этотъ гораздо выше языка словеснаго; мысль выражается въ немъ въ ея истинной формѣ и тутъ не можетъ быть ни скрытности, ни притворства“.

„Они ходятъ не въ стоячемъ положенiи и не такъ какъ животныя, но упираются ладонями рукъ и поперемѣнно приподнимаются на ногахъ“... Затѣмъ слѣдуютъ чисто ребяческiя подробности на счетъ того, какъ они ходятъ, сидятъ и проч.

Ихъ лошади подобны нашимъ, но гораздо больше нашихъ; они дики и живутъ въ лѣсахъ. Въ духовномъ смыслѣ лошадь, по толкованiю ученыхъ, знаменуетъ разумность.

Въ „Величайшемъ существѣ“ (Вселенной), жители Юпитера выражаютъ собою „Способность воображенiя“; Iисуса Христа они признаютъ Богомъ.

Однажды Сведенборгъ встрѣтилъ духовъ Юпитера —„трубочистовъ“, съ лицами, покрытыми сажею; они относились къ числу существъ, образующихъ собою въ Величайшемъ Существѣ „область сѣмянныхъ пузырьковъ“. Въ другой разъ онъ бесѣдовалъ съ духами, вообразившими себѣ, будто они „вѣчно колютъ дрова“. Марсъ находится въ груди Мегакосма. Сведенборгъ изъявилъ желанiе побесѣдовать съ жителями этого мiра, для чего онъ долженъ былъ подвергнуться слѣдующей странной операцiи: „Духи прильнули къ моему левому виску и вдыхали мнѣ свой языкъ, котораго однакожъ я не понималъ; звуки его чрезвычайно прiятны и болѣе отраднаго ощущенiя мнѣ никогда не приводилось испытывать. Сначала вѣянье его проносилось къ лѣвому виску и къ лѣвому уху, вверхъ, а оттуда — къ лѣвому и, мало по малу, къ правому глазу, и наконецъ выходило наружу, проникнувъ лѣвымъ глазомъ къ губамъ; достигнувъ губъ, оно проникло ртомъ до мозга, а оттуда какимъ-то путемъ въ полость рта... Должно быть, Евстахiевою трубою, добавляетъ разскащикъ... Когда вѣянье достигло мозга, я сталъ понимать языкъ духовъ и вступилъ съ ними въ бесѣду. Я замѣтилъ, что когда они говорятъ, то губы ихъ шевелятся, вслѣдствiе сродства, существующаго между внутреннимъ и внѣшним языкомъ“. Языкъ обитателей Марса благозвученъ; онъ внушается психическимъ излiянiемъ... Они выше насъ по умственнымъ способностямъ... Описанiе экстатическимъ путешественникомъ тѣла, общественнаго быта и обычаевъ обитателей Марса, во всякомъ случаѣ отличается чисто-земнымъ характеромъ.

По поводу обитателей Луны, говорящихъ тѣмъ громче, чѣмъ они меньше, стокгольмскiй духовидецъ высказываетъ одно изъ своихъ оригинальнѣйшихъ положенiй. „Ихъ голосъ, исходящiй изъ живота и похожiй какъ-бы на икоту, производитъ шумъ, подобный грохоту грома. Я догадался, что это происходитъ отъ того, что жители Луны говорятъ не при помощи легкихъ, подобно обитателямъ другихъ мiровъ, а животомъ, при посредствѣ особеннаго, заключающагося въ желудкѣ воздуха, такъ какъ Луна окружена атмосферою, не одинаковыхъ свойствъ съ атмосферою прочихъ мiровъ. Я узналъ, что духи Луны представляютъ собою въ Величайшемъ Существѣ щитовидный или мечеобразный хрящъ, къ которому спереди прикрѣплены ребра и отъ котораго идетъ внизъ бѣлая полоса, поддерживающая мускулы живота“.

Сведенборгъ въ особенности приверженъ къ своей идеѣ соотношенiй. Въ большей части посѣщаемыхъ имъ мiровъ, „внутреннее“ каждаго существа выражается во внѣшности. Изъ этого вытекаютъ нѣкоторыя соображенiя, не безъинтересныя въ смыслѣ примѣненiя ихъ къ потребностямъ обыденной жизни.

Однажды путешественнику случилось присутствовать при обрядѣ бракосочетанiя въ одномъ мiрѣ, очень удаленномъ отъ нашего, такъ какъ онъ принадлежитъ не къ нашей планетной системѣ, но къ другому солнечному вихрю; но войти въ него и переступить за его предѣлы можно только съ соизволенiя Духовъ-хранителей. Сведенборгъ посѣтилъ пятый мiръ звѣзднаго неба. Вотъ обрядъ бракосочетанiя:

„Дѣвушку, достигшую совершеннолѣтiя, никуда не выпускаютъ и только въ день бракосочетанiя она выходитъ изъ дома. Ее приводятъ въ брачный домъ, въ который приходятъ также множество другихъ взрослыхъ дѣвушекъ; здѣсь ихъ ставятъ за перегородку, закрывающую ихъ по поясъ, такъ что собственно у нихъ остаются обнаженными только лица и грудь. Затемъ являются молодые люди для выбора себѣ женъ; молодой человѣкъ, увидѣвъ дѣвушку, имѣющую съ нимъ сродство и къ которой онъ чувствуетъ душевное влеченiе, беретъ ее за руку. Если она согласна слѣдовать за нимъ, то онъ приводить ее въ приготовленный заранѣе домъ, гдѣ дѣвушка и дѣлается его женою. Они замѣчаютъ по лицу, сродственны-ли ихъ души, потому что лицо каждаго изъ нихъ есть зеркало души“. Прибавимъ, что если молодые искатели супругъ не находятъ себѣ подходящихъ женъ на одной изъ сказанныхъ выставокъ, то отправляются они на другiя выставки, которымъ въ городѣ и счета нѣтъ. Довольно странный обычай; но Сведенборгъ и не подозрѣваетъ, что какъ обычай, такъ и подробности на счетъ перегородки, закрывающей половину тѣла, являются здѣсь вполнѣ лишними, такъ какъ двѣ страницы выше онъ говоритъ, что „мужчины и женщины этого мiра ходятъ совершенно нагими“. Въ этомъ далекомъ мiрѣ „дома деревянные, съ плоскими крышами, вокругъ которыхъ устроены покатые борты. Жена и мужъ живутъ въ передней части дома, дѣти — въ части прилегающей, а слуги — на задахъ. Пища ихъ состоитъ изъ плодовъ и овощей; они пьютъ молоко съ водою, получаемое отъ коровъ, у которихъ шерсть длинная, какъ у овецъ“.

Прочтемъ-ли десять страниц, „Таинствъ небесныхъ“ или десять томовъ, но производимое ими впечатлѣние останется одно и то-же. За исключенiемъ „Сыновъ Iерусалима“, Сведенборгъ вездѣ неудобопонятенъ. Разумный въ началѣ фразы и нелѣпый подъ конецъ; осторожный въ одномъ мѣстѣ и черезчуръ смѣлый въ другомъ; поперемѣнно то логичный, то непослѣдовательный, Сведенборгъ постоянно поглощенъ какими-то медiанимическими силами, не будучи однакожъ въ состоянiи направить ихъ къ истинному свѣту, который только и прельщаетъ возвышенные умы.

Будь мы обязаны выводить на сцену писателей, которымъ идея обитаемости мiровъ служила исходною точкою для философскихъ системъ, то къ произведенiямъ Сведенборга пришлось-бы присоединить еще произведенiя Сенъ-Мартена, Делормеля, Шарля Боннэ, Дюпона де-Немана, Балланша, Гердера, Лессинга, Шлегеля, Сави и т. д. Но наши владѣнiя на столько обширны, что выходить изъ ихъ предѣловъ не представляется нужды. Взглянемъ теперь на другiя картины нашей планетной галлереи.

Путешествiя милорда Сетона по семи планетамъ, Марiи-Анны де Румье. Гаага 1765.

Какъ кажется, рукопись этого сочиненiя была доставлена автору духомъ огня или саламандрою, явившеюся изъ очага, среди вихря трескучихъ искръ. — Это смахиваетъ нѣсколько на Хромаго Бѣса Лесажа.

Милордъ Сетонъ, потомокъ хорошей фамилiи временъ Кромвеля, путешествуетъ въ обществѣ любимой сестры, которой вскорѣ должно исполниться 16 лѣтъ. У Монимы — такъ называется она — столько-же физическихъ, какъ и душевныхъ качествъ. Во время политическихъ смутъ она, вмѣстѣ съ братомъ своимъ, нашла прiютъ въ древнемъ и удаленномъ замкѣ, обитаемомъ только духами ихъ предковъ. Одинъ изъ послѣднихъ поручилъ ихъ покровительству нѣкоего генiя, по имени Захiель, духа чрезвычайно ученаго, жизнь котораго протекла среди небесныхъ сферъ, въ изученiи тайнъ природы. Онъ наставлялъ молодыхъ и пылкихъ учениковъ своихъ въ наукѣ мiровѣденiя и затѣмъ, послѣ долгихъ бесѣдъ, заимствованныхъ у предшествовавшихъ авторовъ нашихъ, сказалъ:

„Такъ какъ вы достаточно сведущи для того, чтобы увидеть и понять чудеса творенiя, которыя я намѣренъ открыть вамъ и какъ, съ другой стороны, я хочу оказать вамъ мое содѣйствiе, то и отправлюсь я съ вами въ одинъ изъ небесныхъ мiровъ. Начнемъ съ планетъ и, если хотите, съ Луны, какъ планеты ближайшей къ Землѣ. — Ахъ, мой милый Захiель, сказала Монима: — ты наполняешь мое сердце восторгомъ; умоляю тебя, отправимся поскорѣе. Мнѣ кажется, я уже слышу гулъ небесныхъ сферъ и вижу, какъ дѣятельные и трудолюбивые обитатели планетъ и блестящихъ свѣтилъ занимаются своими обычными дѣлами. Моя восхищенная душа готова расторгнуть свои тѣлесныя цѣпи и напередъ уже наслаждается дивными благами, которыя ты намѣренъ открыть намъ“.

Такимъ образомъ восторгались наши юные философы. Въ видахъ удобнѣйшаго совершенiя предстоящаго пути, духъ превратилъ ихъ въ мухъ, съ тѣмъ однакожъ, чтобы на каждой изъ планетъ облекать ихъ плотью обитателей этихъ мiровъ. И вотъ, на крыльяхъ Захiеля они отправляются на Луну.

Созерцанiе звѣзднаго мiра приводить ихъ въ восторгъ. Она несутся въ пространствѣ, какъ-бы ошеломленные столь быстрымъ движенiемъ; но едва они прибыли на Луну, какъ тотчасъ-же ихъ воодушевляетъ божественное вѣянье и производитъ на нихъ такое-же дѣйствiе, какое производитъ роса небесная, увлажающая только-что распустившiйся цвѣтокъ. Они спускаются на землю. Дорога кажется имъ чрезвычайно прiятною, по причинѣ разнообразiя, красоты и плодородiя полей; богатство страны, покрытой драгоцѣнными дарами Цереры и Помоны, приводитъ ихъ въ изумленiе. Виноградники обѣщаютъ обильный сборъ; пейзажъ разнообразится загородными дачами, похожими на красивые, маленькiе карточные домики; они не имѣютъ протяженiя въ глубь и состоятъ изъ однихъ только оконъ и дверей, потому что (наконецъ-то путешественники догадались въ чемъ дѣло) — на Лунѣ все поверхностно, нелѣпо и странно.

Ничего тамъ нѣтъ истиннаго, все поддѣльное... Недостатки Селенитовъ обнаруживаются во всемъ: въ ихъ разговорахъ, дѣлахъ, вкусахъ и даже модахъ; способъ ихъ выраженiя натянутый, тонъ грубый, манеры дерзкiя и нисколько не внушительныя; они безпрестанно обнимаются, говорятъ другъ другу „ты“, ругаются, выходятъ изъ себя; гордость — это ихъ обычный порокъ, наслажденiе настоящимъ — ихъ правило. Ихъ можно сравнить съ театральными декорациями, которыя много теряютъ, если смотреть на нихъ вблизи; умъ у нихъ неосновательный, всѣ страсти живыя, порывистыя и скоропреходящiя; онѣ развиваются тщеславiемъ, видоизмѣняются отъ непостоянства и никогда не умѣряются самообладанiемъ... Ясно, что это сатира на современные нравы.

Въ числѣ диковинъ Луны слѣдуетъ упомянуть о стране безголовыхъ людей. Ничто не могло сравниться съ изумленiемъ путешественниковъ, когда они увидѣли этихъ безголовыхъ, безглазыхъ и безъухихъ существъ, которыя изъ числа пяти чувствъ обладаютъ только чувствомъ осязанiя. Однакожъ, посредине груди у нихъ имеется такой широкiй ротъ, что его можно принять за устье печи; руки у нихъ чрезвычайно длинныя и всегда готовыя хватать, а ноги ослиныя, при помощи которыхъ можно только прыгать назадъ. (Аллегорiя не лишена нѣкоторой оригинальности).

Оставивъ Луну съ тѣмъ, чтобы отправиться на „второе небо“, т. е. въ мiръ Меркурiя, путешественники наши попали на одну комету, на которой и были свидѣтелями изувѣрства фанатиковъ. Меркурiй есть страна роскоши, богатства, изобилiя и великолѣпiя; города его украшены роскошными зданiями, а поля — прекрасными замками и дивными парками. На планетѣ этой деньги считаются единственнымъ божествомъ и другомъ людей, единственнымъ мѣриломъ человѣческихъ достоинствъ; онѣ облагораживаютъ и даютъ знатность рода, дѣлаютъ умными самыхъ безтолковыхъ и доставляютъ самыя высокiя должности, хотя бы для занятiя послѣднихъ у человека не имелось никакихъ способностей. Вслѣдствiе этого, на Меркурiѣ думаютъ только о средствахъ, служащихъ къ прiобрѣтенiю большихъ богатствъ. Всѣ пути, ведущiе къ этому, хороши. Долги — это первый признакъ благороднаго происхожденiя, а долги игорные преимущественно считаются „долгами чести“.

Безправiе царитъ въ этомъ мiрѣ: богатые раззоряютъ бѣдныхъ, но послѣднiе даже не обращаются къ суду, такъ какъ дѣло юстицiи находится въ рукахъ богачей; притомъ же, судебныя издержки неминуемо раззоряютъ какъ выигравшаго тяжбу, такъ и проигравшаго ее. Торговля самовластно царитъ какъ на сушѣ, такъ и на водахъ. Кромѣ Фортуны, тамъ не признаютъ никакого другаго божества. Наши путешественники увидели вокругъ храма Фортуны множество обширныхъ зданiй: то были училища, въ которыхъ преподавалось искусство обмановъ. Въ одномъ училищѣ купцы утверждались въ искусствѣ обмановъ и обогащенiя посредствомъ банкротствъ; въ другомъ преподавалось, какимъ образомъ можно обманывать и проводить лучшихъ друзей своихъ при помощи обѣщанiй; въ третьемъ игроки совершенствовались въ системѣ обиранiя ближнихъ.

Обитатели Меркурiя простирались въ храмахъ у ногъ Фортуны. Одни молили ее объ избавленiи отъ отца, забытаго смертью или отъ вѣчнаго дяди, препятствовавшаго полученiю значительнаго наслѣдства; другiе просили удачи въ игрѣ, или гибели кого-либо изъ своихъ сосѣдей и пр. Въ мiрѣ этомъ главнѣйшимъ образомъ занимаются астрологiею и магiею и, какъ везде впрочемъ, корыстолюбiе составляетъ преобладающую страсть его обитателей. — Изъ этого общаго обзора выясняется основная идея путешествiй романиста по семи мiрамъ нашей планетной группы.

Если мiромъ Меркурiя управляютъ корыстныя побужденiя, то самый прiятный контрастъ въ этомъ отношенiи представляетъ третья планета, Венера, на которой царитъ милый божокъ любви.

Путешественники наши спустились на равнину, испещренную драгоцѣнными дарами Флоры. На одной сторонѣ этой прелестной мѣстности протекаетъ рѣка Наслажденiй, а на другой — рѣка Сладострастiя; своею отрадною теплотою онѣ питаютъ растенiя, украшающiя ихъ берега. На рѣкахъ этихъ плаваютъ величественные лебеди, приподнимающiе свои бѣлыя крылья, подобныя царскимъ мантiямъ. Въ мiрѣ Венеры все дышетъ удовольствiемъ, радостью и нѣгою; кажется, что вся вселенная повинуется имъ и склоняется предъ величiемъ ихъ могущества. Мы не намѣрены однакожъ представлять картину этихъ романическихъ сценъ, такъ какъ цвѣтокъ слишкомъ красивъ для того, чтобы обрывать его.

Въ этой странѣ государствомъ управляютъ женщины. Да и какiя женщины! Самыя дивныя красавицы древней миѳологiи едвали могутъ дать о нихъ слабое понятiе. Такъ какъ дѣла и важнѣйшiя негоцiацiи ведутся чрезъ ихъ посредство, то и понятно, въ чемъ состоятъ главнѣйшiя занятiя блаженныхъ обитателей Венеры.

При вступленiи въ этотъ мiръ, даже воздухъ его производитъ на человѣка сильнѣйшее дѣйствiе. Едва юная Монима вошла въ него, какъ тотчасъ же у нея забилось сердце, хотя намъ и извѣстно, что Монима существуетъ въ образѣ мухи. Чтобы она могла вполнѣ сознать дѣйствiе этой планеты, Захiель превращаетъ Мониму въ обитательницу Венеры, т. е. въ нимфу, сообщаетъ ей станъ и величiе Дiаны, молодость Флоры, красоту и грацiю Венеры. Что касается до Сетона, то Захiель оставляетъ его въ образѣ мухи, опасаясь, чтобы среди такого множества соблазновъ онъ не лишился чистоты сердечной. Въ этомъ отношенiи Монима выказала большую твердость характера и мы увидимъ, какимъ образомъ она осталась вѣрна предписанiямъ добродѣтели.

Ее представили царице Идалiянъ, которой палаты находились въ очаровательнѣйшей мѣстности. Въ садахъ деревья были такъ высоки, что глядя на ихъ цвѣтущiя вершины, недоумѣваешь — растутъ ли они на землѣ, или поддерживаютъ они землю своими корнями. Казалось, что ихъ горделивое чело склонялось подъ бременемъ небесныхъ сферъ; ихъ поднятыя къ небу руки какъ бы обнимали послѣднее и испрашивали у свѣтилъ чистой благодати ихъ воздѣйствiй. Вездѣ въ этихъ очаровательныхъ мѣстахъ видны цвѣты, пользующiеся уходомъ единственнаго садовника — природы и разливающiе сладостное, упоительное благоуханiе. Казалось, что ручьи своимъ нежнымъ журчаньемъ нашептывали нѣжности окаймлявшимъ ихъ камнямъ; птицы оглашали воздухъ сладостнымъ пѣнiемъ, каждый листочекъ былъ источникомъ гармонiи.

Одинъ Идалiецъ полагаетъ, что безъ пламени Купидона все погибло бы въ природѣ, что богъ этотъ есть душа мiра, гармонiя вселенной и что драгоцѣннѣйшiй даръ, полученный человѣкомъ отъ неба, состоитъ въ нѣжной склонности, влекущей его къ его подругѣ. Одна Идалiянка еще пламеннѣе раздѣляетъ такiя мысли, слѣдовательно ничто уже не препятствуетъ блаженству этихъ милыхъ существъ.

Одинъ изъ красивѣйшихъ идалiйскихъ царедворцевъ, принцъ Живчикъ, почувствовалъ нѣжную и, вмѣстѣ съ тѣмъ, пламеннѣйшую страсть къ Таймурѣ (такъ называлась по-идалiйски преображенная Монима). Прекрасная Таймура, не смотря на ея добродѣтель и твердость характера, неизбѣжно подчинилась коварно-обаятельнымъ дѣйствiямъ мiра Венеры, и чтобы противостоять страсти принца Живчика, ей необходимы были сверхчеловѣческiя усилiя. Она на столько обладала однакожъ дивною силою воли, что втеченiе многихъ мѣсяцевъ отсрочивала тотъ желанный часъ, когда они должны были отправиться въ храмъ любви.

Храмъ этотъ прекрасенъ, не смотря даже и на то, что его окружаетъ рѣка волненiй впадающая въ море Наслажденiй. Въ немъ имѣется корабль, управляемый Амуромъ и изображающiй сердце человѣка; паруса, которые какъ бы приводятъ его въ движенiе — это страсти человѣческiя; вѣтры, наполняющiе его паруса — это надежды; бури — это ревность. Невдалекѣ оттуда находится дивное дерево, которое не можетъ расти нигдѣ во вселенной; оно цвѣтетъ только ночью и въ темныхъ мѣстахъ и вызываетъ чувства нѣги въ тѣхъ, кто прикасается къ нему. Вокругъ храма разбросаны прекрасныя убежища, безмолвныя и наполненныя благоуханiемъ цвѣтовъ.

Наконецъ Таймура раздѣляетъ страсть принца Живчика и назначаетъ ему мѣсто и часъ свиданiя, не смотря на совѣты, которые муха-Сетонъ жужжалъ ей въ уши, не смотря даже на то, что онъ неистово жалилъ Таймуру во время бесѣдъ ея съ принцемъ. Мѣсто свиданiя было великолѣпно украшено вешними цвѣтами и располагало чувства къ нѣгѣ... Вдругъ Захiель удаляетъ изъ прекраснаго тѣла Таймуры душу Монимы; понятно, какъ велико было при этомъ изумленiе принца Живчика.

Какъ видно, авторъ этого путешествiя не лишенъ извѣстной доли ловкости по отношенiю механизма своихъ измышленiй. Таковъ мiръ Венеры. — Прибывъ въ мiръ Марса, планеты безплодной и песчаной, путешественники наши видятъ новые контрасты.

Наступала ночь. Сумерки уже одѣли поля своимъ темнымъ пологомъ; безмолвiе слѣдовало по ихъ стопамъ; птицы и животныя удалились въ свои убежища; Гесперъ, предшествуя звѣзднымъ сонмамъ, сверкалъ на ихъ челѣ, небо блестѣло свѣтлыми сафирами; восходила Луна (какая?) и одѣвала мракъ ночи своимъ серебристымъ хитономъ.

Марсъ — страна битвъ; обитатели ея и правители находятся въ состоянiи безпрерывной войны. Война — это божество, управляющее ихъ судьбою; ей приносится въ жертву все: честь, имущество, привязанности и даже жизнь.

Захiель прежде всего привелъ нашихъ юныхъ философовъ, не смотря на страхъ Монимы, въ храмъ славы. Зданiе это находится на вершинѣ самой высокой и утесистой горы, какая только когда-либо существовала. Храмъ чрезвычайно хорошъ, если смотрѣть на него издали; красоты его выказываются постепенно и по мѣрѣ удаленiя представляются въ большемъ и большемъ блескѣ. Едва путешественники подошли къ подошвѣ горы, какъ взорамъ ихъ прѣдставились одни только страшныя пропасти и изумленные туристы наши не смѣли двинуться съ мѣста. Другая, еще болѣе нѣпрiятная картина, возбуждаетъ въ нихъ новое чувство отвращенiя: это множество страшно обезображенныхъ труповъ, устилавшихъ собою долину.

Покойники эти были: Кромвель, тиранъ Англiи; Тотила, король Готѳовъ, столь грозный во времена императора Юстинiана I; Аттила, король Гунновъ, родомъ Скиѳъ; Никоклесъ, тиранъ Сикiонскiй; Кассiй и Брутъ, убiйцы Цезаря и проч. На днѣ пропасти лежало множество англичанъ-самоубiйцъ. Самоубiйство считается мужествомъ людьми, смѣшивающими отчаянiе съ неустрашимостью, и малодушiе съ геройствомъ, которое одно только и возвышаетъ насъ надъ всѣми препятствiями.

Но вотъ къ нимъ приближаются писатели, торгующiе славою. „Господа, говоритъ одинъ изъ нихъ, — честь имѣю представить вамъ, поэмы, написанныя мною въ честь извѣстнѣйшихъ полководцевъ, великихъ политическихъ дѣятелей и славнѣйшихъ генiевъ. Выбирайте; для именъ оставлены пробѣлы“. Затѣмъ слѣдуютъ предложенiя доставить путешественниковъ въ храмъ. Они избираютъ Пегаса. Тот-часъ же стоустая и стотрубная Слава возвѣщаетъ о себѣ; ея окрыленный конь впрягается въ колесницу, путешественники поднимаются подъ облака и прибываютъ на большую площадь храма.

Облака дыма окружили ихъ; казалось, подъ порывами вѣтра воспламенились волканы сѣры и селитры и нашихъ путешественниковъ окружило престранное общество: покрытия шрамами лица; выколотые глаза; изрубленные черепы; отрубленныя уши; руки на перевязяхъ; деревянныя ноги; тѣла, покрытыя язвами и пластырями; женщины съ вырванными грудями — вотъ предметы, представившiеся ихъ взорамъ...

На крыльяхъ одного духа наши туристы отправляются на свѣтило дня, проносятся его лучезарною атмосферою и страна, въ которую они вступаютъ, кажется имъ на столько дивною, что они принимаютъ ее за счастливые острова Гесперидскiе.

Предъ ними лежали равнины, испещренныя тысячами цвѣтовъ, прекрасный рощи и цвѣтущiя долины, которыхъ нѣжная растительность и зелень сообщала лугамъ дивный колоритъ. Множество только-что распустившихся цвѣтовъ представлялись взорамъ во всемъ разнообразiи своихъ красокъ, казалось оживляли собою землю и, вмѣстѣ съ тѣмъ, распространяли сладостное благоуханiе. Въ одномъ мѣстѣ скромное деревцо и густолиственный кустъ держали другъ друга въ объятiяхъ; въ другомъ — величественныя деревья горделиво высились до самыхъ небесъ; въ третьемъ — протекали ручьи, берега которыхъ окаймлены цвѣтами и врачебными травами.

Подвигаясь дальше по этой свѣтлой области, они увидѣли величественную гору, которой суровая вершина скрывалась въ облакахъ. Величественный лѣсъ кедровъ, сосенъ и пальмъ покрывалъ ее, спускаясь величественнымъ амфитеатромъ по ея склонамъ. Надъ этимъ очаровательнымъ лѣсомъ высились палаты Аполлона. Вокругъ все сверкивает лучезарнымъ свѣтомъ: глазъ нигдѣ не встрѣчаетъ ни малѣйшей преграды; солнечные лучи не прерываются отъ встрѣчи съ темными предметами; воздухъ, прозрачный какъ ни въ одномъ изъ мiровъ, скрадываетъ разстоянiя между самыми отдаленными предметами, чтó составляетъ для путешественниковъ новый предметъ изумленiя.

Порою тамъ встрѣчаются деревья съ золотыми стволами, серебряными вѣтвями и изумрудными листьями; на деревьяхъ этихъ, точно плоды, висятъ стклянки съ умомъ, котораго у обитателей планетъ не оказывается. Вообще стклянки были полны.

На Солнце живутъ великiе люди. Туда отправляются астрономы, которымъ удалось разоблачить тайны вселенной, а философы получаютъ тамъ награду за свои труды. Въ одной странѣ путешественники встретили Ѳалеса, Анаксагора, Пиѳагора, Гиппарха, Птоломея, Коперника, Галилея, Гассенди, Тихо-Браге, Кеплера, Кассини, Декарта и Ньютона. Эти астрономы объясняли природу звѣздъ измѣняющихся, перiодическихъ и туманныхъ и вмѣстѣ съ путешественниками занимались изслѣдованiемъ свѣтилъ Кита, Лебедя и Орiона. Въ другой странѣ они встрѣтили Гомера, Платона, Софокла, Эврипида, Аристотеля, Эпикура, Плинiя, Лукiана, Виргилiя, Горацiя, Демосѳена, и Цицерона: въ другомъ мѣстѣ они видѣли Сафо, Боссюэта, Паскаля, Фенелона, Монтескье и Ларошфуко и бесѣдовали съ ними о высокихъ вопросахъ изъ области философiи и исторiи.

У обитателей Солнца тѣло прозрачное; ихъ мысли не трудно прочесть въ ихъ мозгу, а страсти ихъ разгадываются по движенiямъ ихъ сердца. Поэтому никто изъ обитателей Солнца не старается скрывать свои помыслы. Благородныя чувства этого народа ученыхъ и знаменитыхъ мыслителей не помрачаются матерiальными интересами. Имъ неизвѣстны притворство, низкая лесть и политика. Мужчины и женщины имѣютъ въ виду одну только цѣль — науку.

Жизнь ихъ длится около девяти тысячъ лѣтъ и умираютъ они естественною смертью; ихъ тѣла не обезображиваются страданiями и недугами. Предѣлы ихъ существованiя опредѣляются, такъ сказать, избыткомъ мозга, который передъ смертью человѣка разрывается, после чего душа возносится въ звѣздные предѣлы.

На Солнцѣ обитаютъ Аполлонъ и девять Музъ. Прежде чѣмъ оставить эту сферу, наши путешественники полюбопытствовали взглянуть на истоки трехъ большихъ рѣкъ: Памяти, Воображенiя и Рассудка, описанiе которыхъ слишкомъ ужъ похоже на описанiе Сирано-де-Бержерака.

Помѣстившись на группѣ цѣпкихъ, сплотившихся между собою атомовъ, Захiель и его клiенты отправились въ мiръ Юпитера. Въ мгновенiе ока они пронеслись громаднымъ пустымъ пространствомъ и прибыли къ цѣли своего путешествiя въ ту минуту, когда Аврора, разбуженная никогда не останавливающимися Часами, готовилась открыть врата Дня. Тогда путники стали различать кудрявыя верхушки лѣсныхъ деревьевъ и дымчатыя вершины горъ.

Они прошли огромную область, которая на первыхъ порахъ показалась имъ точь-въ-точь похожею на мiръ Меркурiя, и долго они думали, не сбились ли они съ дороги и не прибыли ли снова на послѣднюю планету, только другимъ путемъ. На поляхъ такая же бѣдность, а несчастные обитатели планеты похожи на людей, какъ бы опасающихся возбудить зависть соломенными крышами своихъ хижинъ и воздухомъ, которымъ они дышатъ.

Почва тучна и плодородна, однакожъ она не производитъ полезной растительности и воздѣлывается только для вида. Съ одной стороны подстриженныя деревья, испещренныя цвѣтами гряды и роскошные дворцы; съ другой — убогiя деревни и очень немного обработанныхъ полей. Роскошь господствуетъ въ этомъ мiрѣ, который тѣмъ только и отличается отъ Меркурiя, что на послѣднемъ царятъ деньги, а на Юпитерѣ — родовое дворянство.

Родовое дворянство и затѣмъ — ничего больше. Главное: громкое имя, остальное не имѣетъ никакого значенiя. Все приносится въ жертву обладанiю славнымъ именемъ, безъ которого нигдѣ нельзя быть принятымъ, обладайте вы величайшими добродѣтелями и обширнѣйшими познанiями. Наши путешественники были вынуждены перемѣнить свои очень скромныя имена съ тѣмъ, чтобы имѣть возможность наблюдать мiръ Юпитера. Сетонъ принялъ названiе лорда Кретонсина Альбiонскаго и Глочестерскаго, а Монима назвалась первыми тремя именами, какiя только взбрели ей на умъ: Монимонъ де-Каквербекъ де-Гибемакъ. При помощи этихъ важныхъ титуловъ они добились того, что ихъ стали считать людьми высокихъ достоинствъ.

Изъ предъидущаго достаточно выясняется, что въ путешествiи въ мiрѣ Юпитера осмѣивается родовое дворянство; точно такъ въ странствованiяхъ на Лунѣ осмѣивается человѣческое легкомыслие, а въ странствованiяхъ по Меркурiю — эгоизмъ. Сатурнъ, напротивъ, есть царство золотаго вѣка. Его плодородная почва покрыта цвѣтами и плодами, а его блаженные обитатели мирно воздѣлываютъ землю на лонѣ спокойствiя и счастiя. Взорамъ нашихъ путешественниковъ представляются однѣ лишь прелестныя картины: то землепашецъ, окончательно воздѣлывающiй свои поля, которыя, по его мнѣнiю, обработаны только вчернѣ; то трудолюбивая пастушка, услаждающая свои занятiя пѣснями; въ одномъ мѣстѣ косцы отдыхали отъ трудовъ, натачивая лезвiя своихъ косъ; въ другомъ — пастухи, сидя въ долинѣ, разсказывали другъ другу свои любовныя похожденiя. Вездѣ взоры любуются огромными равнинами и покрывающими ихъ жатвами; полями, по которымъ бродятъ стада подъ охраной собакъ; лугами, которые орошаются рѣками съ серебристыми волнами; горы страны увѣнчаны рощами и тѣнистыми дубравами. Въ мiрѣ этомъ человѣкъ дышетъ воздухомъ, доставляющимъ отраду и удовлетворяющимъ чувство обонянiя; здѣсь не растетъ ни одной ядовитой травы. Природа находится здѣсь въ своей весне, какъ нѣкогда на Земли, въ счастливую пору младенчества послѣдней.

Одинъ старецъ предлагаетъ путешественникамъ простое и радушное гостепрiимство патрiархальныхъ временъ. Вмѣстѣ съ нимъ они осматриваютъ воздѣланныя поля и сады, богатые плодовыми деревьями. Позже они отправляются въ одинъ изъ столичныхъ городовъ Абадiйцевъ. Эти города построены четырехъугольниками, съ прямыми и широкими улицами; для пѣшеходовъ имѣются галлереи; въ центрѣ города находится царскiй дворецъ, отличающiйся отъ другихъ зданiй только своею обширностью, соответствующею патрiархальнымъ, происходящимъ въ немъ собранiямъ. Дворянское достоинство прiобрѣтается тамъ только посредствомъ добродѣтелей и заслугъ отцовъ и дѣтей. Старинное дворянство не затмѣваетъ собою дворянства, прiобрѣтаемаго личными достоинствами и не служитъ оно ни украшенiемъ пороку, ни наградою для нерадѣнiя, ни пьедесталомъ для гордости. Справедливость царитъ въ мiрѣ Сатурна.

Такъ заканчиваются семь томовъ путешествiй милорда Сетона. Не забудемъ прибавить для людей, интересующихся судьбою нашихъ юныхъ героевъ, что въ концѣ странствованiй Монима оказывается грузинскою принцессою, а не сестрою Сетона и обстоятельствомъ этимъ устраняется то важное препятствiе, которое служило помѣхою полному счастiю нашихъ друзей.

Если мы распространились нѣсколько насчетъ этихъ фантастическихъ путешествiй, то потому собственно, что ими выражается извѣстный типъ. Впрочемъ, неужели мысль, устанавливающая въ различныхъ мiрахъ преобладанiе извѣстныхъ страстей и допускающая существованiе мiровъ, въ которыхъ сладострастiе неограниченно развиваетъ свое упоительное могущество, а корыстолюбiе жадными взорами, ищетъ сокровища земли — черезчуръ ужъ странна? Произволъ заключается собственно въ мысли, позволяющей мечтамъ миѳологическимъ осуществляться на планетахъ, которымъ невѣжество древнихъ сообщало несвойственный дѣйствiя; что же касается мысли о существованiи въ звѣздныхъ мiрахъ преобладающихъ, квалификацiонныхъ страстей, то она можетъ осуществиться въ громадномъ числи обитаемыхъ мiровъ.

Въ то время, какъ романисты разработывали анекдотическую сторону нашего предмета, люди ученые разработывали сторону положительную. Въ числѣ прочихъ, Ламбертъ издалъ свои Cosmologische Briefe, „Космологическiя письма“, въ которыхъ онъ смотрѣлъ на вопросъ объ обитаемости свѣтилъ единственно съ точки зрѣнiя физическихъ наукъ. Эммануилъ Кантъ, въ своей Theorie des Himmels, излагалъ систему населенiя звѣздныхъ мiровъ, согласно съ удаленiемъ планетъ отъ Солнца и высказывалъ мысль, что живыя твари являются тѣмъ совершѣннее, чѣмъ дальше отстоятъ они отъ дневнаго свѣтила. Упомянувъ объ этихъ противорѣчащихъ одна другой теорiяхъ, мы видѣли, насколько произвольны подобныя воззрѣнiя. Въ Лондонѣ, Дергамъ издалъ свою Astro-Theology.

На нѣсколько минутъ пригласимъ въ наше общество этого педагога и спросимъ его мнѣнiя на счетъ обитателей планетъ. Его мнѣнiя слишкомъ интересны и мы не можемъ не воспользоваться случаемъ привести ихъ здѣсь. Послушаемъ Дергама.

„Лактанцiй, говоритъ онъ, — вполнѣ резонно отвергалъ божественность небесныхъ тѣлъ. Они отнюдь не боги и не предметы, достойные поклоненiя; напротивъ, многiя изъ нихъ считались даже обителями, въ которыхъ грѣшники страдаютъ за свои грѣхи. Въ особенности къ числу таковыхъ относились кометы, подвергающiяся чрезвычайно неблагопрiятнымъ условiямъ температуры, такъ какъ приближаясь къ Солнцу, или удаляясь отъ него, онѣ поперемѣнно переходятъ отъ сильнѣйшаго зноя къ жестокой стужѣ. По вычисленiю Исаака Ньютона, комета 1680 года, во время перигелiя, въ 166 разъ ближе находится къ Солнцу, чѣмъ Земля, слѣдовательно она подвергается зною въ 28,000 разъ сильнѣйшему, чѣмъ зной нашего лѣта. Желѣзный шаръ, величиною въ нашу Землю, потребовалъ бы при такой температурѣ 50,000 лѣтъ для своего охлажденiя. Если такой мiръ и обитаемъ, то скорее всего онъ можетъ быть обителью искупленiя грѣховъ, чѣмъ всякою другою обителью.

„Очевидно, что главнѣйшiя небесныя тѣла нашей системы устроены сообразно съ гармонiею и порядкомъ, соотвѣтствующими предназначенiю каждаго изъ нихъ; но не составляютъ-ли исключенiя изъ этого правила кометы, которыя приближенiемъ своимъ къ Землѣ производятъ голодъ, моръ и, повидимому, являются вѣстницами суда Божiя? Такъ какъ эти свѣтила движутся но орбитамъ, отличнымъ отъ орбитъ другихъ небесныхъ тѣлъ, то и производимыя ими дѣйствiя должны быть также очень различны. Управляя вселенною, божественное Провидѣнiе посредствомъ подобныхъ свѣтилъ приводитъ въ исполненiе рѣшенiя своего правосудiя, устрашая и наказывая грѣшниковъ приближенiемъ кометъ къ нашему мiру. Такимъ образомъ, сферы эти являются исполнительницами суда Божiя не только съ указанной нами точки зрѣнiя, но, какъ полагаютъ нѣкоторые, и въ качествѣ обителей грѣшниковъ и мѣста, въ которомъ послѣднiе должны страдать по смерти. Какъ бы то ни было, но ихъ рѣдкiя возвращенiя къ Земли, недолговременное близь нея пребыванiе и совершенiе ими путей своихъ въ теченiе столь громаднаго числа лѣтъ — все это служитъ доказательствомъ благости Провидѣнiя.“

Дергамъ высказываетъ еще и другое предположенiе. „Нѣкоторые изъ нашихъ ученыхъ соотечественниковъ, говоритъ онъ, — полагаютъ, что на Солнцѣ, которое составляетъ предметъ обожанiя язычниковъ, вѣроятно находится адъ“. По этому поводу Свинденъ написалъ даже трактатъ: „Изысканiя относительно природы и мѣста ада“.

Не подлежитъ однакожъ сомнѣнiю, что помѣщать въ лучезарномъ центрѣ планетнаго мiра обитель ужаса и страданiй — мысль чрезвычайно оригинальная.

Аббатъ Дикмаръ, ученикъ и другъ добродушнаго аббата Пэнгрэ, капеллана Академiи наукъ и образцовѣйшаго изъ математиковъ, принадлежитъ къ числу тѣхъ личностей, которыя, опираясь съ одной стороны на догматъ, а съ другой — на науку, съ нѣкоторымъ трудомъ держатся на ногахъ. Можно-ли допустить доктрину множественности мiровъ? Быть можетъ!.. Нѣтъ, потому что... Однакожъ, дѣло это возможное... Такъ; ну, а послѣдствiя?.. Въ такомъ случаѣ нечего и думать объ этомъ... Это вопросъ неразрѣшимый, разъясненiе котораго, безъ сомнѣнiя, Богъ предоставилъ себѣ. Послушаемъ, однакожъ, автора. (Connaissanse de l'astronomie. Paris, 1769).

„Хотя Провидѣнiе одарило нѣкоторыхъ людей большею степенью проницательности, чѣмъ другихъ, не подлежитъ однакожъ сомнѣнiю, что для всѣхъ насъ существуютъ извѣстные предѣлы, внѣ которыхъ всякаго рода умствованiя становятся невозможными.

„Созданы-ли всѣ великiя тѣла небесныя, въ столь громадномъ разстоянiи носящiяся надъ нами, единственно для того, чтобы освѣщать насъ; обитаемы-ли они существами разумными, — во всякомъ случаѣ мы и тутъ должны удивляться всемогуществу и милосердию Бога.

„Прослѣдимъ, однакожъ, эту мысль, хоть бы въ видахъ удовлетворенiя „тщетнаго“ любопытства.

,,И такъ, предъ нами безчисленное множество мiровъ, обитатели которыхъ намъ неизвѣстны, да и никогда не будутъ извѣстны. Но при той долѣ разума, которымъ мы одарены, какую пользу можетъ принести намъ познанiе этихъ мiровъ? Мы слишкомъ поглощены изученiемъ подробностей, присущихъ нашему мiру, съ трудомъ обозрѣваемъ одну изъ частей его, какъ ни мала она сама по себѣ и изумляемся при видѣ мiра насѣкомыхъ, представляемыхъ микроскопомъ. Какъ ни возвышенна и соблазнительна эта мысль, какъ ни способна она быть предметомъ многотомныхъ трактатовъ и принести честь уму человѣческому, лишь бы только не выводили изъ нея неправильныхъ заключенiй, во всякомъ случаѣ, она не больше какъ прекрасная мечта. Хотя планеты и обладаютъ нѣкоторымъ сходствомъ съ Землею, но изъ этого еще не слѣдуетъ, что онѣ могутъ быть обитаемы, а еще меньше, что онѣ обитаемы дѣйствительно. Допустивъ даже это произвольное предположенiе можно-ли выводить изъ него, что планеты обитаемы существами, о которыхъ когда-либо мы будемъ имѣть правильное понятiе?

Такъ разсуждали серьезные писатели; съ другой стороны, этотъ вопросъ не упускался изъ вида и романистами.

Однажды авторъ Tomes Jones нашелъ у одного торговца въ Лондонѣ старинную и очень неразборчивую рукопись подъ заглавiемъ: Юлiанъ Богоотступникъ или путешествiе въ другомъ мiрѣ“. Духъ-авторъ разсказываетъ, какимъ образомъ чрезъ окно онъ ушелъ изъ своего тѣла и дома, какъ носился онъ нѣсколько врѣмени по полямъ до встрѣчи съ Меркурiемъ, котораго онъ узналъ по крыльямъ на ногахъ и, наконецъ, какимъ образомъ онъ прибылъ въ мiръ тѣней на невещественной колесницѣ, запряженной безплотными конями. Тамъ онъ встрѣтилъ древнихъ, возобновилъ съ ними знакомство и чрезвычайно изумился, найдя въ Елисейскихъ поляхъ Юлiана Богоотступника, который, по общему мнѣнiю, вѣчно долженъ находиться въ аду.

Этотъ древнiй императоръ является героемъ разсказа, въ которомъ главнѣйшимъ образомъ проводится доктрина метампсихозы и множественности существованiй. Юлiанъ, носившiй во время жизни императорскую пурпуровую мантiю, сдѣлался впослѣдствiи рабомъ одного предводителя Готѳовъ, обладавшаго чисто готичскою красотою, затѣмъ евреемъ, плотнiкомъ, полководцем, щеголем, манахомъ, менестрелемъ, мудрецомъ, королемъ, шутомъ, нищимъ, принцемъ, государственнымъ человѣкомъ, солдатомъ, портнымъ, поэтомъ, рыцаремъ, учителемъ танцованiя и архiепископомъ. Въ книгѣ этой, подъ покровомъ аллегорiи проводится одно изъ положенiй, составляющее главнѣйшую основу доктрины множественности существованiй, т. е. законъ возмездiя.

Въ Амстердамѣ, въ 1700 году, вышелъ болѣе занимательный двойникъ произведенiя Фильдинга, въ видѣ двухъ небольшихъ книжекъ, озаглавленныхъ: Новая Луна или приключенiя Пекильона.

Сцена происходитъ на Лунѣ.

Селеносъ — это духъ, охраняющiй планету, называемую Луною и обитаемую людьми, подобными намъ, но несравненно изящнейшими.

При рожденiи Пекильона Селеносъ объявилъ, что по достиженiи четырнадцатилѣтняго возраста у этого ребенка появятся дивныя стремленiя, которыя осуществятся на дѣлѣ. Нашъ герой родился въ городѣ Вертикефалiи, столицѣ государства того же имени.

Необходимо замѣтить, что Луна разделяется на пять частей: первая, въ которой находится имперiя Вертикефалiйская, называется Тавриiовiею, вторая — Гелiополiею, третья — Пирамодустриною, четвертая — Перистерикою, пятая — Эвтокiею. Последняя есть огромный островъ, обитель блаженства, проникнуть въ которую можно только послѣ многихъ страданiй.

Пекильонъ — это пылкiй молодой человѣкъ, въ родѣ красавца Фобласа, отыскивающiй въ пяти частяхъ Луны то, что каждая изъ нихъ представляет изысканнѣйшаго въ отношенiи чувственныхъ наслажденiй. Авторъ съ особымъ удовольствiемъ описываетъ соблазнительныя сцены, происходящiя то за кулисами роскошнаго двора, то въ таинственныхъ убѣжищахъ Весты и священныхъ дѣвъ, то въ сферѣ идиллическихъ нравовъ сельскихъ обитателей. Пекильонъ — это современный царедворецъ, котораго Раблэ непремѣнно назвалъ бы „pre-cieux“. Онъ обладаетъ нѣкоторыми качествами, несвойственными обитателямъ Земли; такъ, напримѣръ, порою онъ называется „Poequilon“, а порою — „Poequilone“. Здѣсь не мѣсто распространяться на счетъ того безцеремоннаго способа, при помощи котораго авторъ населяетъ свѣтило ночи. Будемъ слѣдовать хронологическому порядку.

Летающiе Люди или приключенiя Петра Уилькинса (Лондонъ, 1773 г.), имѣютъ нѣкоторое отношенiе къ нашему предмету.

Эта книга относится къ разряду произведенiй въ родѣ „Робинзона“ и „Гулливера“. Летающiе Люди обитаютъ въ царствѣ Нормнбдсргфутъ, географическое положенiе котораго авторъ, къ сожалѣнiю, не опредѣляетъ. На сколько можно заключить по гравюрамъ, мужчины и женщины этой страны родятся съ перепончатыми, не лишенными элегантности, крыльями, теплыми какъ кожа тѣла, нѣжными, какъ атласъ и мягкими, какъ шелковая ткань. Крылья составляютъ единственную одежду обитателей страны; въ нормальномъ состоянiи они плотно охватываютъ тѣло и обрисовываютъ его формы.

Действующими лицами являются: одинъ англичанинъ, Уилькинсъ, заблудившийся на необитаемомъ островѣ, и нѣкая таинственная незнакомка, Юварки, летающая женщина, которая какими-то судьбами попала на островъ и, не замедливъ сдѣлаться супругою Уилькинса, отправилась съ нимъ къ своему отцу, королю страны Нормнбдсгрфутъ.

Не всѣ однакожъ литературныя произведенiя защищали идею множественности мiровъ; напротивъ, нѣкоторый изъ нихъ ратовали даже противъ этой, всесторонне разработывавшейся идеи. Въ 1787 году, въ этомъ именно смыслѣ были написаны „Видѣнiя въ мiрѣ духовъ“. Авторъ много размышлялъ о сновидѣнiяхъ, о предчувствiяхъ, о духовномъ мiрѣ и отношенiяхъ его къ людямъ, о жизни душъ по смерти и о вѣроятномъ ихъ мѣстопребыванiи въ особенности же онъ много разсуждалъ съ однимъ изъ друзей своихъ объ обитаемости мiровъ и чувствовалъ особенное влеченiе къ подобнаго рода матерiямъ. „Не знаю, говоритъ онъ, обладаетъ-ли мое воображенiе бóльшею, чѣмъ воображенiе другихъ людей, способностью воспроизводить поражающiя его идеи; дало ли мнѣ общенiе съ чистыми духами возможность имѣть ясныя и точныя понятiя о незримомъ мiрѣ, — какъ бы то ни было, но моя душа дѣйствительно странствовала во всѣхъ мiрахъ, которые считаются обитаемыми“.

За всѣмъ тѣмъ намъ кажется, что это путешествiе не на столько дѣйствительно, на сколько считаетъ его таковымъ находящiйся въ заблужденiи авторъ. Доказательствомъ этому служить намъ самый разсказъ объ этихъ экстатическихъ странствованiяхъ, во время которыхъ туристъ видитъ много несуществующаго, но не замѣчаетъ того, что существуетъ дѣйствительно. Сперва онъ разсказываетъ, въ какомъ жалкомъ и презрѣнномъ видѣ представился ему земной шаръ, когда онъ покинулъ туманы нашей атмосферы; затѣмъ онъ вступаетъ въ безконечное пространство небесъ, где можно жить не дыша и где человѣкъ съ наслажденiемъ вдыхаетъ чистѣйшую матерiю эфира. Оттуда онъ видитъ не только всю планетную систему, но и безчисленное множество Солнцъ, окруженныхъ сонмомъ планетъ и носящихся въ безпредѣльныхъ пространствахъ не только безъ малѣйшаго безпорядка, но и во всемъ величiи красоты, какую только можно вообразить себѣ.

До сихъ поръ все обстоитъ благополучно, „но вступивъ въ планетную систему“ (?) нашъ путешественникъ съ поразительною ясностью усматриваетъ всю несостоятельность теорiй, по которымъ планеты считаются обитаемыми мiрами и тутъ же добавляетъ, что онъ нисколько не сомнѣвается въ возможности доказать читателямъ нелѣпость этихъ теорiй. Вотъ его доводы:

Одна только Луна и можетъ быть обитаема людьми; но этотъ крошечный мiръ вѣчно покрытъ туманами и никакъ онъ не больше Iоркширскаго графства; о немъ собственно и говорить не стоитъ. Но еслибы люди и могли жить на Лунѣ, то ихъ жизнь оказалась бы очень печальною, скучною и даже невыносимою. Что касается другихъ мiровъ, то жить въ нихъ — положительно невозможно, въ чемъ и нетрудно убѣдиться, разсматривая каждую изъ планетъ согласно съ ея значенiемъ.

Сатурнъ, удаленнѣйшая отъ Солнца планета, есть огромная сфера, въ высшей степени холодная и влажная. Мракъ и вечные льды покрываютъ ее. Допустивъ на ней существованiе людей, вмѣстѣ съ тѣмъ необходимо допустить, что Богъ создалъ людей для климатовъ, а не климатъ для людей; но это ниже всякой критики.

Климатъ Юпитера не такъ суровъ, но, во всякомъ случай, и эта планета не можетъ быть обитаема. Самый светлый день Юпитера похожъ на наши сумерки; его теплота не доставляетъ отрады лѣтомъ, а зимою на немъ стоятъ жестокiя стужи, переносить которыя человѣческiй организмъ не въ состоянiи.

Климатическiя условiя Марса на столько дурны, что люди не могутъ жить на этой планетѣ. Марсъ не обладаетъ влагами, необходимыми для оплодотворенiя полей. Изъ точныхъ наблюденiй выясняется, прибавляетъ нашъ непогрѣшимый авторъ, что на планетѣ этой нѣтъ ни дождей, ни паровъ, ни росы, ни тумановъ.

Венера и Меркурiй представляютъ противоположныя крайности. Они губятъ людей и животныхъ избыткомъ зноя и свѣта, подобно другимъ планетамъ, производящимъ такое же дѣйствiе вѣчнымъ мраком и жестокими холодами. Послѣ этого очевидно, что планеты не только необитаемы, но и отнюдь не могутъ быть обитаемы. Только температура Земли представляетъ условiя, необходимыя для того, чтобы жизнь обитателей земнаго шара могла быть прiятною. Земной шаръ окруженъ атмосферою, которая, во-первыхъ, предохраняетъ его отъ соприкосновенiя съ эфиромъ, матерiею чрезвычайно тонкою и жидкою, дышать которою нѣтъ возможности и, во-вторыхъ, препятствуетъ полезнымъ, выделяющимся изъ Земли испаренiямъ, теряться и разсѣеваться въ безпредѣльной области чистаго эфира.

Но если нашъ странствующiй рыцарь нигдѣ не видитъ обитаемыхъ мiровъ, то нельзя-ли спросить у него: въ чѣмъ собственно состоитъ результатъ его путешествiй въ планетной системѣ и его отрицательныхъ наблюдений въ звѣздномъ мiрѣ? „Хотя путь, пройденный мною, и не столбовая дорога, отвѣчаетъ авторъ, — однакожъ я имѣлъ случай встрѣтить тамъ множество странниковъ. Я видѣлъ цѣлые сонмы злыхъ и добрыхъ духовъ, которые, повидимому, очень спешили, точно они были гонцы: они то возвращались съ Земли, то стремились по противоположному направленiю, направляясь къ какому-то мѣсту, находящемуся несравненно выше всего, что я могъ только обнять взоромъ“.

Въ пространствѣ обитаютъ духи воздуха, которыми самолично управляетъ Сатана. (За болѣе подробными свѣдѣнiями просятъ обращаться къ Мильтону). Планеты служатъ станцiями для духовъ пространства; то-же самое можно сказать и о звѣздныхъ мiрахъ. Не думайте однакожъ, что громадное количество свѣтилъ достаточно для помѣщенiя всѣхъ духовъ; о, нѣтъ! числу послѣднихъ нѣтъ конца: ихъ цѣлые миллiоны. Впрочемъ, „нѣтъ на свѣтѣ ни одного мужчины, ни одной женщины, ни одного ребенка, не имѣющихъ своихъ демоновъ, которые безпрестанно соблазняютъ смертныхъ и всѣми мѣрами стараются ввести ихъ въ искушенiе“. Автору извѣстенъ способъ, какимъ духи приводятъ въ исполнение свои замыслы. Днемъ и въ особенности по ночамъ они нашептываютъ намъ дурныя мысли и подобно тому, какъ человѣкъ, шепотомъ разговаривающiй со спящимъ, можетъ возбудить въ послѣднемъ сны, имѣющiе отношенiе къ предмету, о которомъ говориться, такъ точно и эти коварные соблазнители безпрестанно внушаютъ намъ преступныя желанiя. Что касается добрыхъ духовъ, то они занимаютъ отдѣльную область, проникнуть въ которую нѣтъ возможности, такъ какъ она находятся гораздо выше тѣхъ предѣловъ, до которыхъ достигаютъ владѣнiя Сатаны.

Послѣ этого авторъ приступаетъ къ разсмотрѣнiю различныхъ теорiй о предчувствiяхъ и сновидѣнiяхъ и настолько уклоняется отъ нашего предмета, что мы никакъ не решаемся слѣдовать за нимъ. Итакъ, вотъ одинъ изъ тѣхъ мечтателей, которые, на основанiи видѣннаго ими, поддерживали идею необитаемости мiровъ *).

*) Около этого времени, въ наукѣ начали возникать невѣроятнѣйшiя системы, имѣвшiя начало въ сильномъ движенiи, произведенномъ первыми открытiями въ области химiи и физики. Для памяти мы съ удовольствiемъ приводимъ одну изъ такихъ теорiй.

Нѣкто Робико, адвокатъ въ парламентѣ и королевскiй инженеръ-оптикъ предлагаетъ намъ книгу въ 365 страницъ, подъ заглавiемъ: Le microscope moderne pour débrouiller la nature par le moyen d'un nouvel alambic chimi que où l'on voit un nouveau méchanisme phisique universel. Книга эта, украшенная множествомъ гравюръ, представляетъ Мiръ въ видѣ огромнаго, окруженнаго пламенемъ перегоннаго куба. Земля имѣетъ форму гористой площади, покоющейся на твердомъ основанiи. Солнце движется надъ атмосферою; Луны не имѣется, такъ какъ она есть ничто иное, какъ отраженный въ воздухѣ образъ Солнца. Звѣзды тоже отраженное подобiе Солнца, а метеоры, планеты и кометы — это электрическiя сiянiя. Затмѣнiя производятся столкновенiемъ различныхъ сферъ предъ дневнымъ свѣтиломъ и проч. Въ предисловии авторъ добродушно заявляетъ, что ему отъ роду 67 лѣтъ, предупреждая однакожъ читателей, что если его система подвергнется критикѣ, то онъ не замедлитъ вооружиться стальною косою и подсѣчетъ всѣ выставляемыя противъ него преграды. Но если ему суждено быть побѣжденнымъ, то покрайней мѣрѣ онъ со славою падетъ на полѣ битвы... Увы! Этому достойнѣйшему изъ смертныхъ не было суждено испытать ни такой скорби, ни такой славы.

Въ новѣйшее время, въ 1831 году, Демонвиль представилъ въ Академiю Наукъ въ Парижѣ и въ Королевское Общество въ Лондонѣ записку, имѣвшую цѣлiю доказать, что въ нашей системѣ существуютъ только три небесных тѣла: Земля, Солнце и Луна и что прочiя свѣтила — это оптическiй обманъ, производимый отраженiемъ Солнца и Луны, или льдами полярныхъ странъ.

Но вотъ что куръезнѣе всего: во время Революцiи, нѣкоторые энтузiасты задумали реформировать какъ науку, такъ и общество и считали себя вправѣ, нагромождать системы на системы, не переставая однакожъ пользоваться полномочiями со стороны науки. Самыя даже названiя, которыми надѣляли послѣднюю, были чрезвычайно странны по выбору. Такимъ образомъ, гражданинъ Виссеншафтъ издалъ въ 1794 году.: Science sansculottisée

Воооще, мы остерегаемся сосредоточивать наши мысли на предмѣтахъ, потеря которыхъ для насъ тягостна; но авторъ Nouvelles de la Lune, par Mercier, Amsterdam, 1788, находилъ величайшую отраду въ размышленiяхъ о своемъ умершемъ другѣ и, казалось, что находясь въ разныхъ мiрахъ, друзья не переставали сообщаться посредствомъ мыслей. Часто они бесѣдовали о природѣ и ея непостижимыхъ тайнахъ и бесѣды ихъ принимали, особенно по ночамъ, самый торжественный характеръ.

Однажды ночью, при свѣтѣ полной луны, мечты автора были внезапно прерваны дивнымъ видѣнiемъ. Лунный лучъ, въ видѣ свѣтлой стрѣлы, начерталъ на стѣнѣ слѣдующiя слова: „Это я! Не пугайся! Это я, твой другъ. Я обитаю на свѣтилѣ освѣщающемъ тебя; я вижу тебя; долго я искалъ какого-либо средства, чтобы написать къ тебѣ и наконецъ нашелъ... Прикажи сдѣлать гладкiя доски, чтобы мнѣ было легче писать на нихъ все, что я имѣю сообщить тебѣ; будь здѣсь завтра. Уже поздно: луна заходитъ, мой путь лежитъ не по прямому направленiю и... Свѣтлая стрѣла исчезла.

Два друга, изъ которыхъ одинъ жилъ на Землѣ, а другой на Лунѣ, часто бесѣдовали такимъ образомъ во время безмолвныхъ ночей. Вотъ нѣкоторыя изъ чрезвычайно интересующихъ насъ откровенiй:

„Смерть не такова, какою вообще ее изображаютъ; люди представляютъ ее себѣ въ совершенно ложномъ и притомъ — ужасномъ видѣ. Когда сердце мое перестало биться, я созналъ въ себѣ способность проникать самыя твердыя тѣла; никакой предметъ, какова бы ни была его плотность, не могъ остановить меня. Вещество казалось мнѣ какъ бы скважистымъ и пористымъ и только воля управляла моимъ вознесенiемъ въ небеса. Творецъ надѣлилъ наши глаза способностью достигать взоромъ до удаленнѣйшихъ сферъ и сообщилъ мысли способность проявляться въ системѣ мiровъ, обитаемыхъ существами разумными и сознательными. Я бесѣдую съ тѣми, произведенiя которыхъ возбуждаютъ во мнѣ чувство благоговѣнiя; никакое пространство не останавливаетъ быстрый полетъ моей мысли и искусство типографское является самымъ грубымъ подражанiемъ тому высокому искусству, при помощи котораго обитатели небесныхъ сферъ сообщаютъ другъ другу свои мысли.

„Неужели на этихъ свѣтлыхъ сферахъ, которыя я вижу, спрашиваетъ живой собесѣдникъ, — стекутся всѣ поколѣнiя человѣческiя, обитавшiя нѣкогда на Землѣ? Неужели между злыми и добрыми не дѣлается тамъ никакого различiя? — Самыя тайныя дѣянiя нашей прошлой жизни, отвѣчаетъ духъ, — ясно представляются тамъ взорамъ всѣхъ, исторiя нашей жизни начертана на челѣ нашемъ понятнымъ для всѣхъ образомъ. Поэтому злые не могутъ выносить общества добродѣтельныхъ и ищутъ себѣ подобныхъ; настаетъ однакожъ пора, когда, гнушаясь собственнымъ паденiемъ, они стараются исправиться. Чувство справедливости господствуетъ въ нашей душѣ и мы невольно сознаемъ потребность вѣчнаго прогресса“.

Мы вынуждены оставить автора столь отрадныхъ видѣнiй для писателя, находящегося въ мiрѣ антиподовъ. Предъ нами два очень нескромныя произведенiя, относящiяся къ числу нелѣпѣйшихъ фантастическихъ путешествiй: la Découverte australe, par un homme volant. Leipzig, 1781 и la Philosophie de M. Nicolas, Paris, 1796

Автору неизвѣстны требованiя разсудка, правдоподобности и даже нравственности; онъ даетъ полную волю своему воображенiю и съ удовольствiемъ воспроизводитъ самыя нескромныя сцены изъ области нелѣпаго и неприличнаго. Въ нѣсколъкихъ словахъ мы представимъ эскизъ его безцеремоннаго разсказа.

Въ ноябрѣ 1776 года, повѣствователь ѣхалъ въ дилижансѣ, ходившемъ между Парижемъ и Лiономъ, причемъ и познакомился съ однимъ господиномъ, по имени „Богъ-вѣсть-Кто“. Онъ жилъ на одномъ островѣ подъ тропикомъ Козерога, и возвращался восвояси въ обществѣ Жанъ-Жака-Руссо, который и не думалъ ѣздить въ Эрменонвиль. Одинъ молодой человѣкъ изъ Дофинэ, по имени Викторэнъ, изобрѣтшiй способъ летать по воздуху при помощи крыльевъ, сдѣланныхъ на образецъ крыльевъ летучей мыши, населилъ упомянутый островъ всевозможными существами. Необходимо упомянуть, что Викторэнъ былъ снѣдаемъ нѣжною, но пылкою страстью къ дочери одного знатного лица. Онъ усвоилъ себѣ прекрасныя манеры въ обществѣ господина и госпожи „Три-слова-въ-строчку“, состоявшими прокурорами при сенешальскомъ судѣ, затѣмъ познакомился съ царицею своего сердца, однажды вечеромъ похитилъ Христину и улетѣлъ со своимъ сладчайшимъ бременемъ на вершину горы „Неприступной“, въ Дофинэ.

Нѣсколько лѣтъ спустя, герои наши были уже окружены порядочною семьею, пылкою и любознательною. Дѣти, подобно своимъ родителямъ, дрожали отъ восторга при одной мысли о возможности носиться въ пространствѣ и вскорѣ Викторэнъ нашелся вынужденнымъ, во время своихъ путешествiй къ тропику Козерога, брать съ собою своего старшаго сына.

„Летающiе люди“ открыли подъ тропиками дивные острова, которыхъ не видѣлъ съ той поры ни одинъ путешественникъ. На первомъ островѣ, которому, само-собою разумѣется, дали названiе „острова Христины“, обитали „ночные люди“. Приложенная къ книгѣ гравюра изображаетъ мужчину и „ночную женщину“, голыхъ, покрытыхъ рѣдкими волосами и съ очень длинными рѣсницами; такъ-какъ начинаетъ свѣтать, то они жмурятся и, повидимому, идутъ ощупiю. Не станемъ одакожъ вдаваться въ анализъ. Такiе-то острова были открыты, изслѣдованы и послѣдовательно описаны нашими героями. Не забудемъ прибавить, что авторъ позаботился даже представить въ рисункѣ открытые имъ типы.

Второй островъ, названный островомъ „Виктора“, въ Патагонiи, населенъ великанами. Люди-птицы, сидѣвшiе на туземныхъ дамахъ, чрезвычайно забавляли нашихъ путешественниковъ и царь этого народа, доблестный Гаркгумганлохъ, предложилъ въ супруги сыну Викторэна свою дочь, прекрасную Ишмихтрису. Третiй островъ обитаемъ „Людьми-обезьянами“, четвертый — „Людьми-медвѣдями „. На каждомъ островѣ воздухоплаватели берутъ по парѣ туземцевъ и доставляютъ ихъ на островъ Христины, который, такимъ образомъ, населяется самымъ разнороднымъ человѣчествомъ. Затѣмъ они посѣщаютъ островъ „Людей-собакъ“, островъ „Людей-свиней“ и проч. Полагаемъ. что но мѣшало-бы прекратить тутъ номенклатуру: *) выраженiя автора становятся черезчуръ уже безцеремонными и очень часто отличаются только циническою беззастѣнчивостью.

*) Прибавимъ однакожъ, что во время дальнѣйшихъ экскурсiй они открыли «Мужчинъ-быковъ» и «Женщинъ-телокъ», а еще позже — «Мужчинъ-барановъ» и «Женщинъ-овецъ», «Людей-бобровъ» и «Людей-козловъ». Вотъ молодой «человѣкъ-конь» и молодая «девушка-кобылица»; а вотъ молодой «человѣкъ-оселъ», который изъясняется въ любви молодой особѣ своей породы, причемъ говоритъ: «ги-гу-ганъ и-гганъ». На одномъ болотистомъ островѣ они отправляются къ «Людямъ-лягушкамъ», но по сигналу часоваго: «Брр-ре-ке-ке-куа-ква», все общество бросается въ воду. Желая изловить парочку обитателей страны, «летающiе люди» избираютъ одинъ моментъ, который и представленъ на гравюрѣ, но который описывать мы не рѣшаемся. Затѣмъ настаетъ очередь «Людей-змѣевъ», «Людей-слоновъ», «Людей-львовъ»; путешественники отправляются также на «островъ-тигръ», «островъ-леопардъ», проѣзжаютъ Микропатагонiю и вступаютъ въ Мегапатагонiю. Столица этой страны, Жиранъ (анаграмма очень прозрачна), находится, по дiаметру, какъ разъ подъ Парижемъ; это не мѣшаетъ однакожъ автору замѣтить со своимъ обычнымъ остроумiемъ, что Жиранъ лежитъ подъ 00 градусомъ южной широты и 180° долготы, по меридiану Христинвильской обсерваторiи.

Основная мысль этой книги (это слишкомъ ясно) есть идея чадорожденiя. Какъ ни странна такая идея въ романѣ, но она съ поразительною ясностью проводится въ научной части сочиненiя, озаглавленной „Космогонiя“. Въ ней авторъ разбираетъ всѣ космогоническiя теорiи, начиная съ книги Бытiя, Лукiана, Финикiянъ, Халдеевъ и кончая Ньютономъ, Декартомъ и Бюффономъ, а фактъ, что свѣтила суть существа живыя, мужескаго и женскаго пола, онъ возводитъ на степень закона природы. Мы не рѣшаемся повторять, на какихъ данныхъ онъ основываетъ эту теорiю и почему лучеиспусканiе Солнца и нагрѣванiе планетъ онъ приравниваетъ къ отправленiямъ органической природы. Идея эта, привлекательная у Мильтона, остроумная у Фурье, выражается здѣсь съ беззастѣнчивостью, возмущающею всѣхъ порядочныхъ людей. Это не мѣшаетъ однакожъ нашему отважному автору разглагольствовать о генiальныхъ людяхъ, изучавшихъ космогоническiе вопросы, послѣ чего онъ важно говоритъ: „Очень странно, что люди такъ поздно разгадали эту прекрасную истину. Непостижимо, почему наши великiе люди не могли постичь этотъ божественный источникъ явлений природы столь достойный величiя Бога и выясняющiй всѣ другiя явленiя! Все воодушививъ собою, Верховное Начало дѣйствуетъ уже посредствомъ вторичныхъ и третичныхъ силъ природы; къ первымъ относятся Солнца, одаренныя разумомъ, а ко вторымъ планеты, которыя также одарены разумомъ, хотя и не въ такой мѣрѣ, какъ Солнца. Богъ творитъ великое, а не малое, въ родѣ людей, животныхъ и растенiй. Поверхность земнаго шара населяется подъ плодотворнымъ дѣйствiемъ Солнца „Если-бы мы спросили, какимъ образомъ произошли первыя растенiя и первыя животныя, то авторъ не затруднился-бы ответить: растенiя произошли отъ ближайшихъ къ нимъ минераловъ; животныя — отъ растенiй, наиболѣе приближающихся къ царству животныхъ; человѣкъ — отъ наиболѣе развитаго животнаго. Во вселенной и на планетахъ все совершается путемъ неуловимыхъ градацiй. Сказанное нами о Землѣ относится и ко всѣмъ супругамъ Солнца.

Какъ видно, въ этомъ нелѣпомъ произведѣнiи заключаются теорiи современныхъ ученыхъ, теорiи, которыя многимъ кажутся однакожъ новыми. Защитники космогонiи Фурье и системы Дарвина и не подозрѣваютъ, что въ числѣ ихъ предковъ находится очень не элегантный писатель, память о которомъ мы вызвали на нѣсколько мгновенiй.

Удивленiе, возбуждаемое чтенiемъ перваго сочиненiя, не прекращается и при чтенiи второго. Наивность измыслителя теорiй не можетъ простираться дальше и онъ съ величайшею торжественностью объявляетъ слѣдующiя положенiя:

„Обитатели планетъ просто — паразиты, производимые кожею живыхъ существъ, извѣстныхъ подъ именемъ Солнцъ, Планетъ, Спутниковъ и Кометъ. Это существа не только одушевленныя и разумныя, но и безконечно превосходящiя насъ силою и возвышенностью ума. Въ подтвержденiе своихъ положенiй авторъ приводитъ одинъ доводъ, на которомъ, говоря по совѣсти, мы никакъ-бы не остановились. Если-бы намъ привелось встрѣтить личность, сомнѣвающуюся въ обитаемости той или другой планеты, то слѣдуетъ только разсмѣяться и сказать ей: „Глупый ты человѣкъ, развѣ ты самъ не покрытъ паразитами, хотя ты и не обладаешь ни значенiемъ, ни величиною свѣтилъ? Развѣ у тебя нѣтъ блохъ? Соблюдай всевозможную опрятность, а все-же ты будешь покрытъ паразитами. Слѣдовательно, планеты, эти громадныя существа, должны быть покрыты еще большимъ количествомъ паразитовъ; природа не только намекаетъ намъ на это, но даже даетъ намъ возможность убѣдиться въ этомъ посредствомъ осязанiя и зрѣнiя. Всемiрный паразитъ: вотъ настоящее названiе! Въ природѣ все образы и типы. Клещъ, живущiй на блохѣ, есть образъ блохи, живущей на нашемъ тѣлѣ, которое въ свою очередь есть образъ обитаемой нами Земли; Земля есть чужеядное животное, питающееся Солнцемъ. Солнца — это паразиты Бога. — А вотъ и другая аналогiя: Блоха, живущая на нашемъ тѣлѣ, не знаетъ, что мы одарены жизнiю; мы, живущiе на Землѣ, не знаемъ, что послѣдняя тоже живетъ; даже сама Земля, не взирая на превосходство ея ума, по всѣмъ вѣроятiямъ не знаетъ, что Солнце есть живое существо. Однакожъ клещъ живетъ, слѣдовательно живетъ и блоха; живетъ блоха, значитъ живетъ и человѣкъ; если живетъ Земля, то живетъ и Солнце; живетъ Солнце, значитъ живетъ и Богъ“.

Безъ сомнѣнiя, автору можно возразить, что повидимому свѣтила ничѣмъ не проявляютъ ни воли своей, ни разума, ни дѣятельности и не обладаютъ чувствами и органами, при помощи которыхъ могла-бы выражаться ихъ жизнь. „Все это ровно ничего не значитъ, смѣло отвѣчаетъ авторъ. Возражайте, сколько хотите, но я вполнѣ убѣжденъ въ истинности моихъ положенiй. Лапласъ — астрономъ это не изъ послѣднихъ — Лаландъ да и многiе другiе люди, рѣдкiе впрочемъ въ средѣ глупцовъ нашего Института, современемъ подтвердятъ приводимыя мною аналогiи. По аналогiи я восхожу отъ извѣстнаго до неизвѣстнаго. Извѣстное — это я. По себѣ я заключаю о всей вселенной. Верховное Существо во мнѣ создало прототипъ вселенной; Верховный Разумъ желалъ, чтобы я могъ все постигать. И я исполнилъ его желанiе; моимъ существованiемъ доказывается существованiе всего прочаго. Онъ надѣлилъ меня здравымъ разсудкомъ, единственнымъ орудiемъ моихъ физическихъ познанiй. Если я читалъ философовъ, то для того только, чтобы узнать, можно-ли чему-нибудь научиться у нихъ. Быть можетъ, они натолкнули меня на путь, ведущiй къ истинѣ, во всякомъ случаѣ не они указали мнѣ послѣднюю. И воодушевляясь благороднымъ энтузiазмомъ, авторъ съ наивною гордостью восклицаетъ: „Я указываю ее вамъ, о люди! Вотъ она; взгляните на нее!“

Кѣмъ обитаемы различныя планеты? Для разрѣшенiя этого вопроса авторъ разсматриваетъ планетныя орбиты и какъ по его мнѣнiю эти орбиты постепенно уменьшаются и заканчиваются на Солнцѣ, то онъ и располагаетъ мiры въ слѣдующемъ порядкѣ, согласно съ нашими лѣтами. Земля совершила ⁴/₅ своего поприща, слѣдовательно ей 80 лѣтъ. Венерѣ предстоитъ пройти меньшiй путь: ей 85 лѣтъ;: Меркурiй старше Венеры: ему 90 или 95 лѣтъ. Солнечнымъ пятнамъ, если только они планеты, никакъ не меньше 98 или 99 лѣтъ. Марсу только 70 лѣтъ. Юпитеръ, Сатурнъ и Уранъ моложе, такъ какъ они удалены на большее разстоянiе отъ своей смерти на Солнцѣ. Кометы, которыя, по теорiи автора, тогда только делаются планетами, когда линiя ихъ эллипсовъ начинаетъ закругляться обладаютъ единственными возможными обитателями — рыбами; Уранъ — китородными животными; Сатурнъ — амфибiями, но, быть можетъ, и земными тварями; на Юпитерѣ, у полюсовъ, могутъ уже существовать люди: съ него собсственно начинается область жизни. Марсъ подобенъ Зѣмлѣ, онъ моложе послѣдней на нѣсколько милионовъ лѣтъ; Венера, напротивъ, старше Земли несколькими миллiонами лѣтъ; на ней могутъ существовать, какъ высшаго порядка животныя, однѣ только обезьяны, изображающiя, съ грѣхомъ пополамъ, владыкъ царства животныхъ. Что касается Меркурiя, то онъ никѣмъ не обитаемъ, за исключенiемъ, быть можетъ, самыхъ небольшихъ животныхъ. „Быть можетъ, говоритъ авторъ, — въ мiрѣ животныхъ тамъ царятъ кролики, животныя чрезвычайно живучiя и неразборчивыя на счетъ пищи, или крысы и мыши''.

Нашъ писатель допускаетъ, что первобытныя живыя существа какой-либо планеты необходимо должны быть великаны. Доказательствомъ этому служатъ ему огромныя кости, находимыя въ древнейшей формацiи земнаго шара. Онъ убѣжденъ въ существованiи великановъ, ростомъ въ 21 лье и жившихъ никакъ не меньше 180,000 лѣтъ. Они уменьшались по мѣрѣ того, какъ Земля становилась старше. Къ числу ихъ относится знаменитый Тевтобохъ, найденный въ 1713 году въ Дофинэ. Басня эта кажется нашему автору выраженiемъ чрезвычайно простаго факта.

Для нашего автора все на руку и малѣйшiй признакъ какой-либо аналогiи доставляетъ ему полнѣйшее удовольствiе. Однажды ему взбрелъ на умъ солитеръ и тотчасъ же нашъ философъ начинаетъ разсуждать, какой длины долженъ быть солитеръ земнаго шара... Если онъ въ три раза длиннее дiаметра Земли, значить въ немъ заключается 9,000 лье. Ну, а солитеръ Юпитера? И углубляясь въ эту мысль, онъ населяетъ живыми существами внутренность земнаго шара. „Независимо отъ того, что Земля и всѣ другiя планеты и Солнца обладаютъ жизнiю (въ этомъ я положительно убѣжденъ), говоритъ онъ, — я полагаю, что въ нѣдрахъ ихъ живутъ огромныя животныя, гораздо бóльшiя, чѣмъ твари, зарождающiяся въ нечистотахъ, влагахъ и въ теплыхъ покровахъ земнаго шара“.

Проходя молчанiемъ теорiи нашего мечтателя относительно способа, какимъ оплодотворяются мiры и животныя, приведемъ только названiя главъ, выражающихъ вкратцѣ его идеи: „Отъ совокупленiя Солнцъ происходятъ кометы“. — „Кометы мужескаго пола превращаются въ кометы женскаго пола; спутники — это ихъ дѣти“. — „Организация вселенной, существа недѣлимаго“. — „Верховное Бытiе, существо мужскаго пола — всемiрный производитель“. — „Удовольствiя свѣтилъ“ и проч.

Не будемъ слѣдить за непристойными фантазiями автора. Мы заимствовали изъ его многочисленныхъ сочиненiй только тѣ мысли, которыя имѣютъ отношенiе къ нашему предмету, слѣдовательно цѣль наша достигнута. Къ тому-жъ, вотъ мысли, касающiяся предмета, находящагося въ связи со всѣмъ вышеприведеннымъ, мысли человека болѣе извѣстнаго, но, во всякомъ случаѣ, очень странныя.

Богъ-Планета, Мирабо. Нельзя было ожидать, чтобы рука знаменитаго оратора могла подписать положенiя въ родѣ слѣдующихъ:

„По словамъ Бюффона, планеты это отторгнувшiяся части Солнца; но, быть можетъ, способъ, какимъ онѣ возникли, опредѣленъ этимъ естествоиспытателемъ не вполнѣ точно. Солнце зажжено рукою Первичнаго Бытiя. Но если Солнце есть планета, то и всѣ неподвижныя звѣзды также — планеты; изъ этого слѣдуетъ, что Верховное Бытiе, Солнце Солнцъ, все оживляющее собою, есть большая, громадная центральная планета, живая, разумная и всегда обладающая одинаковою степенью теплоты и свѣта, въ силу производимаго вселенною давленiя; что во всей вселенной существуетъ однородная матерiя и однородныя существа, созданныя по подобiю перваго изъ нихъ, т. е, Бога или Верховнаго Бытiя; что Солнце есть раскаленная планета, обладающая такими же свойствами, какъ и Богъ, ея первообразъ и являющаяся совершеннѣйшимъ подобiемъ послѣдняго; что Земля и прочiя планеты суть охладѣвшiя Солнца, такъ какъ онѣ не входятъ въ составъ центральнаго свѣтила. Но подобно Солнцу, отъ котораго онѣ получили бытiе, онѣ обладаютъ индивидуальною жизнiю. Примѣръ этого мы видимъ на Землѣ: нѣкоторыя изъ обособившихся животныхъ образуютъ собою столько индивидуальныхъ системъ, сколько состоялось обособленiй. Люди и животныя, обитающiя на планетахъ, суть небольшiя недѣлимыя существа, получившiя начало отъ планетъ и, подобно послѣднiмъ, живущiя индивидуальною жизнiю. Это малыя планеты, одаренные разумомъ, подобно ихъ родоначальнику, Солнцу, подобно Богу, отцу Солнцъ, съ тою только разницею, что въ отношенiи разумности они на столько слабѣе планетъ, Солнцъ и Бога, на сколько они меньше этихъ громадныхъ существъ по своимъ размѣрамъ.

“Не будемъ же говорить, что намъ неизвѣстна природа планетъ, Солнца, и Бога. Мы малыя планетныя тѣла; планеты — это тѣла бóльшие, а Солнца — еще большiя. Богъ есть существо планетное, средоточiе другiхъ планетъ; Онъ бесконечно больше всѣхъ Солнцъ, взятыхъ вмѣстѣ, но по природѣ своей подобенъ имъ въ отношенiи разумности и своего вещества. Все дѣло въ величинѣ, въ невыразимой величинѣ; разница только въ этомъ“.

Подобно предъидущему автору, Мирабо полагаетъ, что прежде чѣмъ достичь занимаемой имъ ступени, человѣкъ долженъ пройти градацiею всѣхъ живыхъ существъ. Однакожъ Мирабо съ сочувствiемъ относится и къ половымъ теорiямъ, основаннымъ на изслѣдованiяхъ Фридриха, короля прусскаго.

Боде. Общiя соображенья о строенiи Вселенной.

Раздѣляя мнѣнiя Канта на счетъ гармонической градацiи, представляемой обитателями планетъ, начиная отъ центра мiра до послѣднихъ предѣловъ нашей системы, знаменитый германскiй астрономъ заходитъ еще дальше и примѣняетъ свои начала ко всей вселенной.

„Существуетъ, говоритъ онъ, — безчисленное множество солнечныхъ системъ, координированныхъ съ полнѣйшимъ совершенствомъ и движущихся вокругъ одного общаго центра; слѣдовательно, существа, одаренныя разумомъ и обитающiя на этихъ разсѣянныхъ въ пространствѣ тѣлахъ, необходимо должно являться тѣмъ возвышеннѣе и совершеннѣе, чѣмъ дальше отстоять они отъ центра вселенной. Какую безконечную лѣстницу совершенствъ представляютъ намъ существа органическiя и твари, одаренныя разумомъ! Существа, находящiяся у подножiя этой лестницы, едва-ли отличаются отъ грубой матерiи; тѣ-же, которыя стоятъ на верхней ея ступени, быть можетъ удалены еще на громадное разстоянiе отъ тварей, занимающихъ послѣднее мѣсто въ высокой области чистыхъ духовъ“.

Съ подобнаго рода воззрѣнiями на вселенную, мыслитель высказываетъ еще предположенiе о существованiи во вселенной единственнаго центра, престола зиждущихъ силъ. „Изъ этой центральной точки, говоритъ онъ, — исходятъ, всѣ законы, управляющiе мiрами; тамъ пребываетъ могучiй двигатель, приводящiй въ движенiе всѣ части этого необъятнаго цѣлаго; тамъ рука Предвѣчнаго, въ началѣ всего сущаго создала Солнца съ ихъ планетами, устремившимися по Его мановенiю въ безпредѣльныя пространства, гдѣ въ правильномъ теченiи они описываютъ громадныя орбиты, въ миллiоны миллiоновъ лѣтъ завершаютъ свои кругообращенiя и затѣмъ снова начинаютъ ихъ. Оттуда взоры Провидѣнiя носятся надъ всѣми Солнцами, надъ всѣми системами и Млечными путями вселенной, содержатъ все въ порядкѣ, не дозволяя ничему разстроиваться и погибать, какъ въ частностяхъ, такъ и въ цѣломъ. Оттуда, наконецъ, присутствiе Верховнаго Владыки изливается на послѣднiя изъ Солнцъ, освѣщающихъ отдаленнѣйшiе предѣлы физической природы“.

Берлинскiй астрономъ не только допускалъ обитаемость планетъ, но и полагалъ, что онѣ населены существами, болѣе совершенными, чѣмъ мы. „Что можно сказать, говоритъ онъ, — о кометахъ, которыя какъ-бы скитаются и блуждаютъ въ громадной державѣ Солнца и пересѣкаютъ орбиты всѣхъ другихъ планетъ? Онѣ то приближаются къ лучезарному свѣтилу дня, какъ-бы для принесенiя ему дани или воспрiятiя его благотворныхъ дѣйствiй; то снова уходятъ, удаляются отъ него и устремляются за предѣлы планетнаго мiра на такое разстоянiе, что, сколько намъ известно, свѣтъ и дѣйствiе Солнца съ трудомъ достигаютъ до нихъ. Эта громада небесныхъ тѣлъ, которыя, по новѣйшимъ изслѣдованiямъ, состоятъ изъ вещества болѣе тонкаго, чѣмъ вещество другихъ планетъ и въ нѣкоторой степени сверкаютъ собственнымъ свѣтомъ, — эта громада небесныхъ тѣлъ, говорю я, не для того-ли предназначена, что-бы на ней обитали существа органическiя, сознательныя и одаренныя разумомъ? Но почему-бы не такъ? Природа кометъ, ихъ свойства и ихъ особенный свѣтъ дали начало многимъ гипотезамъ. Полагаютъ (да и я склоняюсь къ такому мнѣнiю), что кометы — это жилища блаженныхъ существъ, не страдающихъ отъ чрезвычайно непостоянныхъ дѣйствiй Солнца и если имъ опредѣлено извѣстное мѣсто въ общей системѣ мiрозданiй, то не для того-ли, чтобы предохранить ихъ отъ всякихъ перемѣнъ? Да и какъ знать? Быть можетъ, что столь значительное расширенiе ихъ атмосферической оболочки и истеченiе чрезвычайно тонкой и свѣтозарной матерiи, образующей хвосты кометъ, имѣетъ цѣлью существованiе и благоденствiе обитателей этихъ свѣтилъ“.

Какихъ философовъ имѣлъ въ виду Боде, сказавъ: „Полагаютъ, что кометы — это жилища существъ блаженныхъ“. Немного наберется людей, раздѣляющихъ такое мнѣнiе, но за то нѣтъ недостатка въ личностяхъ, которыя высказывались въ дiаметрально противоположномъ направленiи и притомъ — въ неменѣе общей формѣ. „Нѣкоторые вообразили себѣ (some have imagined), говоритъ Дергамъ, — что по смерти мы будемъ страдать на кометахъ“.

Мы не разстанемся съ берлинскимъ астрономомъ не сказавъ, что онъ принадлежитъ къ числу самыхъ ревностныхъ защитниковъ идеи обитаемости Солнца: для него дневное свѣтило — истинный рай. Но и въ этомъ случаѣ онъ вполнѣ расходится съ англiйскимъ, упомянутымъ выше авторомъ, который, какъ намъ известно, охотно допускалъ, что адъ находится на Солнцѣ.